Он еще много чего-то рассказывал, отвечая на расспросы Легивара, Йорген улыбался и кивал, но на самом деле их почти не слушал. Как-то смутно сделалось на сердце. Он искренне радовался счастью друга. И ведьму Гедвиг хоть и любил, но никогда не смотрел на нее иначе как на боевого товарища, близкого друга или, самое большее, сестру. И уж точно никогда не имел собственных планов на ее счет… Тогда откуда вдруг взялась в душе эта заноза, совсем тоненькая, но острая и колючая?
   Может, суть в том, что в ту пору, когда он смотрел на Гедвиг как на товарища или сестру, у него самого была нареченная невеста? Та, которой теперь не стало?
   Нет-нет, ничего трагического не произошло. Не загрыз ее ночной шторб, не унесло моровое поветрие либо иного рода несчастье. Все было по-житейски просто, такое случалось миллионы раз и еще миллионы раз случится…
 
   Галера вошла в Озифский канал, тихо скользила меж его идиллически-зеленых берегов, и Йорген с Кальпурцием, устроившись в беседке на корме, оживленно обсуждали скорую свадьбу, одну на две пары… Тогда к ним подсела ведьма Гедвиг Нахтигаль, заговорила, и голос ее был чужим и хриплым.
   – Ровно десять дней назад Илена Тиилл, дочь судии Вертиция Тиилла, стала законной женой Мирция Луулла, мага. Простите, я давно должна была вам сказать… – И расплакалась тихо, от сострадания, должно быть.
   А Йоргену в тот миг показалось, что окружающий мир канул-таки во Тьму и жизнь утратила всякий смысл. Ведь как хорошо складывалось вначале! Он уже привык считать себя человеком солидным, семейным и о Кальпурции думал не иначе как «мой шурин Тиилл» (или как вариант «мой деверь Тиилл» – не разбирался в родстве, сомневался, как правильно). И отец, ландлагенар Норвальд, был бы рад этому браку, в кои-то веки не отругал бы сына, а похвалил. И сама дева Илена так нравилась ему, уж так нравилась, что наверняка это была самая настоящая любовь… Как вдруг рухнули в одночасье все чаяния и надежды!
   Ланцтрегер страдал жестоко, целых пять дней. И в Аквинаре даже на берег не стал сходить, простился с Кальпурцием и его невестой на палубе. Гедвиг снова горько плакала, целуя его в нос (целилась выше, в лоб, но не достала). Должно быть, это собственные переживания сделали его восприимчивее к чувствам других, потому что в голове вдруг мелькнуло непозволительное: а что, если не от сочувствия вовсе она плачет так безутешно? Но он сразу прогнал такую мысль прочь, потому что Гедвиг Нахтигаль была невестой лучшего друга, и это уже никак нельзя было изменить…
   Тогда нельзя было, а теперь – тем более. И от занозы своей дурацкой, ненужной он очень хотел избавиться. Только не получалось почему-то, она больно кололась внутри…

Глава 4,
в которой жизнь всей компании спасает несуществующая тетушка белошвейки Лизхен, а ланцтрегер фон Раух крутит подолом

 
И нечестивые падут,
Покрыты пламенем и прахом.
 
А. С. Пушкин

   В академической библиотеке они даром потратили время. Загадочная книга ничего нового открыть не пожелала, показывала уже знакомую панораму Континента, и только.
   – Может, вы смотрели невнимательно? Точно не пролистали? – допытывался ланцтрегер.
   Памятуя прошлый, печальный опыт общения Йоргена с книгой, Кальпурций его к делу не подпустил, велел наблюдать издали: «Ты же не хочешь, чтобы она тебя убила?» Этого Йорген, понятно, не хотел, но все-таки любопытство взяло верх, и он, улучив момент, когда оба друга отвлеклись, ткнул в страницу пальцем. И тут же отдернул руку, едва не выдав себя вскриком – еле удержался, потому что толчок вышел болезненный, чуть не выбило фалангу из сустава. На этом он эксперименты прекратил, отошел в дальний угол, к бюсту великого алхимика Сканофия, и уже оттуда принялся подозревать силонийца с магом в недобросовестности.
   – Определенно, вы листали слишком быстро, разве так можно что-то найти? Проверьте еще раз.
   Проверили, и второй раз, и третий, и с начала листали, и с конца. Увы, второй, уточняющей, карты так и не нашлось. Как не нашлось ни списков альвийских летописей, ни сборников нифлунгских саг. Буквально накануне в библиотеке прошла большая ревизия, академическое начальство признало данные тексты не имеющими научно-магической ценности и передало на хранение в библиотеку университета в обмен на несколько черных книг и старинных трактатов по прикладным дисциплинам.
   – Ничего страшного, – заверил друзей Легивар. – Сразу после праздников я выправлю нам нужную бумагу с допуском, сходим в университет. Спешить нам особенно некуда, день-другой все равно ничего не изменит…
   Ах, как же он ошибался! Иногда даже столь короткий срок может многое изменить. В канун светлого праздника Сошествия с Небес состоялся этот разговор…
 
   Йорген проснулся среди ночи от странного шума, очень нетипичного для благочинной бюргерской Реонны. Яростный гул многоголосой толпы, время от времени прорезаемый одиночными выкриками, отчаянными до жути, доносился с улицы. Еще был треск и хлопки – нехорошие, тревожные звуки.
   Сбросив одеяло, Йорген подскочил к окну. Кровавое зарево разливалось в небе над Реонной, превратив ночь в зловещее подобие дня. «Город горит!» – была первая мысль.
   Но нет, это горел не город! Это полыхало ярким факелом красивое, древнее, надежно защищенное заклятиями от всех бед здание Реоннской Королевской академии магии и оккультизма! На пяти холмах был выстроен город, окраинные кварталы его. На втором по величине холме, на его внутреннем склоне, стоял домик вдовы Кнолль, и все, что творилось внизу, в центре города, было отлично видно из оконца мансарды, отведенной жильцам.
   Академия горела гулко, жарко, рассыпая красивые снопы разноцветных искр. А по освещенным улицам расползались от храма Дев Небесных длинные огненные змеи – вереницы людей с факелами в руках. И в разных местах города то тут, то там вспыхивали новые очаги. Все дальше от центра, все ближе к холмам…
   – ТРЕВОГА!!! – завопил Йорген по старой привычке. – ПОДЪЕМ!!!
   Он вдруг очень отчетливо и ясно понял, что именно происходит в эти минуты в Реонне.
   Заспанные, перепуганные домочадцы повскакали с мест, собрались наверху. У Лизхен вся голова была в папильотках – торчали рожками, она судорожно комкала халатик на груди. Парни бессмысленно топтались, моргали и терли глаза. Они никогда не служили в Ночной страже и вскакивать по тревоге не умели.
   – Надо выбираться из дома, быстро! – скомандовал Йорген, с него-то весь сон как рукой сняло, он был уже почти одет. – Собирайтесь скорее, что вы возитесь? Лизхен, если есть деньги и ценности, хватай – и уходим!
   – Куда?! – взвизгнула та, заметалась по комнате. – Куда же я пойду?! А дом?!
   Ланцтрегер усмехнулся зло:
   – Хочешь сгореть вместе с домом за сожительство с колдуном?
   – Да что случилось-то?! – взвыл маг, он ровным счетом ничего не понимал.
   – После, после все разговоры! Времени нет! Да скорее же! – торопил Йорген.
   Друзья одевались судорожно, напяливали что попало, не попадая в рукава и штанины. Они спешили, как могли…
   – Поздно! – вдруг зло объявил Йорген со своего наблюдательного поста у окна. – Сюда бегут! Квартал окружен – не прорвемся!
   В одиночку бы он прорвался, конечно. И даже вдвоем с Кальпурцием. Но Легивар и Лизхен…
   Хозяйка закричала.
   – Тихо! – Йорген подскочил одним прыжком, ладонью зажал ей рот. – Ни звука! Легивар, уйми свою женщину! Спрячь в шкаф! Тиилл, на столе бумага, перо – неси сюда! Живо! – Он боялся надолго отходить от окна.
   Оба повиновались механически, все еще ничего не понимая.
   Пристроившись на подоконнике, в свете пожарища Йорген писал крупно, нарочито коряво и безграмотно: «Уехала в Слюст к тетушке…»
   – Лизхен, как твою тетку зовут?
   – У меня вовсе нет тетки! – всхлипнуло из шкафа.
   – Тем лучше!
   «Уехала в Слюст к тетушке Агде на праздник. Заказы временно ни принимаются. Вирнусь скоро.
Лиза Кнолль».
   – Готово! – Он схватил исписанный лист и метнулся вниз, в переднюю. Осторожно, стараясь оставаться незамеченным с улицы, высунул руку и булавкой пришпилил записку к входной двери. Лязгнул новомодным врезным замком. – Ну, теперь нам остается только ждать. Молитесь, чтобы пронесло!
   Друзья замерли, вжавшись в стену спиной, с оружием на изготовку. Молиться никто из них не умел.
   Многосотенная толпа запрудила узкие улочки Сенного холма. Уже под самой дверью зазвучали чужие, грубые голоса:
   – Тут она живет, нечестивица! Аж два колдуна у ей в дому, один другого страшней! Один-то не человек вовсе, а тварь темная! Не иначе и сама ведьма!
   – Как же не ведьма? Муж-то помер у ней! Не своей, говорят, смертью помер!
   – Ведьма, ведьма!
   – А вдруг ежели не ведьма она?! Белошвейка, сказывают…
   – На том свете Девы Небесные разберут, какая она белошвейка!
   – Хорош болтать! Ломай дверь, парни, покуда не сбежали колдуны! Лови их потом по всей округе, как серыми волками обернутся!
   – Да погодь ты со своим «ломай»! Не вишь, бумажка какая-то? Кто читать умеет? Эй, кто тута есть грамотный?
   – Уе… уе-ха-ла в… к… к тету… тетушке… Э! Да ее дома-то нет!
   – Как нет? А колдуны ее?
   – И колдунов нет. Разве кто оставит в дому двух чужих без присмотра? А ну как покрадут чего! У ней мужик не бедный был – цирульник! Господам бороды брил. Кой-чё оставил небось…
   – А пошли сами пошарим, может, и найдем. Поделим.
   – Рехнулся – под праздник?! Грех это великий. Ишь ведьма – самой дома нет и то под грех подвести сподобилась. Жги!
   – Ай! – не выдержала, задушенно взвизгнула в своем шкафу Лизхен, но тонкий голосок ее растворился в общем шуме.
   – Жги, не жалей! Пали ее! Пали!
   И бабий голос, резкий и скандальный:
   – Я те запалю, дурень, я те запалю! У самих сарай рядом – перекинется, не попустите Девы Небесные, кто тушить станет?! Воротится ведьма, ее и жги саму! А жилье неча портить, пригодится ишшо. Ну, чё встали, как кони перед оковой? Чё ждете? На той стороне еще повитухи Терезы дом остался!.. Во славу Дев Небесных!!!
   – Жги ведьму! Жги-и-и!
   – В ого-о-онь!
   – …И-и-и!
   – …О-о-о!
   Голоса постепенно стихали.
   И стихли совсем.
   – Фу-у! – Йорген шумно перевел дух и сполз спиной по стене – на новеньких бумажных обоях в цветочек осталась царапина от шипа армейского ремня. Отчего-то мелко и гадко, как у новобранца, тряслись колени.
   Кальпурций с Легиваром опустились рядом, на их бледных лицах блестел холодный пот. Побитой собачкой скулила Лизхен в шкафу.
   – Здорово ты придумал с запиской, – стараясь скрыть дрожь в голосе, похвалил друга силониец. – Молодец, друг!
   – Ага, – согласился Йорген, он и сам так считал. – Воистину, это было наитие! Спасибо тетушке Агде, мы пока что живы. Надо подумать, как будем уходить. В Реонне оставаться нельзя, похоже, весь город в одночасье спятил.
   – Может, лучше нам пересидеть в доме до утра? – засомневался маг. Вид бушующих, залитых заревом улиц его пугал. – Эти подонки вряд ли сюда вернутся. Спокойно дождемся рассвета, потом переоденемся в простых горожан и пойдем себе…
   Йорген на минуту задумался. А как бы действовал он сам, если бы перед ним стояла боевая задача очистить город от колдунов? Ну да! Сначала первый, внезапный удар, чтобы накрыть всех разом, не дав опомнится и пустить в ход колдовство. Для этой цели и были использованы озверевшие горожане с факелами – что ж, грамотно сработано. Но колдуны – они тоже не дураки, есть опасность, что кто-то из них сумел ускользнуть из лап толпы. Значит, надо подстраховаться, еще раз проверить все колдовские логовища. И отрядить на такое дело надо опытных ловцов, а не полуграмотных олухов, что верят разным дурацким бумажкам…
   – Нет, в доме оставаться опасно, сюда могут прийти другие. И знаешь, учитывая, что я «не человек вовсе, а тварь темная», переодеться простым горожанином мне будет трудновато.
   – Прости, я не подумал! – пробормотал Легивар, ему стало неловко.
   А Кальпурций Тиилл взмолился жалобно:
   – Друзья мои, объясните, ради бога, что все-таки происходит? Что это за погромы? Какой-то дикий местный обычай? – Спросонья он удивительно туго соображал.
   – Праздник Сошествия с Небес, – усмехнулся ланцтрегер. – Это все храм с лестницей, его происки! Вспомни Лупц.
   Силониец, уже немного пришедший в себя, снова побледнел. Теперь и он все понял.
   – Какое счастье, что с нами нет Гедвиг! – выпалил он от души.
   А Черный Легивар подумал: «Ничего счастливого в этом нет. Неизвестно, как обстоятельства будут складываться дальше, а Гедвиг Нахтигаль – сильная ведьма и хорошая целительница, ее присутствие было бы совсем не лишним». Но вслух он высказывать эту мысль не стал, подозревая, что любящий супруг ведьмы его все равно не поймет.
 
   Из дома выходили тихо, по одному. Первым – силониец. Его в городе никто не знал, ему ничего не грозило. Выскользнул, оглядел пустынную улицу, махнул рукой. Следом метнулась Лизхен с маленьким узелком – всего-то и разрешили ей взять что мешочек со сбережениями, любимую бронзовую статуэтку в виде кота и две серебряные ложки (свадебный подарок). Вместо привычного опрятного платья, кружевного передника с вышивкой и скромного вдовьего чепца на ней была напялена бесформенная старушечья кофта и широченная мятая юбка из гардероба свекрови-покойницы, нечесаные космы выбивались из-под рваного платка, и лицо было перемазано сажей – нищенка-побирушка, да и только! Скажи, что почтенная вдова цирюльника – не поверит никто. За ней вышел маг. Без вечной своей долгополой хламиды и шапочки, с остриженными наспех волосами он выглядел совсем другим человеком. Даже хорошие знакомые, пожалуй, не сразу узнали бы в этом молодом, представительном парне унылого бакалавра Легивара Черного – простая одежда превратила его в типичного обитателя ремесленных кварталов.
   Последним уходил Йорген, аккуратно заперев за собой дверь. Он тоже принял участие в маскараде, хотя большого смысла в этом не было – лицо нифлунга, доставшееся ему от матери, никуда не спрячешь. Но оставаться в стороне, когда другие наряжаются, было обидно, лишиться такого развлечения он не желал. Тем более что в хозяйстве покойного брадобрея нашелся великолепный огненно-рыжий парик, белила и румяна, а Лизхен пожертвовала лучшим своим праздничным платьем на бретелях, со шнуровкой по бокам, и шелковой белой рубашкой с пышными рукавами – все равно пропадать добру. Платье ланцтрегер натянул прямо поверх штанов. Сидело оно безобразно из-за отсутствия бюста. Положение немного исправила широкая ифертская шаль, но все равно красавица получилась та еще!
   – Йорген, не обижайся, но больше всего ты похож на гулящую девку! – вынес вердикт маг, потому что силониец сказать такое лучшему другу не посмел.
   – Главное, что не на колдуна! – хихикнул тот, решительно не усматривая повода для обид.
   В общем, компания собралась, прямо скажем, пестрая: благородный силониец, скромный ремесленник, очень нескромная и нескладная девица да нищенка средних лет. «Что связывает этих людей, столь не похожих меж собой?» – непременно должен был возникнуть вопрос. Поэтому сначала шли порознь, на расстоянии нескольких шагов друг от друга: вроде бы не вместе они, случайные прохожие, и только. Однако очень скоро стало ясно: никто на них внимания не обращает, улицы, по которым толпа с факелами уже пронеслась, были совершенно пусты. И как-то постепенно, незаметно для себя беглецы сбились в кучку – вместе было не так жутко.
   Душный запах жареного мяса висел над городом. Они ожидали увидеть пожарища, но их не было, все строения стояли целые – в Реонне жил бережливый народ. Зачем портить добро? Еще самим пригодится. Но перед некоторыми из домов догорали огромные кострища, что-то бесформенное, обугленное лежало в них. И мелкие ночные твари, недобитые порождения отступившей Тьмы, копошились в этих горелых кучах, чавкали жадно и громко. В ту сторону лучше было не смотреть.
   Только одно здание выгорело дотла, и от раскаленных камней его все еще шел нестерпимый жар – академия.
   – Не представляю, как они ухитрились его запалить? – бормотал маг в смятении. – Такая защита стояла, такая защита! Она считалась совершенно неуязвимой…
   – Угу. А воины Железного Легиона Смерти считались совершенно непобедимыми! – зло усмехнулся Кальпурций Тиилл, вспомнив что-то свое, личное.
   – Что же стало со всеми? С ректором, с профессорами нашими, с лаборантами, с обслугой, кто при академии жил… – продолжал бакалавр убито.
   – Ах, Легивар, друг мой! Прошу тебя, давай мы сейчас не станем об этом думать! – взмолился Йорген, и тот послушно умолк. Но про себя подумал все-таки: «Это были сильные, опытные маги. Наверняка кому-то из них удалось спастись. Ну конечно, кто-нибудь обязательно спасся!» Так ему было легче.
 
   Восточный горизонт начинал светлеть, когда они добрались до Северных ворот. Полусонный стражник загромыхал железной калиткой. Отпирать ради четырех пешеходов большие створы он не собирался, больно много чести, даже если один из путников, судя по виду, важный господин. Ничего, калиточкой обойдется, чай, не застрянет. Вот как солнце взойдет, так и ворота можно отмыкать. А до той поры – не обязан.
   – Куда подались в такую-то рань? – недовольно пробурчал привратник, обращаясь к высокой молодой девке: рыжая и размалеванная, подолом крутит – из гулящих, видать. – Чего по домам не сидится?
   – Как же! – странным, пискливым голосом ответила та. – Ведь большой праздник сегодня! Полночи вашему храму кланялись, к вечерней хотим в Слюст поспеть. Паломники мы, ходим по святым местам, грехи замаливаем.
   Стражник сипло хохотнул:
   – Да уж! Тебе, девка, видать, есть что замаливать!.. А то, может, эта… заглянешь в каморку ко мне, согрешишь еще разок? А вечером заодно и замолишь. Соглашайся, девка, не обижу!
   – Фу! Грех великий в праздник говорить такое, – фыркнула та драной кошкой.
   – Грех, грех! Заладила, как хейлиг в рясе. Ладно, скажи тогда, что горело-то в городе ночью? От такущее зарево стояло, – он развел руками над головой, – до неба подымался огонь! А что – не видать было, холм застил.
   – Это, дядька, колдовская академия сгорела за грехи. Вот будешь гадости измышлять – и твои ворота тоже сгорят! – выпалила девка, тряхнула юбкой и удрала.
   – Девы Небесные, Йорген! – простонал силониец, когда они оказались от городской стены на расстоянии достаточном, чтобы голоса были не слышны. – Ну зачем ты, право, стал вступать в разговоры с этим человеком?! И пищал так ужасно! Это было очень неестественно и подозрительно, он мог нас разоблачить. У меня сердце в пятки ушло от тревоги! – Вообще-то в таком контексте обычно говорят «от страха», но не мог сын славного рода Тииллов позволить себе бояться. Тревожиться – самое большее!
   Ланцтрегер хихикнул, он-то от собственного представления был в полном восторге.
   – Разве я виноват, что он заговорил именно со мной? Если бы я в ответ промолчал, это было бы еще более подозрительно. И волновался ты напрасно, уж со стражниками-то я справился бы, попытайся они нас задержать… Только не знаю, наверное, неудобно было бы. Подол мешает, слишком длинный…
   – Вот именно! – вскричал Легивар с жаром. – Подол! Зачем ты стал его дергать, скажи на милость?! Стоял бы смирно, целомудренно – никто бы на тебя внимания не обратил. А то про грехи рассуждает, а сам юбками крутит, будто блудница из красного квартала! И где только научился?
   – У зегойнов видел, – пояснил Йорген с достоинством. – Их женщины всегда так делают. Вот и захотелось попробовать – вдруг тоже получится? И вообще, что вы на меня напали оба? – Он перешел из обороны в нападение. – Разве я виноват, что в образ вошел? Может, во мне внезапно пробудился лицедейский дар?
   – Ох, не ко времени он в тебе пробудился, – вздохнул бакалавр. – И из образа можешь пока выходить. Здесь, похоже, все спокойно, никто даже не знает, что творится в Реонне. Да, кстати, что ты привязался к этому несчастному Слюсту? Других городов, что ли, в Эдельмарке нет? – На нервной почве Легивар впал в нездоровую раздражительность и усмотрел еще один повод для недовольства.
   – Просто я не знаю других, только Слюст, – миролюбиво отвечал ланцтрегер. Ему не хотелось ссориться. Настроение стало бодрым, и тоска последних недель сошла на нет. Кончилось мирное время, жизнь стремительно входила в привычную с детства колею.

Глава 5,
в которой Легивар Черный соединяет мертвое с живым и демонстрирует отсутствие ложной скромности, а Йорген заводит странное знакомство

 
Бежит с намереньем жестоким
Ей нос и уши отрубить…
 
А. С. Пушкин

   Эдельмарк по праву считался самым густонаселенным королевством запада. Села, деревни и отдельно стоящие хутора встречались здесь буквально на каждом шагу, их разделяло не более двух-трех лиг. В деревнях и хуторах народ жил мирный и состоятельным путникам всегда был рад угодить: удалось очень дешево купить трех лошадей (с лихвой хватило бы и на четвертую, но Лизхен ездить верхом не умела, ее усаживал перед собой Легивар), разжиться запасом еды и кое-каких вещей, полезных в дальней дороге. Но в селах были свои маленькие храмы, и змеи-лестницы кое-где уже успели обвить их стены. В таких местах дорога была перегорожена телегами, и мужики с дрекольем требовали от каждого из путников, будь он пеший или конный, доказательств непричастности к колдовству – целое испытание нужно было пройти. К счастью, действовали они в меру собственных суеверных представлений, не имеющих под собой никакой реальной основы.
   Одни воображали, будто колдун не способен переступить через окружность, начертанную рыбьей кровью. Другие были убеждены, что он обязательно обернется серым волком, если перекувыркнется через нож. Третьи желали, чтобы испытуемый три раза читал «Восславим Дев Небесных», а потом широко разевал рот, поскольку на третьем разе у предполагаемого колдуна должен был окаменеть язык. Четвертые хотели не молитв, а заклинаний. Видно, очень умными себя считали, вот и придумали: если колдовскую формулу произнесет человек простой – ровным счетом ничего не произойдет, но в устах чародея она обретет силу и колдовство свершится: вода в ведре покроется льдом (именно на такой эффект была рассчитана раздобытая ими формула). Что ж, Легивар от души веселился, нарочито медленно, по слогам, будто совершенно незнакомый текст, читая предложенное заклинание. Дураки! Разве в одних словах дело?
   В общем, испытания были нелепыми до курьезного, друзья наши справлялись с ними легко, так что долго удавалось обходиться без кровопролития. Только у Йоргена однажды возникла заминка с кувырком через нож. Нет, в зверя он не обернулся, на такое способны вервольфы, но отнюдь не нифлунги, хотя и те и другие в равной мере принадлежат Тьме. Произошло превращение несколько иного рода – парик слетел с головы, а под длинным подолом, в котором он благополучно запутался, обнаружились штаны с сапогами. В общем, была девка, стал парень, да еще природы нечеловеческой – чистой воды колдовство! Мужики ощетинились вилами, топорами да дубинами: не пройдешь, нечестивец! На костер его!
   Ну что ж? Десять кнехтов, одни вилы, четыре топора, пять дубин… Достал свой меч Йорген фон Раух, ланцтрегер Эрцхольм, глава Ночной стражи Эренмаркского королевства, привычный выходить один, в темноте, против трех вервольфов, – и отлетела ближайшая рука с топором в дорожную пыль, выпустила топор, заскребла пальцами, не понимая еще, что конец ей пришел…
   Все. Больше желающих творить божий суд не нашлось. Мужики с воем умчались за рощу, оставив и оружие свое, и раненого товарища прямо посреди дороги.
   – И что нам теперь делать? – спросил Йорген озадаченно. – Ведь помрет. Кровью истечет!
   – Туда ему и дорога! – не промедлил с ответом Легивар. – Он тебя сжечь хотел. Поехали отсюда, пока эти олухи не привели подмогу.
   Ланцтрегер послушно вскочил на коня… и тут же спрыгнул.
   – Нет, я так не могу! Все-таки живой человек… пока.
   Ну не умел ланцтрегер Эрцхольм воевать с людьми, что тут поделаешь? Защищать их привык от ночных тварей, а не убивать.
   – Надо его перевязать, что ли…
   – Надо! – от души согласился благородный силониец и тоже спешился.
   Вдвоем они кое-как перетянули обрубок жгутом из куска нижней юбки Лизхен, остановили кровь. Тогда пострадавший открыл дурные от боли и ужаса глаза и сказал: «А-а-а!» Потому что склонились над ним не добрые соседи, а заезжие колдуны.
   Легивар Черный брезгливо, двумя пальцами, поднял с земли отрубленную кисть. Помотал перед носом раненого, спросил насмешливо:
   – Твое добро?
   – М…мое! – промычал тот в панике.
   – А хочешь, приращу, пока свежая?
   Несмотря на панику, соображал мужик на редкость быстро.
   – Хочу, добрый господин! Сделайте милость! Богов стану за вас молить…
   Легивар смотрел на несчастного с ухмылкой палача:
   – Да ведь это будет самое настоящее колдовство! Ты об этом подумал, грешный? Что твои Девы Небесные скажут?
   – Пускай! – истово закивал мужик. – Пускай колдовство! Колесник я, ваша милость! Куды ж мне без руки? По миру только идти! А у меня ртов восемь штук и баба снова на сносях! Помилосердствуйте! – Он пустил слезу и закатил глаза.