Страница:
Гейл удалось довести это сложное дело до суда, она подкрепила доказательствами робкие и задевающие за живое показания потерпевших, в процессе умелого перекрестного допроса и благодаря отличной подготовке разрушила алиби обвиняемого, предоставленное семьей и друзьями. Даже Роваро смешался, отвечая на шквал настойчивых вопросов, когда она ловко разрушила сплетенную им паутину лжи и показала присяжным его истинное лицо. Закончив речь, она села, предоставив его судьбу в руки самого сурового судьи в системе правосудия.
Эдвин Торрес был готов обратиться к Роваро. Он поднялся с черного кожаного кресла с высокой спинкой, обошел его и облокотился на него руками. Сначала он посмотрел на жену и мать обвиняемого, которые размахивали руками и ругались, пока Гейл произносила заключительное слово. Темные волосы и резкие черты судьи Торреса четко выделялись на фоне светлого дерева стенных панелей. Прежде чем начать речь, он еще раз посмотрел на Гейл. В своей обычной красноречивой манере Торрес обрисовал поведение насильника, глядя Роваро прямо в глаза.
— Его криминальное прошлое говорит — вернее, кричит — само за себя, — начал судья, имея в виду факты, приведенные Марино в качестве доказательств. И он снова перечислил самые вопиющие преступления обвиняемого. — Но что действительно делает эти преступления бесчеловечными, а вас, Роваро, недостойным сострадания чудовищем, так это нападение на ребенка. Вы сам дьявол во плоти. Кто, кроме дьявола, смог бы ударить девочку по лицу, сломав ей брекеты и выбив зубы перед тем, как надругаться над нею? — вопросил Торрес. — Только за этот единственный акт насилия в некоторых странах вас посадили бы на кол под безжалостным солнцем Сахары.
Мики Даймонд быстро записывал за судьей, но тут не удержался и, склонившись ко мне, прошептал:
— Вам никогда не бывает жаль, что подобные выпады недопустимы в обвинительной речи прокурора? Мне даже не придется ничего за него придумывать — он всегда говорит готовыми цитатами.
Я улыбнулась, а Торрес тем временем продолжил зачитывать приговор: Роваро приговорили к ста годам лишения свободы, кроме того, судья наложил личное вето на пересмотр дела подсудимого, которого уже дважды освобождали условно-досрочно.
— Пусть кара небесная падет на головы тех членов совета по условно-досрочному освобождению, которые решат, что этот демон может быть возвращен в общество. Я сам восстану из могилы и явлюсь к ним, чтобы лично покарать, если им в голову придет такая мысль.
Судья подмигнул мне, а затем велел судебным приставам, стоявшим позади закованного в наручники заключенного, увести его обратно в тюрьму. Роваро молча и спокойно шел к выходу, но в дверях обернулся и плюнул в сторону судьи. Полицейский схватил его за шиворот и вытолкнул из зала. А я подошла к Гейл, чтобы поздравить ее с благополучным завершением дела. Один из приставов вернулся в зал, проверить, все ли в порядке.
— Роваро рвет и мечет, — сказал он Гейл. — Вы отлично поработали.
Да, подумала я, несомненно. Я помахала Торресу и вышла из зала. Гейл, толкая перед собой магазинную тележку с вещественными доказательствами, вышла вместе со мной. Если нам повезет, то убийцу Джеммы Доген будет судить такой же суровый тип, как Торрес. Конечно, в том случае, если мы поймаем убийцу.
— Только что звонил Дрю Рено, — сказала Лора, когда несколько минут спустя я вошла в кабинет. — Он сказал, что уезжает из отеля. Не хотел беспокоить тебя ночью. Сказал, что постарается позвонить позже, чтобы застать тебя до отлета. А еще тебя спрашивал Маккинни. Он хочет знать, что ты собираешься делать с новым убийством в Пресвитерианском госпитале и кто будет заниматься делами, пока ты в Лондоне. А еще он очень недоволен Филом. Но не сказал, чем именно.
— Ясно, Лора, спасибо.
Не успела я дойти до стола, как зазвонили оба телефона, и у меня появилось чувство, что этот день будет таким же сумасшедшим, какими бывают все мои дни перед отъездом из города.
Лора сообщила по интеркому, что на первой линии был Мерсер, а на второй — репортер с кабельного.
— Переключи репортера на отдел по связям с общественностью, я не стану разговаривать ни с кем из их братии, и соедини меня с Мерсером.
— Привет. Я так понимаю, Майк уже звонил тебе по поводу нападения в Пресвитерианском госпитале? Я сейчас еду в больницу, чтобы узнать все на месте. Может, попросишь Лору, чтобы кто-нибудь выписал мне повестку для банка Дитриха? Я звонил им сегодня утром, сразу после открытия. Мне сказали, что он в глубокой жо... дыре. У него полно долгов, он должен людям кучу бабок. Но без повестки большого жюри подробностей мне не сообщили...
— Они примут ее по факсу? Я смогу подготовить повестку через пятнадцать минут.
— Отлично. Значит, у меня будет чем заняться, пока вы с Чэпменом станете гонять чаи с королевой. До скорого.
Я повесила трубку и заметила, что кнопка вызова на втором телефоне все еще горит. Наверняка тот настойчивый репортер, которого Лора не смогла отшить.
— Алекс, этот репортер говорит, что ему не нужна от тебя информация, он сам хочет дать тебе наводку. Он сказал, что не станет говорить ни со мной, ни с офисом Брэнды. Ответишь ему?
— Конечно, — я переключила линию и услышала высокий голос молодого репортера с местного канала. Он представился.
— Мисс Купер, мы знаем, что вы расследуете убийство в Медицинском центре Среднего Манхэттена. А вам известно о вчерашнем проникновении в больницу «Метрополитен»?
Нет смысла увиливать, если он знает то, что неизвестно мне. Я подтянула к себе блокнот, чтобы записывать, и ответила, что не знаю ни о каком проникновении.
— Ну, что там у вас? Выкладывайте! Пострадал кто-то из пациентов?
— Именно это мы и пытаемся выяснить. Пока они отрицают, что замешаны пациенты, но мы просто не знаем, можно ли верить их заявлениям. Никто не хочет повторения трагедии, и я думаю, вы уже знаете об убийстве в Пресвитерианском госпитале.
— Да. Так что за история в «Метрополитен»?
— Они скрывают информацию. Говорят, парень не проник дальше офисов администрации на первом этаже. Пациенты и персонал опасности не подверглись. Ну, обычные в подобном случае заявления.
— Кто обнаружил проникновение?
— Ночные уборщицы. Одна из них заметила свет в офисах администрации в три ночи. Услышала чьи-то шаги, но никого не увидела. Замок на двери был взломан.
— Я знаю, вы не раскроете мне свои источники, но...
— Не проблема. Это уже ни для кого не тайна. Уборщица работает одну смену в «Метрополитен», затем приходит и убирается у нас. Она была очень расстроена, когда пришла сегодня на работу. И могла говорить только о грабителе из больницы, который посреди ночи забрался в кабинет председателя совета директоров. Она не хочет туда возвращаться, за последнее время наслушалась достаточно про больницы.
— Передайте ей, не она одна. Я готова выпить за это.
— Так вот, я позвонил, чтобы узнать, не в курсе ли вы, что еще случилось в «Метрополитен» этой ночью. Понимаете, я хочу понять, приходил или уходил этот парень, когда его застала наша уборщица?
— Честно говоря, я впервые услышала об этом происшествии от вас. Я ваша должница, в следующий раз, когда вам будет нужен материал — звоните мне. Дайте мне свой телефон, если я узнаю что-нибудь по этому делу, то перезвоню. Спасибо за информацию.
Я немедленно перезвонила Мерсеру.
— Как хорошо, что я тебе застала. Есть еще информация. Съезди в «Метрополитен», если успеешь, и проверь там все, — я повторила ему то, что услышала от репортера. Мы сошлись на том, что очень хорошо, если это проникновение обошлось без человеческих жертв.
— Давай думать, что он просто искал чеки или наличность, — предложил Мерсер. — Администрации больницы незачем было звонить нам из-за этого, но я проверю, не поступало ли от них заявление и пропало ли что-нибудь на самом деле. Сегодня вечером получишь полный отчет.
Мне нужно было просмотреть три обвинительных акта, ответить на дюжину звонков, поступивших вчера, а за обедом у меня была намечена встреча с главами нашего ведомства в кабинете Рода Сквайерса. Мы собирались обсудить вопрос изменения часов предъявления обвинений в позднее время суток.
В дверь, умоляюще жестикулируя, заглянула Фейт Грифен. Я в это время сидела с прижатой к уху трубкой и ждала, пока меня соединят с адвокатом, работавшим в программе помощи жертвам насилия при больнице Святого Луки.
— Сара сказала, что у тебя размер "А" и что у тебя всегда есть запасные колготки. У тебя есть не слишком светлые?
Я кивнула и подняла палец, прося ее подождать, пока я не закончу отвечать на вопрос, как лучше посоветовать женщине, проходящей программу реабилитации после изнасилования, сдать анализы на СПИД.
— Мне сейчас выступать с обвинительным заключением, а я порвала колготки о ножку стола, когда вставала, чтобы заявить протест, — пожаловалась Фейт, показывая мне широкую двухдюймовую стрелку, начинавшуюся от подола юбки и сбегавшую до туфли. — Эта старая деревянная мебель в зале 52 все время цепляется ко мне перед важным выступлением. Я просто не могу выступать целый час, когда у меня на колготках такая кошмарная дыра. Вдруг среди присяжных найдется кто-то, кого такая неопрятность возмутит до глубины души, и из-за этого они вынесут оправдательный приговор.
— А присяжный номер двенадцать не прекратил разглядывать твои ноги? Естественно, на них смотреть приятней, чем на вещественные доказательства, — заметила я, подходя к шкафу рядом со столом и открывая ящик, помеченный «Законченные дела». Там у меня аккуратно лежала стопка колготок «Хейнс» разных цветов, несколько пар туфель от «Эскада» с каблуками разной высоты, косметичка, зубная паста и щетка — небольшой комплект средств первой необходимости для женщины-юриста, попавшей в небольшое затруднение. Я выудила пару колготок для Фейт и напомнила ей, что самой большой проблемой для женщин-юристов, которые, как я, начинали работать десять лет назад, было именно отсутствие коллег женского пола. Мужчины-коллеги были хорошими друзьями и наставниками, но как только Батталья призвал на работу женщин, в офисе установилась непередаваемая атмосфера взаимопомощи, невозможная при его предшественнике. Теперь можно было не только поговорить о свободе волеизъявления, Ближнем Востоке или имплантатах Деми Мур, но также найти запасную пару колготок, «Тампакс» или пилочку для ногтей, не посылая за ними стажеров в «Блумингдейл» в обеденный перерыв.
Фейт убежала в туалет переодеваться, а ко мне зашла Роуз Мэлоун и принесла наброски, которые Батталья хотел использовать для приветственной речи на конференции в четверг днем.
— Он хотел, чтобы ты это просмотрела. Он сказал, ты можешь написать речь сама, но включи в нее то, что он подчеркнул насчет контроля над оружием, наркотиков и смертной казни. И еще ты должна добавить несколько фраз о сексуальных нападениях и насилии в семье, хорошо?
— Да. Сейчас займусь, чтобы Лора успела это для меня распечатать. Еще указания будут?
— Он позвонил лорду Уинделторну и объяснил, что вместо него приедешь ты. Они очень довольны и рады принять тебя. Джеффри Доген приедет в Кливден в пятницу утром, и, так как основные мероприятия уже закончатся, вы с Майком сможете провести с ним столько времени, сколько захотите. Естественно, окружной прокурор просит вас зайти к нему в понедельник, как только вы придете на работу.
Я поблагодарила Роуз и рассказала ей о ночных событиях в «Метрополитен» и Пресвитерианском госпитале, чтобы она смогла ввести Батталью в курс дела.
— Он знает, где меня найти, если у него появятся вопросы. До понедельника.
Речь Пола была краткой и по существу. Я знала его мнение по большинству проблем, и мне было нетрудно представить его аргументацию и добавить несколько фраз по моей специализации. Я как раз закончила писать и собралась позвать Лору, чтобы отдать ей речь на распечатку, но тут она зашла сама и сказала, что в кабинете Рода уже собираются люди.
Принимая во внимание, что весь вчерашний день я провела в конференц-зале больницы, разница между убранством комнат не могла не броситься в глаза. Нас было четырнадцать человек — Род, Пэт, шесть начальников бюро, возглавлявших судебные команды, главы особых подразделений вроде меня и несколько директоров отделов, занимающихся стажировками или рассмотрением мелких преступлений. Все, сгрудившись, сидели за двумя пластиковыми столами, составленными вместе и занимающими всю комнату. Городской бюджет не предусматривал никакой отполированной деревянной мебели — простые панели «под дерево» на стенах, виниловые сиденья на стульях и пластиковые рамки с репродукциями фотографий по стенам. Бутерброды приносите с собой, обычно писали в записке, уведомлявшей о совещании. Мы так и делали, и съедали их, стараясь не обращать внимания на зеленые шарики в углах комнаты — когда-то с их помощью удалось извести грызунов во всем здании, теперь же, казалось, крысы приходят сюда специально, чтобы полакомиться отравой, как конфетами.
Род был моим любимым наставником все то время, что я работала здесь, — умный, с хорошим чувством юмора и потрясающей логикой. К нему легко можно было обратиться с любым вопросом, как профессиональным, так и личным, и на его суждения всегда можно было положиться в сложной ситуации. Я уже давно не считала случаи, когда он спасал меня, обдумав проблему вместе со мной и не позволив мне рубить сплеча. Его дружба была мне так же дорога, как и его мудрость.
Я подвинула стул к столу и села у стены рядом с Джоном Логаном. Я открыла баночку йогурта, а он развернул бутерброд с ветчиной и сыром, который источал восхитительный аромат.
Все немного потрепались на посторонние темы, пока Род и Пэт еще раз просмотрели повестку дня, ожидая опоздавших.
— Я слышал, что вчера напали на врача-стажера. Это сильно смешало вам карты? — поинтересовался Логан.
— Если ты узнаешь, что кто-то хочет сознаться в этих убийствах и таким образом помочь следствию, скажи мне немедленно.
— Хорошо. А я все еще жду идентификации личностей по тому бандитскому нападению в Рокфеллеровском центре. А теперь не удивляйся: у тебя нет приблизительного списка вопросов для предварительной проверки присяжных на дело о сексуальном насилии? Один из моих парней ведет дело о судебно наказуемом проступке — эксгибиционист оголялся на детской площадке. Я пообещал спросить у тебя материалы.
— Конечно, у меня все есть. У Лоры хранятся полные списки вопросов к присяжным. Она все для тебя найдет, зайди к ней.
Тут Род начал собрание:
— Давайте-ка ближе к делу. У нас не так много времени, поскольку Купер и Чэпмен отправляются в свое свадебное путешествие в Котсволд.
Несколько человек повернули головы и посмотрели на меня. Это напомнило мне, что процесс перемывания косточек остановить невозможно. Но я уже привыкла к подколкам Рода и давно не краснела.
— Очень мило с вашей стороны прийти ко мне на собрание, мисс Купер. Маккинни сказал мне, что не уверен, что вы здесь еще работаете.
— Он выдает желаемое за действительное, Род, — и я улыбнулась Пэту, который сделал вид, будто записывает что-то в блокноте.
— Что ж, если вы соберетесь контрабандно ввести немного «Кохибас» для Баттальи, то не забудь и о других.
— Ты же знаешь, я никогда не нарушаю закон. «Кохибас» или «Монте-Кристо»?
Когда мнения курильщиков сигар разделились поровну и вопрос был решен, Род перешел к следующему — обсуждению того, кто будет работать в ночную смену. Традиционно, самые молодые, начинающие помощники, заступали на смену, которая начиналась в полночь и заканчивалась в восемь утра. Но в последнее время они так медленно и непродуктивно работали, что возник вопрос о целесообразности такого положения вещей. Пока все собравшиеся высказывали свое мнение, я отвлеклась и задумалась, над чем нужно поработать Мерсеру, пока мы с Майком будем в отъезде.
Около половины третьего, когда собрание подходило к концу, Род объявил, что у него есть еще один подозреваемый для нашего расследования убийства в Медицинском центре Среднего Манхэттена. Он добавил, что разделяет мнение коллеги из Детройта, который прислал ему эту информацию.
— Вы допрашивали врача по имени Тангавелу?
— Сейчас я начну кусаться. Кто это?
— Сейчас расскажу вам одну правдивую историю. Этого врача обвиняют в том, что он совершил действия, характеризующиеся как «куннилингус во время осмотра влагалища пациентки». Его судили и признали виновным. Апелляционный суд Мичигана отменил приговор по делу «Народ против Тангавелу» — с решением можно ознакомиться. Судьи сказали, что прокурор так и не сумел доказать, что те действия, совершенные врачом, не являются приемлемой практикой осмотра женских половых органов. Думаете, присяжные сами были не в состоянии прийти к такому решению? Нет уж, вот что я вам скажу. В Каламазу человека никогда не признают психом, Куп, для этого придется проехать несколько километров до Огайо. Конечно, не стоит вмешиваться во все эти мичиганские разборки. Просто ты, Алекс, лучше позвони и убедись, что это не их псих приехал в Нью-Йорк, чтобы подбросить нам работу в Медицинском центре Среднего Манхэттена.
— Спасибо за наводку, Род, ты всегда мне очень помогаешь. Когда мы с Сарой копались в архивах, то пропустили это дело. Я все проверю, когда вернусь из Англии.
К тому времени, как я вернулась в кабинет и Лора отдала мне все принятые сообщения, у меня оставалось меньше часа, чтобы закончить все важные дела. Заглянула Сара, чтобы уточнить дополнительный список повесток, которые потребуются, и заверить меня, что справится со всеми проблемами, которые могут возникнуть по любому из дел за эти несколько дней.
Я упаковала фотографии с места преступления, сложила в папку несколько полицейских отчетов и убрала в чемодан кассету, которую Боб Баннион снял в офисе Джеммы Доген. Возможно, у инспектора Криви, а может, и у Джеффри Догена появятся какие-нибудь идеи, когда они посмотрят на этот кровавый кошмар свежим взглядом.
— Уж не Рики ли Нельсон шумит в коридоре? — вопросила Сара, отступая к двери. Чэпмен, обворожительно улыбаясь, напевал Лоре и секретарше Рода мотив «Путешественника». Его маленькая аудитория рукоплескала.
— Я сказал своей старенькой матушке, что Алекс Купер везет меня в Лондон, и клянусь, она очень на меня обиделась. Решила, что это такая первоапрельская шутка. А потом стала просить, чтобы на обратном пути мы заехали в Дублин. Навестить семью и все такое. Что скажешь, блондиночка? — Майк, как обычно, играл на публику.
— Почему бы и нет?
— Самое меньшее, что я мог ей пообещать, — это попытаться тебя переубедить, чтобы ты бросила пить «Девар» и перешла на приличный ирландский виски. Такова моя программа-минимум. И за это я подниму первый бокал, как только мы окажемся в воздухе. Давай, где тут твой чемодан. Мерсер уже ждет нас в машине. Хочет успеть проскочить по Ван-Вик до часа пик, — и Майк пошел забирать мой багаж. — Как думаешь, Сара, сколько платьев взяла с собой наша герцогиня на семьдесят два часа? А пар туфель? Если я заработаю себе грыжу, таская ее барахло, то так и знай — уволюсь по профнепригодности. Два к одному — это будет травма, полученная при исполнении.
Чэпмен взял Сару под руку и повел ее к лифту, в другой руке он держал мой чемодан. Он что-то прошептал ей на ухо, и я заметила, как она вздрогнула и прикрыла рот рукой. Мне показалось, я услышала, как Майк произнес имя Морин.
— Что случилось?
— Не подслушивай чужие разговоры, детка. Ничего не случилось. Просто я рассказал кое о ком из ее знакомых. Пошли.
Двери лифта открылись, загорелась красная стрелочка «вниз». Я посмотрела сначала на Майка, потом — на Сару, но лица обоих были непроницаемы.
— Вы говорили о Морин?
— Неужели ты думаешь, что я бы тебе не сказал? Давай шевелись.
Я зашла в лифт, и двери закрылись.
21
Эдвин Торрес был готов обратиться к Роваро. Он поднялся с черного кожаного кресла с высокой спинкой, обошел его и облокотился на него руками. Сначала он посмотрел на жену и мать обвиняемого, которые размахивали руками и ругались, пока Гейл произносила заключительное слово. Темные волосы и резкие черты судьи Торреса четко выделялись на фоне светлого дерева стенных панелей. Прежде чем начать речь, он еще раз посмотрел на Гейл. В своей обычной красноречивой манере Торрес обрисовал поведение насильника, глядя Роваро прямо в глаза.
— Его криминальное прошлое говорит — вернее, кричит — само за себя, — начал судья, имея в виду факты, приведенные Марино в качестве доказательств. И он снова перечислил самые вопиющие преступления обвиняемого. — Но что действительно делает эти преступления бесчеловечными, а вас, Роваро, недостойным сострадания чудовищем, так это нападение на ребенка. Вы сам дьявол во плоти. Кто, кроме дьявола, смог бы ударить девочку по лицу, сломав ей брекеты и выбив зубы перед тем, как надругаться над нею? — вопросил Торрес. — Только за этот единственный акт насилия в некоторых странах вас посадили бы на кол под безжалостным солнцем Сахары.
Мики Даймонд быстро записывал за судьей, но тут не удержался и, склонившись ко мне, прошептал:
— Вам никогда не бывает жаль, что подобные выпады недопустимы в обвинительной речи прокурора? Мне даже не придется ничего за него придумывать — он всегда говорит готовыми цитатами.
Я улыбнулась, а Торрес тем временем продолжил зачитывать приговор: Роваро приговорили к ста годам лишения свободы, кроме того, судья наложил личное вето на пересмотр дела подсудимого, которого уже дважды освобождали условно-досрочно.
— Пусть кара небесная падет на головы тех членов совета по условно-досрочному освобождению, которые решат, что этот демон может быть возвращен в общество. Я сам восстану из могилы и явлюсь к ним, чтобы лично покарать, если им в голову придет такая мысль.
Судья подмигнул мне, а затем велел судебным приставам, стоявшим позади закованного в наручники заключенного, увести его обратно в тюрьму. Роваро молча и спокойно шел к выходу, но в дверях обернулся и плюнул в сторону судьи. Полицейский схватил его за шиворот и вытолкнул из зала. А я подошла к Гейл, чтобы поздравить ее с благополучным завершением дела. Один из приставов вернулся в зал, проверить, все ли в порядке.
— Роваро рвет и мечет, — сказал он Гейл. — Вы отлично поработали.
Да, подумала я, несомненно. Я помахала Торресу и вышла из зала. Гейл, толкая перед собой магазинную тележку с вещественными доказательствами, вышла вместе со мной. Если нам повезет, то убийцу Джеммы Доген будет судить такой же суровый тип, как Торрес. Конечно, в том случае, если мы поймаем убийцу.
— Только что звонил Дрю Рено, — сказала Лора, когда несколько минут спустя я вошла в кабинет. — Он сказал, что уезжает из отеля. Не хотел беспокоить тебя ночью. Сказал, что постарается позвонить позже, чтобы застать тебя до отлета. А еще тебя спрашивал Маккинни. Он хочет знать, что ты собираешься делать с новым убийством в Пресвитерианском госпитале и кто будет заниматься делами, пока ты в Лондоне. А еще он очень недоволен Филом. Но не сказал, чем именно.
— Ясно, Лора, спасибо.
Не успела я дойти до стола, как зазвонили оба телефона, и у меня появилось чувство, что этот день будет таким же сумасшедшим, какими бывают все мои дни перед отъездом из города.
Лора сообщила по интеркому, что на первой линии был Мерсер, а на второй — репортер с кабельного.
— Переключи репортера на отдел по связям с общественностью, я не стану разговаривать ни с кем из их братии, и соедини меня с Мерсером.
— Привет. Я так понимаю, Майк уже звонил тебе по поводу нападения в Пресвитерианском госпитале? Я сейчас еду в больницу, чтобы узнать все на месте. Может, попросишь Лору, чтобы кто-нибудь выписал мне повестку для банка Дитриха? Я звонил им сегодня утром, сразу после открытия. Мне сказали, что он в глубокой жо... дыре. У него полно долгов, он должен людям кучу бабок. Но без повестки большого жюри подробностей мне не сообщили...
— Они примут ее по факсу? Я смогу подготовить повестку через пятнадцать минут.
— Отлично. Значит, у меня будет чем заняться, пока вы с Чэпменом станете гонять чаи с королевой. До скорого.
Я повесила трубку и заметила, что кнопка вызова на втором телефоне все еще горит. Наверняка тот настойчивый репортер, которого Лора не смогла отшить.
— Алекс, этот репортер говорит, что ему не нужна от тебя информация, он сам хочет дать тебе наводку. Он сказал, что не станет говорить ни со мной, ни с офисом Брэнды. Ответишь ему?
— Конечно, — я переключила линию и услышала высокий голос молодого репортера с местного канала. Он представился.
— Мисс Купер, мы знаем, что вы расследуете убийство в Медицинском центре Среднего Манхэттена. А вам известно о вчерашнем проникновении в больницу «Метрополитен»?
Нет смысла увиливать, если он знает то, что неизвестно мне. Я подтянула к себе блокнот, чтобы записывать, и ответила, что не знаю ни о каком проникновении.
— Ну, что там у вас? Выкладывайте! Пострадал кто-то из пациентов?
— Именно это мы и пытаемся выяснить. Пока они отрицают, что замешаны пациенты, но мы просто не знаем, можно ли верить их заявлениям. Никто не хочет повторения трагедии, и я думаю, вы уже знаете об убийстве в Пресвитерианском госпитале.
— Да. Так что за история в «Метрополитен»?
— Они скрывают информацию. Говорят, парень не проник дальше офисов администрации на первом этаже. Пациенты и персонал опасности не подверглись. Ну, обычные в подобном случае заявления.
— Кто обнаружил проникновение?
— Ночные уборщицы. Одна из них заметила свет в офисах администрации в три ночи. Услышала чьи-то шаги, но никого не увидела. Замок на двери был взломан.
— Я знаю, вы не раскроете мне свои источники, но...
— Не проблема. Это уже ни для кого не тайна. Уборщица работает одну смену в «Метрополитен», затем приходит и убирается у нас. Она была очень расстроена, когда пришла сегодня на работу. И могла говорить только о грабителе из больницы, который посреди ночи забрался в кабинет председателя совета директоров. Она не хочет туда возвращаться, за последнее время наслушалась достаточно про больницы.
— Передайте ей, не она одна. Я готова выпить за это.
— Так вот, я позвонил, чтобы узнать, не в курсе ли вы, что еще случилось в «Метрополитен» этой ночью. Понимаете, я хочу понять, приходил или уходил этот парень, когда его застала наша уборщица?
— Честно говоря, я впервые услышала об этом происшествии от вас. Я ваша должница, в следующий раз, когда вам будет нужен материал — звоните мне. Дайте мне свой телефон, если я узнаю что-нибудь по этому делу, то перезвоню. Спасибо за информацию.
Я немедленно перезвонила Мерсеру.
— Как хорошо, что я тебе застала. Есть еще информация. Съезди в «Метрополитен», если успеешь, и проверь там все, — я повторила ему то, что услышала от репортера. Мы сошлись на том, что очень хорошо, если это проникновение обошлось без человеческих жертв.
— Давай думать, что он просто искал чеки или наличность, — предложил Мерсер. — Администрации больницы незачем было звонить нам из-за этого, но я проверю, не поступало ли от них заявление и пропало ли что-нибудь на самом деле. Сегодня вечером получишь полный отчет.
Мне нужно было просмотреть три обвинительных акта, ответить на дюжину звонков, поступивших вчера, а за обедом у меня была намечена встреча с главами нашего ведомства в кабинете Рода Сквайерса. Мы собирались обсудить вопрос изменения часов предъявления обвинений в позднее время суток.
В дверь, умоляюще жестикулируя, заглянула Фейт Грифен. Я в это время сидела с прижатой к уху трубкой и ждала, пока меня соединят с адвокатом, работавшим в программе помощи жертвам насилия при больнице Святого Луки.
— Сара сказала, что у тебя размер "А" и что у тебя всегда есть запасные колготки. У тебя есть не слишком светлые?
Я кивнула и подняла палец, прося ее подождать, пока я не закончу отвечать на вопрос, как лучше посоветовать женщине, проходящей программу реабилитации после изнасилования, сдать анализы на СПИД.
— Мне сейчас выступать с обвинительным заключением, а я порвала колготки о ножку стола, когда вставала, чтобы заявить протест, — пожаловалась Фейт, показывая мне широкую двухдюймовую стрелку, начинавшуюся от подола юбки и сбегавшую до туфли. — Эта старая деревянная мебель в зале 52 все время цепляется ко мне перед важным выступлением. Я просто не могу выступать целый час, когда у меня на колготках такая кошмарная дыра. Вдруг среди присяжных найдется кто-то, кого такая неопрятность возмутит до глубины души, и из-за этого они вынесут оправдательный приговор.
— А присяжный номер двенадцать не прекратил разглядывать твои ноги? Естественно, на них смотреть приятней, чем на вещественные доказательства, — заметила я, подходя к шкафу рядом со столом и открывая ящик, помеченный «Законченные дела». Там у меня аккуратно лежала стопка колготок «Хейнс» разных цветов, несколько пар туфель от «Эскада» с каблуками разной высоты, косметичка, зубная паста и щетка — небольшой комплект средств первой необходимости для женщины-юриста, попавшей в небольшое затруднение. Я выудила пару колготок для Фейт и напомнила ей, что самой большой проблемой для женщин-юристов, которые, как я, начинали работать десять лет назад, было именно отсутствие коллег женского пола. Мужчины-коллеги были хорошими друзьями и наставниками, но как только Батталья призвал на работу женщин, в офисе установилась непередаваемая атмосфера взаимопомощи, невозможная при его предшественнике. Теперь можно было не только поговорить о свободе волеизъявления, Ближнем Востоке или имплантатах Деми Мур, но также найти запасную пару колготок, «Тампакс» или пилочку для ногтей, не посылая за ними стажеров в «Блумингдейл» в обеденный перерыв.
Фейт убежала в туалет переодеваться, а ко мне зашла Роуз Мэлоун и принесла наброски, которые Батталья хотел использовать для приветственной речи на конференции в четверг днем.
— Он хотел, чтобы ты это просмотрела. Он сказал, ты можешь написать речь сама, но включи в нее то, что он подчеркнул насчет контроля над оружием, наркотиков и смертной казни. И еще ты должна добавить несколько фраз о сексуальных нападениях и насилии в семье, хорошо?
— Да. Сейчас займусь, чтобы Лора успела это для меня распечатать. Еще указания будут?
— Он позвонил лорду Уинделторну и объяснил, что вместо него приедешь ты. Они очень довольны и рады принять тебя. Джеффри Доген приедет в Кливден в пятницу утром, и, так как основные мероприятия уже закончатся, вы с Майком сможете провести с ним столько времени, сколько захотите. Естественно, окружной прокурор просит вас зайти к нему в понедельник, как только вы придете на работу.
Я поблагодарила Роуз и рассказала ей о ночных событиях в «Метрополитен» и Пресвитерианском госпитале, чтобы она смогла ввести Батталью в курс дела.
— Он знает, где меня найти, если у него появятся вопросы. До понедельника.
Речь Пола была краткой и по существу. Я знала его мнение по большинству проблем, и мне было нетрудно представить его аргументацию и добавить несколько фраз по моей специализации. Я как раз закончила писать и собралась позвать Лору, чтобы отдать ей речь на распечатку, но тут она зашла сама и сказала, что в кабинете Рода уже собираются люди.
Принимая во внимание, что весь вчерашний день я провела в конференц-зале больницы, разница между убранством комнат не могла не броситься в глаза. Нас было четырнадцать человек — Род, Пэт, шесть начальников бюро, возглавлявших судебные команды, главы особых подразделений вроде меня и несколько директоров отделов, занимающихся стажировками или рассмотрением мелких преступлений. Все, сгрудившись, сидели за двумя пластиковыми столами, составленными вместе и занимающими всю комнату. Городской бюджет не предусматривал никакой отполированной деревянной мебели — простые панели «под дерево» на стенах, виниловые сиденья на стульях и пластиковые рамки с репродукциями фотографий по стенам. Бутерброды приносите с собой, обычно писали в записке, уведомлявшей о совещании. Мы так и делали, и съедали их, стараясь не обращать внимания на зеленые шарики в углах комнаты — когда-то с их помощью удалось извести грызунов во всем здании, теперь же, казалось, крысы приходят сюда специально, чтобы полакомиться отравой, как конфетами.
Род был моим любимым наставником все то время, что я работала здесь, — умный, с хорошим чувством юмора и потрясающей логикой. К нему легко можно было обратиться с любым вопросом, как профессиональным, так и личным, и на его суждения всегда можно было положиться в сложной ситуации. Я уже давно не считала случаи, когда он спасал меня, обдумав проблему вместе со мной и не позволив мне рубить сплеча. Его дружба была мне так же дорога, как и его мудрость.
Я подвинула стул к столу и села у стены рядом с Джоном Логаном. Я открыла баночку йогурта, а он развернул бутерброд с ветчиной и сыром, который источал восхитительный аромат.
Все немного потрепались на посторонние темы, пока Род и Пэт еще раз просмотрели повестку дня, ожидая опоздавших.
— Я слышал, что вчера напали на врача-стажера. Это сильно смешало вам карты? — поинтересовался Логан.
— Если ты узнаешь, что кто-то хочет сознаться в этих убийствах и таким образом помочь следствию, скажи мне немедленно.
— Хорошо. А я все еще жду идентификации личностей по тому бандитскому нападению в Рокфеллеровском центре. А теперь не удивляйся: у тебя нет приблизительного списка вопросов для предварительной проверки присяжных на дело о сексуальном насилии? Один из моих парней ведет дело о судебно наказуемом проступке — эксгибиционист оголялся на детской площадке. Я пообещал спросить у тебя материалы.
— Конечно, у меня все есть. У Лоры хранятся полные списки вопросов к присяжным. Она все для тебя найдет, зайди к ней.
Тут Род начал собрание:
— Давайте-ка ближе к делу. У нас не так много времени, поскольку Купер и Чэпмен отправляются в свое свадебное путешествие в Котсволд.
Несколько человек повернули головы и посмотрели на меня. Это напомнило мне, что процесс перемывания косточек остановить невозможно. Но я уже привыкла к подколкам Рода и давно не краснела.
— Очень мило с вашей стороны прийти ко мне на собрание, мисс Купер. Маккинни сказал мне, что не уверен, что вы здесь еще работаете.
— Он выдает желаемое за действительное, Род, — и я улыбнулась Пэту, который сделал вид, будто записывает что-то в блокноте.
— Что ж, если вы соберетесь контрабандно ввести немного «Кохибас» для Баттальи, то не забудь и о других.
— Ты же знаешь, я никогда не нарушаю закон. «Кохибас» или «Монте-Кристо»?
Когда мнения курильщиков сигар разделились поровну и вопрос был решен, Род перешел к следующему — обсуждению того, кто будет работать в ночную смену. Традиционно, самые молодые, начинающие помощники, заступали на смену, которая начиналась в полночь и заканчивалась в восемь утра. Но в последнее время они так медленно и непродуктивно работали, что возник вопрос о целесообразности такого положения вещей. Пока все собравшиеся высказывали свое мнение, я отвлеклась и задумалась, над чем нужно поработать Мерсеру, пока мы с Майком будем в отъезде.
Около половины третьего, когда собрание подходило к концу, Род объявил, что у него есть еще один подозреваемый для нашего расследования убийства в Медицинском центре Среднего Манхэттена. Он добавил, что разделяет мнение коллеги из Детройта, который прислал ему эту информацию.
— Вы допрашивали врача по имени Тангавелу?
— Сейчас я начну кусаться. Кто это?
— Сейчас расскажу вам одну правдивую историю. Этого врача обвиняют в том, что он совершил действия, характеризующиеся как «куннилингус во время осмотра влагалища пациентки». Его судили и признали виновным. Апелляционный суд Мичигана отменил приговор по делу «Народ против Тангавелу» — с решением можно ознакомиться. Судьи сказали, что прокурор так и не сумел доказать, что те действия, совершенные врачом, не являются приемлемой практикой осмотра женских половых органов. Думаете, присяжные сами были не в состоянии прийти к такому решению? Нет уж, вот что я вам скажу. В Каламазу человека никогда не признают психом, Куп, для этого придется проехать несколько километров до Огайо. Конечно, не стоит вмешиваться во все эти мичиганские разборки. Просто ты, Алекс, лучше позвони и убедись, что это не их псих приехал в Нью-Йорк, чтобы подбросить нам работу в Медицинском центре Среднего Манхэттена.
— Спасибо за наводку, Род, ты всегда мне очень помогаешь. Когда мы с Сарой копались в архивах, то пропустили это дело. Я все проверю, когда вернусь из Англии.
К тому времени, как я вернулась в кабинет и Лора отдала мне все принятые сообщения, у меня оставалось меньше часа, чтобы закончить все важные дела. Заглянула Сара, чтобы уточнить дополнительный список повесток, которые потребуются, и заверить меня, что справится со всеми проблемами, которые могут возникнуть по любому из дел за эти несколько дней.
Я упаковала фотографии с места преступления, сложила в папку несколько полицейских отчетов и убрала в чемодан кассету, которую Боб Баннион снял в офисе Джеммы Доген. Возможно, у инспектора Криви, а может, и у Джеффри Догена появятся какие-нибудь идеи, когда они посмотрят на этот кровавый кошмар свежим взглядом.
— Уж не Рики ли Нельсон шумит в коридоре? — вопросила Сара, отступая к двери. Чэпмен, обворожительно улыбаясь, напевал Лоре и секретарше Рода мотив «Путешественника». Его маленькая аудитория рукоплескала.
— Я сказал своей старенькой матушке, что Алекс Купер везет меня в Лондон, и клянусь, она очень на меня обиделась. Решила, что это такая первоапрельская шутка. А потом стала просить, чтобы на обратном пути мы заехали в Дублин. Навестить семью и все такое. Что скажешь, блондиночка? — Майк, как обычно, играл на публику.
— Почему бы и нет?
— Самое меньшее, что я мог ей пообещать, — это попытаться тебя переубедить, чтобы ты бросила пить «Девар» и перешла на приличный ирландский виски. Такова моя программа-минимум. И за это я подниму первый бокал, как только мы окажемся в воздухе. Давай, где тут твой чемодан. Мерсер уже ждет нас в машине. Хочет успеть проскочить по Ван-Вик до часа пик, — и Майк пошел забирать мой багаж. — Как думаешь, Сара, сколько платьев взяла с собой наша герцогиня на семьдесят два часа? А пар туфель? Если я заработаю себе грыжу, таская ее барахло, то так и знай — уволюсь по профнепригодности. Два к одному — это будет травма, полученная при исполнении.
Чэпмен взял Сару под руку и повел ее к лифту, в другой руке он держал мой чемодан. Он что-то прошептал ей на ухо, и я заметила, как она вздрогнула и прикрыла рот рукой. Мне показалось, я услышала, как Майк произнес имя Морин.
— Что случилось?
— Не подслушивай чужие разговоры, детка. Ничего не случилось. Просто я рассказал кое о ком из ее знакомых. Пошли.
Двери лифта открылись, загорелась красная стрелочка «вниз». Я посмотрела сначала на Майка, потом — на Сару, но лица обоих были непроницаемы.
— Вы говорили о Морин?
— Неужели ты думаешь, что я бы тебе не сказал? Давай шевелись.
Я зашла в лифт, и двери закрылись.
21
Мерсер припарковался рядом с гидрантом на Хоган-Плейс. Он открыл багажник, чтобы Майк убрал мой чемодан. Я отпихнула в сторону два галстука мерзкой расцветки, полуоткрытую спортивную сумку, в которой, как мне показалось, были только грязные носки и трусы, кепку болельщика «Янки» с ежегодного чемпионата по бейсболу и только после этого смогла втиснуться на заднее сиденье стандартного полицейского «форда краун-виктория».
Мы поехали по Лафайет к развязке, ведущей на Бруклинский мост, чтобы, сменив по пути несколько шоссе, достичь аэропорта Кеннеди.
— Есть что-нибудь новое по двум вчерашним происшествиям?
— Жертва из Пресвитерианского госпиталя по-прежнему на аппарате искусственного жизнеобеспечения. У нее почти нет шансов, а у нас — ни одного стоящего подозреваемого. А происшествие в «Метрополитен», похоже, было неудавшейся попыткой ограбления.
— Что-нибудь забрали?
— О, там есть над чем поразмыслить. Кажется, преступник немного ошибся, наверное, метил на склад лекарств. Хотя, можно сказать, что в администрации ему повезло. Он обчистил ящик с наличностью и разбросал документы по всему офису. Там пока не все ясно. Сплошной бардак. То есть это еще мягко сказано. Этот придурок испражнился на бумаги, поэтому полицейским, скажем так, трудновато их читать.
— Избавь меня от подробностей.
— Договорились.
Как обычно, во второй половине дня машин было навалом. Мерсер перестраивался из ряда в ряд, и мы ползли очень медленно, особенно последние несколько миль, когда уже были видны грузовые ангары. Однако мы поехали чуть быстрее, когда попали в зону терминалов. Я откинулась на спинку сиденья, но тут Мерсер резко затормозил у часовни — островка спокойствия на территории аэропорта. Я проезжала мимо сотни раз, но ни разу не заходила внутрь.
— Мы с Купер подождем в машине, а ты можешь сходить и вознести молитву всевышнему.
— Эй, приятель, это дурацкая шутка, — Чэпмен очень боялся летать, но ненавидел, когда над ним смеялись по этому поводу.
— Я не имел в виду полет. Тут о тебе позаботятся пилоты. Я подумал, может, ты помолишься, чтобы вас в Англии ждала удача, понимаешь?
Мерсер завел машину, и мы повернули к международному терминалу компании «Американ Эйрлайнс».
Мерсер подождал, пока мы вылезем, а потом огорошил нас новостью:
— Звонил лейтенант, сказал, что получил результаты лабораторных анализов конфет, которые прислал Морин какой-то тайный воздыхатель.
Я посмотрела на Майка, который теребил билет, и поняла, что именно это он сообщил Саре, когда мы уходили из офиса.
— Вишня в шоколаде была нашпигована борной кислотой. Какой-то урод ввел ее в конфеты при помощи шприца. След от иглы практически невозможно разглядеть.
Я открыла рот, но Мерсер взял мое лицо в свои громадные ладони и наклонился, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. Носом он почти коснулся моего носа.
— Все хорошо, Алекс. С ней ничего не случилось, слышишь? Ведь именно для этого мы и отправили ее в больницу — чтобы выманить нашего убийцу.
— Но...
— Никаких «но». Вчера вечером ты сама говорила с Мо. Ты знаешь, что с ней все в порядке. Так что спокойно лети по своим делам.
— Но я просто не могу...
— Посмотри на меня, девочка, прямо в мои большие карие глаза. Ты хочешь сказать, что не веришь, будто я смогу позаботиться о Морин? А?
Я покачала головой.
— А теперь давай, Купер, иди. Ненавижу долгие прощания.
Мы с Майком зашли в терминал, и он стал сбивчиво объяснять, что это была идея Мерсера — сказать мне об отравленных конфетах в самый последний момент. Я очень переживала из-за того, что не могла быть рядом с Мо, но понимала, что детективы решили правильно, и знала, что Морин — профессионал.
Меры безопасности были суровыми, и мы встали в длинную очередь вылетающих, чтобы предъявить паспорта, отдать багаж на досмотр и получить посадочные талоны на «Боинг-767».
— Пошли, я приглашаю тебя в «Адмиральский клуб». У нас еще полчаса до посадки.
Майк поплелся за мной по коридору, и мы поднялись на лифте в частную комнату ожидания. Я подошла к стойке и предъявила членскую карточку, а Майк отошел к телефонам, чтобы позвонить на работу и узнать последние новости. Стоящая передо мной пара обернулась, и я с удивлением узнала красивого статного джентльмена, который убирал билеты. Он тоже заметил меня.
— Отдыхать или по работе, Алекс? Куда летишь? — Джастин Фельдман поцеловал меня в щеку.
Он был прекрасным адвокатом, экспертом по ценным бумагам, поэтому обычно вращался в утонченных кругах федеральных судов, а не в нашей грязи и суматохе.
— На этот раз по работе. В Лондон. И прими мои поздравления. Судя по публикации в «Американском юристе», ты в списке десяти лучших адвокатов по ценным бумагам в стране. Отличная реклама.
— Ты вполне сможешь потеснить меня из этого списка, если вольешься в наши ряды. Познакомься с моим партнером, Сьюзан Ла Росса. Ее пример доказывает, что нет ничего невозможного.
Мы поехали по Лафайет к развязке, ведущей на Бруклинский мост, чтобы, сменив по пути несколько шоссе, достичь аэропорта Кеннеди.
— Есть что-нибудь новое по двум вчерашним происшествиям?
— Жертва из Пресвитерианского госпиталя по-прежнему на аппарате искусственного жизнеобеспечения. У нее почти нет шансов, а у нас — ни одного стоящего подозреваемого. А происшествие в «Метрополитен», похоже, было неудавшейся попыткой ограбления.
— Что-нибудь забрали?
— О, там есть над чем поразмыслить. Кажется, преступник немного ошибся, наверное, метил на склад лекарств. Хотя, можно сказать, что в администрации ему повезло. Он обчистил ящик с наличностью и разбросал документы по всему офису. Там пока не все ясно. Сплошной бардак. То есть это еще мягко сказано. Этот придурок испражнился на бумаги, поэтому полицейским, скажем так, трудновато их читать.
— Избавь меня от подробностей.
— Договорились.
Как обычно, во второй половине дня машин было навалом. Мерсер перестраивался из ряда в ряд, и мы ползли очень медленно, особенно последние несколько миль, когда уже были видны грузовые ангары. Однако мы поехали чуть быстрее, когда попали в зону терминалов. Я откинулась на спинку сиденья, но тут Мерсер резко затормозил у часовни — островка спокойствия на территории аэропорта. Я проезжала мимо сотни раз, но ни разу не заходила внутрь.
— Мы с Купер подождем в машине, а ты можешь сходить и вознести молитву всевышнему.
— Эй, приятель, это дурацкая шутка, — Чэпмен очень боялся летать, но ненавидел, когда над ним смеялись по этому поводу.
— Я не имел в виду полет. Тут о тебе позаботятся пилоты. Я подумал, может, ты помолишься, чтобы вас в Англии ждала удача, понимаешь?
Мерсер завел машину, и мы повернули к международному терминалу компании «Американ Эйрлайнс».
Мерсер подождал, пока мы вылезем, а потом огорошил нас новостью:
— Звонил лейтенант, сказал, что получил результаты лабораторных анализов конфет, которые прислал Морин какой-то тайный воздыхатель.
Я посмотрела на Майка, который теребил билет, и поняла, что именно это он сообщил Саре, когда мы уходили из офиса.
— Вишня в шоколаде была нашпигована борной кислотой. Какой-то урод ввел ее в конфеты при помощи шприца. След от иглы практически невозможно разглядеть.
Я открыла рот, но Мерсер взял мое лицо в свои громадные ладони и наклонился, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. Носом он почти коснулся моего носа.
— Все хорошо, Алекс. С ней ничего не случилось, слышишь? Ведь именно для этого мы и отправили ее в больницу — чтобы выманить нашего убийцу.
— Но...
— Никаких «но». Вчера вечером ты сама говорила с Мо. Ты знаешь, что с ней все в порядке. Так что спокойно лети по своим делам.
— Но я просто не могу...
— Посмотри на меня, девочка, прямо в мои большие карие глаза. Ты хочешь сказать, что не веришь, будто я смогу позаботиться о Морин? А?
Я покачала головой.
— А теперь давай, Купер, иди. Ненавижу долгие прощания.
Мы с Майком зашли в терминал, и он стал сбивчиво объяснять, что это была идея Мерсера — сказать мне об отравленных конфетах в самый последний момент. Я очень переживала из-за того, что не могла быть рядом с Мо, но понимала, что детективы решили правильно, и знала, что Морин — профессионал.
Меры безопасности были суровыми, и мы встали в длинную очередь вылетающих, чтобы предъявить паспорта, отдать багаж на досмотр и получить посадочные талоны на «Боинг-767».
— Пошли, я приглашаю тебя в «Адмиральский клуб». У нас еще полчаса до посадки.
Майк поплелся за мной по коридору, и мы поднялись на лифте в частную комнату ожидания. Я подошла к стойке и предъявила членскую карточку, а Майк отошел к телефонам, чтобы позвонить на работу и узнать последние новости. Стоящая передо мной пара обернулась, и я с удивлением узнала красивого статного джентльмена, который убирал билеты. Он тоже заметил меня.
— Отдыхать или по работе, Алекс? Куда летишь? — Джастин Фельдман поцеловал меня в щеку.
Он был прекрасным адвокатом, экспертом по ценным бумагам, поэтому обычно вращался в утонченных кругах федеральных судов, а не в нашей грязи и суматохе.
— На этот раз по работе. В Лондон. И прими мои поздравления. Судя по публикации в «Американском юристе», ты в списке десяти лучших адвокатов по ценным бумагам в стране. Отличная реклама.
— Ты вполне сможешь потеснить меня из этого списка, если вольешься в наши ряды. Познакомься с моим партнером, Сьюзан Ла Росса. Ее пример доказывает, что нет ничего невозможного.