Никита Филатов
Танец с саблями

   «Вайшампайяна сказал: стань тенью Бхарата, и
   злые глаза смерти не смогут увидеть тебя.»
МАХАБХАРАТА

ПРОЛОГ

   Вяленые человеческие уши есть нельзя. Ну, не то, чтобы совсем нельзя, никаких медицинских противопоказаний нет, но… Хорошего в такой пище мало.
   И разве что рыжая американка с телевидения могла поверить жутковатой сказке кого-то из «бешеных» про то, как лишился левого уха их командир по прозвищу Тайсон. Дескать, после некой не слишком удачной операции пришлось ему почти две недели проползать по горам — в одиночку и без грамма жратвы. Холодно, враги кругом, а кушать хочется… Вот и удалил себе товарищ капитан с помощью верного тесака малую часть плоти! Подсолил, подержал на солнышке и употребил внутрь без особого удовольствия, хотя и с аппетитом.
   Американка оказалась крепенькой, видавшей виды — и в обморок рухнула только после того, как в подтверждение своих слов рассказчик извлек из наплечного кармана нечто — серое и пахнущее лазаретом:
   — Вот, мадам… Носим теперь с собой, на всякий случай. Не желаете угоститься?
   Журналистку откачали, шутнику поставили на вид — а история эта заняла достойное место в неопубликованной нигде летописи частей специального назначения.
   Вообще, о «бешеной» роте Тайсона на этой войне говорили и писали даже больше, чем надо — кто-то с завистью, кто-то со страхом и легкой брезгливостью. Что же касается партизан, то они просто выплачивали за каждого убитого разведчика фантастическую сумму в конвертируемой валюте и давали орден на красивой ленточке.
   Собственно, из-за этого капитан и лишился того, что в медицинской литературе замысловато именуется «наружным отделом перифирической части слухового анализатора».
   На слово своим джигитам начальство противника не слишком доверяло, мало ли чего привидится в горячке боя! И вполне резонно требовало предьявлять доказательства подвига — труп, или ещё что-нибудь в том же духе…
   Вот и повадились «гвардейцы» убитым разведчикам уши резать. Не из-за какой-то особой жестокости или коварства, нет! Просто для отчета.
   И не то, чтобы часто им это удавалось, но… война есть война — без потерь не обходится. Приятно, конечно, смотреть, когда Шварц или Норрис «в одни ворота» чужих автоматчиков крошат, в жизни же все далеко не так гладко.
   Потому как, с той стороны тоже не детский сад воюет!
   Вот и самому Тайсону как-то не повезло: две пули в «броник», одна по каске. Упал, конечно — не дышит, не шевелится. Лицо в крови… Покойник, одним словом.
   И джигит-гвардеец, видимо, так же решил. Под шумок заполз поближе, чиркнул ножиком — и обратно, предьявлять к оплате вещественное доказательство.
   А капитан остался лежать — живой, контуженый только на совесть… но уже без уха.
   Еще хорошо, что местные воинские обычаи и славные боевые традиции федеральных войск не требовали снятия скальпов! Впрочем, в тот момент он даже на такую мерзость никак бы не отреагировал — все-таки, тройной удар… Это же только в головоломных сюжетах советских фантастов, перековавшихся от безденежья в писатели-детективщики, главный герой лишь почесывается после прямых попаданий. На самом деле — даже если выдержат и каска, и бронежилет! — удар получается такой силы, что потом долгое время пребываешь в прострации и некотором изумлении. Жизнь возвращается медленно и неохотно, в основном через боль от поломанных ребер и кровавые круги перед глазами…
   Словом, ухо командирское так и не вернули — засада от долгого боя с разведчиками уклонилась, а преследовать «гвардейцев» по горам не было ни сил, ни возможности. Зато сам легендарный Тайсон уже через неделю появился в расположении роты: с бинтами на черепе и физиономией человека, в любую минуту ожидающего подначки от товарищей по оружию.
   Долго ждать, впрочем, не пришлось. После первых же «боевых» лучший друг, взводный Лапин порылся в карманах и вытащил на свет Божий нечто, завернутое в тряпицу:
   — Командир… Не подойдет, нет? Мы тут «духа» завалили, ему уже не потребуется.
   — Р-размер не мой!
   До классического мордобоя дело тогда не дошло — и начало «охоте за ракушками» было положено. Со временем оформились и неписаные правила: например, полноценной добычей считались только уши «гвардейцев» — парней из партизанского спецназа. Остальные котировались в соотношении один к двум, а за попытку подсунуть товарищам по оружию женское ухо вообще могли на месяц отстранить от выездов на операции… Обнаружились и народные умельцы, специализировавшиеся на вялении и консервации «трофеев».
   Атмосфера состязательности и боевого азарта — в духе забытых уже социалистических соревнований — молниеносно овладела взводами и ротами «бешеных». От разведчиков перекинулся в другие армейские подразделения, дошел до штабов…
   Вскоре после этого капитана и отозвали в распоряжение командующего Группировкой. А потом, по слухам, то ли комиссовали вчистую, то ли направили на учебу в какую-то из многочисленных академий.
   Впрочем, война продолжалась…
   — Командир! Куда же он… Леха, Тайсона не видел?
   — Чего орешь… Иду.
   Прозвище свое Тайсон получил, разумеется, не за цвет кожи или повышенную сексуальную активность. Просто, весом и размерами кулаков он ничуть не уступал американцу — и ещё неизвестно, чью победу праздновал бы профессиональный ринг, сложись карьера выпускника Военного института физкультуры несколько иначе.
   Но… Кому-то в жизни достаются золотые чемпионские пояса и пальмы у теплого океана. А кому-то — пахнущий сыростью и оружейной смазкой блок-пост на заброшенной трассе.
   Обижайся на судьбу, не обижайся… Плевать! Тайсон выругался и поглубже натянул черную вязаную шапочку.
   Выбираясь наружу, он постарался не наступить на лежащее у самого порога тело. Кажется, это был тот самый сержантик — единственный, кто сообразил открыть огонь по нападавшим. Остальные погибли, даже не увидев, что происходит… Сколько человек было-то на блок-посту — семеро? Или больше?
   Зря! Зря они, все-таки… Не прояви пацаны ненужную бдительность — остались бы живы. Домой бы вернулись…
   Вздохнув, командир наклонился и аккуратно переложил убитого в тень — с точки зрения маскировки смысла в этом не было никакого, но давно известно, что лучше думается, когда чем-нибудь заняты руки.
   А как раз сейчас и настало самое время подумать…
   Окончательно рассвело, но холод прошедшей ночи ещё не покинул истертые придорожные камни — и тем приятнее казался на ощупь не успевший выстудиться после недавней стрельбы ствол автомата.
   Горы… Здесь не было линии горизонта, только серая муть облаков — иногда подползающая вплотную к трассе, иногда с неохотой крадущаяся от перевала куда-то вверх, по заляпанным редкой растительностью отвесным склонам. Впрочем, сами заснеженные вершины с дороги никому и никогда разглядеть не удавалось…
   Время шло — и вместе с ним к обочине нехотя подползала тень от подбитого ещё в прошлом году, да так и брошенного за ненадобностью бронетранспортера. Подстелив для удобства чей-то ставший бесхозным бушлат, командир уселся на обломок бетонной плиты:
   — Ну? Что скажете, доктор?
   — Да он все равно больше не знал ни черта!
   — Уверен?
   Подошедший виновато пожал плечами.
   — Руки хоть вытри…
   — Ага, — стараясь на всякий случай не поднимать на собеседника взгляд, парень завозился с индивидуальным пакетом:
   — Бывает, командир… Не сердись, а?
   — Детский сад! Уйди с глаз моих, чучело…
   Положим, носатый действительно рассказал все. Или почти все — пойди теперь, проверяй! Надо же, как он не вовремя сдох…
   Командир с досадой посмотрел на удаляющуюся спину: тоже мне, Доктор Айболит! Сопляк, а не дипломированный специалист по допросам… Единственного «языка» угробил.
   — Постой.
   — Да, командир?
   — Уходим. Скажи ребятам, пусть «картинку» делают.
   — Есть! — со слухом у Тайсона было теперь неважно, поэтому подчиненные отвечали ему несколько громче, чем требовалось.
   — Не ори…
   Следовало «списать» сегодняшние трупы на партизан — да так, чтобы ни у кого не возникло сомнений. Восточный колорит, азиатская жестокость… Особо, видимо, копать и не будут — кому надо? Война! Но кое-какие традиционные для здешних «гвардейцев» следы придется оставить.
   Грязная работа… Ладно, Айболит провинился — теперь пусть смывает кровью. И радуется пусть, что не своей, а чужой.
   И ведь предупреждал же!
   Еще когда затемно на трассу вышли: если «ниву» на посту тормознут, валить всех, кроме пассажира. Носатый требовался живым, а по возможности — невредимым.
   Тормознули…
   И нет, чтобы документы проверить, положенный «дорожный налог» получить — да отпустить восвояси. Не-ет! То ли глупые ребята в наряде попались, то ли жадные.
   Через мощную оптику видно было, как будят похмельного лейтенанта, как начинают копаться в багажнике автомашины… А уж когда повели мирных путников куда-то внутрь, под замок — делать нечего, пришлось отдавать команду.
   Сработали, честно говоря, на четверку с минусом — из-за той очереди, которую выпустил в небо высунувшийся из бункера паренек. Остальные, внутри и снаружи, умерли тихо, почти безболезненно: даже офицер не успел дотянуться до пистолета, рухнув простреленым лицом в разложенные на столе документы.
   — Монтана! — прокомментировал тогда результаты атаки слегка запыхавшийся Айболит. Он возник за спиной в такой же точно, как у командира черной вязаной шапочке с прорезями для глаз. — Хоп?
   — Хоп, — пожал плечами Тайсон. Определить их национальную и воинскую принадлежность в таком наряде было весьма затруднительно, и его сейчас интересовала первичная реакция задержанных.
   Реакция, впрочем, была несколько неожиданной — водитель с удивительной при его возрасте и комплекции сноровкой метнулся к автомату, висящему в изголовье ближайшей застеленной койки.
   Кто-то выстрелил… Насчет толстяка никаких «охранительных» инструкций не поступало, поэтому боец отреагировал по обстановке — ещё одно лишенное жизни тело со стуком осело на глиняный пол.
   — Ну? — командир придвинул ствол почти вплотную к покрытому потом лбу пассажира «нивы».
   Тот сглотнул слюну и с трудом шевеля губами ответил что-то на местном наречии — разобрать удалось только, что речь идет об Аллахе.
   — Чего? Хорош придуриваться, по-русски отвечай!
   Глаза пассажира удивленно округлились.
   На вид ему было лет пятьдесят: высокий лоб, чисто выбритое лицо с большим даже по здешним меркам носом. Дорогие очки…
   Именно по очкам и пришелся первый удар:
   — Отвечай, сука! — основной эффект достигался на этом этапе не болью, а унижением допрашиваемого.
   — Я учитэл… Учитэл, из города.
   Он медленно, с трудом вставал с пола, даже не пытаясь поднять отлетевшую прочь оправу.
   — Слушай! Умереть можно по-разному. Можно так… — командир показал на застреленного офицера. — А можно так!
   Второй удар был куда страшнее предыдущего.
   — Понял?
   — Я учитэл… Школный учитэл…
   — Дай-ка! — «дипломированный» Айболит уже доставал из брезентового чехла нечто отдаленно напоминающее маникюрный набор:
   — Смотри, мужик… Я не хотел, ты сам напросился.
   Носатый держался на удивление долго — даже дольше, чем можно было ожидать от человека с высшим образованием. В конце концов, он конечно же начал отвечать на вопросы, но потом как-то незаметно взял — и умер на середине фразы…
   — Сап-пожник!
   — Вы меня, командир? — провинившийся «специалист по допросам» выполз откуда-то из-за камней и присел рядом.
   — Тебя… Готовы?
   — Можно сматываться.
   — Тогда уходим! — и в этот момент сверху, со склона, ударил пулемет.
   — Мама родная… — судя по тому, как и откуда велся огонь, можно было сделать два вывода.
   Первый: ребят, оставленных на внешнем охранении, уже нет в живых.
   Второй: сработали крепкие профессионалы. Потому что бойцы сейчас у Тайсона, конечно, не те, что были в «бешеной» разведроте, но и они кому ни попадя убить себя втихаря не позволят.
   По камням расплескалась ещё одна очередь — скорее, предупредительная, чем на поражение.
   — Трассу возьми! Я — туда…
   Перестрелка тем временем принимала все более оживленный характер. Со склонов поливали от души: по меньшей мере две серьезные огневые точки, не считая дюжины автоматов. Снизу отвечали короткими очередями — скупо и только по необходимости.
   Кажется, никого пока не подстрелили.
   — Внимание!
   В стороне, куда только что скрылся помощник Тайсона, шумно испортил воздух ручной гранатомет. Значит, и там…
   — Внимание! Внимание! Вы окружены…
   Он даже не сразу понял, что это надрывается обыкновенный переносной мегафон. Стрельба стихла и, несмотря на рассыпчатое горное эхо, стало возможным разобрать слова:
   — …предлагается ровно через шестьдесят секунд, оставив на месте оружие, выйти к шлагбауму с поднятыми руками. Повторяю. Вам предлагается…
   Рядом плюхнулся Айболит. Доложил:
   — Командир, дорога перекрыта!
   — Понял уже.
   — Ребята ждут… Прикажи чего-нибудь!
   — Не суетись, пехота.
   Средствами связи группу никто не укомплектовал, это вам не централизованное снабжение. Денег до задницы, а на дело не допросишься…
   Впрочем, паники пока не было.
   — Свои, вроде… — сосед постарался произнести это как можно небрежнее. Ясно, что на подобный оборот событий он не рассчитывал. — Как думаешь, командир?
   — А кто нам теперь — свои? — вполне резонно продемонстрировал интерес Тайсон. — Может, они ещё хуже, чем разные чужие!
   Невидимый и недосягаемый человек с мегафоном замолк — видимо, пошел отсчет времени. Что-то не так, что-то не… Вот именно! Мало того, что к ним никак не обращались, это ещё куда ни шло, существует тысяча вполне логичных допусков и обьяснений. Но… Положено же представляться, черт побери! Во всех приказах и инструкциях:
   «Я, полковник такой-то, командующий сводной группировкой федеральных сил в таком-то районе (или обозначение войсковой части)… во избежание бессмысленных жертв… гарантирую то-то и то-то.»
   Да и вообще…
   — Командир! Мне-то куда?
   — Полежи пока рядом. На всякий случай.
   Парень хмыкнул, не слишком весело:
   — Сейчас начнут…
   — Посмотрим, — Тайсон скосил глаза на бегущую по циферблату трофейного «кардинала» стрелочку:
   — Да… уж!
   Народ наверху попался серьезный, слов на ветер не бросал — точно, секунда в секунду, ожили оба крупнокалиберных пулемета.
   Особого урона это нанести не могло, но на психику действовало. Сосед подкатился поближе:
   — Во дают! Головы не поднять.
   Вид у него был скорее злой, чем испуганный — и командир похвалил себя за выбор помощника. Война приучает не ошибаться в людях.
   — Освоился?
   — Бывало хуже…
   Ну, это, положим, вряд ли…
   Длинная очередь пробежала не более чем в полуметре от их укрытия, не причинив никакого вреда.
   — Сейчас, когда стихнет, проверь мужиков! — из-за многократно усиленного эхом треска и грохота пришлось орать:
   — Понял? Пусть потихоньку стягиваются — вон туда, к подбитому БэТээРу! Прорываемся дружно, по моему сигналу — в направлении черной скалы…
   — Есть, — кивнул готовый уже сорваться с места Айболит.
   — Стой! Запалите пока «дымовухи».
   — Ага! — в наступившей тишине ответ прозвучал неожиданно и неприлично громко. — Тьфу, черт…
   — Сам потом вернешься.
   — Понял. Выполняю…
   Парень выкатился из укрытия и почти одновременно с его исчезновением снова ожил мегафон:
   — Внимание! Предлагаю немедленно сложить оружие… Повторяю — немедленно! В случае отказа будет открыт огонь на поражение. Повторяю — на поражение.
   Голос спокойный, уверенный. Профессиональный… Без намека на местный акцент.
   Сволочи, больше и времени не дают, чтобы принять ультиматум. Некрасиво! Он расстегнул брезентовую поясную сумку с пиротехникой и не глядя вытянул то, что нужно:
   — Ладушки… — тут и там над позициями обороняющихся уже вспенились черные облака дымовой завесы. Ветра почти не было, поэтому облака эти набухали и расползались, не очень спеша и образуя некое подобие маскировки. — Ну же, давайте!
   Однако, вместо ожидаемого шквала пулеметных очередей воздух наполнился частым, но не громким пощелкиванием. Ошпарило руку пониже локтя — пуля вырвала ткань и оставила болезненный след на коже.
   — Снайперы! — вывалился из дыма Айболит. — Одного за другим… Не спрятаться, сука!
   Был он грязен, весь в копоти — но невредим.
   — Готовы?
   Дышать стало совсем невозможно, глаза слезились.
   — Половина ранена… А убитых нет! — доложил парень и сам удивился тому, что сказал. — Командир, а ты уверен насчет…
   Непонятно, откуда и с помощью каких приборов вел огонь стрелок, но реагировал он на малейшую неосторожность: пуля попала соседу Тайсона в шею, сзади.
   — А-ах… ап… — раненый потянул в себя воздух, судорожно захлопав губами.
   — Вот, бля! — на остальных членах группы командир уже заранее поставил крест, но вот этот парень должен был бы здорово облегчить отход. Теперь придется в одиночку.
   — Трам-вай…
   — Что? — не понял Тайсон.
   — Пятый год… горы. Забыл, как трамвай… прокатиться.
   В другое время бывший разведчик оказал бы умирающему уважение, но сейчас приходилось заботиться о себе. Снайперы задачу выполнили — загнали его людей в норы и щели…
   Да чтоб им всем пусто было!
   Командир отодвинул от себя переставшего дышать парня и приготовился.
   Ждать пришлось недолго.
   Со стороны дороги коротко выплюнул очередь импортный пистолет-пулемет, его поддержал ещё один — но выстрелы обороняющихся сразу же утонули в накатившемся сверху потоке огня. Очевидно, противник подошел совсем близко.
   Продержаться бы ребятам минут десять!
   Царапина у локтя не беспокоила, но на всякий случай следовало провести по ней смоченным слюной пальцем. Пора… По-змеиному обтекая канавы и нагромождения валунов, командир погибающего подразделения выбрался за пределы поста. Живых на пути не встретилось, только трупы: свои — и чужие, солдатские, оставшиеся после ночной атаки.
   Кончен бал, погасли свечи…
   Сзади, впрочем, ещё кто-то отстреливался, и пару раз даже с гулким, нестрашным хлопком разорвались ручные гранаты.
   — Стоять!
   Не раздумывая, он выпустил очередь — и возникшую на пути фигуру отшвырнуло на камни.
   Прыжок… перекат… ещё очередь!
   Откуда-то ответили — над головой, почти в упор:
   — Стой!
   До следующего автоматчика оказалось не больше двух метров — прыжковая дистанция, можно рискнуть.
   — Стоять, козел! — слева, на камне, целился в голову беглецу ещё один, под стать остальным: здоровый, в комбинезоне асфальтового цвета и высоких десантных ботинках. — Руки…
   Погон или знаков различия ни на ком не наблюдалось, но морды были явно рязанские.
   — Вы чего, ребята…
   — Падай, сука! Руки за голову.
   За спиной — грамотно и без лишнего шума — кто-то спрыгнул вниз.
   — Ох, ребята… Зря вы так.
   — Ага! Зря.
   — Сам ляжешь, или помочь?
   Стало слышно, как по горному склону с тихим шелестом осыпаются мелкие камушки.
   «Беспорядок — это не отсутствие порядка. Это — специально организованный порядок. И национальный характер тут совершенно ни при чем…
   Взятка, обман, страх — сплетаются и образуют систему. Систему кажущегося бардака, а на самом деле — систему жесткого порядка. Бандитски-бюрократического порядка.»
Генерал Александр Лебедь

ГЛАВА ПЕРВАЯ
РОССИЯ

   — Помните? Раньше часто пели: «Утро кра-асит… каким-то там цве-етом… стены дре-евнего Кремля!»
   — Да, действительно — чудесная панорама.
   — Не то сло-ово! — хозяин кабинета с некоторой грустью отодвинулся от окна и привычным движением прикрыл невесомые белые жалюзи. — Садитесь.
   На вид ему было не больше сорока. Рыхловатый, безукоризненно выбрит…
   — Кофе, чай? Может быть, минералки?
   — Спасибо! Все равно. То же, что и вы, наверное.
   Повинуясь нажатию одной из многочисленных кнопок, отозвался «интерком»:
   — Слушаю, Иван Альбертович!
   — Леночка, будьте любезны… Два кофе.
   — Хорошо, Иван Альбертович.
   — Вот — так и живем… — неизвестно, по какому поводу произнес хозяин. Потом спохватился:
   — А представьте — когда Спасителя закончат? Уберут все эти заборы, краны… Приезжайте ко мне через годик, вместе полюбуемся.
   — Вы москвич?
   — Это уже интервью? — улыбнулся Иван Альбертович. Он сейчас удивительно гармонировал с обстановкой — серый костюм, белоснежная рубашка… Даже галстук в тон депутатскому значку. — Извините!
   Мелодичная трель заставила хозяина поднять трубку одного из телефонов:
   — Да!… Конечно. Очень рад слышать…
   Это была, очевидно, прямая линия — не «вертушка», но и не тот номер, который указывается в справочниках. При обычных звонках попадаешь сначала на секретаршу.
   — Прошу прощения, — оторвался от разговора Иван Альбертович и виновато пожал плечами:
   — Очень важный звонок… Оттуда! — и розовый палец при этом взметнулся куда-то на уровень шкафа.
   — Ничего-ничего, — понимающе закивал гость. — Мне надо выйти?
   — Что вы! Сидите, сидите. — Хозяин возмущенно замахал перед носом ладонью, но чувствовалось, что ему приятно. Прокашлявшись, вернулся к невидимому собеседнику:
   — Тут у меня пресса, понимаешь… Нет, все в порядке. Значит, по поводу открытия консульства…
   Гость, в ожидании кофе, осматривал обстановку.
   Собственно, не покривив душой её можно было назвать «убранством»: дубовые резные панели сочетались с какими-то светлыми, и не менее дорогими породами дерева. Мебель под стать им, огромный ковер на полу… И привычные в тысячах офисов атрибуты, каким-то непостижимым образом не нарушающие стиль и гармонию кабинета: персональный компьютер, несколько телефонных аппаратов, селекторная связь. Итальянские жалюзи использовали редко — из окна открывается чудесный вид на распластанную под ногами Москву, характерный для большинства кабинетов Государственной думы.
   Золоченые, пыльные корешки Энциклопедии. Справочники, специальная литература… Кроме положенного по статусу государственного флага и портрета президента над головой, из украшений имелись: массивный глобус «под старину», семейное фото и картина Рустама Хамдамова в металлической раме.
   — Все, договорились. Перезванивать нужно?… Добро! Значит, встретимся. Привет своим… Пока, будь здоров.
   Иван Альбертович был на редкость хорошо воспитан, поэтому, положив трубку, виновато вздохнул:
   — Еще раз — простите! Я ведь дал указание — ни с кем не соединять во время нашей встречи, но…
   — Да я понимаю, не беспокойтесь.
   — Хорошо! Это очень хорошо, когда представители вашей профессии могут поставить себя на место собеседника. Ведь труд чиновника в нашем государстве, ещё только формирующем свои демократические институты…
   — Тем более — выборного чиновника! И такого уровня…
   — Вот именно, — с достоинством и любовью к себе кивнул хозяин кабинета. — Помню, как в девяносто первом, на волне перемен…
   — Это уже интервью? — улыбнулся корреспондент.
   — Да… пожалуй! — рассмеялся хозяин. Собеседник ему положительно нравился: чуть помоложе самого Ивана Альбертовича, одет аккуратно, но без претензий. Не пытается, как большинство его собратьев по перу, корчить из себя «совесть нации», однако и в друзья не лезет.
   Словом, держит дистанцию.
   — Разрешите?
   — Да, Леночка, конечно!
   Наблюдая, как симпатичная секретарша хороших кровей сервирует мужчинам кофейный столик, он все же решился:
   — Коньячку? Чисто символически?
   — Ну, за компанию… с удовольствием!
   — Леночка, оформи нам?
   — Сейчас, Иван Альбертович, — девушка с интересом посмотрела на гостя: с точки зрения её шефа, совместная выпивка считалась чем-то вроде поощрения для особо отличившихся. В основном, он пил в одиночестве или с ближайшими друзьями. Случалось, в кампанию попадала и сама Леночка, но это уже было совсем другое дело — и заканчивались такие застолья вполне определенным образом…
   — Итак? — поинтересовался хозяин, когда первые капли маслянистой, пахнущей дубом и солнечным светом жидкости перетекли из бокалов на языки.
   — Изумительно. Армения? — корреспондент даже прикрыл глаза от удовольствия.
   — Точно угадали — «Наири», коллекционный! Из тех самых, ещё времен Союзного МИДа, запасов… — приятно все-таки пообщаться с ценителем. Но пора и честь знать:
   — Вы готовы?
   — Разумеется! — заторопился молодой человек, опуская на блюдечко чашку с недопитым кофе.
   — Да вы не нервничайте… Александр Александрович.
   Визитная карточка с эмблемой самого тиражного еженедельника страны лежала на столе, прямо перед глазами, поэтому запоминать имя-отчество гостя не было никакой нужды.
   — Лучше просто — Александр. Саша…
   — Хорошо, — согласился хозяин.
   Положение обязывало, но оно же давало некоторые, вполне обьяснимые, преимущества.
   — Можно начинать?
   — Да, пожалуйста. Спрашивайте. Постараюсь ответить вам и вашим читателям как можно подробнее… и честнее! — последнее слово он выделил. Выделил отчетливой интонацией человека, которого и без того невозможно заподозрить даже в намеке на ложь.