Страница:
— «Марк Твен»? Какая самовлюбленность!
— Название выбрано всеобщим голосованием. Сэм возражал, правда, не очень настойчиво… — В глазах Файбраса сверкнули насмешливые искорки. — Так слушайте! «Мы, народ Пароландо, нижеследующим заявляем…»
Он произносил длинный текст без запинки, без единой ошибки; видимо, хартия была запечатлена в памяти каждого. Дар, присущий людям, не знавшим письменности, да еще — актерам, стал в Пароландо всеобщим.
Торжественные слова возносились к светлевшему, наливавшемуся голубизной небу. Туман опустился до колен, и казалось, что долина утопает под снежным покровом, тянувшимся до подножия холмов. Их склоны, заросшие кустарником, над которым возносились сосны, тисы, бамбук и гигантские стволы железных деревьев, обрели ясные очертания и больше не выглядели загадочными далекими силуэтами с японских картин. На лианах, обвивавших железные деревья, распустились и засияли в первых лучах зари огромные цветы. На западе, словно фон этого яркого полотна, возносился темный каменистый обрыв, покрытый синевато-серыми пятнами лишайника. Повсюду с гор струились серебристые потоки водопадов.
Все это было уже знакомо Джил Галбира — и, однако, вызывало трепет страха и удивления. Кто же создал эту долину, протянувшуюся на много миллионов миль? И зачем? Каким образом и во имя чего были воскрешены на этой планете она сама и еще тридцать шесть или тридцать семь миллиардов человеческих существ? Каждый из живших на Земле с 2 000 000 года до нашей эры вплоть до начала третьего тысячелетия земной цивилизации воскрес после смерти. Исключение составляли лишь дети до пяти лет, умственно отсталые и безнадежно больные — больные душевно, не телесно.
Кто это совершил? Для чего?
В Мире Реки ходило много странных, волнующих, безумных толков и легенд о таинственных созданиях, что появлялись на краткий миг под видом нищих странников или пророков.
— Вы слушаете меня? — прервал ее размышления Файбрас.
— Могу повторить от слова до слова всю вашу речь, — парировала Джил.
Она немного лукавила слушая вполуха и воспринимая лишь самое существенное — как антенна, настроенная на нужную волну.
Повсюду из хижин появлялись люди. Они потягивались, кашляли, закуривали сигареты, шли в отхожие места, расположенные за бамбуковыми перегородками. Некоторые, держа в руках цилиндры, торопились к Реке. Одни, без страха перед утренней прохладой, выходили лишь в набедренных повязках; другие, закутанные с ног до головы, походили на бедуинов или привидений.
— Ну, — вновь обратился Файбрас к Джил, — вы готовы дать присягу? Или хотите поразмыслить?
— Я никогда не отказываюсь от своих слов. А вы? Относительно меня, конечно.
— Сейчас речь идет не обо мне, — он вновь усмехнулся, — а о вас. Дав клятву, вы три месяца будете проходить испытание; затем народ решает, предоставить вам право гражданства или нет. Только после этого вы становитесь жителем Пароландо — если я не наложу «вето» на решение народного собрания. Ну, как?
— Идет!
Описанная Файбрасом процедура ей не понравилась, но что могла она поделать? Уходить отсюда Джил не собиралась; к тому же все это время они, ничего не подозревая, тоже будут у нее на испытании.
В воздухе теплело. Небо на востоке разгоралось, и свет больших звезд померк. Раздались звуки трубы. В центре равнины возвышалась шестиярусная башня из бамбука; на ее вершине стоял высокий чернокожий горнист в пунцовом набедреннике.
— Настоящая медь, — гордо объявил Файбрас. — Недалеко от нас, вверх по Реке, есть месторождения меди и цинка. Мы бы, конечно, сумели их отвоевать, но Сэм не любил пускать в ход силу. Собственно, если не считать мелких стычек, мы воевали по-настоящему только один раз, — лицо Файбраса стало задумчивым. — Там, на юге, — он махнул рукой, — было государство Соул Сити с большими залежами криолита и бокситов… Они меняли руду только на оружие, и дело кончилось плохо. Словом, нам пришлось захватить те места, и теперь Пароландо простирается на сорок миль по обеим берегам Реки.
Мужчины понемногу разоблачались, пока не сбросили все, кроме обернутых вокруг талии пестрых кильтов, превратившись из арабов-кочевников в полинезийцев. Джил последовала их примеру. На ней была светло-серая юбочка; легкая полупрозрачная полоска ткани прикрывала грудь.
Обитатели равнины и предгорий собирались у Реки, сбрасывали одежду и прыгали в воду, вскрикивали от холода, вздымая тучу брызг.
Джил пребывала в сомнении. Она гребла день и ночь, с нее сошло семь потов, и Река манила к себе обещанием свежести. Что ж, рано или поздно ей придется разоблачиться у всех на глазах. Решившись, она сбросила кильт и повязку, стремглав помчалась к берегу и нырнула в воду. Когда стремительное движение помогло преодолеть первый озноб, она попросила у одной из купальщиц кусок мыла и принялась за дело всерьез. Несколько раз смыв пену, она вышла на берег, отряхнулась и энергично растерла тело.
Мужчины откровенно разглядывали высокую длинноногую смуглую женщину с маленькой грудью и широкими бедрами. У нее были короткие рыжеватые волосы и карие глаза. Она знала, что не блистает красотой: слишком длинный нос, чуть загнутый, как клюв ястреба, крупные, выступающие вперед зубы, доставшиеся ей, по-видимому, в наследство от темнокожей бабки. Но что тут поделаешь — да и стоит ли об этом задумываться?
Харди устремил взгляд на ее лобок с густыми золотистыми волосками. Кажется, он намерен ее добиваться; вид у шкипера был такой, словно он готов приступить к немедленной атаке.
Файбрас обошел грейлстоун и вернулся с копьем в руках. У рукоятки торчала огромная кость меч-рыбы. Он метнул копье, вонзившееся в почву рядом с каноэ, и пояснил:
— Знак для береговой охраны — теперь вы можете не беспокоиться о своей лодке. Ну, а сейчас Шварц подберет вам подходящее жилище и покажет окрестности. Встретимся в полдень вон у того железного дерева.
До него была сотня ярдов. Ствол, покрытый толстой корой с грубыми наростами, возносился к небесам на тысячефутовую высоту, мощные ветви тянулись на три сотни футов, огромные листья с красными и серыми прожилками походили на слоновьи уши. Корни пронизывали почву до скального основания равнины. Против этого гиганта были бессильны бури, огонь и стальные пилы.
— Мы зовем его Хозяином. Ждите меня там.
Вновь зазвучал горн. Файбрас кивнул головой и направился к людям, которые строились ровными шеренгами под присмотром командиров. Джил изумленно подняла брови — кажется, в этой стране дисциплину ценили превыше всего. Ее плеча коснулась тонкая рука Шварца:
— Дайте-ка мне свою чашу, Галбира.
Джил вынула из каноэ и протянула австрийцу серый металлический цилиндр. Он весил около полукилограмма; в метрической системе мер его высота составляла ровно 76 сантиметров, диаметр — 45,72. Закрытую крышку мог снять только его владелец. К ней крепилась ручка, к которой Джил привязала крошечный глиняный дирижабль со своими инициалами.
Шварц передал цилиндр одному из толпившихся вокруг грейлстоуна мужчин. Тот поспешно забрался наверх и тотчас спрыгнул обратно, с опаской поглядывая на вершины восточных гор; в запасе у него оставалось лишь две минуты. Над грядой показалось солнце, и сразу же поверх каменного гриба взметнулось футов на тридцать голубое пламя. Оглушительный треск электрического разряда смешался с грохотом других граалей по обоим берегам Реки. За многие годы Джил так и не привыкла к этим ежедневным взрывам — она вздрогнула и зажала уши ладонями. Отраженный от горного хребта гром раскатился гулким эхом. Еще несколько глухих раскатов — и все затихло.
Люди уселись завтракать.
9
10
11
— Название выбрано всеобщим голосованием. Сэм возражал, правда, не очень настойчиво… — В глазах Файбраса сверкнули насмешливые искорки. — Так слушайте! «Мы, народ Пароландо, нижеследующим заявляем…»
Он произносил длинный текст без запинки, без единой ошибки; видимо, хартия была запечатлена в памяти каждого. Дар, присущий людям, не знавшим письменности, да еще — актерам, стал в Пароландо всеобщим.
Торжественные слова возносились к светлевшему, наливавшемуся голубизной небу. Туман опустился до колен, и казалось, что долина утопает под снежным покровом, тянувшимся до подножия холмов. Их склоны, заросшие кустарником, над которым возносились сосны, тисы, бамбук и гигантские стволы железных деревьев, обрели ясные очертания и больше не выглядели загадочными далекими силуэтами с японских картин. На лианах, обвивавших железные деревья, распустились и засияли в первых лучах зари огромные цветы. На западе, словно фон этого яркого полотна, возносился темный каменистый обрыв, покрытый синевато-серыми пятнами лишайника. Повсюду с гор струились серебристые потоки водопадов.
Все это было уже знакомо Джил Галбира — и, однако, вызывало трепет страха и удивления. Кто же создал эту долину, протянувшуюся на много миллионов миль? И зачем? Каким образом и во имя чего были воскрешены на этой планете она сама и еще тридцать шесть или тридцать семь миллиардов человеческих существ? Каждый из живших на Земле с 2 000 000 года до нашей эры вплоть до начала третьего тысячелетия земной цивилизации воскрес после смерти. Исключение составляли лишь дети до пяти лет, умственно отсталые и безнадежно больные — больные душевно, не телесно.
Кто это совершил? Для чего?
В Мире Реки ходило много странных, волнующих, безумных толков и легенд о таинственных созданиях, что появлялись на краткий миг под видом нищих странников или пророков.
— Вы слушаете меня? — прервал ее размышления Файбрас.
— Могу повторить от слова до слова всю вашу речь, — парировала Джил.
Она немного лукавила слушая вполуха и воспринимая лишь самое существенное — как антенна, настроенная на нужную волну.
Повсюду из хижин появлялись люди. Они потягивались, кашляли, закуривали сигареты, шли в отхожие места, расположенные за бамбуковыми перегородками. Некоторые, держа в руках цилиндры, торопились к Реке. Одни, без страха перед утренней прохладой, выходили лишь в набедренных повязках; другие, закутанные с ног до головы, походили на бедуинов или привидений.
— Ну, — вновь обратился Файбрас к Джил, — вы готовы дать присягу? Или хотите поразмыслить?
— Я никогда не отказываюсь от своих слов. А вы? Относительно меня, конечно.
— Сейчас речь идет не обо мне, — он вновь усмехнулся, — а о вас. Дав клятву, вы три месяца будете проходить испытание; затем народ решает, предоставить вам право гражданства или нет. Только после этого вы становитесь жителем Пароландо — если я не наложу «вето» на решение народного собрания. Ну, как?
— Идет!
Описанная Файбрасом процедура ей не понравилась, но что могла она поделать? Уходить отсюда Джил не собиралась; к тому же все это время они, ничего не подозревая, тоже будут у нее на испытании.
В воздухе теплело. Небо на востоке разгоралось, и свет больших звезд померк. Раздались звуки трубы. В центре равнины возвышалась шестиярусная башня из бамбука; на ее вершине стоял высокий чернокожий горнист в пунцовом набедреннике.
— Настоящая медь, — гордо объявил Файбрас. — Недалеко от нас, вверх по Реке, есть месторождения меди и цинка. Мы бы, конечно, сумели их отвоевать, но Сэм не любил пускать в ход силу. Собственно, если не считать мелких стычек, мы воевали по-настоящему только один раз, — лицо Файбраса стало задумчивым. — Там, на юге, — он махнул рукой, — было государство Соул Сити с большими залежами криолита и бокситов… Они меняли руду только на оружие, и дело кончилось плохо. Словом, нам пришлось захватить те места, и теперь Пароландо простирается на сорок миль по обеим берегам Реки.
Мужчины понемногу разоблачались, пока не сбросили все, кроме обернутых вокруг талии пестрых кильтов, превратившись из арабов-кочевников в полинезийцев. Джил последовала их примеру. На ней была светло-серая юбочка; легкая полупрозрачная полоска ткани прикрывала грудь.
Обитатели равнины и предгорий собирались у Реки, сбрасывали одежду и прыгали в воду, вскрикивали от холода, вздымая тучу брызг.
Джил пребывала в сомнении. Она гребла день и ночь, с нее сошло семь потов, и Река манила к себе обещанием свежести. Что ж, рано или поздно ей придется разоблачиться у всех на глазах. Решившись, она сбросила кильт и повязку, стремглав помчалась к берегу и нырнула в воду. Когда стремительное движение помогло преодолеть первый озноб, она попросила у одной из купальщиц кусок мыла и принялась за дело всерьез. Несколько раз смыв пену, она вышла на берег, отряхнулась и энергично растерла тело.
Мужчины откровенно разглядывали высокую длинноногую смуглую женщину с маленькой грудью и широкими бедрами. У нее были короткие рыжеватые волосы и карие глаза. Она знала, что не блистает красотой: слишком длинный нос, чуть загнутый, как клюв ястреба, крупные, выступающие вперед зубы, доставшиеся ей, по-видимому, в наследство от темнокожей бабки. Но что тут поделаешь — да и стоит ли об этом задумываться?
Харди устремил взгляд на ее лобок с густыми золотистыми волосками. Кажется, он намерен ее добиваться; вид у шкипера был такой, словно он готов приступить к немедленной атаке.
Файбрас обошел грейлстоун и вернулся с копьем в руках. У рукоятки торчала огромная кость меч-рыбы. Он метнул копье, вонзившееся в почву рядом с каноэ, и пояснил:
— Знак для береговой охраны — теперь вы можете не беспокоиться о своей лодке. Ну, а сейчас Шварц подберет вам подходящее жилище и покажет окрестности. Встретимся в полдень вон у того железного дерева.
До него была сотня ярдов. Ствол, покрытый толстой корой с грубыми наростами, возносился к небесам на тысячефутовую высоту, мощные ветви тянулись на три сотни футов, огромные листья с красными и серыми прожилками походили на слоновьи уши. Корни пронизывали почву до скального основания равнины. Против этого гиганта были бессильны бури, огонь и стальные пилы.
— Мы зовем его Хозяином. Ждите меня там.
Вновь зазвучал горн. Файбрас кивнул головой и направился к людям, которые строились ровными шеренгами под присмотром командиров. Джил изумленно подняла брови — кажется, в этой стране дисциплину ценили превыше всего. Ее плеча коснулась тонкая рука Шварца:
— Дайте-ка мне свою чашу, Галбира.
Джил вынула из каноэ и протянула австрийцу серый металлический цилиндр. Он весил около полукилограмма; в метрической системе мер его высота составляла ровно 76 сантиметров, диаметр — 45,72. Закрытую крышку мог снять только его владелец. К ней крепилась ручка, к которой Джил привязала крошечный глиняный дирижабль со своими инициалами.
Шварц передал цилиндр одному из толпившихся вокруг грейлстоуна мужчин. Тот поспешно забрался наверх и тотчас спрыгнул обратно, с опаской поглядывая на вершины восточных гор; в запасе у него оставалось лишь две минуты. Над грядой показалось солнце, и сразу же поверх каменного гриба взметнулось футов на тридцать голубое пламя. Оглушительный треск электрического разряда смешался с грохотом других граалей по обоим берегам Реки. За многие годы Джил так и не привыкла к этим ежедневным взрывам — она вздрогнула и зажала уши ладонями. Отраженный от горного хребта гром раскатился гулким эхом. Еще несколько глухих раскатов — и все затихло.
Люди уселись завтракать.
9
Низко скошенная трава колола ноги. Здесь, у подножья холма, в прохладной тени железного дерева, расположилась маленькая деревушка с квадратными и круглыми хижинами. С нижней ветки колосса спускалась веревочная лестница. Она вела к домику-гнезду, торчавшему, словно елочная игрушка, на подмостье меж двух огромных сучьев. В темно-зеленой кроне виднелось множество таких же воздушных жилищ; каждое — со своей лесенкой.
— После испытательного срока вы можете выбрать что-нибудь подходящее на втором этаже, — Шварц кивнул в сторону дерева. — А пока — вот ваш дом.
Джил перешагнула порог. Наконец-то ей не нужно кланяться каждый раз дверной притолоке! Большинство людей делают в своих жилищах слишком низкие двери — по росту. Она положила на пол свой узел и цилиндр. Шварц вошел следом.
— Дом принадлежал чете, погибшей в пасти речного дракона, — сказал он. — Эта тварь выскочила из воды так, будто ею выстрелили из пушки, и пробила головой корму рыболовного судна. К несчастью, там стояла эта пара. Дракон проглотил их вместе с лаем. Это случилось уже после прекращения воскрешений, — он сделал паузу, подняв глаза к потолку, и задумчиво закончил: — По-моему, они прекратились всюду. А вы ничего не слышали о новых воскрешениях за последнее время?
— Нет, не слышала.
— Как вы думаете, почему они прекратились после стольких лет?
— Не имею ни малейшего представления, — она страшилась говорить на эту тему. Действительно, почему их лишили дара бессмертия? — Да и черт с ними, — добавила она вслух.
Джил огляделась. Пол в доме зарос жесткой травой, доходившей ей до бедер и нещадно коловшей ноги. Надо будет скосить ее до основания, а потом засыпать пол песком. Впрочем, все равно с одном раза не удастся с ней покончить. Корни уходили в глубину, переплетаясь между собой, и трава лезла вверх даже без солнечного света. Ее придется выдирать вместе с корнями.
На стене висел металлический серп. Здесь, в Пароландо, к металлу уже привыкли, и никто не позаимствовал орудие, столь нужное в каждом доме.
Она двигалась медленно, стараясь не оцарапать ноги острыми стеблями. На бамбуковом столе стояла кружка; рядом — пара позеленевших глиняных кувшинов, большой и поменьше. На крючке висело ожерелье из рыбьей кости. Две бамбуковые койки с подушками и матрасами из полотнищ, скрепленных магнитными кнопками и набитых сухой листвой, едва виднелись в густой траве. К стене была прислонена арфа, своеобразный инструмент из панциря черепахи и рыбьих кишок.
— Все это выглядит не очень заманчиво, — заметила Джил. — Надеюсь, что мне не придется тут долго жить.
— Зато здесь просторно, — улыбнулся Шварц. — Места хватит и для вас, и для вашего будущего друга.
Джил схватила серп и обрушила его на траву. Стебли сыпались как головы — «вжик — ааах, вжик — ааах!»
Шварц смотрел на нее, словно опасаясь, что тоже падет жертвой ее атаки.
— Почему вы так уверены, что мне нужен любовник?
— Почему, почему? Да потому, что это всем нужно.
— Не всем! — она повесила серп на крюк и огляделась. Кому еще грозит участь капитана Кука?
Она полагала, что Шварц потянет ее в постель — все мужчины одинаковы. Но, видно, этому не хватало смелости. Джил облегченно вздохнула, но чуть заметная презрительная улыбка появилась на ее губах. Эта двойственность ей показалась странной: стоило ли презирать человека, который ведет себя пристойно и в соответствии с ее желаниями?
Но досада осталась. Обычно, если поклонник становился слишком агрессивным, Джил не задумывалась. Жестокий удар в пах, в живот или ребром ладони по шее отрезвлял многих. Кое-кто потом пытался ее убить, но она искусно владела ножом — да и любым другим оружием. Нет, врасплох ее не застанешь!
Давид Шварц даже не подозревал, что находился так близко к инвалидной коляске или к полной утрате мужском естества.
— Вы можете спокойно оставить тут свои вещи. У нас никогда не бывает краж.
— Все-таки я прихвачу чашу. Когда она не на глазах, чувствуешь себя как-то неуютно.
Он пожал плечами и достал из висевшей на плече кожаной сумки сигару.
— Не здесь, — предупредила она. — Это мой дом, и я не желаю, чтобы тут дымили.
Австриец удивленно взглянул на Джил и вновь пожал плечами. Выйдя из хижины, он тут же закурил и всю дорогу энергично пускал дым в ее сторону.
Джил решила воздержаться от резких замечаний. Не стоило его беспрестанно одергивать и раздражать. Она здесь на испытании, и она — женщина; к тому же, Шварц занимает высокое положение и близок с Файбрасом. Нужно смириться, спрятать гордость в карман.
Стоит ли? На Земле, стремясь к своей единственной цели — стать командиром дирижабля, — она получала достаточно оплеух. Потом, вернувшись домой, в ярости била посуду и размалевывала стены ругательствами. Конечно, все это ребячество, но после дюжины тарелок спокойствие возвращалось к ней. Однако здесь будет еще хуже. Уйти отсюда невозможно — другого места для нее нет. Только в Пароландо будет построен дирижабль, уникальный аппарат, единственная ее надежда.
Шварц остановился у подножья холма. Он показал на аллею раскидистых сосен, в конце которой маячил длинный сарай.
— Ближайшее к вам отхожее место. Здесь будете по утрам опоражнивать свой ночной горшок. В одно отверстие — мочу, в другое — экскременты.
Он помолчал и добавил:
— Обычно нужники чистят те, у кого не кончился испытательный срок. Содержимое доставляется на пороховой завод для переработки и подается на шнек. Конечный продукт пищеварения — калиевая селитра и…
— Да знаю я, — процедила она сквозь зубы, — не дурочка же. Всюду, где производят серу, используют такой же процесс.
Шварц приподнялся на носках, с удовольствием пыхнул сигарой, потянулся. Будь у него подтяжки, он бы щелкнул ими.
— Большинство испытуемых работает на этом заводе не меньше месяца. Малоприятное занятие, но прекрасно дисциплинирует. Кроме того, отсеиваются непригодные.
— Нон карборундум иллегитиматус, — произнесла Джил.
— Что такое? — небрежно переспросил он.
— Это латынь. Правда, несколько вульгарная. А переводится так: «Не позволяй невеждам поучать себя». Зарубите себе на носу — ради серьезного дела я могу собирать любое дерьмо.
— Да вы грубиянка!
— Конечно. Но если вы — мужчина, а не одуванчик, то должны быть таким же. Впрочем, в этой стране могут быть другие порядки. Слишком много цивилизации…
— Как мы здесь изменились, — он говорил медленно и горько. — Не всегда, правда, к лучшему. Если бы мне в 1893 году сказали, что я буду выслушивать от женщины, — не проститутки или фабричной девчонки, а от женщины из общества — грубые непристойности и мятежный…
— А вы чего хотели? Восхищенного сюсюканья? — резко бросила она.
— Позвольте, я закончу: и мятежный суфражистский вздор.
Если бы мне сказали, что это нисколько не поразит и не оскорбит меня, я бы назвал того человека лжецом. Но век живи, век учись… вернее, — умри и учись.
Он замолчал и посмотрел на нее. У Джил дернулся уголок рта, глаза сузились.
— Стоило бы как следует отделать вас… но мне тут жить. Что ж, перетерплю.
— Вы совершенно не поняли меня. Я сказал: век живи, век учись. Я уже не Давид Шварц образца 1893 года. Думаю, что и вы не та Джил Галбира… когда вы умерли?
— В тысяча девятьсот восемьдесят третьем.
Они продолжали путь в молчании. У Джил на плече лежал бамбуковый посох, к которому она подвесила чашу. Шварц показал на ручей, бравший начало от горного водопада. Меж двух холмов он разливался в крошечное озерцо. Посередине в лодке застыл человек с бамбуковой удочкой в руках. Ей показалось, что рыбак похож на японца.
— Ваш сосед, — произнес Шварц. — Его настоящее имя — Охара, но он называет себя Пискатором. Слегка помешан на Исааке Уолтоне, которого может цитировать страницами. Утверждает, что каждому человеку нужно лишь одно имя, поэтому и выбрал себе — Пискатор… Рыбарь… Впрочем, латынь вы, кажется, знаете. Рыбак он действительно страстный, и потому в Пароландо его обязанность — охота на речных драконов. Но сегодня он свободен.
— Очень интересно, — отозвалась Джил. Похоже, сейчас ей сообщат нечто малоприятное — уж очень саркастической была усмешка Шварца.
— Возможно, он станет первым членом экипажа дирижабля. В Японии он был морским офицером, а во время первой мировой войны служил в британском флоте наблюдателем и инструктором по подготовке пилотов дирижаблей. Затем — в том же качестве — работал в морской авиации Италии, бомбившей австрийские базы. Как видите, у него достаточно опыта, чтобы занять высокий пост.
— К тому же, он — мужчина, — Джил улыбалась, скрывая кипевшую внутри ярость. — И хотя опыта у меня намного больше, его пол — изрядное преимущество.
Шварц отвернулся.
— Я уверен, что Файбрас будет отбирать людей в команду, руководствуясь лишь их квалификацией.
Она не ответила.
Шварц помахал рукой человеку в лодке. Улыбаясь, тот привстал с сиденья и поклонился. Затем сел обратно, бросив взгляд на женщину. Джил показалось, что ее пронзили лучом радара. Она была мгновенно взвешена, измерена и оценена — от кончиков пальцев до самых тайных закоулков души.
Воображение, конечно, не больше. Но Шварц, добавивший: «Эмт Пискатор — человек необыкновенный» — был по-видимому, прав.
Она удалялась от озера, чувствуя на своей спине обжигающий взгляд черных глаз.
— После испытательного срока вы можете выбрать что-нибудь подходящее на втором этаже, — Шварц кивнул в сторону дерева. — А пока — вот ваш дом.
Джил перешагнула порог. Наконец-то ей не нужно кланяться каждый раз дверной притолоке! Большинство людей делают в своих жилищах слишком низкие двери — по росту. Она положила на пол свой узел и цилиндр. Шварц вошел следом.
— Дом принадлежал чете, погибшей в пасти речного дракона, — сказал он. — Эта тварь выскочила из воды так, будто ею выстрелили из пушки, и пробила головой корму рыболовного судна. К несчастью, там стояла эта пара. Дракон проглотил их вместе с лаем. Это случилось уже после прекращения воскрешений, — он сделал паузу, подняв глаза к потолку, и задумчиво закончил: — По-моему, они прекратились всюду. А вы ничего не слышали о новых воскрешениях за последнее время?
— Нет, не слышала.
— Как вы думаете, почему они прекратились после стольких лет?
— Не имею ни малейшего представления, — она страшилась говорить на эту тему. Действительно, почему их лишили дара бессмертия? — Да и черт с ними, — добавила она вслух.
Джил огляделась. Пол в доме зарос жесткой травой, доходившей ей до бедер и нещадно коловшей ноги. Надо будет скосить ее до основания, а потом засыпать пол песком. Впрочем, все равно с одном раза не удастся с ней покончить. Корни уходили в глубину, переплетаясь между собой, и трава лезла вверх даже без солнечного света. Ее придется выдирать вместе с корнями.
На стене висел металлический серп. Здесь, в Пароландо, к металлу уже привыкли, и никто не позаимствовал орудие, столь нужное в каждом доме.
Она двигалась медленно, стараясь не оцарапать ноги острыми стеблями. На бамбуковом столе стояла кружка; рядом — пара позеленевших глиняных кувшинов, большой и поменьше. На крючке висело ожерелье из рыбьей кости. Две бамбуковые койки с подушками и матрасами из полотнищ, скрепленных магнитными кнопками и набитых сухой листвой, едва виднелись в густой траве. К стене была прислонена арфа, своеобразный инструмент из панциря черепахи и рыбьих кишок.
— Все это выглядит не очень заманчиво, — заметила Джил. — Надеюсь, что мне не придется тут долго жить.
— Зато здесь просторно, — улыбнулся Шварц. — Места хватит и для вас, и для вашего будущего друга.
Джил схватила серп и обрушила его на траву. Стебли сыпались как головы — «вжик — ааах, вжик — ааах!»
Шварц смотрел на нее, словно опасаясь, что тоже падет жертвой ее атаки.
— Почему вы так уверены, что мне нужен любовник?
— Почему, почему? Да потому, что это всем нужно.
— Не всем! — она повесила серп на крюк и огляделась. Кому еще грозит участь капитана Кука?
Она полагала, что Шварц потянет ее в постель — все мужчины одинаковы. Но, видно, этому не хватало смелости. Джил облегченно вздохнула, но чуть заметная презрительная улыбка появилась на ее губах. Эта двойственность ей показалась странной: стоило ли презирать человека, который ведет себя пристойно и в соответствии с ее желаниями?
Но досада осталась. Обычно, если поклонник становился слишком агрессивным, Джил не задумывалась. Жестокий удар в пах, в живот или ребром ладони по шее отрезвлял многих. Кое-кто потом пытался ее убить, но она искусно владела ножом — да и любым другим оружием. Нет, врасплох ее не застанешь!
Давид Шварц даже не подозревал, что находился так близко к инвалидной коляске или к полной утрате мужском естества.
— Вы можете спокойно оставить тут свои вещи. У нас никогда не бывает краж.
— Все-таки я прихвачу чашу. Когда она не на глазах, чувствуешь себя как-то неуютно.
Он пожал плечами и достал из висевшей на плече кожаной сумки сигару.
— Не здесь, — предупредила она. — Это мой дом, и я не желаю, чтобы тут дымили.
Австриец удивленно взглянул на Джил и вновь пожал плечами. Выйдя из хижины, он тут же закурил и всю дорогу энергично пускал дым в ее сторону.
Джил решила воздержаться от резких замечаний. Не стоило его беспрестанно одергивать и раздражать. Она здесь на испытании, и она — женщина; к тому же, Шварц занимает высокое положение и близок с Файбрасом. Нужно смириться, спрятать гордость в карман.
Стоит ли? На Земле, стремясь к своей единственной цели — стать командиром дирижабля, — она получала достаточно оплеух. Потом, вернувшись домой, в ярости била посуду и размалевывала стены ругательствами. Конечно, все это ребячество, но после дюжины тарелок спокойствие возвращалось к ней. Однако здесь будет еще хуже. Уйти отсюда невозможно — другого места для нее нет. Только в Пароландо будет построен дирижабль, уникальный аппарат, единственная ее надежда.
Шварц остановился у подножья холма. Он показал на аллею раскидистых сосен, в конце которой маячил длинный сарай.
— Ближайшее к вам отхожее место. Здесь будете по утрам опоражнивать свой ночной горшок. В одно отверстие — мочу, в другое — экскременты.
Он помолчал и добавил:
— Обычно нужники чистят те, у кого не кончился испытательный срок. Содержимое доставляется на пороховой завод для переработки и подается на шнек. Конечный продукт пищеварения — калиевая селитра и…
— Да знаю я, — процедила она сквозь зубы, — не дурочка же. Всюду, где производят серу, используют такой же процесс.
Шварц приподнялся на носках, с удовольствием пыхнул сигарой, потянулся. Будь у него подтяжки, он бы щелкнул ими.
— Большинство испытуемых работает на этом заводе не меньше месяца. Малоприятное занятие, но прекрасно дисциплинирует. Кроме того, отсеиваются непригодные.
— Нон карборундум иллегитиматус, — произнесла Джил.
— Что такое? — небрежно переспросил он.
— Это латынь. Правда, несколько вульгарная. А переводится так: «Не позволяй невеждам поучать себя». Зарубите себе на носу — ради серьезного дела я могу собирать любое дерьмо.
— Да вы грубиянка!
— Конечно. Но если вы — мужчина, а не одуванчик, то должны быть таким же. Впрочем, в этой стране могут быть другие порядки. Слишком много цивилизации…
— Как мы здесь изменились, — он говорил медленно и горько. — Не всегда, правда, к лучшему. Если бы мне в 1893 году сказали, что я буду выслушивать от женщины, — не проститутки или фабричной девчонки, а от женщины из общества — грубые непристойности и мятежный…
— А вы чего хотели? Восхищенного сюсюканья? — резко бросила она.
— Позвольте, я закончу: и мятежный суфражистский вздор.
Если бы мне сказали, что это нисколько не поразит и не оскорбит меня, я бы назвал того человека лжецом. Но век живи, век учись… вернее, — умри и учись.
Он замолчал и посмотрел на нее. У Джил дернулся уголок рта, глаза сузились.
— Стоило бы как следует отделать вас… но мне тут жить. Что ж, перетерплю.
— Вы совершенно не поняли меня. Я сказал: век живи, век учись. Я уже не Давид Шварц образца 1893 года. Думаю, что и вы не та Джил Галбира… когда вы умерли?
— В тысяча девятьсот восемьдесят третьем.
Они продолжали путь в молчании. У Джил на плече лежал бамбуковый посох, к которому она подвесила чашу. Шварц показал на ручей, бравший начало от горного водопада. Меж двух холмов он разливался в крошечное озерцо. Посередине в лодке застыл человек с бамбуковой удочкой в руках. Ей показалось, что рыбак похож на японца.
— Ваш сосед, — произнес Шварц. — Его настоящее имя — Охара, но он называет себя Пискатором. Слегка помешан на Исааке Уолтоне, которого может цитировать страницами. Утверждает, что каждому человеку нужно лишь одно имя, поэтому и выбрал себе — Пискатор… Рыбарь… Впрочем, латынь вы, кажется, знаете. Рыбак он действительно страстный, и потому в Пароландо его обязанность — охота на речных драконов. Но сегодня он свободен.
— Очень интересно, — отозвалась Джил. Похоже, сейчас ей сообщат нечто малоприятное — уж очень саркастической была усмешка Шварца.
— Возможно, он станет первым членом экипажа дирижабля. В Японии он был морским офицером, а во время первой мировой войны служил в британском флоте наблюдателем и инструктором по подготовке пилотов дирижаблей. Затем — в том же качестве — работал в морской авиации Италии, бомбившей австрийские базы. Как видите, у него достаточно опыта, чтобы занять высокий пост.
— К тому же, он — мужчина, — Джил улыбалась, скрывая кипевшую внутри ярость. — И хотя опыта у меня намного больше, его пол — изрядное преимущество.
Шварц отвернулся.
— Я уверен, что Файбрас будет отбирать людей в команду, руководствуясь лишь их квалификацией.
Она не ответила.
Шварц помахал рукой человеку в лодке. Улыбаясь, тот привстал с сиденья и поклонился. Затем сел обратно, бросив взгляд на женщину. Джил показалось, что ее пронзили лучом радара. Она была мгновенно взвешена, измерена и оценена — от кончиков пальцев до самых тайных закоулков души.
Воображение, конечно, не больше. Но Шварц, добавивший: «Эмт Пискатор — человек необыкновенный» — был по-видимому, прав.
Она удалялась от озера, чувствуя на своей спине обжигающий взгляд черных глаз.
10
Темнота поглотила все, внутри царила ночь с бледными змейками — проблесками света. Затем в пустыне безвременья вспыхнул, словно из кинопроектора, яркий луч. Вспышка, на самом деле — бесшумная, громом отозвалась в ее мозгу. На экране, появившемся неведомо откуда, замелькали обрывки картин и слов — словно символы какого-то нерасшифрованного кода.
Самое страшное, что изображение, кажется, шло вспять, неслось в прошлое галопом бешеного мустанга. Это был документальный телевизионный фильм для сонма глупцов — зрителей дурацкого ящика. Но крутившаяся обратно лента в техническом отношении оставалась великолепной. Яркие кадры вспыхивали и менялись со сказочной быстротой, взывая к воспоминаниям, словно картинки иллюстрированной книжки, когда их листают от конца к началу. Но где же текст? Разве это ее мысли? Нет, она не узнавала ни прообразов, ни сюжета. Впрочем, сюжет был, но как бы нахватанный из разных пьес, сведенных воедино. Да, из множества пьес. Она почти уловила смысл — тут же опять ускользнувший от нее.
Застонав, Джил проснулась, открыла глаза и услышала стук дождя по тростниковой крыше.
Сейчас она припомнила начало сна. Это был сон во сне, или она вообразила все сновидением, хотя не испытывала в том уверенности. Тоже шел дождь, она внезапно очнулась… кажется, так было на самом деле? Та, другая хижина — далеко, за двадцать тысяч миль отсюда, но все здесь похоже, и мир за стенами ее домика не сильно отличался от прежнего. Она перевернулась на бок, протянула руку… Рядом была только пустота.
Вскочив, она в панике огляделась. Яркая вспышка молнии осветила комнату, и она поняла, что Джека с ней нет. Джил выбежала под дождь, но и там не было никого. Он ушел, но куда, почему?
Только один человек мог объяснить ей все, но он тоже исчез этой ночью, бросив свою подругу. Джил поняла, что мужчины, случайные приятели, бежали вместе.
Почему Джек так безжалостно покинул ее? Чем она провинилась? Тем ли, что он больше не хотел терпеть женщину, не желавшую быть в их содружестве на вторых ролях? Или его вновь охватила жажда странствий? Как бы то ни было, но его нет, он бросил ее, ушел — решительно и бесповоротно, как истый американец.
С тех пор она жила без мужчины. Джек был лучшим из них; последний — всегда лучший, но тоже далек от идеала.
В состоянии полной подавленности она встретилась с Фатимой, молоденькой турчанкой с миндалевидными глазами. Девушка была одной из многочисленных наложниц Магомета Четвертого (правившего Турцией в 1648-87 годах), но никогда не делила ложа со своим повелителем. В серале было полно других пленниц, и они предпочитали любить себе подобных. Она стала фавориткой Касимы, бабушки Магомета, но их отношения оставались платоническими, без лесбиянства.
Мать правителя — Туркан-хатун — всеми силами стремилась лишить Касиму власти. Однажды старую владычицу схватили подосланные Туркан убийцы и задушили в спальне шнурами от занавесей. Фатима разделила участь своей покровительницы.
Джил подобрала Фатиму и сделала своей подругой после ссоры турчанки с ее возлюбленным — французским танцовщиком, умершим в 1873 году. Вначале она относилась к девушке довольно равнодушно, но будучи натурой страстной, легко возбудимой, со временем увлеклась ею. Фатима, совершенно невежественная и, что еще хуже, невосприимчивая к любому влиянию, была особой самовлюбленной и инфантильной. Джил прожила с ней около года. Однажды девушку схватили три пьяных пенджабца (родившиеся за 1000 лет до н. э.), изнасиловали и убили. Джил впала в отчаяние. Она не верила в ее гибель. Однако к тому времени воскрешения прекратились, и уже никто не возвращался к жизни на каком-нибудь другого, далеком берегу бесконечной Реки.
Но раньше, чем предаться скорби, Джил поразила стрелами убийц. Эти тоже не воскреснут.
Годом позже до нее дошли слухи о строящемся где-то на Реке громадном дирижабле. Поверив в это сразу и безоговорочно, она, тем не менее, долгие месяцы жадно ловила все новости с Низовья. Потом ринулась на поиски.
Путь оказался долгим и тяжелым, но теперь она была у цели.
Самое страшное, что изображение, кажется, шло вспять, неслось в прошлое галопом бешеного мустанга. Это был документальный телевизионный фильм для сонма глупцов — зрителей дурацкого ящика. Но крутившаяся обратно лента в техническом отношении оставалась великолепной. Яркие кадры вспыхивали и менялись со сказочной быстротой, взывая к воспоминаниям, словно картинки иллюстрированной книжки, когда их листают от конца к началу. Но где же текст? Разве это ее мысли? Нет, она не узнавала ни прообразов, ни сюжета. Впрочем, сюжет был, но как бы нахватанный из разных пьес, сведенных воедино. Да, из множества пьес. Она почти уловила смысл — тут же опять ускользнувший от нее.
Застонав, Джил проснулась, открыла глаза и услышала стук дождя по тростниковой крыше.
Сейчас она припомнила начало сна. Это был сон во сне, или она вообразила все сновидением, хотя не испытывала в том уверенности. Тоже шел дождь, она внезапно очнулась… кажется, так было на самом деле? Та, другая хижина — далеко, за двадцать тысяч миль отсюда, но все здесь похоже, и мир за стенами ее домика не сильно отличался от прежнего. Она перевернулась на бок, протянула руку… Рядом была только пустота.
Вскочив, она в панике огляделась. Яркая вспышка молнии осветила комнату, и она поняла, что Джека с ней нет. Джил выбежала под дождь, но и там не было никого. Он ушел, но куда, почему?
Только один человек мог объяснить ей все, но он тоже исчез этой ночью, бросив свою подругу. Джил поняла, что мужчины, случайные приятели, бежали вместе.
Почему Джек так безжалостно покинул ее? Чем она провинилась? Тем ли, что он больше не хотел терпеть женщину, не желавшую быть в их содружестве на вторых ролях? Или его вновь охватила жажда странствий? Как бы то ни было, но его нет, он бросил ее, ушел — решительно и бесповоротно, как истый американец.
С тех пор она жила без мужчины. Джек был лучшим из них; последний — всегда лучший, но тоже далек от идеала.
В состоянии полной подавленности она встретилась с Фатимой, молоденькой турчанкой с миндалевидными глазами. Девушка была одной из многочисленных наложниц Магомета Четвертого (правившего Турцией в 1648-87 годах), но никогда не делила ложа со своим повелителем. В серале было полно других пленниц, и они предпочитали любить себе подобных. Она стала фавориткой Касимы, бабушки Магомета, но их отношения оставались платоническими, без лесбиянства.
Мать правителя — Туркан-хатун — всеми силами стремилась лишить Касиму власти. Однажды старую владычицу схватили подосланные Туркан убийцы и задушили в спальне шнурами от занавесей. Фатима разделила участь своей покровительницы.
Джил подобрала Фатиму и сделала своей подругой после ссоры турчанки с ее возлюбленным — французским танцовщиком, умершим в 1873 году. Вначале она относилась к девушке довольно равнодушно, но будучи натурой страстной, легко возбудимой, со временем увлеклась ею. Фатима, совершенно невежественная и, что еще хуже, невосприимчивая к любому влиянию, была особой самовлюбленной и инфантильной. Джил прожила с ней около года. Однажды девушку схватили три пьяных пенджабца (родившиеся за 1000 лет до н. э.), изнасиловали и убили. Джил впала в отчаяние. Она не верила в ее гибель. Однако к тому времени воскрешения прекратились, и уже никто не возвращался к жизни на каком-нибудь другого, далеком берегу бесконечной Реки.
Но раньше, чем предаться скорби, Джил поразила стрелами убийц. Эти тоже не воскреснут.
Годом позже до нее дошли слухи о строящемся где-то на Реке громадном дирижабле. Поверив в это сразу и безоговорочно, она, тем не менее, долгие месяцы жадно ловила все новости с Низовья. Потом ринулась на поиски.
Путь оказался долгим и тяжелым, но теперь она была у цели.
11
В газете «Ежедневные вести» (владелец — государство Пароландо, издатель — С.К.Бегг) на первой странице помещена «Памятка читателю».
«В соответствии с законом читатель обязан по прочтении номера на следующий же день вернуть его для общественного пользования. При необходимости газету можно употребить в качестве туалетной бумаги. В этих целях мы весьма рекомендуем страничку писем к издателю. Невыполнение закона влечет за собой первое наказание — общественное порицание, второе — конфискацию недельной выпивки, третье — вечное изгнание».
В разделе «Новоприбывшие» крупным шрифтом было набрано: «Джил Галбира».
«Вопреки мнению некоторых лиц, мы сердечно приветствуем прибывшую к нам женщину — кандидата на гражданство в нашей стране. В это воскресенье перед четырьмя нашими крупными общественными деятелями из предутреннего тумана предстала великанша. Несмотря на легкое опьянение и связанную с этим определенную расплывчатость мыслей, квартет все же догадался, что гостья проделала путешествие длиной в двадцать тысяч миль, чтобы достигнуть наших благословенных берегов. Она совершила этот путь одна в каноэ, будучи в здравом рассудке и абсолютно трезвой. Единственная цель ее одиссеи — воочию убедиться в истинности нашего проекта — строительства дирижабля. Пока неизвестно, станет ли она капитаном воздушного корабля, но, по ее мнению, это необходимо для общественного блага.
Несколько глотков божественного напитка дали возможность нашему квартету в какой-то мере выдержать атаку незнакомки. (Один из очевидцев так описывает ее: „Она подобна закованной в броню Минерве со стальными нервами и потрясающей самоуверенностью“).
Знаменитая четверка потребовала от нее верительных грамот. Подтверждение было достаточно веским и впечатляющим. Один из наших уважаемых сограждан, у которого ваш бесстрашный корреспондент Роджер Блай взял по этому поводу интервью, утверждает, что предполагаемая мисс Галбира — безусловно, та, за которую себя выдает. Хотя они не встречались в земной жизни, тем не менее ему приходилось читать о ней в различных журналах и даже однажды лицезреть по телевидению (изобретение середины двадцатого века, до которого ваш корреспондент, к счастью, не дожил).
Эта женщина сейчас мало похожа на прежнюю Джил Галбира, но она явно не из тех многочисленных самозванцев, что разгуливают в долине Реки.
Бюро статистики рождаемости (или, вернее, — смертности) предоставило нам следующую информацию: Галбира Джил (псевдоним). Женщина. Урожденная Дженет Ред. Появилась на свет 12 февраля 1953 года в Тумумбе, Квинсленд, Австралия. Отец — Джон Джордж Ред. Мать — Мэри Броунз Ред. Происхождение — шотландско-ирландское, французское (с примесью еврейской крови), австралийское (аборигены). На Земле замужем не была. Училась в школах Канберры и Мельбурна. Окончила Массачусетский Технологический Институт по специальности аэронавтика со степенью магистра. Имеет права гражданского пилота (реактивные и турбовинтовые лайнеры) и права аэронавта (все виды аэростатов). Штурман-инженер дирижабля Западно-германской грузовой службы при правительстве Нигерии (1977-78). Пилот дирижабля Геофизической Службы Соединенных Штатов (1978). Пилот дирижабля шаха Кувейта (1980-81). Инструктор флотилии дирижаблей Британских воздушных сил (1982). В 1983 году — единственная женщина-капитан в западном мире. Провела в воздухе 8342 часа.
Погибла 1 апреля 1983 года при автомобильной катастрофе (Хоуден, Англия) накануне вступления в должность командира нового цельнометаллического дирижабля „Виллоуз-Гуденз“.
Профессия: очевидна из вышеизложенного.
Имеет навыки: игры на флейте, стрельбы из лука, фехтования, кендо, верховой езды, преподавательской работы, специалист в области военных наук.
Если судить по ее встрече с достопочтеннейшим Сирано де Бержераком, на Земле она весьма мило обходилась со своими поклонниками: кулаком в живот, коленом в челюсть, одно мгновение — и Сирано — „ор де комба“. [1]Этот демарш последовал без промедления за несанкционированным манипулированием ее бюстом. Разъяренный француз немедленно вызвал бы на дуэль любого обидчика, но бороться с дамой — стать „эмбисиль“,
«В соответствии с законом читатель обязан по прочтении номера на следующий же день вернуть его для общественного пользования. При необходимости газету можно употребить в качестве туалетной бумаги. В этих целях мы весьма рекомендуем страничку писем к издателю. Невыполнение закона влечет за собой первое наказание — общественное порицание, второе — конфискацию недельной выпивки, третье — вечное изгнание».
В разделе «Новоприбывшие» крупным шрифтом было набрано: «Джил Галбира».
«Вопреки мнению некоторых лиц, мы сердечно приветствуем прибывшую к нам женщину — кандидата на гражданство в нашей стране. В это воскресенье перед четырьмя нашими крупными общественными деятелями из предутреннего тумана предстала великанша. Несмотря на легкое опьянение и связанную с этим определенную расплывчатость мыслей, квартет все же догадался, что гостья проделала путешествие длиной в двадцать тысяч миль, чтобы достигнуть наших благословенных берегов. Она совершила этот путь одна в каноэ, будучи в здравом рассудке и абсолютно трезвой. Единственная цель ее одиссеи — воочию убедиться в истинности нашего проекта — строительства дирижабля. Пока неизвестно, станет ли она капитаном воздушного корабля, но, по ее мнению, это необходимо для общественного блага.
Несколько глотков божественного напитка дали возможность нашему квартету в какой-то мере выдержать атаку незнакомки. (Один из очевидцев так описывает ее: „Она подобна закованной в броню Минерве со стальными нервами и потрясающей самоуверенностью“).
Знаменитая четверка потребовала от нее верительных грамот. Подтверждение было достаточно веским и впечатляющим. Один из наших уважаемых сограждан, у которого ваш бесстрашный корреспондент Роджер Блай взял по этому поводу интервью, утверждает, что предполагаемая мисс Галбира — безусловно, та, за которую себя выдает. Хотя они не встречались в земной жизни, тем не менее ему приходилось читать о ней в различных журналах и даже однажды лицезреть по телевидению (изобретение середины двадцатого века, до которого ваш корреспондент, к счастью, не дожил).
Эта женщина сейчас мало похожа на прежнюю Джил Галбира, но она явно не из тех многочисленных самозванцев, что разгуливают в долине Реки.
Бюро статистики рождаемости (или, вернее, — смертности) предоставило нам следующую информацию: Галбира Джил (псевдоним). Женщина. Урожденная Дженет Ред. Появилась на свет 12 февраля 1953 года в Тумумбе, Квинсленд, Австралия. Отец — Джон Джордж Ред. Мать — Мэри Броунз Ред. Происхождение — шотландско-ирландское, французское (с примесью еврейской крови), австралийское (аборигены). На Земле замужем не была. Училась в школах Канберры и Мельбурна. Окончила Массачусетский Технологический Институт по специальности аэронавтика со степенью магистра. Имеет права гражданского пилота (реактивные и турбовинтовые лайнеры) и права аэронавта (все виды аэростатов). Штурман-инженер дирижабля Западно-германской грузовой службы при правительстве Нигерии (1977-78). Пилот дирижабля Геофизической Службы Соединенных Штатов (1978). Пилот дирижабля шаха Кувейта (1980-81). Инструктор флотилии дирижаблей Британских воздушных сил (1982). В 1983 году — единственная женщина-капитан в западном мире. Провела в воздухе 8342 часа.
Погибла 1 апреля 1983 года при автомобильной катастрофе (Хоуден, Англия) накануне вступления в должность командира нового цельнометаллического дирижабля „Виллоуз-Гуденз“.
Профессия: очевидна из вышеизложенного.
Имеет навыки: игры на флейте, стрельбы из лука, фехтования, кендо, верховой езды, преподавательской работы, специалист в области военных наук.
Если судить по ее встрече с достопочтеннейшим Сирано де Бержераком, на Земле она весьма мило обходилась со своими поклонниками: кулаком в живот, коленом в челюсть, одно мгновение — и Сирано — „ор де комба“. [1]Этот демарш последовал без промедления за несанкционированным манипулированием ее бюстом. Разъяренный француз немедленно вызвал бы на дуэль любого обидчика, но бороться с дамой — стать „эмбисиль“,