— Оливия? — тихим голосом вопросительно произнес он. Она смотрела на отца, ощущая, как шлюпка удаляется от берега. У нее было такое чувство, что с нее дюйм за дюймом сдирают кожу. Итак, времени больше не осталось. Оливия беспомощно протянула к отцу руки.
   — Прости меня! — крикнула она. — У меня нет времени объяснять, но так нужно.
   Затем она повернулась и бросилась в волны. Шлюпка была уже на глубине.
   — Энтони! — крикнула Оливия, когда вода дошла ей до пояса. — Энтони, черт бы тебя побрал! Подожди меня. Ты же знаешь, я не умею плавать!
   За ней бросились люди Кейто. Она опережала их, барахтаясь в воде, когда волны накрывали ее с головой.
   Энтони повернул шлюпку носом по ветру, перегнулся через корму и вытащил Оливию из воды. Она бессильно упала на дно шлюпки.
   — Не стрелять! — закричал Кейто, когда его люди бросились в воду в последней отчаянной попытке захватить шлюпку.
   — Они нас поймают? — испуганно проговорила Оливия.
   — Нет, теперь мы уже на глубине. Под парусом наша скорость больше.
   Как бы в подтверждение его слов, преследование внезапно прекратилось. Солдаты остановились в воде в том самом месте, где песчаное дно резко обрывалось, и растерянно смотрели на ускользавшую от них добычу.
   Оливия не отрывала взгляда от происходящего на берегу. Она видела застывшего в недоумении отца и понимала, что сделала непоправимое. Фиби и Порция, конечно, объяснят ему все, но сможет ли он когда-нибудь простить ее? Увидятся ли они вновь?
   Очередной пушечный выстрел вытеснил из ее головы абсолютно все мысли.
   — Они собираются потопить «Танцующий ветер»!
   — Похоже, пока они стреляют через корму, — спокойно ответил Энтони. — Как только я поднимусь на борт, не о чем будет беспокоиться.
   Оливия перевела взгляд на фрегат и увидела, что на нем подняли грот. Кроме того, с борта спустили веревочный трап, готовясь принять их. В неподвижном ночном воздухе она различила ритмичные звуки песни — команда поворачивала лебедку, поднимая якорь. И на фрегате, и в шлюпке царила атмосфера деловитости, а не страха. По-видимому, и у нее, Оливии, нет причин волноваться, раз все остальные спокойны.
   Когда они добрались до входа в бухту, ветер усилился. У Оливии уже зуб на зуб не попадал.
   — Почему это я промокаю каждый раз, когда встречаюсь с тобой?
   — По какой-то непонятной причине мокрая ты мне больше нравишься, — отозвался Энтони абсолютно серьезно. — Наверное, это отвечает моим грезам о русалках.
   — Грезам о русалках! — воскликнула Оливия. — Ты никогда раньше не рассказывал мне о них.
   — Наверное, потому, что я только что это осознал, — с усмешкой ответил он. — Платье так соблазнительно тебя облепляет!
   Оливия окинула себя взглядом. Светлый муслин стал почти прозрачным.
   — Как же я поднимусь на борт в таком виде? Я как будто нагая.
   Внезапно она застеснялась присутствия Майка. Его уши покраснели, и у него был такой вид, как будто ему хотелось сквозь землю провалиться. Энтони же только рассмеялся и расстегнул рубашку, а затем снял ее, переменив руки на румпеле.
   — Возьми, в ней ты будешь выглядеть более или менее прилично, пока не переоденешься в одну из моих ночных рубашек. Тебе известно, где я их храню.
   Оливия натянула его рубашку. Она еще хранила его тепло и характерный запах моря. Когда они подошли к борту «Танцующего ветра», Энтони убрал парус, привязал шлюпку и придержал для Оливии конец веревочного трапа.
   Девушка вскарабкалась наверх, и заботливые руки помогли ей перебраться через борт. Никто не удивился при ее появлении, и она решила, что команда наблюдала развернувшиеся на берегу события в подзорную трубу.
   — Мы уходим отсюда, хозяин? — спросил стоявший у руля Джетро.
   — Да, здесь становится слишком жарко, — ответил Энтони и взлетел по трапу на верхнюю палубу.
   Джетро посторонился, и хозяин взял штурвал в свои руки.
   — Иди вниз, Оливия, и переоденься! — крикнул он.
   — Успею. — Она встала рядом с любимым. — Что ты собираешься предпринять? Если они собьют мачту…
   — Не собьют. К счастью, пушки не могут как следует прицелиться, если они не находятся прямо перед тобой. — Он посмотрел на нее блестевшими от возбуждения глазами. — Это было достойное пирата приключение!
   Послышался громкий выстрел, а затем низкий протяжный вой — это ядро перелетело через фрегат, едва не задев такелаж, и плюхнулось в море прямо перед носом судна. Энтони рассмеялся и повернул штурвал.
   — На этот раз слишком близко. Похоже, у них серьезные намерения. Поднять марсель!
   Матросы полезли вверх по реям, а в это время раздался выстрел пушки с другого мыса. Если бы Энтони не повернул штурвал, ядро попало бы прямо в борт фрегата.
   — Они неплохо пристрелялись, — заметила Оливия, удивляясь собственной беспристрастности.
   — Совершенно верно… Поворот на фордевинд! — крикнул Энтони без всякого намека на спешку или испуг. Фрегат повернул на правый борт и, к изумлению Оливии, понесся прямо на скалы. Это делало его недосягаемыми для пушки на левом мысу, но подставляло прямо под огонь другой.
   — Что ты делаешь?
   — Прохожу под пушкой, — ответил он, торжествующе и весело сверкнув глазами. — Понимаешь, нас не достать, пока мы находимся тут. Мы проплывем под одной пушкой и вне досягаемости для другой.
   — Но там же скалы! Ты не сядешь на мель? — Не успев договорить, Оливия поняла, что сморозила глупость. В этих водах Энтони не сядет на мель и с закрытыми глазами.
   — Нет, если буду внимателен, — ответил он.
   Оливия умолкла. Энтони негромко насвистывал сквозь зубы, направляя судно прямо на скалу, и повернул его в самый последний момент, когда, казалось бы, они вот-вот должны были врезаться в утес. Прямо над ними стреляла пушка, но ядра перелетали через корму фрегата, не причиняя ему вреда, и падали в воду, поднимая фонтаны брызг.
   Прижимаясь к утесу, «Танцующий ветер» обогнул мыс, и перед ним открылось сверкающее серебром море. Пушки, признав свое поражение, умолкли, и команда фрегата разразилась радостными криками; в воздух полетели шапки.
   Оливия оглянулась на стремительно удаляющийся остров — судно заметно набирало скорость.
   Энтони, как всегда, негромко насвистывал, посматривая на грот. Почувствовав ее взгляд, он обернулся:
   — Никаких сожалений?
   — Нет, — твердо ответила она. — А у тебя? — Он покачал головой и улыбнулся своей чудесной улыбкой, и Оливии стало ясно, что она не упустила свой единственный шанс на счастье. Так она больше никогда не полюбит. Только он один способен сделать ее счастливой. Отвергнуть его — все равно что плюнуть в лицо богам.
   — Иди вниз, — ласково сказал Энтони. — Переоденься. Я спущусь к тебе, когда мы удалимся от острова.
   Оливия взглянула на расплывающиеся очертания острова Уайт.
   — Мы вернемся?
   — Тебе придется помириться с отцом.
   — Конечно, — сказала она и стала спускаться вниз.
 
   — Ты решила убежать в открытое море? — спросил он, чуть приподнявшись над ней; занимавшаяся заря уже расцвечивала небо, и бледный розовый луч упал на кровать из раскрытого решетчатого окна.
   — Похоже, что так, — согласилась она, лаская его сильное тело. — Наша жизнь будет полна приключений и никогда не станет заурядной.
   — Естественно, — задумчиво согласился Энтони. Он отстранился, и ее темные глаза заблестели.
   — Никогда, — повторила она.
   — Ни в коей мере. — Его плоть вновь медленно погрузилась в её лоно.
   Оливия закусила губу и негромко вскрикнула от наслаждения. Ее руки принялись ласкать его, и он застонал от удовольствия.
   — Где ты этому научилась?
   — Инстинкт, — с усмешкой ответила она. — Теперь я любовница пирата и должна знать подобные трюки.
   Она изо всех сил старалась оттянуть наступление оргазма, который положил бы конец этому неземному наслаждению.
   Энтони не отрывал взгляда от ее глаз. Увидев, что она готова сдаться, он вновь отстранился, давая ей передышку, а затем опять погрузился в нее.
   — Я хочу, чтобы это никогда не кончалось, — прошептала она, гладя его бедра и наслаждаясь ощущением его совершенного тела.
   — Это только начало, любовь моя. — Он склонился к ней и захватил губами ее губы. Она упивалась сладостью его языка, исследовавшего ее рот, в то время как их тела сливались в безумном экстатическом танце. Тем не менее ей удавалось балансировать на грани вечного блаженства, ее тело отзывалось на каждое его движение, ее пальцы царапали спину Энтони, она прижимала его к себе, как будто могла стать с ним единым целым. А затем вселенная разлетелась на кусочки, и Оливия ухватилась за него, как утопающий за соломинку. Мощный поток чувств затопил ее, подбросил и закружил, и она в исступленном отчаянии стала выкрикивать его имя.
   Над волнами поднялось солнце, заливая небо оранжевым светом. Упав на кровать, Энтони прижал Оливию к себе и откинул влажные волосы с ее щеки.
   — Неужели можно любить так сильно? — прошептал он. — Я боюсь потерять тебя.
   — Не бойся, — ответила она, прижимаясь губами к пульсирующей жилке у него на шее. — Мы предназначены друг для друга. Нам суждено жить и умереть вместе, любимый. Обхватив голову Оливии, от тут же поцеловал уголки ее рта, кончик носа, подбородок.
   — Но мы не поженимся, — заявила Оливия и в ответ лизнула языком его нос. — Пирату жена ни к чему.
   — Да я не очень-то и подхожу для брака, — лениво протянул Энтони. — Пусть лучше у меня каждый день будет любовница.

Глава 22

   Тихим сентябрьским днем «Танцующий ветер» проскользнул в свое ущелье. Глубокий канал в конце ущелья, ни разу не потревоженный за два месяца отсутствия судна, казалось, ждал его.
   Оливия стояла на палубе, наблюдая, как приплывают мимо нее скалы, и вспоминая свое первое плавание на борту судна. Тогда «Танцующий ветер» вернулся в безопасное убежище, чтобы доставить пассажирку в реальный мир, в ту жизнь, которую она знала и понимала.
   Оливия перевела взгляд на Энтони. Он уверенно вел судно домой. Передав штурвал Джетро, он спустился, встал у поручней с ней рядом и ласково обнял ее за плечи.
   — Ты готова?
   — Да. — Она протянула руку и коснулась его лица. Грохот якорной цепи нарушил вечернюю тишину, и «Танцующий ветер» замер на месте. На воду спустили маленькую шлюпку, и Оливия ловко прыгнула в нее.
   Энтони спрыгнул за ней следом и сел за весла. Он мощными гребками вывел шлюпку из ущелья, а затем поставил парус. Они плыли вдоль берега в глубоком молчании, оба были напряжены и взволнованы.
   — Может, они уже уехали с острова, — сказала Оливия, когда маленькая шлюпка вошла в бухту рядом с Чейлом. — За два месяца могло произойти все, что угодно.
   — Король еще здесь. Значит, твой отец тоже, — отозвался Энтони.
   — Надеюсь.
   Шлюпка остановилась на мелководье, и Энтони вытащил ее на песок.
   — Здесь единственный короткий путь в деревню с утеса. Пойдешь по тропинке влево, — сказал он.
   — Знаю, я уже по ней ходила, — напомнила она, уловив тревогу в этих ненужных инструкциях.
   Опершись на его протянутую руку, Оливия босиком впрыгнула на песок. Затем села на камень, чтобы надеть туфли.
   — Ты будешь ждать меня здесь?
   Энтони посмотрел на нее сверху вниз и провел пальцами по ее губам.
   — Я прощаю тебе этот глупый вопрос… но запомни — в последний раз!
   Она улыбнулась такой же, как у него, напряженной улыбкой и встала.
   — Я просто хотела сказать, что не знаю, как долго я там пробуду.
   — Я буду ждать столько, сколько потребуется. — Он взял ее за подбородок и, повернув к себе, поцеловал. — А теперь иди и сделай то, что должна. И возвращайся ко мне.
   — Обязательно, — прошептала она, потом повернулась, подхватила юбки и побежала по песку к ведущей на вершину утеса тропинке.
   Энтони пытался справиться с охватившей его тревогой. Конечно, тревога эта беспочвенна — Оливия уже сделала свой выбор. Она вернется к нему, когда заключит мир. Обязательно вернется. Вытащив блокнот, он уселся на скалу и стал рисовать неизменным свинцовым карандашом. Рисовать то, что занимало его мысли, — Оливию.
   Оливия между тем обошла фруктовый сад и проскользнула в ворота за кухней. В доме кое-где еще горели лампы. Стараясь держаться в тени, она со смешанным чувством надежды и облегчения заметила, что окно в кабинете лорда Гренвилла освещено. Он дома, и ей не нужно идти к парадной двери и встречаться с удивленными Биссетами. Она не хотела никого видеть, даже Фиби, не переговорив с отцом. Подкравшись к высокому окну кабинета Кейто, Оливия заглянула внутрь. Отец сидел за письменным столом; перед ним высилась стопка бумаг.
   Сердце Оливии учащенно забилось. Гораздо проще было бы сначала увидеться с Фиби, чтобы та облегчила ей задачу. Но Оливия тотчас с презрением отбросила эту мысль. Это касается только ее и отца. Она подняла руку и постучала в окно.
   Кейто поднял голову, внимательно вгляделся в темноту, а затем вскочил на ноги. Распахнув окно, он оперся на подоконник и замер, не в силах поверить своим глазам.
   — Оливия?
   — Да, — ответила она. — Можно войти?
   Он не ответил, и тогда она запрыгнула на низкий подоконник и спустила ноги в комнату.
   — Ты вернулась домой? — Голос отца был тихим, глаза печальными, но они заметили все произошедшие с ней перемены. Блестящую кожу, яркое сияние глаз, уверенную грацию человека, нашедшего себя и свое место в жизни.
   — Нет, я не м-могу.
   — Тогда зачем ты здесь?
   — Я п-пришла, чтобы объясниться и попросить у тебя прощения.
   — Мне не нужны твои объяснения, я получил их от Фиби, — ледяным тоном отозвался Кейто. — Разумеется, я прощаю тебя. Ты моя дочь и всегда останешься ею.
   — Я люблю тебя. — Оливия, едва ли не умоляя, протянула к нему загорелую руку, отчаянно пытаясь растопить лед в его сердце. Она ожидала увидеть гнев, боль, возможно, угрозы не пустить ее обратно, но этот спокойный и холодный ответ был хуже всего того, что она могла себе представить.
   Кейто не принял ее протянутой руки. Он молча смотрел на дочь. В эти два месяца он испытывал такой гнев и растерянность, сходил с ума от тревоги за нее, и вот теперь она перед ним — явно благополучная и счастливая. Да это же настоящее оскорбление!
   — Ты не простил меня, — сказала она, опуская руку. — Я хотела получить твое благословение.
   — Ты хотела получить что? — Его гнев вырвался наружу. — Ты сбежала с этим проклятым пиратом! С незаконным сыном глупца, который…
   — Откуда ты знаешь? — перебила его Оливия.
   — Думаешь, у меня не было возможности выяснить? — с яростью ответил он. — Ты думаешь, можно сбежать без всякого объяснения, перейти на сторону врага, помочь скрыться преступнику и негодяю, который заслуживает того, чтобы болтаться на виселице, а я просто пожму плечами и смирюсь с этим?
   — Ты его не знаешь, — тихо проговорила она. — Ты не имеешь права так о нем говорить. Я люблю его. И могу быть счастлива только с ним. Я хотела тебе все объяснить, но оказывается, это ни к чему. — Она отвернулась и слегка пожала плечами, выразив тем самым всю свою горечь и разочарование, а затем направилась к открытому окну.
   — Оливия! — Это был крик отчаяния и муки. Она резко обернулась. В глазах отца стояли слезы, он протягивал к ней руки, она бросилась в его объятия, и слезы хлынули у нее из глаз. Кейто крепко прижал дочь к себе и принялся гладить ее по голове.
   — Я места себе не находил от тревоги за тебя, — проговорил он. — Что за жизнь может быть у тебя с этим человеком?
   — Та жизнь, которая мне нужна. — Она подняла на него полные слез глаза. — Мы вместе читаем, играем в шахматы, смеемся… О, мы так много смеемся вместе! Мы очень любим друг друга. Без него я никто.
   Лорд вздохнул и погладил се по щеке.
   — Я должен с этим смириться, дочь моя?
   — Если хочешь, чтобы я была по-настоящему счастлива.
   — Значит, должен. — Он вновь вздохнул. — Твоя мать была очень смирной и приличной женщиной. Удивляюсь, откуда взялась такая дочь?
   Оливия нерешительно улыбнулась:
   — Я не знала ее. Но может, это идет с твоей стороны? Вспомни Порцию. Ее отец был твоим братом.
   — А мне и в голову не приходило. — Он на миг задумался. — Порция и Фиби преподнесли свои сюрпризы, и мне следовало быть готовым к чему-либо подобному с твоей стороны.
   — Я и сама не была готова, — отозвалась Оливия. — Все произошло так внезапно.
   Кейто слишком хорошо знал, как неожиданно приходит любовь.
   — Мне нужно кое-что обсудить с твоим… с твоим…
   — Моим пиратом, — подсказала Оливия. — Энтони не интересует наследство и тому подобные вещи.
   — Тогда он достоин всяческой похвалы, — сухо сказал Кейто. — Редкий мужчина не думает о таких вещах.
   — А он и есть редкий человек, и он в состоянии содержать меня.
   — Вероятно, на свои добытые нечестным путем деньги. — В голосе отца вновь послышались нотки осуждения. — Ради всего святого, Оливия, должен же существовать способ убедить его жить достойной, законопослушной жизнью!
   — Он не похож на других людей, — тихо ответила она. — В противном случае я бы не полюбила его. И если бы я пыталась изменить его, он не был бы способен полюбить меня.
   Кейто разочарованно вздохнул, застыл на мгновение в скорбном молчании, прижимая дочь к себе, а затем сказал:
   — Я не позволю, чтобы благополучие моей дочери зависело от прихоти мужчины или от превратностей его судьбы. Я оформлю на тебя дарственную.
   — В этом нет необходимости, но все равно — спасибо, — ответила она.
   — Короля скоро перевезут в Лондон. Я дам тебе адрес в городе, куда ты будешь писать. — Он вернулся к столу. — Я бы хотел получать от тебя весточки как можно чаще, — сказал он, быстро водя пером по листу пергамента.
   — Я буду писать, когда смогу.
   — А когда твой пират сможет отпустить тебя на несколько дней?.. — Кейто вопросительно вскинул бровь, посыпая лист песком.
   — У пиратов очень переменчивая жизнь, — отозвалась она, забирая у него листок.
   — Да, могу себе представить. — Он снова вздохнул. — Ты действительно никак не можешь?..
   — Нет.
   — И ты не собираешься узаконить ваш союз? — Он многозначительно посмотрел на ее руку без обручального кольца.
   Оливия покачала головой.
   — Боже правый! — пробормотал он. — Ну, по крайней мере у тебя будут собственные деньги, если случится самое худшее.
   — Не случится, — твердо возразила она. — Ты должен верить Энтони. Как я.
   — Я же не влюблен в него, — сухо заметил он. — А ты моя дочь.
   Оливия не нашлась что ответить.
   — Ладно, иди к Фиби, — после непродолжительного молчания сказал отец. — И не заставляй нас волноваться из-за отсутствия новостей. — Он притянул ее к себе и поцеловал в лоб. — А как насчет твоих книг? Переслать их тебе?
   Глаза Оливии загорелись радостным огнем.
   — Я действительно могу их забрать?
   — Милая девочка, они же твои. Никто из домашних не знает, что делать с Платоном, Ливием, Овидием и остальными.
   — Тогда я попрошу Майка п-прийти завтра утром с тележкой и забрать их. — Она встала на цыпочки и чмокнула отца в щеку. — Я люблю т-тебя.
   — Я тоже тебя люблю. Ты сама выбрала этого человека. Так люби его крепко и будь счастлива.
   Она взяла отца за руку, и у обоих на глаза навернулись слезы. Кейто отвернулся первым, провел рукой по глазам. Оливия же, не сдерживая слез, пошла разыскивать Фиби.
   «Почему, когда дело касается счастья, всегда оказываешься перед выбором? Почему нельзя сделать так, чтобы все, кого ты любишь, были рядом?» — печально размышляла она, открывая дверь гостиной.
   Громкий радостный крик Фиби способен был поднять даже мертвого.
 
   Час спустя Оливия на цыпочках кралась по песчаному берегу, где на камне спиной к утесу сидел Энтони и рисовал. Он с головой ушел в свое занятие; морской бриз шевелил разбросанные вокруг листы. Должно быть, он рисовал все время, пока ее не было.
   Оливия остановилась и загляделась на него, умиляясь и испытывая странное ощущение, как будто, подглядывая за ним, она его обкрадывает. Неужели их любовь когда-нибудь иссякнет? Иногда это чувство бывает таким острым, что в нем смешиваются и радость, и боль.
   — Подойди ближе, — тихо произнес он, не поворачивая головы. — Мне нужно кое-что уточнить.
   — Как ты догадался, что я здесь?
 
   — Я всегда чувствую, когда ты рядом. — Энтони поднял голову и посмотрел на приближавшуюся Оливию. — Ты плакала?
   — Да, много.
   — Присядь. — Он указал на песок у своих ног. Оливия опустилась на колени, и он, протянув руку, коснулся ямочки у ее ключицы.
   — Вот что мне никак не давалось. — Он вновь взялся за карандаш, а она собрала разбросанные листы. На всех рисунках была изображена она. Самые различные выражения ее лица. Оливия, стоя на коленях, ожидала, когда он закончит.
   — Ты очень несчастна? — спросил он.
   — Мне немного грустно, но я счастлива. Отец понимает. Ему это не нравится, но он смирился. Тебе нужно наследство?
   — У любовниц не бывает наследства.
   — Наверное. — Она приблизилась и положила голову ему на колено. — Поцелуй меня.
   — Всему свое время.
   Оливия улыбнулась и провела кончиком языка по его губам.
   — У меня нет настроения играть вторую скрипку по отношению к своему изображению, — заявила она и принялась покрывать его лицо — лоб, глаза, щеки, подбородок — легкими поцелуями.
   Энтони притянул ее к себе, и карандаш с бумагой упали на песок.
   — Теперь ты принадлежишь только мне, — мягко, но решительно заявил он, и от его голоса у нее мурашки побежали по спине. — Душой и телом — только мне.
   — И ты принадлежишь мне, — ответила она и запрокинула голову, чтобы заглянуть ему в глаза. — Мы в рабстве друг у друга, ты и я.
   Волны начинающегося прилива заливали берег, но они забыли обо всем на свете, кроме связавших их уз и нерушимости их союза.

Эпилог

   Лондон, 30 января 1649 года
   Карл Стюарт за развязывание войны против парламента и народа приговаривается к смерти путем отсечения головы, как тиран, изменник, убийца и враг всех добрых людей этой страны!
   Над толпой разносился голос герольда, стоявшего на ступеньках эшафота, возвышавшегося перед дворцом Уайтхолл. Тысячи и тысячи людей собрались у ворот Уайтхолла, чтобы стать свидетелями казни монарха.
   Король взошел на эшафот. Повисла гнетущая тишина. Кое-кто из собравшихся привстал на цыпочки, чтобы лучше видеть поверх сомкнутых рядов солдат, окруживших помост.
   Король стоял с непокрытой головой, его волосы на затылке были схвачены ленточкой. Он передал свой камзол сопровождающему, сам снял шейный платок и расстегнул ворот рубашки. Затем он заговорил, обращаясь к толпе, но его голос не мог пробиться сквозь тесные ряды солдат.
   В толпе, в первых ее рядах, стоял Энтони, обняв одной рукой Эллен Лейланд. Когда король опустился перед колодой на колени, она уткнулась лицом в плечо Энтони и беззвучно зарыдала.
   Оливия положила руку на локоть Эллен, пытаясь предложить ей свою молчаливую поддержку, но сама не в силах была отвести взгляд от эшафота. В оцепенении она смотрела, как палач заносит топор. Стояла мертвая тишина. Тысячи людей затаили дыхание.
   Топор опустился.
   И в это же мгновение по толпе прокатился стон — общий вопль ужаса и горя.
   Оливия взглядом отыскала своего отца и Руфуса; они с непокрытыми головами неподвижно застыли у подножия эшафота. Их имен не было среди пятидесяти девяти подписей под смертным приговором королю. Теперь они с каменными лицами стояли здесь — наблюдатели от парламента, которые должны были засвидетельствовать смерть короля.
   — Все кончено, — прошептала Эллен, не в силах поднять глаза.
   — Да, все кончено, — тихо ответил Энтони, проследив за взглядом Оливии, и свободной рукой обнял ее.
   Она на секунду прислонилась к нему. Итак, все, наконец, закончилось. События, начавшиеся летним днем восемь лет назад, завершились. Восемь лет войны. Восемь лет крови. То, что началось одной казнью, закончилось другой. В ее голове еще звучали хриплые крики толпы в тот майский день 1641 года, когда на Тауэр-Хилл был обезглавлен лорд Страффорд. Сегодня не было никаких восторженных воплей, одно лишь мрачное, горестное молчание.
   Какое их ждет будущее?
   Она взглянула на Энтони. Что бы теперь ни случилось с Англией, все они связаны вместе нерушимыми узами любви. Порция и Руфус, Кейто и Фиби, она сама и Энтони. Любовь связала их всех, и только любовь будет править будущим.