Он многого здесь не понимал. Измаил радовался не только тому, что благодаря девушке он был не одинок. Она знала, как вести себя в этом небезопасном мире, и, похоже, знала, куда идти. Он шел за ней, благо она не возражала, и пока они продвигались на север, Измаил учил ее язык.
   В конце концов солнце скрылось за горизонтом, и ему на смену явилось зрелище черного неба со странными созвездиями. Луна, словно мертвая голова одного из здешних богов, катилась по небесам вниз. Она была такой огромной, что Измаил долго не мог отделаться от ощущения, что она упадет на Землю и раздавит его. Он научился распознавать по фазе луны, когда наступит сизигийный прилив. Измаил ненавидел это время, поскольку тогда слабая тошнота, преследовавшая его постоянно, усиливалась.
   Длинной-предлинной ночью было сначала жарко, потом в самый раз, а потом, под конец, похолодало. Измаил в своей тельняшке без рукавов и моряцких брюках дрожал от холода; пока он спал, его ботинки кто-то унес. "Тараканы", - решил он.
   На Нэймали - так звали его спутницу - одежды было слишком мало, чтобы защитить ее от холода, но, похоже, она нисколько от этого не страдала, будучи в этом отношении похожа на жителей Патагонии, которые тоже ходят голыми. Ему пришлось предложить ей спать, обхватив друг друга руками, чтобы удержать тепло. Она отказалась, так же как впоследствии отвергла его попытки поцеловать ее.
   К этому времени он уже понимал ее язык достаточно хорошо для того, чтобы наконец узнать название места, откуда она родом, и как она здесь оказалась. Заодно он понял, почему не должен к ней прикасаться.
   Это была Нэймали, дочь Синнетраа, правителя города Заларапамтра. Синнетраа был джаррамуа, то есть королем, хотя это слово можно было бы перевести на английский более точно как "великий адмирал". Он был также верховным жрецом великого бога Зумашмарты и начальником тех, кто говорил от имени младших богов.
   Город Заларапамтра находился далеко на севере, на полпути к вершине горы, которая, как подозревал Измаил, некогда была подводной частью острова в южной части Тихого океана.
   В этом городе Нэймали жила во дворце из хрусталя, созданного при помощи инструментов из камня и кислоты, которую выделяли какие-то животные, под присмотром основателя города, полубога Заларапамтры. Она была одной из двадцати четырех дочерей Синнетраа, имевшего десять жен. Нэймали была чем-то наподобие весталки, и ее главной обязанностью было сопровождать корабль во время его первого плавания, чтобы ему сопутствовала удача.
   Измаил удержался, чтобы не напомнить ей о провале этой миссии.
   Похоже, Нэймали не была особо удручена этим фактом.
   И все только потому, что память о гибели судна и экипажа изгладило воспоминание о куда более серьезном несчастье.
   За несколько дней до того как с неба на него свалилась "Рахиль", корабль Нэймали встретил другое китобойное судно из их города.
   После обмена приветствиями его капитан поднялся к ним на борт. Тот явно хотел сообщить что-то ужасное: он был бледен, глаза покраснели от слез, а голова была вся в пепле, перемешанном с жиром; на груди была ножевая рана, которую он сам себе нанес, а лицо идола-покровителя корабля было закрыто маской.
   Нэймали сначала подумала, что умерли ее отец или мать, либо их единственный сын. Но капитан сообщил куда более печальное известие. За несколько часов посреди долгой ночи был разрушен город Заларапамтра и убито большинство его жителей. Все это сотворил Багряный Зверь Жалящей Смерти.
   Лишь немногие спаслись на кораблях, и один из них сообщил эту весть на китобоец его капитану. Тот горестно кружил и кружил в небе, пока не отыскал еще один корабль, которому он мог сообщить это известие.
   По ее лицу побежали слезы, и она закрыла лицо руками, прежде чем снова смогла продолжить рассказ.
   - А кто это - Багряный Зверь? - спросил Измаил.
   - К счастью, их очень немного, - ответила она. - Полубог Заларапамтра, основатель нашего города, убил огромного Багряного Зверя - владетеля горы, где стоял и стоит наш город. Он огромный, больше, чем гигантские, но безвредные животные, сквозь которых мы и наши корабли прорывались, когда падали. За ним тянутся многие тысячи тонких щупалец, обжигающих людей до смерти. А еще он роняет яйца, которые разрываются с громким шумом, разрушая все кругом.
   При этих словах Измаил приподнял брови.
   - Мне очень жаль, - сказал он, - что ты лишилась семьи и своего народа в столь короткий срок и при таких обстоятельствах. Скажи, мы идем на север потому, что там находится Заларапамтра и ты надеешься найти там тех, кто остался жив, и начать восстановление города?
   - Сначала надо посмотреть своими глазами, что там случилось, - ответила она. - Может быть, все не так плохо, как описал капитан. В конце концов, во время событий его не было в городе. То, что все убиты и город полностью разрушен, - только его предположение. Как бы то ни было, вернутся другие китобойцы, - в основном на них придут мужчины, но на каждом будет и по моей сестре. Мы можем поклониться нашему верховному богу, пообещать ему, что в будущем станем лучше его слушаться, чтобы он снова не позволил случиться такому несчастью. Выберем нового Великого Адмирала, а мы, девы Зумашмарты, выйдем замуж и родим для города детей.
   - Значит, твой корабль спешил назад в Заларапамтру, когда мой, словно деревянная звезда, упал с небес и разбил твое судно? - спросил Измаил. - И как только ты перенесла столько потрясений? Так можно и сойти с ума.
   Некоторое время он размышлял об истории, которую она рассказала, испытывая к Нэймали самую искреннюю жалость.
   Она узнала, что осталась последней в своей семье и, может быть, еще до того как ей успели это рассказать, из ее народа тоже никого не осталось.
   - Этот кахамвуду, - он использовал слово, в переводе означавшее "Багряный Зверь Жалящей Смерти", - этот кахамвуду, наверное, и правда громадный. И щупальца у него тоже, должно быть, очень длинные, если могут проникнуть в каждое помещение города, - ты ведь сказала, что он высечен из камня и уходит глубоко в недра горы. И уж наверняка были такие, кто избегнул жалящей смерти.
   - Может, и так, - ответила она, - но я тебе не все рассказала о кахамвуду, - думала, ты знаешь. И ошиблась - ты ведь даже не из нашего мира, если только не врешь.
   - Это правда, - сказал Измаил, улыбаясь. Он не винил ее за недоверчивость. Если бы, плавая под командой Ахава, он встретил молодую женщину и та заявила бы, что явилась из прошлого, разве он поверил бы ей?
   - Как рассказывают жрецы и наши бабушки, кахамвуду часто сопровождают звери поменьше. Они бывают разными и путешествуют на спине большого зверя. Когда большой когонибудь убьет, маленькие иногда урывают куски от добычи, хотя и не осмеливаются брать слишком много. Большого зверя эти спутники-приживальщики не беспокоят, разве что когда он слишком голоден или если они становятся уж очень назойливыми. Так что, сам понимаешь, эти мелкие твари могли обследовать городские помещения и убить тех, кого не достал большой.
   Они лежали рядом на двух листьях, а над ними нависал плотный полог переплетенных стеблей и листьев. Даже после того как село огромное красное солнце, словно монета укатилась в темную щель, она была сильно озабочена тем, чтобы над ними был толстый покров растительности. Особенно осмотрительна она была, когда они искали место для сна. Измаил спросил, почему она так осторожна. Она ответила ему, что здесь есть кого опасаться. После того как Нэймали рассказала о некоторых из возможных неприятностей и при мысли о том, что он заснет или даже задремлет, Измаил стал беспокоиться.
   Этой ночью они спали второй раз. Внезапно он проснулся, почувствовав тупую боль в шее. Измаил сразу понял, что это лиана своим трубкообразным горлом вошла ему в яремную вену. Нэймали рассказывала ему, что растения впадают ночью в полуспячку, но некоторые все-таки просыпаются настолько, чтобы найти себе жертву - точь-в-точь как человек, захотев пить, полусонный, может доковылять до ванной, чтобы попить воды. Нэймали посоветовала ему не сопротивляться, если такое произойдет. Лучше потерять немного крови, чем вырваться из зубов растения, тем самым окончательно его разбудив.
   Измаил спросил, почему нельзя отказать растению в питье.
   Она ответила, что с растительностью на земле лучше дружить.
   Что произойдет, если этого не делать, она толком не объяснила. Все, что ей было известно, - это то, что ее учили, что надо было всегда соблюдать установленные обычаи. Нападения лиан действительно можно избежать, если не пить их парализующий сок, но лучше было им не противиться.
   Измаил представил себе джунгли без конца и края, сквозь которые им предстоит идти многие мили до города Заларапамтра на горе, и решил не сопротивляться. Он лежал с закрытыми глазами и старался представить, куда течет его кровь. Красная жидкость просачивается сквозь крошечные сосуды лианы в мякоть главного ствола. А потом...
   Он вздрогнул от того, что услышал доносившийся сверху очень слабый свистящий звук. Верхушки растений отчего-то согнулись, а заросли почему-то заколыхались. Шорох, который он сейчас слышал, был не похож на непрерывный шелест листьев от подрагивания земли. Этот шорох был сильнее, продолжался дольше, и, несомненно, его причиной было чье-то огромное тело.
   Он сумел медленно повернуться на бок, дотянуться до листа (он же гамак) Нэймали и качнуть его. Лиана, следуя за его движением, вытянулась и продолжала сосать его кровь.
   Нэймали сразу проснулась и села, ничего не спросив. Сквозь полог леса то тут, то там падал лунный свет, и он мог видеть лишь неясные очертания ее тела, тогда как она видела его руку в луче света совершенно ясно. Очень медленно она перекатилась к краю листа и прошептала:
   - Что случилось?
   - Не знаю, - ответил он. - Вон там. Что-то большое. - Он показал рукой косо вверх.
   Шорох усилился, и тогда, напрягая глаза, он увидел нечто похожее на змею, скользившее в озере лунного света примерно в сорока футах от них. Нэймали тоже увидела, вздохнула и тихо сказала:
   - Это шивараду!
   Темно-серое щупальце толщиной в дюйм двигалось на ощупь, словно вслепую. Однако оно приближалось, чувствуя исходящее от них тепло. Шивараду был слеп, как большинство ночных хищников, но глаза ему заменяла способность воспринимать тепловое излучение, к тому же он обладал особой способностью устанавливать местонахождение жертвы по звуку.
   Измаил оторвал зубы лианы от своей вены, надеясь, что такое насильственное изгнание не вызовет обильного кровотечения. Он перевернулся и скатился с листа вниз; Нэймали в это время сделала то же самое. До земли было несколько футов, поэтому некоторого шума избежать не удалось. Через секунду он услышал свист рассекаемого воздуха, и что-то прошло сквозь лист возле его плеча.
   Нэймали издала сдавленный крик, и оба упали плашмя на землю, лицами вниз. Свист раздавался шесть или семь раз, чтото с глухим стуком ударялось о твердую кору стволов.
   Сразу после этого оба они встали на четвереньки и торопливо поползли к поваленному растению диаметром два фута.
   Они перелезли его и спрятались сзади как раз вовремя, чтобы избежать еще трех попаданий.
   Измаил стал шарить рукой поверх ствола: он ощупывал его, пока не нашел маленькую штуковину, похожую на стрелу, воткнувшуюся в псевдодерево. Это было костяное копьецо с длинным, как игла, кончиком, около двух дюймов в длину и одну шестнадцатую дюйма в толщину, с четырьмя выростами на другом конце, похожими на перья. Проверять, насколько острым был кончик, он не стал, поскольку Нэймали предупредила его, что он отравлен.
   Она говорила, что у шивараду тридцать полых щупалец. Костяные стрелы этот зверь производит в собственном теле. Полностью сформированные, они попадают в сумку на нижней стороне его тонкого и круглого, как блин, тела, в диаметре достигающего шестидесяти футов. Шивараду одним щупальцем вытаскивает стрелы из сумки и насаживает их на концы остальных, полых. Когда шивараду приближается к жертве достаточно близко, он выталкивает стрелы током воздуха, возникающим за счет работы органа, похожего на пузырь, расположенного на верхней стороне его тела. Летят они примерно на шестьдесят футов.
   Как большинство обитателей воздуха, у шивараду был большой пузырь, наполненный газом, более легким, чем воздух, - это позволяло ему летать. Он возвышался у него на спине.
   Измаил снова пошарил поверх упавшего ствола, чтобы иметь побольше стрел, когда услышал свист, сопровождаемый покачиванием листьев, которые маленькие копья пробивали насквозь, и негромким стуком, когда стрелы попадали в растение. Одна из них воткнулась всего в дюйме от его руки.
   Он поспешно вынул несколько из них и, бережно держа их в руке, пополз за Нэймали.
   - Он будет нас преследовать, пока не настигнет! - задыхаясь, сказала Нэймали. - Нам от него не скрыться!
   - Ты ведь говорила, его можно убить его собственным ядом?
   . - Так говорится в старинных сказаниях!
   Услышав позади треск веток, они поползли на четвереньках еще быстрее.
   - О Зумашмарта! - воскликнула она. - Он ломает лес, сейчас до нас доберется!
   - Он не может снизиться слишком быстро! - ответил Измаил. - Иначе напорется на растения! Ты же знаешь, какие у них бывают острые верхушки!
   Тут прямо перед ними выскочило какое-то животное: они вскрикнули и остановились. Однако это оказался всего-навсего квишчангас, или, как определил его Измаил в первый раз, обезьяномедведь с усиками и сдвоенным носом-хоботком.
   С пронзительным криком и щебетом он промчался по среднему ярусу веток, а потом неожиданно свалился вниз.
   Измаилу не было видно, что с ним произошло, но он решил, что его убил отравленный дротик: Целые джунгли наполнились скрипом и треском, - это под весом чудовища растения ломались или гнулись, чтобы, когда оно продвигалось дальше, прийти в прежнее положение.
   - Спаси нас, Зумашмарта! Спаси нас, Зумашмарта! - шептала- Нэймали.
   В джунглях перед ними жизнь била ключом. Откуда ни возьмись, возникло целое полчище тараканов девятидюймовой длины и разбежалось в разные стороны. Семейство зверюшек с двойным носом взобралось от страха на голый ствол: все они перепрыгнули с его верхушки на ветку более высокого растения.
   Двое людей, не сказав друг другу ни слова, одновременно вскочили на ноги и бросились через джунгли напролом. Они спотыкались и падали, помогая друг другу подняться, и Измаил уронил свои стрелы, а искать их не было времени. Однако он взял у Нэймали ее каменный нож.
   Неожиданно Нэймали остановилась. Мелкие животные все еще суетились как сумасшедшие. Но громкого шума, производимого тяжелой тушей, ломившейся сквозь заросли, уже не было слышно.
   - Что такое? - спросил Измаил.
   - Он поднялся выше и почти не двигается, - ответила она. - Слышишь?
   Измаил постарался дышать ровнее и тише, пошире открыв рот и широко разведя руки в стороны. Он различил какое-то шуршание позади них, но на фоне треска и пронзительных воплей более мелких животных его почти не было слышно.
   - Если ты помнишь, у шивараду нет крыльев-парусов, - сказала Нэймали. Он передвигается, обхватывая растения щупальцами и подтягивая свое тело прямо над джунглями.
   Измаил, для которого этот мир был воздушным Тихим океаном, воспринимал его как донную рыбу.
   - Он собирался вспугнуть нас сильным шумом и потому пытался проломиться к нам сквозь лес. Зато теперь он скользит прямо над джунглями, подтягиваясь с помощью щупалец, и сможет двигаться быстро. Быстрее, чем мы можем пробиться сквозь эту чащу.
   Измаил не спрашивал у нее раньше, как шивараду заглатывает свою добычу. Теперь он задал этот вопрос.
   - К чему тебе это знать? - спросила она, задрожав. - Все равно ты умрешь, какая разница?..
   - Ответь мне!
   Она вертела головой из стороны в сторону, словно пыталась понять, где находится зверь. Наверное, он остановился, чтобы прислушаться: больше его не было слышно.
   - Он капает на жертву кислотой, - прошептала она, - от этого мясо и кости превращаются в кашицу, которую он всасывает в себя через щупальца.
   У Измаила родилась было дикая мысль: чтобы убить чудовище, надо бросить несколько отравленных стрел ему в рот.
   Но теперь эту идею придется оставить; хотя вряд ли у него бы вышло, даже если бы пасть у зверя была достаточно велика, чтобы проглотить человека.
   - Он будет скользить над нами легко и бесшумно, как облако, - сказала Нэймали, - шаря своими щупальцами то здесь, то там в поисках тепла от наших тел, а его звуковые рецепторы среагируют на малейший звук. Если мы не побежим, он нас обнаружит и выпустит дюжину стрел сразу. А если снова побежать, он будет преследовать нас до тех пор, пока мы окончательно не вымотаемся, а потом убьет.
   - Интересно, у него сильные щупальца? - спросил он так тихо, что она не расслышала. Он повторил вопрос, но вместо ответа, как он и ожидал, Нэймали спросила: - К чему тебе это знать?
   - Не знаю, способен ли я на такое, - сказал он, коснувшись рукой ее кожи, холодной и липкой от пота. - Надо подумать.
   Теперь он понимал, что должен чувствовать кит. Измаил сидел, нырнув на дно, а убийца в это время двигался по поверхности, выслеживая его и выжидая. Рано или поздно добыча должна всплыть, и тогда охотник ее заполучит.
   Снова раздался шум сгибаемых и выпрямляющихся стеблей - это зверь хватал их щупальцами, продвигаясь вперед.
   Нэймали прижалась к Измаилу и зашептала:
   - Надо бежать! Хотя все равно!..
   - Если мы побежим в разные стороны, он сможет преследовать только одного из нас, - сказал Измаил. - Я побегу на север, вернее, сначала на северо-запад, мимо него наискось. А ты дождись - обязательно, - пока он за мной погонится, сосчитай до пятнадцати и беги на юг.
   - Ты жертвуешь собой ради меня! - сказала она. - Но почему?
   - Там, откуда я родом, в таких случаях принято, что мужчина защищает женщину любым возможным способом. В конце концов, это вопрос принципа, добавил он, - хотя на практике часто бывает совсем наоборот. У меня нет времени рассуждать о принципах и о том, откуда они взялись. Делай, как я сказал.
   Он порывисто поцеловал ее в губы, а потом повернулся и побежал так быстро, как только было можно: приходилось продираться сквозь густые заросли.
   Шум, создаваемый движениями шивараду, усилился.
   Он бежал до тех пор, пока его ноги не запутались в переплетении лиан и он не растянулся на земле лицом вниз. Перед ним был особенно густой клубок лиан и побегов, обвившихся вокруг двух больших поваленных растений. Измаил заполз внутрь его, подтянувшись руками и протиснувшись между бревнами. Он надеялся, что ни одна из лиан пока не собирается пообедать.
   Звуки, производимые шивараду, стали затихать; он явно замедлил свое движение, зная, что его добыча остановилась.
   Измаил протянул руку и оторвал от стебля стручок. Он проткнул в нем дырку; но пить не стал. Отложил его в сторонку и стал смотреть наружу сквозь сплетение лиан, пока сверху не упала тень и он не увидел над пологом джунглей тушу шивараду.
   Отражая свет огромной луны, его кожа блестела множеством мелких вкраплений, похожих на слюду. Он действительно, как и рассказывала Нэймали, был тонким, как блин, со вздутиями на спине - там были газовые пузыри. Его многочисленные щупальца шевелились в поисках тепла, а некоторые хватались внизу за растения.
   Через несколько секунд он подтянулся ближе. Чудовище остановилось, шаря вокруг себя щупальцами, а потом еще приблизилось.
   Измаил еще плотнее вжался в землю, но голову не опустил.
   Надо было посмотреть, что будет дальше. Сердце у него билось так сильно, что чудище, без сомнения, слышало его удары, а рот и горло у него стали сухими, как листы старинной рукописи в монастырском скиту.
   "А скоро, наверное, будут как у мертвеца", - подумал он.
   Зверь, обнаружив, где он прячется, вытянул шесть щупалец, каждое из которых одну за другой выпустило по стреле.
   Все они воткнулись в бревно, за которым он залег. Измаил сосчитал выстрелы, а потом быстро протянул руку и вырвал две стрелы, не дожидаясь, когда последует залп из следующих шести щупалец.
   Несколько минут шивараду выжидал; время, казалось, истончилось до толщины пленки на глазах у змей.
   Вероятно, зверь ждал, стараясь определить по утечке тепла, попал ли он в жертву и убил ли ее.
   Явно решив, что ему это не удалось, он опустился вниз, пригнув два десятка стеблей, а потом подтянулся вперед. Голые стебли скребли ему по брюху, не причиняя вреда. Когда животное двигалось дальше, они упруго выпрямлялись, обрывая листья, лианы и побеги. В двадцати футах от Измаила заросли были столь густыми, что чудовище не смогло продраться дальше. Но это не могло удержать его от нападения, поскольку его щупальца при желании могли дотянуться до него не только сверху, но и сзади.
   Однако теперь зверь действовал более изощренно. Возможно, потому, что понял, что его добыча прячется за бревном. Он поднял вверх, футов на десять над собой, несколько щупалец.
   Несколько других заскользили по земле, приподняв передние концы. Измаил ждал, не зная, что предпринять. Еще минута, и оба мира - прежний мир, где он родился, и новый, мир будущего,- будут для него потеряны.
   Нэймали говорила: чтобы выпустить стрелу, чудовище должно выпрямить щупальце. Если оно согнуто, сила пневматического толчка значительно уменьшается. Возможно, именно поэтому зверь не выстрелил сразу. Он ждал момента, когда можно будет выпрямить щупальца, превратив их в подобия оружейных стволов.
   Измаил расслышал свист воздуха, набираемого в пузырь, служивший зверю воздушным резервуаром. Нагнетая воздух, он снова и снова издавал глотательные звуки.
   Одно из щупалец, похожее в темноте рядом с пятном лунного света на хобот изголодавшегося слона или на безголовую кобру, двигалось по земле, опережая остальные. Измаил быстро высунул голову и, заметив его, нырнул обратно за бревно.
   Он прикинул, когда оно скользнет через бревно, и сжал двумя пальцами стрелу, а в другую руку взял каменный нож.
   Три верхних щупальца нагнулись сверху вниз, глядя слепыми глазами, видящими лишь тепло его тела. Потом одно из них опустилось ниже, словно хотело приблизиться настолько, чтобы даже ослабленный заряд воздуха не помешал костяному копьецу вонзиться в тело достаточно глубоко для того, чтобы яд подействовал.
   Щупальце переползло через бревно и замерло. Принюхиваясь к теплу живого тела, оно колебалось то туда, то сюда. Потом начало выпрямляться.
   Измаил вогнал свою стрелу острым концом в отверстие на его конце.
   Сделав это, он сразу же перекатился назад, через лежавшее за ним бревно, в густые заросли позади.
   Щупальце с застрявшей в нем стрелой дернулось и, как показалось Измаилу, распухло. Видимо, оно собиралось выпустить собственную стрелу, но обнаружило, что ему что-то мешает.
   Щупальце дернулось и так и эдак, потом подалось назад и выпрямилось. Раздался щелчок. На этот раз оно извергло обе стрелы, но они пролетели больше чем в трех футах мимо цели.
   Измаил снова перекатился в зазор между двумя бревнами, взял в руку стрелу, вскочил и прыгнул к отстрелявшемуся щупальцу.
   Щупальце отодвинулось, но так медленно, словно не привыкло защищаться. Измаил схватился за его конец, на этот раз направив кончик стрелы в мягкую плоть, видневшуюся внутри отверстия.
   Теперь последовала бурная реакция. Щупальце потащило его назад, под огромное дисковидное тело, - он оказался за передними щупальцами. Задние щупальца, направленные в обратную сторону - видимо, для обороны сзади, повернулись в его направлении.. Измаил полез вверх по щупальцу так, словно это был такелажный трос на "Пекоде".
   Под его тяжестью оно натянулось, повиснув вертикально между деревьями. Прямо у него над головой в щупальце вонзилась стрела. Зверь поворачивал свои щупальца внутрь и стрелял в свою жертву, а попадал в самого себя.
   Измаил разжал руки, пролетел около пяти футов и ударился о растение, пригнувшееся под углом сорок пять градусов к земле. Оно стало гнуться под ним дальше, пока не затрещало, и вместе с ним он упал.
   Чудовище резко подалось кверху, потом приостановилось, заколебавшись, схватило несколько растений сразу и двинулось прочь.
   Измаил откатился как можно дальше, встал на ноги и побежал вперед, пока его не остановила завеса лиан. Он отскочил назад, упал, снова встал и обежал эти плети вокруг.
   Потом остановился и оглянулся.
   Гигантская туша, словно туча, осела на верхушки растений.
   Казалось, она потеряла свои очертания и растеклась по джунглям в стороны и вниз.
   Нижнюю сторону шивараду Измаил не мог разглядеть, но никаких признаков движения щупалец не было.
   Внезапно из ночной тьмы вынырнула торпедообразная тень с огромной головой и зубами, сверкнувшими белым при лунном свете.
   Она куснула этот обвисший блин за один из горбов, и горб лопнул.
   Небесная акула примчалась сразу, как только учуяла мертвечину.
   За ней появилась другая и тоже заякорилась, вгрызаясь в рану на месте горба. Обе они помахивали крыльями-плавниками, сопротивляясь ветру.
   "Интересно, - подумал Измаил, - насколько силен яд, убивший шивараду? Хватит ли его на то, чтобы разлиться по всему его телу и убить заодно и небесных акул?" Но у него не было времени, чтобы наблюдать за развитием событий. Он быстро обернулся, услыхав шум позади. Было похоже, что кто-то большой крадучись пробирается через джунгли. Он опустился на колени и замер, сжимая каменный нож.
   Потом услыхал тяжелое дыхание - оно оказалось знакомым - и тихо позвал: