Езерская Елена. Возвращение

   Она зачастила к Иоанне Гродзиньской, морганатической супруге Великого князя Константина, — припадала к ее ногам, умоляла стать ее исповедником. Ольга рассказала ей историю своих отношений с цесаревичем Александром — как она прожила ее сама, а не так, как ее, шушукаясь за спиной Ольги, пересказывали в Польше. Иоанна приняла ее со слезами и убедила оставаться мужественной — ей было известно, какие усилия были предприняты царствующей императрицей Александрой Федоровной, дабы разлучить своего сына с его возлюбленной. Иоанна прекрасно понимала безуспешность любых попыток сопротивляться этой силе и посоветовала надеяться на силу чувства, которые испытывал Александр к Ольге. Надеяться и ждать. И Ольга ждала.
   Первые сомнения появились у нее, когда в Варшаве на несколько дней остановился кортеж принцессы Гессен-Дармштадтской Марии-Вильгельмины, направлявшийся в Санкт-Петербург ко двору императора Николая. В честь предполагаемой будущей супруги наследника российского престола при польском дворе был дан большой торжественный прием, на котором присутствовали и граф Огиньский со своей невестой.
   Увидев Марию, Ольга почувствовала смятение и нехорошее волнение, которое постепенно переросло в тревогу. Ольга внутренним, женским чутьем поняла, что встретилась лицом к лицу с опасностью, которой не удастся избежать. Ольга занервничала — она принялась осторожно выяснять подробности визита Марии в Петербург, она металась с приема на прием, выезжала на все торжества и, курсируя между светскими болтунами, ловила любые отголоски придворных новостей из России. Писать Наташе она не решилась — Ольга была уверена, что эта записка первым делом попала бы на стол Бенкендорфа, а далее — прямым ходом к царю. И тогда уж ей точно было несдобровать, и даже брак с Иринеем не спас бы ее от наказания.
   Но когда состоялось официальное объявление принцессы Марии невестой наследника российского престола, Ольга замыслила побег. Для начала она выправила себе российский документ на имя Елены Дмитриевны Болотовой. Когда-то Наташа Репнина рассказывала ей, что познакомилась с Андреем на балу у его дальних родственников Болотовых. Они не были слишком уж с Долгорукими близки, но родственные связи соблюдали, и поэтому Ольга могла быть уверена, что без приюта и покровительства не останется. Она написала Марии Алексеевне Долгорукой от имени младшей Болотовой — Елены, и та ответила ей согласием принять ее, даже не потрудившись проверить достоверность этого письма.
   Следующим шагом стал поиск денег. Втайне от Иринея и своих родных Ольга отправляла с верной служанкой то одно, то другое из своих украшений к еврейским ювелирам. И вскоре у нее набралась сумма, достаточная для того, чтобы рискнуть и отправиться в Санкт-Петербург. Чтобы ее сразу не хватились, Ольга сообщила всем, что уезжает в Краков, навестить своего духовника. На полпути она оставила карету у владельца придорожной гостиницы и велела служанке ждать ее возвращения, а сама пересела на почтовых, имея при себе паспорт на имя Елены Дмитриевны Болотовой.
   Иногда ей, правда, казалось, что ее отъезд все же не остался незамеченным, но, возможно, это ощущение подогревалось чувством опасности затеянного ею предприятия и свойственной времени подозрительностью. Но Ольга не могла и не хотела оглядываться — она потеряла способность рассуждать здраво и взвешенно. Оставить Александра под давлением обстоятельств — это одно, потерять его навсегда, без малейшей возможности видеть его в будущем — это другое. Такое будущее страшило ее и подталкивало к решительным, хотя, возможно, и неразумным, действиям. Но Ольга не желала сдаваться — ей было, что терять.
   Наконец она открыла глаза и поднялась. За окном рассвело, ровная белизна снега вселяла ощущение покоя и бесконечности. Ольга присела к туалетному столику с зеркалом и принялась приводить себя в порядок. Она вытянула внутренний ящик, где лежали разные дорогие ей мелочи, и взгляд ее упал на завернутый в тонкий шелковый платочек портрет — все от Александра. Ольга едва не расплакалась — а ей-то казалось, что счастье так близко…
   Неожиданно в дверь постучали. Ольга вздрогнула и быстро вдвинула ящичек на место. Она встала, поправила волосы и набросила домашнее платье. Потом открыла дверь и ахнула — на пороге стоял Репнин.
   — Простите, Ольга, что побеспокоил вас в столь ранний час, но у меня есть к вам одна очень важная для меня просьба.
   — Ольга? — пожала плечами Калиновская. — Я уже говорила вам прежде, вы ошиблись, вы спутали меня с кем-то другим.
   — Перепутать вас? Вы шутите, наверное? — усмехнулся Репнин. — Да это просто невозможно! Вы Ольга Калиновская, блистательная фрейлина императрицы, первая красавица двора. Прошло не так много времени, чтобы кто-нибудь забыл вас.
   — Я никогда не была при дворе! — продолжала настаивать Ольга.
   — А разве не там вы познакомились с моей сестрой?
   — Я знаю о ней, лишь как о невесте Андрея Петровича Долгорукого.
   — Что же, если вы забыли свою лучшую подругу, то, конечно, и меня не вспомните — бывшего адъютанта вашего возлюбленного.
   — Я ничего не понимаю, — нахмурилась Ольга. — Меня зовут Елена Болотова, и я вынуждена просить вас уйти, если вы тотчас же не прекратите досаждать мне своими измышлениями.
   Ольга попыталась было закрыть дверь, но Репнин помешал ей.
   — Послушайте, я не желаю скандала, я всего лишь хочу просить вас об одолжении. Перестаньте притворяться и видеть во мне врага. У меня и так хватает забот — делайте, что хотите, только выслушайте и помогите мне.
   — Хорошо, — после некоторого размышления сказала Ольга, — вы можете войти, а я постараюсь понять, чего вы на самом деле от меня добиваетесь.
   — Поверьте — ничего такого, что могло бы навредить вам, ибо сегодня мне нет до вас никакого дела. Я отправляюсь стреляться со своим лучшим другом, и мне необходимо сделать последние распоряжения. На всякий случай.
   — Дуэль? Неужели прошлое ничему не научило вас?
   — Ах, — грустно улыбнулся Михаил, — значит, вы все-таки узнали меня.
   — Я? Н-нет… — спохватилась Ольга.
   — Оставьте, — махнул рукой Репнин. — Но должен признаться, что тогда я не учел одного важного соображения. Когда ты секундант, дуэль кажется глупостью, мальчишеством, а когда задета твоя честь, честь любимой тобою женщины, ты понимаешь, что иного выхода просто нет.
   — Вам нравиться играть со смертью?
   — А вам? Разве вы, возвращаясь в Россию тайно, не подвергаете себя смертельной опасности?
   — А почему я должна перед вами отчитываться? — насторожилась Ольга.
   — Вы полагаете, я спрашиваю у вас отчета? Нет, я всего лишь отвечаю вам на ваш вопрос. Ведь вы вернулись из-за Александра? Вы сотворили эту глупость из-за любви? Бросились в дорогу под чужим именем…
   — Появись я под своим настоящем именем, это принесло бы столько неприятностей! И не только мне.
   — Вот видите, вы и сами понимаете всю степень риска, которому подвергаете себя и всех, кто невольно оказывается связан с вами. Но дуэль — это между двумя, а вы наверняка попросите помощи у моей сестры.
   — Она моя подруга!
   — Не ломайте ей жизнь. Узнав о вашем возвращении, она со всем пылом бросится помогать вам. Она такая горячая! Но я бы не хотел, чтобы с ней случилось что-нибудь ужасное. Если кто-нибудь узнает, что Наташа помогает вам, ее отлучат от двора.
   — Не беспокойтесь за нее, это только мои заботы!
   — Был бы рад, если бы так оно и было, — кивнул Ольге Репнин. — Но, впрочем, дело ваше. Я же хотел просить вас о другом.
   — Присаживайтесь, — Ольга, наконец, успокоилась и вспомнила о приличиях.
   — Нет времени. Долг обязывает.
   — Так дуэль сегодня? — догадалась Калиновская.
   — Увы, и я не в силах это изменить. Моя любовь — мой крест. И финал близок.
   — Прошу вас, не говорите так. Вы напоминаете мне Александра, он тоже мрачно шутил перед дуэлью.
   — У нас с ним один и тот же противник, однако, Александру было легче в сто крат, ведь ему не приходилось целиться в лучшего друга.
   — Любовь — это безумие… Но вы говорили о какой-то просьбе.
   — Да, — кивнул Репнин и вынул из внутреннего кармана мундира нежный батистовый платочек. — Вы не могли бы передать это одной женщине?
   — Кто она?
   — Ее зовут Анна. Она живет поблизости, в усадьбе Корфа. Анна Платонова.
   — Так это вы из-за нее?.. — поняла Ольга.
   — Она обронила этот платок при нашей первой встрече. Боже! Как это было давно…
   — Я обязательно передам.
   Репнин в последний раз вдохнул аромат духов, исходивший от платка, и отдал платок Ольге. Он хотел уже выйти, но Ольга задержала его.
   — Скажите, князь, а почему в доме так странно тихо и даже пустынно — как будто все разом куда-то и без предупреждения уехали?
   — О, вы, по-видимому, действительно сильно устали, иначе слышали бы отзвуки грозы, бушевавшей вечером в поместье.
   — Я что-то пропустила?
   — Да, невероятное и странное событие — через год после своей смерти воскрес и вернулся домой князь Петр Михайлович Долгорукий. Целый и невредимый.
   — И что это может означать?
   — Только то, что чудеса еще бывают и что все в этой жизни возможно.
   — Все возможно? — Ольга почувствовала, как на глаза набегают слезы. — Все возможно…
   — О! — воскликнул Репнин. — Прошу вас, не заблуждайтесь! Счастье одних — горе другим. Ничего не происходит просто так. Да, князь Петр вернулся домой, но здесь его ждет мало радости — княгиня сошла с ума, его дочь Лиза выдана замуж за негодяя и растратчика. Моя сестра готовится к свадьбе, а я отправляюсь на дуэль, откуда, скорее всего, не вернусь. Или вернусь, но с клеймом убийцы лучшего друга.
   — Боже! Какую мрачную картину вы нарисовали!
   — Я всего лишь предупредил вас. Прощайте, госпожа Болотова! И дай вам Бог удачи! — Репнин хотел было еще что сказать, но потом обреченно махнул рукой и, вежливо поклонившись Ольге, вышел из комнаты.
   — Господи! Что я наделала! — прошептала она, едва только за Репниным закрылась дверь.
   «Князь прав, — подумала она. — Мой отъезд наделает столько шума. Меня станут искать, достанется всем. Но, возможно, у меня все же есть еще несколько дней, и я успею увидеть Александра — в последний раз. Теперь уже точно — в последний!..»
   — Лучик, Лучик, миленький! Куда же ты забрался, малыш! Кис-кис! — звала своего любимца Анна, вот уже битый час безуспешно разыскивая его по всему дому.
   Это было какое-то наваждение. За последние дни вокруг нее происходили странные и необъяснимые вещи — то из комнаты из комнаты что-то пропадет, то, наоборот, появится там всякая разная хозяйственная мелочь, как будто домовой мутит. А как завела она себе мурлыку, беды и несчастья на него перекинулись — стал Лучик пропадать. То Гаврила его в конюшне найдет, то Варвара из кастрюли в дальнем углу вытащит, а вот теперь он и того отчудил — и как умудрился забраться на самый верхний шкаф с посудой на кухне, Анна ума приложить не могла. Чудеса, да и только!
   Никита, вдруг объявившийся после возвращения Корфа дома, все эти происшествия таинственной силе не приписывал и считал, что Анне кто-то из своих вредит. Он даже подозревал один известный своими дурными наклонностями дуэт — управляющего да его прислужницу Полину. Но застать Полину за злодейством так ни разу и не смог, а Модестович, тот вообще поразил его невообразимыми переменами.
   Стал Карл Модестович неузнаваем — по-немецки говорит и сам же себе удивляется, откуда, мол, язык чужеродный мне ведом. Кричать перестал, со всеми раскланивается и во всем помочь норовит. А Анна у него так и просто любимица — цветы ей из оранжереи по утрам в комнату несет. Пылинки с нее сдувает, а вчера и того странней — самолично деньги ей принес, сказал, чтобы платье себе красивое купила, когда на императорскую сцену поступит.
   Сначала думали: прикидывается немчура, но потом Никита с Гаврилой Варвару на кухне затерли в уголок да допрос с пристрастием с нее сняли. Вот тогда она и призналась, что, когда погоня за барыней Долгорукой была, огрела Варвара Карла сковородкой. Вот после того случая с ним и стали чудеса происходить. И, как ни старалась Полина, так и не мог вспомнить управляющий ни про поместье в Курляндии, ни про титул баронский, ни про то, что обещал осыпать ее золотом да брильянтами. Ничего Карл Модестович не помнил.
   Никита, конечно, за ним на всякий случай приглядывал, да все без толку. Словно благодать небесная на управляющего снизошла — вот и сейчас он без дела не сидел. Бросился пособить Анне в поисках Лучика — бегал по двору, под дом заглядывал, в дровяницах искал — все пальцы занозил. И теперь Варвара на кухне вынимала у него из подушечек да ладоней щепы и щепочки. Модестович тихо ойкал, но терпел, и каждый раз благодарил Варвару за сочувствие.
   — Лучик, бедненький, как же ты туда забрался? — Анна встала на стул, но поняла, что его высоты не хватает, и взгромоздила на него еще и скамеечку для ног. Потом, балансируя, словно циркач, она поднялась на это опасное сооружение и потянулась за пищавшим в дальнем углу у стенки котенком. Анна успела уже дотронуться до него и ухватить за загривок, как пирамида под ней закачалась и рассыпалась. Варвара с Модестовичем онемели и замерли, но в этот момент в кухне, как по волшебству, из ниоткуда возник Репнин и успел подхватить Анну, растерянно прижимавшую к груди враз осипшего от переживаний Лучика.
   — Как я вовремя! — усмехнулся Репнин, ставя Анну на пол.
   — Вы кажется, только что меня спасли. И не меня одну, — Анна попыталась высвободиться из объятий князя. — Отпустите меня.
   — Я, конечно, могу выполнить вашу просьбу, но вдруг с вами еще что-нибудь случится, а я не окажусь тогда же рядом.
   — Умоляю вас, князь, мы здесь не одни.
   — Да не стесняйся ты, Аннушка, — подал голос управляющий. — Что же мы тебя по-свойски не поймем? Дело-то молодое, ясное.
   — Аннушка? По-свойски? — оторопел Репнин. — Когда это Карл Модестович умом просветлел? Или наоборот, тронулся?
   — А вы Карлушу-то не обижайте, — заступилась за управляющего Варвара. — Мы на него сейчас не нарадуемся. Такой он добрый, такой внимательный стал.
   — Опоили вы его, что ли чем? — недоверчиво покачал головой Репнин.
   — Нет, — улыбнулась Анна. — Его Варвара сковородкой огладила. Вот и все лечение.
   — В самый раз вышло, — кивнула Варвара, вытаскивая из пальца управляющего еще одну занозу. Он было скуксился, но она строго зыркнула на него глазом, и Модестович притих и опять стал терпеть.
   — А что будет, если вы его еще раз — по голове? — поинтересовался Репнин.
   — Что вы, барин, как бы хуже не вышло. Одно дело, если совсем мозги вышибет. А неровен час — все вспять пойдет? Нет, нам такой управляющий больше нравится. Мы его всем двором бережем, чтобы чего не случилось — не упал, не поскользнулся бы.
   — Ох, и чудная ты, Варя, — рассмеялся Репнин.
   — Михаил, — тихо напомнила ему Анна. — Вы ведь так еще и не отпустили меня.
   — А я бы вас вовек не отпускал! — прошептал ей на ухо Репнин, но руки все же разжал.
   — Давайте уйдем отсюда, — предложила Анна. — Я бы хотела поговорить с вами с глазу на глаз.
   — Котенка-то оставь, — окликнула ее Варя. — А то, чего доброго, еще примнете малого.
   — И как тебе не стыдно! — воскликнула Анна и, посадив Лучика на пол, быстро вышла из кухни в коридор. Репнин тут же последовал за ней.
   — Анна!..
   — Подождите, князь! — Анна остановила его порыв. — Я должна была написать вам, но раз уж вы сами здесь, то хочу тотчас же и объясниться. Я не люблю вас…
   — Что это значит? — опешил Репнин.
   — Я не люблю вас и прошу более не приезжать к нам, по крайней мере, не для того, чтобы видеться со мной.
   — Я вас не понимаю…
   — А и понимать здесь нечего — между нами все кончено. Между нами и так ничего быть не могло. А теперь и подавно.
   — И кто внушил вам эти мысли? Кто подсказал слова? Вы прочитали их в какой-то пьесе или их написал вам Владимир?
   — Владимир? — вздрогнула Анна. — Нет-нет! Это мое решение, и я прошу вас считаться с ним. Если для вас мое мнение хотя бы что-то да значит.
   — Ваше мнение для меня свято, Анна. Но только тогда, когда оно понятно и объяснимо, — воскликнул Репнин. — Но то, что вы сказали сейчас — нелепо и подозрительно. Я не верю в искренность этих слов.
   — В вас говорит самоуверенность. Вы не привыкли быть отвергнутым. Тем более какой-то крепостной.
   — Да сколько же раз повторять вам, Анна! Мне безразлично — крепостная вы или вольная, богаты вы или бедны! Я люблю вас и желаю, чтобы мы были вместе.
   — Но я не желаю этого!..
   — Вы разыгрываете меня, — покачал головой Репнин. — Это шутка, да? Ах, кажется, я понял — это испытание верности? Да неужели же вы сомневались, что я пройду его?
   — Князь, поверьте, нет никакого умысла. Это, скорее, для меня испытание — убеждать вас, что все кончено. Повторяю еще раз: я не люблю вас. И прошу оставить меня в покое. Не ходите за мной, прошу…
   — Но, как же.., как же так… — пробормотал Репнин, глядя, как стремительно удаляется от него Анна — как будто бежит.
   «Бежит? Вот именно — бежит! — понял Репнин. Ах, Корф, ах, мерзавец, это он заставил ее. Конечно, заставил — ведь он же хозяин. Барин, черт его подери!»
   — А у меня, барон, для вас хорошая новость, — с порога без дипломатических экивоков крикнул Репнин, врываясь в кабинет Корфа. — Анна больше не желает меня видеть!
   — Какое мне дело до того, кто вас желает видеть, а кто нет? — равнодушно пожал плечами Корф.
   — Есть люди, которым вы можете приказать делать все, что вам будет угодно! И они не посмеют ослушаться! К сожалению, одна из них Анна.
   — Так вот вы о чем? — рассмеялся Корф, откидываясь на спинку кресла. — Это было ее решение. Ее никто не принуждал.
   — Но в ее голосе не было искренности, а только страх ослушаться. А я считал, что наше соперничество должно быть честным!
   — Да кто вы такой, чтобы указывать мне! И здесь не место для свиданий. Вас сюда никто не звал!
   — Я приехал не к Анне. Я хотел встретиться с вами и сообщить о новостях, которые стали известны вчера.
   — Неужели так много событий случилось за какой-то день? — скептически скривился Корф.
   — Да, и все — важные.
   — Что же, я слушаю вас, князь. Не желаете ли присесть?
   — Я уже сидел с вами однажды, и больше не намерен.
   — Дело ваше, — пожал плечами Корф. — Итак?
   — Итак. Во-первых, мне не удалось найти секунданта. Андрей категорически отказался содействовать мне в этом и предупредил, что и вам откажет, ежели вы обратитесь к нему с подобной просьбой.
   — Что же, обойдемся без секундантов. А во-вторых?
   — Вернулся князь Петр Михайлович. Он жив и здоров.
   — Он все знает? — после паузы спросил Корф.
   — Ему все рассказали, и он потрясен.
   — Что же, если застреленные на охоте оживают, то мне остается надеяться только на то, что и отравленный может воскреснуть.
   — Не богохульствуйте, Владимир!
   — А что мне еще, по-вашему, остается? Вы врываетесь ко мне в дом, набрасываетесь на меня из-за пустяка. Потом сообщаете, что к убийце моего отца вернулся муж, и семья счастливо воссоединилась. А я один с моей невосполнимой утратой, и еще принужден выслушивать ваши поучения, что мне делать и как себя вести в собственной вотчине.
   — Владимир, и это еще не все. В поместье Долгоруких появилась женщина, похожая на Ольгу Калиновскую. Я решил, что ты должен знать об этом.
   — Это действительно она? — насторожился Корф.
   — Она называет себя Еленой Болотовой, но я ее узнал.
   — Что она задумала? Совсем недавно мы едва не погибли из-за нее!
   — А теперь опять намерены драться…
   — Если вы считаете, что Анна этого не достойна, вы можете отказаться от дуэли!
   — И не подумаю! Анна рождена для того, чтобы разбивать сердца. Но рядом с ней должен быть человек, который сделает ее счастливой! Я готов бороться за ее любовь и даже отдать жизнь… Но, смею вас уверить, я не собираюсь умирать.
   — И я не промахнусь! — кивнул Корф. — Анна! Что вы здесь делаете?
   — Проверяю, готовы ли пистолеты!
   Репнин оглянулся и остолбенел. Анна неожиданно появилась на пороге кабинета, и в руке у нее был один из пистолетов, приготовленных Корфом для дуэли.
   — Анна! Откуда вы…
   — Откуда я знаю о том, что вы затеяли, князь? Случай, только лишь случай! Я увидела, как Григорий чистит их, и поняла, зачем вы явились сюда.
   — Но, Анна, все совсем не так, как вы думаете! — бросился к ней Репнин.
   — Стойте! — воскликнула Анна. — Не приближайтесь ко мне!
   — Очень мило, что вы решили помочь нам. Но, поверьте, мы справимся сами, — как ни в чем не бывало, спокойно сказал Корф. — Пожалуйста, оставьте нас, Анна.
   — Анна! Это опасно. Отдайте мне пистолет, — Репнин протянул к ней руку.
   — Чего вы добиваетесь, господа? — вскричала Анна. — Совсем недавно вы были друзьями! Лучшими друзьями. А теперь стали врагами. И ищете любой способ избавиться друг от друга. Но я знаю, как вам помочь!
   — Вы хотите убить нас одним выстрелом, сударыня? — хладнокровно усмехнулся Корф. — Но это еще никому не удавалось, разве что мы построимся в одну линию и подойдем к вам поближе. Но, впрочем, вы можете убить кого-то одного. Так что выбирайте и делайте свой выстрел.
   — В самом деле, — тихо сказал серьезный Репнин. — Анне лучше знать, кому из нас остаться в живых! Стреляйте, Анна!
   — Вы измучили меня, мне тошно от ваших дуэлей! Впрочем, как и от вас самих.
   — Приятно слышать, — прошептал Репнин.
   — С чего вы взяли, что будет дуэль? — все так же невозмутимо пожал плечами Корф. — Нет никакой дуэли, просто я попросил Григория почистить оружие. Не терплю, когда оно в плохом состоянии.
   — Это правда? — Анна посмотрела на Репнина.
   — Опустите пистолет, — велел Корф и сделал попытку подняться из-за стола.
   — Не шевелитесь, иначе я выстрелю, — предупредила Анна.
   — Не надо, я верю, что вы выстрелите, — успокаивающим тоном сказал Корф и снова опустился в кресло.
   — Если бы вы только знали, как же мне хочется убить вас обоих, чтобы даже в памяти ничего не осталось. Я ненавижу вас. Ненавижу! Вы всю душу мне надорвали, мне жить не хочется.
   Неожиданно Анна быстро поднесла пистолет к груди и нажала на курок. Корф и Репнин вздрогнули — выстрела не последовало, но Анна, как подкошенная, упала на пол — у нее больше не было сил, и она лишилась чувств.
   — И какой же из всего этого следует вывод? — зло спросил Репнин Корфа, когда улеглись страсти, Анна пришла в себя, и Корф велел Варваре увести Анну в ее комнату и посидеть с ней, как бы еще чего не сотворила. Потом он позвал Григория, наорал на него за недосмотр и приказал тотчас же принести ящик с пистолетами в кабинет. Когда все было исполнено, Корф вернулся к прерванному разговору.
   — Вывод? — переспросил он, затягиваясь сигарой. — Из всего случившегося следует вывод, что дама не в состоянии сделать какой-либо выбор сама. И мы должны помочь ей в этом. Или я не прав?
   — Похоже, мы оба ей противны. Что не мудрено после всего того, что ей пришлось пережить по нашей милости, — ответил Репнин.
   — Тогда, быть может… Вот вам моя рука, и будем считать, что все кончено? Давайте, князь, выпьем по рюмочке коньяка, и все прояснится.
   — То есть я уеду, а Анна останется с тобой?
   — Давай так — я уеду, а ты останешься в моем имении с ней.
   — Нет, ты никогда не оставишь ее в покое!
   — Я не оставлю ее тебе!
   — Что же, тогда я не вижу иного способа выяснить все до конца.
   — Согласен.
   — Но имей в виду, даже если мне суждено погибнуть, Анна никогда не ответит на твои чувства.
   — Прибереги свои предсказания для дуэли.
   — И когда они понадобятся?
   — Сегодня же! Сейчас!
   — Что же, тогда я немедленно еду за доктором Штерном.
   — Хорошо, встречаемся на поляне у старой избушки лесника.
   — Я знаю это место, — кивнул Репнин и откланялся. — Честь имею!
   «Опять я нажил себе еще одно врага — теперь уже бывшего друга», — с горечью подумал Корф. Он раскрыл ящик с пистолетами и потрогал затвор — оружию все равно, кто и по какой причине из него стреляет. Оно должно четко выполнять свою работу — грязную работу, но оно для того и создано.
   Корф закрыл ящик и взял его под мышку. Он оглядел кабинет, взгляд на мгновенье задержался на портрете отца, который, как ему почудилось, укоряющее наблюдал за сыном. Он снова перевернул портрет, чтобы не видеть грустные глаза отца, которые казались такими живыми. Надо же, вспомнил он, Петр Михайлович вернулся! Может быть, и ты, отец, когда-нибудь снова войдешь в эту дверь живым и здоровым. А может быть, я поднимусь к тебе на небеса? Да, пожалуй, это случится скорее и вернее.
   Владимир закрыл за собой дверь из кабинета и прошел к себе в комнату. По дороге он сделал крюк и заглянул на кухню. Увидев там Никиту, возившегося с котенком, Корф велел ему разбудить себя через час. Владимир рассчитал — Репнину на все про все часа два. Так что у него есть время немного отдохнуть — собраться с мыслями и сэкономить силы.
   Корф прошел к себе и рухнул на постель. Очнулся он от того, что кто-то легко тронул его за плечо.
   — Никита? Ты? Уже пора? — Корф перевернулся на спину и замер.
   Рядом с ним на кровати сидела Анна, она была простоволосая, в неглиже. И смотрела на него с нежностью и страстью.
   — Мне что, это снится? Зачем вы пришли? Что вы хотите? Ты же не любишь меня, я точно знаю! Зачем жертвовать своей честью?