Она возмущенно фыркнула, но он не дал ей ничего сказать и продолжал:
   — Я действительно люблю вас. Мне очень жаль, но это правда. Лучше бы я никогда не появлялся в Арчерз-Хоуп. Лучше бы я никогда не видел вас. Но как-нибудь я со всем этим справлюсь. Будь проклят губернатор со своими виселицами! Будь проклята ваша нерешительность и трусость вашего отца!
   Он отвесил прощальный поклон и добавил:
   — Ваш отец как-то сказал, что вы еще сами себя не знаете. Можете ему передать, что в этом я с ним согласен!
   Если уж у молодежи той весной от избытка событий и происшествий голова шла кругом, то что говорить о стариках! Даже сэр Вильям Беркли, казалось, решил уступить. Не сумев арестовать Бэкона на границе, он прислушался наконец к словам Дениэля Парка и других членов совета. Молодому джентльмену было позволено вернуться в Джеймстаун и принять участие в ассамблее. Получив соответствующее, правда, неофициальное, извещение, Бэкон спустился на шлюпе вниз по реке и просигналил, прося разрешения пристать к берегу. Ответом ему был пушечный выстрел. Тогда он отвел судно на безопасное расстояние и ночью выслал шлюпку, чтобы переговорить с Лоренсом. Тот посоветовал осторожность и еще раз осторожность, поскольку губернатор, судя по всему, снова передумал.
   На следующий день Бэкон решил отвести судно выше по реке, но наткнулся на сторожевой корабль и был арестован вместе со своими людьми.
   Губернатор с тревогой отметил, что прибывающие в Джеймстаун члены новой ассамблеи ходили по городу и являлись в присутственные места не снимая шпаг и боевых топориков. Все ждали, когда пленного генерала приведут в здание совета. Попадались и такие, кто повсюду носил с собой заряженные мушкеты, но, удивительное дело, не возникало ни стычек, ни беспорядков.
   То, как сэр Вильям разыграл свою главную козырную карту, напомнило членам запуганного им совета былые времена и былого мудрого Беркли. Поведя рукой в сторону окруженного стражей барристера, губернатор с наигранным добродушием громко объявил:
   — Господа! Перед вами величайший бунтовщик за всю историю Виргинии!
   Бэкон невозмутимо поклонился губернатору и собравшимся. Его стройная фигура и строгая адвокатская мантия резко контрастировали со щегольским нарядом сэра Беркли. Лишь острый настороженный взгляд глубоко запавших глаз и усталое лицо отличали сейчас молодого человека, произведенного его людьми в генералы, от провинившегося мальчугана, терпеливо дожидающегося наказания от своего наставника.
   Губернатор выдержал паузу и не без сарказма спросил:
   — Мастер Бэкон, вы еще не забыли, как подобает, вести себя джентльмену?
   — Нет, ваша честь, — ответил Натаниэль.
   — Ловлю вас на слове!
   — Благодарю вас, ваша честь, — с легким поклоном ответил пленник.
   По зале прошел нервный смешок.
   Бэкона расковали, а других арестованных оставили в кандалах.
   На этом первый день заседания окончился. Бэкона отправили в дом его знатного родственника под ответственность последнего, другие же вернулись в тюрьму.
   Никто не знал, о чем говорил в тот день Бэкон-старший со своим племянником. Они беседовали четыре часа наедине. Старик взывал к чести рода, напоминал мятежному молодому человеку, что он — единственный наследник огромного состояния, второго по величине в Виргинии, убеждал его, что Беркли не желает ему зла, а лишь хочет призвать к порядку, обещал, что проблема с индейцами будет решена так, что это устроит всех фермеров…
   Между тем Джеймстаун буквально кипел от разговоров. Здесь собрались новые члены палаты общин со всей колонии. Многие из них продолжали с гордостью носить кожаную одежду, как свидетельство своего участия в сражении на Роанок-ривер вместе с Бэконом. Было выпито немало эля. Губернатор передаст молодого человека верховному суду… Нет, нет! Не может быть! Члены парламента неподсудны, по крайней мере во время заседания палаты… Сэр Вильям торжественно дарует ему свое прощение и снова введет в верхнюю палату — в совет. В совет? Да там его никто не станет слушать! А при голосовании в палате общин большинство всегда будет за него…
   Парк, Ладуэлл, Боллард и прочие консервативные члены совета держались настороженно: их сильно беспокоили настроения новых членов палаты общин.
   Узнав об аресте Бэкона, Ланс примчался в Джеймстаун и нашел друга на заднем дворе дома советника. Он пребывал в мрачном расположении духа, но, увидев юношу, обрадовался от души.
   — Рад видеть тебя, Ланс! Ты — свежий ветер в затхлой атмосфере этого убогого городишка. О, при тебе шпага, значит, хоть одному из нас удалось избежать ареста!
   Ланс ослабил тугой кружевной воротник и сел рядом с ним на каменную скамью у стены.
   — Что они собираются делать с вами, генерал?
   — Генерал! Спасибо тебе, дружок! Вот уж воистину — генерал! Но мы еще посмотрим. Пока что я — провинившийся школяр, отданный под наблюдение моего достойного старшего родственника. Завтра я опять предстану пред светлые очи губернатора и мне прочтут нотацию. А потом… кто знает?
   Бэкон похлопал Ланса по колену, и сказал:
   — Не могу поверить в это… Сегодня, когда меня вели через площадь, собравшиеся там люди кричали приветствия и потрясали в воздухе обнаженными шпагами. Трудно поверить… Я не бунтовщик, друг мой, но, похоже, дело зашло слишком далеко. На улицах — ненависть и страх. Я уверен, если губернатор решится повесить меня, будет взрыв. Не думал, что до этого дойдет. Лоренс предупреждал меня. Драммонд, Уоли, Хэнсфорд, Бленд и Кэрвер — тоже. Но я им не верил! Ну почему нам не дали самим воевать с индейцами? Почему англичане теперь готовы воевать с англичанами? Кто вообще говорил о заговоре и бунте, кроме губернатора?
   Ланс не знал, что и ответить. Ему просто нравилось сидеть рядом с другом, пытаясь хоть немного поддержать его в трудную минуту.
   Бэкон встал и медленно пошел по узкой дорожке между миртовыми кустами, вытирая лоб платком. Затем вдруг остановился, повернулся к Лансу и спросил:
   — Зачем ты здесь? Ты что, не понимаешь, что в общей суматохе могут арестовать и тебя? Ведь ты воплощаешь все то, что так ненавидит его превосходительство! Ты — сама Виргиния. Ты — Америка. Ты — Новый Свет. Ты силен и полон надежд. Твоя сила уже неподвластна королям и правительствам, она переживет эту жалкую диктатуру. Ты не англичанин, Ланс Клейборн, ты виргинец. Что значит быть виргинцем? Не знаю. Пока не знаю.
   Бэкон снова сел и подпер голову рукой.
   — И в Джеймстауне можно найти справедливость, я уверен, — заявил Ланс.
   Бэкон расхохотался:
   — Вот и ты хватаешься за шпагу при одном упоминании о справедливости! Хорошо. Возможно, не стоит забывать, что справедливость и шпага часто одно и то же. Не важно. Я сыграю завтра свою роль так, как мне предписали достойные авторы этого спектакля. Я официально попрошу прощения за преступления, которые, по мнению губернатора, совершил. Я же не знаю за собой таковых, а посему это меня не унизит. Беркли со столь свойственным ему великодушием дарует мне отпущение грехов, но будет по-прежнему бояться и ненавидеть меня. А между тем там, на границе, индейцы снова выйдут на тропу войны, но их боевой клич снова не услышат в Джеймстауне.
   Негр слуга принес им эль и маисовые лепешки.
   — Мой дядя Нат сейчас у губернатора, — продолжал Бэкон. — Завтрашний фарс требует небольшой репетиции. Бедный дядя Нат! Он больше беспокоится обо мне, чем о своих деньгах… Ладно, пей. Холодный эль хорошо освежает. Где ты намерен переночевать?
   — Здесь, если смогу быть полезен.
   — Ну нет, дорогой друг! — рассмеялся Бэкон. — Остынь немного. Я в надежных руках, а если понадобится, то всегда смогу удрать из этой вонючей деревни и вернуться в свой лагерь. Еще не хватало увидеть тебя в кандалах! Ты нам еще пригодишься. С отцом, надеюсь, все в порядке?
   — Да, сэр.
   — Пожалуйста, передай ему от меня наилучшие пожелания и скажи старику, что я не предатель.
   — Я уже говорил.
   Они простились, и Ланс покинул дом советника.
   На следующий день в столице колонии воцарилась напряженная тишина, за которой скрывались готовые взорваться ярость и страх. Во время короткой церемонии в здании совета Беркли простил молодого человека. Новые члены палаты общин смотрели на это, стиснув зубы.
   — Бог прощает вам! Я прощаю вам! — торжественно заключил свою речь Беркли.
   — А всем тем, кто был с ним? — напомнил ему полковник Вильям Коул.
   — Да, и всем тем, кто был с вами, — добавил губернатор. Собравшиеся вздохнули с облегчением.
   Бэкона снова ввели в совет, к большому неудовольствию тех, кто рассчитывал на его голос в палате общин, наиболее представительной части ассамблеи.
   В тот день многим даже показалось, что удастся добиться согласия. Губернатор предвосхитил выступления собравшихся и объявил, что первым будет обсуждаться вопрос о войне с индейцами. И снова обвел всех вокруг пальца. Приграничные жители требовали упразднить форты и заменить их мобильной армией во главе с Бэконом в качестве генерала. Сторонники Беркли согласно кивали, но настояли на развернутом слушании вопроса.
   Да, форты бесполезны, но что делать с их гарнизонами? Ведь это не добровольцы, а солдаты, которым платят за их службу. Да, конечно, их можно рассредоточить по отрядам пограничной армии. А как быть с дружественно настроенными индейцами? Следует ли их выгонять вместе с остальными? А как быть с сэром Генри Чичерли? Он офицер короны и личный адъютант губернатора. Следует ли ему служить под началом мятежного барристера?
   Новые члены парламента спорили и волновались, тщетно дожидаясь возможности проголосовать. Хитрый губернатор все откладывал и откладывал голосование, длинно рассуждая о законах и процедуре его проведения.
   Сэр Мэтью долго смеялся над нетерпением и возмущением сына:
   — А чего, собственно, ты ждал? Что губернатор возьмет да и откажется от всех своих прерогатив? Не тут-то было, милый мой! Тебе придется подождать, пока король не пришлет нам нового губернатора.
   — Или пока индейцы не захватят замок Клейборна, — парировал Ланс.
   Сэр Мэтью пожал плечами:
   — Губернатор полагает, что индейцы дальше не пойдут. Но если он снова станет медлить, тогда… возможно…
   — Да, — ответил Ланс, — тогда все возможно.
   — А что бы ты стал делать на месте Беркли, сын? Позволил бы горстке западных бандитов в рваных кожаных портках учить тебя уму-разуму? Не думаю, чтобы ты, как он, сумел пойти с ними на компромисс. Давай не будем перегибать палку, сын. Старик отлично знает, что делает. Он сумеет остудить горячие головы. Он сформирует хорошую мобильную армию и успокоит индейцев.
   В дверь постучали, и слуга доложил, что приехал Алан Уокер. Ланс с улыбкой посмотрел на своего озадаченного отца.
   — Что ему, черт возьми, нужно, парень? — осведомился сэр Мэтью.
   — Пожалуйста, отец, постарайтесь держать себя в руках. Помните, мне нужна его дочь!
   И с этими словами он покинул дом через заднюю дверь.
   Сэр Мэтью был терпеливее священника, пока его нежданный гость долго и путанно объяснял причину своего визита. Старый Уокер страшно нервничал. Произошла ужасная ошибка, сказал он. Они передумали. Его дочь сочтет за честь стать женой Ланса Клейборна. У них произошла обычная любовная размолвка, но все выяснилось, и они помирились.
   — Ха, ха! Вы же знаете, сэр, этих влюбленных! Сегодня ссорятся, завтра мирятся, потом опять… — бубнил Уокер.
   Сэр Мэтью стиснул зубы. Он еле сдерживался, чтобы не вцепиться в кружевной воротник магистрата Галл-Коув и не вышвырнуть его за дверь. Толстый заносчивый скототорговец! Защитник ворюг-советников! Косолапый моряк, никогда не державший шпаги в руках!
   Но Ланс сказал: «Мне нужна его дочь!», и сэр Мэтью лишь скрипел зубами.
   Между тем Уокер продолжал:
   — Да, они поссорились, но в нашу прошлую встречу я еще не знал об этом. Уверен, сэр, она любит вашего сына. Она отказала всем прочим своим поклонникам.
   — Это она прислала вас? — спросил старый рыцарь.
   Алан Уокер тяжело задышал и решил уйти от прямого ответа.
   — Видите ли, сэр Мэтью, я поговорил с дочкой, а ее с-сердце для м-меня все равно что открытая книга, и вот я п-прочел в нем…
   — ЭТО ОНА ПРИСЛАЛА ВАС?
   — Я б-бы так н-не с-сказал, сэр, но…
   — Так зачем вы пришли?
   Лицо Уокера побагровело и покрылось испариной. Он тщетно пытался обрести уверенный тон, сменить тему…
   Наконец сэр Мэтью догадался:
   — Уж не губернатор ли желает этого брака?
   — Видите ли…
   — Это воля его превосходительства?
   Уокер неохотно кивнул.
   — Понятно, — не скрывая злой иронии, сказал сэр Мэтью. — Теперь мне все понятно.
   — Она не мыслит жизни без в-вашего сына, сэр. П-пожалуйста, верьте мне! Разве он сам не говорил с вами о ней? Разве…
   — Да замолчите вы наконец! — устало махнул рукой старый вояка. — Нечего было со мной темнить. Мне наплевать на то, что хочет губернатор! Боже правый! Да если Ланс решит жениться на вашей дочери, он сделает это тогда, когда он и она сочтут это нужным, и оба, без сомнения, как я, пошлют сэра Вильяма Беркли ко всем чертям!
   Уокер встал и взял шляпу.
   — Благодарю вас, сэр Мэтью! — с чувством огромного облегчения произнес он.

IX. ВИСЕЛЬНИК

   Новые члены палаты общин имели весьма отдаленное представление об искусстве управления страной, и всякий раз хитрым и опытным сторонникам губернатора, составлявшим, кстати, явное меньшинство в парламенте, удавалось обмануть. их и завести в непроходимые дебри казуистики процедурных вопросов.
   Давая показания по «делу Бэкона», Крю описал поход на Роанок-ривер, с большой похвалой отозвавшись о небольшом, но прекрасно подготовленном отряде добровольцев, который защищал сейчас западные рубежи колонии в верховьях Джеймс-ривер.
   Тогда встал сэр Генри Чичерли и на правах признанного эксперта стал задавать Крю чисто военные вопросы. Сколько было взято фунтов мяса и маиса из расчета на каждого члена отряда? Какое снаряжение и в каком количестве потребовалось для проведения десятинедельной кампании? Как Бэкон планировал отрезать путь отступающему врагу? Как была организована охрана обоза? Насколько успешно форпосты обеспечивали безопасность всей армии? Прошли ли особую подготовку те, кому не досталось ружей? Сколько было пушек? А сколько истрачено ядер? С какой результативностью?
   Крю ответил, что отряд Бэкона успешно справился и с походом и со сражением, а пищей его снабжали охотники. В обозе использовались вьючные лошади. Пушка была одна. Отряд…
   — Мы говорим не об отряде, а об армии, — заметил Чичерли.
   — Нам не нужна армия, — убежденно ответил Крю. — Вполне достаточно небольшого отряда, способного оперативно менять место дислокации.
   Всем своим видом выражая полное недоумение, сэр Генри пожал плечами.
   Крю заявил, что победа на Роанок-ривер сломила индейцев, и нет надобности собирать большие силы, дабы закончить войну.
   Сэр Генри сообщил собравшимся, что, по его оценке, им придется иметь дело с десятью тысячами дикарей. Крю же перечислил все поселки индейцев, упоминая число воинов в каждом, и доказал, что всего их не больше тысячи.
   Но его аргумент повис в воздухе, а по Джеймстаун поползли зловещие слухи, приводя в исступление сторонников Бэкона.
   Пока в совете и палате общин шли жаркие споры, на границе снова зашевелились индейцы. Вновь оказавшись в совете. Бэкон старался вразумить его консервативных членов, но его слова лишь раздражали заносчивых аристократов.
   — Вы опять заговорили как бунтовщик! — прорычал Парк.
   — Неужели высокий совет, — улыбнулся Бэкон, — зашел уже в такой тупик, что обычный вопрос об общественной безопасности склонен считать бунтом?
   Парк проворчал что-то маловразумительное, и Бэкон продолжил:
   — Джентльмены, я барристер, а не воин. Так уж случилось, что, живя в западных лесах, я столкнулся с проблемами, вам непонятными и даже чуждыми. Там, на границе, забываешь о своей собственности, репутации и даже о благосклонности его превосходительства, движимый главным требованием — выжить. Неужели вы действительно полагаете, что мы стали сражаться от скуки или от некоего смятения духа, как остроумно заметил сэр Вильям? Вы, должно быть, считаете всех тамошних поселенцев дикарями, одетыми в грубые шкуры? Уверяю вас, йомены с западных болот не менее свободолюбивы, чем восточные плантаторы, чем вы сами! И сражались они за собственную жизнь, не делая из этого никакой политики. Откуда пришла беда? Из Джеймстауна? Нет. Все началось, когда дикари стали убивать наших людей на границе. Что, недовольство охватило и восточное побережье? Нет. Так в чем же мы виновны? Я не могу понять, что именно вы называете бунтом. Наш единственный грех состоит в желании защитить собственную жизнь, но его губернатор великодушно простил нам. Мы просим лишь одного: дайте уже существующему отряду добровольцев возможность действовать на законном основании. Никаких особых привилегий нам не надо. Оставьте нас в покое, и к середине лета отряд выполнит свою миссию, а индейцы будут сломлены навсегда. Здесь говорили об армиях. Армия нам не нужна. Говорили также о специально подготовленной милиции. И этого не требуется. У нас хватает добровольцев. Еще одно недоразумение — флот, большие обозы, пушки. Дайте нам небольшой запас порох, пуль и маиса, и через два месяца мы вернемся с полной победой.
   Совет молчал, не зная, что предпринять. Его члены разделяли страх Беркли перед войском Бэкона, но не хотели этого признать. Вспоминался им и Кромвель. По ночам их преследовали кошмары, в которых длинноволосые западные фермеры со зверскими лицами маршировали по восточным плантациям. Они боялись новых членов палаты общин, голосовавших в соседней зале. А что будет с привилегиями членов совета? А что если сторонники Бэкона заставят их платить налоги и отменят все привилегии советников? А потом заменят судей? Или, не дай Бог, направят петицию королю!
   Совет медлил. Ему ничего не оставалось, как дать Бэкону высказаться. И тот говорил.
   С терпением и мудростью хорошего адвоката он приводил довод за доводом, пытаясь пробиться сквозь стену высокомерия, холодной отчужденности и страха. Но настал момент, когда Бэкон понял — здесь он проиграл.
   В следующее воскресенье он попросил губернатора позволить ему навестить жену в Керлз-Нек. Советники не возражали, и Беркли подписал пропуск. Когда через час он спохватился и велел верховному шерифу остановить Бэкона, тот не обнаружил мятежного барристера на дороге в Керлз-Нек. Его вообще след простыл.
   Сторожевой корабль с усиленной командой был отправлен вверх по реке, но напрасно. Бэкон исчез.
   Исчезновение Бэкона принесло больше тревог, чем его опасные речи в Джеймстауне. По всем. тавернам разлетелись новые слухи: Бэкон бежал, потому что губернатор замыслил его убить, а беспокойство и суматоха в рядах сторонников Беркли лишь играли на руку сплетникам. Стало известно, что снова отдан приказ об аресте.
   Конные патрули рыскали в окрестностях Керлз-Нек, тайные агенты прочесывали южные леса в поисках лагеря Бэкона.
   Напряжение росло. Фермеры потрясали кулаками, крича, что Беркли нарушил закон, предал цель ассамблеи. Почти все хотели реформ и продолжения войны с индейцами. Но губернатору не было дела до мнения большинства.
   Ланс Клейборн занимался плантациями у замка, поскольку его отца приковал к креслу очередной приступ подагры. Про западные владения приходилось на время забыть, индейцы подошли уже к Чикагомини-ривер. Это были монаканы, высокие худые охотники из предгорий, большие любители сырого мяса. Раньше дружественные белым людям племена сдерживали их напор, но теперь, испугавшись войны, в которой, по слухам, не пощадят ни одного краснокожего, они ушли, и открыли дорогу монаканам.
   При одном упоминании о гражданской войне сэра Мэтью начинало трясти. Он уже видел это в Англии.
   — Сумасшедшие! — ворчал старый рыцарь. — И Беркли, и Бэкон — оба!
   Ланс не находил себе места. Он уже не решался скрывать тревожные новости от отца.
   — Монаканы у Кендоллса. — сказал юноша.
   — Чтоб им пропасть! Ты позаботился об оружии и провианте?
   — Да, отец.
   Ланс посмотрел в окно. Из верховий приближалась гроза, и солнце, низко нависшее над горизонтом, было полускрыто тяжелыми облаками. Деревья замерли.
   — Ох, ноги мои, ноги! Поддержи-ка меня, сынок, я снова попробую встать.
   Ланс подошел к отцу и помог ему подняться с кресла. Старик осторожно опустил, одну ногу, затем другую и победно улыбнулся:
   — Не болят! А теперь подай мне сапоги. Эти разговоры о войне, похоже, меня вылечили.
   Чувствуя себя наконец свободным, Ланс отправился в Джеймстаун за новостями. Остановившись около Грин-Спринг, в питейном заведении Трифта, он узнал, что Бэкон вернулся в Джеймстаун. И не один, а привел с собой двести человек. Теперь он требует от губернатора письменного предписания на возобновление войны с индейцами!
   Событие тут же обросло сплетнями и небылицами: по дороге к отряду Бэкона присоединилась еще тысяча человек, а женщины втыкали розы в стволы их ружей. А что войско сэра Чичерли? Разбито, остатки же поддержали Бэкона и пришли вместе с ним!
   Рано утром отряд Бэкона под барабанную дробь подошел к зданию совета. Сэр Вильяма вышел им навстречу.
   — Вот! — воскликнул он, распахнув на груди плащ. — Вот отличная цель! Стреляйте!
   Бэкон отсалютовал губернатору и ответил:
   — Нет, ваша честь. Ни один волос не упадет с вашей головы. Мы явились за письменными полномочиями защищать наши жизни от индейцев. Вы столь часто обещали созвать королевскую комиссию на этот счет. В этом здании сейчас присутствуют все члены совета. Лучшей комиссии нам и не надо. Подпишите соответствующую бумагу, и мы уйдем.
   Прозвучала отрывистая команда, и стройные ряды распались, образуя плотное кольцо вокруг здания.
   Губернатор направился к дверям. Бэкон последовал за ним, положив руку на эфес шпаги. Из окон на них смотрели советники с перекошенными от страха лицами.
   — Вы подпишите мои полномочия, сэр, — холодно и четко повторил Бэкон, — и мы мирно покинем город.
   Беркли скрипнул зубами и потянулся к шпаге… но передумал.
   — Вы подпишите, сэр! — улыбнулся Бэкон, однако губернатору послышалась в его голосе угроза.
   Все утро отряд оставался на месте, держа здание в осаде. Палата общин осталась не у дел, поскольку ее члены не имели права подписывать полномочия, предоставляемые лишь королей или его наместником. Совет колебался. В конце концов Беркли подписал бумаги.
   Толпа зевак все росла и росла, люди стекались к зданию совета со всего города.
   Присутствие отряда Бэкона окончательно лишило воли сторонников губернатора и воодушевило либеральное крыло ассамблеи. Месяцами лежавшие под сукном билли теперь извлекли на свет Божий и принимали один за другим, почти не обсуждая. Если губернатор и рассчитывал на свое влияние при голосовании, то и здесь его ждало жестокое разочарование: палата общин голосовала единодушно «за», а члены совета, посматривая в окна на блестевшие на солнце стволы мушкетов, решили, что своя рубашка ближе к телу, и бросили сэра Вильяма на произвол судьбы.
   Толпа на улице вела себя на удивление спокойно. Демонстрация силы произвела должное впечатление на всех.
   Бунт! Теперь это действительно был бунт. Хитрый, ловкий, коварный Беркли потерпел полное поражение. Пусть с помощью силы, но Бэкон устранил на своем пути все преграды. Он снова победил.
   У таверны Лоренса стоял часовой. Здесь разместился штаб западного отряда. Ланс ответил на приветствие солдата и ушел.
   Войдя в таверну миссис Гейлорд, юноша оказался в самой гуще судачащих женщин. Они забросали его вопросами, на которые он не мог ответить, даже если бы хотел, и его оставили в покое.
   — А юный Клейборн тоже бунтовщик? — шепотом спросила одна из них подругу.
   Теперь Ланс и сам этого не знал. Шла война с индейцами. И в ней он участвовал. Но этот вызов, брошенный закону, королевской власти… Теперь неудивительно, что Беркли боялся. Он лучше ближайших друзей Бэкона сумел понять его намерения, увидеть в волнениях на границе начало революции. Ланс попытался отогнать эти мысли с помощью эля, но у него ничего не вышло.
   Но тут в дверях появилась девушка, взглянув на которую он и впрямь забыл о войне. Несколько мгновении Истер Уокер неодобрительно осматривала собравшихся в таверне клуш, а затем направилась прямо к Лансу, взяла его за руку и вывела на террасу.
   — Что вы здесь делаете? — спросила она.
   — Вы очень красивы, — ответил Ланс. — И я рад, что вы приехали в город, но…
   — Вы пришли вместе с бандой бунтовщиков?
   — Но вам лучше быть дома. Вокруг много грубых солдат.
   — Солдаты? Трусы!
   — Нет, не трусы, моя дорогая. Я не раз видел их в деле.
   — Вы пришли вместе с Бэконом?
   — Нет, — покачал головой Ланс. — Все происходящее неожиданно для меня, но у меня такое чувство, словно это случилось не меньше недели назад. Но ни вам, ни прочим дамам здесь не место. Да, эти люди солдаты, однако почти такие же дикие, как индейцы. Вам следует быть дома.
   Тут он заметил, что девушка растерянна и рассерженна, но явно не на него. Несколько раз она пыталась заговорить и замолкала, сдерживая душившие ее слезы. Гордым жестом Истер откинула волосы со лба и отвернулась. Ланс ласково дотронулся до ее руки. Она отпрянула, как от огня.