Фланнеган Рой. Лесной кавалер

   Сцепленные пальцы Беркли сжались еще сильнее. Новый поход дикарей на юг… конец торговле пушниной… десять тысяч фунтов потрачены напрасно… кучи неоплаченных счетов… новые налоги… недовольство фермеров…
   — Мне еще никогда не доводилось сообщать его величеству столь… убийственные новости, — губернатор запнулся, подыскивая верное слово. — Эти несчастные дураки на границе ХОТЯТ войны! Так подло убить индейских парламентеров! Да они заслужили проклятие всех честных людей от Флориды до Гудзона!
   Лансу хватило ума промолчать.
   — Где мне взять новую армию? — в отчаянии продолжал Беркли. — Где взять денег? Я дал Оллертону ополчение, которого с избытком должно было хватить на то, чтобы разбить индейцев. А что он сделал? Пять процентов войска погибло, и вдвое больше больных и раненых! Где мне искать новых людей?
   Губернатор встал и заходил по комнате.
   — Лейтенант Клейборн, — внезапно спросил он, — что бы вы сделали на моем месте?
   — Я не смею давать советы вашему превосходительству.
   — Даже если это мой приказ?
   — Что ж, сэр, я бы изменил тактику… Следует сформировать небольшой отряд и снабдить его изрядным запасом пороха. Совершая рейд за рейдом, он смог бы уничтожить поодиночке все стойбища и лагеря индейцев. Отряд необходимо поддерживать всю зиму, и тогда он отбросит индейцев до Нового Амстердама.
   Беркли скривил губы:
   — Поддерживать? Но как? Вы полагаете, золото на меня с неба сыплется?
   Ланс ничего не ответил. Ему вдруг показалось, что губернатор не столь уж удивлен провалом кампании, а значит, не так и огорчен, как хочет показать…
   — Что скажете, молодой человек? — тон губернатора стал мягким, почти заискивающим. — Вы знаете положение вещей. Мы восстановили форты. Так чего же еще хотят эти тупоголовые фермеры?
   — Лишь безопасности, сэр, — осторожно ответил Ланс. — Они с радостью будут воевать, защищая свою собственность, но без пороха и пуль им нечего делать в лесу. Ваш совет и парламент должны дать им снаряжение, иначе индейцы скоро дойдут до Тайндоллс-Поинт. Саскеханноки, как и ирокезы, умеют делать снегоступы и воевать зимой.
   — До Тайндоллс-Поинт, говорите?
   — Да, сэр. Они уже просочились сквозь пограничные посты. По пути сюда, в четырех лигах к востоку от форта Раппаханнок, я видел два горящих фермерских дома.
   От неожиданности губернатор выронил трубку.
   Ланс встал:
   — С вашего позволения, сэр…
   Губернатор устало махнул рукой:
   — Да, да. Идите, но завтра снова прошу ко мне на разговор… Спасибо, что поспешили, предвестник беды!
   Ланс поклонился и вышел.
   В таверне Лоренса Ланса тут же окружили нетерпеливые горожане. Он устроился в углу, у очага, еле успевая отвечать на бесчисленные вопросы. Он не хотел касаться убийства пятерых индейских вождей, но дурная новость уже достигла Джеймстауна.
   Вильям Драммонд склонился над ним, и в его налитых кровью глазах мелькнуло раздражение:
   — Это ведь не вся правда, верно? Ну ничего, мы сами вам все расскажем! Люди, чьи кости остались в Мэриленде, погибли напрасно. Вы должны поведать нам, как Беркли пытался заключить мир, невзирая на то, что творят индейцы. Мы хотели бы услышать об этом, молодой человек!
   Ланс молча отхлебнул горячего вина из кубка.
   Драммонд, уже изрядно набравшийся, продолжал:
   — Да, Ланс Клейборн, скажите правду! О том, как губернатор позволил экспедиции развалиться на куски. О том, как вы потеряли полсотни солдат убитыми и триста лошадей. О том, как погибли молодой Нэш и Уолтер Инес, о том, что многие семьи в колонии оплакивают сейчас своих сыновей, мужей и братьев! О том, что кампания лопнула из-за Беркли, искавшего мира с этими краснокожими кровопийцами. О том, что ему нужен мир лишь для того, чтобы спокойно торговать своими вонючими бобровыми шкурками!
   Ланса задела резкость слов человека, бывшего в свое время наместником Беркли в Каролине. Он сделал еще один глоток.
   Драммонд сплюнул на пол. Освещенное огнем очага, его лицо казалось багровым.
   — Я не виню их за убийство парламентеров! — вскричал он. — Этих индейцев подослал Оллертон! Он действовал за спиной Джона Вашингтона!
   Голова Ланса шла кругом от усталости и выпитого вина. Он пытался собраться с мыслями и заявить, что все сказанное далеко от истины, но его собственные сомнения не позволяли так поступить.
   Лоренс был разгневан не менее Драммонда. Истинная причина провала экспедиции в Потомаке не вызывала у них никаких сомнений: двуличный сепаратист Оллертон сыграл на руку губернатору, помешанному на бобровых шкурках. Но ополченцы нарушили все его планы, убив индейских парламентеров. И тогда, оставшись почти без пороха, он приказал атаковать! Оллертон — предатель. Беркли же — предатель номер один.
   — Но какая выгода губернатору от войны с индейцами? — вступил в разговор молодой Том Хэнсфорд.
   — Действительно, какая? — в издевательском недоумении всплеснул руками Драммонд. — Какая ему выгода? Что ж, я объясню. Индейцы и не воюют с сэром Вильямом. Они воюют с приграничными фермерами, а не торговцами, и расстреливают нашу милицию порохом и пулями, тайно проданными им торговыми агентами Беркли!
   — Он заставил нас построить все эти бесполезные форты, — подхватил Лоренс. — Да индейцы плевать на них хотели! Они проходят мимо них, как мальки сквозь ячейки сети на крупную рыбу. Губернатор обязан сжечь деревни краснокожих собак, а самих их отбросить назад, за горы!
   — Созвать новую ассамблею! — крикнул кто-то. — К черту пушную торговлю! К черту купцов-предателей!
   Поднялся невообразимый гвалт.
   — Давайте составим новую петицию!
   Проклятия в адрес губернатора и совета перемежались клятвами перебить всех индейцев назло торговым агентам Беркли… Только теперь Ланс понял, что произошло нечто удивительное: восточные фермеры возмущались вместе с западными, испытывая к ним, казалось, искреннюю симпатию. Пролитая кровь стерла все границы и разногласия.
   Двенадцать часов проспал Ланс Клейборн на лучшей постели Лоренса, и снилось ему, что война закончилась, в колонии мир, а он женат на Истер Уокер.
   Впервые за четыре месяца он смог позволить себе уснуть, не думая об опасности: в Джеймстауне индейцев пока не было, а между ним и томагавками рослых саскеханноков теперь лежало много миль.
   Юношу разбудил шум внизу. Суматоху вызвало появление в таверне старого полковника Натаниэля Бэкона, пришедшего справиться о родственнике. Богатый советник никогда не скупился на мелочь для слуг, и все они, начиная от мальчика-грума и кончая поваром, высыпали ему навстречу. Лоренс приказал подать лучшего вина.
   Ланс встал, привел одежду в порядок и спустился в общую залу. Когда старый Бэкон увидел юношу, его глаза тускло блеснули:
   — Вы ведь Клейборн, не так ли?
   Ланс поклонился.
   — Вы знакомы с Натаниэлем Бэконом-младшим?
   — Имею эту честь.
   — Он… Он…
   — В настоящий момент, полагаю, он у себя в Керлз-Нек, сэр, целый и невредимый.
   Старик облегченно вздохнул.
   — О подобном спутнике в лесу можно только мечтать, сэр, — продолжил Ланс. — Он один дрался, как два взвода солдат.
   — Хм! Понятно. К тому же упрям и своеволен, э?
   — Нет, сэр, рассудителен и смел.
   Глаза советника снова блеснули:
   — В самом деле?
   — Он самый уважаемый плантатор на всей западной границе колонии, сэр.
   Бэкон приказал подать себе мяса и пригласил Ланса за свой стол. За едой юноша лучше рассмотрел своего собеседника. Любимец губернатора, тот долгие годы правил колонией вместе с ним. Ему не было и пятидесяти, но выглядел он много старше, несмотря на молодежный покрой своего бархатного камзола. Бэкон-старший ничем не напоминал своего племянника.
   — Так вы говорите, что Нат вел себя достойно в этой кампании?
   — Достойнее многих других офицеров, сэр, — ответил Ланс. — Он повел людей в атаку на индейский форт. Это была яростная схватка… Бэкон не ведает страха, сэр, и снискал всеобщую любовь своей добротой и щедростью.
   Советник удовлетворенно кивнул:
   — Рад слышать, черт возьми… Признаться, я беспокоился за мальчишку. Он напичкал себе голову всякой чепухой и совершенно не разбирается в людях. Когда я видел его в последний раз, Нат о чем-то оживленно болтал с одним из этих ренегатов, что обосновались в верховьях…
   Они закурили трубки, а слуги подбросили в очаг новые поленья.
   Советник снова заговорил:
   — Как вы полагаете, мой юный друг, теперь войне конец?
   Ланс молча покачал головой.
   — Так что же, резня не прекратится всю зиму?
   — Боюсь, вы правы, сэр.
   — Нет, этого не должно случиться!
   — Про пушнину придется на время забыть, — не без злорадства заметил Ланс. — Почти весь урожай западного табака гниет на корню. Из-за войны со саскеханноками дружественные нам племена индейцев ушли из этих лесов. Говорят, в Мэриленде уже мир, но не стоит обольщаться: просто саскеханноки со своими союзниками идут все дальше и дальше на юг.
   Бэкон с силой ударил кулаком по колену:
   — Нам необходим мир, любой ценой!
   — Лишь ценой войны, сэр. Губернатор должен снова выделить порох и свинец из запасов колонии, сформировать мощные пограничные силы и еще раз сразиться с индейцами.
   — Но почему, друг мой? Почему? Разве недостойно искать мира?
   — Он будет стоить жизни слишком многим фермерам. Саскеханноки поклялись убить по десять бледнолицых за каждого погибшего вождя. Как вам известно, их пятерых парламентеров хладнокровно зарубили. Подобно скифам, саскеханноки объявили кровную месть… Вы готовы отдать им пятьдесят поселенцев?
   — Мэриленд от них просто откупился. Почему бы и нам не попробовать?
   — Индейцы сами назначают цену. На сей раз — это кровь. Отряды самых свирепых и опытных воинов движутся на юг. После каждого нового убийства приграничные жители все больше жаждут отмщения.
   — Но, мой юный друг…
   — Дело зашло слишком далеко, сэр, — перебил его Ланс. — Индейцам ведомы такие пытки, что даже испанцы позеленели бы от зависти. Что бы вы сделали, сэр, если бы вашему племяннику сначала выкололи глаза, а затем набили в глазницы горящей пакли? Да вы бы первый потребовали возмездия и схватились за оружие! А известно ли вам, сколько западных семей могут предъявить подобный счет индейцам?! Нет, сэр, приграничные фермеры будут воевать, независимо от цены, которую его превосходительство губернатор намерен заплатить за мир.
   Бэкон нахмурился и задумался.
   — Считаю, — сказал он наконец, — что нам следует созвать новую ассамблею.
   — Это был бы мудрый шаг, сэр.
   Бэкон встал и продолжил:
   — Передайте им, что вскоре Беркли устроит новые выборы. Что мы, восточные плантаторы, встретимся с западными на ассамблее и решим, как быть с этой войной.
   — Хорошо, сэр.
   — И не забудьте передать наш разговор моему племяннику. Он засыпал меня письмами, от чтения которых мои глаза до сих пор болят. Напомните ему, юноша, что и он член совета.
   Бэкон уже направился к двери, но вернулся и тяжело оперся о стол:
   — Скажите ему также, мастер Клейборн, что его план налогообложения для Ориноко обойдется нам в лишние пять тысяч фунтов.
   Советник вручил Лансу письма и отбыл в паланкине, несомом четырьмя неграми.
   Некоторое время спустя в таверну вбежал слуга с запиской для Ланса. Губернатор требовал его к себе.
   Сэр Вильям был бледен и раздражен. Он снова забросал Ланса вопросами, на которые тот отвечал с жаром и убежденностью.
   — А как могло случиться, мастер Клейборн, что люди Оллертона не заметили флаг парламентеров?
   — У них не было никакого флага, сэр. Онеота сделал знак у мира, но солдаты из Стеффорда могли и не понять его.
   Губернатор скривил губы:
   — Вы полагаете, молодой человек? Чтобы люди с Крайнего запада не поняли жеста индейского вождя? Вы, никак, тоже бунтовщик, раз пытаетесь оправдать этих мерзавцев?
   Ланс вспыхнул, его пальцы инстинктивно впились в рукоять шпаги, но губернатор с иронической улыбкой повторил жест Онеоты, подняв в знак мира руку.
   — Я не защищаю убийц, — горячо возразил юноша. — В колонии еще не совершалось более страшного злодеяния. Но, сэр, индейцы были неосторожны и высокомерны. В одном из них опознали дикаря, вырезавшего целую семью. Они просто не дали нашим офицерам времени снабдить их должной охраной.
   Длинные пальцы Беркли так сжали подлокотники кресла, что побелели костяшки.
   — Клейборн, да вы, похоже, считаете это убийство случайным? Неужели вы И впрямь способны поверить в подобные сказки?
   Ланс стиснул зубы и промолчал.
   Беркли удивленно поднял брови:
   — Видимо, способны… На первый взгляд вы кажетесь умнее, молодой человек! Но мне известна ваша преданность королю и колонии, поэтому я и не сержусь… Это убийство совершено предателями, Клейборн! Предателями, ввергшими Виргинию в страшно разорительную войну. Все спланировали бунтовщики, не желающие мира. Оллертон был просто обязан предотвратить это, но его люди отбились от рук. Я повешу убийц! Только из-за них продолжается война!
   Губернатор встал и подошел к камину. Несколько секунд он молча смотрел в огонь, а затем, не оборачиваясь, произнес:
   — Передайте Вашингтону, что я собираю новую армию, командовать которой будет Чичерли. Скажите ему, что мы начинаем зимнюю оборонительную кампанию. Пусть держит на замке все дороги из Мэриленда и поддерживает связь с прибрежными фортами. Пусть Вашингтон оповестит все плантации: глядеть в оба, индейцы могут двинуться вперед, как только на Потомак-ривер встанет первый лед.
   — Передать ли им также, что весной состоятся новые выборы, сэр?
   Беркли вздрогнул, словно в него выстрелили:
   — Что? С чего вы взяли?
   — Советник Бэкон сказал мне, что это вопрос решенный.
   Беркли сильно побледнел.
   — Чушь! — прорычал он. — Вздор! Вы говорите глупости, молодой человек! Мне ничего не известно о подобном решении. Вам понятно?
   — Да, сэр.
   — Возвращайтесь в Потомак, Клейборн. Здесь приказ о назначении Вашингтона единоличным командиром всех сил до тех пор, пока к нему не присоединится Чичерли. Оллертон останется дома. Вот, возьмите. — И он протянул Лансу пакет с депешами, обернутый в промасленную ткань.
   Ланс встал и, поклонившись, вышел.
   В кедровой роще у Галл-Коув уже дважды кричала сова, и Ланс нетерпеливо ждал прихода Истер, с тревогой вглядываясь издалека в ярко освещенные окна дома. Девушки все не было.
   Возможно, ему было бы лучше не видеться с ней в этот раз. Предстояло выполнить непростое поручение губернатора, а мысли об Истер отвлекали. Воину не пристало постоянно думать о женщинах, говорил себе Ланс, но ничего не мог с собой поделать.
   Война и губернатор могли в конце концов и подождать…
   Послышался шорох быстрых легких шагов, и через мгновение она была уже в его объятиях.
   — Усак, я боялась, что вы больше уже не придете! Я так долго ждала вас, так долго…
   Сердце юноши бешено колотилось, и он не мог произнести ни слова.
   — Где вы были? — продолжала девушка, не дав поцеловать себя. — Я не знала, что и думать: то ли вас украла у меня какая-нибудь индианка, то ли смерть… Никто не слышал о вас, Усак, никто вас не знает. Я спрашивала людей, шедших на запад и возвращавшихся оттуда. Любовь к вам сделала меня посмешищем в глазах друзей, они полагают, что я сошла с ума и влюбилась в призрака. Но я-то знаю лучше…
   Она обвила руками его торс.
   — Что это у вас на поясе? — спросила девушка.
   — Томагавк.
   — Понятно… Я так счастлива видеть вас, Усак! И теперь мне стыдно за свои глупые мысли. Мои молитвы были услышаны, и индейцы не убили вас.
   — Никогда не бойтесь за меня, — улыбнулся Усак. — Индейцы и не могли меня убить: я слишком быстро бегаю и метко стреляю.
   Она протянула ему маленький кожаный мешочек на шнурке:
   — Это ваши целебные травы, Усак. Возьмите их, пожалуйста. Если вас ранят…
   Юноша заколебался, тогда Истер сама надела мешочек ему на шею.
   — Теперь его целебные свойства удвоились, — тихо сказал Усак, — ведь вы дотрагивались до него. Мне снова предстоит длинный трудный путь, и он действительно может понадобиться.
   — Длинный трудный путь? — эхом откликнулась Истер. — Не оставляйте меня, Усак, молю вас! Отец твердит, что в воздухе пахнет бунтом, который окажется куда серьезнее войны с индейцами. Он почему-то уверен, что весной нас ждет большая беда. Останьтесь и помогите нам!
   Ланс вспомнил свой разговор с губернатором Беркли и понял, что весна была названа не случайно.
   — Я никогда не боялась вас, Усак. Других — да, а…
   — Кого именно?
   — Артура Оллена, например, или Ланселота Клейборна. Мой брат полагает, что Ланс Клейборн просто хочет пополнить мною свою коллекцию обманутых девиц. Я познакомилась с ним на последнем приеме у губернатора. Вы знаете его, Усак?
   Ланс даже отстранился, чтобы грохот собственного сердца не выдал его.
   — Энн Брентли от него просто без ума, — продолжала Истер. — Она утверждает, что он выглядит старше своих лет и ужасно романтичен. Вы встречались с ним, Усак?
   Он кивнул.
   — Эдвард считает, что я не должна отдавать его Энн Брентли. Он почему-то уверен, что мне стоит лишь захотеть, и он — мой.
   Усак молча слушал.
   — Говорят, Ланс Клейборн воспитан, умен и богат. Некоторые считают его беспечным шалопаем, другие же полагают, что его резкий и вспыльчивый характер, ну прямо как у горного шотландца, развился из-за семейной вражды с каким-то морским пиратом. Но я совершенно не знаю его, Усак…
   Она подошла к нему вплотную, как бы говоря: «Дурачок, я же дразню тебя, неужели ты не понимаешь?»
   Он молчал, мучительно переживая вновь свой позор в загородном доме губернатора… Ведь она даже не смотрела в его сторону!
   — Каждой девушке рано или поздно предстоит выйти замуж, Усак, — продолжала Истер. — И воистину счастлива та, которой позволили связать себя узами брака с любимым мужчиной. Не тревожьтесь, я никогда не смогла бы полюбить расфуфыренного трактирного задиру, считающего одиноких женщин легкой добычей и швыряющего в грязь представителей закона. Неужели непонятно?
   — Расфуфыренный задира… А что если его щегольская одежда скрывает настоящего мужчину? — холодно спросил он.
   — Настоящему мужчине не требуется столько ярких дорогих тряпок, Усак.
   — Но вы же были при дворе, и…
   — …и не видела там ни одного достойного, честного мужчины.
   Его тон смутил ее. Сколько раз спрашивала она себя, кто же мог взять себе столь варварское имя «Усак»? Давно поняв, что перед ней джентльмен по рождению, девушка не могла решить, к какой дворянской семье он принадлежит. Так кто же он? Однако на этот раз она решила воздержаться от прямых вопросов.
   — Ланс Клейборн ваш друг, Усак?
   — Человек, которого вы описали, этот денди, шалопай и забияка — нет. Но настоящий Клейборн — да. И я знаю его достаточно хорошо, чтобы простить ему парик и серебряные пряжки на башмаках… Как и прочие молодые люди, он не чужд необдуманных поступков, но мне он знаком прежде всего как воин.
   — Как странно вы это сказали, Усак… Вы пугаете меня!
   Он и сам испугался, утратив на какое-то мгновение образ жителя лесов и снова став Лансом Клейборном. Нет, так нельзя. И он сменил тему разговора.
   На следующее утро в замке Клейборна сэр Мэтью говорил о войне. Ланс, закончив сборы в дальний путь, завел речь о Истер Уокер и женитьбе.
   — Мне нужна жена, — сказал он. — Она — то, что надо.
   — Ты совсем рехнулся, сын? — воззрился на него отец, не сумев, впрочем, до конца скрыть свое удовольствие.
   — Сделайте, что сможете, — невозмутимо продолжал Ланс. — Мне нужна девушка, а не золото Алана Уокера.
   — У тебя мозги набекрень, парень!
   — Неважно. Если вы не поговорите с Аланом Уокером или если тот не согласится, я украду ее, и в глуши западных лесов нас обвенчает какой-нибудь расстрига.
   — Господи, прости!
   Ланс взял ружье и перевязь:
   — Вы едете с Чичерли, отец?
   — Да.
   — Но прежде повидаетесь с Аланом Уокером?
   — Хорошо, — неохотно буркнул сэр Мэтью.
   После короткого прощания с отцом Ланс вскочил в седло и поскакал на запад, выполнять поручение губернатора.
   Времени оставалось мало, и так из-за свидания с Истер он уже опаздывал на десять часов, которые предстояло наверстать. В конюшне замка Клейборна Ланс выбрал Принца, самого резвого скакуна.
   Погода портилась с каждым часом. Декабрь давал себя знать: уже дважды ему пришлось останавливаться и сбивать лед, намерзший на шапке и воротнике плаща. Ружье отсырело, и это сильно беспокоило юношу, поскольку повсюду за границей Энрико его могли подстерегать неожиданные встречи с индейцами.
   Миля за милей мелькали под копытами Принца… Вспоминая последний разговор с отцом, Ланс понимал, что совершил страшную ошибку.
   Однако было слишком поздно поворачивать назад: сэр Мэтью уже наверняка встретился с Аланом Уокером. Но ведь он ничего не знает об Усаке и маскараде!
   Сердце у Ланса упало. Что же будет теперь? Она возненавидит его. Как только ей станет известно, кто есть кто на самом деле, она расценит визит сэра Мэтью как проверку ее верности!
   А что если она вдруг согласится? Что тогда?
   Кошмар подобных мыслей преследовал Ланса много дней. Кто же он в самом деле? Усак или Клейборн? Виргинец или англичанин? А если и то и другое одновременно, то неужели она сможет любить в нем одного, ненавидя при этом другого? Что за черт! Она просто навсегда возненавидит их обоих, и будет права!..
   Стая ворон, шумно каркая, снялась с деревьев и лениво полетела вперед, что сразу же привлекло внимание Ланса. Он съехал с тропы и, укрывшись за небольшим холмом справа, внимательно осмотрелся.
   Листвы на деревьях не было, и юноша мог видеть на пятьсот ярдов. Еще одна стая ворон тяжело поднялась в воздух… Во весь опор промчался вспугнутый кем-то олень…
   Индейцы! В двухстах ярдах от себя Ланс увидел воина с пером в волосах. Остальные двигались за ним цепочкой, след в след. Саскеханноки…
   Они заметят его следы, найдут место, где он свернул с тропы, и, вероятно, станут преследовать, пока не приблизятся на расстояние, с которого его может достичь стрела.
   Как саскеханноки оказались так далеко на юге? Неужели кордоны Вашингтона уже прорваны? Он снова окинул взглядом движущуюся цепочку: пять… пятнадцать… Двадцать человек! Довольно большой отряд…
   С бешено колотящимся сердцем Ланс следил за приближающейся колонной. Впереди шли два разведчика, а в арьергарде — три молодых, вооруженных мушкетами воина, игравших роль часовых. Когда разведчики наткнутся на его следы, размышлял Ланс, они дождутся всех остальных, и лишь затем отряд начнется преследование… Времени было в обрез. Ланс вернулся на тропу по своим же следам, проехал немного вперед и, резко свернув налево, погнал коня назад, стараясь держаться за толстыми стволами сосен. Затем он остановился, бросил поводья, зарядил ружье, забив пулю на крупного оленя, и неподвижно застыл в седле.
   Прошло минут десять. Пальцы Ланса, судорожно вцепившиеся в замок мушкета, начали терять чувствительность, и он несколько раз сжимал и разжимал их.
   Но вот еле заметно качнулась ветка молодого кедра, и на тропе показался высокий воин, а за ним еще двое — лица их были сплошь покрыты черной боевой раскраской. Остальные держались поодаль. Внезапно, как по команде, все трое повернули головы в сторону Ланса, и тот, что шел первым, поднял лук. Между ними было ярдов тридцать, и Ланс выстрелил, почти не целясь.
   Индеец растянулся на земле, не подавая признаков жизни, а остальные ретировались под прикрытие деревьев. Ланс спешился, быстро перезарядил ружье и, снова вскочив в седло, помчался вперед.
   Губернатору вряд ли понравилась бы вся эта история. Курьерам строжайше запрещалось останавливаться и ввязываться в драки, и уж тем более с саскеханноками. Зато теперь, думал Ланс, встреченные им воины дважды подумают, прежде чем нападать на курьера.
   Еще неоднократно пришлось юноше избегать встреч с отрядами дикарей. Иногда об опасности его предупреждал конь, иногда птицы. Лансу не требовалось тщательно всматриваться в лес в поисках примет надвигающейся беды: он слишком много времени прожил в нем, и всем телом чувствовал малейшую перемену.
   Проезжая через брошенные плантации, он не раз видел останки замученных и оскальпированных, по северной индейской традиции, чернокожих рабов. Если бы их хозяева были более осторожны, этого могло бы и не произойти.
   Мысли Ланса вернулись к губернатору. Когда-то он высоко ценил смельчаков, возделывавших свои участки на далекой западной окраине колонии, поскольку, подобно казакам в Московии, они принимали на себя первый удар в войнах с дикарями, защищая восточные селения от разрушения. Теперь же он видел в них только источник неприятностей для себя и своей власти. Губернатор старел и стремился лишь к богатству и титулу герцога.
   Ланс нашел Вашингтона в форте Потомак. С ним были Ингрем и Крю, приведший из Энрико полсотни замерзших до полусмерти ополченцев, гревшихся теперь у костров.
   Вашингтон подбросил на ладони привезенный Лансом пакет так, словно он жег ему руки, и, позвав юношу за собой, удалился в сложенный из березовых бревен сруб, служивший чем-то вроде штаба.