Только бы успеть выпустить бомбы до разрыва трассирующих пуль! Может быть, стрелок промахнется, может, не успеет развернуть пулеметы…
   Стремительно надвигался борт судна. Теперь уже нельзя сбрасывать бомбы; они взорвутся оба — и дирижабль, и судно. «Минерва» висела прямо над гребным колесом. Грейсток повернул бомбометатель, быстро поднялся и прыгнул в открытый люк. У него не оставалось времени, чтобы надеть парашют; к тому же, поверхность воды была слишком близко. Удар воздуха могучим Мальстремом закрутил его и швырнул вверх. Грейсток потерял сознание, не успев даже вспомнить о навсегда потерянном месте в команде «Рекса» и о своих мечтах когда-нибудь одолеть его капитана и стать полновластным владыкой прекрасного, как сон, корабля.

52

   Питер Фригейт вступил на борт «Раззл-Даззл» в первую неделю седьмого года после Воскрешения. Через двадцать шесть лет плавания он ощущал сильное утомление и был изрядно разочарован. Доберется ли когда-нибудь их шхуна до верховьев Реки? За эти годы они миновали 810 000 грейлстоунов — восемьсот десять тысяч миль или миллион триста тысяч километров!
   Он поднялся на палубу судна в экваториальной зоне и через полтора года оказался в северном поясе. Они двигались не по прямой, как птицы, а ползли вдоль зигзагов огромной змеи. Если бы Река текла прямо, их путешествие заняло бы полгода — даже за пять месяцев! — но она извивалась, словно продажный политик во время выборов.
   Когда судно впервые попало в высокие широты, к сгибу Реки, откуда поток опять поворачивал к югу, Фригейт предположил, что теперь они двинутся к полюсу пешком. Правда, полярные горы еще не были видны, но, вероятно, до них можно добраться сравнительно быстро. Искушение непрерывно терзало его, но все уговоры были тщетны.
   — Ну и как же мы переберемся через вон ту преграду? — Фарингтон показал на вертикальную каменную стену высотой не меньше двенадцати тысяч футов.
   — На аэростате.
   — Вы с своем уме? Ветер здесь дует на юг, нас просто отбросит от гор!
   — Да, но только вблизи поверхности. Если метеоусловия здесь совпадают с земными, в верхних слоях ветер направлен к северу. Когда аэростат поднимется до нужной высоты, его понесет к полюсу. Мы доберемся до гор, которые окружают море, и там опустимся. Если верить слухам, полярный хребет слишком высок и на аэростате его не преодолеть. Затем…
   Слушая рассуждения Фригейта, Фарингтон даже побледнел.
   Райдер усмехнулся.
   — Разве вы не знаете, что Фриско Киду отвратительна даже мысль о путешествии по воздуху?
   — Неправда! — свирепо глянул на него Мартин. — Если бы только была хоть какая-то возможность добраться туда, я первый полез бы в корзину аэростата! Но это невозможно! А, кроме того, из чего мы соорудим его — из дерьма, что ли?
   Фригейт вынужден был признать его правоту. Тут они не могли ничего поделать. У них нет материалов для изготовления воздушного шара и нет водорода.
   Но стоило обдумать другой вариант. Например, попытаться заполнить аэростат горячим воздухом. Он взлетит до вершины горы, а там они спустят вниз канат.
   Выпалив новую идею, он сам первый расхохотался. Да разве можно изготовить канат длиной в тысячи футов, причем настолько прочный, что он не порвется от собственного веса? Какого же размера должен быть аэростат, способный его поднять, — не меньше «Гинденбурга»? И как без человеческих рук закрепить веревку на вершине горы?
   Этот вариант отпал, но у Фригейта уже был готов следующий: послать человека на привязном аэростате; он доберется до вершины и лебедкой втянет канат наверх.
   — Выбросьте все это из головы, — сердито фыркнул Фарингтон.
   Фригейт примолк.
   «Раззл-Даззл» плыла к югу. Дул попутный ветер, и команда, поскучневшая в мрачных, сырых местах, наслаждалась теплом. Через несколько месяцев судно пересекло экватор и девятый раз вступило в южное полушарие.
   Однажды во время завтрака Фригейта подстерегала приятная неожиданность — исполнились два его заветных желания. Один подарок ему преподнес цилиндр; уже десяток лет Питер мечтал получить одновременно ореховое масло и банан. Сейчас, открыв крышку, он узрел долгожданный сюрприз — кружку, наполненную мягким, благоухающим ореховым маслом, и несколько желтых в коричневых пятнышках бананов.
   Полный предвкушения, Фригейт тщательно почистил банан, окунул его кончик в масло и сунул в рот. Ну разве не стоило воскресать хотя бы ради этого?
   Тут он заметил проходившую мимо женщину, весьма недурную собой. Но его внимание привлекла не хорошенькая мордашка, а браслет на ее руке. Глаза Фригейта широко открылись, он вскочил и, догнав незнакомку, произнес на эсперанто:
   — Пардону мин, синьорино. Не могу ли я посмотреть ваш необыкновенный браслет? Он похож на медный. — От волнения он перешел на английский.
   — Естас бразо — действительно, медный, — обернувшись, она улыбнулась ему.
   Женщина взяла предложенную ей сигарету, пробормотав — «Данке!» — и закурила. При ближайшем рассмотрении она оказалась столь же привлекательной, как и браслет; Фригейт удивился, узрев такую красотку в одиночестве. Однако в тот же миг за ее спиной возник хмурый темноволосый субъект и Питеру пришлось пуститься в поспешные объяснения, что его заинтересовал лишь браслет, а не его владелица. Мужчина, казалось, успокоился, но на лице женщины проступило выражение явного разочарования. Она пожала плечами и ограничилась краткой справкой:
   — Его привезли с верховьев Реки, и стоил он всего сто сигарет и два рога меч-рыбы.
   — Конечно, ей уступили в цене, но никто не имел на нее видов, — добавил мужчина.
   — О, Эмиль, но это все было еще до тебя.
   — А вы не знаете, из какой страны эта штука? — продолжал расспросы Фригейт. — Где его сделали?
   — Продавец сказал, что он приехал из Новой Богемии.
   Фригейт предложил сигарету мужчине, окончательно развеяв его подозрения. Эмиль сказал, что Новая Богемия — довольно крупное государство; отсюда до него около девятисот грейлстоунов вверх по Реке. Большинство его граждан — чехи двадцатого столетия; с ними живет какое-то древнее галльское племя. Остальные, как обычно, относились к разным народам и разным эпохам.
   Еще три года тому назад Новая Богемия была маленькой страной со смешанным славянско-галльским населением.
   — Но их вождь, Ладислав Подебрад, шесть лет назад начал один проект. Почему-то он решил, что в недрах его страны много металла, особенно — железа. Люди принялись копать у подножия гор и прорыли огромную, глубокую шахту. Они пробились сквозь дерн и почву, а вы знаете, как это трудно.
   Фригейт кивнул. Переплетенные корни травы уходили глубоко в землю, предохраняя верхний слой от эрозии. Возможно, они образовывали единый конгломерат, тянувшийся по обеим берегам Реки и под нею.
   — Они очень долго долбили грунт, пока на глубине шестидесяти ярдов не наткнулись на скалу. Думаю, это был известняк. Народ взбунтовался и решил бросить работу, но Подебрад заявил, что видел вещий сон… якобы под камнем кроются огромные залежи железа. Люди поверили ему.
   — Ну и ну, — покачала головой женщина, — уж тебя-то он не уговорил бы потрудиться.
   — Тебя тоже, крошка!
   Фригейт подумал, что им вряд ли стоит жить вместе, но предусмотрительно оставил свое мнение при себе.
   Впрочем, ему и раньше встречались пары, терзавшие друг друга со дня свадьбы и до самой смерти. Удивительно, что их соединяло?
   Три года назад предсказание Подебрада сбылось, и труд его народа был вознагражден: они наткнулись на огромнейшие запасы полезных ископаемых — железную руду, сульфид цинка, уголь, соль, серу, свинец, даже платину и ванадий.
   — Все в одном месте? — Фригейт недоуменно моргнул. — Но такие залежи не могут образоваться естественным путем!
   — Так рассказывал тот человек Марии. Я слышал и от других жителей Новой Богемии, что все это походило на гигантскую свалку, устроенную Теми, Кто создал этот мир. Казалось, там поработал огромный бульдозер, нагромоздивший всякой всячины… а потом все завалили громадной скалой и слоем почвы.
   Подебрад начал добывать руду, и вскоре у его людей появилось стальное оружие и инструменты. В результате Новая Богемия, до того владевшая лишь семью милями побережья, теперь простиралась на сорок миль по обеим берегам Реки. Подебрад ни с кем не воевал и не захватывал чужих земель; соседние страны сами пожелали присоединиться, и он не отказывал никому.
   Окружающие Новую Богемию государства заразились золотой лихорадкой, но на их долю выпал лишь тяжкий труд, поломанный инструмент и горькое разочарование. Видимо, клад залегал лишь на небольшом участке первоначальной Новой Богемии, скрываясь в глубинах планеты.
   Эмиль показал на холмы.
   — У нас тоже пробили шахту в двести футов, но все пришлось бросить, — под слоем почвы мы наткнулись на доломит. Подебрад — счастливчик, у него был мягкий известняк!
   Фригейт поблагодарил словоохотливого собеседника и помчался с новостями на судно. В результате уже через одиннадцать дней они бросили якорь у столицы Подебрада.
   За полдня пути до южных берегов Новой Богемии команда уже ощутила запахи серы и угля. По берегу тянулись высоченные земляные насыпи, на Реке патрулировали четыре больших паровых корабля, вооруженных пушками, и множество судов помельче. Часовые со стальным оружием в руках стояли на вышках.
   Команда «Раззл-Даззл» осматривала окрестности в полном изумлении и даже подавленности. Они привыкли к чистому воздуху, ясным голубым небесам, зеленой растительности; здесь же цивилизация сокрушила долину.
   Нур поинтересовался у одного из местных жителей, стоило ли так истощать недра. И к чему им столько оружия?
   — Конечно, это необходимо, — с полной убежденностью ответил тот. — Если мы не будем вооружаться, наши шахты захватят другие государства. Так что оружие нам нужно для самообороны, — он немного подумал и добавил; — но мы производим и другие изделия из металла — для обмена на табак, сигареты, украшения и продовольствие.
   — Зачем? Ведь грейлстоуны снабжают нас всем необходимым… иногда даже балуют нас, — улыбнулся Нур. — К чему терзать землю и заражать воздух?
   — Я же объяснил вам!
   — Закопали бы вы свою шахту, — сказал Нур. — А еще лучше — вообще не принимались за нее.
   Человек молча пожал плечами. Вдруг он обернулся и в изумлении уставился на Райдера.
   — Скажите, вы — не Том Микс, киноактер?
   — Нет, дружище, — засмеялся Том, — но мне уже не однажды говорили, что я на него похож.
   — Я видел вас… его, когда он приехал в Париж. Мне пришлось тогда посетить Париж по делу… Я стоял в толпе и любовался на вас… на него, когда он ехал верхом на Тони, своей лошади… Незабываемое зрелище! Микс был моим любимым актером.
   — И моим тоже, — Том повернулся и отошел в сторону.
   Фригейт, вместе с капитаном, направился к нему.
   — У меня такое впечатление, что вы весьма взволнованы, Пит, — заметил Фарингтон. — И, вероятно, думаете о том же, о чем мы с Томом только что толковали.
   — Не понимаю, — Фригейт поднял на капитана затуманенный взгляд. — Что вы имеете в виду?
   — Как — что? — Фарингтон посмотрел на Тома. — Только то, что неплохо бы заполучить один из паровых катеров.
   Фригейт в изумлении поднял брови.
   — Но я думал совсем не об этом! Вы полагаете, его нужно украсть?
   — Что-то в этом роде, — протянул Том. — Они же всегда могут соорудить другой, а мы на таком суденышке гораздо быстрее доберемся к верховьям Реки.
   — Но это же аморально! — воскликнул Фригейт. — И, к тому же, опасно. Я уверен, что их сторожат днем и ночью.
   — Кто тут толкует о морали? — прервал его Мартин. — Помнится мне, как в Руритании один парень завербовался к нам на шхуну… и прихватил с собой казенный меч!
   Фригейт побагровел.
   — Неправда! Я сам его сделал!
   — А потом украл, — Мартин усмехнулся своей чудесной улыбкой и хлопнул Фригейта по плечу. — Не заводитесь, Пит. Если вам очень хочется, тащите, что плохо лежит. Так вот: нам нужно быстроходное судно, чтобы поскорее добраться до истоков.
   — Не говоря о том, что оно обладает и некоторым комфортом, — ухмыльнулся Том.
   — Вы толкаете нас на большой риск… может быть — на смерть.
   — Я никого не тяну и никому не приказываю. Если не страшно, присоединяйтесь, идет?
   — Я вовсе не трушу, — Фригейт опять вспыхнул. — Была бы необходимость, я пошел на это. Но тут можно раздобыть кое-что побыстрее допотопного парохода!
   — Вы полагаете, Подебрад построит вам личный скоростной катер? — насмешливо спросил Мартин. — Паровую яхту?
   — Нет, я думаю не о том, как проплыть Реку из конца в конец. Наша задача — перебраться через горы.
   — Ну-ка, подтяни подпруги, приятель, — осадил его Том. — Это что — самолет?
   Мартин побледнел.
   — Нет, его нам не построить. И с самолетом много возни — надо садиться, откуда-то брать горючее… Нет, нам нужен другой аппарат — но тоже способный к полету. Такой, которому не нужен ни двигатель, ни бензин, ни спирт…
   — Вы говорите об аэростате?
   — Почему бы и нет? Аэростат или еще лучше — дирижабль.

53

   Том Райдер идею одобрил сразу же, но Фарингтон запротестовал.
   — Нет! Слишком опасный проект! Я не верю в этот мешок, начиненный водородом! Газ взорвется, и мы все сгорим!
   Он хрустнул пальцами.
   — К тому же, он целиком зависит от ветра… игрушка урагана — ничего более! А где мы найдем пилота? Обычного летчика еще можно откопать, я даже был знаком с двумя-тремя… Но опытного аэронавта? А команда? Надо подобрать людей, обучить их… Разве это нам под силу? И еще одно…
   — Побаиваешься? — улыбнулся Том.
   Мартин густо покраснел и сцепил руки.
   — Хочешь расстаться с парой зубов?
   — К этому мне не привыкать, — Райдер снова ухмыльнулся, потом глаза его стали серьезными. — Успокойся, Фриско. Если о чем и стоит поразмыслить, так только о причинах, по которым этот проект неосуществим.
   Фригейт знал, что Джек Лондон никогда не интересовался путешествиями по воздуху. Странно! Казалось бы, человек, чья жизнь была столь бурной и полной приключений, мужчина, исполненный воинственной отваги и жажды нового, должен с восторгом согласиться на подобный полет.
   Неужели он боится высоты?
   Все может быть! Существует множество храбрых людей, которые ничего не страшатся на земле, но впадают в панику, стоит им только оторваться от нее. Вряд ли следует их осуждать — здесь виновата одна из причуд человеческого характера. Но Мартину было стыдно показать свой страх.
   Фригейт признался себе, что и ему ведома эта стыдливость. В какой-то степени с годами он избавился от нее, но способно ли время так глубоко перекроить душу человека? Когда иррациональное начало вступает в игру, оно подавляет разум; мозг бессилен ему противостоять.
   Фригейт понимал, что в реакции Фарингтона есть своя логика. Полет на дирижабле — дело опасное и непростое; здесь нужно взвесить все обстоятельства.
   К обсуждению решили привлечь Нура и Погаса. Фригейт изложил им свою идею, не скрывая риска предприятия.
   — И все же полет на дирижабле даст нам огромный выигрыш во времени. А опасность… что ж, может быть, воздушное путешествие менее опасно, чем путь по воде и предстоящий пеший переход через горы у полюса.
   — Черт вас побери, да не опасностей я боюсь! Вы же это знаете, Пит! Дело в том…
   Голос Мартина дрогнул. Том улыбнулся.
   — Ну, что ты все скалишься? — рявкнул Фарингтон.
   Погас тоже усмехнулся.
   — Да не распаляй ты себя, — сказал Том. — Сейчас нам надо наживить крючок для местного босса, пана Подебрада. С какой стати такая большая шишка согласится нам помочь? Скорее всего, он откажет. Но почему бы не попробовать? Пошли к нему домой и поговорим начистоту.
   Нур и Погас согласились, что не стоит откладывать дело в долгий ящик, а потому капитан, его помощник и матрос Фригейт направились к большому строению из известняка, на который указал им один из прохожих.
   — Вы все-таки хотите выкрасть катер? — спросил Пит.
   — Ну, все зависит от развития событий, — уклончиво отозвался Том.
   — Нур на это никогда не пойдет, — убежденно заявил Фригейт. — Да и остальные тоже будут против.
   — Тогда придется действовать без них, — Том стоял на своем.
   Дом Подебрада возвышался на холме; его островерхая бамбуковая крыша почти касалась нижних ветвей огромной сосны. Охранники провели их в приемную. Внимательно оглядев каждого из путников, секретарь вышел из комнаты, потом быстро вернулся и объявил, что через два дня Подебрад примет их после завтрака.
   Остаток дня они решили порыбачить. Райдер и Фарингтон поймали несколько полосатых окуньков; в основном же они были заняты обсуждением способов похищения катера.
   Ладислав Подебрад, невысокий рыжеволосый человек, с головой, плотно посаженной на бычьей шее, и массивным подбородком, славился непреклонным характером и ледяной невозмутимостью. Разговор с ним шел долгий и закончился совершенно неожиданно для трех визитеров.
   — Ну что вас так тянет к северному полюсу? Я слышал, что Башня расположена за непроходимыми горами. Не знаю, можно ли верить этим россказням, но я охотно допускаю такую возможность.
   — Я также готов согласиться, что этот мир, в его первозданном виде, был действительно создан Богом. Однако любому здравомыслящему человеку ясно, что затем планета была преобразована разумными существами, и Бог здесь совершенно ни при чем. Как ученый, я понимаю — наше воскрешение совершилось на основе законов физики и биологии, а не по воле сверхъестественных существ. Но во имя чего это сделано, я не могу представить. Церковь Второго Шанса выдвинула весьма логичную гипотезу, но ей не достает точности и определенности доказательства.
   Подебрад встал, подошел к шкафу и вынул оттуда спиралевидную кость речного дракона.
   — Вы, конечно, знаете, что это такое — священный символ сторонников Церкви Второго Шанса. Однако в их вере отсутствует рациональное зерно, знание основ мироздания. Правда, излишек знаний мешает людям истинно верить… В этом смысле Церковь подобна остальным религиям на Земле и Мире Реки.
   — Здесь нам открылась истина о существовании после жизни… во всяком случае, в первые годы после Великого Пробуждения. Теперь, когда прекратились воскрешения, мы утратили веру в будущее. Даже Церковь не знает, почему люди опять стали смертны. Ее проповедники говорят, что нам был отпущен достаточный срок для того, чтобы обрести спасение; он истек, и больше воскрешений не будет.
   — Не думаю, что здесь скрыта истина. Джентльмены, на Земле я был атеистом, членом чехословацкой коммунистической партии. Но здесь я встретил человека, убедившего меня, что религия и вера не имеют ничего общего с рациональным началом, во всяком случае, в момент их зарождения. Осознание веры, ее псевдологическое обоснование, приходит позднее. Ни Иисус, ни Маркс, ни Будда, ни Магомет не знали правды о загробном мире. Они допустили больше ошибок в его толковании, чем любой из нас, возродившихся на этой планете, в этой вселенной.
   Он подошел к письменному столу, сел в кресло и положил перед собой спиралевидную кость.
   — Джентльмены, на днях я собирался объявить о моем обращении в лоно Церкви Второго Шанса. Кроме того, я покидаю пост главы государства Новая Богемия. Я хочу отправиться в Вироландо и искренне надеюсь, что эта страна — не миф, не сказка. Мне хотелось бы задать несколько вопросов основателю Церкви — Ла Виро. Если его ответы удовлетворят меня, или он признает, что не может дать ответов на все вопросы, я посвящу свою жизнь служению ему — пойду, куда он повелит, и буду делать то, что он сочтет возможным доверить мне. — Если мои сведения верны — а я располагаю довольно точной информацией — то Вироландо находится отсюда на расстоянии миллионов миль. Чтобы добраться туда, мне потребуется половина моей земной жизни.
   — И вот в этот момент передо мной появляетесь вы со своим предложением. Удивительно, что подобная мысль не пришла мне в голову раньше! Возможно потому, что меня больше занимал сам путь, чем его окончание… Ведь этот путь — только еще один способ познать себя, не правда ли?
   — Да, джентльмены, я построю вам дирижабль — но при условии, что вы возьмете меня в полет.

54

   Наступило долгое молчание. Наконец, Фарингтон произнес:
   — Я согласен, пан Подебрад, но что скажут мои спутники?
   Фригейт и Райдер с готовностью кивнули.
   — Да, неожиданная ситуация, — протянул Фарингтон. — Дело не в том, что вы хотите лететь с нами, — поспешно добавил капитан. — Этому-то я очень рад. Но где мы найдем опытных пилотов? Только сумасшедший поднимется в воздух с людьми, которые не знают, с какой стороны взяться за руль и как запустить машину.
   — Конечно, вы правы. Однако строительство дирижабля — долгое дело. Нам еще предстоит разыскать инженеров, способных спроектировать его и сделать все расчеты. Придется начинать с нуля. Постепенно мы найдем и пилотов. Конечно, это непросто, но где-то в долине, пусть за две тысячи миль от нас, обитает хоть один аэронавт!
   — Мне приходилось летать на воздушном шаре, — вмешался Фригейт, — и я довольно много читал о них. Кроме того, я дважды поднимался на дирижабле. Правда, не могу считать себя специалистом, однако…
   — Мы можем и сами изучить это искусство, мистер Фригейт. Ваши познания весьма помогут нам в тренировках.
   — Это было так давно… Невероятно давно!
   — Вы не внушаете мне доверия, Пит, — свирепо заявил Фарингтон.
   — Доверие придет с опытом, — подвел итог Подебрад. — А теперь, джентльмены, я сразу приступаю к делу. Мне придется отложить свою отставку и все религиозные проблемы до окончания строительства дирижабля. Пост главы государства не может занимать сторонник Церкви, проповедующей непротивление насилию.
   Фригейта поразила его глубокая убежденность и последовательность. Ему казалось, что ни один приверженец Церкви Второго Шанса, искренне поверивший в ее догматы, не способен к таким решительным действиям.
   — Как только мы закончим совещание, я сразу же займусь поиском сырья и оборудования для производства водорода, — продолжал чех. — Самыми подходящими материалами мне представляются серная кислота и цинк. И то, и другое у нас есть; производство кислоты уже налажено. Хотелось бы получить алюминий, но…
   — Дирижабли Шютте-Ланца были деревянными, — вспомнил Фригейт. — Дерева нужно совсем немного.
   — Дерево! — подскочил Фарингтон. — Вы что — хотите лететь на деревянном дирижабле?
   — Нет, деревянным будет лишь каркас; обшивку можно сделать из внутренностей речного дракона.
   — Мы перебьем всех драконов на сто миль в окрестности, — улыбнулся Подебрад и встал. — Ладно! У меня сегодня еще масса дел. Увидимся завтра утром и обсудим детали. Итак, до свидания.
   Когда они вышли из дома, Фарингтон мрачно буркнул:
   — Все это чистое безумие!
   — Сказать по правде, я уже устал плыть по Реке, — заявил Том.
   — Значит, ты предпочитаешь убиться насмерть, пока научишься летать на этой проклятой штуковине? Или, представь себе, мы ее построим, а она не взлетит? Потеряем зря уйму времени!
   — Не могу поверить — вмешался Фригейт, — что слышу это от человека, который перегонял лодки через Белую Лошадь [12]и подвизался в качестве устричного пирата…
   Он остановился и побледнел. Райдер и Фарингтон встали перед ним с окаменелыми лицами.
   — Я рассказывал массу историй о приключениях на Аляске, — медленно заговорил Фарингтон — но ни словом не упоминал о Белой Лошади… во всяком случае — при всех. Значит, вы нас подслушивали?
   Фригейт глубоко вздохнул.
   — Черт побери, я никогда не был шпионом! Просто я узнал вас с первого взгляда.
   Райдер быстро зашел ему за спину. Фарингтон стиснул рукоять ножа.
   — Кто бы вы ни были, — ровным голосом приказал Райдер, — идите вперед и прямо на судно. Никаких шуточек, пожалуйста!
   — Я не скрываюсь под чужим именем, как вы оба! — отпарировал Фригейт.
   — Делайте, что вам велят!
   Фригейт пожал плечами и попытался усмехнуться.
   — Очевидно, у вас много чего на совести, если вы не хотите открыть свои настоящие имена. Ладно, я подчиняюсь. Вы же не собираетесь прикончить меня?
   — Посмотрим, — сухо ответил Райдер.
   Они спустились с холма, направляясь к Реке. На палубе Нур разговаривал с какой-то женщиной, Райдер шепнул:
   — Ни слова Пит, и улыбайтесь. Улыбайтесь, дьявол вас побери!
   Фригейт бросил взгляд на маленького араба и подмигнул ему. Он надеялся, что тот заметит неладное, — суфии умели улавливать малейшие перемены в выражении лица. Но Нур не обратил на них внимания. Когда они вошли в каюту капитана, Фриско подтолкнул Фригейта к койке.
   — Я прожил с вами двадцать шесть лет, — произнес Фригейт, — Двадцать шесть! И ни разу не вспомнил ваших настоящих имен!
   Фарингтон сел на стул. Поигрывая ножом, он посмотрел на пленника.
   — Это кажется противоестественным. Как же вам удалось держать язык за зубами столько лет? И почему?
   — Главное — почему? — Райдер навис над ним; стилет из бивня речного дракона сверкнул перед глазами Фригейта.