Финч Кэрол. Страсть под луной

   — Ты еще пожалеешь, — проворчал он.
   — А ты, если не будешь держаться от меня подальше, проживешь недолго, — ответила она, бросив на него такой же взгляд. Она с трудом подавила желание пристрелить его и, смело протянув руку, сунула оружие на место.
   — Ты можешь помыкать другими, но я тебя не боюсь. Почему бы тебе сейчас не уползти под камень к другим змеям?
   Когда она повернулась, чтобы уйти, он вновь схватил ее за руку. Ощерившись так, что, казалось, в свете факелов можно пересчитать все его зубы, он процедил:
   — Настанет день, мисс Спесь, когда мы посмотрим, чего стоит все, что ты о себе воображаешь. Я игрок и могу побиться об заклад, что ты не можешь по-настоящему удовлетворить мужика, хоть ты и смазливая. Салливан скоро пожалеет, что женился на тебе. Готов поспорить, что ты не способна на настоящие чувства. Такие наглые стервы не способны на это.
   Тори вырвала руку, подавляя желание его ударить.
   — Убирайся ко всем чертям и можешь прихватить с собой Уэбстера, — прошипела она, проталкиваясь к помосту перед гостиницей.
   Погруженная в мысли о столкновении с Дюком и с этими проклятыми “ночными бабочками”. Тори шла по улице. Она больше не будет ночевать на ранчо у Дру. И пора кончать с этим нелепым супружеством! Она не собирается терпеть его неверность. И если приедет Гвен, или кого там она пришлет, чтобы вернуть Тори, она поедет в Чикаго и больше не будет думать об этом жестоком, неверном, глупом Дру Салливане… Никогда!
   Но не успела она войти в гостиницу, как ее схватил за руку именно Дру.
   — Где ты бродишь, Чикаго?
   — Убери руку, не то плохо будет, — выпалила она яростно.
   — Что с тобой стряслось? — спросил он в раздраженном недоумении.
   — Я тебя ненавижу. — Она крепилась из последних сил, чтобы не расплакаться. Он был искренне удивлен:
   — Что я такого сделал?
   — Что и с кем — тебе лучше знать. Грязные прелестницы Вирджиния-сити порассказали мне кое-что про твои похотливые повадки. И как ты смел путаться с ними, когда я была у отца? Никогда тебе этого не прощу!
   — Я не делал этого, — возмущенно возразил он.
   — Это — единодушное свидетельство твоего гарема, — яростно выкрикнула Тори. — Один твой голос против всех, и, поверь мне, они знали, о чем говорят. — Она чувствовала, что вот-вот заревет.
   — Это мои братья, — злобно выкрикнул Дру. — Должно быть, они подговорили этих распутниц. Еще одна их поганая шуточка.
   — Не думаю. — Тори ни на миг не поверила ему. — Иди, ссорься с братьями, чтобы прикрыть свое распутство, трус! Почему тебе просто не признаться, что одной женщины мало, чтобы насытить твою похоть.
   Бормоча какие-то клятвы, он схватил ее за руку и поволок через толпу, несмотря на ее яростное сопротивление. Он тащил свою разгневанную жену за собой, пока не разглядел Джона Генри, танцующего с Элизабет. Тогда он бросился к этой парочке.
   Дру схватил Джона Генри за плечо, повернул лицом к себе, несмотря на угрожающее рычание, и резко потребовал:
   — Скажи Тори, что это ты подбил “ситцевых королев” на эту проделку.
   — Какую проделку? — Джон был в явном недоумении.
   — Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Все эти чучела и кровати я еще мог стерпеть, но тут вы зашли слишком далеко.
   — Да что за чертовщину ты несешь? — осведомился Джон Генри.
   С Тори было довольно. Она вырвалась и стала стремительно пробивать себе дорогу среди танцующих. Но у самых дверей Дру настиг ее, схватил и потащил к экипажу, не заботясь о том, что Вонгу и Билли Бобу придется идти домой пешком.
   — Сейчас же отпусти меня! — требовала Тори.
   — Не раньше, чем ты придешь в себя, — проворчал он.
   — Если ты будешь и дальше отрицать, что путался с этими шлюхами, я тебе глаза выцарапаю! — вопила она.
   — В прошлом — да, — признался Дру, — но не после того, как я встретил тебя, и в этом — Бог свидетель!
   — Почему это лжецы всегда готовы клясться на Библии и призывать громы и молнии в подтверждение своих лживых клятв? — вопрошала она во всеуслышание, безуспешно пытаясь вырваться. Но в его объятиях она была как в капкане.
   — Я не лгу, — возразил он.
   — Я поверю тебе, когда Сахара превратится в ледник, — фыркнула Тори.
   Разъяренный Дру втащил ее на сиденье и сам уселся рядом, прежде чем она смогла выскочить с другой стороны.
   — Черт побери, Чикаго, как вбить в твою глупую голову, что мне никто, кроме тебя, не нужен? Если мне не веришь, спроси Вонга, бродил ли я по городу, когда ты была у Калеба.
   — Вонг будет защищать тебя до последнего дыхания, сколько бы грехов ты ни совершил, — горько сказала Тори. — Он молится на землю, на которой ты грешишь.
   — А я молюсь на землю, где ты стоишь, — проворчал он недовольно, что не вязалось с его словами.
   — Еще бы, — усмехнулась она, подпрыгивая на сиденье, когда экипаж дернулся на повороте, уносясь в темноту, — поэтому-то я и чувствую себя такой желанной, как чирей на голой…
   — Какого черта, Чикаго! — оборвал ее Дру. — Ты просто смешна, но если бы ты успокоилась, то поняла бы, что это нарочно подстроили, чтобы нас поссорить.
   — Ну, так все удалось, и не было подстроено, это доказал Джон Генри, — прошипела она.
   Бормоча что-то себе под нос, Дру погонял лошадей. Черт, а ведь какие были виды на этот вечер! Теперь мечты растаяли, как дым. Тори вне себя, зла на весь мир, а ему остается только защищаться от грязной лжи, приведшей ее в такое состояние. Когда он узнает, кто подбил этих поганых баб, он навсегда отобьет у виновного или виновных охоту шутить подобным образом.

* * *

   Тайрон злорадно улыбался, глядя, как Дру и его наглая жена несутся по дороге, поднимая пыль. Ему удалось испортить Салливанам свадебное торжество, а в запасе у него было еще много всяких гадостей. Они не раз пожалеют, что связались с ним.
   Пока Тайрон торжествовал, Дюк стоял в темноте, глядя вслед уезжающей Тори. Ох, как ему хотелось сломить эту суку. Их столкновение разожгло его жажду мести. Если представится случай, он разделается с ней.
   — Пошли за Кларком Расселом и Сэмом Разером, — потребовал Тайрон, прерывая его злобные размышления. — Дру со своей новобрачной начали понимать, что такое тревога.
   — Сами посылайте, — огрызнулся Дюк, — я вам не лакей.
   Тайрон прикусил зубами сигару и сверкнул глазами на непокорного телохранителя.
   — Я плачу за исполнение моих приказов, — резко ответил он.
   Наглость Тайрона злила Дюка. Тайрон считает себя всемогущим, но ведь это Дюк делает грязную и опасную работу, а тот подсчитывает прибыли. Дюк сыт по горло выполнением приказов.
   — Вы платите мне за стрельбу и охоту за вашими жертвами, — мрачно поправил он. — А если считаете, что без меня легко обойтись, — попробуйте. Не так уж это просто. Даже Сэм и Кларк не желают грабить и убивать старателей, которые, по вашему мнению, надувают вас с золотом.
   Без меня вы как пустой мешок. Всякий умеет приказывать, но выполняю-то приказы я.
   Тайрон отскочил, как кобра, и злобно поглядел в темные холодные глаза Дюка.
   — Когда я подобрал тебя, ты был всего-навсего мелким воришкой, у которого не хватало мозгов не попадаться. Не забывай, кому ты всем обязан, — презрительно бросил Тайрон.
   — А вы не забывайте, кому вы всем обязаны, Уэбстер, — отпарировал Дюк. — Без меня вы были бы просто болтуном со множеством идей, которые вам никогда не удалось бы выполнить.
   Тайрон, разъярившись, дал Дюку пощечину и тут же пожалел об этом. Дюк был вспыльчив и не прощал ни оскорблений, ни ударов. А если бы Уэбстер знал, что Тори только что так завела Дюка, он не стал бы его сейчас бить.
   Тайрон вскрикнул от боли, когда Дюк в ответ ударил его кулаком в живот.
   — Я пришлю сюда Сэма и Кларка, потому что у меня свои счеты с этой привередливой сукой, — прорычал Дюк, пока Тайрон приходил в себя. — А если вам в другой раз понадобится мальчик на посылках, наймите его.
   С этими словами Дюк исчез в темноте. Тайрон глухо ворчал, массируя ребра. Теперь еще надо что-то делать с Дюком Кендриком. Он недоволен своим положением. С этой мыслью Тайрон отправился в салун “Квин Хай” обдумать, как завладеть собственностью Флемминга и Салливана, а также, кем заменить наемника, взбунтовавшегося против его авторитета.

Глава 29

   Невеселое возвращение на ранчо проходило с умопомрачительной скоростью, от которой у Тори захватывало дух. Ее качало из стороны в сторону на крутых поворотах и подбрасывало на выбоинах. Бешеная езда не давала разгореться ее тлеющему гневу. Дважды она чуть было не вылетела со своего места под ноги бешено мчащимся лошадям, и то, что она осталась жива после этой поездки, казалось ей просто чудом.
   Едва экипаж со скрипом остановился, Дру соскочил на землю и сжал Тори в своих объятиях, чего ей меньше всего хотелось. Он втащил ее вверх по лестнице, втолкнул в спальню и, захлопнув дверь, свирепо уставился на разгневанную блондинку, чей ответный не менее свирепый взгляд метал молнии.
   — Не понимаю, зачем эти бабы все это болтали, но они несли наглую ложь! — проговорил Дру с пылающим лицом. — У меня не было других женщин с тех пор, как я встретился с тобой. Черт меня подери, Чикаго, ты все еще столь наивна, что не понимаешь, когда мужик тобою очарован? И с какой стати я попрусь по бобы, если у меня дома бифштекс? Ну-ка ответь мне!
   Если он хотел таким образом успокоить ее, то он просчитался! У Дру была скверная привычка говорить не то что надо. Так было всегда и, вероятно, всегда и будет. Он говорил об их браке, как о заказанном в харчевне обеде! У него начисто отсутствовали романтизм и сентиментальность, а между желать и любить лежит целая пропасть. Поэтому она не смогла с этим примириться. Мысль о том, что Дру ей неверен, разрывала сердце.
   Тори стояла в спальне, опустошенная и несчастная. Ей хотелось верить тому, что Дру не предал ее, но без его признания в любви это не удавалось.
   Хуберт не намеревался расставаться после брака с Тори со своими любовницами. Почему же она ожидала, что такой сильный самец, как Дру, оставит своих многочисленных обожательниц? Тори была готова не обращать внимания на неверность Хуберта, поскольку с самого начала не любила его. Но она не могла простить этого Дру. Хуберт не мог причинить ей боль, так как был совершенно безразличен, а к Дру она была слишком привязана, и его неверность заставляла ее страдать по-настоящему.
   Чертыхаясь себе под нос. Тори яростно рылась в шкафу, отыскивая прозрачное неглиже, которое она приобрела в Каунсил-Блаф. Шагнув за ширму, она скинула платье и облачилась в это творение из паутины, которое имело глубокий вырез на груди и едва прикрывало округлости бедер. Выдернув шпильки из волос, она проскользнула через комнату, воображая себя одной из многих шлюх, с которыми Дру, несомненно, путался.
   Подглядывавший Дру открыл рот, увидев наряд, который скорее соблазнял, чем что-либо скрывал. Поняв, что она привлекла внимание похотливого сатира, Тори предстала перед ним. Одной рукой она гладила себя по бедру, а другой — играла серебристой прядью, ниспадающей ей на плечо. Похлопав какое-то время глазами, она опустилась в обольстительной позе на кровать.
   — Что тебе нравится, дорогой? — насмешливо промурлыкала она. — Ты мне об этом скажешь до или после того, как мы повозимся на простынях?
   Немое рычание вырвалось из сжатых губ Дру.
   — Брось, Чикаго. Из тебя никогда не выйдет проститутки.
   Его замечание только подзадорило ее.
   — Если у тебя есть деньжата, можешь делать все что угодно, — пробормотала она, закатывая глаза. — Смелее, мой мальчик! Не будь так застенчив. Ведь тебе же это не впервой. Бог знает, ты, наверное, провел в постели времени больше, чем на ногах.
   Она чуть приподняла бровь, когда с его губ сорвался громоподобный рык.
   — Что с тобой? Ты хочешь сегодня вместо меня развлечься с другой милашкой?
   Терпению Дру настал предел. Попытки Тори высмеять особо интимные моменты прошлой ночи довели его до предела, и он взорвался. Одним прыжком он налетел на нее и пригвоздил к кровати.
   — Ты хочешь, чтобы с тобой обращались как со шлюхой? Хочешь грубого насилия? — со злостью спрашивал он.
   Фиалковые глаза сверлили его.
   — А ты обращался со мной иначе? — выпалила она, пытаясь побольнее уязвить его. — Я всегда была для тебя не кем иным, как твоей личной шлюхой, и это все, что тебе требовалось от брака.
   Горечь обиды захлестнула ее, когда она осознала, что была далеко не единственной женщиной, спящей в его могучих объятиях и испытывающей дрожь от его умелых ласк.
   — Я не ожидала, что окажусь твоей первой женщиной, но хотела быть по крайней мере последней и единственной. — Слезы заливали глаза, но Тори гневно смахнула их, желая доиграть пьесу. — Ты предал мое доверие, и я не хочу этого прощать. Если я для тебя не более, чем одна из многих потаскух, которых ты посещаешь, то должна и вести себя соответствующе!
   Дру был взбешен. Он мог оправдываться до посинения и все равно не сумел бы переубедить упрямую Тори! В ее глазах он будет виновен до тех пор, пока не сможет доказать своей невиновности, а если и сможет, она, вероятно, обвинит его в подкупе свидетелей. Он так ждал этой ночи, но Тори все испортила своей ребячливой тирадой и попыткой представить бесстыдную потаскуху.
   Вскочив с постели, Дру сунул руку в карман и швырнул Тори полную горсть монет и золотых самородков.
   — Вот тебе деньги, шлюха! — закричал он. — Найми учителя, милочка, чтобы он обучил тебя, как обольщать мужика. Тебе еще долго предстоит в этом практиковаться. А если ты думаешь, что я шляюсь по всему городу, то, может, так оно и есть, просто чтобы доказать, что ты права.
   Это были жестокие слова, но гнев и разочарование развязали ему язык и заставили их произнести. То, что Дюк Кендрик сказал то же самое несколько часов назад, заставило Тори с трудом удержаться от слез. С таким же успехом Дру мог сказать, что она просто не может сравниться с женщинами, которых он знал, и что неопытность неприятна ему.
   Теперь правда открылась, и Тори больше ни минуты не могла оставаться в одной комнате с этим мускулистым животным. Дру не мог нанести раны глубже, если бы даже избил ее.
   Ругаясь вполголоса, Тори схватила подушку и простыню и направилась к двери. Когда Дру схватил ее за руку, она повернулась и ударила его по голени, используя прием, которому он ее сам научил. Но это не помогло, и тогда Тори укусила его за руку, которой он вцепился ей в запястье. Вскрикнув, Дру выпустил ее.
   Тори кубарем скатилась по лестнице и вылетела через заднюю дверь на улицу, решив затаиться в темноте, прежде чем Дру выследит ее. Ей было все равно, где ночевать, лишь бы не вместе с этим ужасным разъяренным мужиком!
   — Черт подери, Чикаго, возвращайся! — кричал Дру ей вслед.
   Гнев и унижение придали Тори сил. Когда Дру достиг задней двери, она была уже далеко. Пронзительные синие глаза вглядывались во тьму, отыскивая пять футов два дюйма своей головной боли. Бормоча что-то себе под нос, Дру свернул за угол дома, раздумывая, за каким деревом прячется Тори.
   Тихо, как кошка, Тори обогнула дом, скрываясь за кустами, пока не достигла амбара. Следуя по дорожке лунного света, струящегося через центральную секцию открытой с одной стороны конюшни. Тори тихо двинулась мимо ряда стойл. Стоящий там скот беспокойно задвигался, но, к облегчению Тори, никто не выдал ее ржанием, мычанием или блеянием.
   Она решила, что большой амбар из камня и дерева станет ее спальней. Она предпочтет спать на соломе, чем со своим муженьком. Подумать только, он говорит о ней, как о бифштексе. Тори злобно пожелала, чтобы он сам им оказался: она с удовольствием изрезала бы его на мелкие кусочки!
   С подушкой и простыней под мышкой Тори пробралась на сеновал. Двигаться и ориентироваться в темноте было очень трудно, и Тори, незнакомая с окружающим, протянула руку вверх и ухватилась за веревку и ворот, протянутые от одного конца помещения до другого. Пользуясь веревкой как путеводной нитью, она медленно пробиралась по сеновалу. В темноте она едва различала в углу большую груду сена, которая и являлась целью ее пути.
   Непонятный шум заставил Тори обернуться. Из темноты на нее смотрели два круглых светящихся глаза. Очевидно, это была амбарная сова, сидящая на жерди и не очень довольная тем, что надо с кем-то делить помещение, хотя места здесь вполне хватило бы на всех.
   Тори наступила на брошенные грабли, оказавшиеся прямо на пути, и их ручка больно ударила ее по плечу. Испуганный вскрик заставил сову улететь. Потревоженная птица вспорхнула со своей жерди, шумно махая крыльями, пронеслась у Тори над головой, а затем вылетела через люк, в который сено загружали на сеновал. Когда сова пролетала над ней. Тори инстинктивно пригнулась и выпустила веревку.
   Еще один испуганный крик вырвался у нее из груди, когда нога соскользнула на край другого люка, что вел к стойлам внизу. Тори отшвырнула подушку и простыню и, как ветряная мельница, замахала руками. Но это не помогло — ей не удалось сохранить равновесие. Понимая, что она сейчас упадет, Тори подалась вперед, пытаясь как-то удержаться на краю люка. Она цеплялась изо всех сил, проклиная того, кому пришла в голову идея сделать дыру посреди сеновала. Возможно, это и удобно для тех, кто кормил скот, но для Тори все могло обернуться трагедией!
   Большая куча сена на краю люка не позволяла Тори подтянуться, и она с громким криком рухнула вниз, все еще сжимая в руках клочья сена, и с грохотом приземлилась в стойле под люком. Надо же было такому случиться, что Дру запер здесь двух племенных быков, тогда как все остальные находились в изолированном отсеке. Вот на одного из них прямехонько и свалилась Тори. Этот бык отнюдь не отличался дружелюбием и уж вовсе не желал делить стойло с кем-то еще. С презрительным фырканьем он нагнул голову и направил на Тори свои рога, а она, глядя на две тысячи фунтов мяса, вопила изо всей своей мочи от смертельного ужаса.
   Некоторые люди, сталкиваясь с опасностями, цепенеют от страха, другие — поворачиваются и что есть сил убегают. Тори относилась ко второй категории. Когда бык начал бить копытами и собрался ринуться на нее, она молниеносно вскочила на ноги и забралась в огромные ясли. Рогатая голова столкнулась с деревянной перегородкой. Сердце у Тори чуть не выпрыгнуло из груди, когда она почувствовала горячее дыхание животного.
   Бык подался назад, чтобы боднуть ее еще раз. Тори растянулась на соломе и молилась. Да, она молилась, чтобы бревна, из которых Дру сделал ясли, оказались достаточно прочными и смогли бы выдержать удары рогов. В противном случае ей придется слишком худо.
   — Монтана!
   Тори вовсе не собиралась звать на помощь, но с ее губ невольно сорвалось привычное прозвище Дру.
   Дру услышал первый вопль Тори, когда был на дальней стороне дома. Он скатился с холма, чтобы скорее найти пропавшую жену, которая, несомненно, была в опасности, иначе не вопила бы так истошно. Дру добежал до дверей амбара в тот момент, когда Тори запекшимися пересохшими губами стала звать его.
   Доносящиеся из амбара звуки напоминали Дру оркестр новичков, настраивающийся перед выступлением. Куры кудахтали на своих насестах, лошади ржали, ослы издавали пронзительные крики, коровы мычали, и оба быка, пыхтя и фыркая, били копытами.
   Столб лунного света высвечивал Тори, которая отчаянно пыталась выбраться из яслей и перелезть через стенку стойла до того, как бык разнесет перегородку и разорвет ее на части.
   Дру схватил кнут, который висел слева от входа, и устремился вперед, чтобы хлопнуть быка по носу прежде, чем тот достанет Тори своими смертоносными рогами. Беломордому быку удар кнутом по носу понравился ничуть не больше, чем вторжение постороннего в его стойло. Он отступил на четыре шага, а потом, пыхтя, как паровоз, ринулся вперед.
   Дру стремительно вытянул руку, подцепил Тори за талию и не слишком бережно вытащил ее, затем еще огрел разъяренное животное кнутом, чтобы отбить у него охоту разносить в бешеной ярости ясли в щепы. Как только непрошеный пришелец исчез из его владений, бык прекратил атаку и стал топтаться в стойле.
   Судорожно вдохнув. Тори зашаталась на нетвердых ногах, так как Дру отбросил ее в сторону. Она была зла на него, да еще натерпелась страха. Настроение у нее было хуже некуда!
   — С тобой все в порядке? — спросил Дру, сгребая Тори в свои лапищи и огромными шагами выходя из амбара с ней на руках.
   — Несмотря на то, что я зла на тебя, свалилась с сеновала в стойло с бешеным быком, который пытался размазать меня по стенке, я в великолепной форме, — прошипела Тори. — Поставь меня на землю!
   Дру проигнорировал это замечание. Он видел, что его фея едва держалась на ногах. Теперь он не опустит ее, пока не окажется в спальне. Так-то!
   — Вот это значит делать глупости, — проворчал Дру. — Чуть не погибла.
   — Тебе бы больше понравилось быть вдовцом, чем мужем, — тут же парировала она. — Думаю, ты сразу же утешился бы в объятиях одной из своих возлюбленных, как только зарыл меня в землю.
   — Ради Бога, сколько можно тебе говорить, что у меня нет других женщин. Как тебя убедить? — взорвался Дру, все еще не пришедший в себя после приключения в амбаре.
   — Клятвенным признанием, скрепленным твоей и ее кровью, плюс вашим совместным жертвоприношением, — огрызнулась Тори.
   Она вертелась, пытаясь вывернуться, но безуспешно. Дру был силен, как бык, и не позволил ей встать на ноги до тех пор, пока она не оказалась там, куда он ее нес.

Глава 30

   Добравшись до спальни, Дру бросил Тори на кровать. Они снова были в исходной точке своего конфликта. Она извергала огонь, а он изрыгал дым.
   Пока Дру стоял, пытаясь привести в порядок свои спутанные мысли, Тори спрыгнула с кровати, чтобы стряхнуть солому с волос и платья. Сделав это, она схватила лежащее в изножье кровати стеганое одеяло, скатала его в рулон и бросила на Дру испепеляющий взгляд. Уложив эту импровизированную демаркационную линию точно посередине кровати, Тори плюхнулась на свою половину и повернулась к нему спиной.
   — Я слышал, будто муж и жена никогда не должны воевать в постели, — пробормотал Дру, обращаясь к ее затылку.
   — А мы и не воюем. Просто я больше не разговариваю с тобой отныне и во веки веков, — пояснила Тори, пытаясь утащить у него подушку. Ее подушка осталась в амбаре, и она не собиралась идти за ней, памятуя о душераздирающем инциденте с быком.
   Дру обошел вокруг кровати, чтобы кинуть на Тори недовольный взгляд, но она резко перевернулась на другой бок и стала смотреть в противоположную сторону. Дру отказался терпеть такое обращение и, стащив с себя рубашку и ботинки, пристроился к своей надутой супруге.
   — Это моя половина постели, — запротестовала Тори, пытаясь столкнуть его и злобно желая, чтобы он разбил свою дубовую голову. Но двести тридцать фунтов крепких мышц не так-то легко сдвинуть, и Дру остался там же, где и был.
   Когда Дру попытался поцеловать ее в губы, она подставила ему щеку. Отныне она не желала чувствовать к нему ничего, помимо злобы. И пусть Дру не надеется умилостивить ее своими ухаживаниями и мастерскими ласками. Дудки! Она будет лежать, как бревно, и никак на него не реагировать.
   — Значит, так у нас обстоят дела? — разочарованно пробормотал Дру.
   — Именно так! — подтвердила Тори, хмыкнув еще что-то невнятное. — Если тебе нравятся твои шлюхи, то и спи с ними, а не со мной. С меня довольно!
   Язвительная улыбка скривила рот Дру. Что бы ни говорила эта чертовка, а они займутся в постели любовью, а не войной и ссорой. Решив растопить ледник, образовавшийся у сердца Тори, Дру наклонился и начал осыпать мимолетными поцелуями ее шею и обнаженное плечо. Руки его гладили ее бедра, мало-помалу снимая ее напряжение. Его покрытая волосами грудь, как кисть, щекотала ее груди, когда он, не торопясь, опускался рядом с ней, удерживая ее на месте.
   Тори пообещала себе, что не дрогнет перед этим нападением. Знаменитое последнее слово! Предательское тело восставало против посылаемых разумом команд. По мере того как Дру продолжал свои ласки, в ней разливались запретные ощущения, высвобождая эмоции, которые она тщетно пыталась удержать в узде. Ее тело невольно выгнулось навстречу его ищущим рукам, желая его прикосновения, предвкушая удовольствия, которые он мог доставить.
   — Ненавижу, — прощебетала она, раздумывая, кого она в этом хочет убедить, его или себя.
   — Ты это уже говорила, — прошептал он, касаясь губами ее затвердевших сосков.
   — И действительно никогда не стану с тобой больше разговаривать, — заявила она чуть дрожащим голосом.
   — Прекрасно тебя понимаю, — пробормотал Дру, прежде чем лизнул сосок, сорвав с ее губ слабый стон.
   На нее, как пожирающая тень, надвигалась страсть, затемняющая мысли и делающая податливой нежным прикосновениям Дру. Когда их губы соприкоснулись, Тори беспомощно уступила водовороту чувств, заполнивших и оглушивших ее. Тело стало податливой массой, из которой он мог лепить все, что ему захочется.
   Когда он так нежно касался ее, словно она была для него чем-то особенным. Тори начинала верить, что он действительно заботится о ней и не предавал ее с другими женщинами. В этот момент она не могла ни о чем думать, ничего воспринимать, кроме восхитительных ощущений, которые, отстранив все иные, сменяли друг друга, как грозовые облака. Сердце билось в груди, и его удары отдавались во всем теле. Она полностью отдалась этому чародею, набрасывающему на нее покров страсти, отчего она становилась пленницей не только его желаний, но также и своих собственных.