Страница:
— Ослов».
Все снова засмеялись, а Фригейт сказал:
— Я эту историю слышал в Аризоне. Только контрабандиста звали Панно, а переходил он границу между Мексикой и Соединенными Штатами.
— По-моему, все анекдоты возникли в глубокой древности, — предположил Том Райдер, — и исходят они от пещерного человека.
— Все может быть, — отозвался Нур. — Но принято считать, что эти сказания созданы суфиями задолго до рождения Магомета. Они хотели научить людей мыслить не по шаблонам. К тому же притчи еще и забавны. Обычно ими пользовались на начальных ступенях обучения. Со временем эти истории распространились и на востоке, и на западе. Меня очень позабавило, когда я столкнулся с некоторыми видоизмененными вариантами в Ирландии, где их рассказывали на гэльском наречии. За много веков великое множество людей передавало от Персии до Иберии сказания о Насреддине.
— Если суфизм возник еще до Магомета, — сказал Фригейт, — то суфии должны быть последователями Заратустры.
— Суфизм не является монополией ислама, хотя в современном виде был создан мусульманами, — возразил Нур. — Каждый верующий в Бога может стать суфием. Это гибкое учение, оно меняет доктрину, приспосабливаясь к определенной культуре. То, что воздействует на персидского мусульманина в Хоросане, не имеет успеха в Судане. Цель и приемы наставника-суфи определяются местом и временем.
Позже Нур и Фригейт спустились на берег и подошли к огромному костру, окруженному веселящимися дравидами.
— Скажите, — спросил Фригейт, — каким образом удастся приспособить здесь ваш иберийско-мавританский метод? Народ на Реке — смесь разных эпох и стран. Здесь нет монолитной культуры.
— Я об этом сейчас размышляю, — ответил Нур.
— Значит, одна из причин, по которой я не принят учеником, состоит в том, что вы сами к этому не готовы?
— Ну, что же, — улыбнулся Нур, — пусть эта мысль утешит вас. Однако вы назвали лишь одну из причин. Учитель должен учиться всегда.
49
50
51
Все снова засмеялись, а Фригейт сказал:
— Я эту историю слышал в Аризоне. Только контрабандиста звали Панно, а переходил он границу между Мексикой и Соединенными Штатами.
— По-моему, все анекдоты возникли в глубокой древности, — предположил Том Райдер, — и исходят они от пещерного человека.
— Все может быть, — отозвался Нур. — Но принято считать, что эти сказания созданы суфиями задолго до рождения Магомета. Они хотели научить людей мыслить не по шаблонам. К тому же притчи еще и забавны. Обычно ими пользовались на начальных ступенях обучения. Со временем эти истории распространились и на востоке, и на западе. Меня очень позабавило, когда я столкнулся с некоторыми видоизмененными вариантами в Ирландии, где их рассказывали на гэльском наречии. За много веков великое множество людей передавало от Персии до Иберии сказания о Насреддине.
— Если суфизм возник еще до Магомета, — сказал Фригейт, — то суфии должны быть последователями Заратустры.
— Суфизм не является монополией ислама, хотя в современном виде был создан мусульманами, — возразил Нур. — Каждый верующий в Бога может стать суфием. Это гибкое учение, оно меняет доктрину, приспосабливаясь к определенной культуре. То, что воздействует на персидского мусульманина в Хоросане, не имеет успеха в Судане. Цель и приемы наставника-суфи определяются местом и временем.
Позже Нур и Фригейт спустились на берег и подошли к огромному костру, окруженному веселящимися дравидами.
— Скажите, — спросил Фригейт, — каким образом удастся приспособить здесь ваш иберийско-мавританский метод? Народ на Реке — смесь разных эпох и стран. Здесь нет монолитной культуры.
— Я об этом сейчас размышляю, — ответил Нур.
— Значит, одна из причин, по которой я не принят учеником, состоит в том, что вы сами к этому не готовы?
— Ну, что же, — улыбнулся Нур, — пусть эта мысль утешит вас. Однако вы назвали лишь одну из причин. Учитель должен учиться всегда.
49
Серые клубы тумана окутали судно, пропитав насквозь каждую каюту и коридор.
Сэм Клеменс громко произнес: «Господи, только не это!» — почему, он не знал сам. Туман скользил по переборкам, насыщая все, что было способно впитывать влагу. Белесые пары проникали в его горло, обволакивали сердце. Вода сочилась, капала в желудок, стекала в пах, по ногам к коленям.
Его охватил страх — животный ужас, пришедший из прошлого.
Он был один в рубке. И один на всем судне. Он стоял у приборной панели, всматриваясь в ветровое стекло, затянутое туманом, и мог разглядеть что-либо лишь на расстоянии вытянутой руки, однако каким-то образом знал, что на берегах Реки нет жизни. Там — никого, и здесь, на огромном судне — ни души. И он тут не нужен; корабль шел в автоматическом режиме. Когда судно достигнет истоков Реки, он не сможет его остановить, и нет никого в мире, кто сумел бы помочь ему.
Сэм повернулся и начал ходить взад-вперед. Долго ли еще продлится это путешествие? Рассеется ли туман, засветит ли когда-нибудь солнце и покажутся ли горы, окружающие полярное море? Услышит ли он еще человеческий голос? Увидит ли чье-нибудь лицо?
— Сейчас! — раздался громовой голос.
Сэм подскочил, словно подброшенный пружиной. Его сердце птицей забилось в груди, исторгая из него воду. Вокруг его ног образовалась целая лужа. Он закрутился волчком и оказался лицом к лицу с обладателем голоса. Сквозь клубы тумана у ветрового стекла чернел неясный силуэт. Эта тень приблизилась к нему, остановилась и вытянула огромную руку, щелкнув тумблером на панели.
Сэм силился крикнуть: — «Нет, нет!», — но слова цеплялись одно за другое, застревали, словно не могли пробиться сквозь стекло.
Хотя он не видел, какого рычажка коснулась рука незнакомца, но знал, что судно на полной скорости движется к левому берегу. Он с трудом выдавил из себя:
— Вы не сделаете этого!
В полном молчании темная фигура двинулась вперед. Незнакомец был его роста, но значительно плотнее и шире. На одном плече у него покачивалось деревянное топорище со стальным треугольником лезвия на конце.
— Эрик Кровавый Топор! — в ужасе закричал он.
И началась чудовищная охота. Спасаясь бегством, Сэм мчался по кораблю — через рулевую рубку, по взлетной площадке к ангару, по штормовой палубе, вниз по лестнице, через все каюты главной палубы, потом по трапу в машинное отделение. Сознавая, что он ниже уровня Реки, что вода может раздавить корпус, Сэм ринулся мимо огромных электродвигателей, вращавших гребные колеса, которые сейчас несли судно навстречу гибели. В отчаянии он бросился в огромный отсек для моторных лодок. Он сорвал канат с крюка. Еще немного — и он скользнет в Реку, избавившись от рокового преследования. Но дверь шлюза оказалась запертой.
Он согнулся, пытаясь восстановить дыхание. Внезапно сверху грохнула крышка люка, и в тумане показался Эрик Кровавый Топор. Он медленно шагнул к Сэму, держа обеими руками свое страшное оружие.
— Я же предупреждал тебя, — и Эрик поднял топор. Сэм оцепенел, не в силах ни двинуться с места, ни сопротивляться. Да, он виновен и должен понести кару.
Сэм Клеменс громко произнес: «Господи, только не это!» — почему, он не знал сам. Туман скользил по переборкам, насыщая все, что было способно впитывать влагу. Белесые пары проникали в его горло, обволакивали сердце. Вода сочилась, капала в желудок, стекала в пах, по ногам к коленям.
Его охватил страх — животный ужас, пришедший из прошлого.
Он был один в рубке. И один на всем судне. Он стоял у приборной панели, всматриваясь в ветровое стекло, затянутое туманом, и мог разглядеть что-либо лишь на расстоянии вытянутой руки, однако каким-то образом знал, что на берегах Реки нет жизни. Там — никого, и здесь, на огромном судне — ни души. И он тут не нужен; корабль шел в автоматическом режиме. Когда судно достигнет истоков Реки, он не сможет его остановить, и нет никого в мире, кто сумел бы помочь ему.
Сэм повернулся и начал ходить взад-вперед. Долго ли еще продлится это путешествие? Рассеется ли туман, засветит ли когда-нибудь солнце и покажутся ли горы, окружающие полярное море? Услышит ли он еще человеческий голос? Увидит ли чье-нибудь лицо?
— Сейчас! — раздался громовой голос.
Сэм подскочил, словно подброшенный пружиной. Его сердце птицей забилось в груди, исторгая из него воду. Вокруг его ног образовалась целая лужа. Он закрутился волчком и оказался лицом к лицу с обладателем голоса. Сквозь клубы тумана у ветрового стекла чернел неясный силуэт. Эта тень приблизилась к нему, остановилась и вытянула огромную руку, щелкнув тумблером на панели.
Сэм силился крикнуть: — «Нет, нет!», — но слова цеплялись одно за другое, застревали, словно не могли пробиться сквозь стекло.
Хотя он не видел, какого рычажка коснулась рука незнакомца, но знал, что судно на полной скорости движется к левому берегу. Он с трудом выдавил из себя:
— Вы не сделаете этого!
В полном молчании темная фигура двинулась вперед. Незнакомец был его роста, но значительно плотнее и шире. На одном плече у него покачивалось деревянное топорище со стальным треугольником лезвия на конце.
— Эрик Кровавый Топор! — в ужасе закричал он.
И началась чудовищная охота. Спасаясь бегством, Сэм мчался по кораблю — через рулевую рубку, по взлетной площадке к ангару, по штормовой палубе, вниз по лестнице, через все каюты главной палубы, потом по трапу в машинное отделение. Сознавая, что он ниже уровня Реки, что вода может раздавить корпус, Сэм ринулся мимо огромных электродвигателей, вращавших гребные колеса, которые сейчас несли судно навстречу гибели. В отчаянии он бросился в огромный отсек для моторных лодок. Он сорвал канат с крюка. Еще немного — и он скользнет в Реку, избавившись от рокового преследования. Но дверь шлюза оказалась запертой.
Он согнулся, пытаясь восстановить дыхание. Внезапно сверху грохнула крышка люка, и в тумане показался Эрик Кровавый Топор. Он медленно шагнул к Сэму, держа обеими руками свое страшное оружие.
— Я же предупреждал тебя, — и Эрик поднял топор. Сэм оцепенел, не в силах ни двинуться с места, ни сопротивляться. Да, он виновен и должен понести кару.
50
Застонав, он проснулся. В залитой светом каюте над ним склонилось прекрасное лицо Гвиневры, опутанное золотистым ореолом волос.
— Сэм! Проснись! Тебя опять мучают кошмары.
— Они у меня всегда в эту пору, — пробормотал он.
Клеменс сел в постели. С палубы раздался свист. Через минуту забормотало судовое радио. Вскоре судно должно остановиться у ближайшего грейлстоуна для завтрака. Сэм не любил вставать рано и всегда был готов пожертвовать завтраком, но долг капитана заставлял его подниматься вместе с командой.
Он направился в душ, вымылся, почистил зубы. Гвиневра уже оделась и выглядела эскимоской, сменившей меха на полотна. Сэм тоже набросил плащ и приготовил свою капитанскую фуражку. Он зажег сигару; голубой дымок потянулся по каюте.
— У тебя опять был страшный сон про Эрика? — спросила Гвиневра.
— Да. Немного кофе было бы очень кстати.
Гвиневра кинула в чашку несколько темных кристалликов. Вода мгновенно забурлила. Он взял чашку и с благодарностью кивнул.
Она коснулась плеча Сэма.
— Ты ни в чем не виноват перед ним.
— Я повторяю это себе бесконечно, — сказал Сэм. — И без всякого результата! Нами владеет иррациональное начало. У Создателя Снов мозги как у дикобраза. Он — великий художник и неразумен, как все художники, которых мне довелось знать. Вероятно, включая и вашего покорного слугу.
— Кровавый Топор никогда не сможет разыскать тебя.
— Я-то знаю. Попробуй внушить это Творцу Иллюзий.
Мигнула лампочка, со щитка на переборке раздался сигнал. Сэм нажал кнопку.
— Капитан? Это Детвейлер. Через пять минут подойдем к назначенному грейлстоуну.
— О'кей, Хэнк. Я готов.
Вместе с Гвиневрой он покинул каюту. Они прошли узким коридором и поднялись в штурманскую рубку, находившуюся на верхней палубе. Каюты остальных офицеров располагались ниже.
Их встретили трое: Детвейлер, бывший когда-то лоцманом, капитаном, а затем владельцем пароходства на Миссисипи; старший офицер — Джон Байрон, экс-адмирал Британского Королевского флота; и командир морской пехоты Жан-Батист Антуан Марселен де Марбо, бывший генерал наполеоновской армии.
Де Марбо, невысокий, стройный человек, отличался необыкновенным добродушием. Его голубые глаза ярко блестели на смуглом лице. Он откозырял Клеменсу и доложил на эсперанто:
— Вахта прошла без происшествий, мой капитан.
— Прекрасно, Марк. Можете сдавать дежурство.
Француз поклонился, вышел из рубки и спустился на освещенную солнцем взлетную площадку. Посреди палубы замерли в боевом строю шеренги морской пехоты. Знаменосец вздымал флаг корабля — светло-синий квадрат с изображением алого феникса. За ним тянулись ряды мужчин и женщин в металлических шлемах, увенчанных султанами из человеческих волос, в пластмассовых кирасах, в высоких, до колен, кожаных сапогах. На широких поясах висели револьверы «Марк-4». Следом за ними стояли копьеносцы, сзади — стрелки с базуками.
На правом фланге возвышался гигант, закованный в доспехи; дубовая палица, которую Сэм с трудом приподнимал обеими руками, покоилась на его плече. Официально Джо Миллер был личным охранником Клеменса, но на утренней поверке всегда вставал в строй. Его главная функция заключалась в том, чтобы вызывать у местных зрителей благоговейный трепет.
— Джо, по обыкновению, слегка перебирает, — любил говорить Сэм. — Ему достаточно только появиться, чтобы запугать кого угодно.
День начался как обычно, но ему суждено было войти в историю — сегодня «Минерва» намеревалась атаковать судно «Рекс Грандиссимус». Сэму следовало бы чувствовать себя именинником, но подъема он не ощущал. Сладость мести меркла перед мыслью о разрушении прекраснейшего корабля, в который он вложил душу.
С другой стороны, иного выхода не существовало.
В полумиле от них на правом берегу показался костер. Проступили очертания грибообразного грейлстоуна, окруженного фигурками людей в белых одеждах. Тонкой вуалью туман покрывал Реку, среди облаков в небе сверкали звезды.
Как обычно, впереди судна шла амфибия «Огненный Дракон-3» с вооруженной командой. Когда они приближались к месту, намеченному для очередной подзарядки аккумуляторов «Марка Твена», ее командир вступал в переговоры с местными властями, испрашивая разрешения воспользоваться двумя грейлстоунами. Чаще всего они приходили к согласию: плата была весьма внушительной, да и сам вид гигантского судна побуждал к мирному исходу дела. Но все же конфликты иногда возникали. Они, естественно, кончались в пользу путешественников; копье и лук не могли противостоять судовой артиллерии. Правда, Клеменс старался не допускать открытых столкновений или, тем более, бойни. В этих случаях с амфибии давали поверх голов пулеметную очередь; пластиковые пули восьмидесятого калибра являлись наилучшим аргументом в споре. Толпа разбегалась, убитых не было никогда.
В конце концов, что теряют местные, если однажды воспользоваться двумя их грейлстоунами? Никто не лишится пищи. Всегда поблизости находились камни, где полно неиспользованных отверстий для чаш. Поэтому люди предпочитали мирно уступить пару граалей прибывшим и всласть насмотреться на поражающий воображение корабль.
Четыре огромных электродвигателя требовали невероятных затрат энергии. Раз в день судно подходило к берегу и на один из граалей насаживался гигантский металлический колпак; к соседнему катер подвозил цилиндры команды. Когда происходил разряд, его энергия по проводам передавалась в батакайтор — огромный накопитель, заполнявший пространство между машинным отделением и главной палубой.
Сэм Клеменс сошел на берег, чтобы переброситься парой слов с местными властями. Здесь понимали эсперанто, и хотя язык был несколько искажен, он смог поддержать разговор. Сэм поблагодарил за гостеприимство и вернулся на свой личный катер, доставивший его на судно. Через десять минут к борту подошел «Огненный Дракон-4» с наполненными цилиндрами.
Свистки и звон колокола, раздавшиеся при отплытии корабля, привели туземцев в неистовый восторг. «Марк Твен» величественно двинулся вверх по Реке.
В кают-кампании за большим столом, накрытом на десять персон, сидели Сэм и Гвиневра. С ними завтракали старшие офицеры — кроме тех, кто стоял на вахте. Отдав распоряжения на день, Сэм направился к бильярдному столу сыграть партию с Джо. Гигантопитек не очень ловко владел кием, и Сэм почти всегда побивал его. Вторую партию он обычно играл с более опытным партнером.
Как всегда, в семь утра Клеменс отправился в обход судна. Он терпеть не мог пешей ходьбы, но физические нагрузки были необходимы, и он заставлял себя совершать утренний моцион. Кроме того, появление капитана поддерживало порядок на корабле. Если пренебречь дисциплиной, команда могла разболтаться и выйти из повиновения.
— Судно у меня надежное, — любил повторять Сэм. — Во всяком случае, что касается команды. Я еще ни разу не видел на вахте пьяного.
Сегодня инспекционный обход не состоялся. Сэма вызвали в штурманскую рубку, так как радист получил сообщение с «Минервы». Не успел он войти, как на радаре появилось изображение объекта, движущегося над горами по направлению к «Марку Твену».
— Сэм! Проснись! Тебя опять мучают кошмары.
— Они у меня всегда в эту пору, — пробормотал он.
Клеменс сел в постели. С палубы раздался свист. Через минуту забормотало судовое радио. Вскоре судно должно остановиться у ближайшего грейлстоуна для завтрака. Сэм не любил вставать рано и всегда был готов пожертвовать завтраком, но долг капитана заставлял его подниматься вместе с командой.
Он направился в душ, вымылся, почистил зубы. Гвиневра уже оделась и выглядела эскимоской, сменившей меха на полотна. Сэм тоже набросил плащ и приготовил свою капитанскую фуражку. Он зажег сигару; голубой дымок потянулся по каюте.
— У тебя опять был страшный сон про Эрика? — спросила Гвиневра.
— Да. Немного кофе было бы очень кстати.
Гвиневра кинула в чашку несколько темных кристалликов. Вода мгновенно забурлила. Он взял чашку и с благодарностью кивнул.
Она коснулась плеча Сэма.
— Ты ни в чем не виноват перед ним.
— Я повторяю это себе бесконечно, — сказал Сэм. — И без всякого результата! Нами владеет иррациональное начало. У Создателя Снов мозги как у дикобраза. Он — великий художник и неразумен, как все художники, которых мне довелось знать. Вероятно, включая и вашего покорного слугу.
— Кровавый Топор никогда не сможет разыскать тебя.
— Я-то знаю. Попробуй внушить это Творцу Иллюзий.
Мигнула лампочка, со щитка на переборке раздался сигнал. Сэм нажал кнопку.
— Капитан? Это Детвейлер. Через пять минут подойдем к назначенному грейлстоуну.
— О'кей, Хэнк. Я готов.
Вместе с Гвиневрой он покинул каюту. Они прошли узким коридором и поднялись в штурманскую рубку, находившуюся на верхней палубе. Каюты остальных офицеров располагались ниже.
Их встретили трое: Детвейлер, бывший когда-то лоцманом, капитаном, а затем владельцем пароходства на Миссисипи; старший офицер — Джон Байрон, экс-адмирал Британского Королевского флота; и командир морской пехоты Жан-Батист Антуан Марселен де Марбо, бывший генерал наполеоновской армии.
Де Марбо, невысокий, стройный человек, отличался необыкновенным добродушием. Его голубые глаза ярко блестели на смуглом лице. Он откозырял Клеменсу и доложил на эсперанто:
— Вахта прошла без происшествий, мой капитан.
— Прекрасно, Марк. Можете сдавать дежурство.
Француз поклонился, вышел из рубки и спустился на освещенную солнцем взлетную площадку. Посреди палубы замерли в боевом строю шеренги морской пехоты. Знаменосец вздымал флаг корабля — светло-синий квадрат с изображением алого феникса. За ним тянулись ряды мужчин и женщин в металлических шлемах, увенчанных султанами из человеческих волос, в пластмассовых кирасах, в высоких, до колен, кожаных сапогах. На широких поясах висели револьверы «Марк-4». Следом за ними стояли копьеносцы, сзади — стрелки с базуками.
На правом фланге возвышался гигант, закованный в доспехи; дубовая палица, которую Сэм с трудом приподнимал обеими руками, покоилась на его плече. Официально Джо Миллер был личным охранником Клеменса, но на утренней поверке всегда вставал в строй. Его главная функция заключалась в том, чтобы вызывать у местных зрителей благоговейный трепет.
— Джо, по обыкновению, слегка перебирает, — любил говорить Сэм. — Ему достаточно только появиться, чтобы запугать кого угодно.
День начался как обычно, но ему суждено было войти в историю — сегодня «Минерва» намеревалась атаковать судно «Рекс Грандиссимус». Сэму следовало бы чувствовать себя именинником, но подъема он не ощущал. Сладость мести меркла перед мыслью о разрушении прекраснейшего корабля, в который он вложил душу.
С другой стороны, иного выхода не существовало.
В полумиле от них на правом берегу показался костер. Проступили очертания грибообразного грейлстоуна, окруженного фигурками людей в белых одеждах. Тонкой вуалью туман покрывал Реку, среди облаков в небе сверкали звезды.
Как обычно, впереди судна шла амфибия «Огненный Дракон-3» с вооруженной командой. Когда они приближались к месту, намеченному для очередной подзарядки аккумуляторов «Марка Твена», ее командир вступал в переговоры с местными властями, испрашивая разрешения воспользоваться двумя грейлстоунами. Чаще всего они приходили к согласию: плата была весьма внушительной, да и сам вид гигантского судна побуждал к мирному исходу дела. Но все же конфликты иногда возникали. Они, естественно, кончались в пользу путешественников; копье и лук не могли противостоять судовой артиллерии. Правда, Клеменс старался не допускать открытых столкновений или, тем более, бойни. В этих случаях с амфибии давали поверх голов пулеметную очередь; пластиковые пули восьмидесятого калибра являлись наилучшим аргументом в споре. Толпа разбегалась, убитых не было никогда.
В конце концов, что теряют местные, если однажды воспользоваться двумя их грейлстоунами? Никто не лишится пищи. Всегда поблизости находились камни, где полно неиспользованных отверстий для чаш. Поэтому люди предпочитали мирно уступить пару граалей прибывшим и всласть насмотреться на поражающий воображение корабль.
Четыре огромных электродвигателя требовали невероятных затрат энергии. Раз в день судно подходило к берегу и на один из граалей насаживался гигантский металлический колпак; к соседнему катер подвозил цилиндры команды. Когда происходил разряд, его энергия по проводам передавалась в батакайтор — огромный накопитель, заполнявший пространство между машинным отделением и главной палубой.
Сэм Клеменс сошел на берег, чтобы переброситься парой слов с местными властями. Здесь понимали эсперанто, и хотя язык был несколько искажен, он смог поддержать разговор. Сэм поблагодарил за гостеприимство и вернулся на свой личный катер, доставивший его на судно. Через десять минут к борту подошел «Огненный Дракон-4» с наполненными цилиндрами.
Свистки и звон колокола, раздавшиеся при отплытии корабля, привели туземцев в неистовый восторг. «Марк Твен» величественно двинулся вверх по Реке.
В кают-кампании за большим столом, накрытом на десять персон, сидели Сэм и Гвиневра. С ними завтракали старшие офицеры — кроме тех, кто стоял на вахте. Отдав распоряжения на день, Сэм направился к бильярдному столу сыграть партию с Джо. Гигантопитек не очень ловко владел кием, и Сэм почти всегда побивал его. Вторую партию он обычно играл с более опытным партнером.
Как всегда, в семь утра Клеменс отправился в обход судна. Он терпеть не мог пешей ходьбы, но физические нагрузки были необходимы, и он заставлял себя совершать утренний моцион. Кроме того, появление капитана поддерживало порядок на корабле. Если пренебречь дисциплиной, команда могла разболтаться и выйти из повиновения.
— Судно у меня надежное, — любил повторять Сэм. — Во всяком случае, что касается команды. Я еще ни разу не видел на вахте пьяного.
Сегодня инспекционный обход не состоялся. Сэма вызвали в штурманскую рубку, так как радист получил сообщение с «Минервы». Не успел он войти, как на радаре появилось изображение объекта, движущегося над горами по направлению к «Марку Твену».
51
Дирижабль вынырнул из-за гор огромным серебряным яйцом, будто снесенным солнцем. Люди на берегах Реки, никогда не видевшие воздушного корабля, могли принять его за жуткое чудовище. Но многие прониклись убеждением, что в небесах появились Те, Кто пробудил их после смерти; в порыве счастливого неведения они стали взывать к неведомым богам, уверенные, что сейчас им откроются все тайны их мира.
Как же «Минерве» удалось так быстро обнаружить судно? На высоте нескольких тысяч футов над «Марком Твеном» парил привязной аэростат — антенна мощного передатчика, посылавшего непрерывный сигнал. Харди, штурман «Минервы», представлял курс судна; данные о его передвижении регулярно поступали в Пароландо и наносились на карту. Самая свежая информация была передана с «Парсефаля» — она позволила установить точное местоположение. Теперь на «Минерве» также знали, что расстояние между «Рексом» и «Марком Твеном» по прямой составляло только сотню миль, но с учетом прихотливого течения Реки эта сотня превращалась в четыре.
Грейсток по радио запросил разрешения пролететь над судном. В голосе Сэма послышалось сомнение:
— Зачем?
— Хотим вас приветствовать, — ответил англичанин. — Кроме того, мне кажется, что и вам, и команде будет приятно взглянуть на тех, что собирается покончить с Кровавым Джоном. А нашему экипажу хотелось бы полюбоваться прекрасным судном. — Помолчав, он добавил: — Может быть, в последний раз.
Сэм тоже примолк, затем заговорил с трудом, словно едва сдерживал слезы:
— Ну, ладно, Грейсток. Можете спуститься, но только рядом с нами. Считайте меня параноиком, но я не желаю, чтобы над моей головой висел дирижабль с четырьмя огромными бомбами на борту. А если они по несчастной случайности оторвутся?
Грейсток поднял глаза к небу и свирепо усмехнулся.
— Да ничего подобного произойти не может.
— Так ли? Нет, Грейсток, пусть будет по-моему.
С явным неудовольствием Грейсток ответил, что подчиняется.
— Мы облетим вокруг судна и отправимся на дело.
— Ну, удачи вам, — пожелал Сэм. — Я хорошо понимаю, что ваши чудесные парни… могут и не…
Окончить фразу у нем не хватило сил.
— Мы прекрасно отдаем себе отчет, что можем не вернуться, — ответил Грейсток, — но рассчитываем захватить их врасплох.
— Я тоже надеюсь на это. Только не забудьте, что на «Рексе» два самолета. Первым делом следует разбомбить их взлетную площадку, чтобы они не сумели взлететь.
— Я не нуждаюсь в советах, — холодно отрезал Грейсток.
Наступила долгая пауза, потом раздался громкий голос Сэма.
— Вот подошел Лотар фон Рихтгофен, чтобы с вами поздороваться, Джон. Он хочет подняться в воздух и сопровождать вас. Мне это совсем не улыбается, и я потратил уйму времени, чтобы отговорить его от этой затеи, но он жаждет участвовать в атаке. Дело в том, что потолок наших самолетов только десять тысяч футов, над горами могут произойти любые неожиданности. С горючим у него все в порядке, на обратную дорогу хватит.
Голос Лотара прервал Сэма.
— Я сказал ему, что вам тоже хватит горючего на обратный путь, если не жечь его напропалую. Мы с вами вернемся вместе, Джон.
— Ничего не имею против.
Грейсток посмотрел в сторону судна. Издали ему был хорошо виден аэростат. Чтобы его опустить, понадобится не меньше двадцати минут.
Гигантский корабль, прекрасное творение рук человеческих, был на четверть длиннее «Рекса» и несколько уже. Джил Галбира как-то заявила, что «Парсефаль» является самым прекрасным и грандиозным сооружением мира Реки; ничего подобного Земля не знала. Но Грейсток предпочитал корабль, который, по словам Сэма, в любом соревновании выиграл бы «Голубую ленту длиной в милю».
Он снова бросил взгляд вниз. Самолет Лотара уже стоял на взлетной площадке; вокруг суетились люди, подготавливая к запуску катапульту.
Ледяным взглядом англичанин осмотрел штурманскую кабину. Пилот Ньютон, летчик второй мировой войны, сидел у штурвала. Штурман Харди и ирландец Семрад, первый помощник, стояли у бортового экрана. Шестеро остальных находились у двигателей.
Грейсток быстро подошел к оружейному боксу, открыл его и достал два револьвера «Марк-4», четырехзарядное оружие с пулями шестьдесят девятого калибра. Он взял в левую руку рукоятку одного из них, ствол другого — в правую; затем, внимательно следя за Харди и Семрадом, прошел за их спинами к креслу пилота. Остановившись позади Ньютона, он поднял правую руку и сильно ударил его рукояткой по голове. Пилот рухнул на пол. Грейсток быстро щелкнул тумблерами, отключая передатчик. Харди и Семрад обернулись на шум и оцепенели от неожиданности, увидев направленные на них стволы.
— Не двигаться! — резко кинул Грейсток. — А теперь — руки за шею!
Харди еле выдавил:
— Грейсток! Что с тобой?
— Спокойно! — он ткнул пистолетом в сторону коридора. — Туда! Надеть парашюты! И не вздумайте помешать мне — уложу на месте обоих!
Семрад побагровел.
— Ты… ты… — он заикался, не находя слов, — ты… ублюдок! Предатель!
— Не-е-е-т! — протянул Грейсток. — Я — верноподданный короля Англии Джона, — он улыбнулся. — А кроме того, мне обещано место первого помощника на «Рексе», когда я приведу этот дирижабль Его Величеству. Это подкрепило мою преданность.
Семрад взглянул на дверь, за которой находился машинный отсек дирижабля.
— Полчаса назад я выходил проверить работу инженеров, помните? Так вот, они все связаны и вам уже не помогут.
Двое мужчин подошли к шкафу, открыли его и стали надевать парашюты.
— Что будет с ним? — спросил Харди, кивнув на неподвижного пилота.
— Вы натянете на Ньютона его парашют и столкнете перед прыжком.
— А инженеры?
— Им будет предоставлен выбор, кому служить.
— А если они откажутся?
— Тем хуже для них.
Застегнув на груди Ньютона лямки парашюта, Семрад и Харди перенесли его на середину гондолы. Грейсток шел следом, держа в обеих руках по револьверу; он локтем нажал кнопку, и боковой люк распахнулся. Стонущего, не пришедшего в сознание пилота подтащили к борту. Дернув вытяжной трос, Семрад столкнул его вниз и прыгнул следом. Харди на минуту задержался в дверном проеме.
— Если мы когда-нибудь встретимся с тобой, Грейсток, я убью тебя.
— Не выйдет, — ухмыльнулся тот. — Прыгай, пока я не передумал.
Он вернулся в кабину и включил радио. Раздался рев Клеменса:
— Что у вас там происходит? Откуда эти голубые вспышки?
— Троим из моей команды пришлось покинуть дирижабль, — бесцветным голосом сообщил Грейсток. — Мы решили его облегчить… скорость и маневренность будут выше.
— Что за чертовщину вы несете? — Клеменс был вне себя. — Теперь нам придется искать их и вылавливать из воды!
— Что поделаешь, — вздохнул Грейсток.
Он взглянул на экран. «Минерва» зависла позади «Марка Твена». На его палубах толпился народ, разглядывая дирижабль. Одноместный моноплан Рихтгофена уже стоял на катапульте.
Грейсток уселся на место пилота. За несколько минут он опустил дирижабль до трехсот футов над поверхностью воды, повернул его и направил прямо на судно.
Огромный белый корабль замер посреди Реки; его четыре колеса взбивали фонтаны пены, уравновешивая течение. Из люка на корме показалась моторная лодка; она упала вниз и заскользила вдоль борта к парашютистам, барахтающимся в воде.
Оба берега усеивали толпы любопытных, не меньше сотни челноков и пирог спешили к голубым полотнищам парашютов.
Катапульта пыхнула паром, и моноплан взмыл в воздух. Его серебряный фюзеляж и винты ярко светились на солнце, он начал набирать высоту, устремившись к дирижаблю.
Из приемника донесся яростный голос Сэма:
— Какого черта-дьявола вы там выделываете, Джон?
— Я только хочу посмотреть, спасены ли мои люди.
— Тупица! — заорал Клеменс. — Не знаю, сколько мозгов нужно добавить тебе в башку, чтобы выдать за осла! Да легче норковую шапку засунуть в зад свинье! Говорил же я Файбрасу, что ни баронов, ни графов, ни герцогов нельзя и близко подпускать к дирижаблю. Ха, Грейсток? Порождение самого подлого и тупого клана — средневекового дворянства! Господи Иисусе, Милт еще спорил со мной! Это, видите ли, социальный эксперимент — сумеет ли средневековый недоносок приспособиться к эпохе индустрии! Сумел, нечего сказать!
— Успокойся, Тэм! — зарокотал голос Джо. — Если ты станешь ругать его, он не атакует корабль Джона.
— Лутше помолтши, — передразнил его раздраженный Сэм. — Когда мне понадобятся советы палеоантропуса, я скажу сам.
— Ну, ну, Тэм, не надо никого откорблять, ты товтсем тумашедший, — успокаивал его Миллер. — Лутше подумай, а не дурачит ли натс Грейтсток? Может, он уже сговорился с королем Джоном?
Грейсток выругался. Этот волосатый ублюдок поумней великого Клеменса! Однако разъяренный Сэм пропустил его слова мимо ушей.
Грейсток положил руки на штурвал и дирижабль, послушно наклонившись на десять градусов к горизонту, двинулся к судну. Моноплан фон Рихтгофена промелькнул мимо ярдах в пятнадцати от него. Лотар приветственно махнул рукой, но лицо его сохраняло недоуменное выражение. Без сомнения, он слышал разговор по радио от слова до слова.
Грейсток нажал кнопку. Из расположенного под носовым люком пускового устройства вырвалась ракета. Дирижабль взметнуло вверх. Длинная узкая трубка с бьющим из хвоста пламенем и голубым дымом от носового выхлопа устремилась к серебристому самолетику. Грейсток уже не мог разглядеть лица Рихтгофена, но ясно представил, как ужас сменил на нем недоумение. У немца оставалось лишь шесть секунд, чтобы натянуть парашют. Но если он даже сделает это, при такой высоте купол не успеет раскрыться. Нет, похоже, ему не спастись.
Рихтгофен не стал прыгать; он направил самолет вниз, пытаясь спикировать на воду. Моноплан стремительно падал, но ракета была быстрее. Удар, взрыв! Самолет и смертоносный снаряд исчезли в ослепительной вспышке пламени.
Команда судна торопливо устанавливала на катапульту второй самолет. Услышав вой сирен и рожков, люди, занятые спуском аэростата, приостановили работу. Грейсток надеялся, что они не догадаются обрезать канаты, и аэростат станет тормозом при маневре судна.
Из радиоприемника был слышен вой сирен и приглушенный голос Клеменса. Судно начало набирать скорость, одновременно разворачиваясь по течению. Грейсток улыбнулся. Теперь «Марк Твен» подставил ему свой борт. Он нажал кнопку, и дирижабль содрогнулся, выпустив две тяжелые торпеды. Грейсток дернул руль высоты, приподнимая облегченный нос «Минервы», и до предела открыл дроссельные клапаны; сейчас ему понадобится вся скорость, которую можно выжать из моторов.
С громким всплеском торпеды вошли в воду и устремились к кораблю, взбивая две белые дорожки пены. Из динамика доносился отчаянный голос Клеменса. Гигантский корабль, не закончив поворот, под углом двинулся к левому берегу. С палубных орудий открыли огонь по торпедам и дирижаблю.
Грейсток сыпал нормандскими проклятиями. Он не успевал справляться с пилотированием, стрельбой и наблюдением за кораблем. Но он должен сделать свое дело — потопить судно ради милости короля Джона и награды, которая его ждет! Он не собирался погибать здесь, не выполнив свое предназначение!
Он допустил промах — наверно, надо было спуститься, пройти прямо над «Марком Твеном» и сбросить бомбы… Он не рискнул взять курс на корабль после запрещения Сэма… Дьявол! Почему ему не удалось убедить Клеменса, что экипаж «Минервы» просто хочет рассмотреть судно?
Мысли метались в голове Грейстока, пока он продолжал автоматически нажимать кнопки, выпуская одну ракету за другой. Они устремились навстречу снарядам «Марка Твена»; тепловые детекторы, расположенные в головной части, вели их к выхлопам пламени, бившего из ракет противника. Впрочем, ракетная артиллерия корабля тоже была оснащена такими же устройствами.
Взрыв столкнувшихся ракет встряхнул дирижабль. Воздух заволокло дымом, окутавшим белый корпус корабля. Сквозь темное облако Грейсток с трудом различил, что висит почти над «Марком Твеном».
О, раны Божьи! Одна торпеда проскочила справа от кормы… но, кажется, сейчас их настигнет вторая! Нет, она лишь чуть задела борт и, сменив направление от толчка, двинулась к берегу. Промах! Снова промах!
Сейчас Клеменс сдавленным голосом заклинал его прекратить стрельбу. Он боялся взрыва дирижабля — горящая оболочка могла рухнуть на палубу. Похоже, он совсем забыл, что на борту «Минервы» есть еще запас бомб.
Второй самолет — двухместная амфибия — наконец поднялся в воздух. Пилот напряженно смотрел вверх, выжидая удобный момент для атаки. Но они находились слишком близко друг к другу и двигались очень быстро; летчик не успел выстрелить. Кормовой стрелок, сидевший позади него, развернул свои пулеметы. Каждая десятая пуля была трассирующей, с фосфорной головкой. Одной вполне достаточно, чтобы взорвать топливный бак «Минервы». Дирижабль был уже в ста пятидесяти ярдах от судна и стремительно приближался к нему. Сильный ветер и волочившийся за кораблем аэростат могли помешать быстрому маневру «Марка Твена».
Как же «Минерве» удалось так быстро обнаружить судно? На высоте нескольких тысяч футов над «Марком Твеном» парил привязной аэростат — антенна мощного передатчика, посылавшего непрерывный сигнал. Харди, штурман «Минервы», представлял курс судна; данные о его передвижении регулярно поступали в Пароландо и наносились на карту. Самая свежая информация была передана с «Парсефаля» — она позволила установить точное местоположение. Теперь на «Минерве» также знали, что расстояние между «Рексом» и «Марком Твеном» по прямой составляло только сотню миль, но с учетом прихотливого течения Реки эта сотня превращалась в четыре.
Грейсток по радио запросил разрешения пролететь над судном. В голосе Сэма послышалось сомнение:
— Зачем?
— Хотим вас приветствовать, — ответил англичанин. — Кроме того, мне кажется, что и вам, и команде будет приятно взглянуть на тех, что собирается покончить с Кровавым Джоном. А нашему экипажу хотелось бы полюбоваться прекрасным судном. — Помолчав, он добавил: — Может быть, в последний раз.
Сэм тоже примолк, затем заговорил с трудом, словно едва сдерживал слезы:
— Ну, ладно, Грейсток. Можете спуститься, но только рядом с нами. Считайте меня параноиком, но я не желаю, чтобы над моей головой висел дирижабль с четырьмя огромными бомбами на борту. А если они по несчастной случайности оторвутся?
Грейсток поднял глаза к небу и свирепо усмехнулся.
— Да ничего подобного произойти не может.
— Так ли? Нет, Грейсток, пусть будет по-моему.
С явным неудовольствием Грейсток ответил, что подчиняется.
— Мы облетим вокруг судна и отправимся на дело.
— Ну, удачи вам, — пожелал Сэм. — Я хорошо понимаю, что ваши чудесные парни… могут и не…
Окончить фразу у нем не хватило сил.
— Мы прекрасно отдаем себе отчет, что можем не вернуться, — ответил Грейсток, — но рассчитываем захватить их врасплох.
— Я тоже надеюсь на это. Только не забудьте, что на «Рексе» два самолета. Первым делом следует разбомбить их взлетную площадку, чтобы они не сумели взлететь.
— Я не нуждаюсь в советах, — холодно отрезал Грейсток.
Наступила долгая пауза, потом раздался громкий голос Сэма.
— Вот подошел Лотар фон Рихтгофен, чтобы с вами поздороваться, Джон. Он хочет подняться в воздух и сопровождать вас. Мне это совсем не улыбается, и я потратил уйму времени, чтобы отговорить его от этой затеи, но он жаждет участвовать в атаке. Дело в том, что потолок наших самолетов только десять тысяч футов, над горами могут произойти любые неожиданности. С горючим у него все в порядке, на обратную дорогу хватит.
Голос Лотара прервал Сэма.
— Я сказал ему, что вам тоже хватит горючего на обратный путь, если не жечь его напропалую. Мы с вами вернемся вместе, Джон.
— Ничего не имею против.
Грейсток посмотрел в сторону судна. Издали ему был хорошо виден аэростат. Чтобы его опустить, понадобится не меньше двадцати минут.
Гигантский корабль, прекрасное творение рук человеческих, был на четверть длиннее «Рекса» и несколько уже. Джил Галбира как-то заявила, что «Парсефаль» является самым прекрасным и грандиозным сооружением мира Реки; ничего подобного Земля не знала. Но Грейсток предпочитал корабль, который, по словам Сэма, в любом соревновании выиграл бы «Голубую ленту длиной в милю».
Он снова бросил взгляд вниз. Самолет Лотара уже стоял на взлетной площадке; вокруг суетились люди, подготавливая к запуску катапульту.
Ледяным взглядом англичанин осмотрел штурманскую кабину. Пилот Ньютон, летчик второй мировой войны, сидел у штурвала. Штурман Харди и ирландец Семрад, первый помощник, стояли у бортового экрана. Шестеро остальных находились у двигателей.
Грейсток быстро подошел к оружейному боксу, открыл его и достал два револьвера «Марк-4», четырехзарядное оружие с пулями шестьдесят девятого калибра. Он взял в левую руку рукоятку одного из них, ствол другого — в правую; затем, внимательно следя за Харди и Семрадом, прошел за их спинами к креслу пилота. Остановившись позади Ньютона, он поднял правую руку и сильно ударил его рукояткой по голове. Пилот рухнул на пол. Грейсток быстро щелкнул тумблерами, отключая передатчик. Харди и Семрад обернулись на шум и оцепенели от неожиданности, увидев направленные на них стволы.
— Не двигаться! — резко кинул Грейсток. — А теперь — руки за шею!
Харди еле выдавил:
— Грейсток! Что с тобой?
— Спокойно! — он ткнул пистолетом в сторону коридора. — Туда! Надеть парашюты! И не вздумайте помешать мне — уложу на месте обоих!
Семрад побагровел.
— Ты… ты… — он заикался, не находя слов, — ты… ублюдок! Предатель!
— Не-е-е-т! — протянул Грейсток. — Я — верноподданный короля Англии Джона, — он улыбнулся. — А кроме того, мне обещано место первого помощника на «Рексе», когда я приведу этот дирижабль Его Величеству. Это подкрепило мою преданность.
Семрад взглянул на дверь, за которой находился машинный отсек дирижабля.
— Полчаса назад я выходил проверить работу инженеров, помните? Так вот, они все связаны и вам уже не помогут.
Двое мужчин подошли к шкафу, открыли его и стали надевать парашюты.
— Что будет с ним? — спросил Харди, кивнув на неподвижного пилота.
— Вы натянете на Ньютона его парашют и столкнете перед прыжком.
— А инженеры?
— Им будет предоставлен выбор, кому служить.
— А если они откажутся?
— Тем хуже для них.
Застегнув на груди Ньютона лямки парашюта, Семрад и Харди перенесли его на середину гондолы. Грейсток шел следом, держа в обеих руках по револьверу; он локтем нажал кнопку, и боковой люк распахнулся. Стонущего, не пришедшего в сознание пилота подтащили к борту. Дернув вытяжной трос, Семрад столкнул его вниз и прыгнул следом. Харди на минуту задержался в дверном проеме.
— Если мы когда-нибудь встретимся с тобой, Грейсток, я убью тебя.
— Не выйдет, — ухмыльнулся тот. — Прыгай, пока я не передумал.
Он вернулся в кабину и включил радио. Раздался рев Клеменса:
— Что у вас там происходит? Откуда эти голубые вспышки?
— Троим из моей команды пришлось покинуть дирижабль, — бесцветным голосом сообщил Грейсток. — Мы решили его облегчить… скорость и маневренность будут выше.
— Что за чертовщину вы несете? — Клеменс был вне себя. — Теперь нам придется искать их и вылавливать из воды!
— Что поделаешь, — вздохнул Грейсток.
Он взглянул на экран. «Минерва» зависла позади «Марка Твена». На его палубах толпился народ, разглядывая дирижабль. Одноместный моноплан Рихтгофена уже стоял на катапульте.
Грейсток уселся на место пилота. За несколько минут он опустил дирижабль до трехсот футов над поверхностью воды, повернул его и направил прямо на судно.
Огромный белый корабль замер посреди Реки; его четыре колеса взбивали фонтаны пены, уравновешивая течение. Из люка на корме показалась моторная лодка; она упала вниз и заскользила вдоль борта к парашютистам, барахтающимся в воде.
Оба берега усеивали толпы любопытных, не меньше сотни челноков и пирог спешили к голубым полотнищам парашютов.
Катапульта пыхнула паром, и моноплан взмыл в воздух. Его серебряный фюзеляж и винты ярко светились на солнце, он начал набирать высоту, устремившись к дирижаблю.
Из приемника донесся яростный голос Сэма:
— Какого черта-дьявола вы там выделываете, Джон?
— Я только хочу посмотреть, спасены ли мои люди.
— Тупица! — заорал Клеменс. — Не знаю, сколько мозгов нужно добавить тебе в башку, чтобы выдать за осла! Да легче норковую шапку засунуть в зад свинье! Говорил же я Файбрасу, что ни баронов, ни графов, ни герцогов нельзя и близко подпускать к дирижаблю. Ха, Грейсток? Порождение самого подлого и тупого клана — средневекового дворянства! Господи Иисусе, Милт еще спорил со мной! Это, видите ли, социальный эксперимент — сумеет ли средневековый недоносок приспособиться к эпохе индустрии! Сумел, нечего сказать!
— Успокойся, Тэм! — зарокотал голос Джо. — Если ты станешь ругать его, он не атакует корабль Джона.
— Лутше помолтши, — передразнил его раздраженный Сэм. — Когда мне понадобятся советы палеоантропуса, я скажу сам.
— Ну, ну, Тэм, не надо никого откорблять, ты товтсем тумашедший, — успокаивал его Миллер. — Лутше подумай, а не дурачит ли натс Грейтсток? Может, он уже сговорился с королем Джоном?
Грейсток выругался. Этот волосатый ублюдок поумней великого Клеменса! Однако разъяренный Сэм пропустил его слова мимо ушей.
Грейсток положил руки на штурвал и дирижабль, послушно наклонившись на десять градусов к горизонту, двинулся к судну. Моноплан фон Рихтгофена промелькнул мимо ярдах в пятнадцати от него. Лотар приветственно махнул рукой, но лицо его сохраняло недоуменное выражение. Без сомнения, он слышал разговор по радио от слова до слова.
Грейсток нажал кнопку. Из расположенного под носовым люком пускового устройства вырвалась ракета. Дирижабль взметнуло вверх. Длинная узкая трубка с бьющим из хвоста пламенем и голубым дымом от носового выхлопа устремилась к серебристому самолетику. Грейсток уже не мог разглядеть лица Рихтгофена, но ясно представил, как ужас сменил на нем недоумение. У немца оставалось лишь шесть секунд, чтобы натянуть парашют. Но если он даже сделает это, при такой высоте купол не успеет раскрыться. Нет, похоже, ему не спастись.
Рихтгофен не стал прыгать; он направил самолет вниз, пытаясь спикировать на воду. Моноплан стремительно падал, но ракета была быстрее. Удар, взрыв! Самолет и смертоносный снаряд исчезли в ослепительной вспышке пламени.
Команда судна торопливо устанавливала на катапульту второй самолет. Услышав вой сирен и рожков, люди, занятые спуском аэростата, приостановили работу. Грейсток надеялся, что они не догадаются обрезать канаты, и аэростат станет тормозом при маневре судна.
Из радиоприемника был слышен вой сирен и приглушенный голос Клеменса. Судно начало набирать скорость, одновременно разворачиваясь по течению. Грейсток улыбнулся. Теперь «Марк Твен» подставил ему свой борт. Он нажал кнопку, и дирижабль содрогнулся, выпустив две тяжелые торпеды. Грейсток дернул руль высоты, приподнимая облегченный нос «Минервы», и до предела открыл дроссельные клапаны; сейчас ему понадобится вся скорость, которую можно выжать из моторов.
С громким всплеском торпеды вошли в воду и устремились к кораблю, взбивая две белые дорожки пены. Из динамика доносился отчаянный голос Клеменса. Гигантский корабль, не закончив поворот, под углом двинулся к левому берегу. С палубных орудий открыли огонь по торпедам и дирижаблю.
Грейсток сыпал нормандскими проклятиями. Он не успевал справляться с пилотированием, стрельбой и наблюдением за кораблем. Но он должен сделать свое дело — потопить судно ради милости короля Джона и награды, которая его ждет! Он не собирался погибать здесь, не выполнив свое предназначение!
Он допустил промах — наверно, надо было спуститься, пройти прямо над «Марком Твеном» и сбросить бомбы… Он не рискнул взять курс на корабль после запрещения Сэма… Дьявол! Почему ему не удалось убедить Клеменса, что экипаж «Минервы» просто хочет рассмотреть судно?
Мысли метались в голове Грейстока, пока он продолжал автоматически нажимать кнопки, выпуская одну ракету за другой. Они устремились навстречу снарядам «Марка Твена»; тепловые детекторы, расположенные в головной части, вели их к выхлопам пламени, бившего из ракет противника. Впрочем, ракетная артиллерия корабля тоже была оснащена такими же устройствами.
Взрыв столкнувшихся ракет встряхнул дирижабль. Воздух заволокло дымом, окутавшим белый корпус корабля. Сквозь темное облако Грейсток с трудом различил, что висит почти над «Марком Твеном».
О, раны Божьи! Одна торпеда проскочила справа от кормы… но, кажется, сейчас их настигнет вторая! Нет, она лишь чуть задела борт и, сменив направление от толчка, двинулась к берегу. Промах! Снова промах!
Сейчас Клеменс сдавленным голосом заклинал его прекратить стрельбу. Он боялся взрыва дирижабля — горящая оболочка могла рухнуть на палубу. Похоже, он совсем забыл, что на борту «Минервы» есть еще запас бомб.
Второй самолет — двухместная амфибия — наконец поднялся в воздух. Пилот напряженно смотрел вверх, выжидая удобный момент для атаки. Но они находились слишком близко друг к другу и двигались очень быстро; летчик не успел выстрелить. Кормовой стрелок, сидевший позади него, развернул свои пулеметы. Каждая десятая пуля была трассирующей, с фосфорной головкой. Одной вполне достаточно, чтобы взорвать топливный бак «Минервы». Дирижабль был уже в ста пятидесяти ярдах от судна и стремительно приближался к нему. Сильный ветер и волочившийся за кораблем аэростат могли помешать быстрому маневру «Марка Твена».