Страница:
Дети и Мэри плакали и кричали от страха, когда большие волны перекатывались через борт "Надежды". Затем Вил завернул их в парусину, чтобы защитить от соленой морской воды. Но они соскользнули на дно баркаса и там промокли насквозь.
Следующим утром на востоке небо огненно-красное. Морж воспринимает это как знак того, что оттуда поднимается сильный ветер. Днем волны постепенно становятся все выше и круче. В ложбинах между волнами парус обвисает, но, когда тяжело нагруженное судно взбирается на гребни, ветер кричит и воет. Он гонит "Надежду" вперед неуверенными рывками, причем носовая часть судна угрожающе отклоняется от курса.
На третий день пути к западу от мыса Йорк обнаружилось, что всё здоровье, набранное на острове Черепахи, утрачено. Беглецы испытывают резкий упадок сил. Они смотрят друг на друга и озираются вокруг пустыми глазами, их лица отекли, а щеки впали. В таком состоянии некоторые с трудом осознают, что происходит вокруг. Дети лежат не двигаясь, Мэри не хочет распаковывать их из парусины. "Если маленький Эмануэль умрет, на то воля божья", - говорит она. Аллен тоже обнаруживает признаки религиозности впервые за все время путешествия. Он предлагает молиться за спасение души.
Остальные слишком слабы, чтобы ему ответить. Только у Сэма еще есть немного сил. "Что ты имеешь в виду под спасением, старый болтун?" спрашивает он.
"Чтобы показался остров, где мы могли бы высадиться и отдохнуть".
"Остров! Разве ты не слыхал, что сказал Шкипер. Здесь нет ни одного острова на пути к Тимору, и может пройти много дней, пока мы до него доберемся. Если это вообще свершится!"
Однако вечером неожиданно вырастает силуэт острова. Вскоре еще один и далее целый ряд.
"Впереди слева земля, - кричит Аллен. - Может, надо просить Сэма, чтобы он помог тебе".
Здесь нельзя использовать квадрант, но Шкипер считает, что это, возможно, острова Вессел и что они оказались немного южнее, чем он рассчитывал.
Мэри настаивает на высадке на острове. "Иначе умрут оба ребенка, Эмануэль и Шарлотта", - рыдает она.
"Помнишь, голландец предупреждал против высадки в каком-либо месте к западу от мыса Йорк, - говорит Кокс, - ведь ты видела, что произошло в последний раз, когда мы пытались выйти на берег".
"Во имя господа, человек, ведь ты видишь, что двум невинным детям придется тут умереть".
"Но у нас больше нет возможности использовать мушкет, - продолжает Кокс свои возражения. - Его теперь вполне можно выбросить за борт". Он смотрит на Моржа, который чуть ли не падает от усталости.
"Я считаю, что надо рискнуть, - наконец говорит Шкипер. - Вряд ли возможно плыть дальше без отдыха, и, кроме того, надо немного пополнить запас питьевой воды, если ветер утихнет".
Кокс хочет знать, что будет, если муссон изменит направление, так как именно в эти дни обычно происходит перемена ветра, как он слышал от капитана Детмера Смита.
"Итак, мы не справляемся. Нам осталось пройти более 500 морских миль до Тимора, и ты, конечно, понимаешь, что мы вряд ли смогли бы прогрести 500 морских миль против ветра и течения. Нам остается только надеяться, что ветер с юго-востока продержится еще несколько дней".
Он перекладывает руль, поворачивает оверштаг и направляет маленькое судно к островам. Им удается быстро найти бухту на одном из крайних внешних островов, который фактически не более чем скала. Однако здесь, по их мнению, наименьший риск встретить аборигенов. Сэм, самый выносливый из беглецов, бредет по воде с топором (так как теперь от ружья нет никакой пользы) и обследует участок мангровых зарослей; не найдя ничего подозрительного, он подает знак судну плыть к суше. Так как ни у кого нет сил искать воду, все они выбираются на участок сухого песка между илистыми отмелями и тут же погружаются в сон, оставив Сэма дежурить.
Бульшую часть следующего дня они проводят на берегу, но вечером, когда на небе скапливается много туч, Аллен внезапно отмечает, что погода скоро изменится. "Я чувствую это всеми суставами, - продолжает он. - Каждый раз при перемене погоды мое тело действует как барометр".
Опасаясь, что ветер переменится, они покидают берег незадолго до наступления темноты и плывут страшной штормовой ночью, держа курс прямо на запад. Теперь они в открытом море и снова должны бороться с волнами высотой с башню. Запас пресной воды почти на исходе, и осталось совсем немного копченой свинины.
Морж берет инициативу в свои руки. Он внимательно следит за состоянием моря, пытаясь уберечь судно от самых опасных волн и держать навстречу ветру парус среди хаоса водяных громад. Следующие двое суток они плывут таким образом, и Морж постоянно сидит у руля. Сэм неоднократно предлагает сменить его. Однако всякий раз Шкипер отвечает:
"В тот момент, когда покажется Тимор, руль будет в твоих руках, Сэм!"
Однако увидят ли они вообще Тимор? Не зашли ли они так далеко к югу, что могут и не заметить остров и пройти мимо него?
Джеймс Кокс высказывает такие опасения, но Морж успокаивает его. Совершенно очевидно, что они не следуют маршруту, обозначенному на карте Кука. Ведь голландец определенно говорил, что они обязательно увидят либо Тимор справа, либо гораздо меньший остров Роти слева.
В полдень этого же дня показывается солнце, и можно снова использовать квадрант. Шкипер тщательно измеряет высоту солнца и погружается в расчеты:
"Если ветер удержится, мы увидим Тимор завтра утром", - оповещает он. Мэри выглядывает из-под парусины, где она лежит вместе с детьми. "Я не ослышалась?" - спрашивает она слабым голосом. "Ты слышишь правильно, Мэри, - говорит Морж. - Ты веришь мне? Завтра увидишь Тимор".
"Мы сойдем завтра на берег, Шкипер?"
"Этого я еще не могу сказать. Наверняка только вокруг голландской фактории аборигены приручены. В горах они, возможно, такие же дикие, как и у мыса Йорк".
Мэри первая видит землю на следующее утро. Ветер значительно стих, но он постоянно дует с востока. Перед ними встают большие волны. Но внезапно Мэри кричит, словно застопорило форштевень [так в книге], что она заметила остров.
Другие выражают сомнение, предполагая, что она приняла облака за землю. Проходит полчаса. На этот раз Нат издает громкий крик радости. "Я вижу землю, - кричит он. - Это совершенно точно, впереди земля". Когда судно поднимается на гребень волны, они различают черную булавочную головку, которая в течение следующего часа вырастает еще больше и, наконец, принимает форму вытянутого гористого острова с пеленой облаков над высокими вершинами.
Это остров Тимор в Голландской Ост-Индии. Сегодня 3 июня 1791 года. Через два дня, 5 июня 1791 года, задул ветер с запада. До берега остается всего две морские мили. Сэм садится у руля и приводит "Надежду" в факторию Купанг. За 69 суток они под парусами и на веслах преодолели расстояние в 3254 морские мили [более 6 тыс. км]. Все живы, хотя и выбились из сил. Борясь за право стать свободными людьми, они совершили плавание на открытом баркасе через самые опасные акватории земного шара. Они никогда не чувствовали себя более свободными, чем в этот момент, когда радушные малайцы Купанга, мужчины, женщины и дети, задавая многочисленные вопросы, бегут навстречу им.
Глава 13
Купанг на острове Тимор в Голландской Ост-Индии. - Кокса и Вила принимает губернатор Ваньон. - Придуманная история о кораблекрушении. Мэри и дети в больнице. - Шарлотта приобретает подружку по играм. Беглецов разоблачают и отправляют в тюрьму. - Капитан Эдвард Эдвардс и потерпевшие кораблекрушение на "Пандоре". - Мятежники с "Баунти". - Тяжкие испытания в трюме "Пандоры". - Эдвардс заковывает "ботаников" в кандалы.
1
В голландской фактории Купанг на Тиморе правит губернатор минхер Тимотеус Ваньон. Он унаследовал пост от своего тестя Вильяма Адриана ван Эсте, который два года назад принял сходную группу потерпевших с корабля "Баунти", - капитана Вильяма Блая и его приверженцев, которых мятежники высадили на баркас у тихоокеанского острова Тофуа.
Купанг - это лишь маленький форпост огромной голландской колониальной империи в Ост-Индии, но в противоположность ее главному городу Батавии он считается здоровым местом для жизни людей потому, что на Тиморе муссон дует сильнее, чем на других островах, и, может быть, также потому, что здесь в отличие от Батавии голландцами не были вырыты каналы, которые становились местами размножения москитов, а также бацилл и вирусов множества смертоносных тропических болезней. Практически все дома построены из дерева, и многие из них имеют открытые веранды. Голландская крепость единственное строение из камня.
Джеймс Кокс и Вильям Брайент предстают перед губернатором Ваньоном. Оба они знают, что их судьба зависит от этого визита. Господин Ваньон, чья кровь струится в жилах многих молодых людей Купанга, - человек лет пятидесяти, облик которого носит отпечаток многолетнего пребывания в тропиках. Его круглое розовое лицо напоминает об эйдаммерском сыре. Слезящиеся глаза смотрят на посетителей по обе стороны от курносого носа. Он несколько дней не брился. Манжеты его рубахи не отвечают голландскому идеалу чистоты, обшлага мундира обтрепаны, и видно, что он неделями его не чистит, но на губах Ваньона дружеская улыбка. Кокс и Вил сразу же ощущают, что он всячески готов им помочь.
"Добро пожаловать на Тимор, мои господа, - говорит он и указывает на поднос с тремя стаканами и кувшином. - Разрешите мне налить вам по стакану доброго голландского пива".
Кокс и Вил давно не пробовали ничего, что так хорошо пошло бы им на пользу. Но они замечают, что даже от нескольких глотков могут захмелеть.
Кокс отставляет свой стакан в сторону. "Очень любезно с вашей стороны, ваше превосходительство, - говорит он на чистом голландском языке, - но боюсь, что мы еще слишком слабы, чтобы по-настоящему насладиться этим".
Ваньон благосклонно кивает головой и говорит: "Вы знаете наш язык, господин. Это, могу сказать, приятная неожиданность. Но прежде чем выслушать ваше сообщение, позвольте мне сказать, что оба ребенка и молодая женщина с вашего судна уже доставлены в наш небольшой, но отлично оборудованный госпиталь и что тех мужчин, которые этого захотят, тоже можно туда поместить".
Джеймс Кокс рассказывает губернатору Ваньону следующую историю. Они группа американцев, потерпевших кораблекрушение. Они плыли на китобойной шхуне "Нептун" из Бостона, направляясь в Порт-Джексон в надежде купить там провиант. Ночью их корабль наскочил на риф, и только одиннадцать человек уцелели в спасательной лодке. Более подробно сказать, как и где произошло несчастье, они не могут.
"Вы были на борту суперкарго [48], минхер? - спрашивает Ваньон. - Но спасся ли какой-нибудь сведущий в навигации офицер?"
"Нет, к сожалению, ваше превосходительство, все они утонули. Но к счастью, наш боцман господин Вилберфорс умеет пользоваться квадрантом, и благодаря ему нам удалось добраться сюда".
"Но ведь у вас была какая-нибудь навигационная карта?"
Джеймс Кокс следит за своей речью. Много раз, когда усталость не слишком одолевала их, они прорабатывали эту вымышленную историю во всевозможных деталях и тщательно заучили свои новые имена. Нельзя было признавать, что они пользовались копией, снятой с составленной капитаном Куком карты восточного берега Новой Голландии, поскольку вряд ли вероятно, чтобы на американском китобойном судне оказалась такая карта.
"Нет, ваше превосходительство, у нас не было никаких карт, но Вилберфорс слышал о Торресовом проливе и Арафурском море от одного голландца, которого он встречал в Бостоне".
Явно заметно, что это объяснение далеко не удовлетворительное. Однако ничего не поделаешь, и Ваньону приходится принять его.
Он медленно наливает себе еще стакан пива.
"Вы не взяли с собой вахтенный журнал, суперкарго?"
"К сожалению, он утонул вместе с капитаном, минхер".
"А кто эта женщина с двумя детьми? Разве принято возить женщину с детьми на американском китобойце? По правде говоря, я полагал, что промысел китов очень тяжелая работа".
"Это, конечно, правда, ваше превосходительство. Но господин и госпожа Вильям Джонс с двумя маленькими детьми ждали судно в Вальпараисо и скорее предпочли бы совершить путешествие по Южному океану, чем оставаться на день дольше в испанском Чили".
Эту историю выдумал Шкипер, знавший, что некоторые американцы ищут возможность добраться на корабле из Чили на родину, в Северную Америку.
Хотя голландский губернатор и отмечает некоторые сомнения в правдоподобности истории, преподнесенной Джеймсом Коксом, он не подает и виду. Вместо этого он задает вопрос:
"Куда вы намереваетесь отправиться отсюда?"
Здесь они единодушно отвечают: "В Бостон в Северной Америке".
"К сожалению, к нам не заходит ни один американский корабль, разъясняет губернатор. - Однако поддерживается сообщение из Батавии к западу от Новой Голландии и далее в Порт-Джексон, где, как я понимаю, англичане собираются создавать колонию". Он выпивает второй стакан пива и дружески улыбается Джеймсу. "Я уверен, что в будущем американские суда тоже будут заходить в Порт-Джексон. Да я тоже имею долю в небольшом судне, которое называется "Ваксамхейд". В настоящее время оно зафрахтовано англичанами, но через некоторое время вернется в Ост-Индию. И я знаю, что оно должно идти в Порт-Джексон. Вероятно, из Батавии можно будет перевезти вас и ваших спутников в Порт-Джексон на "Ваксамхейде". Я охотно выясню это для вас, господин".
Каждый раз, когда толстый голландец упоминал слово "Порт-Джексон", не говоря о "Ваксамхейде", Джеймса передергивало. Надо только надеяться, что Ваньон не обратил на это внимание. Он вежливо отвечает: "Это действительно весьма любезно с вашей стороны, ваше превосходительство, но вы предоставьте нам возможность передохнуть несколько дней в Купанге, прежде чем мы примем решение по поводу дальнейшего путешествия".
"Разумеется, мой друг, с большой радостью. Я предоставлю в ваше распоряжение дом, и будьте уверены, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы сделать приятным пребывание здесь для вас и ваших товарищей по несчастью".
"К сожалению, мне не удалось захватить с собой судовую кассу, и мы не можем оплатить вашей милости расходы, пока не вернемся в Америку".
"Не думайте об этом, мой друг. Будьте вместо этого рады, что всевышний милостиво позволил вам перенести кораблекрушение и благополучно направил вас сюда". Губернатор поворачивается к Вильяму Брайенту, который держался молча во время беседы, и просит его на правильном английском языке пожелать жене и детям скорейшего выздоровления. "Могу сказать, что у нас хороший маленький госпиталь здесь, в Купанге, - добавляет он, - и я уверен, что наш замечательный молодой врач сделает все, чтобы поставить на ноги вашу жену и детей".
2
И вот они живут, как графы и бароны, в скромном, но удобном госпитале Купанга, где молодой доктор Ройтен всячески стремится помочь им. В первые дни Мэри с трудом осознает, что она и дети спасены. Она лежит на широкой удобной постели на чистых белых простынях, рядом с ней дети, и за ней ухаживают любезные девушки-малайки. Им приносят все лучшее и самое вкусное, что можно достать: взбитые сливки с яйцами, свежеиспеченный хлеб с толстым слоем масла. Вила поместили в той же комнате на такую же большую кровать; ему и остальным мужчинам подают сочное жаркое и иногда стакан портерного пива.
Уже через несколько дней после их прибытия маленькая Шарлотта обзавелась подругами-сверстницами из малайского населения, но даже дочь голландского казначея господина Росета, четырехлетняя Маритье, тоже часто приходит в госпиталь поиграть с ней или пригласить ее в свой дом, откуда она возвращается с шоколадом и апельсинами.
Мэри никогда раньше не пробовала апельсинов, и ее дочери приходится показать ей, как их очищают перед едой. В то время как Шарлотта расправляется с ними, Мэри сидит на кровати и крупные слезы капают на белую простынь.
"Ну какого черта ты плачешь?" - спрашивает ее муж.
Проходит довольно много времени, прежде чем Мэри отвечает ему, дождавшись, когда Шарлотта выходит из комнаты. Девочка не должна слышать, о чем говорят родители, чтобы не разнести этого дальше. Хотя здесь никто из малайцев не знает английский язык и только некоторые голландцы понимают по-английски, оба языка все же довольно близки и частично смысл легко уловить, поэтому многие из беглецов высказывают опасения по поводу общения Шарлотты с Маритье.
"Я плачу, потому что нам надо убираться отсюда, - всхлипывает Мэри. Здесь Шарлотта счастлива, и ее как равную принимают в компанию других европейских детей. Здесь также было бы хорошее место для воспитания Эмануэля. Он мог бы стать шкипером на какой-нибудь шхуне, совершающей рейсы между островами. Он белый мальчик, Вильям, и здесь с ним не будут обращаться так, как на родине, в Корнуолле, где уважают только тех, кто богат или имеет титул. Когда нашему мальчику исполнится семь-восемь лет, его отправят на шахту, а Шарлотту попытаются приставить к вязальной машине. Не дай бог, если ей выпадет такая же горькая участь, как мне". И она снова начинает рыдать.
Вильям не вполне понимает, но сознает, что предоставить жене столько, сколько она ожидает от жизни, ему будет трудно, если не сказать невозможно. Он часто говорит с товарищами о том, как они представляют себе свою жизнь в будущем. Нет сомнений в том, что им придется совершить путешествие на голландском корабле из Купанга в Батавию, однако во что бы то ни стало надо избежать путешествия из Батавии в Англию на британском корабле. Джеймс Кокс осторожно расспрашивает казначея Бернхарда Росета о том, суда каких стран заходят в Батавию, и впервые из этого разговора "ботаники" узнают, что в Европе назревает война. Время от времени в Батавию заходит американская китобойная или тюленебойная шхуна, и это их единственный шанс, по мнению Кокса. "Мы должны выбраться в Северную Америку, - говорит он. - Свободные штаты - это совсем новый мир, и там все равно, богат ты или беден, умеешь ли ты читать и писать, лишь бы ты мог трудиться. Свободные штаты - вот что станет нашим раем, друзья".
Вил пересказывает Мэри слова Джеймса Кокса, но она только плачет и вздыхает. Он не знает, как ее успокоить, но просит Джеймса навестить ее, чтобы, по его выражению, "образумить жену".
Джеймс Кокс садится на край постели и берет ее за руки.
"Мэри, что с тобой? - спрашивает он. - В опасном путешествии из того места, с которым ты достаточно хорошо знакома, ты была самой выносливой из всех нас, а теперь ты совсем раскисла. Скажи мне, что с тобой?"
Вначале Мэри только плачет, но постепенно обретает голос. Она боится, что будет с детьми.
"Почему ты беспокоишься за детей?"
"Если мы уедем отсюда, Шарлотта и Эмануэль умрут".
"Но откуда у тебя возникла эта зловещая мысль, Мэри?"
Этого Мэри не говорит. Она продолжает причитать: "Я это знаю! Я это знаю!"
"Мэри, утри слезы и взгляни на меня, - говорит Джеймс. - Если мы не улизнем отсюда и останемся здесь жить в течение долгого времени, мы рискуем, что сюда зайдет судно из того места, куда мы меньше всего в мире хотим попасть. Мы беглые каторжники, Мэри (эти слова он шепчет ей на ухо), а это значит, что нас, во всяком случае нас, мужчин, повесят на реях через 24 часа после того, как схватят. Наш добрый толстый друг здесь в колонии не может ничем нам помочь, даже если бы он наверняка этого хотел. Тогда, может, тебя как женщину помилуют, но во всех случаях непременно отправят обратно в... да, ты сама знаешь куда. И как ты понимаешь, что тогда будет с Шарлоттой и Эмануэлем? Их отправят с тобой в кандалах? Скорее всего, их отнимут у тебя и отдадут на воспитание жене какого-нибудь солдата. Бог дает детей, но он посылает также горести".
Мэри снова рыдает. "Единственное, чего я желаю, - всхлипывает она, это прожить остаток жизни в том месте, где моих детей считают такими же хорошими, как детей всех других людей. Здесь, в Купанге, Шарлотта играет с Маритье, дочерью казначея Росета, и входит в компанию детей губернатора Ваньона и врача Ройтена. Здесь она и Эмануэль имеют такие же возможности в жизни, как дети минхера Росета и минхера Ваньона, но в Корнуолле дочь рыбака Вильяма Брайента относится к совершенно иному сословию, чем ее сверстница, дочь лорда Эштона. И ты веришь, по правде говоря, что все обстоит иначе в Североамериканских свободных штатах, которые ты так усердно восхваляешь?" [49].
Однажды губернатор Ваньон навещает Мэри в госпитале. Она приходит в себя после тягот путешествия и лежит в чистой постели с несколькими подушками за спиной, рядом с ней ее дети. Видно, что это красивая и привлекательная молодая женщина.
"Ну, госпожа Джонс, как ваши дела? - спрашивает толстяк губернатор и протягивает ей горшочек меда. - Это от наших пчел".
"Благодарю, ваше превосходительство, мне никогда в жизни не было так хорошо, как теперь". И говоря эти слова, Мэри Брайент нисколько не преувеличивает. "Я чувствую себя, словно очутилась в раю".
"О, полноте, мы смогли сделать так мало после всех несчастий, которые перенесли вы и ваши дети".
Внезапно Мэри не может сдержать слезы. Она громко всхлипывает. Ваньон берет ее руку и тихо похлопывает ее. "Ну, ну, госпожа Джонс, успокойтесь".
Она наклоняется к нему: "Ваше превосходительство, - почти кричит она, - разрешите моим детям и мне остаться немного подольше в Купанге. Я так боюсь, что с нами будет, когда мы отсюда уедем".
"Разумеется, госпожа Джонс. Я хорошо понимаю, что требуется время, чтобы прийти в себя. Никто не будет торопить вас, я обещаю вам это как губернатор острова Тимор".
Мысль остаться в Купанге захватывает Мэри. Когда беглецы пришли в себя и покинули госпиталь, им было предоставлено жилище на окраине города. Как все другие деревянные дома на Тиморе, их дом окружен большой открытой верандой, где установлены гамаки и много удобных шезлонгов из бамбука. Джеймс Кокс продал баркас со всеми принадлежностями, кроме фляг, может, из опасения, что покупатель обнаружит, что эти предметы происходят из Ботани-Бея. Мушкет они сами выбросили за борт еще до высадки на острове. Некоторые мужчины получили работу по обработке табака, другие помогают, где могут. Джеймс Кокс собирает суммы, которые они зарабатывают, и платит бульшую часть их казначею Росету как плату за дом. На остальные деньги они покупают продукты.
"Вы сами видите, что мы не откладываем ничего впрок, - говорит Мэри. Разве мы не должны просить Ваньона, чтобы он разрешил нам пожить здесь?"
"Если мы это сделаем, нам придется также рассказать ему, откуда мы прибыли и почему убежали", - говорит Кокс.
"И ты думаешь, он посадит нас в тюрьму и выдаст, если придет английский военный корабль?"
"В этом нет никакого сомнения. - Кокс говорит это убежденно. - Я это уже говорил тебе раньше, Мэри. Может, сам он и не желает этого. Но таков его долг как губернатора. И если выяснится, что он этого не сделал, то, вероятно, его отстранят с поста губернатора".
Утром приходит с визитом господин Росет с дочерью, чтобы спросить, не пойдет ли Шарлотта к ним домой поиграть с Маритье. "Я рад, что девочки так хорошо играют вместе, - говорит он, - так как Маритье при этом обучается английскому языку".
Батчер и Нат присутствуют при этом разговоре, и, когда Росет уходит с обеими девочками, они нападают на Мэри: "Ты подумала, какому риску подвергаешь нас, разрешая Мэри обучать Маритье английскому языку? Ты не думаешь о том, что она невольно проговорится и Росет узнает, кто мы такие. Наверняка, обещаю тебе, для нас это кончится плачевно".
Мэри вспыхивает. "Никто не должен решать, с кем играть Шарлотте, кричит она. - У нее никогда в жизни не было товарищей по играм. Она и Маритье имеют право быть вместе, если для этого есть возможность".
Прибегает Вильям. "Прекрати болтать чепуху, - кричит он и отвешивает ей здоровенную оплеуху. - Ты принесешь нам всем несчастье своей неосторожностью".
Вильям не совсем трезв, и то же относится к Нату и Батчеру, поскольку они тоже начали успокаивать свои нервы крепкой голландской можжевеловой водкой, которую здесь совсем нетрудно раздобыть. Единодушие, присущее им во время плавания от Порт-Джексона до Тимора, начинает исчезать. Теперь Вильям Брайент, может быть, чувствует, что он стоит на пути своей жены. На следующий день Мэри посещает с Эмануэлем и Шарлоттой голландских чиновников. Эмануэль немного мучится от кожной болезни, которая поражает большинство детей в колонии, и поэтому Мэри должна несколько раз в неделю приводить мальчика в госпиталь, где доктор Ройтен смазывает его тело мазью. Из госпиталя она обычно идет с доктором Ройтеном в дом казначея Росета, где Шарлотта и Маритье играют всю вторую половину дня. И здесь она также часто встречает Джеймса Мартина, который подружился с Росетом. Она и раньше знала, что Писатель хорошо играет в шахматы, но теперь она открывает еще один из его талантов. Вместе с Росетом он играет на флейте и обучает голландского друга ирландским народным мелодиям.
Следующим утром на востоке небо огненно-красное. Морж воспринимает это как знак того, что оттуда поднимается сильный ветер. Днем волны постепенно становятся все выше и круче. В ложбинах между волнами парус обвисает, но, когда тяжело нагруженное судно взбирается на гребни, ветер кричит и воет. Он гонит "Надежду" вперед неуверенными рывками, причем носовая часть судна угрожающе отклоняется от курса.
На третий день пути к западу от мыса Йорк обнаружилось, что всё здоровье, набранное на острове Черепахи, утрачено. Беглецы испытывают резкий упадок сил. Они смотрят друг на друга и озираются вокруг пустыми глазами, их лица отекли, а щеки впали. В таком состоянии некоторые с трудом осознают, что происходит вокруг. Дети лежат не двигаясь, Мэри не хочет распаковывать их из парусины. "Если маленький Эмануэль умрет, на то воля божья", - говорит она. Аллен тоже обнаруживает признаки религиозности впервые за все время путешествия. Он предлагает молиться за спасение души.
Остальные слишком слабы, чтобы ему ответить. Только у Сэма еще есть немного сил. "Что ты имеешь в виду под спасением, старый болтун?" спрашивает он.
"Чтобы показался остров, где мы могли бы высадиться и отдохнуть".
"Остров! Разве ты не слыхал, что сказал Шкипер. Здесь нет ни одного острова на пути к Тимору, и может пройти много дней, пока мы до него доберемся. Если это вообще свершится!"
Однако вечером неожиданно вырастает силуэт острова. Вскоре еще один и далее целый ряд.
"Впереди слева земля, - кричит Аллен. - Может, надо просить Сэма, чтобы он помог тебе".
Здесь нельзя использовать квадрант, но Шкипер считает, что это, возможно, острова Вессел и что они оказались немного южнее, чем он рассчитывал.
Мэри настаивает на высадке на острове. "Иначе умрут оба ребенка, Эмануэль и Шарлотта", - рыдает она.
"Помнишь, голландец предупреждал против высадки в каком-либо месте к западу от мыса Йорк, - говорит Кокс, - ведь ты видела, что произошло в последний раз, когда мы пытались выйти на берег".
"Во имя господа, человек, ведь ты видишь, что двум невинным детям придется тут умереть".
"Но у нас больше нет возможности использовать мушкет, - продолжает Кокс свои возражения. - Его теперь вполне можно выбросить за борт". Он смотрит на Моржа, который чуть ли не падает от усталости.
"Я считаю, что надо рискнуть, - наконец говорит Шкипер. - Вряд ли возможно плыть дальше без отдыха, и, кроме того, надо немного пополнить запас питьевой воды, если ветер утихнет".
Кокс хочет знать, что будет, если муссон изменит направление, так как именно в эти дни обычно происходит перемена ветра, как он слышал от капитана Детмера Смита.
"Итак, мы не справляемся. Нам осталось пройти более 500 морских миль до Тимора, и ты, конечно, понимаешь, что мы вряд ли смогли бы прогрести 500 морских миль против ветра и течения. Нам остается только надеяться, что ветер с юго-востока продержится еще несколько дней".
Он перекладывает руль, поворачивает оверштаг и направляет маленькое судно к островам. Им удается быстро найти бухту на одном из крайних внешних островов, который фактически не более чем скала. Однако здесь, по их мнению, наименьший риск встретить аборигенов. Сэм, самый выносливый из беглецов, бредет по воде с топором (так как теперь от ружья нет никакой пользы) и обследует участок мангровых зарослей; не найдя ничего подозрительного, он подает знак судну плыть к суше. Так как ни у кого нет сил искать воду, все они выбираются на участок сухого песка между илистыми отмелями и тут же погружаются в сон, оставив Сэма дежурить.
Бульшую часть следующего дня они проводят на берегу, но вечером, когда на небе скапливается много туч, Аллен внезапно отмечает, что погода скоро изменится. "Я чувствую это всеми суставами, - продолжает он. - Каждый раз при перемене погоды мое тело действует как барометр".
Опасаясь, что ветер переменится, они покидают берег незадолго до наступления темноты и плывут страшной штормовой ночью, держа курс прямо на запад. Теперь они в открытом море и снова должны бороться с волнами высотой с башню. Запас пресной воды почти на исходе, и осталось совсем немного копченой свинины.
Морж берет инициативу в свои руки. Он внимательно следит за состоянием моря, пытаясь уберечь судно от самых опасных волн и держать навстречу ветру парус среди хаоса водяных громад. Следующие двое суток они плывут таким образом, и Морж постоянно сидит у руля. Сэм неоднократно предлагает сменить его. Однако всякий раз Шкипер отвечает:
"В тот момент, когда покажется Тимор, руль будет в твоих руках, Сэм!"
Однако увидят ли они вообще Тимор? Не зашли ли они так далеко к югу, что могут и не заметить остров и пройти мимо него?
Джеймс Кокс высказывает такие опасения, но Морж успокаивает его. Совершенно очевидно, что они не следуют маршруту, обозначенному на карте Кука. Ведь голландец определенно говорил, что они обязательно увидят либо Тимор справа, либо гораздо меньший остров Роти слева.
В полдень этого же дня показывается солнце, и можно снова использовать квадрант. Шкипер тщательно измеряет высоту солнца и погружается в расчеты:
"Если ветер удержится, мы увидим Тимор завтра утром", - оповещает он. Мэри выглядывает из-под парусины, где она лежит вместе с детьми. "Я не ослышалась?" - спрашивает она слабым голосом. "Ты слышишь правильно, Мэри, - говорит Морж. - Ты веришь мне? Завтра увидишь Тимор".
"Мы сойдем завтра на берег, Шкипер?"
"Этого я еще не могу сказать. Наверняка только вокруг голландской фактории аборигены приручены. В горах они, возможно, такие же дикие, как и у мыса Йорк".
Мэри первая видит землю на следующее утро. Ветер значительно стих, но он постоянно дует с востока. Перед ними встают большие волны. Но внезапно Мэри кричит, словно застопорило форштевень [так в книге], что она заметила остров.
Другие выражают сомнение, предполагая, что она приняла облака за землю. Проходит полчаса. На этот раз Нат издает громкий крик радости. "Я вижу землю, - кричит он. - Это совершенно точно, впереди земля". Когда судно поднимается на гребень волны, они различают черную булавочную головку, которая в течение следующего часа вырастает еще больше и, наконец, принимает форму вытянутого гористого острова с пеленой облаков над высокими вершинами.
Это остров Тимор в Голландской Ост-Индии. Сегодня 3 июня 1791 года. Через два дня, 5 июня 1791 года, задул ветер с запада. До берега остается всего две морские мили. Сэм садится у руля и приводит "Надежду" в факторию Купанг. За 69 суток они под парусами и на веслах преодолели расстояние в 3254 морские мили [более 6 тыс. км]. Все живы, хотя и выбились из сил. Борясь за право стать свободными людьми, они совершили плавание на открытом баркасе через самые опасные акватории земного шара. Они никогда не чувствовали себя более свободными, чем в этот момент, когда радушные малайцы Купанга, мужчины, женщины и дети, задавая многочисленные вопросы, бегут навстречу им.
Глава 13
Купанг на острове Тимор в Голландской Ост-Индии. - Кокса и Вила принимает губернатор Ваньон. - Придуманная история о кораблекрушении. Мэри и дети в больнице. - Шарлотта приобретает подружку по играм. Беглецов разоблачают и отправляют в тюрьму. - Капитан Эдвард Эдвардс и потерпевшие кораблекрушение на "Пандоре". - Мятежники с "Баунти". - Тяжкие испытания в трюме "Пандоры". - Эдвардс заковывает "ботаников" в кандалы.
1
В голландской фактории Купанг на Тиморе правит губернатор минхер Тимотеус Ваньон. Он унаследовал пост от своего тестя Вильяма Адриана ван Эсте, который два года назад принял сходную группу потерпевших с корабля "Баунти", - капитана Вильяма Блая и его приверженцев, которых мятежники высадили на баркас у тихоокеанского острова Тофуа.
Купанг - это лишь маленький форпост огромной голландской колониальной империи в Ост-Индии, но в противоположность ее главному городу Батавии он считается здоровым местом для жизни людей потому, что на Тиморе муссон дует сильнее, чем на других островах, и, может быть, также потому, что здесь в отличие от Батавии голландцами не были вырыты каналы, которые становились местами размножения москитов, а также бацилл и вирусов множества смертоносных тропических болезней. Практически все дома построены из дерева, и многие из них имеют открытые веранды. Голландская крепость единственное строение из камня.
Джеймс Кокс и Вильям Брайент предстают перед губернатором Ваньоном. Оба они знают, что их судьба зависит от этого визита. Господин Ваньон, чья кровь струится в жилах многих молодых людей Купанга, - человек лет пятидесяти, облик которого носит отпечаток многолетнего пребывания в тропиках. Его круглое розовое лицо напоминает об эйдаммерском сыре. Слезящиеся глаза смотрят на посетителей по обе стороны от курносого носа. Он несколько дней не брился. Манжеты его рубахи не отвечают голландскому идеалу чистоты, обшлага мундира обтрепаны, и видно, что он неделями его не чистит, но на губах Ваньона дружеская улыбка. Кокс и Вил сразу же ощущают, что он всячески готов им помочь.
"Добро пожаловать на Тимор, мои господа, - говорит он и указывает на поднос с тремя стаканами и кувшином. - Разрешите мне налить вам по стакану доброго голландского пива".
Кокс и Вил давно не пробовали ничего, что так хорошо пошло бы им на пользу. Но они замечают, что даже от нескольких глотков могут захмелеть.
Кокс отставляет свой стакан в сторону. "Очень любезно с вашей стороны, ваше превосходительство, - говорит он на чистом голландском языке, - но боюсь, что мы еще слишком слабы, чтобы по-настоящему насладиться этим".
Ваньон благосклонно кивает головой и говорит: "Вы знаете наш язык, господин. Это, могу сказать, приятная неожиданность. Но прежде чем выслушать ваше сообщение, позвольте мне сказать, что оба ребенка и молодая женщина с вашего судна уже доставлены в наш небольшой, но отлично оборудованный госпиталь и что тех мужчин, которые этого захотят, тоже можно туда поместить".
Джеймс Кокс рассказывает губернатору Ваньону следующую историю. Они группа американцев, потерпевших кораблекрушение. Они плыли на китобойной шхуне "Нептун" из Бостона, направляясь в Порт-Джексон в надежде купить там провиант. Ночью их корабль наскочил на риф, и только одиннадцать человек уцелели в спасательной лодке. Более подробно сказать, как и где произошло несчастье, они не могут.
"Вы были на борту суперкарго [48], минхер? - спрашивает Ваньон. - Но спасся ли какой-нибудь сведущий в навигации офицер?"
"Нет, к сожалению, ваше превосходительство, все они утонули. Но к счастью, наш боцман господин Вилберфорс умеет пользоваться квадрантом, и благодаря ему нам удалось добраться сюда".
"Но ведь у вас была какая-нибудь навигационная карта?"
Джеймс Кокс следит за своей речью. Много раз, когда усталость не слишком одолевала их, они прорабатывали эту вымышленную историю во всевозможных деталях и тщательно заучили свои новые имена. Нельзя было признавать, что они пользовались копией, снятой с составленной капитаном Куком карты восточного берега Новой Голландии, поскольку вряд ли вероятно, чтобы на американском китобойном судне оказалась такая карта.
"Нет, ваше превосходительство, у нас не было никаких карт, но Вилберфорс слышал о Торресовом проливе и Арафурском море от одного голландца, которого он встречал в Бостоне".
Явно заметно, что это объяснение далеко не удовлетворительное. Однако ничего не поделаешь, и Ваньону приходится принять его.
Он медленно наливает себе еще стакан пива.
"Вы не взяли с собой вахтенный журнал, суперкарго?"
"К сожалению, он утонул вместе с капитаном, минхер".
"А кто эта женщина с двумя детьми? Разве принято возить женщину с детьми на американском китобойце? По правде говоря, я полагал, что промысел китов очень тяжелая работа".
"Это, конечно, правда, ваше превосходительство. Но господин и госпожа Вильям Джонс с двумя маленькими детьми ждали судно в Вальпараисо и скорее предпочли бы совершить путешествие по Южному океану, чем оставаться на день дольше в испанском Чили".
Эту историю выдумал Шкипер, знавший, что некоторые американцы ищут возможность добраться на корабле из Чили на родину, в Северную Америку.
Хотя голландский губернатор и отмечает некоторые сомнения в правдоподобности истории, преподнесенной Джеймсом Коксом, он не подает и виду. Вместо этого он задает вопрос:
"Куда вы намереваетесь отправиться отсюда?"
Здесь они единодушно отвечают: "В Бостон в Северной Америке".
"К сожалению, к нам не заходит ни один американский корабль, разъясняет губернатор. - Однако поддерживается сообщение из Батавии к западу от Новой Голландии и далее в Порт-Джексон, где, как я понимаю, англичане собираются создавать колонию". Он выпивает второй стакан пива и дружески улыбается Джеймсу. "Я уверен, что в будущем американские суда тоже будут заходить в Порт-Джексон. Да я тоже имею долю в небольшом судне, которое называется "Ваксамхейд". В настоящее время оно зафрахтовано англичанами, но через некоторое время вернется в Ост-Индию. И я знаю, что оно должно идти в Порт-Джексон. Вероятно, из Батавии можно будет перевезти вас и ваших спутников в Порт-Джексон на "Ваксамхейде". Я охотно выясню это для вас, господин".
Каждый раз, когда толстый голландец упоминал слово "Порт-Джексон", не говоря о "Ваксамхейде", Джеймса передергивало. Надо только надеяться, что Ваньон не обратил на это внимание. Он вежливо отвечает: "Это действительно весьма любезно с вашей стороны, ваше превосходительство, но вы предоставьте нам возможность передохнуть несколько дней в Купанге, прежде чем мы примем решение по поводу дальнейшего путешествия".
"Разумеется, мой друг, с большой радостью. Я предоставлю в ваше распоряжение дом, и будьте уверены, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы сделать приятным пребывание здесь для вас и ваших товарищей по несчастью".
"К сожалению, мне не удалось захватить с собой судовую кассу, и мы не можем оплатить вашей милости расходы, пока не вернемся в Америку".
"Не думайте об этом, мой друг. Будьте вместо этого рады, что всевышний милостиво позволил вам перенести кораблекрушение и благополучно направил вас сюда". Губернатор поворачивается к Вильяму Брайенту, который держался молча во время беседы, и просит его на правильном английском языке пожелать жене и детям скорейшего выздоровления. "Могу сказать, что у нас хороший маленький госпиталь здесь, в Купанге, - добавляет он, - и я уверен, что наш замечательный молодой врач сделает все, чтобы поставить на ноги вашу жену и детей".
2
И вот они живут, как графы и бароны, в скромном, но удобном госпитале Купанга, где молодой доктор Ройтен всячески стремится помочь им. В первые дни Мэри с трудом осознает, что она и дети спасены. Она лежит на широкой удобной постели на чистых белых простынях, рядом с ней дети, и за ней ухаживают любезные девушки-малайки. Им приносят все лучшее и самое вкусное, что можно достать: взбитые сливки с яйцами, свежеиспеченный хлеб с толстым слоем масла. Вила поместили в той же комнате на такую же большую кровать; ему и остальным мужчинам подают сочное жаркое и иногда стакан портерного пива.
Уже через несколько дней после их прибытия маленькая Шарлотта обзавелась подругами-сверстницами из малайского населения, но даже дочь голландского казначея господина Росета, четырехлетняя Маритье, тоже часто приходит в госпиталь поиграть с ней или пригласить ее в свой дом, откуда она возвращается с шоколадом и апельсинами.
Мэри никогда раньше не пробовала апельсинов, и ее дочери приходится показать ей, как их очищают перед едой. В то время как Шарлотта расправляется с ними, Мэри сидит на кровати и крупные слезы капают на белую простынь.
"Ну какого черта ты плачешь?" - спрашивает ее муж.
Проходит довольно много времени, прежде чем Мэри отвечает ему, дождавшись, когда Шарлотта выходит из комнаты. Девочка не должна слышать, о чем говорят родители, чтобы не разнести этого дальше. Хотя здесь никто из малайцев не знает английский язык и только некоторые голландцы понимают по-английски, оба языка все же довольно близки и частично смысл легко уловить, поэтому многие из беглецов высказывают опасения по поводу общения Шарлотты с Маритье.
"Я плачу, потому что нам надо убираться отсюда, - всхлипывает Мэри. Здесь Шарлотта счастлива, и ее как равную принимают в компанию других европейских детей. Здесь также было бы хорошее место для воспитания Эмануэля. Он мог бы стать шкипером на какой-нибудь шхуне, совершающей рейсы между островами. Он белый мальчик, Вильям, и здесь с ним не будут обращаться так, как на родине, в Корнуолле, где уважают только тех, кто богат или имеет титул. Когда нашему мальчику исполнится семь-восемь лет, его отправят на шахту, а Шарлотту попытаются приставить к вязальной машине. Не дай бог, если ей выпадет такая же горькая участь, как мне". И она снова начинает рыдать.
Вильям не вполне понимает, но сознает, что предоставить жене столько, сколько она ожидает от жизни, ему будет трудно, если не сказать невозможно. Он часто говорит с товарищами о том, как они представляют себе свою жизнь в будущем. Нет сомнений в том, что им придется совершить путешествие на голландском корабле из Купанга в Батавию, однако во что бы то ни стало надо избежать путешествия из Батавии в Англию на британском корабле. Джеймс Кокс осторожно расспрашивает казначея Бернхарда Росета о том, суда каких стран заходят в Батавию, и впервые из этого разговора "ботаники" узнают, что в Европе назревает война. Время от времени в Батавию заходит американская китобойная или тюленебойная шхуна, и это их единственный шанс, по мнению Кокса. "Мы должны выбраться в Северную Америку, - говорит он. - Свободные штаты - это совсем новый мир, и там все равно, богат ты или беден, умеешь ли ты читать и писать, лишь бы ты мог трудиться. Свободные штаты - вот что станет нашим раем, друзья".
Вил пересказывает Мэри слова Джеймса Кокса, но она только плачет и вздыхает. Он не знает, как ее успокоить, но просит Джеймса навестить ее, чтобы, по его выражению, "образумить жену".
Джеймс Кокс садится на край постели и берет ее за руки.
"Мэри, что с тобой? - спрашивает он. - В опасном путешествии из того места, с которым ты достаточно хорошо знакома, ты была самой выносливой из всех нас, а теперь ты совсем раскисла. Скажи мне, что с тобой?"
Вначале Мэри только плачет, но постепенно обретает голос. Она боится, что будет с детьми.
"Почему ты беспокоишься за детей?"
"Если мы уедем отсюда, Шарлотта и Эмануэль умрут".
"Но откуда у тебя возникла эта зловещая мысль, Мэри?"
Этого Мэри не говорит. Она продолжает причитать: "Я это знаю! Я это знаю!"
"Мэри, утри слезы и взгляни на меня, - говорит Джеймс. - Если мы не улизнем отсюда и останемся здесь жить в течение долгого времени, мы рискуем, что сюда зайдет судно из того места, куда мы меньше всего в мире хотим попасть. Мы беглые каторжники, Мэри (эти слова он шепчет ей на ухо), а это значит, что нас, во всяком случае нас, мужчин, повесят на реях через 24 часа после того, как схватят. Наш добрый толстый друг здесь в колонии не может ничем нам помочь, даже если бы он наверняка этого хотел. Тогда, может, тебя как женщину помилуют, но во всех случаях непременно отправят обратно в... да, ты сама знаешь куда. И как ты понимаешь, что тогда будет с Шарлоттой и Эмануэлем? Их отправят с тобой в кандалах? Скорее всего, их отнимут у тебя и отдадут на воспитание жене какого-нибудь солдата. Бог дает детей, но он посылает также горести".
Мэри снова рыдает. "Единственное, чего я желаю, - всхлипывает она, это прожить остаток жизни в том месте, где моих детей считают такими же хорошими, как детей всех других людей. Здесь, в Купанге, Шарлотта играет с Маритье, дочерью казначея Росета, и входит в компанию детей губернатора Ваньона и врача Ройтена. Здесь она и Эмануэль имеют такие же возможности в жизни, как дети минхера Росета и минхера Ваньона, но в Корнуолле дочь рыбака Вильяма Брайента относится к совершенно иному сословию, чем ее сверстница, дочь лорда Эштона. И ты веришь, по правде говоря, что все обстоит иначе в Североамериканских свободных штатах, которые ты так усердно восхваляешь?" [49].
Однажды губернатор Ваньон навещает Мэри в госпитале. Она приходит в себя после тягот путешествия и лежит в чистой постели с несколькими подушками за спиной, рядом с ней ее дети. Видно, что это красивая и привлекательная молодая женщина.
"Ну, госпожа Джонс, как ваши дела? - спрашивает толстяк губернатор и протягивает ей горшочек меда. - Это от наших пчел".
"Благодарю, ваше превосходительство, мне никогда в жизни не было так хорошо, как теперь". И говоря эти слова, Мэри Брайент нисколько не преувеличивает. "Я чувствую себя, словно очутилась в раю".
"О, полноте, мы смогли сделать так мало после всех несчастий, которые перенесли вы и ваши дети".
Внезапно Мэри не может сдержать слезы. Она громко всхлипывает. Ваньон берет ее руку и тихо похлопывает ее. "Ну, ну, госпожа Джонс, успокойтесь".
Она наклоняется к нему: "Ваше превосходительство, - почти кричит она, - разрешите моим детям и мне остаться немного подольше в Купанге. Я так боюсь, что с нами будет, когда мы отсюда уедем".
"Разумеется, госпожа Джонс. Я хорошо понимаю, что требуется время, чтобы прийти в себя. Никто не будет торопить вас, я обещаю вам это как губернатор острова Тимор".
Мысль остаться в Купанге захватывает Мэри. Когда беглецы пришли в себя и покинули госпиталь, им было предоставлено жилище на окраине города. Как все другие деревянные дома на Тиморе, их дом окружен большой открытой верандой, где установлены гамаки и много удобных шезлонгов из бамбука. Джеймс Кокс продал баркас со всеми принадлежностями, кроме фляг, может, из опасения, что покупатель обнаружит, что эти предметы происходят из Ботани-Бея. Мушкет они сами выбросили за борт еще до высадки на острове. Некоторые мужчины получили работу по обработке табака, другие помогают, где могут. Джеймс Кокс собирает суммы, которые они зарабатывают, и платит бульшую часть их казначею Росету как плату за дом. На остальные деньги они покупают продукты.
"Вы сами видите, что мы не откладываем ничего впрок, - говорит Мэри. Разве мы не должны просить Ваньона, чтобы он разрешил нам пожить здесь?"
"Если мы это сделаем, нам придется также рассказать ему, откуда мы прибыли и почему убежали", - говорит Кокс.
"И ты думаешь, он посадит нас в тюрьму и выдаст, если придет английский военный корабль?"
"В этом нет никакого сомнения. - Кокс говорит это убежденно. - Я это уже говорил тебе раньше, Мэри. Может, сам он и не желает этого. Но таков его долг как губернатора. И если выяснится, что он этого не сделал, то, вероятно, его отстранят с поста губернатора".
Утром приходит с визитом господин Росет с дочерью, чтобы спросить, не пойдет ли Шарлотта к ним домой поиграть с Маритье. "Я рад, что девочки так хорошо играют вместе, - говорит он, - так как Маритье при этом обучается английскому языку".
Батчер и Нат присутствуют при этом разговоре, и, когда Росет уходит с обеими девочками, они нападают на Мэри: "Ты подумала, какому риску подвергаешь нас, разрешая Мэри обучать Маритье английскому языку? Ты не думаешь о том, что она невольно проговорится и Росет узнает, кто мы такие. Наверняка, обещаю тебе, для нас это кончится плачевно".
Мэри вспыхивает. "Никто не должен решать, с кем играть Шарлотте, кричит она. - У нее никогда в жизни не было товарищей по играм. Она и Маритье имеют право быть вместе, если для этого есть возможность".
Прибегает Вильям. "Прекрати болтать чепуху, - кричит он и отвешивает ей здоровенную оплеуху. - Ты принесешь нам всем несчастье своей неосторожностью".
Вильям не совсем трезв, и то же относится к Нату и Батчеру, поскольку они тоже начали успокаивать свои нервы крепкой голландской можжевеловой водкой, которую здесь совсем нетрудно раздобыть. Единодушие, присущее им во время плавания от Порт-Джексона до Тимора, начинает исчезать. Теперь Вильям Брайент, может быть, чувствует, что он стоит на пути своей жены. На следующий день Мэри посещает с Эмануэлем и Шарлоттой голландских чиновников. Эмануэль немного мучится от кожной болезни, которая поражает большинство детей в колонии, и поэтому Мэри должна несколько раз в неделю приводить мальчика в госпиталь, где доктор Ройтен смазывает его тело мазью. Из госпиталя она обычно идет с доктором Ройтеном в дом казначея Росета, где Шарлотта и Маритье играют всю вторую половину дня. И здесь она также часто встречает Джеймса Мартина, который подружился с Росетом. Она и раньше знала, что Писатель хорошо играет в шахматы, но теперь она открывает еще один из его талантов. Вместе с Росетом он играет на флейте и обучает голландского друга ирландским народным мелодиям.