Страница:
23. После того как революционная ситуация была загублена пассивностью и нерешительностью, Сталин долго еще защищал от Троцкого брандлеровский ЦК, защищая тем самым самого себя. При этом Сталин ссылался, конечно, на "своеобразие". Так, 17 декабря 1924 года -- через год после крушения в Германии! -- Сталин писал:
"Об этом своеобразии нельзя забывать ни на одну минуту. О нем особенно следует помнить при анализе германских событий осенью 1923 г. О нем прежде всего должен помнить т. Троцкий, огульно (!) проводящий аналогию (!!) между Октябрьской революцией и революцией в Герма
нии и безудержно бичующий германскую компартию".
("Вопросы ленинизма", изд. 1928 г., с. 171.)
Таким образом, Троцкий был повинен в те времена в
"бичевании" брандлерианства, а не в покровительстве ему.
Из этого ясно видно, насколько Сталин с его Молотовым
пригодны для борьбы против правых в Германии!
1924 год -- год великого поворота. Весною этого года
Сталин повторяет еще старые формулы о невозможности
построения социализма в отдельной стране, тем более от
сталой. Осенью того же года Сталин порывает с Марксом и
Лениным в основном вопросе пролетарской революции и
строит свою "теорию" социализма в отдельной стране.
Кстати сказать, нигде у Сталина эта теория в положитель
ной форме не развернута и даже не изложена. Все обосно
вание сводится к двум заведомо ложно истолкованным ци
татам из Ленина. Ни на одно возражение Сталин не отве
тил. Теория социализма в отдельной стране имеет админи
стративное, а не теоретическое обоснование.
В том же году Сталин создает теорию "двухсостав
ных", т. е. двухклассовых рабоче-крестьянских партий для
Востока. Это есть разрыв с марксизмом и всей историей
большевизма в основном вопросе: о классовом характере
партии. Даже Коминтерн оказался в 1928 году вынужден
ным отодвинуться от теории, которая надолго загубила ком
партии Востока. Но великое открытие продолжает фигури
ровать и сегодня в сталинских "Вопросах ленинизма".
В том же году Сталин проводит подчинение китай
ского коммунизма буржуазной партии Гоминдан, выдавая
последнюю за "рабоче-крестьянскую" партию выдуманного
им образца.
Китайские рабочие и крестьяне авторитетом Коминтерна политически закабаляются буржуазией. Сталин организует в Китае то "разделение труда", которое Ленин помешал ему организовать в России в 1917 году: китайские рабочие и крестьяне "завоевывают", Чан Кайши "закрепляет".
Политика Сталина явилась прямой и непосредственной причиной крушения китайской революции.
Позиция Сталина -- его зигзаги -- в вопросах совет
ского хозяйства слишком свежи в памяти наших читателей,
поэтому мы на них здесь не останавливаемся.
Напомним еще в заключение только о "Завещании"
Ленина. Дело идет не о полемической статье или речи, где
можно с основанием предположить неизбежные преувели
чения, вытекающие из горячности борьбы. Нет, в "Заве
щании" Ленин спокойно, взвешивая каждое слово, подает
последний совет партии, оценивая каждого из своих сотруд
ников на основании всего опыта своей работы с ними. Что
говорит он о Сталине?
а) "груб";
б) "нелоялен";
в) "склонен злоупотреблять властью".
Вывод: снять с поста генерального секретаря.
Еще через несколько недель Ленин продиктовал Сталину записку, в которой заявлял о
"разрыве с ним всяких личных и товарищеских отношений".
Это было одно из последних волеизъявлений Ленина. Все эти факты закреплены в протоколах июльского Пленума ЦК за 1927 г.
* * *
Таковы некоторые вехи политической биографии Сталина. Они дают достаточно законченный образ, в котором энергия, воля и решимость сочетаются с эмпиризмом, близорукостью, органической склонностью к оппортунистическим решениям в больших вопросах, личной грубостью, нелояльностью и готовностью злоупотреблять властью для подавления партии.
СТАЛИН КАК ТЕОРЕТИК
I. МУЖИЦКИЙ БАЛАНС ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ И СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИЙ
"...Появление т. Сталина на конференции аграрников-марксистов-- это была эпоха в истории Коммунистической академии. Исходя из того, что говорил т. Сталин, нам пришлось пересмотреть все свои планы и переделать их в том направлении, о каком говорил т. Сталин. Выступление т. Сталина дало громадный толчок в нашей работе".
(Покровский на XVI съезде.)
В своем программном докладе на конференции аграрников-марксистов (27 декабря 1929 года) Сталин долго распространялся насчет того, будто "троцкистско-зиновьевская оппозиция" считает, что
"Октябрьская революция, собственно говоря, ничего не дала крестьянству".
Вероятно, даже почтительным слушателям эта выдумка показалась слишком уж топорной. Надо, однако, для ясности привести цитату полнее:
"Я имею в виду,-- говорил Сталин,-- теорию о том, что Октябрьская революция дала будто бы крестьянству меньше (?), чем Февральская революция; что Октябрьская революция, собственно говоря, ничего не дала крестьянству". Изобретение этой "теории" Сталин приписывает одному из советских статистов-экономистов Громану, известному в прошлом меньшевику, после чего прибавляет:
"Но эта теория была подхвачена троцкист-ско-зиновьевской оппозицией и использована против партии".
Теория Громана насчет Февральской и Октябрьской революций нам совершенно неизвестна. Но Громан здесь вообще ни при чем. Он припутан только для заметания следов. Каким образом Февральская революция могла дать крестьянину больше, чем Октябрьская? Что вообще дала Февральская революция крестьянину, кроме верхушечной
и потому совершенно ненадежной ликвидации монархии? Бюрократический аппарат остался старый. Земли Февральская революция крестьянину не дала. Зато она дала ему продолжение войны и обеспечила дальнейшее развитие инфляции. Может быть, Сталину известны какие-нибудь другие дары Февральской революции крестьянам? Нам они неизвестны. Февральская революция потому и уступила место Октябрьской, что кругом обманула мужика.
Мнимую теорию оппозиции о преимуществах Февральской революции над Октябрьской Сталин связывает с теорией "насчет так называемых ножниц". Этим он выдает до конца источники и цели своей кляузы. Сталин полемизирует, как я сейчас покажу, против меня. Лишь для удобства своих операций, для маскировки наиболее грубых искажений он прячется за Громана и за безымянную "троцкистско-зиновьевскую оппозицию" вообще.
Действительное существо вопроса состоит в следующем. На XII съезде партии (весною 1923 года) я впервые демонстрировал угрожающее расхождение промышленных и сельскохозяйственных цен. В докладе моем это явление впервые было названо "ножницами цен". Я предупреждал, что дальнейшее отставание промышленности будет раздвигать эти ножницы и что они могут перерезать нити, связывающие пролетариат и крестьянство.
В феврале 1927 года на Пленуме Центрального Комитета при обсуждении вопроса о политике цен я в 1001-й раз пытался доказать, что общие фразы вроде "лицом к деревне" проходят мимо существа дела и что с точки зрения смычки с мужиком вопрос разрешается в основе своей соотношением цен на сельскохозяйственные и промышленные продукты. Беда крестьянина состоит в том, что ему трудно заглянуть далеко вперед. Но под ногами у себя он видит очень хорошо, твердо помнит вчерашний день и умеет подводить своему товарообмену с городом баланс, который является для него в каждый данный момент балансом революции.
Экспроприация помещичьего землевладения вместе с налоговыми облегчениями освободили крестьянство от уплаты суммы около пятисот --шестисот миллионов рублей. Это есть явное и неоспоримое завоевание крестьянства благодаря Октябрьской революции,-- отнюдь не Февральской.
Но наряду с этим огромным плюсом крестьянин столь же отчетливо различает и минус, который принесла ему та же Октябрьская революция. Этот минус состоит в чрезмерном удорожании промышленных продуктов по сравнению с довоенными ценами. Разумеется, если бы в России сохранился капитализм, ножницы цен, несомненно, имели бы место,-- это явление международное. Но, во-первых, крестьянин этого не знает. А, во-вторых, нигде эти ножницы не раз
двинулись так, как в Советском Союзе. Большие потери крестьянства на ценах имеют временный характер, отражая период "первоначального накопления" государственной промышленности. Пролетарское государство как бы берет у крестьянина взаймы, чтобы вернуть ему затем сторицею. Но все это уже относится к области теоретических соображений и исторического предвиденья. Мысль же крестьянина эмпирична и опирается на факты в их сегодняшнем разрезе. "Октябрьская революция освободила меня от уплаты полумиллиарда земельной ренты,-- рассуждает мужик.-- Спасибо большевикам. Но государственная промышленность берет у меня на ценах гораздо больше, чем брали капиталисты. Тут что-то у коммунистов неладно". Другими словами, крестьянин подводит баланс Октябрьской революции путем сочетания двух ее основных статей: аграрно-демократической ("большевистской") и индустриально-социалистической ("коммунистической"). По первой статье --явный и бесспорный плюс; по второй статье -- пока еще явный минус, притом на сегодняшнее число значительно превышающий плюс. Пассивное сальдо Октябрьской революции, составляющее основу всех недоразумений между крестьянином и советской властью, находится, в свою очередь, в самой тесной связи с изолированным положением Советского Союза в мировом хозяйстве.
Спустя почти три года после старых споров, Сталин на беду свою вернулся к вопросу. Так как он обречен повторять чужие зады и в то же время заботиться о своей "самостоятельности", то он вынужден на каждом шагу беспокойно оглядываться на вчерашний день "троцкистской оппозиции" и... заметать следы. Сталин совершенно не понял в свое время "ножниц" города и деревни; в течение пяти лет (1923--1928) он видел опасность в забегании промышленности вперед, а не в ее отставании; чтоб смазать все это хоть как-нибудь, он в своем докладе бормочет нечто несвязное о "буржуазном предрассудке (!!!) насчет так называемых ножниц". Почему это предрассудок? И в чем его буржуазность? Но Сталин не обязан отвечать на эти вопросы, так как никто не смеет ему задавать их.
Если бы Февральская революция дала мужику землю, то Октябрьская революция, при ножницах цен, не могла бы продержаться и двух лет. Вернее сказать, Октябрьская революция не могла бы и совершиться, если бы Февральская оказалась способной разрешить основную аграрно-демокра-тическую задачу путем ликвидации частного землевладения.
Выше мы уже косвенно напоминали, что в первые годы после Октября крестьянин упорно стремился противопоставлять коммунистов большевикам. Последних он одобрял,-
именно потому, что они совершили земельную революцию с такой решительностью, с какой она не совершалась еще нигде и никогда. Но тот же крестьянин был недоволен коммунистами, которые, взяв в свои руки фабрики и заводы, товары доставляют по дорогой цене. Другими словами, крестьянин очень решительно одобрял аграрную революцию большевиков, но с тревогой, с сомнением, а подчас и с открытой враждебностью относился к первым шагам социалистической революции. Довольно скоро, однако, мужику пришлось понять, что большевики и коммунисты -- одна и та же партия.
В феврале 1927 года вопрос был поставлен мною на Пленуме ЦК следующим образом.
Ликвидация помещиков открыла нам у мужиков большой кредит, как политический, так и экономический. Но этот кредит не вечен и не безграничен. Вопрос решается соотношением цен. Только ускорение индустриализации, с одной стороны, коллективизации крестьянских хозяйств, с другой, может привести к более выгодному для деревни соотношению цен. В противном случае выгоды аграрной революции целиком сосредоточатся в руках кулаков, ножницы же будут больнее всего ранить бедняков. Дифференциация середняков пойдет ускоренно. Результат при этом может быть один: крушение диктатуры пролетариата.
"В этом году,-- говорил я,-- на внутренний рынок будет выброшено промышленных товаров всего на 8 млрд рублей по розничным ценам... Деревня заплатит за свою меньшую половину товаров около 4 млрд рублей. Примем розничный промышленный индекс по отношению к довоенным ценам за 2,-- как говорил здесь Микоян... Это значит, что деревня на промышленных изделиях переплачивает около 2 млрд рублей... Баланс (крестьянина): аграрно-демократичес-кая революция принесла мне, помимо всего прочего, 500 млн рублей в год (ликвидация арендной платы и снижение налогов). Социалистическая революция перекрыла эту прибыль 2-миллиардным убытком. Ясно, что баланс сводится с 1,5-миллиардным дефицитом".
Никто мне не возразил на этом заседании ни слова, но Яковлев, нынешний народный комиссар земледелия, а тогда еще только чиновник особых поручений по делам статистики, получил задание: во что бы то ни стало ниспровергнуть мой расчет. Яковлев сделал все, что мог. Со всеми законными и незаконными поправками и ограничениями Яковлев на следующий день оказался вынужден признать, что баланс Октябрьской революции для деревни в целом
все еще сводится с минусом. Приведем опять подлинную цитату:
"...Выигрыш от уменьшения прямых платежей по сравнению с довоенным временем равен примерно 630 млн червонных рублей... Крестьянство потеряло в прошлом году около 1 млрд рублей вследствие того, что оно покупает промтовары не по индексу крестьянского дохода, а по розничному индексу промтоваров. Отрицательное сальдо равно около 400 млн рублей". Ясно, что расчет Яковлева в основном подтвердил мою мысль: крестьянин реализовал крупный доход от совершенной большевиками демократической революции, но терпит пока еще убыток от совершенной ими социалистической революции, причем убыток значительно превышает прибыль. Я оценил пассивное сальдо в полтора миллиарда. Яковлев-- менее чем вполмиллиарда. Считаю и сейчас, что моя цифра, отнюдь не претендовавшая на точность, была ближе к действительности, чем яковлевская. Разница двух цифр сама по себе очень значительна, но она не меняет моего основного вывода. Острота хлебозаготовительных затруднений явилась подтверждением моего расчета как более тревожного. Нелепо, в самом деле, думать, будто хлебная заготовка верхних слоев деревни вызывалась чисто политическими мотивами, т. е. враждебностью кулака по отношению к советскому государству. На такого рода "идеализм" кулак не способен. Если он не вывозил свой хлеб на продажу, то потому, что обмен становился невыгоден вследствие ножниц цен. Поэтому же кулаку удавалось втягивать в орбиту своего влияния и середняка.
Этот расчет имеет грубый, так сказать, валовой характер. Составные статьи баланса могут и должны быть расчленены применительно к трем основным слоям крестьянства: кулакам, середнякам и беднякам. Однако в тот период --начала 1927 года -- официальная статистика, вдохновлявшаяся Яковлевым, игнорировала или злостно преуменьшала дифференциацию деревни, политика же Сталина -- Рыкова -- Бухарина была направлена на покровительство "крепкому" крестьянину и на борьбу с "иждивенчеством" бедняка. Таким образом, внутри деревни пассивное сальдо баланса особенно тяжко давило именно на низы крестьянства.
Но откуда все-таки взялось у Сталина противопоставление Февральской революции и Октябрьской? -- спросит читатель. Вопрос законный. Сделанное мною противопоставление аграрно-демократической и индустриально-социалистической революций, Сталин, совершенно неспособный к теоретическому, т. е. абстрактному мышлению, смутно понял по-своему: он решил попросту, что демократическая ре
волюция -- значит Февральская. На этом необходимо остановиться, ибо старое, традиционное непонимание Сталиным и его единомышленниками взаимоотношения демократической революции и социалистической, лежащее в основе всей их борьбы против теории перманентной революции, успело уже причинить ужасающие бедствия, особенно в Китае и Индии, и остается источником убийственных ошибок и по сей день.
Дело в том, что Февральскую революцию 1917 года Сталин встретил, по существу, левым демократом, а не пролетарским революционером-интернационалистом. Он это ясно показал всем своим поведением до приезда Ленина. Февральская революция была для Сталина, и, как видим, осталась, "демократической" революцией par exellence *. Он стоял за поддержку первого временного правительства, которое возглавлялось национал-либеральным помещиком кн. Львовым, имело национал-консервативного фабриканта Гучкова военным министром, а национал-либерала Милюкова министром иностранных дел. Обосновывая на совещании партии 29 марта 1917 года необходимость поддержки буржуазно-помещичьего временного правительства, Сталин заявлял:
"Власть поделилась между двумя органами, из которых ни один не имеет всей полноты власти. Роли поделились. Совет фактически взял почин революционных преобразований; Совет -- революционный вождь восставшего народа, орган, конструирующий Временное правительство. Временное правительство взяло фактически роль закрепителя завоеваний революционного народа... Поскольку Временное правительство закрепляет шаги революции,--постольку ему поддержка..." **
"Февральское" буржуазно-помещичье и насквозь контрреволюционное правительство являлось для Сталина не классовым врагом, а сотрудником, с которым надо установить разделение труда. Рабочие и крестьяне будут "завоевывать", буржуазия будет "закреплять". Все вместе составит "демократическую революцию". Формула о поддержке буржуазии "постольку --поскольку", основная формула меньшевиков, была в то же время и формулой Сталина. Все это говорилось Сталиным через месяц после февральского переворота, когда характер Временного правительства должен
* Преимущественно (лат.).
** Речь Сталина цитируется нами по официальному протоколу, который до сих пор тщательно скрывается от партии. Подчеркивания сделаны нами.
был быть ясен и слепому уже не на основании марксистского предвиденья, а политического опыта.
Как показал весь дальнейший ход событий, Ленин в 1917 году, в сущности, не переубедил Сталина, а только отстранил его локтем. На механическом расчленении демократической революции и социалистической построена вся дальнейшая борьба Сталина против теории перманентной революции. Сталин до сих пор не понял, что Октябрьская революция была прежде всего демократической революцией и что только поэтому она могла осуществить диктатуру пролетариата. Произведенный мною баланс демократических и социалистических завоеваний Октябрьской революции Сталин приспособил попросту к своей старой концепции. После этого он ставит вопрос: "Верно ли, что крестьяне ничего не получили от Октябрьской революции?" И, рассказавши о том, что
"благодаря Октябрьской революции крестьяне освободились от помещичьего ярма", (этого мы, видите ли, никогда раньше не слышали!), Сталин заключает так:
"Как можно после этого утверждать, что Октябрьская революция ничего не дала крестьянам?"
Как можно после этого утверждать, спросим мы, что у этого "теоретика" есть хоть крупица теоретической совести?...
* * *
Приведенный выше неблагоприятный для деревни баланс Октябрьской революции является, разумеется, временным и переходным. Главное значение Октябрьской революции для крестьянства в том, что она создала предпосылки социалистической перестройки сельского хозяйства. Но это -- дело будущего. В 1927 году коллективизация была еще в полном загоне. О "сплошной" никто еще и не помышлял. Сталин, однако, и ее включает задним числом в расчет. "Теперь, после усиленного развития колхозного движения,-- предвосхищает наш теоретик будущее и переселяет его в прошлое,-- крестьяне имеют возможность ...производить гораздо больше, чем раньше, при той же затрате труда". И после этого снова:
"Как можно после всего этого (!) утверждать, что Октябрьская революция не дала выигрыша крестьянству? Разве не ясно, что люди, говорящие такую небылицу, явным образом лгут на партию и на советскую власть?.." Упоминание о "небылице" и о "лжи", как видим, здесь
вполне на своем месте. Да, некоторые люди "явным образом лгут" на хронологию и на здравый смысл.
Сталин, как мы видим, углубляет свою "небылицу", изображая дело так, будто оппозиция не только возвеличила Февральскую революцию за счет Октябрьской, но и на будущие времена отказывала последней в способности улучшить положение крестьянства. На каких, с позволения сказать, дураков это рассчитано? Извиняемся перед почтенным профессором Покровским!..
Выдвигая неизменно с 1923 года проблему хозяйственных ножниц города и деревни, оппозиция преследовала вполне определенную и теперь для всякого бесспорную цель: заставить бюрократию понять, что борьба с опасностью размычки может вестись не мармеладными лозунгами, вроде "лицом к деревне" и проч., а посредством:
а) более быстрого темпа промышленного развития и
б) энергичной коллективизации крестьянского хозяй
ства.
Другими словами, проблему ножниц, как и проблему мужицкого баланса Октябрьской революции, мы выдвигали не для "дискредитирования" Октябрьской революции,-- одна "терминология" чего стоит! -- а для того, чтобы оппозиционным хлыстом заставить самодовольную и консервативную бюрократию использовать те неизмеримые хозяйственные возможности, которые открыла перед страной Октябрьская революция.
Официальному кулацко-бюрократическому курсу 1923-- 1928 годов, который находил свое выражение в повседневной законодательной и административной работе, в новых теориях, и прежде всего в травле оппозиции, последняя противопоставила с 1923 года курс на ускоренную индустриализацию, а с 1926 года, после первых успехов промышленности, на механизацию и коллективизацию сельского хозяйства.
Напомним еще раз, что оппозиционная платформа, которую Сталин держит под спудом, но из которой он черпает по кусочкам всю свою мудрость, гласит:
"Растущему фермерству деревни должен быть противопоставлен более быстрый рост коллективов. Необходимо систематически, из года в год, производить значительные ассигнования на помощь бедноте, организованной в коллективы..."
(С. 24.)
"Должны быть вложены гораздо более значительные средства в совхозное и колхозное строительство. Необходимо предоставление максимальных льгот вновь организующимся колхозам и другим формам коллективизации. Членами
колхозов не могут быть лица, лишенные избирательных прав. Задачей перевода мелкого производства в крупное, коллективистическое, должна быть проникнута вся работа кооперации".
"Необходимо принять землеустроительные работы полностью за счет государства, причем в первую очередь должны быть землеустроены коллективные хозяйства и хозяйства бедноты с максимальным ограждением их интересов".
(С. 26.)
Если бы бюрократия не шаталась под давлением мелкобуржуазной стихии, а проводила бы программу оппозиции с 1923 года, не только пролетарский, но и мужицкий баланс Октябрьской революции имел бы сегодня несравненно более благополучный характер.
* * *
Проблема смычки есть проблема взаимоотношений города и деревни. Она распадается на две части или, вернее, может быть рассматриваема под двумя углами зрения:
а) взаимоотношения промышленности и сельского хозяй
ства;
б) взаимоотношения пролетариата и крестьянства.
На основах рынка эти взаимоотношения, имеющие форму товарооборота, находят свое выражение в движении цен. Соотношение между ценами на хлеб, лен, свеклу и пр., с одной стороны, на ситец, керосин, плуг и пр., с другой, дает решающий показатель для оценки взаимоотношений города и деревни, промышленности и сельского хозяйства, рабочих и крестьян. Проблема ножниц промышленных и сельскохозяйственных цен остается поэтому и для нынешнего периода важнейшей хозяйственной и социальной проблемой всей советской системы. Как же изменялись между двумя съездами, т. е. за последние 2,5 года, ножницы цен? Сжимались они или, наоборот, расширялись?
Тщетно стали бы мы искать ответа на этот центральный вопрос в десятичасовом докладе Сталина на съезде. Давая груды ведомственных цифр, превращая руководящий доклад в бюрократический справочник, Сталин не сделал и попытки марксистского обобщения разрозненных и совершенно непродуманных им фактических данных, которые предъявили ему комиссариаты, секретариаты и иные канцелярии.
Сжимаются ли ножницы промышленных и сельскохозяйственных цен? Другими словами, уменьшается ли пока еще пассивное для крестьянина сальдо социалистической революции? В рыночных условиях -- а мы из них не выскочили и еще долго не выскочим -- сжатие или расширение ножниц имеет решающее значение для оценки достигнутых успехов и
для проверки правильности или неправильности хозяйственных планов и методов. То, что в докладе Сталина об этом -- ни слова, само по себе является крайне тревожным обстоятельством. Если бы ножницы сжимались, то в ведомстве Микояна нашлись бы спецы, которые дали бы без труда этому процессу цифровое и графическое выражение. Сталину осталось бы продемонстрировать диаграмму, т. е. показать съезду изображение ножниц, свидетельствующее о сжимании их лезвий. Вся экономическая часть доклада нашла бы свою ось. Увы, теперь ее нет. Проблему ножниц Сталин обошел.
"Об этом своеобразии нельзя забывать ни на одну минуту. О нем особенно следует помнить при анализе германских событий осенью 1923 г. О нем прежде всего должен помнить т. Троцкий, огульно (!) проводящий аналогию (!!) между Октябрьской революцией и революцией в Герма
нии и безудержно бичующий германскую компартию".
("Вопросы ленинизма", изд. 1928 г., с. 171.)
Таким образом, Троцкий был повинен в те времена в
"бичевании" брандлерианства, а не в покровительстве ему.
Из этого ясно видно, насколько Сталин с его Молотовым
пригодны для борьбы против правых в Германии!
1924 год -- год великого поворота. Весною этого года
Сталин повторяет еще старые формулы о невозможности
построения социализма в отдельной стране, тем более от
сталой. Осенью того же года Сталин порывает с Марксом и
Лениным в основном вопросе пролетарской революции и
строит свою "теорию" социализма в отдельной стране.
Кстати сказать, нигде у Сталина эта теория в положитель
ной форме не развернута и даже не изложена. Все обосно
вание сводится к двум заведомо ложно истолкованным ци
татам из Ленина. Ни на одно возражение Сталин не отве
тил. Теория социализма в отдельной стране имеет админи
стративное, а не теоретическое обоснование.
В том же году Сталин создает теорию "двухсостав
ных", т. е. двухклассовых рабоче-крестьянских партий для
Востока. Это есть разрыв с марксизмом и всей историей
большевизма в основном вопросе: о классовом характере
партии. Даже Коминтерн оказался в 1928 году вынужден
ным отодвинуться от теории, которая надолго загубила ком
партии Востока. Но великое открытие продолжает фигури
ровать и сегодня в сталинских "Вопросах ленинизма".
В том же году Сталин проводит подчинение китай
ского коммунизма буржуазной партии Гоминдан, выдавая
последнюю за "рабоче-крестьянскую" партию выдуманного
им образца.
Китайские рабочие и крестьяне авторитетом Коминтерна политически закабаляются буржуазией. Сталин организует в Китае то "разделение труда", которое Ленин помешал ему организовать в России в 1917 году: китайские рабочие и крестьяне "завоевывают", Чан Кайши "закрепляет".
Политика Сталина явилась прямой и непосредственной причиной крушения китайской революции.
Позиция Сталина -- его зигзаги -- в вопросах совет
ского хозяйства слишком свежи в памяти наших читателей,
поэтому мы на них здесь не останавливаемся.
Напомним еще в заключение только о "Завещании"
Ленина. Дело идет не о полемической статье или речи, где
можно с основанием предположить неизбежные преувели
чения, вытекающие из горячности борьбы. Нет, в "Заве
щании" Ленин спокойно, взвешивая каждое слово, подает
последний совет партии, оценивая каждого из своих сотруд
ников на основании всего опыта своей работы с ними. Что
говорит он о Сталине?
а) "груб";
б) "нелоялен";
в) "склонен злоупотреблять властью".
Вывод: снять с поста генерального секретаря.
Еще через несколько недель Ленин продиктовал Сталину записку, в которой заявлял о
"разрыве с ним всяких личных и товарищеских отношений".
Это было одно из последних волеизъявлений Ленина. Все эти факты закреплены в протоколах июльского Пленума ЦК за 1927 г.
* * *
Таковы некоторые вехи политической биографии Сталина. Они дают достаточно законченный образ, в котором энергия, воля и решимость сочетаются с эмпиризмом, близорукостью, органической склонностью к оппортунистическим решениям в больших вопросах, личной грубостью, нелояльностью и готовностью злоупотреблять властью для подавления партии.
СТАЛИН КАК ТЕОРЕТИК
I. МУЖИЦКИЙ БАЛАНС ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ И СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИЙ
"...Появление т. Сталина на конференции аграрников-марксистов-- это была эпоха в истории Коммунистической академии. Исходя из того, что говорил т. Сталин, нам пришлось пересмотреть все свои планы и переделать их в том направлении, о каком говорил т. Сталин. Выступление т. Сталина дало громадный толчок в нашей работе".
(Покровский на XVI съезде.)
В своем программном докладе на конференции аграрников-марксистов (27 декабря 1929 года) Сталин долго распространялся насчет того, будто "троцкистско-зиновьевская оппозиция" считает, что
"Октябрьская революция, собственно говоря, ничего не дала крестьянству".
Вероятно, даже почтительным слушателям эта выдумка показалась слишком уж топорной. Надо, однако, для ясности привести цитату полнее:
"Я имею в виду,-- говорил Сталин,-- теорию о том, что Октябрьская революция дала будто бы крестьянству меньше (?), чем Февральская революция; что Октябрьская революция, собственно говоря, ничего не дала крестьянству". Изобретение этой "теории" Сталин приписывает одному из советских статистов-экономистов Громану, известному в прошлом меньшевику, после чего прибавляет:
"Но эта теория была подхвачена троцкист-ско-зиновьевской оппозицией и использована против партии".
Теория Громана насчет Февральской и Октябрьской революций нам совершенно неизвестна. Но Громан здесь вообще ни при чем. Он припутан только для заметания следов. Каким образом Февральская революция могла дать крестьянину больше, чем Октябрьская? Что вообще дала Февральская революция крестьянину, кроме верхушечной
и потому совершенно ненадежной ликвидации монархии? Бюрократический аппарат остался старый. Земли Февральская революция крестьянину не дала. Зато она дала ему продолжение войны и обеспечила дальнейшее развитие инфляции. Может быть, Сталину известны какие-нибудь другие дары Февральской революции крестьянам? Нам они неизвестны. Февральская революция потому и уступила место Октябрьской, что кругом обманула мужика.
Мнимую теорию оппозиции о преимуществах Февральской революции над Октябрьской Сталин связывает с теорией "насчет так называемых ножниц". Этим он выдает до конца источники и цели своей кляузы. Сталин полемизирует, как я сейчас покажу, против меня. Лишь для удобства своих операций, для маскировки наиболее грубых искажений он прячется за Громана и за безымянную "троцкистско-зиновьевскую оппозицию" вообще.
Действительное существо вопроса состоит в следующем. На XII съезде партии (весною 1923 года) я впервые демонстрировал угрожающее расхождение промышленных и сельскохозяйственных цен. В докладе моем это явление впервые было названо "ножницами цен". Я предупреждал, что дальнейшее отставание промышленности будет раздвигать эти ножницы и что они могут перерезать нити, связывающие пролетариат и крестьянство.
В феврале 1927 года на Пленуме Центрального Комитета при обсуждении вопроса о политике цен я в 1001-й раз пытался доказать, что общие фразы вроде "лицом к деревне" проходят мимо существа дела и что с точки зрения смычки с мужиком вопрос разрешается в основе своей соотношением цен на сельскохозяйственные и промышленные продукты. Беда крестьянина состоит в том, что ему трудно заглянуть далеко вперед. Но под ногами у себя он видит очень хорошо, твердо помнит вчерашний день и умеет подводить своему товарообмену с городом баланс, который является для него в каждый данный момент балансом революции.
Экспроприация помещичьего землевладения вместе с налоговыми облегчениями освободили крестьянство от уплаты суммы около пятисот --шестисот миллионов рублей. Это есть явное и неоспоримое завоевание крестьянства благодаря Октябрьской революции,-- отнюдь не Февральской.
Но наряду с этим огромным плюсом крестьянин столь же отчетливо различает и минус, который принесла ему та же Октябрьская революция. Этот минус состоит в чрезмерном удорожании промышленных продуктов по сравнению с довоенными ценами. Разумеется, если бы в России сохранился капитализм, ножницы цен, несомненно, имели бы место,-- это явление международное. Но, во-первых, крестьянин этого не знает. А, во-вторых, нигде эти ножницы не раз
двинулись так, как в Советском Союзе. Большие потери крестьянства на ценах имеют временный характер, отражая период "первоначального накопления" государственной промышленности. Пролетарское государство как бы берет у крестьянина взаймы, чтобы вернуть ему затем сторицею. Но все это уже относится к области теоретических соображений и исторического предвиденья. Мысль же крестьянина эмпирична и опирается на факты в их сегодняшнем разрезе. "Октябрьская революция освободила меня от уплаты полумиллиарда земельной ренты,-- рассуждает мужик.-- Спасибо большевикам. Но государственная промышленность берет у меня на ценах гораздо больше, чем брали капиталисты. Тут что-то у коммунистов неладно". Другими словами, крестьянин подводит баланс Октябрьской революции путем сочетания двух ее основных статей: аграрно-демократической ("большевистской") и индустриально-социалистической ("коммунистической"). По первой статье --явный и бесспорный плюс; по второй статье -- пока еще явный минус, притом на сегодняшнее число значительно превышающий плюс. Пассивное сальдо Октябрьской революции, составляющее основу всех недоразумений между крестьянином и советской властью, находится, в свою очередь, в самой тесной связи с изолированным положением Советского Союза в мировом хозяйстве.
Спустя почти три года после старых споров, Сталин на беду свою вернулся к вопросу. Так как он обречен повторять чужие зады и в то же время заботиться о своей "самостоятельности", то он вынужден на каждом шагу беспокойно оглядываться на вчерашний день "троцкистской оппозиции" и... заметать следы. Сталин совершенно не понял в свое время "ножниц" города и деревни; в течение пяти лет (1923--1928) он видел опасность в забегании промышленности вперед, а не в ее отставании; чтоб смазать все это хоть как-нибудь, он в своем докладе бормочет нечто несвязное о "буржуазном предрассудке (!!!) насчет так называемых ножниц". Почему это предрассудок? И в чем его буржуазность? Но Сталин не обязан отвечать на эти вопросы, так как никто не смеет ему задавать их.
Если бы Февральская революция дала мужику землю, то Октябрьская революция, при ножницах цен, не могла бы продержаться и двух лет. Вернее сказать, Октябрьская революция не могла бы и совершиться, если бы Февральская оказалась способной разрешить основную аграрно-демокра-тическую задачу путем ликвидации частного землевладения.
Выше мы уже косвенно напоминали, что в первые годы после Октября крестьянин упорно стремился противопоставлять коммунистов большевикам. Последних он одобрял,-
именно потому, что они совершили земельную революцию с такой решительностью, с какой она не совершалась еще нигде и никогда. Но тот же крестьянин был недоволен коммунистами, которые, взяв в свои руки фабрики и заводы, товары доставляют по дорогой цене. Другими словами, крестьянин очень решительно одобрял аграрную революцию большевиков, но с тревогой, с сомнением, а подчас и с открытой враждебностью относился к первым шагам социалистической революции. Довольно скоро, однако, мужику пришлось понять, что большевики и коммунисты -- одна и та же партия.
В феврале 1927 года вопрос был поставлен мною на Пленуме ЦК следующим образом.
Ликвидация помещиков открыла нам у мужиков большой кредит, как политический, так и экономический. Но этот кредит не вечен и не безграничен. Вопрос решается соотношением цен. Только ускорение индустриализации, с одной стороны, коллективизации крестьянских хозяйств, с другой, может привести к более выгодному для деревни соотношению цен. В противном случае выгоды аграрной революции целиком сосредоточатся в руках кулаков, ножницы же будут больнее всего ранить бедняков. Дифференциация середняков пойдет ускоренно. Результат при этом может быть один: крушение диктатуры пролетариата.
"В этом году,-- говорил я,-- на внутренний рынок будет выброшено промышленных товаров всего на 8 млрд рублей по розничным ценам... Деревня заплатит за свою меньшую половину товаров около 4 млрд рублей. Примем розничный промышленный индекс по отношению к довоенным ценам за 2,-- как говорил здесь Микоян... Это значит, что деревня на промышленных изделиях переплачивает около 2 млрд рублей... Баланс (крестьянина): аграрно-демократичес-кая революция принесла мне, помимо всего прочего, 500 млн рублей в год (ликвидация арендной платы и снижение налогов). Социалистическая революция перекрыла эту прибыль 2-миллиардным убытком. Ясно, что баланс сводится с 1,5-миллиардным дефицитом".
Никто мне не возразил на этом заседании ни слова, но Яковлев, нынешний народный комиссар земледелия, а тогда еще только чиновник особых поручений по делам статистики, получил задание: во что бы то ни стало ниспровергнуть мой расчет. Яковлев сделал все, что мог. Со всеми законными и незаконными поправками и ограничениями Яковлев на следующий день оказался вынужден признать, что баланс Октябрьской революции для деревни в целом
все еще сводится с минусом. Приведем опять подлинную цитату:
"...Выигрыш от уменьшения прямых платежей по сравнению с довоенным временем равен примерно 630 млн червонных рублей... Крестьянство потеряло в прошлом году около 1 млрд рублей вследствие того, что оно покупает промтовары не по индексу крестьянского дохода, а по розничному индексу промтоваров. Отрицательное сальдо равно около 400 млн рублей". Ясно, что расчет Яковлева в основном подтвердил мою мысль: крестьянин реализовал крупный доход от совершенной большевиками демократической революции, но терпит пока еще убыток от совершенной ими социалистической революции, причем убыток значительно превышает прибыль. Я оценил пассивное сальдо в полтора миллиарда. Яковлев-- менее чем вполмиллиарда. Считаю и сейчас, что моя цифра, отнюдь не претендовавшая на точность, была ближе к действительности, чем яковлевская. Разница двух цифр сама по себе очень значительна, но она не меняет моего основного вывода. Острота хлебозаготовительных затруднений явилась подтверждением моего расчета как более тревожного. Нелепо, в самом деле, думать, будто хлебная заготовка верхних слоев деревни вызывалась чисто политическими мотивами, т. е. враждебностью кулака по отношению к советскому государству. На такого рода "идеализм" кулак не способен. Если он не вывозил свой хлеб на продажу, то потому, что обмен становился невыгоден вследствие ножниц цен. Поэтому же кулаку удавалось втягивать в орбиту своего влияния и середняка.
Этот расчет имеет грубый, так сказать, валовой характер. Составные статьи баланса могут и должны быть расчленены применительно к трем основным слоям крестьянства: кулакам, середнякам и беднякам. Однако в тот период --начала 1927 года -- официальная статистика, вдохновлявшаяся Яковлевым, игнорировала или злостно преуменьшала дифференциацию деревни, политика же Сталина -- Рыкова -- Бухарина была направлена на покровительство "крепкому" крестьянину и на борьбу с "иждивенчеством" бедняка. Таким образом, внутри деревни пассивное сальдо баланса особенно тяжко давило именно на низы крестьянства.
Но откуда все-таки взялось у Сталина противопоставление Февральской революции и Октябрьской? -- спросит читатель. Вопрос законный. Сделанное мною противопоставление аграрно-демократической и индустриально-социалистической революций, Сталин, совершенно неспособный к теоретическому, т. е. абстрактному мышлению, смутно понял по-своему: он решил попросту, что демократическая ре
волюция -- значит Февральская. На этом необходимо остановиться, ибо старое, традиционное непонимание Сталиным и его единомышленниками взаимоотношения демократической революции и социалистической, лежащее в основе всей их борьбы против теории перманентной революции, успело уже причинить ужасающие бедствия, особенно в Китае и Индии, и остается источником убийственных ошибок и по сей день.
Дело в том, что Февральскую революцию 1917 года Сталин встретил, по существу, левым демократом, а не пролетарским революционером-интернационалистом. Он это ясно показал всем своим поведением до приезда Ленина. Февральская революция была для Сталина, и, как видим, осталась, "демократической" революцией par exellence *. Он стоял за поддержку первого временного правительства, которое возглавлялось национал-либеральным помещиком кн. Львовым, имело национал-консервативного фабриканта Гучкова военным министром, а национал-либерала Милюкова министром иностранных дел. Обосновывая на совещании партии 29 марта 1917 года необходимость поддержки буржуазно-помещичьего временного правительства, Сталин заявлял:
"Власть поделилась между двумя органами, из которых ни один не имеет всей полноты власти. Роли поделились. Совет фактически взял почин революционных преобразований; Совет -- революционный вождь восставшего народа, орган, конструирующий Временное правительство. Временное правительство взяло фактически роль закрепителя завоеваний революционного народа... Поскольку Временное правительство закрепляет шаги революции,--постольку ему поддержка..." **
"Февральское" буржуазно-помещичье и насквозь контрреволюционное правительство являлось для Сталина не классовым врагом, а сотрудником, с которым надо установить разделение труда. Рабочие и крестьяне будут "завоевывать", буржуазия будет "закреплять". Все вместе составит "демократическую революцию". Формула о поддержке буржуазии "постольку --поскольку", основная формула меньшевиков, была в то же время и формулой Сталина. Все это говорилось Сталиным через месяц после февральского переворота, когда характер Временного правительства должен
* Преимущественно (лат.).
** Речь Сталина цитируется нами по официальному протоколу, который до сих пор тщательно скрывается от партии. Подчеркивания сделаны нами.
был быть ясен и слепому уже не на основании марксистского предвиденья, а политического опыта.
Как показал весь дальнейший ход событий, Ленин в 1917 году, в сущности, не переубедил Сталина, а только отстранил его локтем. На механическом расчленении демократической революции и социалистической построена вся дальнейшая борьба Сталина против теории перманентной революции. Сталин до сих пор не понял, что Октябрьская революция была прежде всего демократической революцией и что только поэтому она могла осуществить диктатуру пролетариата. Произведенный мною баланс демократических и социалистических завоеваний Октябрьской революции Сталин приспособил попросту к своей старой концепции. После этого он ставит вопрос: "Верно ли, что крестьяне ничего не получили от Октябрьской революции?" И, рассказавши о том, что
"благодаря Октябрьской революции крестьяне освободились от помещичьего ярма", (этого мы, видите ли, никогда раньше не слышали!), Сталин заключает так:
"Как можно после этого утверждать, что Октябрьская революция ничего не дала крестьянам?"
Как можно после этого утверждать, спросим мы, что у этого "теоретика" есть хоть крупица теоретической совести?...
* * *
Приведенный выше неблагоприятный для деревни баланс Октябрьской революции является, разумеется, временным и переходным. Главное значение Октябрьской революции для крестьянства в том, что она создала предпосылки социалистической перестройки сельского хозяйства. Но это -- дело будущего. В 1927 году коллективизация была еще в полном загоне. О "сплошной" никто еще и не помышлял. Сталин, однако, и ее включает задним числом в расчет. "Теперь, после усиленного развития колхозного движения,-- предвосхищает наш теоретик будущее и переселяет его в прошлое,-- крестьяне имеют возможность ...производить гораздо больше, чем раньше, при той же затрате труда". И после этого снова:
"Как можно после всего этого (!) утверждать, что Октябрьская революция не дала выигрыша крестьянству? Разве не ясно, что люди, говорящие такую небылицу, явным образом лгут на партию и на советскую власть?.." Упоминание о "небылице" и о "лжи", как видим, здесь
вполне на своем месте. Да, некоторые люди "явным образом лгут" на хронологию и на здравый смысл.
Сталин, как мы видим, углубляет свою "небылицу", изображая дело так, будто оппозиция не только возвеличила Февральскую революцию за счет Октябрьской, но и на будущие времена отказывала последней в способности улучшить положение крестьянства. На каких, с позволения сказать, дураков это рассчитано? Извиняемся перед почтенным профессором Покровским!..
Выдвигая неизменно с 1923 года проблему хозяйственных ножниц города и деревни, оппозиция преследовала вполне определенную и теперь для всякого бесспорную цель: заставить бюрократию понять, что борьба с опасностью размычки может вестись не мармеладными лозунгами, вроде "лицом к деревне" и проч., а посредством:
а) более быстрого темпа промышленного развития и
б) энергичной коллективизации крестьянского хозяй
ства.
Другими словами, проблему ножниц, как и проблему мужицкого баланса Октябрьской революции, мы выдвигали не для "дискредитирования" Октябрьской революции,-- одна "терминология" чего стоит! -- а для того, чтобы оппозиционным хлыстом заставить самодовольную и консервативную бюрократию использовать те неизмеримые хозяйственные возможности, которые открыла перед страной Октябрьская революция.
Официальному кулацко-бюрократическому курсу 1923-- 1928 годов, который находил свое выражение в повседневной законодательной и административной работе, в новых теориях, и прежде всего в травле оппозиции, последняя противопоставила с 1923 года курс на ускоренную индустриализацию, а с 1926 года, после первых успехов промышленности, на механизацию и коллективизацию сельского хозяйства.
Напомним еще раз, что оппозиционная платформа, которую Сталин держит под спудом, но из которой он черпает по кусочкам всю свою мудрость, гласит:
"Растущему фермерству деревни должен быть противопоставлен более быстрый рост коллективов. Необходимо систематически, из года в год, производить значительные ассигнования на помощь бедноте, организованной в коллективы..."
(С. 24.)
"Должны быть вложены гораздо более значительные средства в совхозное и колхозное строительство. Необходимо предоставление максимальных льгот вновь организующимся колхозам и другим формам коллективизации. Членами
колхозов не могут быть лица, лишенные избирательных прав. Задачей перевода мелкого производства в крупное, коллективистическое, должна быть проникнута вся работа кооперации".
"Необходимо принять землеустроительные работы полностью за счет государства, причем в первую очередь должны быть землеустроены коллективные хозяйства и хозяйства бедноты с максимальным ограждением их интересов".
(С. 26.)
Если бы бюрократия не шаталась под давлением мелкобуржуазной стихии, а проводила бы программу оппозиции с 1923 года, не только пролетарский, но и мужицкий баланс Октябрьской революции имел бы сегодня несравненно более благополучный характер.
* * *
Проблема смычки есть проблема взаимоотношений города и деревни. Она распадается на две части или, вернее, может быть рассматриваема под двумя углами зрения:
а) взаимоотношения промышленности и сельского хозяй
ства;
б) взаимоотношения пролетариата и крестьянства.
На основах рынка эти взаимоотношения, имеющие форму товарооборота, находят свое выражение в движении цен. Соотношение между ценами на хлеб, лен, свеклу и пр., с одной стороны, на ситец, керосин, плуг и пр., с другой, дает решающий показатель для оценки взаимоотношений города и деревни, промышленности и сельского хозяйства, рабочих и крестьян. Проблема ножниц промышленных и сельскохозяйственных цен остается поэтому и для нынешнего периода важнейшей хозяйственной и социальной проблемой всей советской системы. Как же изменялись между двумя съездами, т. е. за последние 2,5 года, ножницы цен? Сжимались они или, наоборот, расширялись?
Тщетно стали бы мы искать ответа на этот центральный вопрос в десятичасовом докладе Сталина на съезде. Давая груды ведомственных цифр, превращая руководящий доклад в бюрократический справочник, Сталин не сделал и попытки марксистского обобщения разрозненных и совершенно непродуманных им фактических данных, которые предъявили ему комиссариаты, секретариаты и иные канцелярии.
Сжимаются ли ножницы промышленных и сельскохозяйственных цен? Другими словами, уменьшается ли пока еще пассивное для крестьянина сальдо социалистической революции? В рыночных условиях -- а мы из них не выскочили и еще долго не выскочим -- сжатие или расширение ножниц имеет решающее значение для оценки достигнутых успехов и
для проверки правильности или неправильности хозяйственных планов и методов. То, что в докладе Сталина об этом -- ни слова, само по себе является крайне тревожным обстоятельством. Если бы ножницы сжимались, то в ведомстве Микояна нашлись бы спецы, которые дали бы без труда этому процессу цифровое и графическое выражение. Сталину осталось бы продемонстрировать диаграмму, т. е. показать съезду изображение ножниц, свидетельствующее о сжимании их лезвий. Вся экономическая часть доклада нашла бы свою ось. Увы, теперь ее нет. Проблему ножниц Сталин обошел.