Страница:
– Вот видите! – прошептала с укором Ольга Шнайдер. – Он тоже так говорит. А ведь ему незачем казаться умнее, мы же знаем. На Земле все так говорят!
– Это не заумно, – успокоил ее Оберт, – чего там заумного… а витиевато. Старина Ланс просто выпендривается.
– Перед кем?!
– Хотя бы даже и перед вами. Передо мной. Перед командором. Выпендриваться вообще в мужской природе…
И мысленно добавил: «Как и в женской».
– Для чего ему… как вы говорите… выпендриваться перед командором? – не унималась Ольга.
– Наверное, у него дефицит общения. И он просто доказывает самому себе, что еще способен выстраивать сложные синтаксические конструкции. Еще один способ сохранения самоидентификации.
Ольга посмотрела на него с тревогой:
– Вы тоже себе это доказываете?
– Постоянно! – фыркнул Оберт. – Хотя у меня не бывает дефицита общения…
– На Венере и спутниках тоже есть замечательные горки, – сказал Виньерон. – Да только кому захочется тратить время на тягомотное восхождение в тяжелом скафандре, в полной темноте…
– …без киосков с сувенирами на каждом встреченном по маршруту балконе! – благодарно подхватил Хольгерсен.
В обращенном к нему взгляде Ольги Шнайдер читалось сочувствие.
– …Комиссия по мониторингу перспективных исследований в очередной раз наложила вето на эксперименты по восстановлению контролируемой популяции хищных динозавров в национальном парке Адские Врата в Кении. Как известно, десять лет назад была успешно проведена генетическая репликация растительноядных зауроподов в местности Макхава-Вангару в центральной части архипелага Лассеканта на Тайкуне. Контролируемая популяция нескольких амфицелий и посейдоновых ящеров, известная как «Монструм-Парк», обещала стать Меккой научно-познавательного туризма…
– Ничего себе зверушки! – воскликнул кто-то.
– Самые большие существа, когда-либо попиравшие Землю, – прозвучал из темного угла позади Оберта сиплый голос, какой случается от долгого молчания. Это был Ниденталь, известный своими познаниями в самых неожиданных предметах. – Длина от носа до кончика хвоста шестьдесят метров, вес до ста шестидесяти тонн.
– Когда успели? – спросил Руссо. – Шли разговоры, помню. Но чтобы развернуть целый парк! Странно…
– Тайкун, – сказал ван Ронкел, усмехаясь. – Они там все такие тихушники.
– …Местные административные структуры давно рассчитывали провести ребрендинг управляемой территории, с тем чтобы наконец-то Тайкун ассоциировался в массовом сознании не со старомодными грубыми развлечениями сомнительного этического содержания, а с передовыми естественно-научными исследованиями и технологиями. Не секрет, что значительная часть этого мира до сих пор остается неизученной и ждет своих Ливингстонов и Фосеттов, и это ожидание неоправданно затянулось. Однако в 147 году вследствие события, известного как «Макхавская экологическая катастрофа», вся популяция зауроподов погибла, что нанесло тяжкий урон не только амбициозным планам тайкунской администрации, но и всем научным разработкам в области генетической репликации на федеральном уровне…
– Действительно, странно, – театральным шепотом сообщил Ниденталь и этим ограничился.
– …Основу исследовательской экспедиции на Мормолику, более известную как Морра, одиннадцатую достоверно установленную планету Солнечной системы, куда, как известно, не ступала нога человека вот уже более ста лет, составят планетологи и палеоксенологи. Руководителем экспедиции утвержден Федор Нарбут, раддер-командор Корпуса Астронавтов. Научную часть экспедиции возглавит доктор Ункорруг Унонваунту Хгиалв Уолмэкеониату…
– Удивительное имя, – сказала Ольга Шнайдер.
– Вполне обычное, – заметил Оберт. – Для виавов. Я вам про них рассказывал.
– Действительно, виав, – согласился командор Хендрикс. – Я слышал, они давно хотели попасть на Морру. Есть там у них какой-то тайный интерес.
– Тоже тихушники, – сказал ван Ронкел. – Не хуже тайкунеров.
– Оставьте, Геррит, – возразил командор Хендрикс. – Все виавы, с которыми я был знаком, весьма приличные люди. То есть, разумеется, не люди… Возможно, они что-то там утеряли в стародавние времена галактической экспансии. И теперь хотят вернуть. Но из этических соображений не желают действовать через голову Федерации. И нам следует воздать должное их деликатности. В конце концов, это наша планета.
– Нечего нам туда лезть, – проворчал ван Ронкел. – Если виавам что-то нужно, пусть они и лезут. Гиблое это место. Нехорошее.
– Вы правы, Геррит, – сказал командор. – Но согласитесь, странно иметь в своей системе планету, о которой известно только то, что она есть и что сто лет назад там побывала экспедиция Бартенева–Беренса…
– …ничего толком не исследовав и едва унеся ноги, – добавил ван Ронкел.
– Федор Нарбут, – раздумчиво произнес командор Хендрикс. – В Корпусе Астронавтов не так много раддер-командоров. Но такого я не припоминаю. Возможно, из молодых… хотя он не выглядит юнцом. Смею надеяться, что это добрый звездоход, опытный и осмотрительный. Что он не повторит ошибок Бартенева и Беренса. К тому же, сейчас у нас не в пример более надежный флот, чем сто лет назад.
Ван Ронкел хотел бы поспорить еще, но сюжет новостей уже сменился.
– Внезапное появление на конференции по управляемому антропогенезу мегаакадемика Дитриха Гросса не только стало наглядным опровержением возникающим с завидной регулярностью слухам о его кончине, но и послужило причиной жестокого кулуарного скандала. Для начала грозный старец обвинил основного докладчика, доктора Клостермана из Канадского Института экспериментальной антропологии, в этических аберрациях и заимствованиях. «Хотел было сказать, что слухи о моей смерти несколько преувеличены. Но это уже кто-то говорил до меня, а в вопросах интеллектуального приоритета я более щепетилен, нежели мои традиционные оппоненты. Каковым было бы не в пример комфортнее обнаружить мое имя в академических синодиках, а не в списках официальных рецензентов их квазинаучных опусов. Поскольку я лучше многих ориентируюсь в дискурсе, который они неоправданно монополизировали, исказили и употребили в своих более чем сомнительных целях усовершенствования человеческого естества. Возможно, они тешили себя надеждой, будто Ветхий Завет уже не входит в круг обязательного чтения, поскольку их реминисценции произрастают именно из этого первоисточника…»
– Интересно, сколько ему лет? – спросила Ольга Шнайдер.
Оберт хотел сознаться в полном неведении, но его опередил Ниденталь.
– Еще недавно я бы назвал цифру сто девяносто семь, – сказал он. – А теперь уж и не знаю.
– Он что, самый старый в мире?
– Вовсе нет. Скорее, самый страшный…
– Мультиэтнический фестиваль популярной музыки «Космовидение-153» состоится на Эльдорадо в канун Рождества. Местом проведения на сей раз выбрана Коралловая концертная арена в бухте Ифритов, на берегу Южной Нирритии. Организаторы фестиваля направили приглашение всем выдающимся вокалистам современности, не исключая, разумеется, Озмы, хотя расчет на визит последней невелик. Разве что Озма вдруг сочтет возможным на пару часов изменить классическому репертуару, вернуться к истокам своей популярности и указать остальным участникам на место, занимаемое ими под жарким нирритийским солнцем…
– Там я тоже был бы не прочь потолкаться! – объявил Тони Дюваль.
– Вот видишь, – сказал Юбер Дюваль со значением. – В нашем мире столько интересного!
– Но мы-то здесь, – парировал Тони. – А ваш мир непонятно где… поет и пляшет.
– А что это за цифра? – спросил командор Хендрикс. – Год или порядковый номер?
– Еще недавно я бы утверждал, что год… – промолвил Ниденталь в своей туманной манере.
– Находка мегалитических сооружений в полярной зоне Царицы Савской в очередной раз оказалась «информационной уткой». Руководитель постоянной археологической экспедиции доктор Иван Шапиро выступил со специальным заявлением, в котором с нескрываемым раздражением дезавуировал поспешные выводы своих коллег и назвал информацию агентства «Паникс-Ньюс», мягко говоря, не заслуживающей доверия. «Экзарация, или иначе – ледниковая эрозия, способна и менее образованным натурам внушить беспочвенные иллюзии…»
После долгого перерыва, вызванного капитальным ремонтом и повышением качества обслуживания, вновь принял гостей известный во всей обитаемой вселенной отель «Тайкунер-Маджестик»…
Несколько человек засмеялись.
– Бывали, живали, – сказал Руссо, поймав недоумевающий взгляд Оберта. – То еще заведеньице. Комнатушки тесные, с видом на Амиркадскую трясину, очень-очень ненавязчивый сервис, а кухня просто-таки чудовищная, уж не знаю, из чего они там готовят, но узнать никогда не рвался…
– …одним из первых посетителей ресторана при отеле стала доктор Кристина Величко из Пальковиц, планета Земля. Мы обратились к мадам Кристине с вопросом…
– Боже, – выдохнул Винсент де Врисс, появления которого никто не заметил.
И медленно, цепляясь за стену скрюченными пальцами, сполз на пол.
Малый ксенологический конвент
– Это не заумно, – успокоил ее Оберт, – чего там заумного… а витиевато. Старина Ланс просто выпендривается.
– Перед кем?!
– Хотя бы даже и перед вами. Передо мной. Перед командором. Выпендриваться вообще в мужской природе…
И мысленно добавил: «Как и в женской».
– Для чего ему… как вы говорите… выпендриваться перед командором? – не унималась Ольга.
– Наверное, у него дефицит общения. И он просто доказывает самому себе, что еще способен выстраивать сложные синтаксические конструкции. Еще один способ сохранения самоидентификации.
Ольга посмотрела на него с тревогой:
– Вы тоже себе это доказываете?
– Постоянно! – фыркнул Оберт. – Хотя у меня не бывает дефицита общения…
– На Венере и спутниках тоже есть замечательные горки, – сказал Виньерон. – Да только кому захочется тратить время на тягомотное восхождение в тяжелом скафандре, в полной темноте…
– …без киосков с сувенирами на каждом встреченном по маршруту балконе! – благодарно подхватил Хольгерсен.
В обращенном к нему взгляде Ольги Шнайдер читалось сочувствие.
– …Комиссия по мониторингу перспективных исследований в очередной раз наложила вето на эксперименты по восстановлению контролируемой популяции хищных динозавров в национальном парке Адские Врата в Кении. Как известно, десять лет назад была успешно проведена генетическая репликация растительноядных зауроподов в местности Макхава-Вангару в центральной части архипелага Лассеканта на Тайкуне. Контролируемая популяция нескольких амфицелий и посейдоновых ящеров, известная как «Монструм-Парк», обещала стать Меккой научно-познавательного туризма…
– Ничего себе зверушки! – воскликнул кто-то.
– Самые большие существа, когда-либо попиравшие Землю, – прозвучал из темного угла позади Оберта сиплый голос, какой случается от долгого молчания. Это был Ниденталь, известный своими познаниями в самых неожиданных предметах. – Длина от носа до кончика хвоста шестьдесят метров, вес до ста шестидесяти тонн.
– Когда успели? – спросил Руссо. – Шли разговоры, помню. Но чтобы развернуть целый парк! Странно…
– Тайкун, – сказал ван Ронкел, усмехаясь. – Они там все такие тихушники.
– …Местные административные структуры давно рассчитывали провести ребрендинг управляемой территории, с тем чтобы наконец-то Тайкун ассоциировался в массовом сознании не со старомодными грубыми развлечениями сомнительного этического содержания, а с передовыми естественно-научными исследованиями и технологиями. Не секрет, что значительная часть этого мира до сих пор остается неизученной и ждет своих Ливингстонов и Фосеттов, и это ожидание неоправданно затянулось. Однако в 147 году вследствие события, известного как «Макхавская экологическая катастрофа», вся популяция зауроподов погибла, что нанесло тяжкий урон не только амбициозным планам тайкунской администрации, но и всем научным разработкам в области генетической репликации на федеральном уровне…
– Действительно, странно, – театральным шепотом сообщил Ниденталь и этим ограничился.
– …Основу исследовательской экспедиции на Мормолику, более известную как Морра, одиннадцатую достоверно установленную планету Солнечной системы, куда, как известно, не ступала нога человека вот уже более ста лет, составят планетологи и палеоксенологи. Руководителем экспедиции утвержден Федор Нарбут, раддер-командор Корпуса Астронавтов. Научную часть экспедиции возглавит доктор Ункорруг Унонваунту Хгиалв Уолмэкеониату…
– Удивительное имя, – сказала Ольга Шнайдер.
– Вполне обычное, – заметил Оберт. – Для виавов. Я вам про них рассказывал.
– Действительно, виав, – согласился командор Хендрикс. – Я слышал, они давно хотели попасть на Морру. Есть там у них какой-то тайный интерес.
– Тоже тихушники, – сказал ван Ронкел. – Не хуже тайкунеров.
– Оставьте, Геррит, – возразил командор Хендрикс. – Все виавы, с которыми я был знаком, весьма приличные люди. То есть, разумеется, не люди… Возможно, они что-то там утеряли в стародавние времена галактической экспансии. И теперь хотят вернуть. Но из этических соображений не желают действовать через голову Федерации. И нам следует воздать должное их деликатности. В конце концов, это наша планета.
– Нечего нам туда лезть, – проворчал ван Ронкел. – Если виавам что-то нужно, пусть они и лезут. Гиблое это место. Нехорошее.
– Вы правы, Геррит, – сказал командор. – Но согласитесь, странно иметь в своей системе планету, о которой известно только то, что она есть и что сто лет назад там побывала экспедиция Бартенева–Беренса…
– …ничего толком не исследовав и едва унеся ноги, – добавил ван Ронкел.
– Федор Нарбут, – раздумчиво произнес командор Хендрикс. – В Корпусе Астронавтов не так много раддер-командоров. Но такого я не припоминаю. Возможно, из молодых… хотя он не выглядит юнцом. Смею надеяться, что это добрый звездоход, опытный и осмотрительный. Что он не повторит ошибок Бартенева и Беренса. К тому же, сейчас у нас не в пример более надежный флот, чем сто лет назад.
Ван Ронкел хотел бы поспорить еще, но сюжет новостей уже сменился.
– Внезапное появление на конференции по управляемому антропогенезу мегаакадемика Дитриха Гросса не только стало наглядным опровержением возникающим с завидной регулярностью слухам о его кончине, но и послужило причиной жестокого кулуарного скандала. Для начала грозный старец обвинил основного докладчика, доктора Клостермана из Канадского Института экспериментальной антропологии, в этических аберрациях и заимствованиях. «Хотел было сказать, что слухи о моей смерти несколько преувеличены. Но это уже кто-то говорил до меня, а в вопросах интеллектуального приоритета я более щепетилен, нежели мои традиционные оппоненты. Каковым было бы не в пример комфортнее обнаружить мое имя в академических синодиках, а не в списках официальных рецензентов их квазинаучных опусов. Поскольку я лучше многих ориентируюсь в дискурсе, который они неоправданно монополизировали, исказили и употребили в своих более чем сомнительных целях усовершенствования человеческого естества. Возможно, они тешили себя надеждой, будто Ветхий Завет уже не входит в круг обязательного чтения, поскольку их реминисценции произрастают именно из этого первоисточника…»
– Интересно, сколько ему лет? – спросила Ольга Шнайдер.
Оберт хотел сознаться в полном неведении, но его опередил Ниденталь.
– Еще недавно я бы назвал цифру сто девяносто семь, – сказал он. – А теперь уж и не знаю.
– Он что, самый старый в мире?
– Вовсе нет. Скорее, самый страшный…
– Мультиэтнический фестиваль популярной музыки «Космовидение-153» состоится на Эльдорадо в канун Рождества. Местом проведения на сей раз выбрана Коралловая концертная арена в бухте Ифритов, на берегу Южной Нирритии. Организаторы фестиваля направили приглашение всем выдающимся вокалистам современности, не исключая, разумеется, Озмы, хотя расчет на визит последней невелик. Разве что Озма вдруг сочтет возможным на пару часов изменить классическому репертуару, вернуться к истокам своей популярности и указать остальным участникам на место, занимаемое ими под жарким нирритийским солнцем…
– Там я тоже был бы не прочь потолкаться! – объявил Тони Дюваль.
– Вот видишь, – сказал Юбер Дюваль со значением. – В нашем мире столько интересного!
– Но мы-то здесь, – парировал Тони. – А ваш мир непонятно где… поет и пляшет.
– А что это за цифра? – спросил командор Хендрикс. – Год или порядковый номер?
– Еще недавно я бы утверждал, что год… – промолвил Ниденталь в своей туманной манере.
– Находка мегалитических сооружений в полярной зоне Царицы Савской в очередной раз оказалась «информационной уткой». Руководитель постоянной археологической экспедиции доктор Иван Шапиро выступил со специальным заявлением, в котором с нескрываемым раздражением дезавуировал поспешные выводы своих коллег и назвал информацию агентства «Паникс-Ньюс», мягко говоря, не заслуживающей доверия. «Экзарация, или иначе – ледниковая эрозия, способна и менее образованным натурам внушить беспочвенные иллюзии…»
После долгого перерыва, вызванного капитальным ремонтом и повышением качества обслуживания, вновь принял гостей известный во всей обитаемой вселенной отель «Тайкунер-Маджестик»…
Несколько человек засмеялись.
– Бывали, живали, – сказал Руссо, поймав недоумевающий взгляд Оберта. – То еще заведеньице. Комнатушки тесные, с видом на Амиркадскую трясину, очень-очень ненавязчивый сервис, а кухня просто-таки чудовищная, уж не знаю, из чего они там готовят, но узнать никогда не рвался…
– …одним из первых посетителей ресторана при отеле стала доктор Кристина Величко из Пальковиц, планета Земля. Мы обратились к мадам Кристине с вопросом…
– Боже, – выдохнул Винсент де Врисс, появления которого никто не заметил.
И медленно, цепляясь за стену скрюченными пальцами, сполз на пол.
Малый ксенологический конвент
Все знали всех, и все были рады любому поводу собраться вместе. Не сойтись в видеоконференции, находясь за тридевять земель или за тридесять парсеков, а встретиться въяве, заглянуть друг дружке в глаза и обменяться осязаемыми рукопожатиями. Просторный номер на восемнадцатом этаже средиземноморского отеля «Золотая Устрица» был ничуть не хуже базы «Хард Металл» на Титануме или безымянного лагеря в дельте Волги. То обстоятельство, что основой для дружеских уз изначально стала профессиональная деятельность, презентовало этим встречам титул «Малого ксенологического конвента».
Принимающей стороной на сей раз выступал Марко Муравский, который давно и накрепко обосновался неподалеку отсюда, в Дубровнике. «Ну да, море и солнце, – объяснял он, словно бы оправдываясь. – Вино и женщины. Я существо примитивное, предпочитаю простые, незатейливые житейские радости…» Собственно, он выбирал лишь место и время и фантазию особо не напрягал. Море и солнце, чего уж тут. Оповещением же традиционно занимался Кратов, который всегда знал, кто и где находится.
Опаздывать было не принято. После приветствий, объятий и – в меру душевной близости – целований, а также непременного первого тоста «За Разум!», конвент был провозглашен открытым и оглашена была «злоба дня».
– Кто все эти достойные господа? – спросил Павел Аксютин (Тверской Институт общей ксенологии, сектор ксеносоциологии гуманоидного типа; знакомство состоялось в чрезвычайной миссии на странной планете Финрволинауэркаф, при самых экстремальных обстоятельствах, и хотя с той поры Аксютин зарекся совершать подвиги и вообще избегал покидать пределы родной планеты, не прекратилось, а со временем переросло в спокойную дружбу; последние полтора десятка лет Аксютин внешне не менялся, оставаясь таким же худым, бледнокожим и подвижным, разве что добавились морщины на лбу и возле глаз), глядя на развернутый во всю стену, от пола до потолка, видеокластер.
– Это ангелиды, – сказал Кратов.
– Что, все? Я имел в виду – все достоверно установленные в пределах Федерации ангелиды?
– Надеюсь, без изъятий. Во всяком случае, мне было обещано именно это, с полагающимися страшными клятвами и битием в грудь.
– И все они проходят по нашему ведомству? – уточнил Джейсон Свифт (Федеральный Совет ксенологов, Комиссия по культурной и экономической интеграции, где, собственно, и пересеклись их дорожки; спорили-вздорили много и разнообразно, часто вынося пикировку далеко за стены Совета, на лужайку парковой зоны или в окрестный ресторанчик с многозначащим названием «Три желудя», и в результате сошлись весьма тесно).
– А по чьему ведомству они могут еще проходить? – засмеялся Макс Тиссен (Агентство внеземных поселений, сектор «Сиринга»; впервые повстречались с Кратовым на галактическом стационаре «Протей» в самый разгар известных событий, когда человечество и рептилоиды-тоссфенхи синхронно заявили права на одну и ту же планету; по разрешении конфликта Кратов упомянутое небесное тело с чувством исполненного обязательства и с нескрываемым даже облегчением покинул, поручив заботам Тиссена и его компании, после чего всякая первопроходческая романтика пресеклась, сменившись кропотливой, обстоятельной, не без явственного бюрократического налета, колонизацией; Тиссену, с его врожденной педантичностью и наклонностями к старомодному формализму, там было самое место). – Папы Римского?
– Фактор сверхъестественного мы здесь рассматривать не станем, – сказал Кратов. – Уговоримся сразу не вмешивать метафизику в наши дела. По крайней мере, насколько нам достанет здравого смысла.
– Хорошо, – сказал Свифт. – Здесь не меньше сотни человек обоего полу и всех этнических групп. Что мы ищем?
– Сто десять, – уточнил Кратов. – А вот здесь, – он коснулся сенсора на пульте управления, и картинка сменилась, – шестьдесят семь. Всего ничего. И это…
– Дай угадаю, – сказал Муравский (когда-то – Сан-Марино, Академия ксенологии, кафедра математических методов, а ныне вольный художник и мыслитель, житейский гедонист и научный анахорет, лохматый, бородатый, всем костюмам предпочитавший клетчатый саронг и гавайскую рубашку самых ужасных расцветок; в перерывах между женщинами, скайсерфингом и, по слухам, крофтингом занятый анализом самых бредовых идей на стыках нестыкуемых научных дисциплин; в один прекрасный момент обнаружил себя в составе множества рабочих групп, члены которых, такие же подвижники-одиночки, никогда друг с другом не встречались, но нечувствительно обслуживали Федеральный Совет в тех сферах, где академическим персонам обозначать свое присутствие было не с руки). – Знакомые все лица… Резиденты нечеловеческого генезиса, не так ли?
Обсуждение набирало обороты, и Кратову это нравилось. Никто не дремал в тенечке, никто не отвлекался на пустяки. Напротив: все потирали ладони, произвольно переходили с уважительного «вы» на непринужденное «ты», маневрировали по помещению не присаживаясь, энергично грызли яблоки и деятельно уминали бананы, словом – были полны энтузиазма и готовности решить любую задачу, даже не зная толком условий.
– Где ты взял эту информацию? – спросил Аксютин. – Даже я не всех знаю. Черт! – Он пристально всмотрелся в лица. – С этим я знаком, и мне в голову не приходило, что и он тоже…
– Нужно знать места, иметь связи и владеть рычагами, – усмехнулся Кратов.
– Ставлю свою шляпу, здесь замешано ведомство Голиафа, – сказал Тиссен.
– Шляпа остается при вас, – сказал Кратов. – Кстати, где она?
– Я фигурально. Но если бы я не угадал, то специально обзавелся бы шляпой, чтобы вручить вам заслуженный приз.
– Какие же это резиденты? – удивился Свифт. – Я еще понимаю – Медруадефт… Урпиуран… Мелиасс… но тот же Лайгид… или Амакомтар…
– Тот же Виктор Ильич Погодин, – сказал Аксютин с обидой в голосе. – Ведущий специалист саратовского филиала ИОК… я с ним коньяк пил на прошлогодней конференции, а он, оказывается, эвон что…
– У термина «резидент», – сказал Муравский назидательно, – несколько значений. Я имел в виду не разведчиков под прикрытием, а в первую очередь инопланетян, которые постоянно проживают на территории Федерации, пользуясь всеми правами и привилегиями нашего гражданства.
– Так бы и сказал – граждане Федерации нечеловеческого происхождения, – проворчал Свифт. – А то резидент… Мы должны найти связь между первым списком и вторым?
– Верно, – сказал Кратов. – И вот по какому признаку. Все знают, что такое «ксеногенная экспансия»?
– Еще спроси, все ли знают, как надевать штаны, – хмыкнул Аксютин.
– И все же давайте сверим позиции, – предложил Свифт.
– Давайте. Ни для кого не секрет, что человечество не раз и не два становилось полигоном для генетических экзерсисов старших братьев по разуму. Как выяснилось, наш генетический аппарат относительно податлив к разного рода искусственным воздействиям. То, что этим обстоятельством частенько пользовались без нашего согласия, не отрицается и не оспаривается… в особенности под давлением фактов.
– Лферры и Локкен, – нетерпеливо сказал Тиссен. – Тахамауки и толпа буколических полинезийцев острова Рапа-Нуи. Виавы с их доктриной межрасовой конвергенции… хотя последнее не совсем в тему: они просто нас любят. К нашей чести будь сказано, нас есть за что любить. Но к чему вы клоните, Консул?
– Предполагается, что со вступлением человечества в Галактическое Братство эксперименты по улучшению нашего генетического фонда прекратились или, как в случае с виавами, вошли в цивилизованное русло. Между тем я склонен считать, что это не так.
– Есть факты? – спросил Муравский.
– Нет… пока. Если, конечно, не считать всю эту толпу, – Кратов вернул на экран коллаж из застывших лиц ангелидов.
– Ксеногенный фактор происхождения ангелидов – всего лишь одна из версий, – сказал Свифт. – Некоторые серьезные исследователи склонны полагать, что человечество потихоньку мутирует. В самом деле, с какой бы стати ему вдруг, при таком обилии мутагенных факторов, застыть в своем развитии?!
– Ангелиды бывают разные, – заметил Аксютин. – Принято делить их на три-четыре группы…
– Значит, мутации происходят по разным сценариям.
– Консул, давайте сэкономим время друг другу, – сказал Тиссен. – Упростите нашу задачу. Мы же не затем собрались, чтобы просто так потрепаться и выпить вина в хорошей компании. Кто из этих ребятишек вас интересует? Назовите имена, и мы будем искать зависимости.
– Я не знаю, – честно признался Кратов.
– Что же тогда нам искать?!
– Консул прав, – впервые за все время подала голос Лив Беринг. По своему обычаю она сидела в самом дальнем уголке, с ногами в кресле, и делала вид, что происходящее касается ее крайне мало, занимаясь своим мемографом. Несколько лет назад она появилась в этой сугубо мужской компании вместе с Ферри Фернхаутом, координатором постоянной ксенологической миссии на пятой планете Сигмы Октанта, в тот же вечер означенным раздолбаем Ферри была благополучно здесь забыта; сам он по причине чрезвычайной занятости конвенты уже не посещал и на связь выходил нерегулярно, а Лив тем временем приходила, забивалась в уголок, вела себя скромно, никому неудобств не причиняла; вскорости между делом обнаружилось, что у белобрысой девушки с невыразительной нейтрально-европейской внешностью помимо объяснимых защитных реакций (мрачноватая ирония и полное пренебрежение женским стилем в одежде) наличествует еще и классическое образование по специальности «ксенолог общего профиля», а также недюжинные навыки в обращении с поисковыми системами; этого оказалось достаточно, чтобы с общего молчаливого согласия кооптировать ее в постоянные члены конвента.
– В чем прав? – удивился Аксютин. – Что не знает, в каком направлении нам искать?
– Ага, – сказала Лив. – В этих двух списках наверняка не все ангелиды и не все их эвдемоны.
– Кто такие эвдемоны? – спросил Свифт.
– Ангелы-хранители. Те, кто присматривает за ангелидами.
– Впервые слышу.
– А я только что придумала.
– Логично, – сказал Муравский задумчиво. – Если имел место акт ксеногенной экспансии, то за его результатом кто-то должен постоянно присматривать. Наблюдать, опекать… охранять. Помнится, была у меня одна темка…
– Так, все, перерыв! – Кратов хлопнул в ладоши и поднялся из кресла, разминая затекшие ноги.
Он ушел на веранду – туда, где слепящее солнце, аккуратно и ровно раскрашенное синей краской небо, струи горячего, аппетитно пахнущего чем-то вкусным и здоровым воздуха, трудно доносящийся до восемнадцатого этажа голос моря. Подставляя лицо солнечным лучам, сквозь прикрытые веки он видел, как Тиссен, держа полный бокал наотлет, пристает к Лив Беринг с глупостями: «Вот вы жуете здесь в своем углу какую-то травку, а это неправильно. Женщина должна хорошо и правильно питаться. И не дудлить простую воду с рафинированным льдом, а выпивать разумное количество хорошего вина. Это сообщает ее формам приятную округлость и, кстати, способствует неукоснительному исполнению ею функции продолжения рода…» – «Я не собираюсь продолжать ваш род, Макси». – «Но я не имел в виду именно себя!..» – «И не желаю в угоду вам таскать на себе лишние десять-двадцать фунтов…» Спустя какое-то время он услышал, как тот же Тиссен выясняет у Свифта: «Джей, ради бога, фунт – это сколько?» – «Ты меня удивляешь, Макси… Конечно же, шестнадцать унций!» Все было хорошо, все было как всегда. Друзья, неглупые беседы… какая-никакая, а женщина… Вот если бы только не эта заноза в сердце – постоянное напоминание о том, что вот сейчас, в эту самую минуту, за двести с лишним парсеков отсюда в чужом враждебном мире скитается родной человечек восемнадцати лет от роду, одинокий, растерянный, и неизвестно, что с ним творится, здоров ли он, благополучен ли, да и жив ли вообще.
Вернувшись в номер, он обнаружил, что обсуждение возобновилось без него, хотя протекало уже с некоторой вялостью.
– Бонна Понтоппидан, – говорил Аксютин, развалившись в кресле и не слишком удобно, зато живописно пристроив ноги на журнальный столик.
– Нехарактерный пример, – отвечал Муравский, изучая свой бокал на просвет.
– Не согласен.
– Она вынужденно, хотя и сочувственно, присматривала за результатом чужого эксперимента.
– Это нюансы…
– Консул, а что вы намерены предпринять, когда найдете неучтенных ангелидов и тех, кто за ними присматривает? – спросил Тиссен. – Одних учтете, а других выдворите?
– Честно говоря, для меня это второстепенная задача.
– А что же тогда первостепенная?
– Наверное, я ищу нечто несбыточное, – хмыкнул Кратов. – Человека с нечеловеческими свойствами. Марсианина.
– Марсиан не бывает, – сказал Свифт. – Если не считать марсианами тех, кто постоянно живет и работает в Море Сирен или той же Меридиании.
– Консул имел в виду марсианина из рассказа мастера Рея Брэдбери, – снова откликнулась Лив Беринг.
«Умница», – подумал Кратов с нежностью.
– И чем же тот был примечателен? – ревниво спросил Свифт.
– Марсианин становился тем, кого в нем хотели увидеть окружающие его люди.
– И что?
– В конце концов, его замучили насмерть несбыточными претензиями.
– Наш марсианин должен уметь менять внешность? – спросил Муравский, подобравшись.
– Не обязательно. Вот если бы он умел модулировать эмоциональный фон…
– Фантастика! – воскликнул Тиссен негодующе. – Я бы даже выразился сильнее – фэнтези! Не бывает такого!
– Ренфанны, – сразу же сказал Аксютин.
Какое-то время все молчали, разглядывая экран видеала.
– Ренфанны никогда не интересовались человечеством, – сказал наконец Муравский.
– По крайней мере, такова официальная версия, – добавил Свифт.
– С какой стати им совать свои носы в наши дела? – размышлял вслух Тиссен. – У нас нет общих интересов в Галактике. Мы далеко. Мы даже внешне мало схожи. Никто не спутает человека и ренфанна даже в сумерках.
– И у ренфаннов нет психоэма в нашем понимании, – добавил Муравский.
– А вот и есть, – сказал Аксютин. – Только не регистрируется нашими детекторами. Для него требуется принципиально иная техника.
– Что мы знаем о ренфаннах? – спросил Кратов.
– Да почти ничего, – сообщил Аксютин. – Не помню зачем, но я специально занимался ими лет десять назад и даже хотел посетить их метрополию. Но меня что-то отвлекло, а потом я утратил интерес к этой тематике.
– Ну и напрасно, – сказал Муравский с неудовольствием. – Экий ты ветреный! Сейчас у нас была бы хоть какая-то информация…
– Не следует думать, что уж вовсе никакой информации нет, – промолвил Аксютин уязвленно. – Например, я могу утверждать совершенно точно, что они живо интересуются прикладной евгеникой. Был в их истории период, когда кривая рождаемости катастрофически пошла вниз. Они даже вынуждены были законсервировать несколько своих колоний. Но потом все как-то устаканилось.
Кратов, вот уже несколько минут черкавший стилом по листу бумаги, закончил свой рисунок и пустил его по рукам.
– На кого это похоже? – спросил он.
– На кактус, – ответил Свифт.
– А ты переверни, – посоветовал Муравский.
– На перевернутый кактус, – тотчас же сказал Свифт.
– Нет, – заявил Аксютин. – На ренфанна это определенно не похоже.
– А на кого тогда? – спросил Кратов.
– На тахамаука, быть может…
Лив Беринг вылезла из своего гнездышка и тоже подошла полюбопытствовать.
– Скорее, на згунна, – сказала она.
– Тогда уж на гледра, – возразил Свифт.
– Где это ты видел живого гледра, кабинетный червь? – иронически осведомился Аксютин.
– У себя в офисе, – ответил тот с неменьшей иронией. – Буквально на прошлой декаде. Культурный, знаешь ли, обмен.
– Не спорю, – сказала Лив. – Згунна или гледр. Во всяком случае, кто-то этнически близкий тахамаукам. Прямой генетический потомок.
– Тем более что они уже тут засветились, – добавил Тиссен. – Тысячу лет назад, на Рапа-Нуи.
Принимающей стороной на сей раз выступал Марко Муравский, который давно и накрепко обосновался неподалеку отсюда, в Дубровнике. «Ну да, море и солнце, – объяснял он, словно бы оправдываясь. – Вино и женщины. Я существо примитивное, предпочитаю простые, незатейливые житейские радости…» Собственно, он выбирал лишь место и время и фантазию особо не напрягал. Море и солнце, чего уж тут. Оповещением же традиционно занимался Кратов, который всегда знал, кто и где находится.
Опаздывать было не принято. После приветствий, объятий и – в меру душевной близости – целований, а также непременного первого тоста «За Разум!», конвент был провозглашен открытым и оглашена была «злоба дня».
– Кто все эти достойные господа? – спросил Павел Аксютин (Тверской Институт общей ксенологии, сектор ксеносоциологии гуманоидного типа; знакомство состоялось в чрезвычайной миссии на странной планете Финрволинауэркаф, при самых экстремальных обстоятельствах, и хотя с той поры Аксютин зарекся совершать подвиги и вообще избегал покидать пределы родной планеты, не прекратилось, а со временем переросло в спокойную дружбу; последние полтора десятка лет Аксютин внешне не менялся, оставаясь таким же худым, бледнокожим и подвижным, разве что добавились морщины на лбу и возле глаз), глядя на развернутый во всю стену, от пола до потолка, видеокластер.
– Это ангелиды, – сказал Кратов.
– Что, все? Я имел в виду – все достоверно установленные в пределах Федерации ангелиды?
– Надеюсь, без изъятий. Во всяком случае, мне было обещано именно это, с полагающимися страшными клятвами и битием в грудь.
– И все они проходят по нашему ведомству? – уточнил Джейсон Свифт (Федеральный Совет ксенологов, Комиссия по культурной и экономической интеграции, где, собственно, и пересеклись их дорожки; спорили-вздорили много и разнообразно, часто вынося пикировку далеко за стены Совета, на лужайку парковой зоны или в окрестный ресторанчик с многозначащим названием «Три желудя», и в результате сошлись весьма тесно).
– А по чьему ведомству они могут еще проходить? – засмеялся Макс Тиссен (Агентство внеземных поселений, сектор «Сиринга»; впервые повстречались с Кратовым на галактическом стационаре «Протей» в самый разгар известных событий, когда человечество и рептилоиды-тоссфенхи синхронно заявили права на одну и ту же планету; по разрешении конфликта Кратов упомянутое небесное тело с чувством исполненного обязательства и с нескрываемым даже облегчением покинул, поручив заботам Тиссена и его компании, после чего всякая первопроходческая романтика пресеклась, сменившись кропотливой, обстоятельной, не без явственного бюрократического налета, колонизацией; Тиссену, с его врожденной педантичностью и наклонностями к старомодному формализму, там было самое место). – Папы Римского?
– Фактор сверхъестественного мы здесь рассматривать не станем, – сказал Кратов. – Уговоримся сразу не вмешивать метафизику в наши дела. По крайней мере, насколько нам достанет здравого смысла.
– Хорошо, – сказал Свифт. – Здесь не меньше сотни человек обоего полу и всех этнических групп. Что мы ищем?
– Сто десять, – уточнил Кратов. – А вот здесь, – он коснулся сенсора на пульте управления, и картинка сменилась, – шестьдесят семь. Всего ничего. И это…
– Дай угадаю, – сказал Муравский (когда-то – Сан-Марино, Академия ксенологии, кафедра математических методов, а ныне вольный художник и мыслитель, житейский гедонист и научный анахорет, лохматый, бородатый, всем костюмам предпочитавший клетчатый саронг и гавайскую рубашку самых ужасных расцветок; в перерывах между женщинами, скайсерфингом и, по слухам, крофтингом занятый анализом самых бредовых идей на стыках нестыкуемых научных дисциплин; в один прекрасный момент обнаружил себя в составе множества рабочих групп, члены которых, такие же подвижники-одиночки, никогда друг с другом не встречались, но нечувствительно обслуживали Федеральный Совет в тех сферах, где академическим персонам обозначать свое присутствие было не с руки). – Знакомые все лица… Резиденты нечеловеческого генезиса, не так ли?
Обсуждение набирало обороты, и Кратову это нравилось. Никто не дремал в тенечке, никто не отвлекался на пустяки. Напротив: все потирали ладони, произвольно переходили с уважительного «вы» на непринужденное «ты», маневрировали по помещению не присаживаясь, энергично грызли яблоки и деятельно уминали бананы, словом – были полны энтузиазма и готовности решить любую задачу, даже не зная толком условий.
– Где ты взял эту информацию? – спросил Аксютин. – Даже я не всех знаю. Черт! – Он пристально всмотрелся в лица. – С этим я знаком, и мне в голову не приходило, что и он тоже…
– Нужно знать места, иметь связи и владеть рычагами, – усмехнулся Кратов.
– Ставлю свою шляпу, здесь замешано ведомство Голиафа, – сказал Тиссен.
– Шляпа остается при вас, – сказал Кратов. – Кстати, где она?
– Я фигурально. Но если бы я не угадал, то специально обзавелся бы шляпой, чтобы вручить вам заслуженный приз.
– Какие же это резиденты? – удивился Свифт. – Я еще понимаю – Медруадефт… Урпиуран… Мелиасс… но тот же Лайгид… или Амакомтар…
– Тот же Виктор Ильич Погодин, – сказал Аксютин с обидой в голосе. – Ведущий специалист саратовского филиала ИОК… я с ним коньяк пил на прошлогодней конференции, а он, оказывается, эвон что…
– У термина «резидент», – сказал Муравский назидательно, – несколько значений. Я имел в виду не разведчиков под прикрытием, а в первую очередь инопланетян, которые постоянно проживают на территории Федерации, пользуясь всеми правами и привилегиями нашего гражданства.
– Так бы и сказал – граждане Федерации нечеловеческого происхождения, – проворчал Свифт. – А то резидент… Мы должны найти связь между первым списком и вторым?
– Верно, – сказал Кратов. – И вот по какому признаку. Все знают, что такое «ксеногенная экспансия»?
– Еще спроси, все ли знают, как надевать штаны, – хмыкнул Аксютин.
– И все же давайте сверим позиции, – предложил Свифт.
– Давайте. Ни для кого не секрет, что человечество не раз и не два становилось полигоном для генетических экзерсисов старших братьев по разуму. Как выяснилось, наш генетический аппарат относительно податлив к разного рода искусственным воздействиям. То, что этим обстоятельством частенько пользовались без нашего согласия, не отрицается и не оспаривается… в особенности под давлением фактов.
– Лферры и Локкен, – нетерпеливо сказал Тиссен. – Тахамауки и толпа буколических полинезийцев острова Рапа-Нуи. Виавы с их доктриной межрасовой конвергенции… хотя последнее не совсем в тему: они просто нас любят. К нашей чести будь сказано, нас есть за что любить. Но к чему вы клоните, Консул?
– Предполагается, что со вступлением человечества в Галактическое Братство эксперименты по улучшению нашего генетического фонда прекратились или, как в случае с виавами, вошли в цивилизованное русло. Между тем я склонен считать, что это не так.
– Есть факты? – спросил Муравский.
– Нет… пока. Если, конечно, не считать всю эту толпу, – Кратов вернул на экран коллаж из застывших лиц ангелидов.
– Ксеногенный фактор происхождения ангелидов – всего лишь одна из версий, – сказал Свифт. – Некоторые серьезные исследователи склонны полагать, что человечество потихоньку мутирует. В самом деле, с какой бы стати ему вдруг, при таком обилии мутагенных факторов, застыть в своем развитии?!
– Ангелиды бывают разные, – заметил Аксютин. – Принято делить их на три-четыре группы…
– Значит, мутации происходят по разным сценариям.
– Консул, давайте сэкономим время друг другу, – сказал Тиссен. – Упростите нашу задачу. Мы же не затем собрались, чтобы просто так потрепаться и выпить вина в хорошей компании. Кто из этих ребятишек вас интересует? Назовите имена, и мы будем искать зависимости.
– Я не знаю, – честно признался Кратов.
– Что же тогда нам искать?!
– Консул прав, – впервые за все время подала голос Лив Беринг. По своему обычаю она сидела в самом дальнем уголке, с ногами в кресле, и делала вид, что происходящее касается ее крайне мало, занимаясь своим мемографом. Несколько лет назад она появилась в этой сугубо мужской компании вместе с Ферри Фернхаутом, координатором постоянной ксенологической миссии на пятой планете Сигмы Октанта, в тот же вечер означенным раздолбаем Ферри была благополучно здесь забыта; сам он по причине чрезвычайной занятости конвенты уже не посещал и на связь выходил нерегулярно, а Лив тем временем приходила, забивалась в уголок, вела себя скромно, никому неудобств не причиняла; вскорости между делом обнаружилось, что у белобрысой девушки с невыразительной нейтрально-европейской внешностью помимо объяснимых защитных реакций (мрачноватая ирония и полное пренебрежение женским стилем в одежде) наличествует еще и классическое образование по специальности «ксенолог общего профиля», а также недюжинные навыки в обращении с поисковыми системами; этого оказалось достаточно, чтобы с общего молчаливого согласия кооптировать ее в постоянные члены конвента.
– В чем прав? – удивился Аксютин. – Что не знает, в каком направлении нам искать?
– Ага, – сказала Лив. – В этих двух списках наверняка не все ангелиды и не все их эвдемоны.
– Кто такие эвдемоны? – спросил Свифт.
– Ангелы-хранители. Те, кто присматривает за ангелидами.
– Впервые слышу.
– А я только что придумала.
– Логично, – сказал Муравский задумчиво. – Если имел место акт ксеногенной экспансии, то за его результатом кто-то должен постоянно присматривать. Наблюдать, опекать… охранять. Помнится, была у меня одна темка…
– Так, все, перерыв! – Кратов хлопнул в ладоши и поднялся из кресла, разминая затекшие ноги.
Он ушел на веранду – туда, где слепящее солнце, аккуратно и ровно раскрашенное синей краской небо, струи горячего, аппетитно пахнущего чем-то вкусным и здоровым воздуха, трудно доносящийся до восемнадцатого этажа голос моря. Подставляя лицо солнечным лучам, сквозь прикрытые веки он видел, как Тиссен, держа полный бокал наотлет, пристает к Лив Беринг с глупостями: «Вот вы жуете здесь в своем углу какую-то травку, а это неправильно. Женщина должна хорошо и правильно питаться. И не дудлить простую воду с рафинированным льдом, а выпивать разумное количество хорошего вина. Это сообщает ее формам приятную округлость и, кстати, способствует неукоснительному исполнению ею функции продолжения рода…» – «Я не собираюсь продолжать ваш род, Макси». – «Но я не имел в виду именно себя!..» – «И не желаю в угоду вам таскать на себе лишние десять-двадцать фунтов…» Спустя какое-то время он услышал, как тот же Тиссен выясняет у Свифта: «Джей, ради бога, фунт – это сколько?» – «Ты меня удивляешь, Макси… Конечно же, шестнадцать унций!» Все было хорошо, все было как всегда. Друзья, неглупые беседы… какая-никакая, а женщина… Вот если бы только не эта заноза в сердце – постоянное напоминание о том, что вот сейчас, в эту самую минуту, за двести с лишним парсеков отсюда в чужом враждебном мире скитается родной человечек восемнадцати лет от роду, одинокий, растерянный, и неизвестно, что с ним творится, здоров ли он, благополучен ли, да и жив ли вообще.
Вернувшись в номер, он обнаружил, что обсуждение возобновилось без него, хотя протекало уже с некоторой вялостью.
– Бонна Понтоппидан, – говорил Аксютин, развалившись в кресле и не слишком удобно, зато живописно пристроив ноги на журнальный столик.
– Нехарактерный пример, – отвечал Муравский, изучая свой бокал на просвет.
– Не согласен.
– Она вынужденно, хотя и сочувственно, присматривала за результатом чужого эксперимента.
– Это нюансы…
– Консул, а что вы намерены предпринять, когда найдете неучтенных ангелидов и тех, кто за ними присматривает? – спросил Тиссен. – Одних учтете, а других выдворите?
– Честно говоря, для меня это второстепенная задача.
– А что же тогда первостепенная?
– Наверное, я ищу нечто несбыточное, – хмыкнул Кратов. – Человека с нечеловеческими свойствами. Марсианина.
– Марсиан не бывает, – сказал Свифт. – Если не считать марсианами тех, кто постоянно живет и работает в Море Сирен или той же Меридиании.
– Консул имел в виду марсианина из рассказа мастера Рея Брэдбери, – снова откликнулась Лив Беринг.
«Умница», – подумал Кратов с нежностью.
– И чем же тот был примечателен? – ревниво спросил Свифт.
– Марсианин становился тем, кого в нем хотели увидеть окружающие его люди.
– И что?
– В конце концов, его замучили насмерть несбыточными претензиями.
– Наш марсианин должен уметь менять внешность? – спросил Муравский, подобравшись.
– Не обязательно. Вот если бы он умел модулировать эмоциональный фон…
– Фантастика! – воскликнул Тиссен негодующе. – Я бы даже выразился сильнее – фэнтези! Не бывает такого!
– Ренфанны, – сразу же сказал Аксютин.
Какое-то время все молчали, разглядывая экран видеала.
– Ренфанны никогда не интересовались человечеством, – сказал наконец Муравский.
– По крайней мере, такова официальная версия, – добавил Свифт.
– С какой стати им совать свои носы в наши дела? – размышлял вслух Тиссен. – У нас нет общих интересов в Галактике. Мы далеко. Мы даже внешне мало схожи. Никто не спутает человека и ренфанна даже в сумерках.
– И у ренфаннов нет психоэма в нашем понимании, – добавил Муравский.
– А вот и есть, – сказал Аксютин. – Только не регистрируется нашими детекторами. Для него требуется принципиально иная техника.
– Что мы знаем о ренфаннах? – спросил Кратов.
– Да почти ничего, – сообщил Аксютин. – Не помню зачем, но я специально занимался ими лет десять назад и даже хотел посетить их метрополию. Но меня что-то отвлекло, а потом я утратил интерес к этой тематике.
– Ну и напрасно, – сказал Муравский с неудовольствием. – Экий ты ветреный! Сейчас у нас была бы хоть какая-то информация…
– Не следует думать, что уж вовсе никакой информации нет, – промолвил Аксютин уязвленно. – Например, я могу утверждать совершенно точно, что они живо интересуются прикладной евгеникой. Был в их истории период, когда кривая рождаемости катастрофически пошла вниз. Они даже вынуждены были законсервировать несколько своих колоний. Но потом все как-то устаканилось.
Кратов, вот уже несколько минут черкавший стилом по листу бумаги, закончил свой рисунок и пустил его по рукам.
– На кого это похоже? – спросил он.
– На кактус, – ответил Свифт.
– А ты переверни, – посоветовал Муравский.
– На перевернутый кактус, – тотчас же сказал Свифт.
– Нет, – заявил Аксютин. – На ренфанна это определенно не похоже.
– А на кого тогда? – спросил Кратов.
– На тахамаука, быть может…
Лив Беринг вылезла из своего гнездышка и тоже подошла полюбопытствовать.
– Скорее, на згунна, – сказала она.
– Тогда уж на гледра, – возразил Свифт.
– Где это ты видел живого гледра, кабинетный червь? – иронически осведомился Аксютин.
– У себя в офисе, – ответил тот с неменьшей иронией. – Буквально на прошлой декаде. Культурный, знаешь ли, обмен.
– Не спорю, – сказала Лив. – Згунна или гледр. Во всяком случае, кто-то этнически близкий тахамаукам. Прямой генетический потомок.
– Тем более что они уже тут засветились, – добавил Тиссен. – Тысячу лет назад, на Рапа-Нуи.