Эйкерс Алан. Воин Скорпиона (Дрей Преcкот - 3)

   Край скошенной крыши надвигался с устрашающей быстротой. После того, как я перелечу через него, то для меня в этом мире уже не будет ничего - ни Делии, ни Вэллии, ни Афразои.
   И тут моя рука врезалась в веер железных кольев, онемев от боли. В тот же миг пальцы сами сомкнулись вокруг одного из толстых прутьев. Спуск прекратился. Распластавшись на крыше, я застыл, обдуваемый ветром. Какое-то время я мог различать только мелькающие смутные тени да россыпи звезд в небе.
   Еще миг - и я уже достаточно отдохнул, чтобы принять менее приметную позу. Люк, через который, должно быть, караульные выбирались проверить защитную проволоку на крыше, открылся - после того, как я воспользовался своим мечом. И я провалился вниз, согнув ноги, с мечом в руке. На чердаке не обнаружилось ничего кроме пыли, мусора и паутины....
   Нащупав в темноте лестницу, ведущую с чердака, я спустился вниз. Вот тогда-то я впервые и удивился царящему в башне безмолвию.
   Покамест сведения, полученные от Нагхана-шпиона, были верны. Но ведь внутрь-то он не проникал. Значит, отсюда начиналась зона неведомых опасностей. Не такой уж необычный риск для меня, Дрея Прескота.
   Мне показалось, что каменная стена и пол помещения башни все еще сохраняли следы мерзкого запаха, источаемого рапами. Почти догорающие факелы оставляли лужи света на полу, и я бесшумно перебирался от одной до другой. Крадясь я отчаянно стремился убедить себя в том, что моя вылазка все-таки не напрасна. Но атмосфера этого места явно говорила о его заброшенности. И тут я непроизвольно напрягся.
   Впереди звучали голоса.. Кто-то лениво переговаривался, в их ворчливых голосах звучало и недовольство и покорность судьбе. Все мои нервы разом напряглись, и я стал подкрадываться к караульным-улларам.
   - Клянусь фиолетовой требухой пораженного снежной слепотой фейстер-филта, у меня в горле пересохло хуже, чем в самом гнилом южном краю! Нат! Притащи-ка мне ковшик хремсонского18.
   Голоса принадлежали уларам - свирепые, звучные голоса людей, привыкших переговариваться во время полета на импитерах, перекрикивая свист ветра. Но... Нат!
   - Ага, - ответил тот, кого назвали Натом. - И выпью с тобой, Барго, глоток в глоток. И увидишь, кто первым свалится под стол.
   Под покровом мрака я подкрался поближе. Караулка располагалась в опоясывавшем башню круглом эркере. Из этого орлиного гнезда караульные могли вести наблюдение, имея ничем не заслоняемый обзор. Я по прежнему крепко сжимал в руке меч. Однако бульканье вина в кожаной баклаге подействовало на меня успокаивающе.
   - Нам здорово подгадили оставив в карауле, мой тряпкоголовый дэм, - на этот раз вино переливалось в чей-то рот. - А ведь я не пропустил ни одного грабежа, с тех пор как мы покинули Уллардрин.
   - И я тоже, Барго, и я тоже.
   Снова послышалось бульканье, а затем звучное рыганье. К этому моменту я добрался до угла и был готов коршуном налететь на них. Через полуоткрытую ленковую дверь я мельком увидел караульных, или во всяком случае, одного из них: ниспадающие по обеим сторонам плоского лица длинные волосы, выкрашенные в цвет индиго, и широкий рот, приникший к ковшику. Другого скрывал дверной косяк, я видел только ручку ковшика - она поднималась, когда уллар делал глоток, а затем опускалась. Они были очень похожи на людей и стояли к человеческому роду куда ближе, чем изгнанные ими из этой башни рапы. Одеждой им служили кожанки с бронзовыми и медными заклепками. Желая иметь в поле зрения их обоих, я продвигался вперед все медленнее и осторожнее, и увидел, как они похожи друг на друга - свирепые, воинственные, привычные покорители и властелины неба. У каждого вокруг талии был обмотан хитро завязанный пук кожаных ремней. Тогда я еще плохо разбирался в искусстве полетов, но тем не менее сразу догадался, что это клеркетер - сбруя, которой они пристегивались к импитерам. Уллары хранили ее как зеницу ока, потому что именно от нее во время полета зависела жизнь всадника.
   - Еще вина, Нат! Клянусь ледяными иглами Улларкора! Еще вина!
   Я пускал стрелы в людей вроде этих и видел, как они с воплями повисали болтаясь на летной сбруе, этих самых клеркетерах.
   Оба они - и Нат и Барго - уже изрядно выпили и держались весьма развязно. Уж это-то сомнений не вызывало. Рядом с ними на скамье валялись шкуры лимов, позволявших сохранять тепло во время полета. Длинные узкие мечи, предназначенные для нанесения скорее колющих, чем рубящих ударов, висели в ножнах. Это было важное для улларов оружие, предназначенное запугивать и производить впечатление своим видом. Представьте себе узкое лезвие, мелькающее вокруг коренастой фигуры с плоским лицом и роскошной гривой индиговых волос, из-под которой сверкают близко посаженные узкие глаза.
   Как я рассудил, момент настал.
   Я влетел в караулку и обрушил рукоять меча на эту самую гриву индиговых волос Ната. Тот рухнул на каменный пол, из ноздрей у него хлынула кровь. Еще шаг, и острие моего меча уперлось в грудь того, которого звали Барго - прямо напротив сердца. Нажми я чуть-чуть - и меч пронзил бы и кожанку, и его собственную кожу. Резко очерченный широкий рот Барго сжался. Он зло уставился на меня. На моем лице был написан смертный приговор. Он прочел его там и по дикарски вызывающе нахохлился.
   - Где пленники, Барго? - я говорил грубо, но все же вполне спокойным тоном. По-моему, это напугало его еще больше.
   Наши взгляды встретились. Затем он не выдержал моего и, опустив окрашенные в индиго веки, буркнул:
   - Внизу...
   Я с трудом успокоил безумно заколотившееся сердце....
   Больше в караульной никого не оказалось. За открытой дверью стояли два прислоненных к стене тунона - копья с бамбуковым древком, и наконечником, похожим на необоюдоострый гладиус. Им работали в колющей технике. Это было личное оружие улларов, и в воздухе они предпочитали его любому другому. Каждое бамбуковое древко достигало в длину двенадцати футов19 и имело удобные захваты для рук. Мысль размахивать в воздухе гладиусом справедливо представлялась улларам нелепой, и потому они вместо этого насадили короткий меч на такое вот удлиненное древко, подкрепили его для верности узким и круто изогнутым топорищем, и тем самым обеспечили себе какую-никакую возможность фехтовать верхом на птице. Хотя по сути дела, они сконструировали нечто вроде алебарды.
   Узкие, глубоко посаженные глаза Барго сфокусировались на острие моего меча, которое упиралось ему в грудь. Талию уллара обвивал красивый кушак с золотыми кружевами. Высокие сапоги из ткани и кожи, сшитых вместе, защищали его ноги во время полета. Сейчас колени у него дрожали. Однако я знал стоит мне хоть на секунду ослабить бдительность, и он кинется на меня, как лим с равнин.
   - Показывай, Барго, - я снова говорил почти нормальным тоном.
   Прежде чем переместить острие меча так, чтобы Барго мог выйти из караулки впереди меня, я предпринял только одну меру предосторожности: отнял у него меч. Сделанный из отличной стали, с длинным и тонким клинком, гибкий и острый, этот меч прекрасно подходил для таких ударов, какие и должен наносить человек летя верхом на импитере. Я отшвырнул этот меч в угол. Как мне представлялось, никакой улларский клинок не сравнится с моим крозарским мечом. Факел Барго трещал и отбрасывал красные отсветы.
   Чем ниже мы спускались по винтовой лестнице, тем яснее доносился с нижнего яруса не долетавший ранее шум - отдаленный смех, крики, завывание одиночной волынки, и более буйные меланхоличные аккорды выжатые из волынки строенной. Время от времени мне даже казалось, будто я слышу звон бутылок, стук игральных костей в стакане и позвякивание монет. Мы спускались по лестнице ровным шагом, в полнейшем безмолвии. Думаю, Барго догадывался: его жизнь для меня ничего не значит.
   Я был настолько уверен в успехе, что мог теперь подумать и о Сеге. Я беспокоился за него и надеялся, что моему другу удастся избежать встречи с кружившими около Пликлы улларскими патрулями на импитерах.
   Старые камни все еще хранили характерный запах рап. Мы вошли в коридор. Густой слой пыли в центре нарушала цепочка темных следов. У всех дверей камер пыль выглядела не потревоженной, у всех - кроме одной!
   И Барго без колебаний вел меня именно к ней.
   - Открой ее, Барго.
   Барго повиновался, не говоря ни слова. Он потянулся к ключам, висевшим у него на поясе - большим, неуклюжим деревянным ключам, искусно вырезанным из ленка, каждый длиной добрых девять дюймов20. Дверь со скрипом отворилась. Изо всех сил сдерживая охватившие меня чувства, я заглянул в камеру.
   С грязной соломенной подстилки поднялся старик, подслеповато моргая глазами и пытаясь разглядеть нас в едва рассеиваемом слабым пламенем факела мраке. Его почти безгубый морщинистый рот вяло зашевелился.
   - Я же говорил тебе, говорил, - его голос дрожал столько же от возраста, сколько от страха. - Я не могу этого сделать... ты должен мне поверить, Умгар Стро... для лахвийских чародеев есть вещи запретные и невозможные.
   Я схватил Барго за грудки кожанки и приподнял над полом. Острие моего меча коснулось его горла. Думаю, он догадывался, насколько близок его смертный час.
   - Где она, болван? Пленница, девушка... говори, живо!
   Тот закулдыкал, а потом исторг:
   - Да это и есть пленник, клянусь пораженным снежной слепотой фейстер-филтом!
   - Другой пленник, раст! Пленница, девушка - прекрасней которой ты в жизни не видел. Где она?
   Уллар слабо покачал головой. Его тупая морда сморщилась от страха. Он втянул голову и индиговые патлы обвисли ему прямо плечи.
   - Никаких других нет!
   Я швырнул его на пол, и мой меч ударил, словно рисслака. Только в последний момент я повернул лезвие и стукнул его по голове плашмя. Уллар рухнул навзничь и лежал не шевелясь, умолкнув надолго.
   - Ты не из улларов, джикай.
   Старик стоял передо мной почти прямо, придерживая свои лохмотья. В его глазах то и дело вспыхивал отраженный свет факела, и тогда они ярко горели на морщинистой карте его лица с безгубым ртом словно пролитые капли вина. Длинный узкий нос и хохолок рыжих волос на макушке выдавали в нем лахвийца.
   - Ты видел другую пленницу, старик? Девушку, такую чудесную девушку...
   Он покачал головой, и я подивился, как это она не заскрипела, словно несмазанная дверь.
   - Тут только я, Лу-си-Юон21. Ты знаешь, как сбежать из этой проклятой башни, джикай?
   - Да. Но я не уйду без девушки, за которой пришел.
   - Тогда ты проведешь здесь вечность.
   Мысли с грохотом перекатывались у меня в голове. Но я все же смог уразуметь, что Делии здесь действительно нет.
   - Ты долго здесь пробыл, старик?
   - Я - Лу-си-Юон. И обращаясь ко мне, говори "сан".
   Я кивнул. "Сан" - древний титул, знак заслуженного почтения, родственный по значению таким понятиям как "мастер", "господин", "мудрец". Похоже, этот лахвийский чародей не только считал себя важной персоной, но и в самом деле таковой являлся. Я не против употребления титула, когда это заслуженно.
   - Пожалуйста, сан, скажи мне, - попросил я, - знаешь ли ты что-нибудь о девушке, взятой в плен Умгаром Стро и привезенной в эту башню?
   - Из всех пленников пощадили одного меня. Уллары знают о способностях лахвийских чародеев и думали воспользоваться моими услугами. Всех других пленников перебили.
   Я, Дрей Прескот, стоял там и слушал тонкий голос этого старого мудреца, а он шептал слова, означавшие конец всего, что имело для меня значение в обоих мирах.
   Мне хотелось наброситься на этого старого лахвийца и вырвать из его безгубого рта отрицание, стиснуть его горло с набухшими жилами и выдавить те слова, какие я должен был от него услышать. Думаю, он понял мое состояние.
   - Я не могу помочь тебе в этом, джикай, - снова заговорил он. - Но сумею помочь... в иных делах... если ты спасешь меня...
   Прошло несколько секунд, прежде чем я смог ему ответить, смог как-то откликнуться. Моя Делия... наверняка ведь ее не могли так бессмысленно убить? Это не имело смысла - кто мог быть столь бесчувственным, чтобы уничтожить такую красоту?
   Сан Юон снова что-то зашептал, потом с трудом нагнулся и поднял факел Барго.
   - Сегодня они пируют, внизу. Их там много - свирепых, наглых варваров, спускающихся с небес. Пробить дорогу сквозь их ряды, джикай - задача не для простых смертных, тут сверхчеловеческие силы надобны...
   - Мы пойдем наверх, - коротко отозвался я.
   Все мои инстинкты столкнулись между собой там, в той заросшей паутиной камере, в башне Умгара Стро, и меня терзали муки сомнения, нерешительности, безумной и бессильной ярости. Она должна быть здесь! Должна! Но все убеждало меня в обратном. Этот чародей - с какой стати ему лгать? Разве только с целью убедить меня спасти его самого!
   Я посмотрел ему в лицо. Похоже, сан Юон полностью восстановил самообладание. Его согбенная спина выпрямилась. Свет факела озарял его худое лицо с темными, как вино, глазами, почти безгубым ртом и длинным носом, придававшим ему высокомерный и важный вид. Судорожно придерживая свои лохмотья, он пристально смотрел на меня. Наверняка старик прекрасно знал, с каким благоговением и суеверным ужасом относится простой народ к лахвийским чародеям.
   Его и в самом деле окутывала аура какой-то странной силы, это всякому бросалось в глаза. Лахвийские чародеи не раз свершали такое, что любой нормальный человек назвал бы невозможными. А в чем могут заключаться их тайны мне и по сей день неизвестно. Они требуют от простого народа немедленного повиновения - и народ подчиняется им. А ведь среди народа, слава Зару, есть много сильных и стойких духом людей. А к мирским владыкам они относятся со своего рода спокойной, бдительной, циничной и не лишенной веселья терпимостью сторонних наблюдателей. Эти отношения напоминают вооруженное перемирие, когда ситуация под контролем и достигнут баланс интересов. Умгар Стро, например, мог пытать этого старика добиваясь от него каких-то услуг. Может его воины и роптали, но эти варвары воспринимают многое совсем не так, как жители Вальфарга, и потому их ропот ничем ему не угрожал.
   А добившись своего, Умгар Стро должен был немедленно уничтожить старого чародея. Ибо в противном случае - судя по всем слышанным мной рассказам - на него пало бы страшное возмездие, столь же неотвратимое, как восход Зима и Генодраса.
   Вот потому-то этот лахвийский чародей, этот Лу-си-Юон, и полагал будто он теперь мог без опаски диктовать как именно надо действовать.
   Неровный свет факела освещал грязное и все же бледное лицо чародея. Какое-то время он глядел мне прямо в глаза. Потом отступил на шаг.
   - Послушай меня, сан, - проговорил я. - Если ты говоришь правду, если здесь нет никакой пленницы, то поклянись в этом всем, что для тебя есть святого в Лахе. Потому что, если ты лжешь мне, Лу-си-Юон, то умрешь - столь же верной смертью, как все, что ты знаешь в своем мире!
   Язык лахвийца прошелся словно рашпиль по наждачной бумаге его морщинистых губ.
   - Это правда. Клянусь самой Хло-Хли и ее семью аркадами. Я здесь единственный пленник.
   Мы стояли, глядя друг на друга. И простояли так, как нам обоим казалось, целую вечность. Я едва осознал момент, когда острие меча опустилось, убравшись от его впалой груди.
   - Отлично.
   Я не мог сломаться. Только не сейчас. Я не мог позволить себе впасть в отчаяние и предаваться горю. Только не сейчас, когда верный Сег кружил снаружи, поджидая меня, подвергаясь смертельной опасности.
   - Идем, старик. Молись всем своим языческим богам, чтобы твои слова оказались правдой. И все же... как бы я желал, чтобы ты солгал!
   Мы покинули камеру, прошли по протоптанной в пыли тропинке и поднялись по винтовой лестнице мимо караульной на чердак. Право, это было недостойно меня, Дрея Прескота - красться вот так, обходить своих врагов стороной. Мне куда привычней вступать с ними в открытый бой.
   Тельда сказала мне, что Делия упала в озеро и утонула. Сан Юон сообщил, что здесь ее нет. Неужели и она и он лгали?
   Я велел Лу-си-Юону подождать и, вернувшись в караулку, взял оба тунона. Их древки делали не из настоящего бамбука, а из похожего на него растения, произрастающего в болотах Барранакла. Я гадал, что скажет об этом оружии Сег. Мой мозг снова заработал.
   Сег крайне обрадовался, увидев нас. Он с изяществом настоящего мастера подвел к нам корхов, и я взгромоздился на трапецию, держа подмышкой тщедушного чародея. Мы качнулись, уносясь от башни в крегенскую ночь. Свет выкатившихся из-за восточного горизонта близнецов уже озарял мрак, покрывая розовой глазурью башни, зубчатые стены и крыши рапской Пликлы.
   Могучие похожие на ястребиные крылья корхов били по воздуху, мерно подымаясь и опускаясь, унося нас сквозь воздушный океан, прочь от крепости Умгара Стро. Так мы и летели пока не смогли приземлиться на поляне среди туффовых зарослей, где и приготовились лететь обратно в Хикландун уже не на трапеции, а в седлах.
   Сег держался очень тихо и отмалчивался.
   - Я был бы рад встретить врага, - проговорил он наконец с неожиданной яростью. - Нам нужна хорошая драка, Дрей.
   - Да, - согласился я. И закрыл на этом тему.
   Я не верил, что моя Делия погибла. Только не сейчас, после всего, что мы преодолели. Только когда я схвачу за горло Умгара Стро, и выжму из него правду - только тогда и поверю. И даже тогда... даже тогда, я буду по-прежнему надеяться....
   Глава Четырнадцатая
   "Это из-за моего Дрея! Ты домогаешься моего Дрея Прескота!"
   В туффовой роще, где мы давали отдых корфам и пересматривали программу полета, я стал свидетелем проявления одной из странных и, если уж говорить правду, просто сверхъестественных способностей лахвийских чародеев. Ни словом не предупредив ни меня, ни Сега, Лу-си-Юон уселся на землю, и его лицо приобрело умиротворенное выражение. Прикрыв глаза руками с набухшими венами, он откинул голову назад и безмолвно застыл в такой позе, озаренный розовым сиянием лун-близнецов.
   - Дрей, - прошептал Сег,- по- моему, он пребывает в лупу.
   - О? - откровенно говоря, меня это мало волновало.
   - Да. Говорят, так лахвийские чародеи могут прозреть будущее.
   - Простая сказочка для простаков. Доверчивые простофили поверят в любую колдовскую чушь, а ловкие обманщики положат себе в карман пару медяков.
   Сег искоса взглянул на меня. Челюсть у него отвисла. Потом он прикрыл рот и снова посмотрел на Юона. Он не произнес вслух того, что явно подумал, но его вид был красноречивее слов. У меня возникла мысль выражаться при нем поосторожнее - ведь он как-никак был уроженцем Лаха. Но я не стал. Делия! Я вспомнил муки которые испытал живя у кланнеров Фельшраунга, среди шатров, фургонов и стад чункр. Тогда я считал Делию погибшей. Мне вспомнилась моя тогдашняя решимость остаться в живых и стойко драться. Ведь если она не погибла - а в тот раз моя вера в это оправдалась! - я смог бы помочь ей всем, чем только будет мне по силам. И теперь, глядя на лахвийского чародея, занятого своим шаманством, я повторил ту торжественную клятву.
   - Из башни я сегодня убрался, Сег, - тихо объяснил я товарищу, - и у меня были на то причины. Но я не могу поверить, что Делия действительно погибла. Я буду продолжать поиски до тех пор, пока не найду Умгара Стро, где бы он ни находился. Сегодня его не было дома. Его счастье... и в тоже время, тем больше ему не повезло.
   - Как так, дэм? - без выражения спросил Сег.
   - Сегодня я убил бы его сразу. Но чем дольше мне придется его искать, тем больше гнева во мне накопится. Равно как и решимости заставить его заговорить и... поплатиться!
   Сег, до сих пор смотревший мне в лицо, отвел взгляд.
   И тут Лу-си-Юон задрожал. Сначала содрогнулись его худые плечи, потом дрожь начала сотрясать все его тело, едва прикрытое лохмотьями. И, наконец, он медленно отнял ладони от глаз. Глазные яблоки у него закатились, показывая белки, а дыхание стало совсем незаметным. Сейчас он напоминал загаженную птицами мраморную статую.
   - Это и есть лупу? - поинтересовался я.
   - Да, Дрей. Он сейчас пребывает в лупу. Его посещают видения. Кто знает, где сейчас бродит его душа...
   - Возьми себя в руки, Сег!
   Сейчас в Сеге Сегуторио ожила вся склонность к мистике, присущая его расе. Темные тайные сказания гор Эртирдрина, его родины, пробудились, откликаясь на колдовскую ауру этого старика, этого сана, этого лахвийского чародея.
   Струящийся розовый свет лун заливал запрокинутое худое лицо старика, и его невидящие глаза казались безумными желтыми провалами. Я обвел взглядом окружающую меня туффовую рощу. Три корха беспокойно копались в своих перьях. И я, Дрей Прескот с Земли, подивился пока еще невиданным мной граням Крегена.
   Из горла Юона вырвался нечленораздельный вой. Дрожь прекратилась. Пошатываясь, он поднялся на ноги, распростер руки крестом, растопырив застывшие в каменном напряжении пальцы. И завертелся, словно сорванное ураганом пугало, словно кощунственная пародия на распятие, словно кружащийся дервиш, который вот-вот истощит последние силы. А затем, столь же внезапно, осел на землю и вновь принял позу созерцания. Несколько мгновений он пребывал в неподвижности, потом оперся ладонями о землю, открыл глаза и посмотрел на нас.
   - Ну как, заглянул в будущее, старик? - осведомился я.
   - Дрей! - возмутился Сег, но я проигнорировал его гневный возглас.
   Сан Юон склонил голову набок и посмотрел на меня. По-моему, даже тогда он не мог понять, что я собой представляю; я вряд ли подходил под какой-либо тип людей, с которыми он привык иметь дело. Теперь-то я знаю, и признаюсь в этом не слишком стесняясь своего тогдашнего состояния - что в тот момент я должно быть все еще пребывал в шоке и слабо контролировал свои слова и поступки. Так или иначе, но Юон решил быть со мной поосторожней. Позже я оценил это и ощутил немалую благодарность, а в то время лишь отметил про себя, что на моей физиономии, должно быть, опять появилась "маска дьявола" - и что я радуюсь этому, помоги мне Зар, радуюсь, невзирая на свою боль.
   - Будущее меня в данную минуту не волнует, друг мой. Когда настанет подходящее время, я отблагодарю тебя за мое спасение, как подобает. Я открыл, как буду принят царицей Лилой...
   - Тебя-то она точно не винит за поражение своей армии, - отозвался я. - По крайней мере, она не упоминала твоего имени - ни в связи с той бойней, ни с чем бы то ни было вообще.
   - Она бы и не стала.
   - Что же тебе открылось, сан?- спросил Сег.
   - Грядет нечто, из-за чего царице понадобятся мое руководство и советы. Но она холодна - далека и холодна. Там есть женщина, другая женщина. И они яростно ссорились...
   - Тельда!- воскликнул Сен и с тревогой посмотрел на меня.
   Я был заинтригован. Неужели этот старик и правда видел, что происходило в Хикландуне - причем, судя по всему, прямо сейчас? Невозможно! Но помните, тогда я был молод и мало знал об особенностях Крегена и уж тем более о премудростях чародеев Лаха.
   - Царица заточила эту женщину, Тельду, в тюрьму, и та плачет, потому что потеряла своего возлюбленного. - Юон многозначительно склонил голову, и его высокомерный нос нацелился мне в правое плечо. - Быть может, она мечтает о тебе, джикай?
   - Если и так, - ответил я, - то она делает это без моего разрешения.
   - А с каких это пор деве требуется разрешение сохнуть по мужчине?
   Я не хотел продолжать разговор на эту тему при Сеге. И потому отошел к своему корху и проверил его сбрую.
   - В путь, - предложил я. - Если Лила бросила Тельду в тюрьму, придется вызволить ее. Уж по крайней мере это-то мы обязаны для нее сделать.
   Сег взлетел в седло. Сжав в одной руке узел поводьев, он сделал другой быстрое привычное движение, удостоверяясь, что большой лук под рукой и может быть выхвачен в любую минуту, а оперение стрел торчит из колчана за правым ухом.
   Я видел в этой ситуации настоящую иронию судьбы; и больше чем иронию откровенную насмешку над всем, чем я дорожил. Ведь в путь-то я отправился с целью вырвать мою Делию из когтей злобного чудовища, а вместо этого спешу обратно к нашим друзьям, собираясь выручить женщину, чьи домогательства мне уже изрядно надоели.
   Как же ржали бы мои кланнеры оценив юмор ситуации - пока я не заставил бы их замолчать, показав меч!
   Мелко вибрируя крыльями, корхи поплыли над самой землей, набирая скорость, после чего заложили вираж, и мы воспарили ввысь. Я обозревал пространство на все триста шестьдесят градусов, как сделал бы на Земле, едва ступив на ют "Роскоммона". Только теперь мне приходилось окидывать взглядом еще и просторы как ниже, так и выше нашего летного горизонта. И я испытал почти сожаление, когда не увидел никаких преследующих нас мстителей на импитерах или корхах, и везущих на себе вартеры юэлши.
   Будь я скроен из того же материала, что и романтические герои крегенских легенд - сплошное мужество, гордость, стоицизм и высокомерное безразличие к собственной боли - то не испытывал бы тех чувств, какие раздирали меня тогда. Не чувствовал бы всех тех грызущих и терзающих меня мук и сожалений. Но как бы то ни было, я знал одно: надо идти дальше... неведомо как и куда.
   Мы приземлились на окраине Хикландуна.
   - Если Лила и впрямь заточила Тельду в тюрьму, то будет глупо просто прилететь обратно, когда наступит утро, - рассудил я.
   - Да, - согласился Сег.
   Я догадывался о его чувствах. Со мной он был неизменно весел; это подбадривало меня и одновременно печалило. Бедняга самым отчаянным образом пытался привлечь к себе внимание Тельды, но чем больше он старался, тем более жестокая неудача постигала его.
   Корхи сопели и ерошили перья, недвусмысленно требуя отдыха. Я посмотрел на Юона.