Изящный силуэт на пронзительно голубом фоне в разрыве леса заставил Джека затаить дыхание. Сирена -- великолепный образчик своей расы, результат многих тысячелетий отбора -была не просто прекрасна. Кроме гребня, согласно обычаям вайиров, на ней ничего более не было. И сейчас она пропускала медно-золотистую роскошь гривы сквозь зубцы озерной раковины. Упругая левая грудь колыхалась в такт изящным движениям, точно мордочка некоего симпатичного зверька, питающегося чистым воздухом абстрактного обитателя евклидовых пространств. Джек не в силах был оторвать глаз от подобного зрелища.
   Нежный ветерок, шевельнув пушистый локон, приоткрыл по-человечьи изящное ушко. Но вот сирена повернулась спиной и открыла взору нечто совсем иное, людям неприсущее -- густая грива, начинаясь с головы и пробегая вдоль хребта, ниспадала с крестца настоящим конским хвостом.
   Но ни точеные ее плечики, ни остальная часть спины растительностью затронуты не были. Джек не мог сейчас увидеть сирену спереди, но знал, что ее лоно поросло волосами. Волосяной покров у жеребяков здесь были достаточно густ и длинен, чтобы не шокировать даже самых стыдливых из землян -казалось, будто на аборигенах плотные набедренные повязки.
   Самцы, покрытые густыми длинными космами от пупка до середины бедер, в точности как мифические сатиры с планеты Земля, им и были обязаны своим прозванием. У сирен же, напротив -- бедра шелковисто гладкие. Манящий пушок на лобке, плавно сужаясь, доходил почти до пупка, обрамленного пушисто-золотистым колечком волос -- точно волшебный глаз на вершине таинственной золотой пирамидки.
   Именно таков и символ женственности у вайиров -- кольцо омикрона, пронзенное копьем дельты.
   Застыв в восхищении, Джек ждал последнего аккорда волшебной лиры и последних отзвуков магического контральто.
   Воцарилась тишина. Сирена выпрямилась и замерла -- бронзовое, увенчанное червонным золотом изваяние; сатир, отрешенный от всего окружающего, страстно припал к своему драгоценному инструменту.
   Выступив из-за толстого ствола греминдаля -- дерева, плоды которого выстреливали вкусные зернышки,-- Джек громко хлопнул в ладони. В эти первые мгновения трепетной тишины хлопок прозвучал настоящим святотатством. Он грубо разорвал тонкую мистическую нить, соединившую вдохновенных исполнителей.
   Однако ни один из вайиров не вздрогнул, как надеялся Джек. Оба повернулись к пришельцу с такой грацией и спокойствием, что тот даже устыдился слегка своего мальчишества. И испытал при том некоторую досаду -- неужели жеребяков вообще невозможно смутить или напугать?
   --Мое восхищение и мои приветствия вайирам! -- учтиво поклонился Джек.
   Сатир поднялся и пробежал пальцами по струнам. Лира откликнулась певучей имитацией людской речи:
   --Доброго дня и тебе, человек!
   Сирена, заколов кудри гребнем, взмахнула, точно ныряльщица, руками и мягко приземлилась на траву. От легкого толчка пышная грудь всколыхнулась так соблазнительно, что смотреть Джеку стало просто нестерпимо. А она уже стояла вплотную, приветливо глядя своими фиалковыми очами -- в отличие от по-кошачьи настороженного шафранного взгляда сородича.
   --Здравствуй, Джек Кейдж! -- проворковала сирена по-английски.-- Не узнаешь меня?
   Джек мигнул ошеломленно, а затем просиял:
   --Р'ли! Малютка Р'ли! Но ты -- о, святой Дионис! -- как ты переменилась! Ты выросла...
   Сирена кокетливо поправила прическу.
   --Естественно. Три года назад, когда я отправлялась в горы для совершения обрядов, мне было всего четырнадцать. Теперь все семнадцать, и я уже взрослая. Ты находишь это странным?
   --Да нет... То есть... Ты прежде напоминала... черенок метлы... так сказать... А теперь...-- Рука Джека невольно описала выразительную кривую.
   Р'ли просияла в ответ:
   --Не смущайся! Я знаю, что тело у меня красивое. Тем не менее, люблю комплименты -- можешь отпускать их сколько угодно. При условии, что от чистого сердца, разумеется.
   У Джека запылали щеки:
   --Ты... ты неправильно меня поняла... Я...-- Он подавился словами, ощущая полное бессилие перед ужасающей прямотой собеседницы.
   Сжалившись, Р'ли сменила тему беседы:
   --Нет ли у тебя в запасе курева? Наше кончилось, и мы мучимся уже несколько дней.
   --Как раз три штуки осталось. Пожалуйста!
   Джек извлек из кармана куртки драгоценный медный портсигар, подарок Бесси Мерримот, и вытряхнул последние коричневые самокрутки. Первую непроизвольно протянул Р'ли -- как даме. Рука наотрез отказалась подчиниться принятой среди людей грубости в обращении с жеребяками.
   Однако, прежде чем предложить закурить брату сирены, вторую взял сам. Сатир отметил людское пренебрежение мягкой загадочной улыбкой.
   Наклоняясь над вспыхнувшей люциферкой, протянутой Джеком, Р'ли невольно подняла взгляд. Эти нежные фиалки, отметил юноша, покрасивее глазок Бесси, пожалуй. Он никогда не соглашался с отцом, утверждавшим, что встретиться взглядом с жеребяком -все равно что заглянуть в глаза дикому зверю.
   Глубоко затянувшись, сирена закашлялась и выпустила дым через ноздри.
   --Вот же отрава! -- усмехнулась она.-- Но мне нравится. Один из немногих даров, которые люди принесли с собой с Терры. Даже не представляю, как мы когда-то могли обходиться без курева!
   Если в словах Р'ли и прозвучала ирония, то лишь едва уловимая.
   --Похоже, что это единственный порок, который вы у нас переняли,-- откликнулся Джек.-- И единственный дар нашей цивилизации. К тому же не слишком существенный.
   Р'ли улыбнулась:
   --О, не единственный! Мы еще, как ты знаешь, едим собак.-- Она перевела взгляд на Самсона. Тот, словно чувствуя, что речь о нем, плотнее прижался к ноге хозяина. Джек, не сдержавшись, содрогнулся.-- Можешь не волноваться, большой лев. Твою породу мы не трогаем. Только упитанных и глупых столовых собак. А что до даров,-- обратилась она к Джеку снова,-- вам не в чем себя укорять. Не думай, что люди пришли с Терры с пустыми руками. Мы многому от вас научились -- гораздо больше, чем вы сами полагаете.
   Р'ли снова чистосердечно улыбнулась. Джек чувствовал себя по-дурацки -- можно вообразить, что уроки землян носят исключительно характер чужих ошибок и заблуждений, на которых учатся, чтоб самим не повторять! Юноша даже слегка обиделся.
   Сатир заговорил с Р'ли по-жеребякски. Она ответила краткой невнятицей -- Кейдж знал, что в переводе на английский разговор этот отнял бы уйму времени -- и снова обратилась к юноше:
   --Мой брат Мррн хочет остаться здесь в одиночестве, чтобы сложить песню, которую задумал уже давно. Завтра, по возвращении домой, он собирается ее исполнить. Я же, если ты не против, могла бы составить тебе компанию -- до дома моего дяди нам ведь по пути.
   Джек недоуменно пожал плечами:
   --С чего бы это мне возражать?
   --Я могла бы перечислить с полдюжины причин. Например, и это самое существенное -- увидят и обвинят в панибратстве с жеребяками.
   --Совместная прогулка по общественному тракту -- вовсе не панибратство. Это вполне законно.
   Молча миновав зеленый лабиринт, они вышли к дороге. Самсон, как заведено, трусил чуть впереди. Воздух позади них взорвался могучими аккордами; в отличие от мелодичного и одухотворенного пения сестры, сатир исповедовал иную музыку -- неукротимую и яростную, поистине дионисийскую.
   Джек предпочел бы задержаться и дослушать. Он боялся признаться в этом даже самому себе, но музыка вайиров его просто завораживала. Но не подобрав никакого благовидного предлога для остановки, он продолжал шагать рядом с хвостатой спутницей. За поворотом тракта искусительные аккорды почти заглохли -- могучие деревья погасили их своей густой листвой.
   Широкий древний тракт -- а существовал он по меньшей мере тысячелетие -- плавно огибал пологое подножие горного хребта. Сплошная, точно отливка, дорога была выстлана неведомым людям серым веществом без швов и стыков. Не ведающее износу, прочнее гранита, ее полотно, казалось, слегка пружинило под ногами путника. В жару дорога приятно студила босые пятки; в морозы -- наоборот, согревала. Складывалось впечатление, что серый материал летом впитывает, а зимой отдает тепло -- в самые лютые холода полотно оставалось сухим и теплым. Талые воды не задерживались на его чуть выпуклой поверхности.
   Тысячи таких трактов густой сетью покрывали все пространство Авалона -- это и позволило людям столь стремительно расселиться по всему материку.
   Р'ли прискучило затянувшееся молчание спутника, и в поисках темы для разговора она попросила показать саблю. Не без удивления Джек обнажил и протянул сирене драгоценный клинок. Бережно приняв в руки эфес, Р'ли осторожно коснулась пальчиком острой дамасской стали.
   --Железо,-- вымолвила она задумчиво.-- Жуткое название для жутких предметов. Думаю, наш мир мог бы попросту рухнуть, сохранись их побольше...
   Джек внимательно наблюдал, как сирена обращается с ятаганом. Мигом развеялось еще одно поверье о жеребяках, знакомое Джеку с младых ногтей -- они, оказывается, могут прикасаться к железу! Пальцы у них не отсыхают, руки не скрючиваются -- и никаких стра- даний они не испытывают.
   Р'ли указала на затейливо изукрашенную гарду:
   --А что здесь написано?
   --Честно сказать, не знаю. Говорят, это по-эребски, на одном из древних земных языков.-- Джек забрал ятаган и, повернув, показал другую надпись.-- Первый год АГД. Анно гомо дейрус. Год, когда мы сюда прибыли. Утверждают, сам святой Хананий вырезал. Этот ятаган достался моему далекому предку, Джеку Кейджу-первому, от тестя -- Камаля Мусульманина, перешел прямо из рук в руки. Своих сыновей у того не было.
   --А правда ли, что таким клинком можно перерубить подброшенный волос? -- спросила Р'ли.
   --Не знаю, не пробовал.
   Р'ли тут же выдернула и пустила по ветру длинный волос. Просвистал клинок, и на дорогу плавно легли две медно-золотистые нити.
   --Знаешь,-- протянула она,-- будь я драконом, я бы как следует призадумалась...
   У Джека отвисла челюсть; пока Р'ли затаптывала мозолистой ступней дымящийся окурок, он даже пару раз икнул.
   --Как... как ты узнала, что я выслеживал дракона? -- выдавил наконец юноша.
   --Она сама сказала.
   --Она? Кто... она?
   --Дракониха.
   --Дракониха? Сказала тебе?
   --Ну да! Ты разминулся с нею всего минут на пять, не больше. Дракониха отдыхала рядом с нами, когда почувствовала твое приближение. Ты не представляешь, как она устала бегать! Она беременна, голодна и совершенно измучена. Я посоветовала ей скрыться в горах -- там труднее читать следы.
   --Ну, спасибочки! -- дрожащим голосом протянул Джек.-- И все же, какого черта! Как могла ты узнать, что она знает, что я... Тьфу! Я хочу сказать, она знает, что я иду по следу, и собирается... Короче, как ты узнала обо всем этом? Может, ты и по-драконьи говоришь? -- последний вопрос Джек попытался напитать сарказмом.
   --Разумеется.
   --Что?! -- Джек заглянул в фиалковые очи. Что за нелепые шутки! Никогда не угадаешь, когда этим вайирам придет охота дурачиться.
   Ответный взгляд был спокоен, но загадочен. Этот мгновенный обмен взглядами что-то означал. И Джек начал догадываться, что именно, когда рука Р'ли потянулась к его руке. Но не завершив жеста, она словно опомнилась -- к чему людям ласки сирен? Тем более, что верный Самсон, глухо заворчав, вздыбил шерсть на загривке. Р'ли отдернула руку. Ничего не случилось.
   Они продолжали свое путешествие.
   Р'ли, как ни в чем не бывало, весело щебетала -- ни о чем и обо всем понемножку. Джека вдруг стало раздражать, что она перешла с английского на детский жеребякский, так называемую "лепетуху". Юноша прекрасно знал, что взрослые вайиры прибегают к ней для выражения презрения или злости да еще в разговоре с ребенком или возлюбленным. Ни тем, ни другим он не был.
   А сирена делилась переполнявшими ее сердце чувствами -восторгом предстоящей встречи с родными и близкими после затянувшейся разлуки, незамысловатой радостью побродить знакомыми с детства тропками в окрестностях Сбейптаху. Р'ли беспрестанно смеялась, глаза светились счастливым упоением, руки порхали, словно отмахиваясь от уже сказанных слов, как от мух -- уступите, мол, дорогу следующим! А ее спелые, сочные губы, изливая непрерывный поток восторгов, складывались обворожительным колечком.
   Незаметно с Джеком случилась загадочная перемена -- недавнее раздражение на спутницу обернулось вдруг неодолимым желанием. Прижать бы ее к груди, вспушить золотистый водопад за спиной и запечатать жарким поцелуем сладостные уста! Предательская мысль была мимолетной, но от нее закипела в жилах кровь, сбились мысли и затуманилось в глазах...
   Джек отвернулся, опасаясь выдать себя. Жаркий медовый ком набухал в груди, пульсировал мучительно сладкой болью и, казалось, вот-вот прорвется сквозь ребра -- сию минуту, немедленно.
   Он должен взять себя в руки!
   С девушкой из окрестностей Сбейптаху -- а у Джека уже накопился кой-какой опыт по куртуазной части -- он отнюдь не стал бы мешкать, изведай подобное чувство. Но с этой!
   Р'ли и манила, и отталкивала. Она сирена, существо, которое никто из мужчин женщиной не назовет. Она нелюдь, как и те легендарные обольстительницы с берегов Средиземноморья и Рейна, приблизиться к которым -- значит рисковать жизнью и бессмертной душой. Не случайно же и церковь, и светская власть в своей беспредельной мудрости запрещают мужчинам даже близко подходить к сиренам!
   Но и духовные владыки, и ревнители правосудия сейчас далеко, они лишь туманная абстракция. А сирена -- вот она, рукой подать! Золотисто-смуглая кожа, сверкающий фиалковый взгляд, вишнево-спелые губы, тяжелые косы и магнетические округлости -- все рядом! Да еще стрельба глазками, игривое покачивание крутых бедер, колыхание тяжелых грудей, весь прочий арсенал кокетливой шалуньи...
   Р'ли нарушила тягостную паузу:
   --И о чем это ты так глубоко задумался?
   --Ни о чем.
   --Потрясающе! Вот бы и мне научиться такому -- думать ни о чем, да еще так сосредоточенно!
   Ее шутка помогла Джеку совладать с собой. Грудь отпустило, и он снова мог смотреть в лицо спутнице. Она уже не казалась самым желанным на свете созданием; просто существо женского пола, воплотившее в себе все, о чем только может мечтать мужчина, обуреваемый плотской страстью.
   А ведь он только что чуть было... Нет! Никогда! Не сметь даже думать об этом! Но где гарантия, что удастся сохранить самообладание? За мгновение до вспышки всепоглощающего пламени страсти он был в ярости, готов был чуть ли не придушить Р'ли. А потом? Искры гнева обратились пламенем неистового вожделения...
   Как такое могло с ним случиться? Уж не чары ли тому виной?
   Джек рассмеялся и наотрез отказался объяснить Р'ли причину веселья. Он лукавит, пытаясь списать на чары свою собственную слабость. Какое, к дьяволу, колдовство! Какая волшба! Навести на мужика такие чары способна любая смазливая бабенка. И без всякой дьявольщины, одним неуловимым движением бедер!
   Дай искушению имя, и оно угаснет. Похоть это просто похоть и ничего, кроме похоти. В какие пестрые одежки ее ни ряди.
   Джек на ходу перекрестился и дал себе слово сходить исповедаться. И тут же понял, что опять нечестен с собой -никому он не сможет рассказать о столь черных помыслах, даже своему духовнику, отцу Таппану. Сраму не оберешься!
   Просто по возвращении домой, уладив прежде всего отношения с отцом, надо съездить в город и навестить Бесс Мерримот. Пообщавшись с привлекательной девушкой, он запросто забудет о прогулке с сиреной. Если только... не осквернит ли невинную душу Бесс случившееся с ним? Черные его мысли? Нет, это уж полная чушь! Такое непозволительно даже в воображении. Джеку всегда были отвратительны кающиеся нытики, слоняющиеся повсюду со скорбным ликом, предаваясь самобичеванию и не позволяя отпустить свою вину ни слугам Господа, ни кому-либо иному. Им, похоже, просто нравится пребывать в центре брезгливого внимания окружающих. Так стоит ли превращаться в им подобного?
   Затянувшееся самокопание наскучило, и Джек, принудив себя проявить вежливость, заговорил со спутницей. Вспомнив, с какой горечью Р'ли вела речь о драконе, он поинтересовался причиной этого.
   --Все дело в том,-- ответила сирена,-- что ты, в сущности, обязан нам жизнью. Дракониха жаловалась, что ты выслеживаешь ее, чтобы убить. И не раз и не два сама могла подстеречь тебя и прикончить. Со спины. И все же удержалась, хотя искушение, поверь, было велико. Тебя спас драконий договор с вайирами -он гласит, что убийство человека допустимо лишь как крайняя мера самозащиты...
   --Договор? С драконами? -- изумился Джек.
   --Именно. Неужели вы не замечали определенной последовательности в ее так называемых набегах? Один единорог из поместья лорда Хау -- первая неделя. Следующая -- один из усадьбы Чаксвилли. Затем один у О'Рейли. Через недельку -животное из монастырского стада филиппинцев. Затем, в порядке очереди, у твоего отца. И все снова. Так и идет ее охота -- по кругу. Последний набег был пять дней назад -- на ваши конюшни. Кроме того, драконы по соглашению не должны трогать самцов, пригодных под хомут, и дойных или жеребых кобыл -лишь тех, что и так на убой. По возможности им следует избегать людей и собак. Не более четырех животных в год с одной фермы. И не больше одного дракона на целый округ. Перезаключение договора производится ежегодно, с учетом привходящих обстоятельств...
   --Постой! -- перебил Джек.-- А кто позволил вам, жеребякам,-он чуть ли не выплюнул это слово,-- распоряжаться чужим добром как собственным?
   Р'ли потупила взор. Только теперь до юноши дошло, что пальцы сирены оказались в его собственной ладони. И кожа на ощупь была столь нежной и гладкой, что -- Джек не сумел удержаться от крамольной мысли -- куда там Бесс!
   Когда Джек поспешно отдернул руку, Р'ли лишь мигнула. И безмятежно взглянув прямо на зардевшееся лицо юноши, спокойно произнесла:
   --А ты вспомни, что по договору, который твой дед, испрашивая право аренды, заключил с моей семьей, ваша ферма должна поставлять нам четырех единорогов в год. Мы, между прочим, уже лет десять не настаивали на этом своем законном праве -- нам хватает и собственных стад. Мы не настаивали, потому что не жадные.-- Тут Р'ли выдержала красноречивую паузу.-- Между прочим, мы также скрывали от сборщика податей, что твой отец неправедно включает в графу расходов четыре головы ежегодно.
   При всей охватившей Джека досаде он не мог не заметить настойчиво повторяемого местоимения "мы", которое книгочеи рода человеческого определяли как "выразитель скрытого презрения". К тому же в доводах Р'ли сквозила очевидная брешь. Если уж лижутся вайиры с драконами, заключают договоры и прочее, то почему бы не забирать причитающихся им единорогов и самим не передавать чудищу, не прикрываясь пустопорожней болтовней? К чему людям эти жуткие ночные набеги? Что-то здесь не так, неувязка.
   Правда, жеребяки почти никогда не лгут. Но ведь время от времени такое все же случается. Рассказывая небылицы, взрослые используют лепетуху -- как Р'ли с ним сейчас. Но означает ли это, что она морочит ему голову? Ведь она сама учила его разговаривать на языке жеребяков, когда они вместе играли в окрестностях фермы. И вроде бы нет веских причин избегать пользоваться им и сейчас...
   Игстоф, Смотритель Моста, с кистью и палитрой в руках стоял перед гигантским грунтованным холстом, водруженным на прочный мольберт, и ожидал прилива вдохновения. За ним, у самой дороги на Сбейптаху высился дом -- круглая башня серого камня с кварцевыми вкраплениями. Поодаль, сидя на корточках у ручья, Вигтва, супруга питомца муз, потрошила только что выловленного двухфутового чешуйца -- двуногого обитателя речных вод. Рядом с матерью весело плескалась детвора. Пятилетнюю Ану, если не приглядываться, вполне можно было принять за человеческое дитя -- настолько неуловимы пока ее отличия от рода человеческого. Лишь едва заметный золотистый пушок вдоль позвоночника, и никакого еще хвоста. Ее десятилетний братец Крейн уже мог похвастать неким подобием гривки, сиявшей в радужных брызгах, а вот старшее чадо смотрителя, Лида, тринадцатилетний подросток, воплощала собой процесс созревания вайиров во всей его полноте. Медно-золотистая гривка вдоль спины завершалась пока коротким аккуратным хвостиком. Вкупе с намечающейся внизу живота растительностью и набухающими бутонами грудок, все это являло свету зрелище появления из пены ручья новой сирены, обольстительной и проказливой.
   При виде сородичей Р'ли испустила пронзительный восторженный клич и перешла чуть ли не на галоп. Мигом отложив палитру, Игстоф помчался навстречу племяннице. Вигтва, обронив и нож, и чешуйца, тоже устремилась к мосту. Следом из ручья в фонтанах брызг с радостным визгом повыскакивала малышня.
   Звонкие поцелуи, родственные объятия, детские нетерпеливые вопли, первые торопливые расспросы, ответы ни в склад ни в лад -- все смешалось в единый радостный вихрь. Р'ли настолько истосковалась по дому, что пыталась излить душу, поделиться наболевшим уже в самые первые сумбурные мгновения встречи...
   Джек держался поодаль, пока Игстоф, не забывавший о светских приличиях даже в разгар бури родственных чувств, не приблизился и на прекрасном английском не предложил гостю отведать хлеба свежей выпечки и стаканчик-другой вина. Он даже не преминул извиниться за то, что жаркое из чешуйца чуточку запоздает. Столь же любезно Джек отвечал, что ломтик хлеба и стакан вина были бы в самый раз, сердечное спасибо, а дождаться жаркого он, увы, не сможет -- дела.
   --Одиноко вам здесь не будет, у нас уже гостит один человек,-деликатно заметил Игстоф. Он помахал мужчине, вышедшему на шум и стоявшему на пороге дома-башни.
   Джек удивился и внутренне подобрался. В их приграничном округе к чужакам всегда относились с любопытством и легкой брезгливостью, если не подозрительно. Особенно к таким, что запросто вхожи в жилища аборигенов.
   --Познакомьтесь, пожалуйста: Джек Кейдж, Манто Чаксвилли,-- не преминул исполнить формальный долг хозяина Игстоф.
   После обмена рукопожатиями Джек любезно поинтересовался:
   --Не доводитесь ли вы родичем Элу Чаксвилли? У него ферма по-соседству с нашей.
   --Все люди -- братья,-- глубокомысленно изрек незнакомец,-- а что до Эла, то мы с ним только ведем род от общего предка -если не ошибаюсь, от земного горца по имени Джугашвили. Первое же мое имя, насколько удалось раскопать, происходит от Мантео, одного из индейцев племени кроу, прибывших в Авалон с колонией Роанок. А ваш род, простите?..
   "Вот же дьявольщина!" -- мысленно выругался Джек и решил свести беседу с чужаком до вежливого минимума. Он терпеть не мог умников, забивающих себе и другим голову вопросами происхождения и тратящих уйму времени на бессмысленные путешествия по стволу, ветвям и самым тончайшим веточкам, вплоть даже до отдельных листочков, генеалогического древа. Подобный интерес Джек считал сегодня никчемным и занудным -нынче ведь каждый может провозгласить себя потомком одного из Первопохищенных.
   Собеседнику было под тридцать. Смуглый, чисто выбритый, с массивной челюстью, пухлыми губами и крупным хищно изогнутым носом, Чаксвилли был весьма наряден -- пожалуй, даже слишком для здешнего захолустья. Если белая фетровая шляпа, широкополая и с высокой тульей, да синяя куртка из дорогой, тщательно выделанной шкуры оборотня еще не слишком бросались в глаза, то столь короткий аккуратно выглаженный кильт из полосатой красно-белой ткани носили лишь при дворе и среди высшего офи- церства. На широком поясе с пряжкой подлинной меди висели деревянный нож и настоящая рапира. Гардероб дополняли высокие отличной выделки кожаные сапоги.
   Джека заинтересовала рапира, и он учтиво попросил позволения ее рассмотреть. Чаксвилли выдернул клинок из ножен и чуть ли не метнул оружие юноше. Джек без труда поймал рапиру за рукоятку. Ох, уж эти столичные штучки! Вечно стараются выставить нас, провинциалов, на посмешище... Джек пожал плечами.
   Это не ускользнуло от внимательных черных глаз горожанина. Пухлые губы, приоткрыв неестественно белоснежные -- прямо как у вайиров,-- зубы, растянулись в ухмылке.
   Отсалютовав чужаку по всем правилам, Джек стал в позицию -уроки Фехтовальной академии в Сбейптаху дались ему не просто и не прошли даром -- и сделал несколько молниеносных выпадов. Затем провел краткий "бой с тенью", после чего вернул рапиру владельцу.
   --Потрясающая гибкость! -- восхитился он.-- Клинок из недавно изобретенного упругого стекла, не так ли? Вот бы и мне такую. Ничего подобного в наших краях пока не купить. Но, слыхал я, гарнизон Сбейптаху ждет новую экипировку -- по самому последнему слову... Шлемы, кирасы, поножи, щиты -- все из стекла. И даже наконечники для копий и стрел -- тоже! Поговаривают, появилось стекло, выдерживающее пороховой удар. Может, будут и ружья такие? Конечно, стволы придется делать сменными -- никакое стекло не выдержит больше дюжины выстрелов, и все же...-- Джек запнулся, заметив легкий кивок собеседника в сторону приближающегося Смотрителя.
   --Все это одни лишь слухи,-- широко улыбнулся чужак.-- Но жеребякам и слухи наши ни к чему, не так ли?
   --Понимаю...-- смешался Джек и, ощущая себя чуть ли не изменником, сболтнувшим врагу о государственной тайне, поспешил сменить тему.-- А каков род ваших занятий? Что привело вас в наши края?
   --Как я уже рассказывал нашему любезному хозяину,-- громко продолжал Чаксвилли,-- я один из тех помешанных, что вечно ищут Священный Грааль, стремятся к недостижимому и... словом, я рудознатец и разведываю залежи железной руды. Поиски этого мифического минерала оплачивает королева, и оплачивает пока неплохо. Но до самого сего дня, как и следовало ожидать, не нашлось ни крупинки железа -- ни в здешних краях, ни где-либо еще.-- Он хитро улыбнулся Джеку, собрав вокруг проницательных глаз сеточку морщинок.-- Кстати, если вы собираетесь донести на меня за вход в жилище жеребяков, не тратьте попусту время и чернила -- как Королевский рудознатец я имею на то право. При условии, разумеется, что пригласил хозяин.