Страница:
— Я так и знала! — выкрикнула она и торопливо зажала рот рукой, чтобы удержать так и рвавшиеся с языка слова… слова, пропитанные ядом злобы.
Генри схватил ее за руку и резко повернул к себе:
— Погоди, Розамунда. Хотя бы выслушай меня. Я был у нее дважды. В то лютое время, когда пытался вырвать из своей души любовь к тебе.
— Ты спал с ней? — прошептала Розамунда, тихо плача, — Ты ее любишь?
— Нет, никогда не любил. Бланш нужна была мне, чтобы утолить потребность в женщине. Потому я сразу почувствовал: с тобой все другое… Я не смог тебя забыть, потому что полюбил тебя… и телом, и душой.
Ей так хотелось верить ему. Сквозь пелену слез она видела, какое сердитое у него лицо… Мужчины так легко обманывают… клянутся в искренности и через минуту забывают про свои клятвы.
— Откуда мне знать, что ты меня не обманываешь? — пролепетала она, размазывая по щекам слезы.
Он сверкнул глазами и стиснул от досады кулак:
— Неоткуда. Всемилостивый Господь, ежели ты до того придурковата, что веришь этой лживой суке, пеняй на себя.
— Грешно тебе, Генри! И не смей называть меня дурой! И цепляться к словам… Ты обманул меня. Я бы и рада-радехонька тебе поверить… Но… муж у нее в плену, земли никакой нет, — стало быть, кто-то ее содержит? И сдается мне, что этот кто-то — ты. Или ты и впрямь считаешь меня совсем дурочкой?
Он посмотрел на нее тяжелым взглядом и отвернулся:
— Куда ж мне теперь от этого деться… А содержать собственных детей — мой долг.
— Тогда втолкуй ты мне, пожалуйста, почему ты так мечтаешь о наследнике? Женись на своей давней знакомой, и это наладится само собой — он у тебя уже есть.
— Говорил же я тебе: у нее есть муж. И пока он жив, она не может выйти за другого, — сказал Генри, вороша кочергой головни, — в очаге сразу взвился целый огненный столб.
— И только поэтому ты на ней не женился?
— Не только. Я никогда не собирался на ней жениться, хотя она с удовольствием прибрала бы меня к рукам, да бедняга Уолтер ее подвел, пропал без вести.
— Стало быть, не собирался. Невыгодная она жена? Никакого от нее прибытка. Ни свежего войска, ни новых земель…
— Ах вот ты о чем…
— Да, я о том. Да простит меня Господь! У вас ведь был уговор с де Джиром, ты так хотел заполучить его земли, — пробормотала она, чувствуя, что еще немного — и она расхохочется, до того нелепыми показались ей вдруг эти дворяне, до того жалкими — донимают и себя и окружающих всякими глупостями, пыжатся…
— Розамунда, Христом Богом молю, уймись… хватит меня терзать, нечем тебе что ли заняться? Да, так уж устроена жизнь, ты как будто только вчера родилась. Но нам с тобой повезло, как везет немногим. Брак по расчету превратился в брак по любви. А вот тебе и вся правда — до нашей встречи у меня была любовница, которая родила мне двоих детей.
Розамунда опять открыла рот, чтобы что-то сказать, но он жестом остановил ее:
— В моем окружении такое случается сплошь и рядом. Если бы я не знался с женщинами, пошли бы сплетни о том, что я предпочитаю мальчиков. Такие причуды тебе понравились бы еще меньше, чем какая-то там любовница, причем в прошлом.
— Прошлое твое, а расплачиваться за него почему-то должна я. Эти крошки не идут у меня из головы.
— Послушай, что я тебе скажу. Если Уолтер так и не объявится, мы возьмем их в услужение к себе в замок — как только они подрастут.
— Ни за что! Как ты можешь такое говорить!
— Очень просто, дорогая женушка. Так все делают. Насчет девочки я еще не решил, а уж мальчика точно заберу.
— И объявишь его своим наследником?
— Нет, ведь он по рождению все равно останется незаконным, даже если я признаю его своим сыном. Будет служить у меня в гвардии или писарем — это уж что ему будет по нраву и на что хватит талантов.
— Ну а наши с тобой дети?
— Они и станут моими наследниками. Я объясню им, кто этот юноша, они меня поймут. Дело, как говорится, житейское. Многие знатные лорды держат при своем дворе прижитых на стороне детей.
К глазам Розамунды снова подступили слезы, и она дрожащими губами пролепетала:
— Всякий раз, как он попадется мне на глаза, я хочешь не хочешь буду вспоминать его мать.
Генри пожал плечами:
— Если тебе это так не по сердцу, поселим его при дворе какого-нибудь соседа. Я очень сожалею, что тебя заставили так страдать. И Бланш тоже весьма об этом пожалеет, обещаю. Ничего подобного больше не повторится. Спору нет, я должен был рассказать тебе про детей. Я горько теперь раскаиваюсь, прости меня, грешного.
Розамунда, однако, пока не собиралась ставить точку.
— Сколько же еще ублюдков ты посеял в округе? — с вызовом спросила она.
Он цинично усмехнулся ее запальчивости:
— Я уже давно не малое дитя и прожил в Рэвенскрэге большую часть своей жизни. Перестань мучить себя моим прошлым. Отряхнем его прах. — Он шутливо потер рука об руку, как бы разделываясь со всеми своими проступками. Это легкомыслие еще больше вывело Розамунду из себя.
— Это все, что ты можешь мне ответить?
— Ну чего еще ты от меня хочешь добиться? Я голоден, я устал, я трясся весь день в седле. Давай спустимся и поужинаем. Пора кончить этот разговор.
— Вот как? Как легко ты обо всем забываешь, мне бы так… Небось, уже забыл, что я спасла тебе жизнь? И вот какую я получила от тебя благодарность!
Он посмотрел на нее с искренним изумлением, не понимая, при чем тут его спасение.
— Я же сказал, что навсегда теперь твой должник, какой еще тебе надобно благодарности? Будь благоразумна, Розамунда. Что было, то было. Я не могу переделать свою жизнь наново.
— Ну так вот что я тебе скажу… Знай я про твой обман, еще бы подумала, стоит ли ради такого рисковать, — Розамунда уже не очень понимала, что говорит, — меня ведь могли убить, но у меня на уме была одна кручина — как бы тебя спасти… Я-то верила, что ты мой… а у тебя, оказывается, и дети уже есть, а эта рыжая сука божится, что ты до сих пор у нее пасешься, потому что у нее в запасе много всяких пакостей, от которых ты делаешься точно похотливый жеребец.
— Замолчи! С меня уже довольно! Мне ты поверишь или Бланш, теперь уже неважно. Завтра мне снова в поход, так что у тебя с лихвой будет времени выбрать.
Он, резко развернувшись, пошел к двери и с такой силой ею хлопнул, что деревянная дверь только чудом не треснула. Розамунда слышала, как его шаги гулкой дробью отдаются от каменных ступенек.
Потрясенная, Розамунда так и осталась стоять у окна, чувствуя, как холодок побежал по ее спине. Значит, утром он уезжает, и этот последний перед разлукой вечер они провели в ругани. И снова слезы побежали по ее щекам. Все из-за этой Бланш Помрой. А может, рыжая потаскуха специально наговорила на бывшего своего любовника? Чтобы их рассорить? Чего ради Генри стал бы ее обманывать? За все время, пока они вместе, она ни разу не поймала его на лжи… Но ее тут же снова одолели сомнения; просто у него не случилось ничего такого, что стоило бы скрывать.
Розамунда прижалась лбом к холодному стеклу, надеясь унять боль, от которой голова ее просто раскалывалась. Теперь она и сама не понимала, зачем наговорила ему, что будто бы напрасно его спасла. Да заведи он хоть дюжину любовниц, она поступила бы точно так же… не раздумывая, бросилась бы его спасать… потому что она слишком любила его, чтобы позволить ему погибнуть.
Она горько усмехнулась своей собственной мысли. Уж дюжину женщин Генри наверняка попробовал, если не несколько сотен, как утверждал сэр Исмей. Однако эти случайные шалости и вполовину так ее не задевали, как его шашни с Бланш Помрой. Бланш — это не крестьянская девка, которая почитает за честь угодить в постель к своему господину. Бланш — настоящая дворянка и живет всего в десяти милях от замка Генри Рэвенскрэга, а главное — она мать его детей.
Розамунда яростно ударила кулаком в ладонь. Что это он удумал — приютить в замке своих прижитых в чужой постели детей? Пока она жива, не бывать такому позору. Генри не потребуется его незаконный сын… потому что она народит ему целую кучу законных.
Истерзанная своими переживаниями, Розамунда рухнула на пол, чтобы еще раз всласть выплакаться… Очень вероятно, что ей уже не придется порадовать его сыновьями, она сегодня собственными руками разрушила его любовь. Возможно даже, он вернется к своим прежним холостяцким привычкам. Из-за своей ревности она лишилась Генри. От этой мысли Розамунда разрыдалась еще сильнее, потом вдруг ее снова одолела злоба. Какая она, однако, уступчивая. Генри почти убедил ее, что это она виновата в их ссоре. Сам изменяет ей, плодит детей… и, может, даже до сих пор наведывается к этой рыжей кошке. А она, Розамунда, ни в чем перед ним не виновата.
Розамунда поднялась, отряхнула юбку и, гордо расправив плечи, взяла из сундучка вышивание. Он виноват, он пусть все и исправляет. Она не станет ходить за ним по пятам и вымаливать, чтобы он обратил на нее внимание. Пусть сам приходит. Сейчас поужинает, маленько остынет и поймет, что напрасно на нее осерчал. Войдет сюда и попросит у нее прощения. И как только он скажет, что по-прежнему любит ее, и поклянется никогда не ездить к Бланш, она в ту же минуту простит его…
Розамунда долго сидела с вышиваньем, уже стал потухать огонь и догорели свечки… Генри все не приходил. Когда грянул поздний час и шум внизу стал утихать, Розамунда отложила рукоделие и выглянула в залу: на соломенных тюфяках спали солдаты, в очаге пылал огромный ствол. Генри нигде не было видно, а на столе его стояли несколько тарелок, — наверное, для нее приказал оставить, волнуется, что она голодна. Может, он ждал, когда она сама к нему спустится? А она ждала его наверху… Вот что натворила с ними их гордыня.
Опять к глазам ее подступили слезы, она взяла факел, чтобы посветить себе по пути в спальню. Может, Генри там ждет ее? Она ускорила шаг, готовая простить его уже без всяких обвинений. Только бы им помириться. Она на все согласна, лишь бы не чувствовать себя такой одинокой…
Однако их спальня была пуста, хотя вовсю уже пылал камин и горели свежий свечи. Сердце Розамунды болезненно сжалось. Где же он… В замке еще полно спален, он мог забрести в любую. Но она не станет его искать, потому что… потому что она не уверена, что он сейчас один. Женщин в замке тоже вполне достаточно, и Генри вовсе не обязательно скакать в Эндерли, чтобы утолить все свои потребности.
Ревность и одиночество не давали Розамунде уснуть, и к тому же она втайне надеялась, что он придет. Уснула она только под утро, когда петухи возвестили о приходе зари.
Глава ОДИННАДЦАТАЯ
Генри схватил ее за руку и резко повернул к себе:
— Погоди, Розамунда. Хотя бы выслушай меня. Я был у нее дважды. В то лютое время, когда пытался вырвать из своей души любовь к тебе.
— Ты спал с ней? — прошептала Розамунда, тихо плача, — Ты ее любишь?
— Нет, никогда не любил. Бланш нужна была мне, чтобы утолить потребность в женщине. Потому я сразу почувствовал: с тобой все другое… Я не смог тебя забыть, потому что полюбил тебя… и телом, и душой.
Ей так хотелось верить ему. Сквозь пелену слез она видела, какое сердитое у него лицо… Мужчины так легко обманывают… клянутся в искренности и через минуту забывают про свои клятвы.
— Откуда мне знать, что ты меня не обманываешь? — пролепетала она, размазывая по щекам слезы.
Он сверкнул глазами и стиснул от досады кулак:
— Неоткуда. Всемилостивый Господь, ежели ты до того придурковата, что веришь этой лживой суке, пеняй на себя.
— Грешно тебе, Генри! И не смей называть меня дурой! И цепляться к словам… Ты обманул меня. Я бы и рада-радехонька тебе поверить… Но… муж у нее в плену, земли никакой нет, — стало быть, кто-то ее содержит? И сдается мне, что этот кто-то — ты. Или ты и впрямь считаешь меня совсем дурочкой?
Он посмотрел на нее тяжелым взглядом и отвернулся:
— Куда ж мне теперь от этого деться… А содержать собственных детей — мой долг.
— Тогда втолкуй ты мне, пожалуйста, почему ты так мечтаешь о наследнике? Женись на своей давней знакомой, и это наладится само собой — он у тебя уже есть.
— Говорил же я тебе: у нее есть муж. И пока он жив, она не может выйти за другого, — сказал Генри, вороша кочергой головни, — в очаге сразу взвился целый огненный столб.
— И только поэтому ты на ней не женился?
— Не только. Я никогда не собирался на ней жениться, хотя она с удовольствием прибрала бы меня к рукам, да бедняга Уолтер ее подвел, пропал без вести.
— Стало быть, не собирался. Невыгодная она жена? Никакого от нее прибытка. Ни свежего войска, ни новых земель…
— Ах вот ты о чем…
— Да, я о том. Да простит меня Господь! У вас ведь был уговор с де Джиром, ты так хотел заполучить его земли, — пробормотала она, чувствуя, что еще немного — и она расхохочется, до того нелепыми показались ей вдруг эти дворяне, до того жалкими — донимают и себя и окружающих всякими глупостями, пыжатся…
— Розамунда, Христом Богом молю, уймись… хватит меня терзать, нечем тебе что ли заняться? Да, так уж устроена жизнь, ты как будто только вчера родилась. Но нам с тобой повезло, как везет немногим. Брак по расчету превратился в брак по любви. А вот тебе и вся правда — до нашей встречи у меня была любовница, которая родила мне двоих детей.
Розамунда опять открыла рот, чтобы что-то сказать, но он жестом остановил ее:
— В моем окружении такое случается сплошь и рядом. Если бы я не знался с женщинами, пошли бы сплетни о том, что я предпочитаю мальчиков. Такие причуды тебе понравились бы еще меньше, чем какая-то там любовница, причем в прошлом.
— Прошлое твое, а расплачиваться за него почему-то должна я. Эти крошки не идут у меня из головы.
— Послушай, что я тебе скажу. Если Уолтер так и не объявится, мы возьмем их в услужение к себе в замок — как только они подрастут.
— Ни за что! Как ты можешь такое говорить!
— Очень просто, дорогая женушка. Так все делают. Насчет девочки я еще не решил, а уж мальчика точно заберу.
— И объявишь его своим наследником?
— Нет, ведь он по рождению все равно останется незаконным, даже если я признаю его своим сыном. Будет служить у меня в гвардии или писарем — это уж что ему будет по нраву и на что хватит талантов.
— Ну а наши с тобой дети?
— Они и станут моими наследниками. Я объясню им, кто этот юноша, они меня поймут. Дело, как говорится, житейское. Многие знатные лорды держат при своем дворе прижитых на стороне детей.
К глазам Розамунды снова подступили слезы, и она дрожащими губами пролепетала:
— Всякий раз, как он попадется мне на глаза, я хочешь не хочешь буду вспоминать его мать.
Генри пожал плечами:
— Если тебе это так не по сердцу, поселим его при дворе какого-нибудь соседа. Я очень сожалею, что тебя заставили так страдать. И Бланш тоже весьма об этом пожалеет, обещаю. Ничего подобного больше не повторится. Спору нет, я должен был рассказать тебе про детей. Я горько теперь раскаиваюсь, прости меня, грешного.
Розамунда, однако, пока не собиралась ставить точку.
— Сколько же еще ублюдков ты посеял в округе? — с вызовом спросила она.
Он цинично усмехнулся ее запальчивости:
— Я уже давно не малое дитя и прожил в Рэвенскрэге большую часть своей жизни. Перестань мучить себя моим прошлым. Отряхнем его прах. — Он шутливо потер рука об руку, как бы разделываясь со всеми своими проступками. Это легкомыслие еще больше вывело Розамунду из себя.
— Это все, что ты можешь мне ответить?
— Ну чего еще ты от меня хочешь добиться? Я голоден, я устал, я трясся весь день в седле. Давай спустимся и поужинаем. Пора кончить этот разговор.
— Вот как? Как легко ты обо всем забываешь, мне бы так… Небось, уже забыл, что я спасла тебе жизнь? И вот какую я получила от тебя благодарность!
Он посмотрел на нее с искренним изумлением, не понимая, при чем тут его спасение.
— Я же сказал, что навсегда теперь твой должник, какой еще тебе надобно благодарности? Будь благоразумна, Розамунда. Что было, то было. Я не могу переделать свою жизнь наново.
— Ну так вот что я тебе скажу… Знай я про твой обман, еще бы подумала, стоит ли ради такого рисковать, — Розамунда уже не очень понимала, что говорит, — меня ведь могли убить, но у меня на уме была одна кручина — как бы тебя спасти… Я-то верила, что ты мой… а у тебя, оказывается, и дети уже есть, а эта рыжая сука божится, что ты до сих пор у нее пасешься, потому что у нее в запасе много всяких пакостей, от которых ты делаешься точно похотливый жеребец.
— Замолчи! С меня уже довольно! Мне ты поверишь или Бланш, теперь уже неважно. Завтра мне снова в поход, так что у тебя с лихвой будет времени выбрать.
Он, резко развернувшись, пошел к двери и с такой силой ею хлопнул, что деревянная дверь только чудом не треснула. Розамунда слышала, как его шаги гулкой дробью отдаются от каменных ступенек.
Потрясенная, Розамунда так и осталась стоять у окна, чувствуя, как холодок побежал по ее спине. Значит, утром он уезжает, и этот последний перед разлукой вечер они провели в ругани. И снова слезы побежали по ее щекам. Все из-за этой Бланш Помрой. А может, рыжая потаскуха специально наговорила на бывшего своего любовника? Чтобы их рассорить? Чего ради Генри стал бы ее обманывать? За все время, пока они вместе, она ни разу не поймала его на лжи… Но ее тут же снова одолели сомнения; просто у него не случилось ничего такого, что стоило бы скрывать.
Розамунда прижалась лбом к холодному стеклу, надеясь унять боль, от которой голова ее просто раскалывалась. Теперь она и сама не понимала, зачем наговорила ему, что будто бы напрасно его спасла. Да заведи он хоть дюжину любовниц, она поступила бы точно так же… не раздумывая, бросилась бы его спасать… потому что она слишком любила его, чтобы позволить ему погибнуть.
Она горько усмехнулась своей собственной мысли. Уж дюжину женщин Генри наверняка попробовал, если не несколько сотен, как утверждал сэр Исмей. Однако эти случайные шалости и вполовину так ее не задевали, как его шашни с Бланш Помрой. Бланш — это не крестьянская девка, которая почитает за честь угодить в постель к своему господину. Бланш — настоящая дворянка и живет всего в десяти милях от замка Генри Рэвенскрэга, а главное — она мать его детей.
Розамунда яростно ударила кулаком в ладонь. Что это он удумал — приютить в замке своих прижитых в чужой постели детей? Пока она жива, не бывать такому позору. Генри не потребуется его незаконный сын… потому что она народит ему целую кучу законных.
Истерзанная своими переживаниями, Розамунда рухнула на пол, чтобы еще раз всласть выплакаться… Очень вероятно, что ей уже не придется порадовать его сыновьями, она сегодня собственными руками разрушила его любовь. Возможно даже, он вернется к своим прежним холостяцким привычкам. Из-за своей ревности она лишилась Генри. От этой мысли Розамунда разрыдалась еще сильнее, потом вдруг ее снова одолела злоба. Какая она, однако, уступчивая. Генри почти убедил ее, что это она виновата в их ссоре. Сам изменяет ей, плодит детей… и, может, даже до сих пор наведывается к этой рыжей кошке. А она, Розамунда, ни в чем перед ним не виновата.
Розамунда поднялась, отряхнула юбку и, гордо расправив плечи, взяла из сундучка вышивание. Он виноват, он пусть все и исправляет. Она не станет ходить за ним по пятам и вымаливать, чтобы он обратил на нее внимание. Пусть сам приходит. Сейчас поужинает, маленько остынет и поймет, что напрасно на нее осерчал. Войдет сюда и попросит у нее прощения. И как только он скажет, что по-прежнему любит ее, и поклянется никогда не ездить к Бланш, она в ту же минуту простит его…
Розамунда долго сидела с вышиваньем, уже стал потухать огонь и догорели свечки… Генри все не приходил. Когда грянул поздний час и шум внизу стал утихать, Розамунда отложила рукоделие и выглянула в залу: на соломенных тюфяках спали солдаты, в очаге пылал огромный ствол. Генри нигде не было видно, а на столе его стояли несколько тарелок, — наверное, для нее приказал оставить, волнуется, что она голодна. Может, он ждал, когда она сама к нему спустится? А она ждала его наверху… Вот что натворила с ними их гордыня.
Опять к глазам ее подступили слезы, она взяла факел, чтобы посветить себе по пути в спальню. Может, Генри там ждет ее? Она ускорила шаг, готовая простить его уже без всяких обвинений. Только бы им помириться. Она на все согласна, лишь бы не чувствовать себя такой одинокой…
Однако их спальня была пуста, хотя вовсю уже пылал камин и горели свежий свечи. Сердце Розамунды болезненно сжалось. Где же он… В замке еще полно спален, он мог забрести в любую. Но она не станет его искать, потому что… потому что она не уверена, что он сейчас один. Женщин в замке тоже вполне достаточно, и Генри вовсе не обязательно скакать в Эндерли, чтобы утолить все свои потребности.
Ревность и одиночество не давали Розамунде уснуть, и к тому же она втайне надеялась, что он придет. Уснула она только под утро, когда петухи возвестили о приходе зари.
Глава ОДИННАДЦАТАЯ
То снег, то дождь, то солнце, то тучи — с тех пор, как Генри уехал, на дворе стояла всякая погода. Но пригревало ли солнце, лепил ли мокрый снег, одно-единственное желание одолевало Розамунду: скорее свидеться с ним. Она даже не вышла его проводить и теперь нещадно корила себя за строптивость. Смотрела на него из окошка и специально встала у самой стенки, чтобы он ее не увидал. А он ведь искал ее глазами и специально подольше удерживал Диабло под окном. Эта картина не давала ей покоя. Если Генри не суждено вернуться домой, она никогда не сможет забыть своей жестокости в то злосчастное утро и навечно останется виноватой перед ним.
И все потому, что Бланш Помрой так сумела ожесточить ее, что сердце ее превратилось в ледышку.
От Генри целую неделю не было ни словечка. Единственное, что подбадривало Розамунду, — это то, что он поехал не сражаться, а собирать войско. Однако, когда страна не вылезает из войн, сражение может подстерегать где угодно. Она дала себе слово, что, если небеса услышат ее молитвы и Генри вернется живым и невредимым, она примет его с распростертыми объятиями. Жизнь слишком коротка, чтобы портить ее вздорными обидами.
Розамунда тщетно пыталась нашарить в шкафчике новую свечу. Как только Генри уехал, слуги стали проявлять очевидное небрежение к ней. С солдатами у нее были неплохие отношения, но знала она лишь тех, кто был под началом Кристи Дейна, и тех, кто оправлялся от ран в покоях, отведенных под лазарет. Слуги же, с которыми ей приходилось иметь дело изо дня в день, совершенно обленились, не исполняли вовремя ее приказаний, все делали спустя рукава. Основной их заботой было чесать языки. Сплетничали они без устали, чуть ли не при ней обсуждали шашни Генри с Бланш и множеством других женщин. Раненная в самое сердце, Розамунда догадалась, что кто-то специально раздувает сплетни и настраивает слуг против нее. Она подозревала, что это Хоук, однако поймать е поличным никак его не могла. Не иначе как он сочувствует леди Бланш, потому и старается насолить хозяйке Рэвенскрэга.
Если бы Тургуд наконец выздоровел и снова возглавил бы обширное хозяйство, эти безобразия вмиг бы прекратились. А что сейчас? Вчера она слала отчитывать за нерадивость двух горничных, так они посмели отвернуться и уйти, прежде чем Розамунда кончила говорить с ними. Чужеземка, пришлая — Розамунда подозревала, что это еще не самые худшие прозвища, которыми ее награждают за ее спиной.
Этим утром Розамунда одевалась сама. Марджери временно у нее забрали, поручив ей какую-то работу, а вместо этой девчушки Хоук прислал ей женщину в годах, которая все время норовила соснуть часок-другой. Пряча заплетенные косы под косынку, Розамунда мстительно усмехнулась. Xoyк решил ей досадить, всучив в камеристки нерасторопную старуху… ишь как напугал!
Терпение Розамунды, однако, лопнуло. Она решила навестить Тургуда и попросить у него помощи. Старик, оказывается, расхворался не на шутку. Розамунда с. состраданием смотрела на бледное, точь-в-точь как его подушка, лицо. Он сильно постарел и исхудал.
— Леди Розамунда, я очень тронут вашим вниманием, — сказал он, почтительно коснувшись лба и откидывая с него редкие пряди.
— Вам не лучше сегодня? — участливо спросила она, усаживаясь подле кровати.
— Не хуже, — сдержанно улыбнулся он. — Есть новости о лорде Генри?
Она покачала головой, и он решил ее подбодрить:
— Скоро приедет. Он ведь только готовит армию. О каких-нибудь драках и разговору не было.
— Вы правы. Но я пришла к вам не для того, чтобы поделиться тревогой о Генри. Мне очень нужна ваша помощь.
— Какая уж помощь от больного старика, но чем могу помогу.
— Скажите, Хоук случайно не по милости леди Бланш оказался при дворе лорда Генри? — Изумление, отразившееся на обычно бесстрастном лице Тургуда, невольно вызвало у нее улыбку. — Я уже знаю, кто она такая. Так что не бойтесь, говорите смелее.
— Откуда он здесь, сказать не берусь, но он какая-то ей родня, это верно. А что он там натворил?
Розамунда ответила не сразу, обдумывая то, что сообщил ей Тургуд. Так, значит, вот в чем дело… Она тяжко вздохнула.
— Сдается мне, что он настраивает против меня слуг. Они стали очень нерадивыми и дерзкими. Вы только не расстраивайтесь. Я сказала вам об этом лишь потому, что хочу, чтобы вы немного мне помогли. Только если это вам не в тягость.
Не на шутку раздосадованный ее признанием, он попытался подняться, но тут же со стоном откинулся на подушку и схватился за живот. На бледном лбу выступили капельки пота.
— Вот загадка так загадка. Он ведь никогда не был в чести у прислуги. Если только… вы много чего знаете про леди Бланш?
— Немало.
Тургуд опасливо оглянулся и шепотом сказал:
— Говорят, она ведьма.
Холодок ужаса пробежал по спине Розамунды.
— Да, про нее такое болтают.
— Это не болтовня, миледи. Говорят, она умеет превращаться в кошку.
Розамунда недоверчиво ахнула — потрясающе! Однако очень скоро ее снова охватил страх: ей ведь тоже показалось, что Бланш очень похожа на кошку… Да ну, выдумки все это. Суеверие. Сестры в обители всегда наказывали ее за то, что она верила в подобную чепуху.
— Пусть превращается, от этого мне никакого урону, — попыталась отшутиться Розамунда. — А что еще она может?
— Готовит всякие снадобья, с помощью волшебства. Кое-кто из наших горничных бегает к ней за приворотными зельями. Может, и Хоук ими пользуется, чтобы склонить на свою сторону служанок? Лорд Генри знает об этих беспорядках?
— Все началось после того, как он уехал. — Розамунда ни словом не обмолвилась о визите Бланш и о своей ссоре с Генри, но она не сомневалась, что Тургуду обо всем донесли.
— Будьте осторожнее, леди Розамунда. У нее много силы. Лорд Генри не верит в ведъминские фокусы, но кто что может знать… Пока господина нет, вам бы лучше пожить у вашего батюшки. Там вам будет спокойнее.
Этим советом Розамунда никак не могла воспользоваться. В замке сэра Исмея она будет еще более чужой, чем здесь. Она даже не смогла бы точно назвать, где находится Лэнгли Гаттон… но Тургуду об этом знать ни к чему.
— Нет, я останусь здесь, я должна знать, что с лордом Генри, убедиться, что он жив.
— Ну, коли так, дайте мне перо и бумагу. Напишу слугам наказ, пусть знают, что я скоро оправлюсь. Эта весть выведет их из спячки.
Розамунда повиновалась, хотя не слишком верила в затею Тургуда. Записка была написана, чернила осушили песком. Для пущей важности наказ должен был огласить один из помощников отца Джона.
Слуг ознакомили с посланием Тургуда, и буквально на следующий день Розамунда ощутила заметные перемены к лучшему. Теперь у нее всегда были в запасе свечи и дрова для очага, а в голосах дворни появилась былая почтительность. Розамунда воспряла духом, надеясь, что добрые изменения продолжатся. Однажды утром, когда она дурачилась с Димплзом, Хоук объявил о прибытии гостя. У Розамунды упало сердце, она с опаской спросила, кто приехал.
— Молодой господин Аэртон, миледи.
Розамунда не сразу догадалась, что господином Аэртоном величают ее верного Пила. Она слышала, что он оправился от тяжких побоев, хотя до сих пор его мучают головные боли и слабее стала память.
Розамунда рада была повидаться со своим бывшим пажом. Она сердечно его обняла. Пип вспыхнул от удовольствия. Троих его слуг они отослали на лестницу.
Розамунде бросилась в глаза его необыкновенная серьезность — она сочла, что это последствия того злосчастного вечера. Сразу же по возвращении из Йорка она навещала его: Пип только-только пришел в сознание и почти ничего не помнил о нападении бандитов. Розамунда решила вообще не упоминать про Йоркское приключение.
Подкрепившись угощением, он сразу кинулся к окну и стал вглядываться в пустынные просторы.
— Когда вы ожидаете возвращения лорда Генри?
— Я даже не знаю, — сказала Розамунда, удивленная его любопытством.
— Молите Господа, чтобы он поскорее вернулся, — тихо пробормотал он, снова подходя ближе к огню. — Мой отец со своими солдатами тоже уехал с сэром Генри. Очень жаль.
— Почему? К нам сюда идут войска Йорка?
— Нет-нет, они сейчас гораздо южнее.
— Тогда о чем же нам тревожиться? Тут на много миль в округе — никого. Даже все соседи ушли с лордом Генри.
— Не все. — Пип наклонился к ней и понизил голос: — Мой дядя собирается напасть на ваш замок, пользуясь тем, что гарнизон ваш сейчас ослаблен. И еще он знает, что последние несколько дней у вас опушен мост.
Розамунда почувствовала, как глухо застучало ее сердце, а ноги налились тяжестью.
— А кто он… твой дядя?
— Джон Терлстонский.
— Разве он не ушел вместе с Генри? Вроде бы он его упоминал?
— Нет, он отговорился тем, что ему нужно укомплектовать свой отряд. Думаю, его пока удерживала слишком неустойчивая погода. Будьте начеку. Он старик вероломный и убьет любого, кто вздумает ему перечить или препятствовать.
Они шептались, как заговорщики, опасаясь, как бы их не услышали слуги Пипа.
— Откуда тебе стало известно про его намерения?
— Я сейчас живу у него. Однажды он хорошенько выпил и проговорился. Это случилось два дня назад, но меня все не выпускали из-за плохой погоды покататься на лошади. А сегодня я все-таки вырвался, потому что выдался солнечный день. Леди Розамунда, вы должны предупредить лорда Генри. Напишите, что вы в опасности и попросите его скорее вернуться домой.
— Как? Я не знаю, где он?
— Правда?! — Пип не смог скрыть своего изумления.
— Правда. Знаю только, что он все время ездит где-то по округе. В замке и мужчин-то почти не осталось… способных защищаться и держать в руках оружие. Почитай всех забрал с собой лорд Генри.
— Будем молить Бога, чтобы заставил моего дядю отказаться от этого безумства. Старый совсем, а вот что выдумал. Да ему нипочем не справиться с войском лорда Генри. Но ежели что вобьет себе в голову, его уж не переубедишь. Пора мне. Никто не знает, что я сюда поехал — так далеко от замка. Придется сейчас галопом назад, а то еще что подумают. Будьте осторожны, леди Розамунда.
Пип распрощался и уехал, предоставив Розамунде готовиться к дальнейшим ударам судьбы. Через час пришли дурные вести из лазарета: у Тургуда началась сильная лихорадка. А ведь с утра ему вроде бы полегчало…
Розамунда поспешила во дворик и направилась к входу в мощную главную башню, где располагался их гарнизон во главе с оставшимся за капитана его помощником, Кристи Дейном. День был солнечный, но холодный. Вскоре Розамунда увидела, что мост все еще не поднят, — его, оказывается, чинили. А это означало, что враг в любую минуту могут ворваться в самое сердце Рэвенскрэгского замка. Ей следовало сразу распорядиться, чтобы поторопились с ремонтом, но она слишком увлеклась своими переживаниями…
Молоденький помощник капитана, увидев Розамунду, вышел ее встретить « подвел к стулу. Новость он воспринял очень спокойно, но Розамунда поняла, что на самом деле он встревожен: на щеке, как раз под белым ножевым шрамом, быстро запульсировала жилка.
— Сколько у него людей? — деловито осведомился Кристи Дейн.
— Я… я не знаю, забыла спросить, — смущенно призналась Розамунда.
— Хоуку вы уже сообщили?
Она покачала головой и спросила:
— А как же мост? Серьезная поломка?
— Да, и лебедку надо чинить, и цепь. Постараемся управиться до темноты, я пришлю еще людей на подмогу.
Кристи тут же отправился отдать приказания, оставив Розамунду одну. Сидя в этой спартанского вида комнате, она мучительно старалась придумать выход. Кристи вернулся немного повеселевший и доложил:
— Обещали наладить все через пару часов, хоть об этом можно теперь не беспокоиться.
Оказывается, Кристи Дейн успел оповестить Хоука, тот через несколько минут тоже предстал пред очами хозяйки и тут же, конечно, начал ее высмеивать:
— Кто вам наговорил такое, миледи, как вы могли поверить в эту нелепую сказку, сэр Джон Терлстон столько лет был союзником лорда Генри.
— Мне сказал об этом Пип Аэртон, — сухо сказала Розамунда, старательно пряча свою неприязнь к этому наглецу.
— А, теперь мне понятно. Всем известно, что после Йоркского происшествия он немного не в себе. Не стоит принимать его слова всерьез. Так что идите и спокойненько продолжайте вышивать, леди Розамунда, такие дела касаются только мужчин, — Он открыто подмигнул Кристи, и тот сразу заулыбался, соглашаясь.
Стараясь не показать, как она оскорблена, Розамунда встала и гордо вскинув подбородок, промолвила:
— Что ж, если слова Пипа все же подтвердятся, очень надеюсь, что вы, мужчины, быстро справитесь с непрошеными гостями. — С чуть нарочитым почтением раскланявшись, Розамунда ушла.
Как смеют они обращаться с нею, точно с неразумным дитятей! Кристи вел себя совсем по-другому, пока не заявился этот Хоук. Правда, возможно, помощник капитана просто подыгрывал Хоуку, чтобы польстить ему. Тургуд воспринял сообщение Розамунды куда серьезнее, но бедного старика так била лихорадка, что ему было не до спасения замка.
Всю ночь Розамунда не сомкнула глаз, вслушиваясь в каждый шорох и стук: не идут ли… Розамунда молила Бога, чтобы скорей вернулся Генри, ее мольбы были теперь еще горячее, чем прежде, ибо нужно было спасать замок. А сердечные дела могут и подождать.
Следующий день опять выдался ясным и солнечным. Два погожих дня подряд в их краях — просто дар небесный. Это, конечно, понимает и Джон Терлстон, и коли он действительно что-то удумал, то заявится к ним сегодня. Слава Богу, вчера подняли мост. Спасибо Дейну, что с сочувствием отнесся к ее тревоге. А если б ремонтом распоряжался Хоук, мастера и посейчас бы продолжали копаться. Дескать, чего спешить: враги где-то на юге, соседи все поразъехались… АН не все.
Хоук с утра опять испортил ей настроение — никак она не могла от него добиться, сколько у них людей и припасов. Ведь вдруг придется терпеть осаду. Нет на него никакой управы. Розамунда только и оставалось, что продолжать молиться о выздоровлении Тургуда и скорейшем возвращении Генри.
Когда солнце целиком вышло из-за горизонта, дозорный на башне подал знак тревоги. Розамунда с бьющимся сердцем, не чуя под собой ног, влетела на стену. С севера, растянувшись в извилистую ленту, надвигалось, огибая холмы, чье-то войско. Может, Господь услышал ее молитвы? Может, это Генри возвращается домой? Она с нетерпением ждала, когда видны будут флаги. Однако на вьющихся на ветру флагах она не увидела знакомого ворона: на густой зелени сверкало серебром изображение замковых ворот. У Розамунды вспотели ладони. Так и есть, ей не померещилось — сюда приближается сэр Джон Терлстонский, с целой армией, вооруженной до зубов.
Вблизи армия выглядела еще более устрашающе, охране замка был отдан спешный приказ вооружаться. У двери, ведущей в башенку Розамунды, ее встретил мрачный как туча Кристи Дейн.
И все потому, что Бланш Помрой так сумела ожесточить ее, что сердце ее превратилось в ледышку.
От Генри целую неделю не было ни словечка. Единственное, что подбадривало Розамунду, — это то, что он поехал не сражаться, а собирать войско. Однако, когда страна не вылезает из войн, сражение может подстерегать где угодно. Она дала себе слово, что, если небеса услышат ее молитвы и Генри вернется живым и невредимым, она примет его с распростертыми объятиями. Жизнь слишком коротка, чтобы портить ее вздорными обидами.
Розамунда тщетно пыталась нашарить в шкафчике новую свечу. Как только Генри уехал, слуги стали проявлять очевидное небрежение к ней. С солдатами у нее были неплохие отношения, но знала она лишь тех, кто был под началом Кристи Дейна, и тех, кто оправлялся от ран в покоях, отведенных под лазарет. Слуги же, с которыми ей приходилось иметь дело изо дня в день, совершенно обленились, не исполняли вовремя ее приказаний, все делали спустя рукава. Основной их заботой было чесать языки. Сплетничали они без устали, чуть ли не при ней обсуждали шашни Генри с Бланш и множеством других женщин. Раненная в самое сердце, Розамунда догадалась, что кто-то специально раздувает сплетни и настраивает слуг против нее. Она подозревала, что это Хоук, однако поймать е поличным никак его не могла. Не иначе как он сочувствует леди Бланш, потому и старается насолить хозяйке Рэвенскрэга.
Если бы Тургуд наконец выздоровел и снова возглавил бы обширное хозяйство, эти безобразия вмиг бы прекратились. А что сейчас? Вчера она слала отчитывать за нерадивость двух горничных, так они посмели отвернуться и уйти, прежде чем Розамунда кончила говорить с ними. Чужеземка, пришлая — Розамунда подозревала, что это еще не самые худшие прозвища, которыми ее награждают за ее спиной.
Этим утром Розамунда одевалась сама. Марджери временно у нее забрали, поручив ей какую-то работу, а вместо этой девчушки Хоук прислал ей женщину в годах, которая все время норовила соснуть часок-другой. Пряча заплетенные косы под косынку, Розамунда мстительно усмехнулась. Xoyк решил ей досадить, всучив в камеристки нерасторопную старуху… ишь как напугал!
Терпение Розамунды, однако, лопнуло. Она решила навестить Тургуда и попросить у него помощи. Старик, оказывается, расхворался не на шутку. Розамунда с. состраданием смотрела на бледное, точь-в-точь как его подушка, лицо. Он сильно постарел и исхудал.
— Леди Розамунда, я очень тронут вашим вниманием, — сказал он, почтительно коснувшись лба и откидывая с него редкие пряди.
— Вам не лучше сегодня? — участливо спросила она, усаживаясь подле кровати.
— Не хуже, — сдержанно улыбнулся он. — Есть новости о лорде Генри?
Она покачала головой, и он решил ее подбодрить:
— Скоро приедет. Он ведь только готовит армию. О каких-нибудь драках и разговору не было.
— Вы правы. Но я пришла к вам не для того, чтобы поделиться тревогой о Генри. Мне очень нужна ваша помощь.
— Какая уж помощь от больного старика, но чем могу помогу.
— Скажите, Хоук случайно не по милости леди Бланш оказался при дворе лорда Генри? — Изумление, отразившееся на обычно бесстрастном лице Тургуда, невольно вызвало у нее улыбку. — Я уже знаю, кто она такая. Так что не бойтесь, говорите смелее.
— Откуда он здесь, сказать не берусь, но он какая-то ей родня, это верно. А что он там натворил?
Розамунда ответила не сразу, обдумывая то, что сообщил ей Тургуд. Так, значит, вот в чем дело… Она тяжко вздохнула.
— Сдается мне, что он настраивает против меня слуг. Они стали очень нерадивыми и дерзкими. Вы только не расстраивайтесь. Я сказала вам об этом лишь потому, что хочу, чтобы вы немного мне помогли. Только если это вам не в тягость.
Не на шутку раздосадованный ее признанием, он попытался подняться, но тут же со стоном откинулся на подушку и схватился за живот. На бледном лбу выступили капельки пота.
— Вот загадка так загадка. Он ведь никогда не был в чести у прислуги. Если только… вы много чего знаете про леди Бланш?
— Немало.
Тургуд опасливо оглянулся и шепотом сказал:
— Говорят, она ведьма.
Холодок ужаса пробежал по спине Розамунды.
— Да, про нее такое болтают.
— Это не болтовня, миледи. Говорят, она умеет превращаться в кошку.
Розамунда недоверчиво ахнула — потрясающе! Однако очень скоро ее снова охватил страх: ей ведь тоже показалось, что Бланш очень похожа на кошку… Да ну, выдумки все это. Суеверие. Сестры в обители всегда наказывали ее за то, что она верила в подобную чепуху.
— Пусть превращается, от этого мне никакого урону, — попыталась отшутиться Розамунда. — А что еще она может?
— Готовит всякие снадобья, с помощью волшебства. Кое-кто из наших горничных бегает к ней за приворотными зельями. Может, и Хоук ими пользуется, чтобы склонить на свою сторону служанок? Лорд Генри знает об этих беспорядках?
— Все началось после того, как он уехал. — Розамунда ни словом не обмолвилась о визите Бланш и о своей ссоре с Генри, но она не сомневалась, что Тургуду обо всем донесли.
— Будьте осторожнее, леди Розамунда. У нее много силы. Лорд Генри не верит в ведъминские фокусы, но кто что может знать… Пока господина нет, вам бы лучше пожить у вашего батюшки. Там вам будет спокойнее.
Этим советом Розамунда никак не могла воспользоваться. В замке сэра Исмея она будет еще более чужой, чем здесь. Она даже не смогла бы точно назвать, где находится Лэнгли Гаттон… но Тургуду об этом знать ни к чему.
— Нет, я останусь здесь, я должна знать, что с лордом Генри, убедиться, что он жив.
— Ну, коли так, дайте мне перо и бумагу. Напишу слугам наказ, пусть знают, что я скоро оправлюсь. Эта весть выведет их из спячки.
Розамунда повиновалась, хотя не слишком верила в затею Тургуда. Записка была написана, чернила осушили песком. Для пущей важности наказ должен был огласить один из помощников отца Джона.
Слуг ознакомили с посланием Тургуда, и буквально на следующий день Розамунда ощутила заметные перемены к лучшему. Теперь у нее всегда были в запасе свечи и дрова для очага, а в голосах дворни появилась былая почтительность. Розамунда воспряла духом, надеясь, что добрые изменения продолжатся. Однажды утром, когда она дурачилась с Димплзом, Хоук объявил о прибытии гостя. У Розамунды упало сердце, она с опаской спросила, кто приехал.
— Молодой господин Аэртон, миледи.
Розамунда не сразу догадалась, что господином Аэртоном величают ее верного Пила. Она слышала, что он оправился от тяжких побоев, хотя до сих пор его мучают головные боли и слабее стала память.
Розамунда рада была повидаться со своим бывшим пажом. Она сердечно его обняла. Пип вспыхнул от удовольствия. Троих его слуг они отослали на лестницу.
Розамунде бросилась в глаза его необыкновенная серьезность — она сочла, что это последствия того злосчастного вечера. Сразу же по возвращении из Йорка она навещала его: Пип только-только пришел в сознание и почти ничего не помнил о нападении бандитов. Розамунда решила вообще не упоминать про Йоркское приключение.
Подкрепившись угощением, он сразу кинулся к окну и стал вглядываться в пустынные просторы.
— Когда вы ожидаете возвращения лорда Генри?
— Я даже не знаю, — сказала Розамунда, удивленная его любопытством.
— Молите Господа, чтобы он поскорее вернулся, — тихо пробормотал он, снова подходя ближе к огню. — Мой отец со своими солдатами тоже уехал с сэром Генри. Очень жаль.
— Почему? К нам сюда идут войска Йорка?
— Нет-нет, они сейчас гораздо южнее.
— Тогда о чем же нам тревожиться? Тут на много миль в округе — никого. Даже все соседи ушли с лордом Генри.
— Не все. — Пип наклонился к ней и понизил голос: — Мой дядя собирается напасть на ваш замок, пользуясь тем, что гарнизон ваш сейчас ослаблен. И еще он знает, что последние несколько дней у вас опушен мост.
Розамунда почувствовала, как глухо застучало ее сердце, а ноги налились тяжестью.
— А кто он… твой дядя?
— Джон Терлстонский.
— Разве он не ушел вместе с Генри? Вроде бы он его упоминал?
— Нет, он отговорился тем, что ему нужно укомплектовать свой отряд. Думаю, его пока удерживала слишком неустойчивая погода. Будьте начеку. Он старик вероломный и убьет любого, кто вздумает ему перечить или препятствовать.
Они шептались, как заговорщики, опасаясь, как бы их не услышали слуги Пипа.
— Откуда тебе стало известно про его намерения?
— Я сейчас живу у него. Однажды он хорошенько выпил и проговорился. Это случилось два дня назад, но меня все не выпускали из-за плохой погоды покататься на лошади. А сегодня я все-таки вырвался, потому что выдался солнечный день. Леди Розамунда, вы должны предупредить лорда Генри. Напишите, что вы в опасности и попросите его скорее вернуться домой.
— Как? Я не знаю, где он?
— Правда?! — Пип не смог скрыть своего изумления.
— Правда. Знаю только, что он все время ездит где-то по округе. В замке и мужчин-то почти не осталось… способных защищаться и держать в руках оружие. Почитай всех забрал с собой лорд Генри.
— Будем молить Бога, чтобы заставил моего дядю отказаться от этого безумства. Старый совсем, а вот что выдумал. Да ему нипочем не справиться с войском лорда Генри. Но ежели что вобьет себе в голову, его уж не переубедишь. Пора мне. Никто не знает, что я сюда поехал — так далеко от замка. Придется сейчас галопом назад, а то еще что подумают. Будьте осторожны, леди Розамунда.
Пип распрощался и уехал, предоставив Розамунде готовиться к дальнейшим ударам судьбы. Через час пришли дурные вести из лазарета: у Тургуда началась сильная лихорадка. А ведь с утра ему вроде бы полегчало…
Розамунда поспешила во дворик и направилась к входу в мощную главную башню, где располагался их гарнизон во главе с оставшимся за капитана его помощником, Кристи Дейном. День был солнечный, но холодный. Вскоре Розамунда увидела, что мост все еще не поднят, — его, оказывается, чинили. А это означало, что враг в любую минуту могут ворваться в самое сердце Рэвенскрэгского замка. Ей следовало сразу распорядиться, чтобы поторопились с ремонтом, но она слишком увлеклась своими переживаниями…
Молоденький помощник капитана, увидев Розамунду, вышел ее встретить « подвел к стулу. Новость он воспринял очень спокойно, но Розамунда поняла, что на самом деле он встревожен: на щеке, как раз под белым ножевым шрамом, быстро запульсировала жилка.
— Сколько у него людей? — деловито осведомился Кристи Дейн.
— Я… я не знаю, забыла спросить, — смущенно призналась Розамунда.
— Хоуку вы уже сообщили?
Она покачала головой и спросила:
— А как же мост? Серьезная поломка?
— Да, и лебедку надо чинить, и цепь. Постараемся управиться до темноты, я пришлю еще людей на подмогу.
Кристи тут же отправился отдать приказания, оставив Розамунду одну. Сидя в этой спартанского вида комнате, она мучительно старалась придумать выход. Кристи вернулся немного повеселевший и доложил:
— Обещали наладить все через пару часов, хоть об этом можно теперь не беспокоиться.
Оказывается, Кристи Дейн успел оповестить Хоука, тот через несколько минут тоже предстал пред очами хозяйки и тут же, конечно, начал ее высмеивать:
— Кто вам наговорил такое, миледи, как вы могли поверить в эту нелепую сказку, сэр Джон Терлстон столько лет был союзником лорда Генри.
— Мне сказал об этом Пип Аэртон, — сухо сказала Розамунда, старательно пряча свою неприязнь к этому наглецу.
— А, теперь мне понятно. Всем известно, что после Йоркского происшествия он немного не в себе. Не стоит принимать его слова всерьез. Так что идите и спокойненько продолжайте вышивать, леди Розамунда, такие дела касаются только мужчин, — Он открыто подмигнул Кристи, и тот сразу заулыбался, соглашаясь.
Стараясь не показать, как она оскорблена, Розамунда встала и гордо вскинув подбородок, промолвила:
— Что ж, если слова Пипа все же подтвердятся, очень надеюсь, что вы, мужчины, быстро справитесь с непрошеными гостями. — С чуть нарочитым почтением раскланявшись, Розамунда ушла.
Как смеют они обращаться с нею, точно с неразумным дитятей! Кристи вел себя совсем по-другому, пока не заявился этот Хоук. Правда, возможно, помощник капитана просто подыгрывал Хоуку, чтобы польстить ему. Тургуд воспринял сообщение Розамунды куда серьезнее, но бедного старика так била лихорадка, что ему было не до спасения замка.
Всю ночь Розамунда не сомкнула глаз, вслушиваясь в каждый шорох и стук: не идут ли… Розамунда молила Бога, чтобы скорей вернулся Генри, ее мольбы были теперь еще горячее, чем прежде, ибо нужно было спасать замок. А сердечные дела могут и подождать.
Следующий день опять выдался ясным и солнечным. Два погожих дня подряд в их краях — просто дар небесный. Это, конечно, понимает и Джон Терлстон, и коли он действительно что-то удумал, то заявится к ним сегодня. Слава Богу, вчера подняли мост. Спасибо Дейну, что с сочувствием отнесся к ее тревоге. А если б ремонтом распоряжался Хоук, мастера и посейчас бы продолжали копаться. Дескать, чего спешить: враги где-то на юге, соседи все поразъехались… АН не все.
Хоук с утра опять испортил ей настроение — никак она не могла от него добиться, сколько у них людей и припасов. Ведь вдруг придется терпеть осаду. Нет на него никакой управы. Розамунда только и оставалось, что продолжать молиться о выздоровлении Тургуда и скорейшем возвращении Генри.
Когда солнце целиком вышло из-за горизонта, дозорный на башне подал знак тревоги. Розамунда с бьющимся сердцем, не чуя под собой ног, влетела на стену. С севера, растянувшись в извилистую ленту, надвигалось, огибая холмы, чье-то войско. Может, Господь услышал ее молитвы? Может, это Генри возвращается домой? Она с нетерпением ждала, когда видны будут флаги. Однако на вьющихся на ветру флагах она не увидела знакомого ворона: на густой зелени сверкало серебром изображение замковых ворот. У Розамунды вспотели ладони. Так и есть, ей не померещилось — сюда приближается сэр Джон Терлстонский, с целой армией, вооруженной до зубов.
Вблизи армия выглядела еще более устрашающе, охране замка был отдан спешный приказ вооружаться. У двери, ведущей в башенку Розамунды, ее встретил мрачный как туча Кристи Дейн.