Езерская Елена. Возвращение

   — А ты мне не грози! — встрепенулась Полина. — Я вот барину все расскажу, как вы его тут обсуждали, посмотрим, какой он тогда Анне подарок сделает — сто розог или полсотней обойдется.
   — Совести у тебя нет, — горестно сказала Анна.
   — Это у тебя нет совести. Смотри-ка, в одночасье двух кавалеров хочет охмурить!
   — Это тебя не касается! — побледнела Анна.
   — Как же это не касается? Ты у меня барина хочешь увести, а я и молчи? Ну, уж нет! И барона ей, и князя подавай! За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь.
   — А я ни за кем и не гонюсь! Это ж ты у нас на деньги падкая, за копейку на любую подлость готова.
   — Тоже мне, святая невинность! Ты всегда красоте моей завидовала! Да таланту моему. Все вперед меня лезла — и в театре, и перед барином. Всю жизнь мне испортила, думаешь, я и сейчас терпеть стану?
   Полина не на шутку распалилась и, сверкнув глазами, стала искать, чем бы таким в Анну зашвырнуть. Увидела свежие яйца в корзинке, схватила одно из них и бросила в Анну. Яйцо пролетело мимо и с треском ударилось в косяк двери.
   — Это по какому же поводу артиллерийский салют? — вполне миролюбиво спросил Корф, едва успевший уклониться от этого символического снаряда.
   — А что она! — вскричала Полина. — Почему одним все, а другим ничего? Почему ей и котята, и розы…
   — Какие розы? — нахмурился Корф.
   — Да те, которыми ваш разлюбезный князь Аньке всю комнату засыпал!
   — Это правда? — тихо спросил Корф, оборачиваясь к Анне.
   — Правда, — гордо ответила она, смотря ему прямо в глаза.
   — Что же, котенок — не розы. Подкидыш, беспризорный выкормыш. Хорошо, если протянет дольше, чем успеют завянуть ваши цветы, — Корф сдержанно кивнул Анне и вышел.
   — Ты что ж это творишь, стерва?! — Варвара с половником бросилась на Полину.
   — А что я, что? — закричала та и наутек пустилась из кухни.
   — Да неужто ж князь всю комнату розами засыпал? — прогнав Полину, обернулась Варвара к Анне.
   — Нет, Варечка. Только одна роза-то и была. Только одна! — тоскливо произнесла Анна.
   Котенок на полу снова запищал. Анна подняла его, прижала к себе и принялась гладить.
   — А чего тогда перед барином похвалялась? Дразнила, что ли?
   — Ой, Варя! Я и сама не знаю, что я делаю. Запутал он меня — земля под ногами уже кругом идет!
   — Не нравится мне все это, девонька, — покачала головой Варвара. — Давно ведь вам уже пора договориться, а вы все ссоритесь. Не дело это! Ох, не дело…

* * *

   Из кухни Корф тотчас же прошел в комнату для гостей и, открывая дверь, столкнулся на пороге с Репниным.
   — Ты все еще здесь? Разве я не велел тебе убираться отсюда и поживее?
   — Я уже ухожу, вот только решил проверить, не оставил ли чего.
   — Это важно — проверяй лучше. Чтобы потом не придумывал повода вернуться — мол, забыл у тебя в доме то, другое.
   — Ты несправедлив. Я же стараюсь делать, как лучше.
   — Лучше было бы, если бы ты, уезжая, не оставлял после себя мусора в доме.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Я говорю о розах в комнате Анны.
   — О розах? Это от чистого сердца. Я не пытаюсь быть оригинальным в своих чувствах.
   — А я не требую ничего взамен.
   — С чего ты взял, что я корыстен? По-моему, это ты все время думаешь, как загладить свою вину перед Анной.
   — Сначала тебя раздражало мое равнодушие к ее судьбе, потом пришлась не по душе моя жестокость. Теперь тебя злит, что я готов заботиться о ней.
   — И ты называешь ее рабство заботой? Представляю, сколько зла ты ей еще причинишь, думая, что совершаешь благо. Ты на что-то надеешься? Полагаешь, если сам не помнишь, то и она забыла все твои издевательства?
   — Я помню все, — мрачно сказал Корф. — И знаю, что мне нечем гордиться. Но я никогда не отказался бы от Анны из-за того, что она крепостная.
   — А кто же отказывается? — улыбнулся Репнин. — Это тебя все время волновало ее происхождение. А я был обижен на Анну только за то, что она сразу же не сказала мне правду.
   — Не лги хотя бы мне, — скривился Корф. — Ты никогда не забудешь о ее происхождении. Даже если она будет свободна. Ты испортишь ей жизнь.
   — И это говоришь мне ты? Ты, кто с такой легкостью то тянет ее за собой, то отталкивает от себя?
   — Запомни, Анна останется со мной! — вскричал Корф.
   — Ты же ее хозяин — можешь приказывать, — пожал плечами Репнин.
   — Я сделаю ее счастливой. Она станет моей женой.
   — Только через мой труп!
   — Как вам будет угодно, сударь, — кивнул Корф.
   — Это вызов?
   — А что, князь Репнин считает ниже своего достоинства драться из-за крепостной?
   — Ты сам знаешь, что дело не в этом.
   — Ты прав, у нас просто нет выбора. Ты же не оставишь Анну в покое.
   — А ты, я смотрю, не прочь по-быстрому избавиться от соперника.
   — Не скажу, что мне по душе такой поворот событий…
   — Но делать нечего? — с иронией в голосе заметил Репнин. — Хотя мне тоже жаль. Завтра у тебя будет мой секундант.
   — Отлично! С нетерпением жду!
   — Значит, дуэль?
   — Дуэль, — повторил Корф и вдруг попросил. — Репнин, Анна не должна знать об этом.
   — Пожалуй, в этом я с тобой соглашусь. И позволь пройти — мне пора.
   Корф отступил в коридор и дал Репнину возможность выйти из комнаты. Потом он незаметно направился следом за ним, проверяя, действительно ли тот сейчас же и уедет. Но Михаил и не думал путать следы, он вышел во двор, оседлал Париса, которого держал за поводья полусонный Григорий. Потом Репнин пришпорил коня и умчался по дороге — прочь от имения.
   А Корф вернулся в кабинет, но, проходя через библиотеку, он увидел у книжных шкафов Анну.
   — Что вы здесь делаете?! — с раздражением воскликнул он.
   — Хотела выбрать книгу…
   — Разве вас не учили спрашивать разрешения у владельца, прежде чем что-либо взять в этом доме?
   — Но.., это же библиотека!.. — растерялась Анна. — Хорошо, если отныне для входа сюда требуется специальное разрешение, я обращусь к вам и зайду в другой раз!
   — Анна! — Корф заслонил собой дверь, мешая ей выйти. — Я прошу вас, останьтесь! Я должен сообщить вам очень… Очень важную вещь!
   — Что-то еще непредвиденное случилось?! — холодно спросила она.
   — Скажите, вы любите Репнина?!
   — Мне кажется, что это касается только нас двоих — меня и князя! — гневно ответила Анна.
   — Действительно! — с ненавистью воскликнул Корф. — И как это я не подумал — вас двоих! И все-таки ответьте мне — вы любите его?
   — Мое положение не позволяет мне любить князя!
   — Так скажите же ему об этом! Ах, да, я разрешаю вам — напишите ему, я распоряжусь, чтобы письмо ваше тотчас же передали князю.
   — Но я никогда не смогу сказать Мише, что больше не люблю его! Я не понимаю, почему вы просите меня об этом? Вы вынуждаете меня отказаться от Репнина только для того, чтобы расчистить дорогу себе?
   — Поверьте — это не так. Мне не нужно счастье, добытое подобным способом! Скажите, вы верите, хотя бы в глубине своего сердца, верите, что действительно сможете когда-нибудь быть вместе с ним?
   — Что вы все время пытаетесь мне сказать?
   — Согласны ли вы оставаться с ним теперь — теперь, когда князь знает, что вы крепостная! По душе ли вам быть возлюбленной, которую скрывают от высшего света, от близких? Быть любовью, которая вместо счастья приносит только горе и страдания?!
   — Хорошо, — прошептала Анна. — Я напишу князю. Вы правы, я крепостная, а его ждет блестящее будущее. Он достоин самых красивых и родовитых девушек Петербурга. Я напишу ему, что между нами все кончено.
   Анна поклонилась Корфу, невольно под ее взглядом отступившему к двери, и ушла.
   «Какой я болван», — подумал Корф. Ему стало стыдно. Он снова командовал Анной, он лишал ее возможности выбора, не оставляя ей времени самой определиться в ее чувствах к Михаилу.
   "Я не просто болван, я негодяй, как сказал Миша, — негодяй и трус. У меня не хватило благородства отказаться от дуэли, и вот теперь я заставляю Анну написать письмо, чтобы убедить Репнина отменить дуэль. Я такой подлец! — сам все рассчитал: если Анна даст ему отставку, исчезнет самый важный повод для дуэли. Не я отбил ее у Михаила, я всего лишь «подбил» ее написать ему.
   Должно быть, он сразу же и не поверит, примчится тайно и станет ее убеждать. Но Анна — она наивная и добрая! — она откажет ему, и Репнин вынужден будет просить мировую. Уж конечно, он с уважением отнесется к выбору Анны. И не все ли будет равно, как она сделала свой выбор, по собственному разумению или по моему принуждению? Все будет кончено — все останутся живы. Не так уж важно, какой ценой достанется победа, ведь так?" — рассуждал Корф.
   Он прошел в кабинет и достал из сейфа ящичек с пистолетами, открыл его и принялся рассматривать оружие, медленно водя пальцами по холодному металлу.
   — Опять готовишься к дуэли? — раздался из глубины комнаты голос отца. — Ты неисправим, Владимир!
   — Не вижу иного способа разрешить это соперничество с Репниным. Наши отношения зашли в тупик.
   — И не было возможности остановиться раньше? Сколько еще людей должны пострадать из-за твоего несносного характера?
   — Вы опять защищаете кого-то другого, но не меня!
   — Если ты о Репнине, то могу тебя уверить — Миша сильный человек. Он не нуждается в моей защите. Но Анна… Сколько еще будут продолжаться ее мучения!
   — Ждать осталось недолго! Скоро все решится!
   — Опять ведешь себя, как мальчишка-задира! Видно, прошлая дуэль тебя ничему не научила!
   — Вы же сами говорили, что за любовь стоит бороться!
   — Убийство друга — не та цена, которую позволено заплатить за любовь женщины!
   — Почему же сразу убийство? Это будет честный поединок!
   — Но ты убежден, что погибнет Михаил! Не так ли?
   — По крайней мере, я не собираюсь умирать. Но я и не хочу Мишиной смерти. Надеюсь, мне все же не придется стрелять. Если Анна убедит Репнина в том, что она его не любит, дуэль потеряет для него всякий смысл.
   — Поверит ли он ей? Если она неравнодушна к Михаилу, то не сможет быть искренней.
   — Сможет. Она прекрасная актриса, вы же знаете.
   — О!.. Анну трудно заставить делать то, что ей не по душе. И помни — она никогда не полюбит убийцу и скорее возненавидит того, кто отнял у нее надежду на счастье.
   — То есть шансов, по-вашему, у меня в любом случае нет? Репнин — живой или мертвый — все равно будет мне помехой?!
   — У тебя есть только один шанс — отмени дуэль и предоставь Анне право выбора. Ибо истинная любовь не терпит насилия.
   — Basta! Хватит! — разозлился Владимир. — Каждый раз, когда вы даете мне советы, мое положение лишь ухудшается. И не говорите мне, что вы имели в виду совсем не то, что я сделал. Я поступлю так, как считаю нужным! Я буду драться — и пусть произойдет то, что должно произойти!
   Владимир встал и крикнул слугу, чтобы принесли огня. В свете свечей видение исчезло, и Корф почувствовал себя намного уверенней.
   — Позови ко мне Григория, немедленно, — велел он собравшемуся уходить слуге. Тот с готовностью кивнул и заспешил исполнять приказание — молодой барин сегодня был нервный.
   Корф подошел к портрету, повернул к себе и сказал: «Мы и прежде не могли часто найти общий язык. Почему вы никогда не принимали мою сторону, отец? Почему не слушали моих доводов? Я любил вас, всегда любил и люблю до сих пор. Но это вы, именно вы приучили меня свое мнение ставить превыше других, потому что всегда ставили его после собственного мнения — праведника! Как бы я хотел, чтобы хоть иногда вы позволяли бы себе оступаться и заблуждаться. Вы всегда знали, что хорошо, что плохо, знали меру всех вещей и поступков. Вы руководили мной и навязывали свои правила. Больше этому не бывать! Я взрослый! Я сам могу постоять за себя — разобраться с другом, завоевать женщину. И уж поверьте, сам знаю, когда и как мне лучше умереть…»
   В дверь постучали.
   — Входи! — крикнул Корф, отходя от портрета.
   Григорий со всей силой, на которую только был способен, рванул ручку двери и ввалился в кабинет. В тот же момент распахнулось окно, створка опасно стукнула по каменной кладке стены. Владимир вздрогнул — в комнату ворвался холодный ветер. И как будто потянуло дымом…
   — Звали, барин? Ах ты, господи, окно-то распахнулось! — Григорий бросился закрывать окно, принюхался. — Со двора гарью натянуло. От конюшни, поди, еще не развеялось. Чего надобно-то, барин?
   — Вот возьми, — Корф протянул Григорию ящичек с пистолетами. — Подготовь — почисть и проверь.
   — А давненько же вы, барин, не стреляли! — кивнул Григорий. — Решили поупражняться? Прикажете подготовить мишени?
   — О мишенях я позабочусь сам. А поупражняться придется. Ступай.
   Григорий взял под мышку ящичек и, пятясь, выбрался из кабинета — он казался огромным, как слон в посудной лавке.
   «Вот и все, — подумал Корф, — вот и все!»

Глава 4
Тайна старого поместья

   — Как там маменька? — с волнением в голосе спросила Соня, когда Андрей и доктор Штерн вышли из комнаты Долгорукой.
   — Я сделал Марии Алексеевне еще один укол, — сказал доктор, с благодарностью кивая слуге, помогавшему надеть шубу. — Думаю, что на сегодня этой дозы достаточно. А далее вам, Андрей Петрович, следует отвезти княгиню в Петербург и показать двум-трем светилам в этой области. Я, как вы знаете, в вопросах душевных болезней не силен.
   — Позвольте, Илья Петрович, — вмешался в разговор исправник, — но я должен препроводить подозреваемую в тюрьму!
   — Боюсь, что сейчас это невозможно, — покачал головой доктор, — и сомневаюсь, что в этом есть особая необходимость. Вряд ли княгиня в настоящий момент может убежать — она находится под действием весьма сильного лекарства.
   — Кроме того, — поддержал его Андрей, — я только что имел разговор с Владимиром Корфом, он обещал мне не подавать иск против матушки и завтра же составит все необходимые для этого документы.
   — И все же я хотел бы снять с княгини допрос. Меня обязывают к этому следственные правила, — развел руками исправник.
   Андрей посмотрел на доктора, тот подумал и кивнул: «Утром вы сможете допросить княгиню».
   — Хорошо, я вернусь завтра. Надеюсь, вы не станете чинить мне каких бы то ни было препятствий для совершения законных действий, — исправник откозырял и хотел было уйти, но доктор остановил его.
   — Не подвезете меня до города?
   — Разумеется, прошу вас.
   Исправник и доктор откланялись, оставив Андрея и Соню в гостиной — растерянных и подавленных всем произошедшим.
   — Не может быть! — первой нарушила молчание Соня. — Какой позор! Как они смеют обвинять маменьку? Я никогда не поверю в то, что она убийца!
   — Я потрясен не менее тебя, но, однако, не могу столь категорично говорить о ее невиновности.
   — Андрей! — возмущенно воскликнула Соня.
   — К сожалению, дорогая сестричка. К сожалению, есть ряд обстоятельств, которые побуждают меня сомневаться в ее непричастности к смерти Ивана Ивановича.
   — А я в этом даже и не сомневаюсь! — резко сказала Лиза, входя в гостиную. Она на ходу сбросила шубу, и Татьяна, всплакивавшая время от времени в своем углу, едва успела ее подхватить.
   — Как ты можешь, Лиза! — Соня соскочила с дивана ей навстречу. — Как ты смеешь такое о маменьке!.. Говорят, что она сошла с ума. Но это не правда! Это вы все вокруг лишились рассудка!
   — Другие, возможно, и могут ошибаться, но я нет! Я знаю, что маменька — убийца. И барон Корф — не единственная ее жертва.
   — Что ты такое говоришь, Лиза, — устало произнес Андрей. — Я понимаю, что ты сердита на нее за свою свадьбу с Забалуевым, но… Послушай, даже Владимир проявил великодушие, пообещав мне простить ее.
   — Корф может вести себя так, как считает нужным. В конце концов, барон — его отец. Но я никогда не прощу ей убийство папеньки!
   — Опомнись, Лиза! Что ты такое вбила себе в голову?! — вскричал Андрей.
   — Ты — злая! Ты.., ты… — Соня даже задохнулась от возмущения, не в силах продолжить свою мысль.
   — Конечно, — криво усмехнулась Лиза, — это я злодейка-душегубка, а наша матушка — божий одуванчик, невинный цветок!
   — Лиза, возьми себя в руки и перестань юродствовать, — строго сказал Андрей.
   — Очнись, Андрей! Посмотри правде в глаза! Маменька ненавидела отца так же сильно, как ненавидела барона Корфа. И где теперь барон? И что случилось с отцом?
   — Папенька погиб на охоте, — со слезами в голосе прошептала Соня.
   — При странных обстоятельствах, — напомнила Лиза, — и после выстрела был слышен женский крик.
   — И что это доказывает? — устало спросил Андрей.
   — Ничего, — улыбнулась Лиза. — Вот поэтому я и решила проверить, почему же папеньку похоронили так спешно.
   — Что значит — решила проверить? — Андрей с ужасом уставился на нее, а Соня разом перестала плакать.
   — Я велела выкопать гроб с телом отца…
   — А… — вскрикнула Соня и упала в обморок.
   — Соня, Соня! — Лиза быстро подошла к ней и потрепала по щекам, приводя сестру в чувство.
   — Изыди, сатана! — воскликнула та, отталкивая ее руку.
   — Ты не там ищешь дьявола, — грустно сказала Лиза. — И можешь не обвинять меня в богохульстве — гроб оказался пустым.
   — Что? — растерялся Андрей.
   — Да, — кивнула Лиза и протянула ему небольшую иконку. — Это все, что было в гробе.
   — И как это все понимать? — Андрей повертел иконку в руках и передал ее Соне. Та тут же принялась крутить и рассматривать ее.
   — Я не знаю, — покачала головой Лиза. — Ты, конечно, считаешь мой поступок ужасным, но разве мы не имеем право знать, что на самом деле случилось с папенькой? Где его тело? Быть может, его похоронили как простого крестьянина? Или, не дай Бог, закопали в лесу без отпевания?! А может быть, кинули на растерзание собакам?
   — Лиза, остановись, это слишком жестоко!
   — Правда всегда жестока, братец. И я не успокоюсь, пока маменька все не расскажет нам!
   — Вправе ли мы сейчас требовать от нее этого? Что бы она ни совершила, она по-прежнему наша мать, — попытался убедить ее Андрей, — она больна, Лиза, пожалей ее. Что бы ни случилось с отцом — это уже произошло.
   — Но…
   — Подумай хорошенько. Что скажут люди? Какой позор ждет всех нас?! Как я посмотрю в глаза Наташе?
   — А как ты смотришь в глаза Владимиру?! — вскинулась Лиза.
   — Владимир не стал перечеркивать долгие годы нашей дружбы. Он повел себя в высшей степени благородно, и я счастлив, что у меня есть такой друг.
   — Что это? — вдруг спросила Соня.
   Лиза и Андрей оглянулись — увлеченные спором, они не замечали, как Соня изучала иконку из гроба отца и, наконец, разобрав ее, под снятым окладом обнаружила полувыцветший акварельный портрет молодой женщины.
   — Покажи, — требовательно сказала Лиза и взяла портрет из рук Сони. — Это она!
   — Она? — не сразу поняла Соня.
   — Уверена, это та женщина, которую любил отец. Интересно, где она теперь? Что она знает о его смерти? Я должна ее разыскать! Я должна поговорить с маменькой! Она же все знала, она знала ее!
   — Лиза, — остановил сестру Андрей. — Маменьке недавно сделали укол. Вряд ли ты сможешь поговорить с нею раньше завтрашнего утра.
   — Я не хочу ждать! — оттолкнула его Лиза. — Здесь ключ к разгадке всех моих несчастий! Из-за нее маман убила отца, из-за нее никто не смог помешать ей выдать меня замуж за Забалуева. И если я найду ответы на свои вопросы, я смогу разорвать позорный брак с этим мерзким, гадким человеком.
   — Me voila! — раздался в гостиной противный, знакомый голос. — А вот и я! Мерзкий и гадкий.
   Долгорукие замерли от ужаса — в дверях, отвратительно улыбаясь, стоял самодовольный Забалуев. Собственной персоной.
   — Вижу, мне в этом доме не рады. А я так даже соскучился, ну, просто — очень! По моей милой женушке, по очаровательной свояченице. И еще нечаянная радость — бесценный шурин здесь же!
   — Но вот уж вас в этом доме никто не ждал! — воскликнул Андрей.
   — А куда я, по-вашему, должен идти? Место мужа — подле жены. Разве не так? Опять же, дорогие родственнички, вы у меня в долгу.
   — Мы вам ничего не должны! — встрепенулась Соня.
   — Ошибаетесь. А по чьей милости я очутился в тюрьме? Разве не ваша сумасшедшая матушка оклеветала меня?
   — Да как вы смеете?!
   — Смею, Андрей Петрович, еще как смею. Вы думали, Забалуев — чудовище, Змей Горыныч о трех головах? А Горынычем оказалась ваша маменька! Отравила старика и глазом не моргнула!
   — Андрей, я не могу это слышать! — Соня зажмурила глаза и закрыла уши ладонями.
   — А вы послушайте, Софья Петровна! — жестко сказал Забалуев. — И помните — Забалуев не держит зла и прощает вашему семейству свой позор!
   — Какое великодушие! — с иронией процедила сквозь зубы Лиза. — А как быть с вашим обманом? С вашим разоренным поместьем? С миллионами, которых нет?
   — Надеюсь, вы простите мне мою слабость? Соврал — каюсь. Но все ведь из великой любви к вам, ненаглядная моя! Уверен — вы еще успеете оценить меня по достоинству и полюбить со всей силой.
   — Никогда! — отвернулась Лиза, кусая губы.
   — Да будет вам известно, милостивый государь, что я собираюсь написать прошение императору, — сообщил Андрей. — Меня хорошо знают при дворе, и Его величество поможет Лизе избавиться от вас.
   — Хотите состязаться со мной в эпистолярном жанре? — еще шире улыбнулся Забалуев. — Давайте начнем писать. Вместе. Вы — императору, а я — сами знаете, кому.
   — Вы не меняетесь! — гневно вскричал Андрей.
   — А вы не даете мне для этого повода, — усмехнулся Забалуев. — Перестаньте угрожать мне, окажите приют да сестре своей велите, чтобы меня не чуралась. И станем жить поживать да добра наживать!
   — Послушайте, вы! Голодранец, враль, мошенник и вор — вы предлагаете мне сделку?
   — Не такой уж и голодранец! Вы забываете о приданом Елизаветы Петровны, на которое я теперь имею некоторое право. И кроме того по закону мы должны жить с нею под одной крышей и спать в одной постели.
   — Этому не бывать, даже если мне прикажет сам государь император! — закричала Лиза. — Андрей, прогони его!
   — Пусть он уходит! Немедленно! — поддержала ее Соня.
   — Нет, — тихо сказал Андрей после паузы, — я не могу. Нам не нужен еще один скандал. Пусть остается, а мы будем действовать по закону.
   — Давно бы так, — хмыкнул Забалуев и направился к выходу из гостиной. — А где теперь наши покои? Где я могу преклонить свою голову, уставшую от тюремных нар?
   — Ваше место — на кухне и в комнате для гостей, — отрезал Андрей.
   — Побойтесь Бога, Андрей Петрович! Разве кухня — место для дворянина? И потом, какой же я гость — я член семьи, вашей семьи, мой милый шурин.
   — Андрей, — Лиза повернулась к брату, — я клянусь — если этот человек попытается переступить порог моей комнаты…
   — Неужели убьете? — с притворным испугом спросил Забалуев. — Впрочем, одна убийца в этом доме уже есть. Так что это у вас, наверное, наследственное?
   — Вон! — закричал Андрей.
   — Вы меня прогоняете?
   — Вон отсюда, — усилием воли сдержал себя Андрей. — Татьяна вас проводит в комнату для гостей. Пока живите. Но предупреждаю, вы здесь ненадолго. И поэтому не воображайте, что можете командовать слугами и приставать к моей сестре.
   — А как же я буду выполнять свои супружеские обязанности? — принялся сокрушаться Забалуев. — Я бы не хотел давать вам лишний повод для развода.
   — Поводов у нас уже и так предостаточно. И мошенничество — один из них. Так что — подите прочь и оставьте нас в покое хотя бы до утра.
   — Зачем же так грубо? Я уверен, мы сумеем обо всем мирно договориться. Главное сейчас — избежать нового скандала. И я с удовольствием буду вам в этом содействовать. Так куда я должен идти?
   Андрей кивнул Татьяне. Та вышла из гостиной, жестом указывая Забалуеву следовать за ней.
   — Давно не виделись! — прошептал Забалуев, когда они вышли в коридор, игриво задевая Татьяну ниже талии.
   — Как вы смеете! — отшатнулась она.
   — Ух, какие мы страстные! Глазки горят, губки шипят — ох, понимаю я Андрея Петровича. Я и сам таких люблю.
   — Что это вы, что?
   — А я сейчас объясню. Только не торопись, милая.
   — Нечего мне с вами задерживаться, вот ваша комната, располагайтесь. А мне идти надо, дел по дому невпроворот.
   — А разве я — это и не дело совсем? — Забалуев попытался втолкнуть Татьяну в комнату, схватив ее за руки.
   — Да отпустите же! — вырвалась она.
   — Какая страсть! И почему ты не хочешь отдать ее своему барину?
   — Вы мне не барин!
   — Правильно, я твой друг. Друг, пока ты готова идти мне навстречу. А могу ведь и обидеться. Вот возьму и поговорю с твоей будущей барыней, с княгинюшкой Репниной. Что-то она скажет, когда узнает правду о милом женишке?
   — Андрей Петрович сам обо всем расскажет невесте, и вы больше не сможете никому угрожать.
   — Ах, какая же ты наивная! Барин-то, поди, уверил тебя, что от невесты откажется и с тобою сойдется?
   — Он обещал…
   — Да кто ты есть-то? Крепостная! Милая, красивая, даже очень красивая, но глупенькая крепостная. А она — княжна!
   — Меня в гостиной ждут, дайте пройти, — твердо сказала Татьяна. — Господа велели чай подавать.
   — Чай, говоришь? Так ты и мне принеси, а вместо сладкого — сама будешь. А коли передумаешь — на себя пеняй. И барину скажи, пусть не удивляется, если скоро ему княжна от ворот поворот даст.
   Татьяна сверкнула на него полным ненависти взглядом и убежала.
   — Что случилось, Танечка? — ласково спросил ее Андрей, когда она вернулась в гостиную. Лиза и Соня уже к себе ушли, и Андрей сидел один на диване, пытаясь собраться с мыслями.