Езерская Елена. Возвращение

   Здесь я конечно не прав, она давно к нам собиралась, но сейчас это очень некстати, так некстати!"
   — Андрей! Андрюшенька! — в гостиную влетела раскрасневшаяся от волнения Соня. — Папа, папа… Папенька вернулся!
   — Соня, — Андрей взглянул на сестру сурово и неодобрительно. — Возьми себя в руки и перестань сочинять. Иначе я начну думать, что шизофрения распространяется как инфлюэнция — по воздуху.
   — Андрюша, ты не понимаешь, — Соня подскочила к нему с мокрыми от слез и вместе с тем сияющими глазами и, взяв за руку, потянула за собой к двери. — Это правда! Идем, ты сам увидишь!
   Андрей хотел было ей возразить, но слова замерли у него в горле. Он остолбенел, не в силах осознать случившееся — в гостиную вошел отец. Живой и здоровый. Никита, конюх Корфов, поддерживал его, помогая идти, а замыкала процессию Лиза, бледная и счастливая.
   — Здравствуй, Андрей! — тихо сказал князь. — Я вернулся.
   — Отец, — только и мог сказать Андрей. — Это ты?
   — Подойди и обними меня, и тогда сам поймешь, что видишь перед собой не призрак.
   — Отец, — Андрей бросился к князю и порывисто обнял его. — Как это может быть?
   — Долгая история, — улыбнулся Долгорукий.
   — Нет-нет, не уходи от ответа. Я хочу знать правду и немедленно!
   — Андрей, — остановила его Лиза. — Мы проделали тяжелый путь, и, мне кажется, было бы своевременным дать отцу отдохнуть с дороги. К тому же, папеньке трудно ходить.
   — Андрей прав, — кивнул князь, с благодарностью кивая Никите, помогавшему ему сесть на диван. — Наша встреча слишком затянулась, и теперь я не должен дольше оттягивать объяснение со своими детьми.
   — Я маменьку позову! — воскликнула Соня и так стремительно исчезла, что ей никто не успел помешать.
   — Вы переглянулись, — заметил князь. — Почему?
   — Лиза считает маман виновной в твоем исчезновении, — пояснил Андрей.
   — Маша была убеждена, что я погиб, и поторопилась избавить вас от переживаний по этому поводу. Думаю, она просто защищала вас. Как любая любящая женщина, как мать.
   — Но где ты был все это время? Почему не давал знать о себе?
   — Пуля задела нерв, и более полугода я пролежал без движения, а меня выхаживала.., одна женщина.
   — Эта женщина присвоила тебя себе! — воскликнула Лиза.
   — Она меня защищала.
   — О чем ты говоришь? — Андрей переводил взгляд с отца на Лизу. — Вы чего-то не договариваете. Оба.
   — Этот портрет, — сказала Лиза, — помнишь, той женщины? Ее зовут Марфа.
   — Я писал вам, но Марфа обманула меня — она так и не отправила ни одного из них.
   — Значит, все это время Лиза подозревала правду? И она нашла тебя? Это даже в голове не укладывается!
   — Не стоит печалиться о прошлом, Андрюша! Я вернулся, и отныне уже никто и ничто не сможет разлучить нас.
   — Соня! — послышался из коридора недовольный голос Долгорукой. — Да не тяни ты меня так, рукав оторвешь. Я знаю, что Петя в Москве, но ему еще рано возвращаться… А!
   Когда княгиню привели в чувство, она дрожащей рукой боязливо потянулась к голове мужа и провела ладонью по волосам.
   — Что ж так рано, Петенька? А у нас к приезду еще ничего не готово. Пирог вот хотели с вишнею, какой ты любишь, да тесто только завели. Мы ведь не ждали тебя сегодня.
   — Что с ней? — князь растерянно посмотрел на сына.
   — Разве Лиза не сказала тебе?
   — Нам было не до разговоров — пока собирались, пока ехали, — развела руками Лиза.
   — Машенька, родная, что с тобой? Посмотри на меня. Мне надо столько сказать тебе!
   — Петя, а что это у тебя с ногой? Ты с лошади упал? Я же понимаю — дела, дела, и потом Москва не так от нас и близко.
   — Маша! Почему ты не слышишь меня? Господи, что я наделал! Это я во всем виноват. Только я, я один.
   — Да что случилось-то Петенька? — Долгорукая смотрела на мужа, как маленькая девочка на больного отца — то ли пожалела, то ли испугалась.
   — Соня, — негромко, но твердо сказал Андрей, — ты поступила неосмотрительно. Маман еще не готова к таким переживаниям. Пожалуйста, отведи ее к себе.
   — Я помогу ей, — тут же вызвалась Лиза, и вдвоем они помогли княгине подняться и под руки повели ее из гостиной.
   — Устала я что-то, — уходя, кивнула Долгорукая. — А ты, Петя, молодец, что приехал пораньше. Дети по тебе так соскучились — совсем ты их за делами позабыл.
   — Давно это с ней? — вздохнул Петр, провождая жену полным сочувствия и тревоги взглядом.
   — Несколько дней. И я даже благодарен небу за то, что с маменькой это случилось.
   — Что такое ты говоришь?
   — Если бы рассудок ее не помутился, маман ждала бы сейчас тюрьма и наказание за убийство.
   — Но я же жив!
   — Ты? А при чем здесь ты? Маменька отравила Ивана Ивановича, барона Корфа.
   — Как, за что? — князь схватился рукой за грудь и тяжело задышал.
   — А разве вам неизвестно? Уже и Соня знает, что ваши поездки к Корфам по четвергам были не так невинны, как вы представляли это нам.
   — Это я, я довел ее до крайности! Маша совершила тяжкий грех, но этот грех — на мне! Причина ее ненависти в моих поступках! Бедный, бедный мой Иван!..
   — Владимир не стал преследовать ее, но не простил.
   — О, если бы вы могли простить меня! За все горе, что я причинил вам! Андрей, я отвезу Машу в Петербург, за границу — мы вылечим ее. Она не будет нуждаться ни в чем. И мы навсегда останемся вместе!
   — К сожалению, это еще не полный список наших несчастий, отец.
   — Говори, — отдышался князь. — Я хочу испить эту чашу до дна.
   — Обуреваемая ревностью и обидой, маменька пыталась отнять у Корфов их имение. Она сговорилась с предводителем уездного дворянства…
   — Забалуев? Этот никчемный шут и лизоблюд?
   — К сожалению, он еще и заядлый картежник, проигравший все свое состояние и теперь претендующий на наше. Ибо матушка заключила с ним договор и выдала за него замуж Лизу.
   — Этого не может быть!
   — И теперь Забалуев живет в нашем доме и отравляет нам жизнь.
   — Лиза! Девочка моя!.. — Долгорукий схватился руками за голову. — И меня не было рядом! Я писал бесполезные письма и наслаждался любовью вдали ото всех, а моя девочка отдана была в лапы омерзительного проходимца! Мне нет прощения! Я виновен, виновен, виновен!..
   — Отец! — остановил стенания князя Андрей. — Сейчас не время предаваться отчаянию. Вы вернулись, вы живы, и мы должны все исправить. Я собирался написать прошение императору о содействии в разводе…
   — Я сам напишу его! Я поеду в Петербург и добьюсь для Лизы свободы.
   — Папа… — голос Андрея дрогнул — впервые за весь разговор. — Я не знаю, как и сказать — счастье это или нет? Я переполнен чувствами, я потрясен, я в смятении и растерянности одновременно. Я не верю, вы ли это или это чудесный сон. Но я благодарю Господа за ваше возвращение!
   — Благодари Лизу, — прошептал князь…

* * *

   — Андрей Платонович! — в комнату Забалуева влетел конюх и порученец Долгорукой Дмитрий.
   — Ты чего орешь, как резаный, — недовольно поморщился тот, потирая ухо. — Видишь, я отдыхаю. Я думаю, мне тишина требуется и большая сосредоточенность.
   — Про Петра Михайловича слышали?
   — А что про него слушать! Помер он, уже год, как помер, или ты забыл?
   — Вернулись наш барин — целый и невредимый! С Лизаветой Петровной приехал!
   — Что за бред! — поморщился Забалуев.
   — И вовсе не бред — сами подите, посмотрите! Живой и здоровый! В гостиной с молодым барином разговаривают.
   — Врешь! — Забалуева подкинуло. Он рывком вытянул часы из кармашка на жилете — у него же встреча в два часа с княгиней.
   — Ладно, Андрей Платонович, я пойду, — попятился не на шутку струхнувший под его взглядом Дмитрий.
   — Иди, иди! Проваливай! — Забалуев засуетился. «Вот чего не доставало! — чтобы покойники оживали да сами в семью возвращались, как ни в чем не бывало. Только это что же теперь получается? Значит, князь опять в доме хозяин, и тогда не видать ему денежек, как своих ушей? Плохо это, ох, как плохо, просто отвратительно! Надо быстрее к княгине бежать, пока не передумала или мужу все не рассказала». Забалуев зайцем метнулся в коридор и бросился наверх в кабинет Долгорукого.
   Княгиня, как и обещала, ждала его там — сидела за столом, с примерным равнодушием барабаня пальчиками по расходной книге.
   — Рад видеть вас, Мария Алексеевна, в заботах и здравии. Никак решили счета просмотреть? Раз уж муженек ваш объявился, надо будет дела передавать?
   — Ваша правда, да вот сижу и думаю — почему это Петруша так долго не идет?
   — И действительно, почему? — Забалуев бочком стал перемещаться к ней поближе.
   — Говорите, должен по податям? Вот я здесь решила все проверить по книгам. Да только не нашла ничего. Чист мой Петенька перед законом. Все заплачено — по полной и в срок!
   — Значит, не дадите мне денег, дорогая теща?
   — Не дам. Ни сейчас, ни после. И вот еще…
   Забалуев вздрогнул, ему показалось, что глаза княгини смотрят на него совсем по-прежнему — холодно и жестко.
   — Уезжайте-ка вы отсюда, Андрей Платонович, сами. И побыстрее.
   — Вы никак угрожаете, добрейшая Мария Алексеевна?
   — Я с утра в лесок ходила, — расплылась в идиотской улыбке Долгорукая, — там цветов наросло — видимо-невидимо. А цветы-то все алые. Говорят, где такие цветы — там покойники в землю зарыты. И если те цветы собирать, то покойники за ними из земли восстанут. Потому что это и не цветы вовсе, а головы. Вот восстанут они и пойдут свои головы обратно вызволять.
   — То-то я и вижу, что у вас по дому живые покойники разгуливают! — вскричал Забалуев.
   — Чур меня, чур! — заголосила Долгорукая, бросая в него курительной трубкой князя, что всегда лежала на столе. Забалуев едва успел увернуться и выбежал из кабинет, чертыхаясь почем зря.
   А вслед ему страшным хохотом надрывалась Долгорукая.
   — Что здесь происходит?! — в кабинет, прихрамывая, вошел князь Петр. — Что такое, Маша?
   — Маменька! Почему вы здесь? Вам лежать надо! — появился следом за ним взволнованный Андрей.
   — Тараканы, Петруша! Тараканы! — Долгорукая бешено принялась вращать глазами и шарахаться от пустоты. — У нас в имении завелись тараканы! Я увидела одного и бросила твоей трубкой.
   — Успокойся, я прикажу слугам, чтобы их потравили.
   — Хорошо, что ты приехал. Хорошо. С тобой спокойней, — расплакалась княгиня. — А я сломала твою трубку!
   — Не беда. Куплю другую.
   — Да где же здесь в лесу трубку купить?
   — А вот мы в Петербург поедем. Ты не хотела бы пожить там немного?
   — Одна?
   — Нет. Нет, что ты? Мы теперь всегда будем вместе. Будем ходить в театры, на званые вечера. Я хочу, чтобы ты опять стала прежней Машенькой. Веселой, счастливой. Чтобы ты не боялась тараканов, и чтобы ты снова полюбила меня.
   — Я всегда.., тебя любила, — прошептала княгиня.
   — Прости меня, прости, — князь Петр приблизил жену к себе и поцеловал ее локон, упавший на лоб.
   — Андрюшенька, — вдруг заметила сына Долгорукая, — такая радость! Папа перевозит нас в Петербург! Иди, собери игрушки, и Лизе скажи, чтобы собиралась. И Сонечке, чтобы картины свои не забыла с красками.
   — Вот и славно, — Долгорукий еще раз поцеловал ее, как маленькую, и кивнул Андрею. — Отведи маму в ее комнату. А я в кабинете осмотрюсь, я так давно здесь не сиживал…
   Когда они ушли, князь Петр занял свое любимое кресло за столом и откинулся на спинку. Кожа привычно приняла очертания его тела, и он опять ощутил забытое чувство комфорта и ясности жизни. Как будто не было многих лет наваждения и прошедшего года душевных страданий.
   Господи, что это было? Пожалуй, впервые за все это время Долгорукий задал себе этот вопрос и не смог быстро найти для него точного ответа. Долгое время он жил, как в тумане, считая дни до очередного свидания с Марфой. Его тянуло к ней, как будто он был неизлечимо болен, а она оказалась единственным лекарством, на время снимающим невыносимую боль. Боль отсутствия любви. Тоску неизрасходованной ласки. Жажду телесной гармонии. Она была отдохновением от быта и вдохновением для сердца, которое за годы брака стало подзабывать эту возбуждающую вибрацию в области солнечного сплетения. Сплетения линий жизни и точки смерти. Марфа! Что мы наделали с тобой?
   — Отец, — в кабинет, постучавшись, вошла Лиза. — Андрей сказал мне, что мы отправляемся в Петербург?
   — Там сейчас практикует известный психиатр Саблер, — кивнул князь Петр. — Я был с ним когда-то знаком.
   — Это прекрасно, и мы будем рады помочь тебе. И наконец-то заживем, как прежде. Но сначала тебе надо отдохнуть. Я велела Татьяне, чтобы она подготовила твою комнату. Пойдем, я провожу тебя.
   Лиза подошла к отцу и протянула ему руку. Долгорукий принял ее, оперся и поднялся с кресла.
   — Все так и будет, Лизонька. Мы обязательно заживем, как прежде. Всенепременно!
   Лиза проводила отца до его комнаты и хотела открыть дверь, но князь остановил ее.
   — Тебе и самой следует отдохнуть. Здесь я уже справлюсь, ступай, родная, ступай.
   Лиза ласково поцеловала отца и ушла. Князь Петр открыл дверь и замер на пороге — Андрей в его комнате обнимал с детства прислуживавшую в доме Татьяну. И они целовались.
   — Андрей! Да как ты… — Долгорукий не решился завершить фразу.
   Татьяна вырвалась из объятий Андрея и, закрывая лицо руками, выбежала из комнаты.
   — Может быть, ты объяснишь мне, что здесь происходит?!
   — Ничего, — пожал плечами Андрей, стараясь не смотреть отцу в глаза. — Татьяна готовила комнату к твоему приходу, а я зашел проверить, все ли в порядке.
   — Андрей, это то, чего я боюсь, или ты просто балуешь со служанками?
   — Надеюсь, ты не собираешься читать мне нотации? — с вызовом ответил ему Андрей. — Я давно уже не маленький, да и вы учитель никудышний.
   — Не старайся наказать меня более, чем я уже наказан. Идешь по моим стопам?
   — Я люблю ее.
   — Мой мальчик, наши чувства, наши страсти надо держать на замке, чтобы не причинить никому боли.
   — Зачем вы мне об этом говорите?
   — Я говорю о том, через что прошел сам — любовь к простолюдинке не приведет тебя ни к чему хорошему.
   — Но разве не ради такой любви вы бросили нас? И не смогли бросить ее!
   — Это другая история.
   — Вот именно — другая, маменька никогда вам не изменяла!
   — О чем ты, Андрей?
   — Моя невеста, ты помнишь, я был дружен с княжной Репниной, я даже сделал ей предложение, и мы обручились, — Андрей остановился на паузу, чтобы собраться с духом и признаться. — Боюсь, что жизнь при дворе не прошла для Наташи бесследно. Недавно я узнал, что у нее есть любовник. И этот любовник — наследник престола, Александр Николаевич.
   — Ты в этом уверен? Возможно, это всего лишь слухи, цесаревич известен своей влюбчивостью.
   — Я сам видел, как они целовались!
   — Значит, ты делаешь это с Татьяной, чтобы наказать княжну? Видишь ли, сын…
   — Оставьте меня в покое! Я не нуждаюсь в ваших наставлениях. Впрочем, и следовать вашему примеру я тоже не собираюсь. Чтобы не оказаться между двух огней, я намерен разорвать помолвку с Наташей. По-моему, это будет честнее, чем юлить, выкручиваться, скрываться, а потом ползать на коленях и молить о прощении.
   — Как ты можешь быть таким жестоким?
   — А вы?.. — Андрей махнул рукой и выбежал из комнаты отца, оставив его одного и с разбитым сердцем.
   В коридоре к нему наперерез метнулся Забалуев.
   — Андрей Петрович! Не проходите мимо.
   — Что вам нужно, сударь?! — Андрей гневно обжег его взглядом с головы до ног.
   — Фу, как мы стали сердиты, — Забалуев скривил губы и поморщился. — Вы так и не надумали оказать мне посильную финансовую помощь?
   — Я надумал дать вам пинком под зад!
   — Какая несдержанность! — покачал головой Забалуев, но на всякий случай чуть отодвинулся от него. — Тогда, быть может, вы выслушаете еще одно мое предложение? Весьма выгодное, смею вам сказать.
   — Что еще за гадость вы придумали?
   — Почему гадость? Я готов уступить вам собственную усадьбу. По сходной цене. Не отказывайтесь, Андрей Петрович. Лучшего подарка к свадьбе трудно придумать. Думаю, Наталья Александровна будет довольна.
   — Вы готовы уступить мне вашу развалюху? — рассмеялся Андрей.
   — Прекрасное имение — лес, угодья, недорого возьму.
   — Побойтесь Бога, Андрей Платонович! От вашего леса остались одни щепки, а от угодий — пыль. Знаете ли, да ваше имение даром взять — оскорбление для приличного человека.
   — Но можно все поправить, отремонтировать. Выйдет прекрасное семейное гнездышко. А, Андрей Петрович? Только как родственнику.
   — Боюсь, вы опоздали со своим выгодным предложением. Свадебный подарок может вскоре не понадобиться. И больше вам не удастся нас шантажировать. Ваше время истекло, господин разоритель уездного дворянства!
   — Постойте, Андрей Петрович! — бросился за уходящим Андреем Забалуев. — Куда же вы? Почему не понадобится? Что вы задумали? Постойте, да постойте же…
   «Ах ты, черт!» — Забалуев без сил прислонился к стене в коридоре — он был сражен. Все его планы вытянуть деньги, чтобы покрыть долг в казне, рушились один за другим. Забалуев заметался, еще чего доброго Репнин выполнит свою угрозу и упечет его на веки вечные, отправит на каторгу. И тогда все — пиши пропало!
   В этот момент он услышал в коридоре шаги. Забалуев отступил в тень — мимо него прошла в гостиную Татьяна. В руке у нее были саквояж и ридикюль — Забалуев вздрогнул. Он как-то видел, что в таком ридикюле Долгорукая возила свои украшения. Задержав дыхание, Забалуев на цыпочках двинулся за Татьяною следом. Он видел, как она поставила ридикюль на столик в гостиной и вышла с саквояжем в прихожую. И тогда Забалуев в один прыжок оказался в гостиной и схватил ридикюль.
   — Андрей Платонович, что это вы делаете? — воскликнула только что вошедшая в гостиную Лиза.
   — Я? Что? Где? — Забалуев бросил ридикюль на пол.
   — Но это же маменькин! В нем она хранит свои украшения!
   — Я так и думал, вот и решил проверить закрыто ли на ключ, — брякнул Забалуев.
   — Вор! Вор! — во весь голос закричала Лиза.
   — Да как вы смеете, Елизавета Петровна, вы что, вы считаете… — засуетился Забалуев.
   — Вас выкинут из этого дома прежде нашего развода! Я прикажу исправнику следить за каждым вашим шагом, и, если вы еще раз что-нибудь украдете, он вас тотчас же посадит под арест.
   — Я вижу, вы тоже лишились рассудка! Какой исправник, какой арест? И вообще, как вы смеете так разговаривать с законным супругом? Я — ваш господин! Перед Богом и людьми! Извольте быть со мной уважительным и во всем подчиняться!
   — А вот это вы, Андрей Платонович, размечтались! Я вас больше не боюсь. Теперь здесь папенька хозяин. А он так просто этого не оставит, вас выкинут из нашего дома!
   — Ваш папенька мне не указ, я ваш законный супруг! — в тон ей закричал Забалуев. — Хотите жаловаться? Бегите! Управимся и с вашим папенькой.
   — Что это значит? — в гостиную, держась одной рукой за стену, медленно вошел князь Петр. — Кто вы такой, чтобы кричать на мою дочь в ее собственном доме?
   — Я? — побагровел Забалуев. — Я ей законный супруг! Венчаный и супругой вашей одобренный!
   — Однако это еще не дает вам право обижать ее.
   — Он пытался украсть мамины драгоценности, — воскликнула Лиза.
   — Наглая ложь! — высокомерно сказал Забалуев.
   — Довольно! — прервал его Долгорукий. — Если вы не хотите, чтобы вас тотчас же выставили за порог, умерьте свой пыл и немедленно извинитесь перед Лизой.
   — Да за что же? — всплеснул руками Забалуев. — Она меня почти публично оскорбила, выставили вором, и я же еще и должен извиняться? Увольте, Петр Михайлович! Это вы еще должны у меня прощения просить — пораспустили своих дамочек. Одна меня уже оболгала, обвинив в том, что сама и совершила, — дружка вашего, между прочим, любезного, барона Корфа, отравила. Но, слава Богу, есть еще на земле справедливость — меня оправдали! А теперь вторая за меня взялась — в воровстве обвинила. Да есть ли этому предел?!
   — Папенька! — расплакалась Лиза. — Да что же это? Неужели же нет на него никакой управы?
   — Вот что, дорогой зятек, — едва сдерживая злость, резюмировал Долгорукий. — Я не желаю больше ни видеть, ни слышать вас. Я не могу сейчас прогнать вас, ибо сделанного не вернешь, и вы еще считаетесь мужем Лизоньки. Но имейте в виду — как только я получу Высочайшее согласие на развод, вы и минуты в этом доме не останетесь.
   — Что здесь такое, отец? — на шум в гостиную спустился Андрей. И следом потихоньку вышла Долгорукая.
   — Все в порядке, — кивнул ему князь Петр, обнимая взволнованную Лизу. — Господин Забалуев уже уходит. — Забалуев осклабился и, изобразив реверанс, направился к двери. Андрей не посторонился, задев его плечом. Забалуев поморщился, но задираться не стал и, втянув воздуху, ужался до той степени, чтобы можно было протиснуться в оставленное Андреем пространство в растворе двери.
   — Петруша… — решилась подать голос Долгорукая. — Я уже все собрала, уложила, можно ехать. Остались только детские вещи. Андрюшенька, ты уже разобрался, какие игрушки ты берешь с собой? Лиза, а ты проследила за Соней — взяла ли она карандаши и краски?
   — Нет, маменька, — растерялся Андрей.
   — Так пойди в свою комнату, поторопись. С ума с вами сойдешь, с озорниками. А ты, Лиза, готова уже?
   — Я стараюсь, маменька, — Лиза с грустью посмотрела на отца. — Я обещаю вам, что все проверю. И Соне помогу.
   — Хорошо, ступай, ступай, — кивнула ей мать.
   — Дети так соскучились по тебе, Петруша, — нежно сказала Долгорукая, проводив Лизу мечтательным взглядом. — В Петербурге ты, видимо, не сможешь уделять им достаточно времени. А они так соскучились по тебе!
   — Ты права — сейчас я особенно нужен им.
   — Как бы дети не замерзли по дороге в Петербург. Зима все-таки.
   — Да уж, не жарко. А что, если отложить нашу поездку до весны?
   — Петя, да в своем ли ты уме? У тебя семь пятниц на неделе. Я же все собрала.
   — Маша — ты прекрасная мать и верная супруга.
   — А я это знаю… — как-то странно улыбнулась Долгорукая и, потрепав мужа по щеке, направилась к себе.
   Войдя в комнату, она воровато оглянулась по сторонам и что есть силы сжала кулаки.
   — Ненавижу! Ненавижу! — прошипела она в пустоту и вздрогнула — пустота зашевелилась и ожила. — Кто здесь? Кто?
   — А не признала, милая? — голосом Сычихи ответила темнота, и тотчас же она сама вышла на свет.
   — Какого лешего ты здесь? Кто тебя звал? Хочешь, чтобы собак на тебя спустила? — зашипела Долгорукая.
   — А ты меня собаками не пугай! — также шепотом ответила ей Сычиха. — Люди пострашнее собак будут! А вот скоро все узнают в округе, какая ты у нас сумасшедшая! В бароновой погибели проклятие выйдет тебе и всей твоей родне! От невинной крови не отмоешься! Своим безумием не отделаешься! — Сычиха клятвенно подняла руку.
   — Ой, как красиво говоришь, милая! Только у тебя-то руки тоже в крови. Да, да драгоценная! Мне твоя тайна известна! А все о ней узнают — не сносить тебе самой головы. Вот так-то! Убирайся отсюда, чтобы я тебя больше не видела!
   — Я-то уйду, но и тебе от расплаты не уйти! — пригрозила ей кулаком Сычиха. — Полоумной тебе не долго оставаться. Больше никого не заморочишь и от расплаты не уйдешь. И за Марфу ответишь, и за Лизу. За все души покалеченные, за всех убиенных. И не жди, что я молчать стану и угрозы твоей убоюсь. Я от кары Божьей не бегу, все когда-нибудь искуплю. А только твой час раньше моего будет. Ибо твои прегрешения не сравнимы с моими — я душу спасала, а ты калечила. Не равняй меня с собой — разные мы. И судьба у нас будет разная. Тебе гореть в аду, а мне даст Господь покой, и на том спасибо. Иного не жду. И ты не жди. Не будет тебе прощения — ни на земле, ни под землей!..

Глава 6
Свободная и покинутая

   Отобедав у Долгоруких, Ольга вернулась в отведенную ей комнату и прилегла отдохнуть. Она ужасно устала за эти несколько дней и даже не заметила, как и заснула. Просто погрузилась в безмятежный и глубокий сон младенца, сон праведника. И, пожалуй, впервые Ольга расслабилась — она преодолела самый трудный, самый опасный участок пути, и тревоги ненадолго оставили ее.
   К побегу она готовилась долго и тщательно, хотя поначалу о возвращении в Россию не помышляла. Но дни шли, Александр не давал знать о себе, и Ольга решила, что он испытывает ее и свои чувства. Она надеялась, что однажды получит письмо со знакомым почерком, и Саша сообщит ей, что он рядом, проездом в Европу, и они смогут украдкой встретиться и пусть на миг воскресить их незабываемые ночи.
   А пока она готовилась к свадьбе, покорно и равнодушно перенося утомительные встречи с портным, принимая приглашения на обеды и званые ужины в замке Огиньского. Не то, чтобы Ириней был так уж неприятен, ей была неприятна сама мысль занять место своей умершей при родах сестры. Ириней был некрасив, но обаятелен, и хотя его внешность служила постоянным источником насмешек родовитых полячек — невысокий, кривоногий, с залысинами, он искренне любил ее старшую сестру Марину и души не чаял в маленькой Марусе, названной им в память об умершей жене. Ириней был старше Ольги вдвое, и, несмотря на то, что такой брак не считался неравным, Ольга готовилась принять его, как постриг.