Он оказался сразу и нападающими, и защищающимися. Ощущал себя единым с молчаливыми деревьями, окружающими часть дороги, на которой разыгралась кровавая драма, с хмурым небом, откуда, наконец-то, посеял мелкий дождь и с раскисшей землей, неохотно впитывающей в себя первые капли холодного дождя и горячую кровь.
В этот момент Виктор услышал шепот ветра в кронах, шелест капель, глухие "чмоки" входящих в тела хищников пуль, скрежет бьющегося стекла, треск раздираемой материи и человеческой плоти, грохот выстрелов, шум работающих двигателей, крики, визг, вопли, вой, рев и множество других звуков, сопровождающих схватку.
Все случилось совершенно внезапно. На какой-то миг потрясенный Михнев перестал быть собой, потерял ощущение своего тела и стал сразу всем, что было вокруг. Горизонты восприятия необычайно расширились, понятия сзади и спереди, сверху и снизу перестали быть существенными.
Конечно, пребывая в этом странном состоянии, он прекратил огонь, чем не преминули воспользоваться монстры. Еще несколько зубастых тварей проникли в салон второго автобуса, и Виктор воочию увидел, как одна из них буквально распорола снизу доверху невысокого, немолодого, полного человека и тут же погибла под выстрелами двух спецназовцев в упор.
Во всей этой мешанине звуков, образов и переживаний Михнев неожиданно выделил некий общий мотив, направленный на него, вернее на того маленького человечка, небольшой части огромного единого целого, который замер на сиденье командира бронетранспортера, вцепившись руками в спусковой механизм пулемета. Единый порыв, с болью, страхом и надеждой обращенный к нему можно было воспринять как вопрос: "Что же он там? Почему медлит? Почему не стреляет?"
Виктор вдруг словно увидел строгие глаза деда, глядящие на него с недоумением и обидой, и услышал его немой укор: "Что же ты подводишь доверившихся тебе людей?"
Для Михнева дед всегда многое значил, и сейчас он словно очнулся. Пропала широта панорамы, исчезла гамма звуков. Мир вернулся в привычные для человека рамки. Виктор снова "оказался" в своем теле и, недолго думая, выпустил в тварей длинную точную очередь.
БТР врезался в плотную толпу монстров давя, калеча и просто оттесняя их от второго автобуса. Михнев, наверстывая упущенные секунды боя, стрелял непрерывно и не промахивался. Из первого ЛАЗ'а выскакивали солдаты и сразу включались в процесс избиения хищников. Защитники второй машины приободрились и дружным натиском выбили забравшихся чудищ наружу, под плотный огонь. Близился финал, и опять поле боя оставалось за людьми.
Ни один "зубастик" не ушел. Приходя в себя после боя, Виктор вспомнил, как ощутил их злобу, голод и, какую-то совершенно непонятную боль. Да, в момент своего странного "прозрения" он чувствовал не только человеческие переживания, но и "души" зубастых монстров. И, с удивлением узнал, что все эти звери были разными, и каждый из них нес в себе отдельную личность, не такую яркую, как у людей, как будто "приглушенную" чем-то, но все же глубоко индивидуальную.
Но было и что-то еще. Некая единая воля, словно направлявшая нападающих и поддерживающая ярость их атаки.
"Так, еще одна загадка. Господи, и когда я только смогу над всем этим поразмыслить", - сокрушался Михнев, вылезая из люка бронетранспортера.
О странном моменте единения со всем окружающим он старался пока даже не вспоминать. Уж очень ирреальным было это ощущение, уж очень несвойственным человеку, с самого момента рождения привязанному к "скорлупе" своего тела и возможностям органов чувств.
Сейчас надо было решать насущные задачи. Из переднего автобуса выскочил старший лейтенант Викулов. Именно он спас пассажиров второго ЛАЗ'а, когда, выбив люк, высунулся на крышу и открыл фланговый огонь по штурмующим машину монстрам.
Виктор соскочил с бронетранспортера и почувствовал тяжесть и дрожь во всем теле. Он прислонился к броне и так ждал Игоря.
- Во, блин, дали жизни гадам, - буквально прокричал тот, блестя глазами и отдуваясь. - Всех положили!
- Да уж, - удивляясь собственному безразличию, вяло ответил Михнев.
- Ага, - продолжал радоваться старлей, и только теперь, заметив странное состояние Виктора, спросил: - А ты чего такой квелый? Часом не угорел?"
- Да нет. Думаю, сколько людей погибло.
- Вот черт, - сразу посерьезнел Викулов. - Они туда, в автобус поналезли. Пошли посмотрим.
- А у тебя как? Все целы?" - спросил Михнев, направляясь под усиливающимся дождем следом за Игорем ко второму автобусу.
- Все. Только нескольких слегка осколками гранат зацепило. Слишком близко кинули.
Во втором ЛАЗ'е погибло девять человек и семеро были ранены, причем двое тяжело. Так одному спецназовцу, монстр, уже издыхая, успел оторвать левую руку, а у пожилой сотрудницы ИСА был разорван живот. Увидев это зрелище, Виктор чуть не потерял сознание. Чувствуя, как плывет все вокруг, он едва успел выскочить наружу. С трудом подавил спазматические сокращения практически пустого желудка, часто задышал и подставил немеющее лицо дождю. Наконец, по прошествии пары минут, ему удалось оклематься.
Обратно в автобус входить не хотелось. Жуткая мешанина внутренностей крови выгнала из ЛАЗ'а практически всех способных самостоятельно передвигаться. Вышел и старлей. Он стоял у двери, сняв свою камуфляжную кепку, и тряс головой. Видно, и бывалого бойца проняло это кошмарное зрелище.
- Игорь, давай-ка размещай всех участников экспедиции в первой машине, а половину твоих ребят посадим в БТР.
- Сейчас сделаю, и дунем отсюда, ко всем чертям.
Конец фразы сопровождался яростным рубящим движением руки, после чего отводя душу Викулов виртуозно выматерился.
Начали перебираться в первый автобус. Солдаты таскали вещи гражданских, им активно помогали ребята из "Евростандарта". Несколько человек ловко вытащили оставшиеся целыми окна второго ЛАЗ'а и теперь вставляли их на место выбитых в передней машине. Около двадцати спецназовцев патрулировали вокруг, на случай новых осложнений, но Михнев почему-то был уверен, что больше нападений не последует.
Он распорядился оставить в развороченном автобусе большую часть оборудования, которое сотрудники ИСА зачем-то потащили с собой. Задняя четверть салона оставшегося ЛАЗ'а была превращена в лазарет и даже отделена занавеской. Там вовсю трудились два врача экспедиции, медбрат от спецназа и несколько добровольных помощников, в том числе и Вика.
С переходом части солдат в БТР всем удалось разместится в одном автобусе. Непонятно, что было делать с погибшими. Старлей сообщил Виктору, что никаких специальных средств для перевозки покойников у него нет. Поэтому сейчас надо было решить дилемму: или как-то "упаковать" трупы и везти с собой, или похоронить здесь поставив памятный знак и отметив место на карте, чтобы потом перезахоронить по-человечески.
Михнев подозвал Викулова и Толика, который после происшедших событий стал неформальным вожаком бойцов "Евростандарта" и, под непрекращающимся дождем, устроил импровизированный военный совет.
- Конечно, оставлять их нельзя, - рассуждал Игорь. - Монстры выкопают и сожрут.
- А как везти? - горячился Толик. - Ну, скажи как? Для живых-то места нет, раненые друг на друге сидят. Как?
Мнения разошлись, и решение все равно оставалось за Виктором, как ни старался он от него откреститься.
- Неужто и брезента никакого нет? - обратился Михнев к старлею.
- Почему нет, на бронетранспортере скатка.
- Тогда укладываем туда тела и закрепляем на БТР.
Вопрос был решен. На душе стало легче. Хотя Виктор почему-то не верил, что твари будут раскапывать могилу. Кажется, они предпочитали исключительно свежую добычу.
Наконец все расселись по местам, Виктор занял свой командный пост, и уменьшившаяся колонна тронулась дальше. На дороге остался раскуроченный автобус и куча трупов кровожадных тварей. Вскоре место схватки скрылось за пеленой дождя, а потом и за изгибом лесной дороги.
Путь предстоял еще неблизкий, но, опять же неясно отчего, Михнев ощущал внутреннее спокойствие и понимал, что больше нападений не будет. Они выходили из опасной зоны и, похоже, столкнулись сейчас с ее своего рода пограничной заставой.
12. 14:00, пятница.
Дальнейший путь прошел без ЧП. Дважды переполненный автобус начинал буксовать, и дважды бронетранспортер вытягивал его на буксире. В эти моменты все настороженно затихали, а те, у кого в руках было оружие, удваивали бдительность. Но ничего, обошлось. "Зона" выпускала их. Неохотно, с кровавым боем, но выпускала.
Когда до пункта сбора оставалось меньше десяти километров, колонна снова выехала на асфальтированную дорогу. Тут Виктор совсем успокоился, опустился на сиденье и прикрыл люк, оставив лишь небольшую щель для притока свежего воздуха.
Расслабившись и угревшись, аналитик попытался проанализировать события последнего дня. Однако понял, что времени мало даже для того, чтобы мысленно рассортировать имеющиеся данные, да и думать совсем не хотелось. Тогда он решил все-таки с пользой истратить последние полчаса пути, закрыл глаза и стал медитировать.
До конца отключить сознание никак не удавалось. Не помогала ни дыхательная практика, ни другие, известные Виктору методы.
Перестав бороться с собой, Михнев решил просто отдохнуть, и прихотливая память снова унесла его в прошлое, теперь уже недалекое.
В феврале этого года он расстался с Мариной, женщиной, многое привнесшей в его жизнь. Два с половиной года вместе - это не шутки. За такой период хорошо узнаешь человека, имеешь возможность увидеть его как в минуты душевного подъема, так и в моменты слабости или болезни.
У Виктора было немало любовниц, но только две из них оказались настолько значимы для него, что он всерьез обдумывал возможность прекращения своего холостяцкого существования и допускал исход, который по молодости лет называл "интерполяцией по Мендельсону". Первый раз это случилось очень давно, еще в пору беззаботной студенческой юности. Второй такой женщиной стала Марина.
Моложе его на три года, она была разведена и жила со своей дочерью. Михнев никогда особо не любил детей, но с девятилетней Катей быстро сдружился и не испытывал от ее присутствия никакого дискомфорта. Роман развивался стремительно. Случайно познакомившись с симпатичной, высокой, стройной блондинкой в автобусе, Виктор был пленен ее огромными, широко раскрытыми зелеными глазами, как будто смотрящими на мир с постоянным удивлением. Копна густых, ухоженных, прекрасно пахнущих волос, коснувшихся его лица в тот момент, когда он нагибался чтобы помочь собрать рассыпавшиеся по полу фрукты, сразила его окончательно.
Михнев нес целлофановую сумку милой дамы до самого подъезда, под предлогом надорванности ручек и тревоги за судьбу витаминов отклонял ее робкие попытки воспрепятствовать ему. По дороге он использовал несколько своих отлаженных "приемчиков" в общении с противоположным полом для создания приятного впечатления, был вежлив, остроумен, искрометен, обаятелен и блистал эрудицией. И, на прощание, получил телефон очаровательной женщины. А дальше у Марины просто не было шансов вырваться из цепких "лап" настойчивого ухажера.
Михнев редко чего-либо действительно сильно хотел, особенно в отношениях с прекрасным полом. Но это оказался именно такой случай и он не упустил его. "Крепость пала" через полторы недели почти ежедневных встреч.
Однако сейчас, по прошествии более трех лет, Виктор понимал, что тогда не все было так, как он полагал. Считая себя чуть ли не покорителем женской "твердыни", единственным и неповторимым мужчиной Марининой судьбы, чудесным любовником и нежным другом, полностью завоевавшим ее сердце, и человеком, которого она любит больше жизни, он глубоко заблуждался. На самом деле он, всего на всего, попал в ситуацию, называемую им теперь "принципом кирпича".
Название пришло по ассоциации с образом большущего камня, начавшего в дождливый день мощное поступательное движение по мокрой наклонной крыше высотного дома. Он вовлекает в совместное перемещение в одном, наперед заданном направлении, все, что попадается на пути. И если вначале этот маршрут еще как-то можно корректировать, то в момент отрыва от крыши и краткого периода свободного падения каменюка уже абсолютно не управляем. Он прет к своей цели кратчайшим путем невзирая ни на что.
Таким "кирпичом" и оказалась на момент знакомства Марина. Незадолго до их случайной встречи она, может быть, сама того полностью не осознавая, приняла бескомпромиссное решение выйти второй раз замуж и неукоснительно направилась к этой тихой гавани. То, что на ее пути оказался Виктор - простая случайность. Не сядь он в тот автобус, через день или неделю "кирпич" подмял бы под себя какого-нибудь Николая, Андрея или Сергея и тот услышал бы те же самые признания в немыслимой любви, узнал бы о своей абсолютной мужской исключительности и тому подобное.
Собственно, именно расставание, пришедшееся уже на момент "свободного падения" высветило всю ситуацию. Видимо, Михнев где-то сильно уперся, зацепившись, как за ограду крыши, за какие-то свои холостяцкие принципы и привычки и Марина поняла или почувствовала, что что-то не складывается по ее сценарию, но уже не могла или не захотела остановиться. Оставив на висках у Виктора первые седые волосы, "Каменюка" со свистом сорвался вниз, уже в полете подхватив другого спутника (Марина вышла замуж меньше чем через полгода после разрыва).
Михнев печально улыбнулся. Увы, никакой серьезный жизненный опыт не дается просто. Легкая седина, по мнению некоторых приятелей и подруг, даже украсила его и придала особый шарм. Но о том, что произошло в его душе, не знал никто. Виктор не очень любил делиться своими сокровенными мыслями и переживаниями даже с близкими людьми.
На самом деле случившееся, а в еще большей степени выводы, которые он из него извлек, сильно повлияли на мировоззрение Михнева и его восприятие женщин. Он понял, что большинство из них являются в чистом виде потребительницами, то есть существами, использующими окружающий мир и, в частности, мужчин исключительно для удовлетворения собственных потребностей, ни мало не заботясь о нуждах и чувствах другой стороны.
Этот безапелляционный вывод очень помог Виктору. Он перестал рефлексировать в отношениях с "противным полом", при необходимости легко расставался с его представительницами и заметно сократил время, выделяемое на устройство своих сердечных дел. Результат оказался удивительным. Если раньше Михнев порой подолгу не мог познакомиться с очередной подругой, а потом медленно и трудно развивал отношения с ней, то теперь ему буквально приходилось фильтровать поступающие "заявки" и искусственно держать некоторых нетерпеливых дам на расстоянии.
Никогда не страдая повышенной сексуальной заинтересованностью, Виктор ограничивал свои интимные контакты одним-двумя в неделю. К этому иногда добавлялось какое-нибудь культурное мероприятие. Все оставшееся время он использовал на физические, изотерические и научные занятия. Поэтому последние полгода оказались необычайно плодотворными с точки зрения самосовершенствования и развития профессиональных навыков.
Михнев заметно окреп, стал спокойнее и сосредоточеннее и даже начал продвигаться по служебной лестнице, к чему никогда особо не стремился. Его жизнь наполнилась и новым духовным содержанием. Виктор чаще обращался к Богу и, как ему показалось, стал немного лучше чувствовать и понимать его великий замысел, конечно, в рамках возможностей отведенных обычному человеку.
При мысли о Творце в груди у Михнева появился приятный теплый комок. Он крепче закрыл глаза и вознес короткую благодарственную молитву.
На душе стало хорошо. Тревоги трудного дня отступили. Возникло ощущение легкости и защищенности, похожее на то, которое он испытал при кратком полете, но не такое острое и как бы более мягкое и долгое. Словно невидимый ангел плавно провел над Виктором своим чудесным крылом.
В таком приподнятом настроении Михнев снова вернулся к нелегкой реальности и, приникнув к окулярам, осмотрел окрестности.
Создалось впечатление, что весь мир получил благословение. Даже сплошной облачный покров разошелся, и выглянуло невысокое октябрьское солнце. Отступивший от дороги лес казался светлым и умытым только что закончившимся дождем. Асфальтовая дорога выглядела надежной. БТР шел ровно и довольно быстро, а впереди уже показался временный указатель эвакопункта. Добрались.
Рядом с дорогой были развернуты несколько мобильных домиков. На одном из них яркой красной краской на белом кругу был выведен крест. К нему и направился автобус с раненными после короткой, но тщательной проверки, устроенной патрульной службой лагеря.
Михнев выбрался из бронетранспортера и, одергивая еще немного влажный бушлат, направился к группе военных, стоящих у самого крупного дома. Туда же спешил Викулов, смешно щурившийся на солнце.
Подошли практически одновременно. Их ждали.
Высокий, сухопарый полковник лет сорока пяти, как и Михнев, надевший бушлат на размер больше, внимательно и как будто немного недоброжелательно смотрел на вновь прибывших.
- Разрешите доложить, - рявкнул старлей, полковник кивнул. - Группа эвакуируемых ученых во главе с начальником экспедиции Виктором Михневым и взвод сопровождения вышли в заданный район для дальнейшей эвакуации".
- Потери? - полковник обращался к Викулову, видимо, не воспринимая стоящего рядом штатского всерьез.
Командир взвода молчал и смотрел на Виктора.
"Ну что же, вступим в беседу, - спокойно подумал Михнев, а вслух произнес: Девять человек погибло в дороге. Они - в брезенте на бронетранспортере. Семеро раненных, еще четверо пострадало в бою на базе отдыха. Один из автобусов был сильно поврежден при нападении на колонну в лесу, километрах в двенадцати-пятнадцати отсюда. Пришлось его оставить".
Полковник Говоров, как прочитал Виктор на нашивке над его карманом, поморщился, будто проглотил что-то кислое и таки соизволил взглянуть на "начальника экспедиции". В его светло-голубых рыбьих глазах явственно читалось призрение ко "всяким разным штатским, путающимся под ногами у бравых военных". Увы, такой тип офицеров встречался в российской армии не реже, чем боевые весельчаки вроде Викулова и сосредоточенные суровые воины наподобие Ивлева.
При воспоминании о Михаиле, хорошее настроение разом покинуло Михнева и он начал жалеть, что не надерзил полковнику. Слишком разительным был контраст между офицерами, с которыми он познакомился в зоне боевых действий и этим, ярко выраженным, даже немного неопрятным тыловиком.
Видимо выражение лица Виктора здорово изменилось и Говоров, уже открывший рот для какого-то нелицеприятного высказывания в его адрес "проглотил" свою реплику, сухо кивнул и коротко поблагодарил за исчерпывающую информацию.
Не будучи скованным рамками устава, Михнев спокойно отвернулся от группы военных и, не торопясь, пошел к автобусу, из которого высаживались сотрудники ИСА и "евростандартовцы". Спецназовцы Викулова и солдаты эвакопункта продолжали выносить раненных. Нужно было выяснить насколько транспортабельны пострадавшие и уже потом возобновлять разговор о дальнейшей эвакуации.
Рядом с ЛАЗ'ом Виктор заметил своего утреннего знакомца: высокого светловолосого, слегка курносого спецназовца, первым поднявшимся к месту поединка с "зубастиком" в коридоре базы отдыха. Тот выглядел неважно. Лицо его было бледным, на висках и лбу заметны капли пота, глаза припухли и, похоже, немного слезились.
- Что случилось, дружище, - обратился Михнев к парню. - Хреново выглядишь. Укачало или еще что?
- Не знаю, - с трудом выговорил молодой боец. - Что-то плохо мне. Голова болит и кружится и вообще, как-то странно все.
- А ну-ка, пойдем в госпиталь, может у тебя нервное потрясение или что другое. Не боись, здесь врачей много, разберутся.
Сдав пошатывающегося спецназовца медбрату, дежурившему у входа в импровизированный госпиталь, Виктор снова вернулся к автобусу и здесь увидел Вику. Девушка заметно осунулась, вся как-то подобралась и как будто повзрослела лет на десять.
- Ты хоть перекусила чего?
Вика покачала головой: "Не успела".
- Ишь, а меня подкормить успела.
Девушка чуть улыбнулась.
Обращаясь ко всем сразу, Михнев сообщил: "Далеко от автобуса не отходите, сейчас уточню детали и, надеюсь, скоро поедем в аэропорт, а там на самолет и домой".
При упоминании о предстоящем отлете народ заметно приободрился. Люди стали рассаживаться рядом с ЛАЗ'ом, кто на что, открыли сумки, зашуршали пакетами с провизией. Виктор повернулся к Вике: "А у тебя осталось чего-нибудь пожевать?"
Девушка виновато покачала головой.
- Тогда пошли со мной, поищем. Да оставь ты сумки здесь, никто их не возьмет.
Последнее относилось к попытке Вике взвалить на себя свой рюкзак и Михневскую спортивную сумку.
Налегке пошли осматривать лагерь. В какой-то момент обострившееся от голода обоняние Виктора уловило приятный запах из-за крайнего домика. Завернули за угол и сразу обнаружили полевую кухню. Повар в высоком белом колпаке смотрел на них изучающе. Вокруг никого не было.
- Ну что, - поинтересовался Михнев, подходя ближе, - беженцев покормите?"
Повар заулыбался:
- Подходите, подходите. Трошки размешаю, и кушайте на здоровье.
Пожалуй, такой вкусной овсянки Виктор давно не ел. Горячая, густая, подсоленная каша, сваренная на молоке, буквально сама просилась в рот. Вика не отставала. Слава Богу, все случившиеся пертурбации не отбили у нее аппетит.
Дойдя до дна и только что не облизав глубокую пластмассовую тарелку, Михнев почувствовал себя сытым и довольным.
"А что, - подумал он, - как ни крути, а жизнь продолжается и нужно с благодарностью воспринимать каждую ее минуту. Много ли радостей будет дальше, одному Богу известно. Пока же из переделки выбрались целые и невредимые. Наелись и сейчас двинем домой".
За этими расслабленными и даже немного сонными рассуждениями Виктор вспомнил о других сотрудниках экспедиции и раненных и понял, что опять придется идти к полковнику и договариваться об обеде.
Он поднялся, поблагодарил повара, отправил, заметно повеселевшую Вику к автобусу, а сам направился к штабу, у которого состоялась первая встреча с полковником Говоровым. Обязанности начальника экспедиции обязывали заботится о ее сотрудниках и отставить свои симпатии и антипатии в стороне.
У входа в штаб по-прежнему кучковалось несколько свободных от дежурства офицеров. Они покуривали, негромко балагурили и с удовольствием поглядывали на расчистившееся от тяжелых осенних туч небо. Кое-кто распахнул бушлаты и подставил гимнастерки лучам уже не жаркого, но все-таки приятно греющего солнца.
На подошедшего начальника экспедиции обратили внимания. Какой-то майор слегка кивнул ему, а разговор немного затих.
- Где полковник Говоров? - поинтересовался Михнев у майора, вспомнив, что при докладе о потерях в личном составе этот офицер стоял рядом с начальником эвакопункта.
- Там, - майор кивнул в сторону высокой серо-зеленой пластиковой двери, ведшей внутрь штаба. - Заходите.
- Спасибо, - поблагодарил Виктор, поднялся на крыльцо, взялся за блестящую металлическую ручку и потянул дверь.
Однако ему не суждено было полюбоваться убранством тылового штаба. Уже знакомый приглушенный протяжный вой заставил его замереть. Мгновенно повисла напряженная тишина, а вслед за этим раздались громкие человеческие вопли.
Михнева словно ветром сдуло. Перепрыгнув через перильца, ограждающие крыльцо, он рванулся к госпитальному дому. А там нарастал шум. Звериный вой сменился ревом и довольным рычанием, а людских воплей прибавилось.
Еще издали Виктор увидел разбегающихся во все стороны сотрудников ИСА и ребят из "Евростандарта", а среди этого напуганного человеческого стада метался до боли знакомый силуэт "зубастика". Он был необычайно шустр и подвижен и хватал одного человека за другим. Михнева удивила его странная тактика: зверь не убивал людей, а ранил и сбивал с ног, после чего атаковал следующую жертву. На траве вокруг госпиталя уже лежало больше десятка человек.
Виктор ощутил знакомый прилив сил и быстрый рост температуры тела, каждое мгновение мог включиться "боевой режим" и как ни не хотелось демонстрировать свои возможности местным военным, но людей надо было спасать. Однако на этот раз его опередили. Перед монстром выскочил крепкий парень в темной кожаной куртке, быстрым движением вскинул мощную "Берету" и открыл огонь. Михнев узнал в лихом бойце своего старого знакомца - Толика.
Тварь все таки добралась до "евростандартовца". Практически издыхая, "зубастик" махнул своей когтистой лапой, сбил Толика на землю и рухнул рядом.
Так и не войдя в режим "берсерка", Виктор подскочил к упавшему парню:
- Ну как ты?
- Да ничего, живой, - ответил Толик, с трудом приподнявшись на колено и качая головой, как после нокдауна. - Подрал меня, падла".
- Ничего, - помогая бойцу подняться, заверил Михнев, - похоже, неглубоко, а главное удачно: прямо перед госпиталем".
- Да уж, - промычал "евростандартовец", с трудом переставляя ноги, когда Виктор тащил его к домику с красным крестом.
В небольшой комнате, видимо приемном покое, лежало несколько тяжелораненых. Двое из них шевелились и стонали, остальные были без сознания. А на пороге следующего помещения, расплылось страшное месиво из человеческих останков. Михневу снова стало плохо. Едва не уронив Толика, он выскочил на улицу, буквально языком придерживая рвущееся наружу содержимое желудка.
В этот момент Виктор услышал шепот ветра в кронах, шелест капель, глухие "чмоки" входящих в тела хищников пуль, скрежет бьющегося стекла, треск раздираемой материи и человеческой плоти, грохот выстрелов, шум работающих двигателей, крики, визг, вопли, вой, рев и множество других звуков, сопровождающих схватку.
Все случилось совершенно внезапно. На какой-то миг потрясенный Михнев перестал быть собой, потерял ощущение своего тела и стал сразу всем, что было вокруг. Горизонты восприятия необычайно расширились, понятия сзади и спереди, сверху и снизу перестали быть существенными.
Конечно, пребывая в этом странном состоянии, он прекратил огонь, чем не преминули воспользоваться монстры. Еще несколько зубастых тварей проникли в салон второго автобуса, и Виктор воочию увидел, как одна из них буквально распорола снизу доверху невысокого, немолодого, полного человека и тут же погибла под выстрелами двух спецназовцев в упор.
Во всей этой мешанине звуков, образов и переживаний Михнев неожиданно выделил некий общий мотив, направленный на него, вернее на того маленького человечка, небольшой части огромного единого целого, который замер на сиденье командира бронетранспортера, вцепившись руками в спусковой механизм пулемета. Единый порыв, с болью, страхом и надеждой обращенный к нему можно было воспринять как вопрос: "Что же он там? Почему медлит? Почему не стреляет?"
Виктор вдруг словно увидел строгие глаза деда, глядящие на него с недоумением и обидой, и услышал его немой укор: "Что же ты подводишь доверившихся тебе людей?"
Для Михнева дед всегда многое значил, и сейчас он словно очнулся. Пропала широта панорамы, исчезла гамма звуков. Мир вернулся в привычные для человека рамки. Виктор снова "оказался" в своем теле и, недолго думая, выпустил в тварей длинную точную очередь.
БТР врезался в плотную толпу монстров давя, калеча и просто оттесняя их от второго автобуса. Михнев, наверстывая упущенные секунды боя, стрелял непрерывно и не промахивался. Из первого ЛАЗ'а выскакивали солдаты и сразу включались в процесс избиения хищников. Защитники второй машины приободрились и дружным натиском выбили забравшихся чудищ наружу, под плотный огонь. Близился финал, и опять поле боя оставалось за людьми.
Ни один "зубастик" не ушел. Приходя в себя после боя, Виктор вспомнил, как ощутил их злобу, голод и, какую-то совершенно непонятную боль. Да, в момент своего странного "прозрения" он чувствовал не только человеческие переживания, но и "души" зубастых монстров. И, с удивлением узнал, что все эти звери были разными, и каждый из них нес в себе отдельную личность, не такую яркую, как у людей, как будто "приглушенную" чем-то, но все же глубоко индивидуальную.
Но было и что-то еще. Некая единая воля, словно направлявшая нападающих и поддерживающая ярость их атаки.
"Так, еще одна загадка. Господи, и когда я только смогу над всем этим поразмыслить", - сокрушался Михнев, вылезая из люка бронетранспортера.
О странном моменте единения со всем окружающим он старался пока даже не вспоминать. Уж очень ирреальным было это ощущение, уж очень несвойственным человеку, с самого момента рождения привязанному к "скорлупе" своего тела и возможностям органов чувств.
Сейчас надо было решать насущные задачи. Из переднего автобуса выскочил старший лейтенант Викулов. Именно он спас пассажиров второго ЛАЗ'а, когда, выбив люк, высунулся на крышу и открыл фланговый огонь по штурмующим машину монстрам.
Виктор соскочил с бронетранспортера и почувствовал тяжесть и дрожь во всем теле. Он прислонился к броне и так ждал Игоря.
- Во, блин, дали жизни гадам, - буквально прокричал тот, блестя глазами и отдуваясь. - Всех положили!
- Да уж, - удивляясь собственному безразличию, вяло ответил Михнев.
- Ага, - продолжал радоваться старлей, и только теперь, заметив странное состояние Виктора, спросил: - А ты чего такой квелый? Часом не угорел?"
- Да нет. Думаю, сколько людей погибло.
- Вот черт, - сразу посерьезнел Викулов. - Они туда, в автобус поналезли. Пошли посмотрим.
- А у тебя как? Все целы?" - спросил Михнев, направляясь под усиливающимся дождем следом за Игорем ко второму автобусу.
- Все. Только нескольких слегка осколками гранат зацепило. Слишком близко кинули.
Во втором ЛАЗ'е погибло девять человек и семеро были ранены, причем двое тяжело. Так одному спецназовцу, монстр, уже издыхая, успел оторвать левую руку, а у пожилой сотрудницы ИСА был разорван живот. Увидев это зрелище, Виктор чуть не потерял сознание. Чувствуя, как плывет все вокруг, он едва успел выскочить наружу. С трудом подавил спазматические сокращения практически пустого желудка, часто задышал и подставил немеющее лицо дождю. Наконец, по прошествии пары минут, ему удалось оклематься.
Обратно в автобус входить не хотелось. Жуткая мешанина внутренностей крови выгнала из ЛАЗ'а практически всех способных самостоятельно передвигаться. Вышел и старлей. Он стоял у двери, сняв свою камуфляжную кепку, и тряс головой. Видно, и бывалого бойца проняло это кошмарное зрелище.
- Игорь, давай-ка размещай всех участников экспедиции в первой машине, а половину твоих ребят посадим в БТР.
- Сейчас сделаю, и дунем отсюда, ко всем чертям.
Конец фразы сопровождался яростным рубящим движением руки, после чего отводя душу Викулов виртуозно выматерился.
Начали перебираться в первый автобус. Солдаты таскали вещи гражданских, им активно помогали ребята из "Евростандарта". Несколько человек ловко вытащили оставшиеся целыми окна второго ЛАЗ'а и теперь вставляли их на место выбитых в передней машине. Около двадцати спецназовцев патрулировали вокруг, на случай новых осложнений, но Михнев почему-то был уверен, что больше нападений не последует.
Он распорядился оставить в развороченном автобусе большую часть оборудования, которое сотрудники ИСА зачем-то потащили с собой. Задняя четверть салона оставшегося ЛАЗ'а была превращена в лазарет и даже отделена занавеской. Там вовсю трудились два врача экспедиции, медбрат от спецназа и несколько добровольных помощников, в том числе и Вика.
С переходом части солдат в БТР всем удалось разместится в одном автобусе. Непонятно, что было делать с погибшими. Старлей сообщил Виктору, что никаких специальных средств для перевозки покойников у него нет. Поэтому сейчас надо было решить дилемму: или как-то "упаковать" трупы и везти с собой, или похоронить здесь поставив памятный знак и отметив место на карте, чтобы потом перезахоронить по-человечески.
Михнев подозвал Викулова и Толика, который после происшедших событий стал неформальным вожаком бойцов "Евростандарта" и, под непрекращающимся дождем, устроил импровизированный военный совет.
- Конечно, оставлять их нельзя, - рассуждал Игорь. - Монстры выкопают и сожрут.
- А как везти? - горячился Толик. - Ну, скажи как? Для живых-то места нет, раненые друг на друге сидят. Как?
Мнения разошлись, и решение все равно оставалось за Виктором, как ни старался он от него откреститься.
- Неужто и брезента никакого нет? - обратился Михнев к старлею.
- Почему нет, на бронетранспортере скатка.
- Тогда укладываем туда тела и закрепляем на БТР.
Вопрос был решен. На душе стало легче. Хотя Виктор почему-то не верил, что твари будут раскапывать могилу. Кажется, они предпочитали исключительно свежую добычу.
Наконец все расселись по местам, Виктор занял свой командный пост, и уменьшившаяся колонна тронулась дальше. На дороге остался раскуроченный автобус и куча трупов кровожадных тварей. Вскоре место схватки скрылось за пеленой дождя, а потом и за изгибом лесной дороги.
Путь предстоял еще неблизкий, но, опять же неясно отчего, Михнев ощущал внутреннее спокойствие и понимал, что больше нападений не будет. Они выходили из опасной зоны и, похоже, столкнулись сейчас с ее своего рода пограничной заставой.
12. 14:00, пятница.
Дальнейший путь прошел без ЧП. Дважды переполненный автобус начинал буксовать, и дважды бронетранспортер вытягивал его на буксире. В эти моменты все настороженно затихали, а те, у кого в руках было оружие, удваивали бдительность. Но ничего, обошлось. "Зона" выпускала их. Неохотно, с кровавым боем, но выпускала.
Когда до пункта сбора оставалось меньше десяти километров, колонна снова выехала на асфальтированную дорогу. Тут Виктор совсем успокоился, опустился на сиденье и прикрыл люк, оставив лишь небольшую щель для притока свежего воздуха.
Расслабившись и угревшись, аналитик попытался проанализировать события последнего дня. Однако понял, что времени мало даже для того, чтобы мысленно рассортировать имеющиеся данные, да и думать совсем не хотелось. Тогда он решил все-таки с пользой истратить последние полчаса пути, закрыл глаза и стал медитировать.
До конца отключить сознание никак не удавалось. Не помогала ни дыхательная практика, ни другие, известные Виктору методы.
Перестав бороться с собой, Михнев решил просто отдохнуть, и прихотливая память снова унесла его в прошлое, теперь уже недалекое.
В феврале этого года он расстался с Мариной, женщиной, многое привнесшей в его жизнь. Два с половиной года вместе - это не шутки. За такой период хорошо узнаешь человека, имеешь возможность увидеть его как в минуты душевного подъема, так и в моменты слабости или болезни.
У Виктора было немало любовниц, но только две из них оказались настолько значимы для него, что он всерьез обдумывал возможность прекращения своего холостяцкого существования и допускал исход, который по молодости лет называл "интерполяцией по Мендельсону". Первый раз это случилось очень давно, еще в пору беззаботной студенческой юности. Второй такой женщиной стала Марина.
Моложе его на три года, она была разведена и жила со своей дочерью. Михнев никогда особо не любил детей, но с девятилетней Катей быстро сдружился и не испытывал от ее присутствия никакого дискомфорта. Роман развивался стремительно. Случайно познакомившись с симпатичной, высокой, стройной блондинкой в автобусе, Виктор был пленен ее огромными, широко раскрытыми зелеными глазами, как будто смотрящими на мир с постоянным удивлением. Копна густых, ухоженных, прекрасно пахнущих волос, коснувшихся его лица в тот момент, когда он нагибался чтобы помочь собрать рассыпавшиеся по полу фрукты, сразила его окончательно.
Михнев нес целлофановую сумку милой дамы до самого подъезда, под предлогом надорванности ручек и тревоги за судьбу витаминов отклонял ее робкие попытки воспрепятствовать ему. По дороге он использовал несколько своих отлаженных "приемчиков" в общении с противоположным полом для создания приятного впечатления, был вежлив, остроумен, искрометен, обаятелен и блистал эрудицией. И, на прощание, получил телефон очаровательной женщины. А дальше у Марины просто не было шансов вырваться из цепких "лап" настойчивого ухажера.
Михнев редко чего-либо действительно сильно хотел, особенно в отношениях с прекрасным полом. Но это оказался именно такой случай и он не упустил его. "Крепость пала" через полторы недели почти ежедневных встреч.
Однако сейчас, по прошествии более трех лет, Виктор понимал, что тогда не все было так, как он полагал. Считая себя чуть ли не покорителем женской "твердыни", единственным и неповторимым мужчиной Марининой судьбы, чудесным любовником и нежным другом, полностью завоевавшим ее сердце, и человеком, которого она любит больше жизни, он глубоко заблуждался. На самом деле он, всего на всего, попал в ситуацию, называемую им теперь "принципом кирпича".
Название пришло по ассоциации с образом большущего камня, начавшего в дождливый день мощное поступательное движение по мокрой наклонной крыше высотного дома. Он вовлекает в совместное перемещение в одном, наперед заданном направлении, все, что попадается на пути. И если вначале этот маршрут еще как-то можно корректировать, то в момент отрыва от крыши и краткого периода свободного падения каменюка уже абсолютно не управляем. Он прет к своей цели кратчайшим путем невзирая ни на что.
Таким "кирпичом" и оказалась на момент знакомства Марина. Незадолго до их случайной встречи она, может быть, сама того полностью не осознавая, приняла бескомпромиссное решение выйти второй раз замуж и неукоснительно направилась к этой тихой гавани. То, что на ее пути оказался Виктор - простая случайность. Не сядь он в тот автобус, через день или неделю "кирпич" подмял бы под себя какого-нибудь Николая, Андрея или Сергея и тот услышал бы те же самые признания в немыслимой любви, узнал бы о своей абсолютной мужской исключительности и тому подобное.
Собственно, именно расставание, пришедшееся уже на момент "свободного падения" высветило всю ситуацию. Видимо, Михнев где-то сильно уперся, зацепившись, как за ограду крыши, за какие-то свои холостяцкие принципы и привычки и Марина поняла или почувствовала, что что-то не складывается по ее сценарию, но уже не могла или не захотела остановиться. Оставив на висках у Виктора первые седые волосы, "Каменюка" со свистом сорвался вниз, уже в полете подхватив другого спутника (Марина вышла замуж меньше чем через полгода после разрыва).
Михнев печально улыбнулся. Увы, никакой серьезный жизненный опыт не дается просто. Легкая седина, по мнению некоторых приятелей и подруг, даже украсила его и придала особый шарм. Но о том, что произошло в его душе, не знал никто. Виктор не очень любил делиться своими сокровенными мыслями и переживаниями даже с близкими людьми.
На самом деле случившееся, а в еще большей степени выводы, которые он из него извлек, сильно повлияли на мировоззрение Михнева и его восприятие женщин. Он понял, что большинство из них являются в чистом виде потребительницами, то есть существами, использующими окружающий мир и, в частности, мужчин исключительно для удовлетворения собственных потребностей, ни мало не заботясь о нуждах и чувствах другой стороны.
Этот безапелляционный вывод очень помог Виктору. Он перестал рефлексировать в отношениях с "противным полом", при необходимости легко расставался с его представительницами и заметно сократил время, выделяемое на устройство своих сердечных дел. Результат оказался удивительным. Если раньше Михнев порой подолгу не мог познакомиться с очередной подругой, а потом медленно и трудно развивал отношения с ней, то теперь ему буквально приходилось фильтровать поступающие "заявки" и искусственно держать некоторых нетерпеливых дам на расстоянии.
Никогда не страдая повышенной сексуальной заинтересованностью, Виктор ограничивал свои интимные контакты одним-двумя в неделю. К этому иногда добавлялось какое-нибудь культурное мероприятие. Все оставшееся время он использовал на физические, изотерические и научные занятия. Поэтому последние полгода оказались необычайно плодотворными с точки зрения самосовершенствования и развития профессиональных навыков.
Михнев заметно окреп, стал спокойнее и сосредоточеннее и даже начал продвигаться по служебной лестнице, к чему никогда особо не стремился. Его жизнь наполнилась и новым духовным содержанием. Виктор чаще обращался к Богу и, как ему показалось, стал немного лучше чувствовать и понимать его великий замысел, конечно, в рамках возможностей отведенных обычному человеку.
При мысли о Творце в груди у Михнева появился приятный теплый комок. Он крепче закрыл глаза и вознес короткую благодарственную молитву.
На душе стало хорошо. Тревоги трудного дня отступили. Возникло ощущение легкости и защищенности, похожее на то, которое он испытал при кратком полете, но не такое острое и как бы более мягкое и долгое. Словно невидимый ангел плавно провел над Виктором своим чудесным крылом.
В таком приподнятом настроении Михнев снова вернулся к нелегкой реальности и, приникнув к окулярам, осмотрел окрестности.
Создалось впечатление, что весь мир получил благословение. Даже сплошной облачный покров разошелся, и выглянуло невысокое октябрьское солнце. Отступивший от дороги лес казался светлым и умытым только что закончившимся дождем. Асфальтовая дорога выглядела надежной. БТР шел ровно и довольно быстро, а впереди уже показался временный указатель эвакопункта. Добрались.
Рядом с дорогой были развернуты несколько мобильных домиков. На одном из них яркой красной краской на белом кругу был выведен крест. К нему и направился автобус с раненными после короткой, но тщательной проверки, устроенной патрульной службой лагеря.
Михнев выбрался из бронетранспортера и, одергивая еще немного влажный бушлат, направился к группе военных, стоящих у самого крупного дома. Туда же спешил Викулов, смешно щурившийся на солнце.
Подошли практически одновременно. Их ждали.
Высокий, сухопарый полковник лет сорока пяти, как и Михнев, надевший бушлат на размер больше, внимательно и как будто немного недоброжелательно смотрел на вновь прибывших.
- Разрешите доложить, - рявкнул старлей, полковник кивнул. - Группа эвакуируемых ученых во главе с начальником экспедиции Виктором Михневым и взвод сопровождения вышли в заданный район для дальнейшей эвакуации".
- Потери? - полковник обращался к Викулову, видимо, не воспринимая стоящего рядом штатского всерьез.
Командир взвода молчал и смотрел на Виктора.
"Ну что же, вступим в беседу, - спокойно подумал Михнев, а вслух произнес: Девять человек погибло в дороге. Они - в брезенте на бронетранспортере. Семеро раненных, еще четверо пострадало в бою на базе отдыха. Один из автобусов был сильно поврежден при нападении на колонну в лесу, километрах в двенадцати-пятнадцати отсюда. Пришлось его оставить".
Полковник Говоров, как прочитал Виктор на нашивке над его карманом, поморщился, будто проглотил что-то кислое и таки соизволил взглянуть на "начальника экспедиции". В его светло-голубых рыбьих глазах явственно читалось призрение ко "всяким разным штатским, путающимся под ногами у бравых военных". Увы, такой тип офицеров встречался в российской армии не реже, чем боевые весельчаки вроде Викулова и сосредоточенные суровые воины наподобие Ивлева.
При воспоминании о Михаиле, хорошее настроение разом покинуло Михнева и он начал жалеть, что не надерзил полковнику. Слишком разительным был контраст между офицерами, с которыми он познакомился в зоне боевых действий и этим, ярко выраженным, даже немного неопрятным тыловиком.
Видимо выражение лица Виктора здорово изменилось и Говоров, уже открывший рот для какого-то нелицеприятного высказывания в его адрес "проглотил" свою реплику, сухо кивнул и коротко поблагодарил за исчерпывающую информацию.
Не будучи скованным рамками устава, Михнев спокойно отвернулся от группы военных и, не торопясь, пошел к автобусу, из которого высаживались сотрудники ИСА и "евростандартовцы". Спецназовцы Викулова и солдаты эвакопункта продолжали выносить раненных. Нужно было выяснить насколько транспортабельны пострадавшие и уже потом возобновлять разговор о дальнейшей эвакуации.
Рядом с ЛАЗ'ом Виктор заметил своего утреннего знакомца: высокого светловолосого, слегка курносого спецназовца, первым поднявшимся к месту поединка с "зубастиком" в коридоре базы отдыха. Тот выглядел неважно. Лицо его было бледным, на висках и лбу заметны капли пота, глаза припухли и, похоже, немного слезились.
- Что случилось, дружище, - обратился Михнев к парню. - Хреново выглядишь. Укачало или еще что?
- Не знаю, - с трудом выговорил молодой боец. - Что-то плохо мне. Голова болит и кружится и вообще, как-то странно все.
- А ну-ка, пойдем в госпиталь, может у тебя нервное потрясение или что другое. Не боись, здесь врачей много, разберутся.
Сдав пошатывающегося спецназовца медбрату, дежурившему у входа в импровизированный госпиталь, Виктор снова вернулся к автобусу и здесь увидел Вику. Девушка заметно осунулась, вся как-то подобралась и как будто повзрослела лет на десять.
- Ты хоть перекусила чего?
Вика покачала головой: "Не успела".
- Ишь, а меня подкормить успела.
Девушка чуть улыбнулась.
Обращаясь ко всем сразу, Михнев сообщил: "Далеко от автобуса не отходите, сейчас уточню детали и, надеюсь, скоро поедем в аэропорт, а там на самолет и домой".
При упоминании о предстоящем отлете народ заметно приободрился. Люди стали рассаживаться рядом с ЛАЗ'ом, кто на что, открыли сумки, зашуршали пакетами с провизией. Виктор повернулся к Вике: "А у тебя осталось чего-нибудь пожевать?"
Девушка виновато покачала головой.
- Тогда пошли со мной, поищем. Да оставь ты сумки здесь, никто их не возьмет.
Последнее относилось к попытке Вике взвалить на себя свой рюкзак и Михневскую спортивную сумку.
Налегке пошли осматривать лагерь. В какой-то момент обострившееся от голода обоняние Виктора уловило приятный запах из-за крайнего домика. Завернули за угол и сразу обнаружили полевую кухню. Повар в высоком белом колпаке смотрел на них изучающе. Вокруг никого не было.
- Ну что, - поинтересовался Михнев, подходя ближе, - беженцев покормите?"
Повар заулыбался:
- Подходите, подходите. Трошки размешаю, и кушайте на здоровье.
Пожалуй, такой вкусной овсянки Виктор давно не ел. Горячая, густая, подсоленная каша, сваренная на молоке, буквально сама просилась в рот. Вика не отставала. Слава Богу, все случившиеся пертурбации не отбили у нее аппетит.
Дойдя до дна и только что не облизав глубокую пластмассовую тарелку, Михнев почувствовал себя сытым и довольным.
"А что, - подумал он, - как ни крути, а жизнь продолжается и нужно с благодарностью воспринимать каждую ее минуту. Много ли радостей будет дальше, одному Богу известно. Пока же из переделки выбрались целые и невредимые. Наелись и сейчас двинем домой".
За этими расслабленными и даже немного сонными рассуждениями Виктор вспомнил о других сотрудниках экспедиции и раненных и понял, что опять придется идти к полковнику и договариваться об обеде.
Он поднялся, поблагодарил повара, отправил, заметно повеселевшую Вику к автобусу, а сам направился к штабу, у которого состоялась первая встреча с полковником Говоровым. Обязанности начальника экспедиции обязывали заботится о ее сотрудниках и отставить свои симпатии и антипатии в стороне.
У входа в штаб по-прежнему кучковалось несколько свободных от дежурства офицеров. Они покуривали, негромко балагурили и с удовольствием поглядывали на расчистившееся от тяжелых осенних туч небо. Кое-кто распахнул бушлаты и подставил гимнастерки лучам уже не жаркого, но все-таки приятно греющего солнца.
На подошедшего начальника экспедиции обратили внимания. Какой-то майор слегка кивнул ему, а разговор немного затих.
- Где полковник Говоров? - поинтересовался Михнев у майора, вспомнив, что при докладе о потерях в личном составе этот офицер стоял рядом с начальником эвакопункта.
- Там, - майор кивнул в сторону высокой серо-зеленой пластиковой двери, ведшей внутрь штаба. - Заходите.
- Спасибо, - поблагодарил Виктор, поднялся на крыльцо, взялся за блестящую металлическую ручку и потянул дверь.
Однако ему не суждено было полюбоваться убранством тылового штаба. Уже знакомый приглушенный протяжный вой заставил его замереть. Мгновенно повисла напряженная тишина, а вслед за этим раздались громкие человеческие вопли.
Михнева словно ветром сдуло. Перепрыгнув через перильца, ограждающие крыльцо, он рванулся к госпитальному дому. А там нарастал шум. Звериный вой сменился ревом и довольным рычанием, а людских воплей прибавилось.
Еще издали Виктор увидел разбегающихся во все стороны сотрудников ИСА и ребят из "Евростандарта", а среди этого напуганного человеческого стада метался до боли знакомый силуэт "зубастика". Он был необычайно шустр и подвижен и хватал одного человека за другим. Михнева удивила его странная тактика: зверь не убивал людей, а ранил и сбивал с ног, после чего атаковал следующую жертву. На траве вокруг госпиталя уже лежало больше десятка человек.
Виктор ощутил знакомый прилив сил и быстрый рост температуры тела, каждое мгновение мог включиться "боевой режим" и как ни не хотелось демонстрировать свои возможности местным военным, но людей надо было спасать. Однако на этот раз его опередили. Перед монстром выскочил крепкий парень в темной кожаной куртке, быстрым движением вскинул мощную "Берету" и открыл огонь. Михнев узнал в лихом бойце своего старого знакомца - Толика.
Тварь все таки добралась до "евростандартовца". Практически издыхая, "зубастик" махнул своей когтистой лапой, сбил Толика на землю и рухнул рядом.
Так и не войдя в режим "берсерка", Виктор подскочил к упавшему парню:
- Ну как ты?
- Да ничего, живой, - ответил Толик, с трудом приподнявшись на колено и качая головой, как после нокдауна. - Подрал меня, падла".
- Ничего, - помогая бойцу подняться, заверил Михнев, - похоже, неглубоко, а главное удачно: прямо перед госпиталем".
- Да уж, - промычал "евростандартовец", с трудом переставляя ноги, когда Виктор тащил его к домику с красным крестом.
В небольшой комнате, видимо приемном покое, лежало несколько тяжелораненых. Двое из них шевелились и стонали, остальные были без сознания. А на пороге следующего помещения, расплылось страшное месиво из человеческих останков. Михневу снова стало плохо. Едва не уронив Толика, он выскочил на улицу, буквально языком придерживая рвущееся наружу содержимое желудка.