Страница:
Бакалавр согласно кивнул.
– Но ведь до прихода большой Тьмы тварей было совсем мало, ведьмаков же… Да, судя по тому, что одна только наша академия выпускает полтора-два десятка мастеров в год, а есть и другие, не менее крупные школы, ведьмаков должно было иметься великое множество! Где же они находили столько добычи, чтобы дохода с нее хватало хотя бы на еду?
– Ну, во-первых, далеко не все выпускники вставали на стезю ведьмачества, хорошо, если два-три из каждого выпуска, а может, и того меньше. А потом не забывай, что расценки были совершенно иные.
– Какие? – живо заинтересовалась Лизхен. Как истиная уроженка Эдельмарка, она любила деньги и разговоры о них.
– Сейчас посмотрим, – обещал ее кавалер и удалился в свою комнату.
Вернулся он минуту спустя с потрепанной печатной книгой в руках. Заметил с неудовольствием:
– Ну сколь же дрянную бумагу выделывают Морастские мануфактуры! На глазах рассыпается! Так, где же оно было? Вот! Это, конечно, вымышленная повесть, но порядок величин, думаю, отражает, – заметил маг и зачитал нараспев: – «…И в землях фрисских, в окрестностях богатого города Лугра, истребил он ползучую гадину по имени гифта. Он бился отважно и получил за опасный труд свой из рук господина бургомистра серебряный талер с драконом в унцию весом, а от благодарных горожан – обильную снедь и кувшин южного вина в дорогу…»
– Что?! – От возмущения Йорген заорал в голос, испугав бедняжку Лизхен. – Фрисский талер за гифту?! Они что, рехнулись совсем?! С дуба рухнули?! – Лексикон младшего отцова оруженосца Бирке вновь пришелся благородному ланцтрегеру как нельзя кстати. – Да гифту даже сопливый новобранец способен взять, если не станет подходить с хвоста! И за такою безделицу – серебром?! Они бы еще придумали гольдгульденами за гримов расплачиваться!
– Что же ты кричишь? Потише! – урезонил его маг.
Но тот продолжал негодовать:
– Но как же мне не кричать? Ведь один фрисский талер равен пяти эренмаркским кронам! В одной только столице мы убивали каждую ночь по гифте, а то и больше. И если бы за каждую казна платила серебром, что бы от нее осталось, от казны?! А ведь кроме гифт есть еще шторбы, вервольфы, гайсты, да мало ли какая еще дрянь! По миру бы пошло королевство наше, Девами Небесными клянусь!
– Не богохульствуй! – одернул его старший товарищ. – Никто на вашу казну не покушается. Вообще не понимаю, почему это тебя так задевает…
– Потому и не понимаешь, что не привык жить нуждами гарнизона. А мне на довольствие всего личного состава выделялось по триста золотых крон в месяц, и как хочешь, так и выворачивайся. А уж про то, чтобы за каждую отдельную тварь платить, – и речи не шло! Безумие какое-то!.. Нет, я, конечно, помню времена, когда благородный металл ничего не стоил и за серебряную крону не купить было и сухой лепешки. Но это в самые худшие дни войны. А в мирное время, до прихода Тьмы, деньги были еще дороже, чем теперь! Откуда же такие цены? Эти твои ведьмаки – сущие кровопийцы, вот что я скажу. Хуже ростовщика Циффера наживаются на чужой беде. Хорошо, что они ныне не в чести. Не пойду в ведьмаки, хоть режь. У меня пока еще совесть есть.
Уж и не рад был Легивар, что затеял этот разговор. Каким-то странным, неожиданным боком он обернулся. Отважных ведьмаков прошлого, героев, достойных песен и легенд, кумиров всех юных магов, Йорген фон Раух ухитрился выставить едва ли не грабителями с большой дороги. Вот она – темная нифлунгская порода: что угодно наизнанку вывернут!
Глава 2,
Итак, в ведьмаки Йорген идти отказался. А в пивное заведение вечером пошел. Но не потому, что захотел выпить, а потому, что обещал встретиться с приятелями и отметить конец семестра.
Академия была не единственным учебным заведением богатой и процветающей Реонны. Имелся здесь и свой университет, в коем молодые люди Эдельмарка, соседней Фриссы и многих других земель изучали тривиум, квадривиум, юриспруденцию, медицинскую магию и богословие.
О, это был совсем иной народ, он не имел ничего общего с мрачными и суровыми личностями, постигавшими тайные науки в академических стенах. Школяры университета, даже те из них, что изучали богословие и метили в хейлиги, были парнями лихими и бесшабашными, дуэлянтами, повесами, гуляками и развратниками. Это об их разгульной и веселой жизни ходили байки в народе, и они делали все возможное, чтобы оправдать свою сомнительную репутацию. Они дрались меж собой и с горожанами. Они устраивали пирушки и упивались до положения риз. Они попрошайничали на улицах, но не смиренно, как подобает нищим, а распевая охальные песни. Они нарочно ходили к блудницам, ели рыбу и пили пиво в третий, постный, день недели, когда по закону божьему полагалось отказываться ото всех плотских утех. Они устраивали «праздники дураков»: рядились ночными чудовищами, толстыми бабами, динстами-евнухами и даже самими Девами Небесными и в таком непотребном виде толпой бегали по городу. Они сквернословили в храмах и приводили туда свиней либо ослов. Они творили еще много разных безобразий, мы не станем все называть, слишком длинным вышел бы перечень и увел бы нас от основного сюжета.
Беспокойный нрав школяров доставлял немало хлопот реоннским властям и простым обывателям. Но Йорген фон Раух с некоторыми из них сошелся (к великому неудовольствию Легивара Черного). Не то чтобы близко – так, приятельствовал. И не то чтобы сразу, а после того лишь, как сломал пару чужих носов, вывихнул несколько чужих челюстей и чуть не выбил чужой глаз (на самом деле он этого не хотел, они сами стали задираться, смеялись над его магическим хвостом). Но после короткой драки насмешники прониклись к нему уважением и, вопреки обыкновению, приняли в свою компанию.
Обычно же университетские школяры и студиозусы-маги друг друга не жаловали. Вражда эта (причины которой никто уже не помнил), по слухам, длилась не первую сотню лет, войдя в традицию и перерастая порой в настоящую войну. Побоища случались по ночам прямо на городских улицах. Число учеников академии даже в самые лучшие времена едва превышало полусотню, но на их стороне была магическая сила и боевая выучка. Школяры брали количеством – их-то насчитывалось раз в десять больше. В воздухе летали огненные шары, булыжники из развороченной мостовой, звенел металл, звенели выбитые окна, и кровь лилась из ран, обещавших превратиться со временем в эффектные шрамы, свидетельствующие о доблести их обладателей. В общем, молодежь развлекалась, а бедные реоннцы страдали.
Так было в прошлом. Тьма заставила утихнуть даже самых отчаянных забияк, и ночные уличные баталии были забыты на десятилетие. Обе стороны уже поговаривали о возрождении старой доброй традиции, но до дела пока не доходило, хотя отношения стараниями задиристых и острых на слово школяров накалялись с каждым годом. Вот почему общение с ними однокашники тоже ставили Йоргену в вину. Но он, как всегда, «плевал с высокой башни».
Хотя упреки Легивара ланцтрегера огорчали. Заметим, что тот осуждал друга вовсе не с позиций академического патриота, он считал себя выше «этих детских забав». Но дурная компания способна повредить даже самому зрелому и морально устойчивому человеку, а Йоргена он к таковым почему-то не причислял.
– Да не переживай ты за меня, я сам кому хочешь наврежу, – убеждал мага ланцтрегер.
– Уж в этом я не сомневаюсь, – ядовито ухмылялся Легивар. – Беда в том, что вред может быть взаимным.
Вот почему о цели своей вечерней прогулки Йорген Легивару сообщать не стал: зачем лишний раз огорчать того, кто по одному ему ведомой причине вообразил себя ответственным за благополучие твоей персоны? Лизхен он тоже ничего не сказал – она не догадается промолчать. Если честно, его и самого не очень-то влекло в шумную компанию – настроение с самого утра оставалось скверным. Беда в том, что выпивка предполагалась за счет эренмаркской казны, и Йорген не желал, чтобы его обвинили в скупости: обещал, дескать, угостить друзей-приятелей, а сам не явился. Пришлось идти.
Реонна была городом большим, богатым и довольно типичным для западных земель. Старинный замок с островерхими башнями, неприступными стенами и обезглавленными гайстами, громыхающими цепями по гулким каменным коридорам. Современные общественные здания в немного помпезном силонийском стиле, силонийскими же зодчими возведенные – а что, пусть все видят: можем себе позволить! Двух– и трехэтажные фахверковые особняки местной знати и богатых торговцев. Ремесленные кварталы с душными узкими улочками и рядами одинаковых домов: тут все должны быть равны, тут выделяться не положено по строгим цеховым правилам. Бедные, но на редкость опрятные городские окраины – кое-где даже мостовая уложена за счет казны, крошечные домишки выкрашены в приятный для глаз цвет, сточные канавы прорыты, и помои из окон никто не выливает – уже три года как запрещено особым указом. Ну и конечно же храмы, чтобы добрые люди молились своим богам.
Храмов в Реонне насчитывалось целых пять – не каждая столица может похвастаться такой богатой духовной жизнью! Правда, два из них были, строго говоря, не храмы, а капища старым, заслуженным богам: северному Одину, зачем-то именуемому здесь Воданом (Йорген бы, к примеру, обиделся, если бы его имя каждый стал перевирать на свой лад), и сугубо местному Нахтхирту, которому поклонялись только в Эдельмарке и нигде больше – может быть, его и не существовало вовсе. Йорген это очень подозревал с того самого дня, как принес ему в жертву целый говяжий окорок и бочонок темного пива, но коллоквиум все равно провалил. Потом он очень ругал себя: зачем было связываться с каким-то сомнительным типом, вместо того чтобы обратиться за помощью к Девам Небесным, как подобает любому праведному человеку? Его смутило то, что владычицы дивного Регендала, по слухам, не слишком-то жаловали колдовство, пусть даже красиво нареченное «магией». Нахтхирт вроде бы, наоборот, колдунам покровительствовал, это и решило вопрос в его пользу. Увы, решение оказалось ошибочным, и Йорген Ночного Пастуха уважать перестал. Но и к Девам Небесным так ни разу и не заглянул, хотя каждый день по пути в академию проходил мимо самого большого из их храмов. Просто привычки такой – молиться – не имел. Издержки северного воспитания, что поделаешь.
По рассказам местных жителей, храм упомянутый был не только велик, но и необыкновенно красив: стены его изнутри и снаружи покрывала искусная роспись, по карнизам шла затейливая лепнина, и сусального золота тоже было много – не поскупилась на пожертвования торговая гильдия. Однако Йоргену все это великолепие увидеть не пришлось: уже второй год здание стояло в густой паутине лесов, отнюдь его не красивших. Какую-то реконструкцию затеял новый хейлиг, присланный взамен прежнего, служившего здесь не один десяток лет, но выжившего из ума от старости. В здравии ума его преемнику злые языки тоже отказали, уж больно много пожертвований тот стал требовать с прихожан и порядки какие-то странные завел… Так было поначалу, однако со временем к нему привыкли, прониклись уважением и вроде бы даже полюбили. Во всяком случае, ехидный шепот за спиной прекратился совершенно. Все это Йорген постепенно узнавал от набожной Лизхен, хотя вопрос отнюдь не занимал ни его, ни Легивара Черного. Просто молодая вдова очень любила поболтать, но говорить умела лишь о самых простых вещах, составлявших ее скромную и незатейливую жизнь.
…Питейное заведение, в которое направлялся Йорген в тот вечерний час, располагалось на полпути к академии, как раз недалеко от храма, за поворотом. Оно носило чудно́е название «У старого гуся», так было написано над дверями. Для тех же горожан, что не владели грамотой, а также для заезжих иноземцев с красивого кованого крюка свисала плоская черная фигурка гуся, держащего в одном крыле пивную кружку. А чтобы ни у кого не возникло сомнений, что гусь именно старый, другим крылом он опирался на клюку.
На сильном ветру вывеска раскачивалась, цепи истошно скрипели, и казалось, будто сам гусь противно орет дребезжащим старческим голосом.
Но в тот вечер ветра не было совершенно, и назавтра штиль обещал сохраниться: скучным и блеклым был закат, разлившийся по небу, не было в нем тех зловещих, но притягательно-красивых багровых тонов, что предвещают бурную погоду.
…И вот, изучая состояние небес (потому что маршрут был знаком до мелочей, и больше изучать было решительно нечего), Йорген случайно опустил взгляд ниже – и то, что он увидел, заставило его резко остановиться, замереть как вкопанный прямо посреди улицы. Какой-то прохожий налетел на него со спины, пробурчал что-то нелицеприятное об ослах, но Йорген даже не подумал огрызнуться, ему было совсем не до того.
На храме Дев Небесных, возвышавшемся над городом на фоне тускло-рыжего неба, больше не было лесов! Обновленный и преображенный, он предстал наконец миру во всей красе… Хотя нет, о красе теперь речи не шло. Наружной росписи стен Йорген так и не увидел. Возможно, и была она когда-то искусной, но теперь ее скрывал толстый, уже местами потрескавшийся слой белил. Лепнина тоже была старательно сбита, и позолота исчезла, а вместо покатой шатровой крыши появился высоченный шпиль. Но это было не главное.
Кованая винтовая лестница шириной элля в полтора-два серпантином вилась по стенам храма и забиралась на самый шпиль.
Человеку в двадцать лет несвойственно задумываться о том, где именно расположены у него сердце, душа и прочие полезные органы. Но в тот миг Йорген очень ясно почувствовал, как все его нутро сорвалось со своих мест и ухнуло в пятки. В памяти живо всплыли воспоминания недавнего прошлого: гадкий и грязный фрисский городок, на площади – огромный храм, обвитый точно такой же лестницей, устремленной в небо, к священным высям Регендала… И темное подземелье, и голос, тихий и печальный, бесконечно сожалеющий о судьбе пленников. «Мы не можем поступить иначе. Зло многолико и коварно. Рубить его надо под корень, без колебаний и сомнений. По первому подозрению – истреблять! И мы, верные рабы Дев Небесных, взяли на себя сию нелегкую задачу. Все, что идет в мир из Хольгарда, должно уничтожаться безжалостно, таков путь спасения, и другого не дано! Огонь, огонь! Наше спасение – в огне!» Тогда им троим удалось вырваться из плена, они избежали участи десятков колдунов, знахарок и повитух, сожженных на кострах в базарный день во имя Дев Небесных… Неужели эта лупцская зараза успела за какой-то год преодолеть границы Фриссы и расползтись по миру?!
Стало тревожно до жути. Захотелось куда-то бежать, что-то предпринять.
Но приятели в «Старом гусе» ждали дармового пива, пришлось тащиться туда и целый час изображать веселье. А потом он все-таки улизнул под шумок, уплатив вперед за вторую бочку самого крепкого пойла. К этому моменту школяры уже упились и дурными голосами горланили разудалые вагантские песни, ничего не видя вокруг себя, так что побег его остался незамеченным.
Оставив беспокойную компанию резвиться дальше, ланцтрегер направился прямиком в академию. Несмотря на поздний час, Легивара Черного он рассчитывал застать именно там, и не ошибся. Колдовство… ах, простите, магия любит темноту, поэтому двери их альма-матер не запирались ни днем ни ночью, и после полуночи в гулких академических коридорах порой бывало не менее людно, чем в утренние часы.
Друга он нашел в библиотеке, тот сидел за преподавательским столом и клевал носом над закрытой черной книгой.
– Не открывается, зараза! – посетовал маг, подняв на Йоргена сонные глаза. – Похоже, полуночи ждать придется… – Тут он окончательно пробудился и встревожился. – А ты-то зачем здесь?! Случилось что?!
– Вот именно! Случилось! – трагически подтвердил ланцтрегер и поведал, как обстоят нынче дела с праведной верой в славной Реонне.
– Похоже, это какая-то зловредная ересь, – помрачнел бакалавр. – Надо немедленно поставить в известность ректорат, не хватало, чтобы в Эдельмарке вошло в моду аутодафе!.. Кстати, а что за причина привела тебя к храму в этот час? Опять ходил в кабак, к своим университетским недоумкам? Воля твоя, конечно, но я, как старый боевой товарищ, такого поведения одобрить не могу, так и знай…
– Да знаю, знаю, – отмахнулся ланцтрегер, досадуя, что попался. – Идем уже к начальству. А то пока мы тут будем рассуждать о морали, нас начнут палить на площадях!
Господин ректор по вечернему времени встретил визитеров на пороге своих жилых апартаментов, как был в шлафроке лилового бархата, искусно расшитом драконами, и странных остроносых пантофлях, привезенных из дальних восточных земель. На его не по возрасту густых и черных, с благородной проседью волосах красовалась плетеная сеточка с мелкими жемчужинами в местах перекрещивания нитей, и Йорген чуть не фыркнул бестактно. Он привык считать, что подобные штуки носят только дамы, а оказалось, и ректоры тоже. Право, как чудно́ устроен этот мир!
Ректор был не один, в гостях у него в богато обставленной, полной забавных безделушек комнате, вокруг неудобно низкого восточного столика, накрытого на пять персон и увенчанного пузатой бутылью, сидели три профессора с темными бокалами в руках; одеты они были тоже по-домашнему. «Вечеринка в узком кругу. Почти весь ученый совет в сборе, – отметил про себя Легивар. – Удачно зашли».
– Итак, чем обязан вашему визиту, молодые… гм… – Ректор окинул Йоргена скептическим взглядом, но все-таки не отказал ему в праве считаться человеком, несмотря на явные признаки чужой крови, – …молодые люди?
Говорил Легивар на правах младшего коллеги. Студиозус фон Раух скромно помалкивал, только кивал головой в соответствующих местах. Собственно, его вмешательства и не требовалось: бакалавр изложил все очень толково, будто сам был свидетелям тех событий. Поведал и про то, как в прошлом году во фрисском городишке Лупц были вероломно захвачены в плен двое мирных путников, обратившихся в необычный, обвитый наружной лестницей храм за помощью, и про то, как тамошние хейлиги обманом заманили в город юную гизельгерскую ведьму Гедвиг Нахтигаль, посулив ей место повитухи, но вместо обещанной работы обрекли на публичное сожжение за колдовство. Рассказал о странной ереси, предписывающей искоренять всяческую магию именем Дев Небесных, и о том, что ересь эта пошла гулять по миру, неся угрозу всем мастерам тайных дел. И вывод сделал: надо все силы устремить на то, чтобы положить конец этому вредному явлению, пока оно не принесло больших бед…
Ему внимали очень сосредоточенно, с интересом и вроде бы даже благосклонно. Однако лица у профессоров оставались безмятежны, ни тени тревоги или хотя бы озабоченности не было на них.
– Что ж, – выслушав молодого коллегу, снисходительно молвил господин ректор, – история, поведанная тобой, весьма занятна и действительно заслуживает нашего внимания. Я доволен, что вы пришли к нам с ней, люди нашего круга должны знать обо всем, что творится в этом мире. Однако лично я склонен полагать и уверен, что коллеги меня поддержат… – (Коллеги дружно закивали, еще не зная, что именно они должны «поддержать»). – Да, я считаю, что ваше волнение неоправданно. У хейлигов есть молитва, но настоящей Силы нет. Они способны лишь взывать к тем, кого никто никогда не видел и чье реальное бытие отнюдь не доказано. Что они могут противопоставить нам, постигшим природу вещей, проникшим в сокровенные тайны мироздания и овладевшим теми знаниями, что недоступны простому смертному, даже если таковой облачен в рясу и мнит себя важной персоной?
– В Лупце они истребили всех ко… магов поголовно, – тихо напомнил Йорген.
Ректор с досадой отмахнулся:
– Ах, боже мой, ну какие маги могут быть в Лупце? В этом жалком городишке на краю просвещенного мира? Ярмарочные колдуны, лекари-коновалы да ведьмы-недоучки… Из них половина наверняка обыкновенные фокусники да шарлатаны! Вольно же еретикам воевать со всяким сбродом, компрометирующим гордое звание истинного мага! Пожалуй, нам даже на руку придется их деятельность. Контроль с нашей стороны, разумеется, должен быть, на днях я сделаю соответствующие распоряжения, но повторяю: поводов для беспокойства нет. Можете быть свободны, юноши. Я доволен вами.
«Юноши» задом, задом покинули помещение. Они-то довольны не были! Уж на что Легивар Черный благоговел перед академическим начальством, даже он чувствовал раздражение. Йорген – тот и вовсе кипел от ярости, зрачки его желтых глаз сделались большими, а кончики ушей стали вздрагивать нервно; в нем было очень мало от человека в тот момент, темная нифлунгская природа проявилась во всей красе. А все потому, что никто не смеет, вольно или невольно, включать в число недоучек и шарлатанов ведьму Гедвиг Нахтигаль!
– Зачем ты меня остановил?! – шипел он на спутника. – Зачем не дал сказать, что я о них думаю?!
Да, остановил… болезненным тычком в спину, в тот самый миг, когда понял, что ланцтрегер сейчас не сдержится и наговорит лишнего. А что было делать? Йоргену его магическая карьера недорога, он рискнет ею не задумываясь. А про Черного Легивара потом скажут, что они были вместе, на его будущем конфликт с господином ректором вряд ли отразится благотворно.
– Успокойся, не бесись, – увещевал он примиряюще. – Положа руку на сердце, возможно, они даже в чем-то и правы, возможно, мы поторопились поднимать тревогу…
– Они правы?! – вскричал ланцтрегер запальчиво. – Это в чем же?! В том, что надо позволить свихнувшимся хейлигам истреблять огнем несчастных людей, виноватых только в том, что их колдовское мастерство не достигло тех вершин, каковые заслужили бы уважение у этого лилового индюка в бабьей сеточке?!
Легивар Черный поморщился. Все-таки не стоило Йоргену отзываться о господине ректоре в выражениях столь резких, это признак дурного тона.
– Нет, я совсем не это имел в виду и негодование твое полностью разделяю. Но не исключено, что мы в самом деле переоценили опасность этой ереси для магического общества. Все-таки Сила на нашей стороне…
– Ха! – сказал на это Йорген фон Раух, не студиозус-первогодок, а ланцтрегер Эрцхольм, начальник Ночной стражи Эренмаркского королевства, у него даже голос стал другим, все юношеское волнение пропало, остался холодный лязг металла. – Где была эта ваша Сила, когда на мир перла Тьма?! Что же не остановили ее твои ученые коллеги, постигшие природу вещей и проникшие куда-то там? Молчишь? А я тебе скажу! Всей вашей премудрости хватало лишь на то, чтобы защиту навести, обезопасить собственную персону от порождений мрака, не попасться на зуб голодной твари – и только. Зато хейлигам, у которых есть только молитва и ничего больше, защита была не нужна. За все годы Тьмы не было случая, чтобы хоть какая-то из тварей посмела переступить порог храма или черту капища! Так что богов и служителей их не стоит списывать со счетов, и лично я склонен полагать, что опасность осталась недооцененной.
Бакалавр невольно попятился. Таким милого юношу Йоргена он видел, пожалуй, впервые. Хорошо, что преображение это приключилось уже на улице, а не в покоях ректора, а то мало ли…
– Ну что тебе на это сказать… – неуверенно пробормотал он. – Мы с тобой сделали все, что могли, руководство оповестили. Если оно не пожелало нас понять – это уже не наша беда. В случае чего пусть пеняют на себя.
– Не все, – возразил Йорген, возвращаясь к своему нормальному облику. – Если эти идиоты-колдуны действовать не желают, надо поставить в известность городские власти, пусть знают, какая дрянь завелась на их земле. Завтра утром схожу в ратушу.
Сходил. И что же? Да было то же самое! Выслушали благосклонно, поблагодарили. «Не извольте беспокоиться, благородный господин, публичные сожжения в нашем королевстве запрещены уж тому двести лет как эдиктом его величества Ульриха Пятого, и отменять его ради удовольствия приезжего хейлига никто не станет. Я лично такого разрешения ни за что не выдам».
– А если не станут они разрешения спрашивать? – усмехнулся Йорген устало.
Бургомистр, сытенький, кругленький дядечка средних лет, округлил глаза:
– Но это же совершенно невозможно! Мы очень строго следим, чтобы в городе не было пожаров! Даже для того, чтобы простой костерок во дворе развести, мусор пожечь – и то требуется дозволение цехового либо квартального старшины. А целого человека спалить – это какой же надо кострище раздуть! Нет, никак невозможно без разрешения, письменного и с печатью!
– Тьфу! – сказал Йорген на это и ушел домой писать письмо.
– Но ведь до прихода большой Тьмы тварей было совсем мало, ведьмаков же… Да, судя по тому, что одна только наша академия выпускает полтора-два десятка мастеров в год, а есть и другие, не менее крупные школы, ведьмаков должно было иметься великое множество! Где же они находили столько добычи, чтобы дохода с нее хватало хотя бы на еду?
– Ну, во-первых, далеко не все выпускники вставали на стезю ведьмачества, хорошо, если два-три из каждого выпуска, а может, и того меньше. А потом не забывай, что расценки были совершенно иные.
– Какие? – живо заинтересовалась Лизхен. Как истиная уроженка Эдельмарка, она любила деньги и разговоры о них.
– Сейчас посмотрим, – обещал ее кавалер и удалился в свою комнату.
Вернулся он минуту спустя с потрепанной печатной книгой в руках. Заметил с неудовольствием:
– Ну сколь же дрянную бумагу выделывают Морастские мануфактуры! На глазах рассыпается! Так, где же оно было? Вот! Это, конечно, вымышленная повесть, но порядок величин, думаю, отражает, – заметил маг и зачитал нараспев: – «…И в землях фрисских, в окрестностях богатого города Лугра, истребил он ползучую гадину по имени гифта. Он бился отважно и получил за опасный труд свой из рук господина бургомистра серебряный талер с драконом в унцию весом, а от благодарных горожан – обильную снедь и кувшин южного вина в дорогу…»
– Что?! – От возмущения Йорген заорал в голос, испугав бедняжку Лизхен. – Фрисский талер за гифту?! Они что, рехнулись совсем?! С дуба рухнули?! – Лексикон младшего отцова оруженосца Бирке вновь пришелся благородному ланцтрегеру как нельзя кстати. – Да гифту даже сопливый новобранец способен взять, если не станет подходить с хвоста! И за такою безделицу – серебром?! Они бы еще придумали гольдгульденами за гримов расплачиваться!
– Что же ты кричишь? Потише! – урезонил его маг.
Но тот продолжал негодовать:
– Но как же мне не кричать? Ведь один фрисский талер равен пяти эренмаркским кронам! В одной только столице мы убивали каждую ночь по гифте, а то и больше. И если бы за каждую казна платила серебром, что бы от нее осталось, от казны?! А ведь кроме гифт есть еще шторбы, вервольфы, гайсты, да мало ли какая еще дрянь! По миру бы пошло королевство наше, Девами Небесными клянусь!
– Не богохульствуй! – одернул его старший товарищ. – Никто на вашу казну не покушается. Вообще не понимаю, почему это тебя так задевает…
– Потому и не понимаешь, что не привык жить нуждами гарнизона. А мне на довольствие всего личного состава выделялось по триста золотых крон в месяц, и как хочешь, так и выворачивайся. А уж про то, чтобы за каждую отдельную тварь платить, – и речи не шло! Безумие какое-то!.. Нет, я, конечно, помню времена, когда благородный металл ничего не стоил и за серебряную крону не купить было и сухой лепешки. Но это в самые худшие дни войны. А в мирное время, до прихода Тьмы, деньги были еще дороже, чем теперь! Откуда же такие цены? Эти твои ведьмаки – сущие кровопийцы, вот что я скажу. Хуже ростовщика Циффера наживаются на чужой беде. Хорошо, что они ныне не в чести. Не пойду в ведьмаки, хоть режь. У меня пока еще совесть есть.
Уж и не рад был Легивар, что затеял этот разговор. Каким-то странным, неожиданным боком он обернулся. Отважных ведьмаков прошлого, героев, достойных песен и легенд, кумиров всех юных магов, Йорген фон Раух ухитрился выставить едва ли не грабителями с большой дороги. Вот она – темная нифлунгская порода: что угодно наизнанку вывернут!
Глава 2,
в которой Йорген отправляется в пивную, но оказывается в личных апартаментах господина ректора, а потом пишет письмо родным
Ужели трезвого найдем
За скатертью студента?
А. С. Пушкин
Итак, в ведьмаки Йорген идти отказался. А в пивное заведение вечером пошел. Но не потому, что захотел выпить, а потому, что обещал встретиться с приятелями и отметить конец семестра.
Академия была не единственным учебным заведением богатой и процветающей Реонны. Имелся здесь и свой университет, в коем молодые люди Эдельмарка, соседней Фриссы и многих других земель изучали тривиум, квадривиум, юриспруденцию, медицинскую магию и богословие.
О, это был совсем иной народ, он не имел ничего общего с мрачными и суровыми личностями, постигавшими тайные науки в академических стенах. Школяры университета, даже те из них, что изучали богословие и метили в хейлиги, были парнями лихими и бесшабашными, дуэлянтами, повесами, гуляками и развратниками. Это об их разгульной и веселой жизни ходили байки в народе, и они делали все возможное, чтобы оправдать свою сомнительную репутацию. Они дрались меж собой и с горожанами. Они устраивали пирушки и упивались до положения риз. Они попрошайничали на улицах, но не смиренно, как подобает нищим, а распевая охальные песни. Они нарочно ходили к блудницам, ели рыбу и пили пиво в третий, постный, день недели, когда по закону божьему полагалось отказываться ото всех плотских утех. Они устраивали «праздники дураков»: рядились ночными чудовищами, толстыми бабами, динстами-евнухами и даже самими Девами Небесными и в таком непотребном виде толпой бегали по городу. Они сквернословили в храмах и приводили туда свиней либо ослов. Они творили еще много разных безобразий, мы не станем все называть, слишком длинным вышел бы перечень и увел бы нас от основного сюжета.
Беспокойный нрав школяров доставлял немало хлопот реоннским властям и простым обывателям. Но Йорген фон Раух с некоторыми из них сошелся (к великому неудовольствию Легивара Черного). Не то чтобы близко – так, приятельствовал. И не то чтобы сразу, а после того лишь, как сломал пару чужих носов, вывихнул несколько чужих челюстей и чуть не выбил чужой глаз (на самом деле он этого не хотел, они сами стали задираться, смеялись над его магическим хвостом). Но после короткой драки насмешники прониклись к нему уважением и, вопреки обыкновению, приняли в свою компанию.
Обычно же университетские школяры и студиозусы-маги друг друга не жаловали. Вражда эта (причины которой никто уже не помнил), по слухам, длилась не первую сотню лет, войдя в традицию и перерастая порой в настоящую войну. Побоища случались по ночам прямо на городских улицах. Число учеников академии даже в самые лучшие времена едва превышало полусотню, но на их стороне была магическая сила и боевая выучка. Школяры брали количеством – их-то насчитывалось раз в десять больше. В воздухе летали огненные шары, булыжники из развороченной мостовой, звенел металл, звенели выбитые окна, и кровь лилась из ран, обещавших превратиться со временем в эффектные шрамы, свидетельствующие о доблести их обладателей. В общем, молодежь развлекалась, а бедные реоннцы страдали.
Так было в прошлом. Тьма заставила утихнуть даже самых отчаянных забияк, и ночные уличные баталии были забыты на десятилетие. Обе стороны уже поговаривали о возрождении старой доброй традиции, но до дела пока не доходило, хотя отношения стараниями задиристых и острых на слово школяров накалялись с каждым годом. Вот почему общение с ними однокашники тоже ставили Йоргену в вину. Но он, как всегда, «плевал с высокой башни».
Хотя упреки Легивара ланцтрегера огорчали. Заметим, что тот осуждал друга вовсе не с позиций академического патриота, он считал себя выше «этих детских забав». Но дурная компания способна повредить даже самому зрелому и морально устойчивому человеку, а Йоргена он к таковым почему-то не причислял.
– Да не переживай ты за меня, я сам кому хочешь наврежу, – убеждал мага ланцтрегер.
– Уж в этом я не сомневаюсь, – ядовито ухмылялся Легивар. – Беда в том, что вред может быть взаимным.
Вот почему о цели своей вечерней прогулки Йорген Легивару сообщать не стал: зачем лишний раз огорчать того, кто по одному ему ведомой причине вообразил себя ответственным за благополучие твоей персоны? Лизхен он тоже ничего не сказал – она не догадается промолчать. Если честно, его и самого не очень-то влекло в шумную компанию – настроение с самого утра оставалось скверным. Беда в том, что выпивка предполагалась за счет эренмаркской казны, и Йорген не желал, чтобы его обвинили в скупости: обещал, дескать, угостить друзей-приятелей, а сам не явился. Пришлось идти.
Реонна была городом большим, богатым и довольно типичным для западных земель. Старинный замок с островерхими башнями, неприступными стенами и обезглавленными гайстами, громыхающими цепями по гулким каменным коридорам. Современные общественные здания в немного помпезном силонийском стиле, силонийскими же зодчими возведенные – а что, пусть все видят: можем себе позволить! Двух– и трехэтажные фахверковые особняки местной знати и богатых торговцев. Ремесленные кварталы с душными узкими улочками и рядами одинаковых домов: тут все должны быть равны, тут выделяться не положено по строгим цеховым правилам. Бедные, но на редкость опрятные городские окраины – кое-где даже мостовая уложена за счет казны, крошечные домишки выкрашены в приятный для глаз цвет, сточные канавы прорыты, и помои из окон никто не выливает – уже три года как запрещено особым указом. Ну и конечно же храмы, чтобы добрые люди молились своим богам.
Храмов в Реонне насчитывалось целых пять – не каждая столица может похвастаться такой богатой духовной жизнью! Правда, два из них были, строго говоря, не храмы, а капища старым, заслуженным богам: северному Одину, зачем-то именуемому здесь Воданом (Йорген бы, к примеру, обиделся, если бы его имя каждый стал перевирать на свой лад), и сугубо местному Нахтхирту, которому поклонялись только в Эдельмарке и нигде больше – может быть, его и не существовало вовсе. Йорген это очень подозревал с того самого дня, как принес ему в жертву целый говяжий окорок и бочонок темного пива, но коллоквиум все равно провалил. Потом он очень ругал себя: зачем было связываться с каким-то сомнительным типом, вместо того чтобы обратиться за помощью к Девам Небесным, как подобает любому праведному человеку? Его смутило то, что владычицы дивного Регендала, по слухам, не слишком-то жаловали колдовство, пусть даже красиво нареченное «магией». Нахтхирт вроде бы, наоборот, колдунам покровительствовал, это и решило вопрос в его пользу. Увы, решение оказалось ошибочным, и Йорген Ночного Пастуха уважать перестал. Но и к Девам Небесным так ни разу и не заглянул, хотя каждый день по пути в академию проходил мимо самого большого из их храмов. Просто привычки такой – молиться – не имел. Издержки северного воспитания, что поделаешь.
По рассказам местных жителей, храм упомянутый был не только велик, но и необыкновенно красив: стены его изнутри и снаружи покрывала искусная роспись, по карнизам шла затейливая лепнина, и сусального золота тоже было много – не поскупилась на пожертвования торговая гильдия. Однако Йоргену все это великолепие увидеть не пришлось: уже второй год здание стояло в густой паутине лесов, отнюдь его не красивших. Какую-то реконструкцию затеял новый хейлиг, присланный взамен прежнего, служившего здесь не один десяток лет, но выжившего из ума от старости. В здравии ума его преемнику злые языки тоже отказали, уж больно много пожертвований тот стал требовать с прихожан и порядки какие-то странные завел… Так было поначалу, однако со временем к нему привыкли, прониклись уважением и вроде бы даже полюбили. Во всяком случае, ехидный шепот за спиной прекратился совершенно. Все это Йорген постепенно узнавал от набожной Лизхен, хотя вопрос отнюдь не занимал ни его, ни Легивара Черного. Просто молодая вдова очень любила поболтать, но говорить умела лишь о самых простых вещах, составлявших ее скромную и незатейливую жизнь.
…Питейное заведение, в которое направлялся Йорген в тот вечерний час, располагалось на полпути к академии, как раз недалеко от храма, за поворотом. Оно носило чудно́е название «У старого гуся», так было написано над дверями. Для тех же горожан, что не владели грамотой, а также для заезжих иноземцев с красивого кованого крюка свисала плоская черная фигурка гуся, держащего в одном крыле пивную кружку. А чтобы ни у кого не возникло сомнений, что гусь именно старый, другим крылом он опирался на клюку.
На сильном ветру вывеска раскачивалась, цепи истошно скрипели, и казалось, будто сам гусь противно орет дребезжащим старческим голосом.
Но в тот вечер ветра не было совершенно, и назавтра штиль обещал сохраниться: скучным и блеклым был закат, разлившийся по небу, не было в нем тех зловещих, но притягательно-красивых багровых тонов, что предвещают бурную погоду.
…И вот, изучая состояние небес (потому что маршрут был знаком до мелочей, и больше изучать было решительно нечего), Йорген случайно опустил взгляд ниже – и то, что он увидел, заставило его резко остановиться, замереть как вкопанный прямо посреди улицы. Какой-то прохожий налетел на него со спины, пробурчал что-то нелицеприятное об ослах, но Йорген даже не подумал огрызнуться, ему было совсем не до того.
На храме Дев Небесных, возвышавшемся над городом на фоне тускло-рыжего неба, больше не было лесов! Обновленный и преображенный, он предстал наконец миру во всей красе… Хотя нет, о красе теперь речи не шло. Наружной росписи стен Йорген так и не увидел. Возможно, и была она когда-то искусной, но теперь ее скрывал толстый, уже местами потрескавшийся слой белил. Лепнина тоже была старательно сбита, и позолота исчезла, а вместо покатой шатровой крыши появился высоченный шпиль. Но это было не главное.
Кованая винтовая лестница шириной элля в полтора-два серпантином вилась по стенам храма и забиралась на самый шпиль.
Человеку в двадцать лет несвойственно задумываться о том, где именно расположены у него сердце, душа и прочие полезные органы. Но в тот миг Йорген очень ясно почувствовал, как все его нутро сорвалось со своих мест и ухнуло в пятки. В памяти живо всплыли воспоминания недавнего прошлого: гадкий и грязный фрисский городок, на площади – огромный храм, обвитый точно такой же лестницей, устремленной в небо, к священным высям Регендала… И темное подземелье, и голос, тихий и печальный, бесконечно сожалеющий о судьбе пленников. «Мы не можем поступить иначе. Зло многолико и коварно. Рубить его надо под корень, без колебаний и сомнений. По первому подозрению – истреблять! И мы, верные рабы Дев Небесных, взяли на себя сию нелегкую задачу. Все, что идет в мир из Хольгарда, должно уничтожаться безжалостно, таков путь спасения, и другого не дано! Огонь, огонь! Наше спасение – в огне!» Тогда им троим удалось вырваться из плена, они избежали участи десятков колдунов, знахарок и повитух, сожженных на кострах в базарный день во имя Дев Небесных… Неужели эта лупцская зараза успела за какой-то год преодолеть границы Фриссы и расползтись по миру?!
Стало тревожно до жути. Захотелось куда-то бежать, что-то предпринять.
Но приятели в «Старом гусе» ждали дармового пива, пришлось тащиться туда и целый час изображать веселье. А потом он все-таки улизнул под шумок, уплатив вперед за вторую бочку самого крепкого пойла. К этому моменту школяры уже упились и дурными голосами горланили разудалые вагантские песни, ничего не видя вокруг себя, так что побег его остался незамеченным.
Оставив беспокойную компанию резвиться дальше, ланцтрегер направился прямиком в академию. Несмотря на поздний час, Легивара Черного он рассчитывал застать именно там, и не ошибся. Колдовство… ах, простите, магия любит темноту, поэтому двери их альма-матер не запирались ни днем ни ночью, и после полуночи в гулких академических коридорах порой бывало не менее людно, чем в утренние часы.
Друга он нашел в библиотеке, тот сидел за преподавательским столом и клевал носом над закрытой черной книгой.
– Не открывается, зараза! – посетовал маг, подняв на Йоргена сонные глаза. – Похоже, полуночи ждать придется… – Тут он окончательно пробудился и встревожился. – А ты-то зачем здесь?! Случилось что?!
– Вот именно! Случилось! – трагически подтвердил ланцтрегер и поведал, как обстоят нынче дела с праведной верой в славной Реонне.
– Похоже, это какая-то зловредная ересь, – помрачнел бакалавр. – Надо немедленно поставить в известность ректорат, не хватало, чтобы в Эдельмарке вошло в моду аутодафе!.. Кстати, а что за причина привела тебя к храму в этот час? Опять ходил в кабак, к своим университетским недоумкам? Воля твоя, конечно, но я, как старый боевой товарищ, такого поведения одобрить не могу, так и знай…
– Да знаю, знаю, – отмахнулся ланцтрегер, досадуя, что попался. – Идем уже к начальству. А то пока мы тут будем рассуждать о морали, нас начнут палить на площадях!
Господин ректор по вечернему времени встретил визитеров на пороге своих жилых апартаментов, как был в шлафроке лилового бархата, искусно расшитом драконами, и странных остроносых пантофлях, привезенных из дальних восточных земель. На его не по возрасту густых и черных, с благородной проседью волосах красовалась плетеная сеточка с мелкими жемчужинами в местах перекрещивания нитей, и Йорген чуть не фыркнул бестактно. Он привык считать, что подобные штуки носят только дамы, а оказалось, и ректоры тоже. Право, как чудно́ устроен этот мир!
Ректор был не один, в гостях у него в богато обставленной, полной забавных безделушек комнате, вокруг неудобно низкого восточного столика, накрытого на пять персон и увенчанного пузатой бутылью, сидели три профессора с темными бокалами в руках; одеты они были тоже по-домашнему. «Вечеринка в узком кругу. Почти весь ученый совет в сборе, – отметил про себя Легивар. – Удачно зашли».
– Итак, чем обязан вашему визиту, молодые… гм… – Ректор окинул Йоргена скептическим взглядом, но все-таки не отказал ему в праве считаться человеком, несмотря на явные признаки чужой крови, – …молодые люди?
Говорил Легивар на правах младшего коллеги. Студиозус фон Раух скромно помалкивал, только кивал головой в соответствующих местах. Собственно, его вмешательства и не требовалось: бакалавр изложил все очень толково, будто сам был свидетелям тех событий. Поведал и про то, как в прошлом году во фрисском городишке Лупц были вероломно захвачены в плен двое мирных путников, обратившихся в необычный, обвитый наружной лестницей храм за помощью, и про то, как тамошние хейлиги обманом заманили в город юную гизельгерскую ведьму Гедвиг Нахтигаль, посулив ей место повитухи, но вместо обещанной работы обрекли на публичное сожжение за колдовство. Рассказал о странной ереси, предписывающей искоренять всяческую магию именем Дев Небесных, и о том, что ересь эта пошла гулять по миру, неся угрозу всем мастерам тайных дел. И вывод сделал: надо все силы устремить на то, чтобы положить конец этому вредному явлению, пока оно не принесло больших бед…
Ему внимали очень сосредоточенно, с интересом и вроде бы даже благосклонно. Однако лица у профессоров оставались безмятежны, ни тени тревоги или хотя бы озабоченности не было на них.
– Что ж, – выслушав молодого коллегу, снисходительно молвил господин ректор, – история, поведанная тобой, весьма занятна и действительно заслуживает нашего внимания. Я доволен, что вы пришли к нам с ней, люди нашего круга должны знать обо всем, что творится в этом мире. Однако лично я склонен полагать и уверен, что коллеги меня поддержат… – (Коллеги дружно закивали, еще не зная, что именно они должны «поддержать»). – Да, я считаю, что ваше волнение неоправданно. У хейлигов есть молитва, но настоящей Силы нет. Они способны лишь взывать к тем, кого никто никогда не видел и чье реальное бытие отнюдь не доказано. Что они могут противопоставить нам, постигшим природу вещей, проникшим в сокровенные тайны мироздания и овладевшим теми знаниями, что недоступны простому смертному, даже если таковой облачен в рясу и мнит себя важной персоной?
– В Лупце они истребили всех ко… магов поголовно, – тихо напомнил Йорген.
Ректор с досадой отмахнулся:
– Ах, боже мой, ну какие маги могут быть в Лупце? В этом жалком городишке на краю просвещенного мира? Ярмарочные колдуны, лекари-коновалы да ведьмы-недоучки… Из них половина наверняка обыкновенные фокусники да шарлатаны! Вольно же еретикам воевать со всяким сбродом, компрометирующим гордое звание истинного мага! Пожалуй, нам даже на руку придется их деятельность. Контроль с нашей стороны, разумеется, должен быть, на днях я сделаю соответствующие распоряжения, но повторяю: поводов для беспокойства нет. Можете быть свободны, юноши. Я доволен вами.
«Юноши» задом, задом покинули помещение. Они-то довольны не были! Уж на что Легивар Черный благоговел перед академическим начальством, даже он чувствовал раздражение. Йорген – тот и вовсе кипел от ярости, зрачки его желтых глаз сделались большими, а кончики ушей стали вздрагивать нервно; в нем было очень мало от человека в тот момент, темная нифлунгская природа проявилась во всей красе. А все потому, что никто не смеет, вольно или невольно, включать в число недоучек и шарлатанов ведьму Гедвиг Нахтигаль!
– Зачем ты меня остановил?! – шипел он на спутника. – Зачем не дал сказать, что я о них думаю?!
Да, остановил… болезненным тычком в спину, в тот самый миг, когда понял, что ланцтрегер сейчас не сдержится и наговорит лишнего. А что было делать? Йоргену его магическая карьера недорога, он рискнет ею не задумываясь. А про Черного Легивара потом скажут, что они были вместе, на его будущем конфликт с господином ректором вряд ли отразится благотворно.
– Успокойся, не бесись, – увещевал он примиряюще. – Положа руку на сердце, возможно, они даже в чем-то и правы, возможно, мы поторопились поднимать тревогу…
– Они правы?! – вскричал ланцтрегер запальчиво. – Это в чем же?! В том, что надо позволить свихнувшимся хейлигам истреблять огнем несчастных людей, виноватых только в том, что их колдовское мастерство не достигло тех вершин, каковые заслужили бы уважение у этого лилового индюка в бабьей сеточке?!
Легивар Черный поморщился. Все-таки не стоило Йоргену отзываться о господине ректоре в выражениях столь резких, это признак дурного тона.
– Нет, я совсем не это имел в виду и негодование твое полностью разделяю. Но не исключено, что мы в самом деле переоценили опасность этой ереси для магического общества. Все-таки Сила на нашей стороне…
– Ха! – сказал на это Йорген фон Раух, не студиозус-первогодок, а ланцтрегер Эрцхольм, начальник Ночной стражи Эренмаркского королевства, у него даже голос стал другим, все юношеское волнение пропало, остался холодный лязг металла. – Где была эта ваша Сила, когда на мир перла Тьма?! Что же не остановили ее твои ученые коллеги, постигшие природу вещей и проникшие куда-то там? Молчишь? А я тебе скажу! Всей вашей премудрости хватало лишь на то, чтобы защиту навести, обезопасить собственную персону от порождений мрака, не попасться на зуб голодной твари – и только. Зато хейлигам, у которых есть только молитва и ничего больше, защита была не нужна. За все годы Тьмы не было случая, чтобы хоть какая-то из тварей посмела переступить порог храма или черту капища! Так что богов и служителей их не стоит списывать со счетов, и лично я склонен полагать, что опасность осталась недооцененной.
Бакалавр невольно попятился. Таким милого юношу Йоргена он видел, пожалуй, впервые. Хорошо, что преображение это приключилось уже на улице, а не в покоях ректора, а то мало ли…
– Ну что тебе на это сказать… – неуверенно пробормотал он. – Мы с тобой сделали все, что могли, руководство оповестили. Если оно не пожелало нас понять – это уже не наша беда. В случае чего пусть пеняют на себя.
– Не все, – возразил Йорген, возвращаясь к своему нормальному облику. – Если эти идиоты-колдуны действовать не желают, надо поставить в известность городские власти, пусть знают, какая дрянь завелась на их земле. Завтра утром схожу в ратушу.
Сходил. И что же? Да было то же самое! Выслушали благосклонно, поблагодарили. «Не извольте беспокоиться, благородный господин, публичные сожжения в нашем королевстве запрещены уж тому двести лет как эдиктом его величества Ульриха Пятого, и отменять его ради удовольствия приезжего хейлига никто не станет. Я лично такого разрешения ни за что не выдам».
– А если не станут они разрешения спрашивать? – усмехнулся Йорген устало.
Бургомистр, сытенький, кругленький дядечка средних лет, округлил глаза:
– Но это же совершенно невозможно! Мы очень строго следим, чтобы в городе не было пожаров! Даже для того, чтобы простой костерок во дворе развести, мусор пожечь – и то требуется дозволение цехового либо квартального старшины. А целого человека спалить – это какой же надо кострище раздуть! Нет, никак невозможно без разрешения, письменного и с печатью!
– Тьфу! – сказал Йорген на это и ушел домой писать письмо.
«Приветствую тебя, любезный мой брат Дитмар фон Раух, лагенар Нидерталь, – гласило оно. – Во первых строках сего письма спешу сообщить, что, несмотря на тяготы тайного учения, остаюсь в здравии телесном и душевном, чего желаю и тебе. Сообщаю также, что всех денег, полученных от нашего почтенного отца, издержать пока не успел, а потому передай ему при случае, чтобы новых не посылал, а лучше пусть закажет на них у ювелира эмалевый медальон в виде овцы, величиной с пол-ладони, с инкрустированными сапфиром глазками и золотыми копытцами. Я видел такой у нашего ректора и заказал бы сам, да ювелиры в Реонне, говорят, недостаточно искусны. Хотя нет, лучше поступить иначе. Возьми у отца причитающуюся мне сумму, якобы для передачи с оказией, а заказ сделай сам, ибо отец, как тебе известно, увлечения моего не одобряет и будет сердит. Рисунок для ювелира прилагаю.