Страница:
Когда Кокос закончил речь, он сделал пол шага назад, и вся троица активно закивала головами. Не успел я вынуть из кармана пятьдесят рублей, как ловкая рука Тодора уцепилась за купюру и унесла её под одобрительные вздохи компании. На берегу сразу стало спокойней, опять застрекотал душевный разговор, и жизнь стала налаживаться. В ближайшей деревне была своя тетя Мотя, хорошо понимавшая мужскую породу, и потому дальше пошло всё по плану. В деревню мы вернулись затемно, без денег, без лопат, но с песней.
3
4
5
3
Всё воскресенье я помогал тете Клаве, которая, проявив чудеса изворотливости, уладила всевозможные формальности и как-то добилась разрешения похоронить Федю в понедельник. Поэтому дел в воскресенье было невпроворот. Мне была вручена тощая стопка пятидесятирублевых купюр и длинный список необходимых продуктов.
– Довериться мне больше некому, кроме тебя Андрюшенька, – тяжко вздохнула соседка, подталкивая меня к порогу и давая последние напутствия. – Ты уж помогай мне сегодня, а я в долгу не останусь. У меня ведь все надежды только на тебя. Если ты мне не поможешь, то, вряд ли мне сегодня одной сладить. Вот горе-то какое приключилось.
А довериться ведь ей действительно было некому. Почему-то не признала её деревня, хотя случалось такое крайне редко. Наверное, обиделись деревенские на скрытность новой супружницы дяди Феди Сивухи, а может, позавидовали ей в чем-то. В жизни всякое бывает. Откуда она появилась, никто не знал, выглянула как-то ранним утром из Фединого окошка бабенка, да так в окошке и осталась. Нельзя сказать, что её на деревне не любили. Не было такого, относились к тете Клаве по-доброму, вежливо, но своей всё-таки не признали. Не признали и всё тут. Не очень она к нашему деревенскому двору пришлась.
Все поручения по закупкам я выполнил быстро, правда, с некоторыми затруднениями в виде назойливых предложений о помощи со стороны Тодора и Кокоса. Зная характеры своих земляков, я предвидел, что эта помощь вряд ли окажется бескорыстной, и потому решительно отверг её. Однако если вам думается, что от Тодора с Кокосом просто отвязаться, то тут вы глубоко ошибаетесь. Крепко вцепились они в меня, учуяв запах денег из моего кармана. Пришлось применить силу рук да удаль ног и, расшвыряв мужиков по углам тети Клавиного дворика, рванул я словно испуганный молодой лось к автобусной остановке. В нашей-то деревне магазина-то отродясь не было, и ходили мы обычно за продуктами в магазин поселка ткацкой фабрики. Только тетя Клава сегодня велела мне в поселковый магазин не ходить, а ехать в район, дескать, там подешевле покупки сделать можно.
– Хотя мне для Феденьки ничего не жалко, – утирая слезу и в третий раз, пересчитывая выделяемую мне сумму, прошептала она, – но мне еще жить придется долго, а денежки-то они счет любят. Ты уж не обессудь меня Андрюшенька, доедь уж, пожалуйста, до района. Помоги мне сегодня, ради соседства нашего.
Услышав из тети Клавиных уст ласковое слово «Феденька» я немножко опешил. Вот оказывается, когда нас мужиков ценить начинают, исключительно только после кончины. Ведь при жизни она самое ласковое его на людях «козлом мосластым» обзывала, а теперь вот «Феденька».
– Что же ты тетя Клава до дней таких скорбных нежность хранила? – раздумывал я, шагая к автобусной остановке.
Первое, что я увидел на обратном пути, подходя с тяжелыми сумками к тете Клавиной калитке, было небольшое скопление деревенских мужиков. К Тодору с Кокосом добавились Толя Грач, Федя Садов и Степанчик. Мужики сидели на лавочке у забора, курили и рассуждали, судя по их сосредоточенным лицам, о чем-то весьма серьезном. Они дружно кивнули мне и практически в один голос прохрипели:
– Вот пришли помочь по соседскому делу. Он нам всем друг все-таки был.
Кокос, сидевший с краю резво приподнялся, открыл передо мною калитку и жарко зашептал в ухо.
– Ты, это, Андрюха возьми у Клавки самогоночки. Она её родимую, как раз сейчас в бане гонит. Слышь, как в нос шибает, ядрена кокоса. Если, что спросит, скажешь, мол, мы к любому делу готовы. Ты нас кокосов знаешь, не подведем. Не в первой ведь. Давай Андрюх, а то мы тут уж заждались совсем. Вот ведь кокос, какой получается. Тоска зеленая на похмельную голову, сам нас понимать уже должен, не маленький ведь пацан.
Я утвердительно кивнул ему и прошел на крылечко. Услышав скрип ступенек под моими ногами, из бани выскочила тетя Клава с распаренным лицом и влажным полотенцем в правой руке. Она быстро приняла продукты вместе с кратким отчетом и попросила ещё помощи:
– Ой, Андрейка, замаялась я, а дел еще немерено осталось. Помоги во дворе разобраться, а то завтра люди на вынос придут и чего подумать смогут. Словно Мамай у меня по двору прошелся. И мужикам вон скажи, чтоб без дела не сидели, вон пусть дрова в поленицу сложат.
Тетя Клава проворно метнулась в баню, вынесла оттуда ещё теплую бутылку, быстро сунула её мне в руку, а сама унеслась опять по своим делам.
Не успел я выйти на крыльцо, как сразу же был окружен готовыми на всё мужиками. Первым делом Кокос вырвал у меня из руки бутылку, а вторым Тодор у меня же попросил взаймы очередной червонец. Я, чувствовавший себя немного виноватым за резкий отказ от помощи сегодня утром, червонец ему дал. Тодор с червонцем мгновенно испарились. Остальные же мужики внимательно выслушали мои указания, по поводу укладки дров дружно кивнули, потерли ладони и со словами: «сейчас только курнем разок» вернулись к лавке, где сразу же начался разлив.
Дел во дворе действительно было много, запустил немного дядя Федя свой двор. Всё у других дела правил, а до своего дома руки не доходили и теперь уж точно никогда не дойдут. Что же теперь делать? Теперь уж назад ничего не вернешь. Теперь вот только порядок надо наводить.
Разбираться я закончил уже в сумерках. Мужики же, разлив и перекурив, подослали ко мне Тодора за червонцем, но, услышав отказ, потеряли всякий интерес к моей персоне и сразу же увлеклись расспросами пожилого дачника о столичной жизни. Интеллигентный дачник Сергей Сергеевич подошел к избе тети Клавы выразить свои соболезнования, но попал в крепкую сеть мужского разговора, где быстро лишился пяти червонцев и трезвости. Когда я поздним вечером уходил спать, мужики яростно спорили, стараясь разобраться, чем винт отличается от болта, и строго наказывали Сергею Сергеевичу прекратить безобразия на Тверской.
Утром в понедельник я отпросился у завгара на похороны. Начальник долго мялся, вращал глазами, хмыкал и, наконец, согласился, но с условием, что в следующее воскресенье я отвезу группу работников нашей птицефабрики на оптовый рынок в Москву.
– Может лучше в субботу, – предложил я, принимая его условие за основу.
– Нет, в субботу нельзя, – покачал головой завгар. – У моей жены суббота рабочая. Не получится в субботу. В воскресенье поедешь.
Придя к согласию в вопросе даты проведения экскурсии на столичный рынок, мы пожали друг другу руки и разошлись.
Похоронили дядю Федю быстро. Были на его похоронах в основном свои, деревенские и незнакомыми мне в траурной процессии были только три пожилые женщины.
– Глянь-ка все Федькины жены пришли проводить, – шепнула мне и своей соседке справа, встревоженная баба Нюра.
– Да, где же все-то? – перебила её тоже шепотом баба Настя. – Тонька не пришла, и Дуси нет.
– Да он с Дусей-то почесть и не жил, – зашептал кто-то настойчиво сзади, за моей спиной.
– Как же это не жил-то? – хотя и шепотом, но возмутилась баба Настя. – Ещё как жил. Я-то лучше знаю, племянница моя с Дусей в одной коммуналке на фабричном поселке лет десять жили. Уж если я-то не знаю, то кому же знать-то? Скажешь тоже, не жил. Еще как жил-то. Так жил, что нам так с вами бабы никогда и не пожить. У них даже дочка Любка народилась, ну та, которая в промтоварном за рынком работает, ну кассирша или как они там теперь называются? Белобрысая такая.
– Ну, это ты врешь, Любка то не от Феди совсем. Это я точно знаю. И не похожа она на него ни капельки. У Дуси тогда азербайджанец один был, который на рынок приезжал арбузами торговать. Вот Любка как раз от него и есть. Это вам на поселке каждый скажет и глаз у неё карий.
– Азербайджанец не у Дуси был, а сестры её Вальки. Дуся с Федей жила, это точно, ни к какой бабке не ходи…
Жил ли дядя Федя с неведомой мне Дусей или нет, я так и не узнал. Позвали меня от шептавшихся бабок, чтобы взять дядю Федю на плечо и понести в последний путь по деревенской улице. Мы вынесли его из деревни, донесли до шоссе, а там погрузили в мрачный катафалк. Вот и всё, не увидит больше Копьево разудалую дяди Федину походу, не услышит его веселых песен, не будет стыдить его за похабное поведение в отношении женского пола и не будет хвалить его золотых рук в случае острой нужды в них.
Как только мы вернулись с кладбища, я опять помогал тете Клаве: что-то открывал, за чем-то бегал в погреб, что-то мыл, короче пока шла тризна, присесть мне не пришлось ни разу. Присел я только, когда все вышли на улицу, и была перемыта вся посуда. Тетя Клава посадила меня за чистый стол, налила рюмку водки и предложила по русскому обычаю помянуть дядю Федю. Когда я выпил до дна предложенную рюмку, тетя Клава запричитала:
– Вот Андрейка, как оно всё повернулось-то. Убили моего кормильца. Как же я теперь жить-то стану? Убили ироды.
– А кто ж его убил-то, тетя Клава? – чтобы, как-то успокоить женщину спросил я. – Сам он говорят, в яму-то ту упал. Вон и следователь так Кокосу сказал. Кто ж дядю Федю убить-то мог?
– Как кто? – грохнула тетя Клава кулаком по столу. – Бандюки городские. Мафия ихняя. Ведь перед тем, как Феде погибнуть приезжал один. Вот тут у избы свою машину поставил, травку мне всю под окнами примял и давай ругаться. Думал он, что я не соображу что к чему. Только я сразу поняла. Денег ему жалко стало. Федя ему печку мудреную на даче его буржуйской сложил. Бандюк ему две тысячи задолжал за работу, а чтоб не отдавать, ругаться и грозить приехал. Они Андрейка, все такие. Вон в телевизоре каждый день их художества расписывают. Я всё про бригады да криминалы смотрю и божусь только. До чего все дошли? Убили сокола моего ненаглядного. Убили. Что ты мне не скажи, а я тебе точно отвечу – убили. Как же жить я теперь буду?
– Да, нет тетя Клав, не убивают за две тысячи рублей-то. Не принято, наверное, так, если за две тысячи убивать будут, то скоро всех перебьют.
– Ой, Андрюша и за меньшее убивают. Есть люди, которые за копейку удавятся, а уж за две-то тысячи и подавно. Прости их господи. Убили, убили Феденьку моего. Ни к какой бабке не ходи, убили. Вот ироды городские.
– А в милиции, как сказали, убит дядя Федя или нет? – решил я узнать мнение профессионалов. – Тебя ж вызывали туда? Там-то чего говорят? Они-то точно должны знать.
– Никто точно не знает, а я знаю, что убили Федю моего. Эх, денег из-за этих поганых. Деньги, деньги – кто их только придумал проклятых? Всё ведь из-за них. А милиции бы только дело прикрыть, они разве правду искать будут? Им бы только дело закрыть. Вон на той неделе по телевизору показывали, что они за взятки творят. Убили муженька моего драгоценного, а милиции только бы наверх отчитаться и преступников не искать. Они со мною и говорить-то не хотели. Всё твердят только, что сам он упал.
Тетя Клава уронила голову на руки и горько заплакала. Я посидел немного и решил идти домой.
– Пойду я тетя Клава, – тронул я за плечо хозяйку. – Пойду, а то завтра на работу с утра.
Она подняла на меня сырые от слез глаза и кивнула головой, но не успел я ступить на порог, как тетя Клава остановила меня.
– Погоди Андрей. Помоги мне, еще хотя бы разок. Сходи ты к этому бандиту и возьми у него две тысячи. Федя ведь их честно заработал. А мне сейчас деньги очень нужны. Поиздержалась я с похоронами, в долги влезла. Помоги. И еще вот чего, мне тут к субботе штакетнику обещали привезти, ты уж с огородом помоги, мне ведь теперь помощи ждать не то кого.
Тетя Клава так жалобно смотрела на меня, что я кивнул головой в знак согласия сразу на обе просьбы и вышел. Переходя через улицу к своему дому, я был схвачен за рукав крепкой рукой Кокоса. Он попросил рассудить их спор с дачником Сергеем Сергеевичем. Спор был очень серьезным и своевременным. Спорили мужики о том, в какой валюте выгодней хранить сбережения: в долларах или в евро. Теоретик Кокос настаивал на долларах, а практик Сергей Сергеевич делал упор на евро. Мое сообщение о том, что храню сбережения в рублях да в кармане, к тому же ни копейки из этого кармана сегодня никому давать не намерен, было воспринято подозрительно – насмешливо обеими сторонами и они, потеряв ко мне всякий интерес, пошли искать другого эксперта, благо на улице подобное добро ещё имелось в достаточном количестве.
– Довериться мне больше некому, кроме тебя Андрюшенька, – тяжко вздохнула соседка, подталкивая меня к порогу и давая последние напутствия. – Ты уж помогай мне сегодня, а я в долгу не останусь. У меня ведь все надежды только на тебя. Если ты мне не поможешь, то, вряд ли мне сегодня одной сладить. Вот горе-то какое приключилось.
А довериться ведь ей действительно было некому. Почему-то не признала её деревня, хотя случалось такое крайне редко. Наверное, обиделись деревенские на скрытность новой супружницы дяди Феди Сивухи, а может, позавидовали ей в чем-то. В жизни всякое бывает. Откуда она появилась, никто не знал, выглянула как-то ранним утром из Фединого окошка бабенка, да так в окошке и осталась. Нельзя сказать, что её на деревне не любили. Не было такого, относились к тете Клаве по-доброму, вежливо, но своей всё-таки не признали. Не признали и всё тут. Не очень она к нашему деревенскому двору пришлась.
Все поручения по закупкам я выполнил быстро, правда, с некоторыми затруднениями в виде назойливых предложений о помощи со стороны Тодора и Кокоса. Зная характеры своих земляков, я предвидел, что эта помощь вряд ли окажется бескорыстной, и потому решительно отверг её. Однако если вам думается, что от Тодора с Кокосом просто отвязаться, то тут вы глубоко ошибаетесь. Крепко вцепились они в меня, учуяв запах денег из моего кармана. Пришлось применить силу рук да удаль ног и, расшвыряв мужиков по углам тети Клавиного дворика, рванул я словно испуганный молодой лось к автобусной остановке. В нашей-то деревне магазина-то отродясь не было, и ходили мы обычно за продуктами в магазин поселка ткацкой фабрики. Только тетя Клава сегодня велела мне в поселковый магазин не ходить, а ехать в район, дескать, там подешевле покупки сделать можно.
– Хотя мне для Феденьки ничего не жалко, – утирая слезу и в третий раз, пересчитывая выделяемую мне сумму, прошептала она, – но мне еще жить придется долго, а денежки-то они счет любят. Ты уж не обессудь меня Андрюшенька, доедь уж, пожалуйста, до района. Помоги мне сегодня, ради соседства нашего.
Услышав из тети Клавиных уст ласковое слово «Феденька» я немножко опешил. Вот оказывается, когда нас мужиков ценить начинают, исключительно только после кончины. Ведь при жизни она самое ласковое его на людях «козлом мосластым» обзывала, а теперь вот «Феденька».
– Что же ты тетя Клава до дней таких скорбных нежность хранила? – раздумывал я, шагая к автобусной остановке.
Первое, что я увидел на обратном пути, подходя с тяжелыми сумками к тете Клавиной калитке, было небольшое скопление деревенских мужиков. К Тодору с Кокосом добавились Толя Грач, Федя Садов и Степанчик. Мужики сидели на лавочке у забора, курили и рассуждали, судя по их сосредоточенным лицам, о чем-то весьма серьезном. Они дружно кивнули мне и практически в один голос прохрипели:
– Вот пришли помочь по соседскому делу. Он нам всем друг все-таки был.
Кокос, сидевший с краю резво приподнялся, открыл передо мною калитку и жарко зашептал в ухо.
– Ты, это, Андрюха возьми у Клавки самогоночки. Она её родимую, как раз сейчас в бане гонит. Слышь, как в нос шибает, ядрена кокоса. Если, что спросит, скажешь, мол, мы к любому делу готовы. Ты нас кокосов знаешь, не подведем. Не в первой ведь. Давай Андрюх, а то мы тут уж заждались совсем. Вот ведь кокос, какой получается. Тоска зеленая на похмельную голову, сам нас понимать уже должен, не маленький ведь пацан.
Я утвердительно кивнул ему и прошел на крылечко. Услышав скрип ступенек под моими ногами, из бани выскочила тетя Клава с распаренным лицом и влажным полотенцем в правой руке. Она быстро приняла продукты вместе с кратким отчетом и попросила ещё помощи:
– Ой, Андрейка, замаялась я, а дел еще немерено осталось. Помоги во дворе разобраться, а то завтра люди на вынос придут и чего подумать смогут. Словно Мамай у меня по двору прошелся. И мужикам вон скажи, чтоб без дела не сидели, вон пусть дрова в поленицу сложат.
Тетя Клава проворно метнулась в баню, вынесла оттуда ещё теплую бутылку, быстро сунула её мне в руку, а сама унеслась опять по своим делам.
Не успел я выйти на крыльцо, как сразу же был окружен готовыми на всё мужиками. Первым делом Кокос вырвал у меня из руки бутылку, а вторым Тодор у меня же попросил взаймы очередной червонец. Я, чувствовавший себя немного виноватым за резкий отказ от помощи сегодня утром, червонец ему дал. Тодор с червонцем мгновенно испарились. Остальные же мужики внимательно выслушали мои указания, по поводу укладки дров дружно кивнули, потерли ладони и со словами: «сейчас только курнем разок» вернулись к лавке, где сразу же начался разлив.
Дел во дворе действительно было много, запустил немного дядя Федя свой двор. Всё у других дела правил, а до своего дома руки не доходили и теперь уж точно никогда не дойдут. Что же теперь делать? Теперь уж назад ничего не вернешь. Теперь вот только порядок надо наводить.
Разбираться я закончил уже в сумерках. Мужики же, разлив и перекурив, подослали ко мне Тодора за червонцем, но, услышав отказ, потеряли всякий интерес к моей персоне и сразу же увлеклись расспросами пожилого дачника о столичной жизни. Интеллигентный дачник Сергей Сергеевич подошел к избе тети Клавы выразить свои соболезнования, но попал в крепкую сеть мужского разговора, где быстро лишился пяти червонцев и трезвости. Когда я поздним вечером уходил спать, мужики яростно спорили, стараясь разобраться, чем винт отличается от болта, и строго наказывали Сергею Сергеевичу прекратить безобразия на Тверской.
Утром в понедельник я отпросился у завгара на похороны. Начальник долго мялся, вращал глазами, хмыкал и, наконец, согласился, но с условием, что в следующее воскресенье я отвезу группу работников нашей птицефабрики на оптовый рынок в Москву.
– Может лучше в субботу, – предложил я, принимая его условие за основу.
– Нет, в субботу нельзя, – покачал головой завгар. – У моей жены суббота рабочая. Не получится в субботу. В воскресенье поедешь.
Придя к согласию в вопросе даты проведения экскурсии на столичный рынок, мы пожали друг другу руки и разошлись.
Похоронили дядю Федю быстро. Были на его похоронах в основном свои, деревенские и незнакомыми мне в траурной процессии были только три пожилые женщины.
– Глянь-ка все Федькины жены пришли проводить, – шепнула мне и своей соседке справа, встревоженная баба Нюра.
– Да, где же все-то? – перебила её тоже шепотом баба Настя. – Тонька не пришла, и Дуси нет.
– Да он с Дусей-то почесть и не жил, – зашептал кто-то настойчиво сзади, за моей спиной.
– Как же это не жил-то? – хотя и шепотом, но возмутилась баба Настя. – Ещё как жил. Я-то лучше знаю, племянница моя с Дусей в одной коммуналке на фабричном поселке лет десять жили. Уж если я-то не знаю, то кому же знать-то? Скажешь тоже, не жил. Еще как жил-то. Так жил, что нам так с вами бабы никогда и не пожить. У них даже дочка Любка народилась, ну та, которая в промтоварном за рынком работает, ну кассирша или как они там теперь называются? Белобрысая такая.
– Ну, это ты врешь, Любка то не от Феди совсем. Это я точно знаю. И не похожа она на него ни капельки. У Дуси тогда азербайджанец один был, который на рынок приезжал арбузами торговать. Вот Любка как раз от него и есть. Это вам на поселке каждый скажет и глаз у неё карий.
– Азербайджанец не у Дуси был, а сестры её Вальки. Дуся с Федей жила, это точно, ни к какой бабке не ходи…
Жил ли дядя Федя с неведомой мне Дусей или нет, я так и не узнал. Позвали меня от шептавшихся бабок, чтобы взять дядю Федю на плечо и понести в последний путь по деревенской улице. Мы вынесли его из деревни, донесли до шоссе, а там погрузили в мрачный катафалк. Вот и всё, не увидит больше Копьево разудалую дяди Федину походу, не услышит его веселых песен, не будет стыдить его за похабное поведение в отношении женского пола и не будет хвалить его золотых рук в случае острой нужды в них.
Как только мы вернулись с кладбища, я опять помогал тете Клаве: что-то открывал, за чем-то бегал в погреб, что-то мыл, короче пока шла тризна, присесть мне не пришлось ни разу. Присел я только, когда все вышли на улицу, и была перемыта вся посуда. Тетя Клава посадила меня за чистый стол, налила рюмку водки и предложила по русскому обычаю помянуть дядю Федю. Когда я выпил до дна предложенную рюмку, тетя Клава запричитала:
– Вот Андрейка, как оно всё повернулось-то. Убили моего кормильца. Как же я теперь жить-то стану? Убили ироды.
– А кто ж его убил-то, тетя Клава? – чтобы, как-то успокоить женщину спросил я. – Сам он говорят, в яму-то ту упал. Вон и следователь так Кокосу сказал. Кто ж дядю Федю убить-то мог?
– Как кто? – грохнула тетя Клава кулаком по столу. – Бандюки городские. Мафия ихняя. Ведь перед тем, как Феде погибнуть приезжал один. Вот тут у избы свою машину поставил, травку мне всю под окнами примял и давай ругаться. Думал он, что я не соображу что к чему. Только я сразу поняла. Денег ему жалко стало. Федя ему печку мудреную на даче его буржуйской сложил. Бандюк ему две тысячи задолжал за работу, а чтоб не отдавать, ругаться и грозить приехал. Они Андрейка, все такие. Вон в телевизоре каждый день их художества расписывают. Я всё про бригады да криминалы смотрю и божусь только. До чего все дошли? Убили сокола моего ненаглядного. Убили. Что ты мне не скажи, а я тебе точно отвечу – убили. Как же жить я теперь буду?
– Да, нет тетя Клав, не убивают за две тысячи рублей-то. Не принято, наверное, так, если за две тысячи убивать будут, то скоро всех перебьют.
– Ой, Андрюша и за меньшее убивают. Есть люди, которые за копейку удавятся, а уж за две-то тысячи и подавно. Прости их господи. Убили, убили Феденьку моего. Ни к какой бабке не ходи, убили. Вот ироды городские.
– А в милиции, как сказали, убит дядя Федя или нет? – решил я узнать мнение профессионалов. – Тебя ж вызывали туда? Там-то чего говорят? Они-то точно должны знать.
– Никто точно не знает, а я знаю, что убили Федю моего. Эх, денег из-за этих поганых. Деньги, деньги – кто их только придумал проклятых? Всё ведь из-за них. А милиции бы только дело прикрыть, они разве правду искать будут? Им бы только дело закрыть. Вон на той неделе по телевизору показывали, что они за взятки творят. Убили муженька моего драгоценного, а милиции только бы наверх отчитаться и преступников не искать. Они со мною и говорить-то не хотели. Всё твердят только, что сам он упал.
Тетя Клава уронила голову на руки и горько заплакала. Я посидел немного и решил идти домой.
– Пойду я тетя Клава, – тронул я за плечо хозяйку. – Пойду, а то завтра на работу с утра.
Она подняла на меня сырые от слез глаза и кивнула головой, но не успел я ступить на порог, как тетя Клава остановила меня.
– Погоди Андрей. Помоги мне, еще хотя бы разок. Сходи ты к этому бандиту и возьми у него две тысячи. Федя ведь их честно заработал. А мне сейчас деньги очень нужны. Поиздержалась я с похоронами, в долги влезла. Помоги. И еще вот чего, мне тут к субботе штакетнику обещали привезти, ты уж с огородом помоги, мне ведь теперь помощи ждать не то кого.
Тетя Клава так жалобно смотрела на меня, что я кивнул головой в знак согласия сразу на обе просьбы и вышел. Переходя через улицу к своему дому, я был схвачен за рукав крепкой рукой Кокоса. Он попросил рассудить их спор с дачником Сергеем Сергеевичем. Спор был очень серьезным и своевременным. Спорили мужики о том, в какой валюте выгодней хранить сбережения: в долларах или в евро. Теоретик Кокос настаивал на долларах, а практик Сергей Сергеевич делал упор на евро. Мое сообщение о том, что храню сбережения в рублях да в кармане, к тому же ни копейки из этого кармана сегодня никому давать не намерен, было воспринято подозрительно – насмешливо обеими сторонами и они, потеряв ко мне всякий интерес, пошли искать другого эксперта, благо на улице подобное добро ещё имелось в достаточном количестве.
4
Об обещании тете Клаве, получить долг с бандита я внезапно вспомнил на стоянке около районного банка, где по делам службы скучал на следующий день. Я попытался отогнать прочь эту глупую мысль, но она не поддалась и стала, словно назойливая муха резво носиться по лабиринтам моего сознания.
– Глупость, – отмахнулся я от воспоминания о данном слове. – Как это интересно я с него деньги потребую? Я, что крутой герой, какой-нибудь? И больно он меня слушать станет, бандит этот. Двинет по кумполу без разговоров и поминай, как звали.
– А нечего было обещать, – зажужжала вредная муха. – Обнадежил одинокую пожилую женщину, а теперь в кусты? Ей кроме, как к тебе и обратиться больше не к кому. Зачем обещал? Вообще людей обманывать грех, а вдову обмануть грех втрое. Неужели ты такой?
– Да и как же я найду бандита этого, – продолжала отбиваться серьезная часть моего рассудка. – Я и не знаю вообще кто он такой. Не найти мне его.
– Врешь! – егозила муха. – Сам же ему дорогу к Фединому дому показывал. – Можно сказать сам убийцу к соседу подослал и теперь дурачком прикидываешься. Нельзя так, не по-соседски это. Если люди узнают, никто тебя не одобрит. Ты лучше действуй, вместо рассуждений этих.
Я плюнул на весь рассудок сразу, нецензурно обругал муху и пошел к зданию районного отделения милиции. Там, в отделе ГИБДД работал мой старинный товарищ Валерка Громов. Вот уж кто у нас в районе все машины наперечет знает, так это только Валерка. Профессионал он, одним словом. Мы вместе с ним когда-то занимались в секции гиревого спорта. Была у нас в районе лет пять назад такая забава. Создал её очень хороший человек, офицер в отставке Михаил Иванович Крюков. Организовав практически на пустом месте секцию, Михаил Иванович создал такую крепкую команду гиревиков, что мы стали побеждать на всех областных соревнованиях и даже пару раз ездили на республиканские. Тренировал нас дядя Миша строго, по пять раз в неделю и при этом всё твердил день за днем, что мы одна команда и должны крепко стоять друг за друга. Вот так он нас всех и сдружил. Добился своего.
Валерка сидел в тесном кабинете за широким столом и хмуро рассматривал что-то на мониторе компьютера. По лицу было видно, что грызла сейчас его душу серьёзная дума. Наверное, поэтому он меня сразу и не узнал, а, не узнав, строгим кивком нахмуренных бровей пригласил сесть прямо перед ним. Потом, выдержав минутную паузу занятого человека, которому уже надоели постоянно беспокоящие по пустякам обладатели транспортных средств, Валерка соизволил одарить меня своим начальственным взглядом. Взгляд этот ткнулся в мою образину и стал ждать покорной просьбы или коварного предложения, но не дождался ни того, ни другого. Когда же мой друг сообразил, что это за тип перед ним уселся, то настроение его сразу изменилось. Валерка встал из-за стола схватил меня за плечи, широко улыбнулся и почти закричал:
– Какими судьбами Андрюха! Вот так встреча! Откровенно скажу, не ожидал. Не ожидал. Ты чего здесь?
– Да вот проходил мимо вашей милиции, дай, думаю, загляну, друга старого проведаю.
– Молодец! Молодец! – снова тряс меня за плечо Валерка. – Года два, поди, мы с тобою не виделись. Ну, как сам-то? Машина-то, какая у тебя? Гирю-то сейчас не поднимаешь? А помнишь, как на соревнованиях в Тураеве мы с тобой, а бане парной вес гоняли? Вот жизнь была, приятно вспомнить. Надо нам опять в команду собраться. Как считаешь, есть у нас еще порох в пороховницах? Я думаю есть. Только вот мне завтра в командировку отбывать, но как только приеду, обязательно соберемся. Месяца три меня не будет. В Чечню едем. Вот какое дело у меня сейчас. Да, что же я всё болтаю. Ты-то как? Рассказывай. Как сам? Как семья? Я то вот себе «Хонду» взял. «Десятку-то» я продал, а «Хонду» взял, захотелось, понимаешь на приличной тачке покататься. Да, что я всё про себя? Ты-то как?
Я рассказал вкратце о своем житье, делая основной упор на работу, и как бы между делом спросил, а не знает ли он владельца черного «Мерседеса» с тремя семерками на номерном знаке.
– А зачем тебе это знать? – как-то сразу резко и профессионально насторожился Валерка.
– Подрезал он тут меня на днях, да так лихо, что я на обочину выскочил и фару о дерево разбил, – соврал я, скрывая от друга свою глупую правду. – Вот хочу узнать, что за фраер и попробовать спросить с него на ремонт, а то на птичнике грозят половину зарплаты вычесть. Я и так там гроши получаю, да еще вычтут. Хочу я этого водилу найти да денег с него взять, чтобы в следующий раз ехал аккуратнее. Как думаешь, отдаст он мне за ремонт?
– Не советую к нему даже близко подходить, – покачал головой Валерка. – Это же главный бандит, то есть извиняюсь, теперь бизнесмен нашего района – Кривцов Виктор Михайлович, а по погонялу – Мутный. С него ты вряд ли чего возьмешь, разве, что головную боль и пару чемоданов неприятностей. Так, что не советую тебе с ним связываться. Купи на свои новую фару и живи спокойно. Здесь даже я тебе помочь не смогу. Крутой человек. Хотя, слухи ходят, что над ним тоже в районе кто-то есть. Только я в эти дела не суюсь. Мне своих дел хватает. В этих бандитских структурах сам черт не разберет. Ты поосторожней с этим делом. Черт с ней с зарплатой-то, здоровье дороже. Понял? Хотя, как знаешь, чего мне тебя учить, ты не маленький уже, если жизни спокойной не хочешь, то поезжай в Корытово, он там постоянно на даче своей трется. Попробуй поговорить, только на рожон особо не лезь. Может чего и выйдет, если в настроение попадешь. Хотя вряд ли? Не советую я тебе, а уж ты дальше сам думай.
Тут засвистел телефонный аппарат, Валерку куда-то потребовали, и он, извинившись за неимение времени, вежливо, хлопая своей огромной ладонью по спине, крепко попрощался и попросил меня из своего кабинета.
Узнав, кто задолжал дяде Феде, я немного успокоился и решил выбросить из головы блажь по спросу денег с бандита. Сегодня с работы приду и сразу же пойду к тете Клаве каяться.
– Прости меня, – скажу, – тетя Клава за обещание мои неосторожные, только мне своя голова дороже твоих денег.
Уж лучше я ей машину дров расколю да двор её забором огорожу, чем в бандитское логово сунусь. Момент принятия этого судьбоносного решения совпал с возвращением Нины Петровны из налоговой инспекции, и я радостно погнал своего дребезжащего стального коня к родной птицефабрике.
Как только мы подкатили к проходной, ко мне подбежала секретарша директора Машенька. Работала она у главного местного шефа недавно и потому все распоряжения выполняла старательно да исключительно бегом, совершенно не жалея при этом своих молодых, но не очень стройных ног.
– Вас Вячеслав Васильевич вызывает, – строго выпалила секретарша, зачем-то погрозила мне пальцем и в припрыжку, не жалея своих высоких каблуков помчала обратно к проходной.
От этого приказа прошиб меня чуть-чуть мороз по коже. К директору меня практически вообще никогда не вызывали. Все вопросы со мной директор решал через заведующего гаражом. Что-то случилось весьма серьезное, если я удостоился такой аудиенции через голову своего непосредственного руководителя. Интересно, чего это за канитель такая вдруг образовалась? Может, провинился я чем? Да нет вроде? Аварий у меня пока, слава богу, не было. С фабрики ничего особенного не вывозил, а что вывез, так про это никто и не знает. Интересно чего он меня вызывает? Тут хорошего ждать вряд ли придется. От начальства ничего хорошего ждать не следует. Эту истину я ещё в армии крепко усвоил. Исключения из этого жизненного правила бывают, но уж очень редко. Лично со мной таких исключений вроде не случалось.
Только волновался я напрасно, оказалось, личный водитель Вячеслава Васильевича уехал по важным делам в Москву, а тут возникла необходимость съездить руководству по другому не менее важному делу. Причем ехать должны были сразу четыре человека: сам директор, главный инженер, главный зоотехник и главный бухгалтер. Вот и решила администрация фабрики задействовать для этой поездки дежурный автобус.
– Ты вот, что Андрей Алексеевич, – улыбаясь, ставил мне задачу директор, – сейчас отдохни, предупреди дома, что вернешься поздно и будь готов часика через два к отъезду. Наше дело может затянуться и тебе придется нас немного подождать, но ты об этом, конечно же, не пожалеешь. Поездка важная и мне рекомендовали Вас как одного из самых надежных водителей. Я надеюсь, что вы не подведете, выдавшее вам прекрасные характеристики руководство. Я очень на Вас, надеюсь, и хотел бы к Вам присмотреться на предмет Вашей кандидатуры стать моим личным водителем. Мой-то Миша всё на пенсию собирается, хотя и не хочется ему, однако всё равно собираться приходится. Так, что сегодня у Вас будет шанс отличиться. Давайте молодой человек, дерзайте. Короче, чего я тут перед тобой распинаюсь Андрюха, давай часам к четырем к проходной подруливай и смотри, чтобы опозданий там всяких. Понял?
Важным делом оказалось день рождение главного бухгалтера Павла Александровича, и решил отметить этот день рождения директорат на бухгалтерской даче в деревне Корытово. Когда я взял курс к даче, то понял, почему из всех имеющихся на фабрике транспортных средств был выбран автобус. Кроме высшего руководства на дачу были приглашены несколько работниц бухгалтерии, и потому салон автобуса был заполнен почти наполовину.
Получив координаты пункта назначения, я даже вздрогнул то странного совпадения. Название именно этого населенного пункта я слышал сегодня от Валерки. Вот ведь какие совпадения бывают. Как говориться: нарочно не придумаешь. Только к бандиту с разборкой все равно не пойду, назло всем совпадениям и судьбе-злодейке. Не дождетесь. Не на того напали. Другого дурака поищите.
– Глупость, – отмахнулся я от воспоминания о данном слове. – Как это интересно я с него деньги потребую? Я, что крутой герой, какой-нибудь? И больно он меня слушать станет, бандит этот. Двинет по кумполу без разговоров и поминай, как звали.
– А нечего было обещать, – зажужжала вредная муха. – Обнадежил одинокую пожилую женщину, а теперь в кусты? Ей кроме, как к тебе и обратиться больше не к кому. Зачем обещал? Вообще людей обманывать грех, а вдову обмануть грех втрое. Неужели ты такой?
– Да и как же я найду бандита этого, – продолжала отбиваться серьезная часть моего рассудка. – Я и не знаю вообще кто он такой. Не найти мне его.
– Врешь! – егозила муха. – Сам же ему дорогу к Фединому дому показывал. – Можно сказать сам убийцу к соседу подослал и теперь дурачком прикидываешься. Нельзя так, не по-соседски это. Если люди узнают, никто тебя не одобрит. Ты лучше действуй, вместо рассуждений этих.
Я плюнул на весь рассудок сразу, нецензурно обругал муху и пошел к зданию районного отделения милиции. Там, в отделе ГИБДД работал мой старинный товарищ Валерка Громов. Вот уж кто у нас в районе все машины наперечет знает, так это только Валерка. Профессионал он, одним словом. Мы вместе с ним когда-то занимались в секции гиревого спорта. Была у нас в районе лет пять назад такая забава. Создал её очень хороший человек, офицер в отставке Михаил Иванович Крюков. Организовав практически на пустом месте секцию, Михаил Иванович создал такую крепкую команду гиревиков, что мы стали побеждать на всех областных соревнованиях и даже пару раз ездили на республиканские. Тренировал нас дядя Миша строго, по пять раз в неделю и при этом всё твердил день за днем, что мы одна команда и должны крепко стоять друг за друга. Вот так он нас всех и сдружил. Добился своего.
Валерка сидел в тесном кабинете за широким столом и хмуро рассматривал что-то на мониторе компьютера. По лицу было видно, что грызла сейчас его душу серьёзная дума. Наверное, поэтому он меня сразу и не узнал, а, не узнав, строгим кивком нахмуренных бровей пригласил сесть прямо перед ним. Потом, выдержав минутную паузу занятого человека, которому уже надоели постоянно беспокоящие по пустякам обладатели транспортных средств, Валерка соизволил одарить меня своим начальственным взглядом. Взгляд этот ткнулся в мою образину и стал ждать покорной просьбы или коварного предложения, но не дождался ни того, ни другого. Когда же мой друг сообразил, что это за тип перед ним уселся, то настроение его сразу изменилось. Валерка встал из-за стола схватил меня за плечи, широко улыбнулся и почти закричал:
– Какими судьбами Андрюха! Вот так встреча! Откровенно скажу, не ожидал. Не ожидал. Ты чего здесь?
– Да вот проходил мимо вашей милиции, дай, думаю, загляну, друга старого проведаю.
– Молодец! Молодец! – снова тряс меня за плечо Валерка. – Года два, поди, мы с тобою не виделись. Ну, как сам-то? Машина-то, какая у тебя? Гирю-то сейчас не поднимаешь? А помнишь, как на соревнованиях в Тураеве мы с тобой, а бане парной вес гоняли? Вот жизнь была, приятно вспомнить. Надо нам опять в команду собраться. Как считаешь, есть у нас еще порох в пороховницах? Я думаю есть. Только вот мне завтра в командировку отбывать, но как только приеду, обязательно соберемся. Месяца три меня не будет. В Чечню едем. Вот какое дело у меня сейчас. Да, что же я всё болтаю. Ты-то как? Рассказывай. Как сам? Как семья? Я то вот себе «Хонду» взял. «Десятку-то» я продал, а «Хонду» взял, захотелось, понимаешь на приличной тачке покататься. Да, что я всё про себя? Ты-то как?
Я рассказал вкратце о своем житье, делая основной упор на работу, и как бы между делом спросил, а не знает ли он владельца черного «Мерседеса» с тремя семерками на номерном знаке.
– А зачем тебе это знать? – как-то сразу резко и профессионально насторожился Валерка.
– Подрезал он тут меня на днях, да так лихо, что я на обочину выскочил и фару о дерево разбил, – соврал я, скрывая от друга свою глупую правду. – Вот хочу узнать, что за фраер и попробовать спросить с него на ремонт, а то на птичнике грозят половину зарплаты вычесть. Я и так там гроши получаю, да еще вычтут. Хочу я этого водилу найти да денег с него взять, чтобы в следующий раз ехал аккуратнее. Как думаешь, отдаст он мне за ремонт?
– Не советую к нему даже близко подходить, – покачал головой Валерка. – Это же главный бандит, то есть извиняюсь, теперь бизнесмен нашего района – Кривцов Виктор Михайлович, а по погонялу – Мутный. С него ты вряд ли чего возьмешь, разве, что головную боль и пару чемоданов неприятностей. Так, что не советую тебе с ним связываться. Купи на свои новую фару и живи спокойно. Здесь даже я тебе помочь не смогу. Крутой человек. Хотя, слухи ходят, что над ним тоже в районе кто-то есть. Только я в эти дела не суюсь. Мне своих дел хватает. В этих бандитских структурах сам черт не разберет. Ты поосторожней с этим делом. Черт с ней с зарплатой-то, здоровье дороже. Понял? Хотя, как знаешь, чего мне тебя учить, ты не маленький уже, если жизни спокойной не хочешь, то поезжай в Корытово, он там постоянно на даче своей трется. Попробуй поговорить, только на рожон особо не лезь. Может чего и выйдет, если в настроение попадешь. Хотя вряд ли? Не советую я тебе, а уж ты дальше сам думай.
Тут засвистел телефонный аппарат, Валерку куда-то потребовали, и он, извинившись за неимение времени, вежливо, хлопая своей огромной ладонью по спине, крепко попрощался и попросил меня из своего кабинета.
Узнав, кто задолжал дяде Феде, я немного успокоился и решил выбросить из головы блажь по спросу денег с бандита. Сегодня с работы приду и сразу же пойду к тете Клаве каяться.
– Прости меня, – скажу, – тетя Клава за обещание мои неосторожные, только мне своя голова дороже твоих денег.
Уж лучше я ей машину дров расколю да двор её забором огорожу, чем в бандитское логово сунусь. Момент принятия этого судьбоносного решения совпал с возвращением Нины Петровны из налоговой инспекции, и я радостно погнал своего дребезжащего стального коня к родной птицефабрике.
Как только мы подкатили к проходной, ко мне подбежала секретарша директора Машенька. Работала она у главного местного шефа недавно и потому все распоряжения выполняла старательно да исключительно бегом, совершенно не жалея при этом своих молодых, но не очень стройных ног.
– Вас Вячеслав Васильевич вызывает, – строго выпалила секретарша, зачем-то погрозила мне пальцем и в припрыжку, не жалея своих высоких каблуков помчала обратно к проходной.
От этого приказа прошиб меня чуть-чуть мороз по коже. К директору меня практически вообще никогда не вызывали. Все вопросы со мной директор решал через заведующего гаражом. Что-то случилось весьма серьезное, если я удостоился такой аудиенции через голову своего непосредственного руководителя. Интересно, чего это за канитель такая вдруг образовалась? Может, провинился я чем? Да нет вроде? Аварий у меня пока, слава богу, не было. С фабрики ничего особенного не вывозил, а что вывез, так про это никто и не знает. Интересно чего он меня вызывает? Тут хорошего ждать вряд ли придется. От начальства ничего хорошего ждать не следует. Эту истину я ещё в армии крепко усвоил. Исключения из этого жизненного правила бывают, но уж очень редко. Лично со мной таких исключений вроде не случалось.
Только волновался я напрасно, оказалось, личный водитель Вячеслава Васильевича уехал по важным делам в Москву, а тут возникла необходимость съездить руководству по другому не менее важному делу. Причем ехать должны были сразу четыре человека: сам директор, главный инженер, главный зоотехник и главный бухгалтер. Вот и решила администрация фабрики задействовать для этой поездки дежурный автобус.
– Ты вот, что Андрей Алексеевич, – улыбаясь, ставил мне задачу директор, – сейчас отдохни, предупреди дома, что вернешься поздно и будь готов часика через два к отъезду. Наше дело может затянуться и тебе придется нас немного подождать, но ты об этом, конечно же, не пожалеешь. Поездка важная и мне рекомендовали Вас как одного из самых надежных водителей. Я надеюсь, что вы не подведете, выдавшее вам прекрасные характеристики руководство. Я очень на Вас, надеюсь, и хотел бы к Вам присмотреться на предмет Вашей кандидатуры стать моим личным водителем. Мой-то Миша всё на пенсию собирается, хотя и не хочется ему, однако всё равно собираться приходится. Так, что сегодня у Вас будет шанс отличиться. Давайте молодой человек, дерзайте. Короче, чего я тут перед тобой распинаюсь Андрюха, давай часам к четырем к проходной подруливай и смотри, чтобы опозданий там всяких. Понял?
Важным делом оказалось день рождение главного бухгалтера Павла Александровича, и решил отметить этот день рождения директорат на бухгалтерской даче в деревне Корытово. Когда я взял курс к даче, то понял, почему из всех имеющихся на фабрике транспортных средств был выбран автобус. Кроме высшего руководства на дачу были приглашены несколько работниц бухгалтерии, и потому салон автобуса был заполнен почти наполовину.
Получив координаты пункта назначения, я даже вздрогнул то странного совпадения. Название именно этого населенного пункта я слышал сегодня от Валерки. Вот ведь какие совпадения бывают. Как говориться: нарочно не придумаешь. Только к бандиту с разборкой все равно не пойду, назло всем совпадениям и судьбе-злодейке. Не дождетесь. Не на того напали. Другого дурака поищите.
5
У дачи главбуха, после окончания разгрузочно-выносных работ я вдруг, неожиданно даже для себя спросил хозяина:
– Павел Александрович, а вы не знаете где здесь дача Кривцова? Мне сказали, что она здесь где-то.
– Молодец, – опять зажужжала в моем сознании та же подлая муха. – Настоящий мужик, а то уж я подумала, что ты размазня на палочке. Извини, ошиблась. Так держать! Двигай к цели верным курсом. Молодец! Настоящий герой! Потомки тобой может быть, и гордиться будут!
Павел Александрович чуть-чуть задумался над моим неожиданным вопросом и спустя несколько секунд развел руками.
– Кривцов. Не знаю. Нет здесь таких, во всяком случае, я не слыхал. Извини. Не знаю. Здесь столько в последнее время настроилось, что всех и не упомнишь. Не знаю никаких Кривцовых.
– Так значит дача Мутного не здесь, – облегченно улыбнулся я.
– Как не здесь? – сразу же после моих последних слов оживился задумчивый главбух, – здесь. Вон она наискосок от меня. Вон, смотри, где флюгер в образе голой женщины с соблазнительными формами прикручен, и ворота в красный цвет покрашены. Так бы сразу и сказал, что дача Мутного нужна, то про какого-то Кривцова мелешь. Я и не понял сразу, кого ты имел в виду. Мутный он здесь старожил, его здесь всякий знает, а то, что он Кривцов, то это для меня, прямо скажу, большое открытие. Хотя, всякое бывает в жизни.
Пассажиры мои ушли, оставив мне добрый сухой паек ужина и наказ ни в коем случае не входить на территорию дачи без данного на то приглашения. Да мне на эту дачу и не надо было вовсе. Мне теперь другая дача покоя не давала.
Надоедливая муха всё яростней металась среди нагромождения моих мыслей и настойчиво вытаскивала меня на тропинку, ведущую к даче Мутного. Так сволочь тащила, что никакой моготы не было.
– Ничего страшного не случится, если я подойду и спрошу про деньги, – всё же сдался я и потихоньку двинулся к дачным воротам красного колера и к голой женщине над ними.
Подойдя к желанной калитке, я с удовольствием обнаружил на ней огромный замок, явно не российского производства. Замок блестел на солнце и как бы ехидно подмигивал мне:
– Что, братец не обломилось на дачку попасть? А ты как думал, ждут тебя здесь? Нетушки, не с вашим рылом в эти двери лезть. Ваш удел гнилые калитки, а не добрые стальные ворота алого цвета.
– Да мне твоя дача нужна, как попу балалайка в Великий пост, – радостно подумал я в ответ на ехидство импортного замка и, щелкнув по нему пальцем, двинул обратно к автобусу.
– Павел Александрович, а вы не знаете где здесь дача Кривцова? Мне сказали, что она здесь где-то.
– Молодец, – опять зажужжала в моем сознании та же подлая муха. – Настоящий мужик, а то уж я подумала, что ты размазня на палочке. Извини, ошиблась. Так держать! Двигай к цели верным курсом. Молодец! Настоящий герой! Потомки тобой может быть, и гордиться будут!
Павел Александрович чуть-чуть задумался над моим неожиданным вопросом и спустя несколько секунд развел руками.
– Кривцов. Не знаю. Нет здесь таких, во всяком случае, я не слыхал. Извини. Не знаю. Здесь столько в последнее время настроилось, что всех и не упомнишь. Не знаю никаких Кривцовых.
– Так значит дача Мутного не здесь, – облегченно улыбнулся я.
– Как не здесь? – сразу же после моих последних слов оживился задумчивый главбух, – здесь. Вон она наискосок от меня. Вон, смотри, где флюгер в образе голой женщины с соблазнительными формами прикручен, и ворота в красный цвет покрашены. Так бы сразу и сказал, что дача Мутного нужна, то про какого-то Кривцова мелешь. Я и не понял сразу, кого ты имел в виду. Мутный он здесь старожил, его здесь всякий знает, а то, что он Кривцов, то это для меня, прямо скажу, большое открытие. Хотя, всякое бывает в жизни.
Пассажиры мои ушли, оставив мне добрый сухой паек ужина и наказ ни в коем случае не входить на территорию дачи без данного на то приглашения. Да мне на эту дачу и не надо было вовсе. Мне теперь другая дача покоя не давала.
Надоедливая муха всё яростней металась среди нагромождения моих мыслей и настойчиво вытаскивала меня на тропинку, ведущую к даче Мутного. Так сволочь тащила, что никакой моготы не было.
– Ничего страшного не случится, если я подойду и спрошу про деньги, – всё же сдался я и потихоньку двинулся к дачным воротам красного колера и к голой женщине над ними.
Подойдя к желанной калитке, я с удовольствием обнаружил на ней огромный замок, явно не российского производства. Замок блестел на солнце и как бы ехидно подмигивал мне:
– Что, братец не обломилось на дачку попасть? А ты как думал, ждут тебя здесь? Нетушки, не с вашим рылом в эти двери лезть. Ваш удел гнилые калитки, а не добрые стальные ворота алого цвета.
– Да мне твоя дача нужна, как попу балалайка в Великий пост, – радостно подумал я в ответ на ехидство импортного замка и, щелкнув по нему пальцем, двинул обратно к автобусу.