Страница:
Я тщательно, насколько это было возможно, обработала рану. Затем достала из аптечки антисептик и большой кусок лейкопластыря. Рана была не глубокой, но скоро на этом месте образуется здоровый синяк. Он сказал: «Извини, Вив. В этом раунде я сильно напортачил». Я тоже так думала и спросила: «Почему ты их просто не пристрелил? С этими телевизорами в руках с ними было легко справиться.»
Он ответил резким тоном:
— Никогда не мог убивать хладнокровно. Но по крайней мере в ногу, я должен был ему выстрелить. Должно быть, только оцарапал ее и он все еще может участвовать в игре.
Я ехидно заметила:
— Мне кажется, что тебе тоже чертовски повезло участвовать в этой игре. Почему Стрелок не убил тебя?
— Для меня это тоже загадка. Похоже, в коттедже номер 1 у них что-то вроде штаба. Вероятно, он оставил там оружие, пока они занимались делом. Может быть, он не хотел носить с собой патроны из-за того, что кругом огонь. Во всяком случае, война объявлена и нам предстоит довольно серьезная работа. Главное — не спускать глаз с их машины. Они будут очень стараться удрать. Но сначала они должны как-то убить нас. Они попали в очень неприятное положение и будут драться как черти.
Я закончила обработку раны. Джеймс Бонд наблюдал за первым коттеджем. Потом сказал:
— Лучше перейти в укрытие. У них внутри может быть что-нибудь тяжелое, и они, должно быть уже кончили перевязку ноги Страха. — Он поднялся на ноги, резко дернул меня за руку и крикнул: — Быстро! Одновременно я услышала звон разбиваемого где-то справа стекла и оглушающий грохот, как мне показалось, пулемета. Пули впились в боковую стену административного корпуса у самых наших ног.
Джеймс Бонд улыбнулся: — Извини еще раз. Вив! У меня сегодня не очень хорошие, манеры. Я исправлюсь. — Он улыбнулся. — Давай-ка подумаем минутку.
Это была долгая минутка. От пышущего жаром административного корпуса с меня катился пот. Огонь пока не повредил северную стену и тот участок стены недалеко от парадного входа, где мы прятались. Все остальное было морем огня. Но ветер пока отгонял огонь в южном направлении и мне казалось, что этот участок кирпичной кладки продержится еще долго. Большинство коттеджей уже догорало: на той стороне просеки пламя уменьшалось и искры уже так не летели. Я вдруг подумала, что пламя должно было быть видно на расстоянии многих миль. Может быть, даже в Лейк Джордже или Гленз Фолз, но никто почему-то не поспешил на помощь. Вероятно, дорожная патрульная служба и пожарные были по горло заняты в связи с теми разрушениями, которые произвела гроза. К тому же они наверняка считают, что огонь не распространится на их любимые леса по сильно промокшей земле.
Джеймс Бонд сказал:
— Вот что мы будем делать. Во-первых, я хочу, чтобы ты находилась где-нибудь, откуда ты мне сможешь помочь и где бы я о тебе не беспокоился. В противном случае, насколько я понимаю, этих людей, они сосредоточатся на тебе, полагая, что я сделаю все, даже дам им возможность уйти, только чтобы ты не пострадала.
— Это правда?
— Не говори глупостей. Ты под прикрытием развалин этого дома перейдешь дорогу, стараясь быть незамеченной, пойдешь вдоль нее, пока не окажешься прямо напротив их машины. Веди себя тихо. Даже если один из них или они оба подойдут к машине, не стреляй, пока я не скажу. Поняла?
— Но где же будешь ты?
— Если наша цель — машины, то мы занимаем так называемую внутреннюю линию обороны. Я буду находиться где-нибудь здесь и дам им возможность напасть на меня. Это ведь им нужно поскорее избавиться от нас и убраться отсюда. Пусть попробуют. Время работает против них. — Он посмотрел на часы. — Уже почти три. Сколько осталось до рассвета?
— Около двух часов. Здесь светает около пяти. Но их же двое, а ты один. Они возьмут тебя, как они это называют, в «клещи».
— Один из крабов потерял клешню. Во всяком случае мой план самое лучшее, что я могу предложить. Теперь иди через дорогу пока они чего-нибудь не придумали. Я отвлеку их.
Он подошел к углу здания, выглянул из-за него и быстро произвел два выстрела в сторону коттеджа, где они укрылись. В ответ послышался звон разбитого стекла, а потом угрожающе заработал автомат. Пули расплющивались о кирпичную стену и уносились через дорогу в лес. Джеймс Бонд отпрянул и ободрительно улыбнулся: «Давай!»
Я побежала направо через дорогу, стараясь, чтобы строение офиса находилось между мной и последним коттеджем а затем стала продираться сквозь деревья. Они снова цеплялись и рвали на мне одежду и царапали тело, но на этот раз на мне была подходящая обувь, а ткань комбинезона была прочной. Я углубилась довольно далеко в лес, а затем стала двигаться влево. Решив, что удалилась достаточно далеко — я стала медленно перемещаться к тому месту, которое было освещено пламенем. Я вышла точно туда, куда было нужно, прямо к первой линии деревьев на расстоянии двадцати ярдов от которых, на другой стороне дороги, стоял черный «Седан». Мне хорошо было видно освещенное пляшущим светом пожара поле боя.
Все это время луна то появлялась, то исчезала в быстро летящих облаках, то освещая все ярким светом, то оставляя лишь мерцающие отблески огня. Вот луна в очередной раз полностью вышла из-за облаков, и в ее свете я увидела такое, что чуть не вскрикнула. Тощий, извиваясь на животе как червяк, полз по направлению северной части офиса. Оружие в его руке ярко блестело в лунном свете.
Джеймс Бонд находился там, где я его оставила и чтобы он никуда не исчез, оттуда. Стрелок вел непрерывную с интервалами в несколько секунд стрельбу одиночными выстрелами по углу стены к которой пробирался тощий. Вероятно, Джеймс Бонд понимал смысл этой непрерывной стрельбы. Он наверняка знал, что она велась для того, чтобы прижать его к земле, потому что он начал двигаться влево по направлению к горящей половине здания. Вот он уже бежал, низко согнувшись, по порыжевшей траве через вздымающиеся клубы дыма и искр по направлению к обугленным, мерцающим руинам левого ряда коттеджей. Я успела заметить, как он нырнул под один из навесов для машин, где-то в районе пятнадцатой стоянки, и исчез. Я решила, что он попытается среди деревьев, растущих позади коттеджей добраться до Стрелка с тыла.
Я наблюдала за тощим. Он почти добрался до угла офиса. Вот он уже там. Одиночные выстрелы прекратились. Не целясь, держа оружие в левой руке Тощий высунул его за угол и вслепую выпустил всю обойму в сторону передней стены, где Джеймс и я стояли еще совсем недавно.
Поскольку ответного огня не последовало, он как змея вытянул голову за угол и сразу же отдернул ее. Затем встал на ноги и помахал рукой, показывая, что нас там не было.
Откуда-то из-за первого коттеджа вдруг раздались два выстрела, за которыми последовал леденящий кровь вопль, от которого у меня сердце замерло и появился Стрелок, двигавшийся спиной. Он стрелял правой рукой с бедра, левая висела вдоль тела. Он продолжал бежать задом, вскрикивая от боли, но продолжая стрелять короткими очередями из автомата. Что-то едва заметно зашевелилось под одним из навесов и оттуда раздался ответный выстрел из тяжелого автоматического оружия. Стрелок засек цель, выстрелил и пистолеты Джеймса Бонда замолчали. Затем заговорили вновь, уже из другого места, и один из выстрелов Бонда, должно быть попал в автомат, потому что Стрелок неожиданно уронил его и побежал к черному «Седану», откуда тощий, извиваясь, прикрывал его огнем из двух пистолетов. Пуля Джеймса Бонда, вероятно, заклинила механизм автомата, так как он продолжал самопроизвольно стрелять, крутясь на траве как огненное колесо фейерверка и разбрызгивая пули во все стороны. Затем тощий оказался на водительском месте, я услышала, как завелся двигатель, из глушителя вырвался дым. Он широко распахнул боковую дверь. Стрелок нырнул в нее и от резкого рывка машины дверь захлопнулась.
Я не стала ждать Джеймса, выбежала на дорогу и открыла стрельбу по заднему стеклу. Я слышала как некоторые из моих пуль ударялись о металл. Но вот раздался щелчок бойка: патроны кончились. Я стояла и ругалась: уходят! В этот момент раздались уверенные звуки выстрелов из пистолета Джеймса откуда-то с дальнего конца лужайки. Последовал ответ из переднего окна машины. Это продолжалось до того момента, когда показалось, что «Седан» сошел с ума. Он развернулся, описав большую дугу, и помчался через лужайку прямо на Джеймса. На мгновение фары автомобиля осветили его. На обнаженной груди блестел пот, а он продолжал стрелять, стоя в классической позе, словно ожидая нападения дикого зверя. Я испугалась, что его задавят, и помчалась к нему по траве. Но машина вильнула в сторону и ревя двигателями, на самой большой скорости рванула прямиком к озеру.
Я стояла и смотрела как зачарованная. Лужайка оканчивалась неподалеку отсюда невысоким утесом — всего около двадцати футов. Внизу находилось озерцо с рыбой, а на краю лужайки были расставлены грубо обработанные столы и лавки, на которых могли сидеть участники пикников. Машина продолжала лететь вперед, и, независимо от того, налетит ли она на лавки или нет, она неизбежно на такой скорости должна была свалиться в озеро! Но она промчалась мимо всех лавок и, в тот момент когда я, чтобы не закричать от ужаса, зажала рот руками, взлетела в воздух и шлепнулась на воду в горизонтальном положении, произведя гигантский всплеск и треск. Потом она очень медленно стала погружаться в воду, образовав водоворот из пузырьков воздуха и выхлопных газов. Скоро от нее уже ничего не осталось на поверхности кроме багажника, части крыши и заднего стекла, косо глядящего в небо.
Джеймс Бонд все еще стоял, уставившись в озеро, когда я подбежала к нему и обхватила его руками:
— С тобой все в порядке! Ты не ранен?
Ошеломленный происшедшим, он повернулся ко мне, обнял за талию, крепко прижал к себе и как-то неуверенно произнес:
— Да. Со мной все в порядке. — Он оглянулся на озеро. — Я должно быть, попал в водителя, в тощего, убил его, а его труп заблокировал акселератор.
Казалось он стал приходить в себя. Натянуто улыбнулся:
— Ну что ж, хорошо. Это определенно упростило ситуацию. Мы избавлены от многих хлопот. Они умерли и похоронены в момент смерти. Не могу сказать, что мне их жаль. Это была парочка настоящих головорезов. — Он отпустил меня и вложил пистолет в кобуру. От него пахло порохом и потом. Это было восхитительно. Я встала на цыпочки и поцеловала его.
Мы повернулись и медленно побрели по траве. Огонь теперь вспыхивал эпизодически и поле боя находилось почти в темноте. На моих часах было три тридцать. Вдруг я почувствовала себя полностью, абсолютно разбитой.
И как бы эхом моих мыслей прозвучали слова Джеймса:
— Действие бензедрина закончилось. Как насчет того, чтобы немного поспать? Три или четыре коттеджа остались в хорошем состоянии. Не возражаешь против номеров 2 и 3?
Я почувствовала, что краснею, но сказала с упрямством в голосе:
— Мне все равно, что ты думаешь, Джеймс, но я не оставлю тебя сегодня. Можешь выбирать любой — второй или третий. Я буду спать на полу.
Он рассмеялся и притянул меня к себе. — Если ты будешь спать на полу, я тоже. Но мне кажется, было бы большой глупостью не воспользоваться прекрасной двуспальной кроватью. Давай остановимся на номере 3. — Он взглянул на меня, изображая светскую галантность: — Или вы предпочитаете номер 2, мадам?
— О, нет. Третий номер — это рай!
Он ответил резким тоном:
— Никогда не мог убивать хладнокровно. Но по крайней мере в ногу, я должен был ему выстрелить. Должно быть, только оцарапал ее и он все еще может участвовать в игре.
Я ехидно заметила:
— Мне кажется, что тебе тоже чертовски повезло участвовать в этой игре. Почему Стрелок не убил тебя?
— Для меня это тоже загадка. Похоже, в коттедже номер 1 у них что-то вроде штаба. Вероятно, он оставил там оружие, пока они занимались делом. Может быть, он не хотел носить с собой патроны из-за того, что кругом огонь. Во всяком случае, война объявлена и нам предстоит довольно серьезная работа. Главное — не спускать глаз с их машины. Они будут очень стараться удрать. Но сначала они должны как-то убить нас. Они попали в очень неприятное положение и будут драться как черти.
Я закончила обработку раны. Джеймс Бонд наблюдал за первым коттеджем. Потом сказал:
— Лучше перейти в укрытие. У них внутри может быть что-нибудь тяжелое, и они, должно быть уже кончили перевязку ноги Страха. — Он поднялся на ноги, резко дернул меня за руку и крикнул: — Быстро! Одновременно я услышала звон разбиваемого где-то справа стекла и оглушающий грохот, как мне показалось, пулемета. Пули впились в боковую стену административного корпуса у самых наших ног.
Джеймс Бонд улыбнулся: — Извини еще раз. Вив! У меня сегодня не очень хорошие, манеры. Я исправлюсь. — Он улыбнулся. — Давай-ка подумаем минутку.
Это была долгая минутка. От пышущего жаром административного корпуса с меня катился пот. Огонь пока не повредил северную стену и тот участок стены недалеко от парадного входа, где мы прятались. Все остальное было морем огня. Но ветер пока отгонял огонь в южном направлении и мне казалось, что этот участок кирпичной кладки продержится еще долго. Большинство коттеджей уже догорало: на той стороне просеки пламя уменьшалось и искры уже так не летели. Я вдруг подумала, что пламя должно было быть видно на расстоянии многих миль. Может быть, даже в Лейк Джордже или Гленз Фолз, но никто почему-то не поспешил на помощь. Вероятно, дорожная патрульная служба и пожарные были по горло заняты в связи с теми разрушениями, которые произвела гроза. К тому же они наверняка считают, что огонь не распространится на их любимые леса по сильно промокшей земле.
Джеймс Бонд сказал:
— Вот что мы будем делать. Во-первых, я хочу, чтобы ты находилась где-нибудь, откуда ты мне сможешь помочь и где бы я о тебе не беспокоился. В противном случае, насколько я понимаю, этих людей, они сосредоточатся на тебе, полагая, что я сделаю все, даже дам им возможность уйти, только чтобы ты не пострадала.
— Это правда?
— Не говори глупостей. Ты под прикрытием развалин этого дома перейдешь дорогу, стараясь быть незамеченной, пойдешь вдоль нее, пока не окажешься прямо напротив их машины. Веди себя тихо. Даже если один из них или они оба подойдут к машине, не стреляй, пока я не скажу. Поняла?
— Но где же будешь ты?
— Если наша цель — машины, то мы занимаем так называемую внутреннюю линию обороны. Я буду находиться где-нибудь здесь и дам им возможность напасть на меня. Это ведь им нужно поскорее избавиться от нас и убраться отсюда. Пусть попробуют. Время работает против них. — Он посмотрел на часы. — Уже почти три. Сколько осталось до рассвета?
— Около двух часов. Здесь светает около пяти. Но их же двое, а ты один. Они возьмут тебя, как они это называют, в «клещи».
— Один из крабов потерял клешню. Во всяком случае мой план самое лучшее, что я могу предложить. Теперь иди через дорогу пока они чего-нибудь не придумали. Я отвлеку их.
Он подошел к углу здания, выглянул из-за него и быстро произвел два выстрела в сторону коттеджа, где они укрылись. В ответ послышался звон разбитого стекла, а потом угрожающе заработал автомат. Пули расплющивались о кирпичную стену и уносились через дорогу в лес. Джеймс Бонд отпрянул и ободрительно улыбнулся: «Давай!»
Я побежала направо через дорогу, стараясь, чтобы строение офиса находилось между мной и последним коттеджем а затем стала продираться сквозь деревья. Они снова цеплялись и рвали на мне одежду и царапали тело, но на этот раз на мне была подходящая обувь, а ткань комбинезона была прочной. Я углубилась довольно далеко в лес, а затем стала двигаться влево. Решив, что удалилась достаточно далеко — я стала медленно перемещаться к тому месту, которое было освещено пламенем. Я вышла точно туда, куда было нужно, прямо к первой линии деревьев на расстоянии двадцати ярдов от которых, на другой стороне дороги, стоял черный «Седан». Мне хорошо было видно освещенное пляшущим светом пожара поле боя.
Все это время луна то появлялась, то исчезала в быстро летящих облаках, то освещая все ярким светом, то оставляя лишь мерцающие отблески огня. Вот луна в очередной раз полностью вышла из-за облаков, и в ее свете я увидела такое, что чуть не вскрикнула. Тощий, извиваясь на животе как червяк, полз по направлению северной части офиса. Оружие в его руке ярко блестело в лунном свете.
Джеймс Бонд находился там, где я его оставила и чтобы он никуда не исчез, оттуда. Стрелок вел непрерывную с интервалами в несколько секунд стрельбу одиночными выстрелами по углу стены к которой пробирался тощий. Вероятно, Джеймс Бонд понимал смысл этой непрерывной стрельбы. Он наверняка знал, что она велась для того, чтобы прижать его к земле, потому что он начал двигаться влево по направлению к горящей половине здания. Вот он уже бежал, низко согнувшись, по порыжевшей траве через вздымающиеся клубы дыма и искр по направлению к обугленным, мерцающим руинам левого ряда коттеджей. Я успела заметить, как он нырнул под один из навесов для машин, где-то в районе пятнадцатой стоянки, и исчез. Я решила, что он попытается среди деревьев, растущих позади коттеджей добраться до Стрелка с тыла.
Я наблюдала за тощим. Он почти добрался до угла офиса. Вот он уже там. Одиночные выстрелы прекратились. Не целясь, держа оружие в левой руке Тощий высунул его за угол и вслепую выпустил всю обойму в сторону передней стены, где Джеймс и я стояли еще совсем недавно.
Поскольку ответного огня не последовало, он как змея вытянул голову за угол и сразу же отдернул ее. Затем встал на ноги и помахал рукой, показывая, что нас там не было.
Откуда-то из-за первого коттеджа вдруг раздались два выстрела, за которыми последовал леденящий кровь вопль, от которого у меня сердце замерло и появился Стрелок, двигавшийся спиной. Он стрелял правой рукой с бедра, левая висела вдоль тела. Он продолжал бежать задом, вскрикивая от боли, но продолжая стрелять короткими очередями из автомата. Что-то едва заметно зашевелилось под одним из навесов и оттуда раздался ответный выстрел из тяжелого автоматического оружия. Стрелок засек цель, выстрелил и пистолеты Джеймса Бонда замолчали. Затем заговорили вновь, уже из другого места, и один из выстрелов Бонда, должно быть попал в автомат, потому что Стрелок неожиданно уронил его и побежал к черному «Седану», откуда тощий, извиваясь, прикрывал его огнем из двух пистолетов. Пуля Джеймса Бонда, вероятно, заклинила механизм автомата, так как он продолжал самопроизвольно стрелять, крутясь на траве как огненное колесо фейерверка и разбрызгивая пули во все стороны. Затем тощий оказался на водительском месте, я услышала, как завелся двигатель, из глушителя вырвался дым. Он широко распахнул боковую дверь. Стрелок нырнул в нее и от резкого рывка машины дверь захлопнулась.
Я не стала ждать Джеймса, выбежала на дорогу и открыла стрельбу по заднему стеклу. Я слышала как некоторые из моих пуль ударялись о металл. Но вот раздался щелчок бойка: патроны кончились. Я стояла и ругалась: уходят! В этот момент раздались уверенные звуки выстрелов из пистолета Джеймса откуда-то с дальнего конца лужайки. Последовал ответ из переднего окна машины. Это продолжалось до того момента, когда показалось, что «Седан» сошел с ума. Он развернулся, описав большую дугу, и помчался через лужайку прямо на Джеймса. На мгновение фары автомобиля осветили его. На обнаженной груди блестел пот, а он продолжал стрелять, стоя в классической позе, словно ожидая нападения дикого зверя. Я испугалась, что его задавят, и помчалась к нему по траве. Но машина вильнула в сторону и ревя двигателями, на самой большой скорости рванула прямиком к озеру.
Я стояла и смотрела как зачарованная. Лужайка оканчивалась неподалеку отсюда невысоким утесом — всего около двадцати футов. Внизу находилось озерцо с рыбой, а на краю лужайки были расставлены грубо обработанные столы и лавки, на которых могли сидеть участники пикников. Машина продолжала лететь вперед, и, независимо от того, налетит ли она на лавки или нет, она неизбежно на такой скорости должна была свалиться в озеро! Но она промчалась мимо всех лавок и, в тот момент когда я, чтобы не закричать от ужаса, зажала рот руками, взлетела в воздух и шлепнулась на воду в горизонтальном положении, произведя гигантский всплеск и треск. Потом она очень медленно стала погружаться в воду, образовав водоворот из пузырьков воздуха и выхлопных газов. Скоро от нее уже ничего не осталось на поверхности кроме багажника, части крыши и заднего стекла, косо глядящего в небо.
Джеймс Бонд все еще стоял, уставившись в озеро, когда я подбежала к нему и обхватила его руками:
— С тобой все в порядке! Ты не ранен?
Ошеломленный происшедшим, он повернулся ко мне, обнял за талию, крепко прижал к себе и как-то неуверенно произнес:
— Да. Со мной все в порядке. — Он оглянулся на озеро. — Я должно быть, попал в водителя, в тощего, убил его, а его труп заблокировал акселератор.
Казалось он стал приходить в себя. Натянуто улыбнулся:
— Ну что ж, хорошо. Это определенно упростило ситуацию. Мы избавлены от многих хлопот. Они умерли и похоронены в момент смерти. Не могу сказать, что мне их жаль. Это была парочка настоящих головорезов. — Он отпустил меня и вложил пистолет в кобуру. От него пахло порохом и потом. Это было восхитительно. Я встала на цыпочки и поцеловала его.
Мы повернулись и медленно побрели по траве. Огонь теперь вспыхивал эпизодически и поле боя находилось почти в темноте. На моих часах было три тридцать. Вдруг я почувствовала себя полностью, абсолютно разбитой.
И как бы эхом моих мыслей прозвучали слова Джеймса:
— Действие бензедрина закончилось. Как насчет того, чтобы немного поспать? Три или четыре коттеджа остались в хорошем состоянии. Не возражаешь против номеров 2 и 3?
Я почувствовала, что краснею, но сказала с упрямством в голосе:
— Мне все равно, что ты думаешь, Джеймс, но я не оставлю тебя сегодня. Можешь выбирать любой — второй или третий. Я буду спать на полу.
Он рассмеялся и притянул меня к себе. — Если ты будешь спать на полу, я тоже. Но мне кажется, было бы большой глупостью не воспользоваться прекрасной двуспальной кроватью. Давай остановимся на номере 3. — Он взглянул на меня, изображая светскую галантность: — Или вы предпочитаете номер 2, мадам?
— О, нет. Третий номер — это рай!
14. Бимбо
В коттедже номер три, нечем было дышать. Пока Джеймс Бонд собирал наш «багаж» в лесу, я открыла форточки и отвернула угол простыни на двухспальной кровати. Казалось, я должна была бы чувствовать смущение, но я не чувствовала его. Мне просто нравилось готовить ему постель при лунном свете. Потом я попробовала включить душ и обнаружила, что каким-то чудесным образом, давление в трубах здесь сохранилось полностью, хотя дальше по линии многие ее участки должны были вовсе расплавиться. Я содрала всю одежду с себя, сложила ее в аккуратную кучку, зашла в душ и распечатала кусок мыла «Камея». «Порадуйте ваших гостей розовой „Камеей!“ — с ароматом дорогой французской косметики и нежнейшим действием лучшего питательного крема!», вспомнила я рекламную надпись на упаковке. Затем стала очень осторожно, стараясь не надавливать на синяки, намыливать тело.
Из-за шума воды в душе я не слышала, как он вошел в ванную комнату. Но вдруг еще две руки стали мыть меня, ко мне прижалось голое тело и я ощутила запах пота и пороха. Я обернулась, улыбнулась в его мрачное лицо. Его руки обняли меня и наши губы встретились в поцелуе, который, казалось никогда не кончится. Струя воды под которой мы стояли, заставила нас закрыть глаза. Когда я уже почти не могла дышать, он вытащил меня из-под воды и мы снова поцеловались, легко. Когда его руки касались моего тела, я испытывала такое сильное желание отдаться ему, что у меня начинала кружиться голова.
— Пожалуйста, Джеймс! Пожалуйста, не надо! Или я упаду. И будь нежнее. Ты, мне делаешь больно!
В полумраке лунного света в ванной его глаза были как две узкие щели. Вдруг они расширились, и в них появились нежность и смешинки.
— Извини, Вив. Я не виноват. Это все мои руки. Они не хотят отпускать тебя, а им еще нужно вымытьменя . Я ведь грязный, придется тебе этим заняться. Меня они не послушаются.
Я рассмеялась и потянула его под душ.
— Хорошо. Но пощады не жди. Последним кого я мыла, был пони, мне было тогда двенадцать лет. К тому же я почти ничего не вижу.
Я взяла мыло. — Нагни голову. Постараюсь, чтобы мыло в глаза не попало.
— Если оно попадет в глаза, я… — он вынужден был замолчать, так как я принялась намыливать его лицо и волосы. Затем перешла на руки и грудь. Он стоял нагнувшись, держась обеими руками за водопроводную трубу.
Я остановилась. — Остальное — сам.
— Ничего подобного. И остальное вымоешь ты, и сделаешь это как положено. А что если начнется мировая война и тебе придется быть медсестрой? Тебе следует научиться мыть мужчину. Между прочим, что это за чертово мыло? От меня пахнет как от Клеопатры.
— Это очень хорошее мыло. В нем содержатся дорогие французские ароматические вещества. Так написано на упаковке. И пахнет от тебя изумительно. Это гораздо лучше, чем порох.
Он рассмеялся. — Ну ладно. Продолжай. Но поторопись!
Я нагнулась и продолжила и, конечно, через минуту мы снова были в объятиях друг друга под струей воды. Наши тела от мыла и воды были скользкими. Он выключил воду, поднял меня, вынес из-под душа и начал медленно вытирать банным полотенцем. Я стояла, опершись на его свободную руку и блаженствовала. Потом я взяла полотенце и вытерла Джеймса. А потом он поднял меня на руки, отнес в спальню и положил на кровать, а я через полуприкрытые ресницы наблюдала за тем, как он задергивал занавески и запирал дверь.
Потом лег рядом со мной.
Его руки и губы были неторопливыми и наэлектризованными, его тело было нежным и безжалостным. Позже он сказал мне, что, когда наступил момент, я закричала. Я этого не помнила. Помнила только то, что передо мной неожиданно разверзлась бездна сладостного восторга и поглотила меня. Я впилась ногтями в его бедра. Потом сквозь дрему я слышала, как он говорил мне что-то очень приятное, еще раз поцеловал меня, потом его тело опустилось рядом и затихло. А я лежала на спине, таращилась в красноватую темноту и прислушивалась к его дыханию.
Я никогда в жизни не занималась любовью вот так, когда участвуют не только тело, но и все чувства. С Диреком это было приятно. С Куртом удовлетворительно, но эмоций там не было вообще. Это же было нечто совершенно иное. Наконец-то я поняла, как много это может значить в жизни.
Думаю, что знаю, почему мне было так хорошо с этим человеком которого я встретила всего шесть часов назад. Кроме того, что он чрезвычайно привлекателен, властен, мужествен, он появился ниоткуда, как принц в сказке, и спас меня от дракона. Он мог бы просто заменить колесо на своей машине и уехать или, когда возникла опасность, он мог бы легко спастись сам. Но он сражался за мою жизнь, как за свою собственную. А потом, когда дракон был повержен, он взял меня как вознаграждение. Я знала, что через несколько часов он уедет, несмотря на все протесты любви, без извинений, и не ища предлога. Этим все и кончится.
Каждая женщина немножко любит насилие. Она любит, когда ее берут. Его восхитительная жестокость по отношению к моему покрытому синяками телу придала его любви особое очарование. Конечно же сыграло свою роль то, что наши нервы одновременно успокоились сразу, когда прошло напряжение и исчезла опасность. Благодарность, которую я, естественно, испытывала к своему избавителю помогла мне не чувствовать ни сожаления, ни стыда. Для меня этим все не кончится, будет масса последствий. Скажем, после него другие мужчины не будут удовлетворять. Но какие бы неприятности у меня ни случились, он никогда о них не узнает. Я не буду преследовать его и пытаться повторить то, что между нами было. Я буду далеко от него, отпущу его следовать своей дорогой, на которой будут другие женщины, бессчетное количество других женщин, которые, вероятно, доставят ему такое же физическое удовлетворение, какое он получил со мной. Меня это не волновало. По крайней мере, я убеждала себя, что меня это не волнует, потому что ни одна из них никогда не сможет владеть им так, как это удалось мне. И всю свою жизнь я буду благодарна ему. Я запомню его навсегда, как воплощение моего героя.
Как же я глупа. И что это я устраиваю драму из-за этого обнаженного мужского тела, лежащего рядом со мной? В конце концов" он просто профессиональный агент, который выполнил свою работу. Его научили пользоваться оружием убивать людей. Что в этом замечательного? Храбрый, сильный, безжалостный с женщинами — это его профессиональные качества, за них ему платили. Он был кем-то вроде шпиона, шпиона который сегодня меня любил. Даже не любил. Переспал со мной. Почему я должна делать из него своего героя, клясться, что никогда его не забуду? Неожиданно у меня появилось острое желание разбудить его и спросить: «Ты можешь быть хорошим? Добрым?»
Я повернулась на бок. Он спал и спокойно дышал, уткнувшись головой под левую подмышку. Правая рука была засунута под подушку. Снова ярко светила луна. Через занавески просачивался красный свет. Я низко склонилась над ним, вдыхая запах мужчины, сгорая от желания дотронуться до него, провести рукой по его загорелой спине до самого того места, где загар резко сменялся белой, кожей, не загоравшей под плавками.
Я долго смотрела на него, потом снова легла на место. Нет, все же он был именно таким, каким я его себе представляла. Да, он был создан для любви.
Красные занавески на другом конце комнаты легко колыхались. Полусонными глазами я старалась разглядеть почему. Ветер стих, и снаружи не было слышно ни звука. Я лениво перевела взгляд на другое окно. Здесь занавески были недвижимы. Должно быть с озера дул легкий ветерок. Да спи ты, ради бога, — сказала я себе.
И тут неожиданно занавески с шуршанием раздвинулись и огромное, блестящее, похожее на репу лицо, освещенное луной заглянуло в комнату.
Я никогда не думала, что волосы действительно могут вставать дыбом. Я думала, что это придумали писатели. Но теперь я сама слышала, как, поднимаясь, они терлись о подушку и ощутила прикосновение воздуха к коже головы. Я хотела закричать, но звук замер в горле. Я буквально окаменела. Я не могла пошевелить ни ногой ни рукой. Я думала, что эти выражение тоже взяты из художественной литературы. Но это было правдой. Я просто лежала и таращила глаза. Физически почти я ничего не ощущала. Я не могла шелохнуться — лежала как доска. Лицо за окном ухмылялось. Вероятно, от физического усилия зубы оскалились, как у зверя. Лунный свет отражался от зубов, глаз и от макушки лысого черепа — все это было похоже на детский рисунок. Лицо привидения медленно поворачивалось, рассматривая комнату. Оно увидело белую кровать, очертания двух голов на подушке. Голова прекратила вертеться и рядом с ней появилась рука, а в ней — блестящий металл. Рука неуклюже нанесла удар по окну и разбила стекло.
Звон стекла заставил меня очнуться от оцепенения. Я закричала и толкнула Джеймса в бок. Вероятно, его еще раньше разбудил звук разбиваемого стекла, а я своим толчком, даже, наверное, помешала ему прицелиться. Затем раздался грохот двух выстрелов и жесткий звук пули, расплющивающихся о стену над моей головой. Голова исчезла.
— С тобой все в порядке. Вив? — Голос был нетерпеливым, с нотками отчаяния.
Он убедился, что со мной ничего не случилось, не стал ждать ответа. Кровать сотряслась и неожиданно проем двери осветился лунным светом. Он бежал так тихо, что я не слышала его шагов по бетонному полу на стоянке машин, но могла явственно представить себе, как он распластывается по стене и петляет из стороны в сторону. Я просто лежала, оцепенев от ужаса — еще одно литературное выражение, но очень точное, — засыпанная острыми осколками стекла, и вспоминала ужасную блестящую похожую на репу голову, которая должно быть, принадлежала привидению.
Джеймс Бонд вернулся, но не произнес ни слова. Первое, что он сделал, дал мне стакан воды. Ничего особенного, — родители всегда поступают так, если их детям приснятся кошмары. Его приход вернул комнате ее привычное очертания. Пропало ощущение, что ты находишься в черно-красной пещере с вооруженными привидениями. Затем он взял банное полотенце, подставил стул к разбитому окну, взобрался на него и занавесил окно полотенцем.
Я наблюдала за тем, как то напрягаются, то опадают его мышцы и вдруг подумала, как странно выглядит человек без одежды, если он не занимается любовью, а просто движется по комнате, выполняя какую-нибудь домашнюю работу. Я подумала, что, вероятно, следует быть нудистом, чтобы относиться к этому спокойно, но только до сорока лет. Потом сказала: — Джеймс, никогда не полней.
Он закрепил полотенце, спрыгнул со стула и рассеянно произнес:
— Не буду. Ты права. Толстым быть нехорошо.
Потом он поставил стул к письменному столу, где он стоял прежде, и взял пистолет, лежавший на столе. Проверив его, подошел к своей сложенной небольшой кучкой одежде, достал новую обойму, заменил ее, подошел к кровати и положил пистолет под подушку.
Теперь я поняла, почему он лежал в такой позе — засунув правую руку под подушку. Я догадалась, что он всегда так спал. Ну и жизнь — как у пожарного, в постоянном ожидании, вызова. Опасность — его работа. Он подошел, сел на край кровати с моей стороны. В просачивающихся пятнах света лицо его выглядело расстроенным. Он попытался улыбнуться, но у него вышло лишь некое подобие улыбки.
— Извини, Вив, — сказал он. — Нас опять чуть не убили из-за меня. Я должно быть теряю бдительность. Если так пойдет дальше, у меня могут быть неприятности. Помнишь, когда машина ушла под воду, над водой осталась часть крыши и заднее стекло? Очевидно, там в углу сохранилось достаточное количество воздуха. Я был чертовым дураком, что не довел дело до конца. Стрелку понадобилось лишь разбить заднее стекло и доплыть до берега. Он был ранен несколько раз. Ему, должно быть, было очень тяжело двигаться. Но он добрался до нашего коттеджа: с нами должно было быть все кончено. Не заходи утром за коттедж. Он представляет собой очень неприятное зрелище. — Он посмотрел на меня, ища сочувствия. — Во всяком случае, прости меня, Вив. Я не должен был этого допускать.
Я выбралась из кровати, подошла к нему и обвила его шею руками. Его тело было неподатливым. Я притянула его к себе и поцеловала. — Не будь глупым, Джеймс! Если бы не я, ты бы не попал во всю эту заваруху. А если бы не ты, где бы я сейчас была? Вот уже несколько часов, как я была бы поджарена. Жаль только, что ты так мало спал. Ложись в постель, я тебя согрею.
Он притянул меня к себе, провел руками по моему телу и крепко прижал его к своему. Так мы стояли довольно долго, не шевелясь, и я почувствовала, как в его тело перетекало мое тепло. Затем он поднял меня и осторожно положил на кровать. Он взял меня неистово, почти грубо. И опять кто-то, кто вовсе не был мной, кричал, а потом мы лежали рядом прижавшись друг к другу. Его сердце бешено колотилось, а я вдруг обнаружила, что моя правая рука вцепилась в волосы на его груди.
Я разжала согнутые пальцы и дотронулась до его руки.
— Джеймс, что такое бимбо? — спросила я.
— Зачем тебе это?
— Я скажу, когда ты мне скажешь.
Он сонно рассмеялся. — На языке гангстеров так называют проституток.
— Я так и думала. Они все время меня так называли. Наверное это правда.
— У тебя нет для этого данных.
— Обещаешь, что не будешь думать обо мне как о бимбо?
— Обещаю. Ты просто цыпленок. И я чувствую себя с тобой теленком.
— Что это значит?
— Это значит, что я с ума схожу по этой девушке. Хватит вопросов. Спи. — Он нежно поцеловал меня и повернулся на бок.
Я обвилась, крепко прижалась к его спине и ягодицам. — Так очень приятно спать, Джеймс. Как ложки. Спокойной ночи, Джеймс.
— Спокойной ночи, дорогая Вив.
Из-за шума воды в душе я не слышала, как он вошел в ванную комнату. Но вдруг еще две руки стали мыть меня, ко мне прижалось голое тело и я ощутила запах пота и пороха. Я обернулась, улыбнулась в его мрачное лицо. Его руки обняли меня и наши губы встретились в поцелуе, который, казалось никогда не кончится. Струя воды под которой мы стояли, заставила нас закрыть глаза. Когда я уже почти не могла дышать, он вытащил меня из-под воды и мы снова поцеловались, легко. Когда его руки касались моего тела, я испытывала такое сильное желание отдаться ему, что у меня начинала кружиться голова.
— Пожалуйста, Джеймс! Пожалуйста, не надо! Или я упаду. И будь нежнее. Ты, мне делаешь больно!
В полумраке лунного света в ванной его глаза были как две узкие щели. Вдруг они расширились, и в них появились нежность и смешинки.
— Извини, Вив. Я не виноват. Это все мои руки. Они не хотят отпускать тебя, а им еще нужно вымытьменя . Я ведь грязный, придется тебе этим заняться. Меня они не послушаются.
Я рассмеялась и потянула его под душ.
— Хорошо. Но пощады не жди. Последним кого я мыла, был пони, мне было тогда двенадцать лет. К тому же я почти ничего не вижу.
Я взяла мыло. — Нагни голову. Постараюсь, чтобы мыло в глаза не попало.
— Если оно попадет в глаза, я… — он вынужден был замолчать, так как я принялась намыливать его лицо и волосы. Затем перешла на руки и грудь. Он стоял нагнувшись, держась обеими руками за водопроводную трубу.
Я остановилась. — Остальное — сам.
— Ничего подобного. И остальное вымоешь ты, и сделаешь это как положено. А что если начнется мировая война и тебе придется быть медсестрой? Тебе следует научиться мыть мужчину. Между прочим, что это за чертово мыло? От меня пахнет как от Клеопатры.
— Это очень хорошее мыло. В нем содержатся дорогие французские ароматические вещества. Так написано на упаковке. И пахнет от тебя изумительно. Это гораздо лучше, чем порох.
Он рассмеялся. — Ну ладно. Продолжай. Но поторопись!
Я нагнулась и продолжила и, конечно, через минуту мы снова были в объятиях друг друга под струей воды. Наши тела от мыла и воды были скользкими. Он выключил воду, поднял меня, вынес из-под душа и начал медленно вытирать банным полотенцем. Я стояла, опершись на его свободную руку и блаженствовала. Потом я взяла полотенце и вытерла Джеймса. А потом он поднял меня на руки, отнес в спальню и положил на кровать, а я через полуприкрытые ресницы наблюдала за тем, как он задергивал занавески и запирал дверь.
Потом лег рядом со мной.
Его руки и губы были неторопливыми и наэлектризованными, его тело было нежным и безжалостным. Позже он сказал мне, что, когда наступил момент, я закричала. Я этого не помнила. Помнила только то, что передо мной неожиданно разверзлась бездна сладостного восторга и поглотила меня. Я впилась ногтями в его бедра. Потом сквозь дрему я слышала, как он говорил мне что-то очень приятное, еще раз поцеловал меня, потом его тело опустилось рядом и затихло. А я лежала на спине, таращилась в красноватую темноту и прислушивалась к его дыханию.
Я никогда в жизни не занималась любовью вот так, когда участвуют не только тело, но и все чувства. С Диреком это было приятно. С Куртом удовлетворительно, но эмоций там не было вообще. Это же было нечто совершенно иное. Наконец-то я поняла, как много это может значить в жизни.
Думаю, что знаю, почему мне было так хорошо с этим человеком которого я встретила всего шесть часов назад. Кроме того, что он чрезвычайно привлекателен, властен, мужествен, он появился ниоткуда, как принц в сказке, и спас меня от дракона. Он мог бы просто заменить колесо на своей машине и уехать или, когда возникла опасность, он мог бы легко спастись сам. Но он сражался за мою жизнь, как за свою собственную. А потом, когда дракон был повержен, он взял меня как вознаграждение. Я знала, что через несколько часов он уедет, несмотря на все протесты любви, без извинений, и не ища предлога. Этим все и кончится.
Каждая женщина немножко любит насилие. Она любит, когда ее берут. Его восхитительная жестокость по отношению к моему покрытому синяками телу придала его любви особое очарование. Конечно же сыграло свою роль то, что наши нервы одновременно успокоились сразу, когда прошло напряжение и исчезла опасность. Благодарность, которую я, естественно, испытывала к своему избавителю помогла мне не чувствовать ни сожаления, ни стыда. Для меня этим все не кончится, будет масса последствий. Скажем, после него другие мужчины не будут удовлетворять. Но какие бы неприятности у меня ни случились, он никогда о них не узнает. Я не буду преследовать его и пытаться повторить то, что между нами было. Я буду далеко от него, отпущу его следовать своей дорогой, на которой будут другие женщины, бессчетное количество других женщин, которые, вероятно, доставят ему такое же физическое удовлетворение, какое он получил со мной. Меня это не волновало. По крайней мере, я убеждала себя, что меня это не волнует, потому что ни одна из них никогда не сможет владеть им так, как это удалось мне. И всю свою жизнь я буду благодарна ему. Я запомню его навсегда, как воплощение моего героя.
Как же я глупа. И что это я устраиваю драму из-за этого обнаженного мужского тела, лежащего рядом со мной? В конце концов" он просто профессиональный агент, который выполнил свою работу. Его научили пользоваться оружием убивать людей. Что в этом замечательного? Храбрый, сильный, безжалостный с женщинами — это его профессиональные качества, за них ему платили. Он был кем-то вроде шпиона, шпиона который сегодня меня любил. Даже не любил. Переспал со мной. Почему я должна делать из него своего героя, клясться, что никогда его не забуду? Неожиданно у меня появилось острое желание разбудить его и спросить: «Ты можешь быть хорошим? Добрым?»
Я повернулась на бок. Он спал и спокойно дышал, уткнувшись головой под левую подмышку. Правая рука была засунута под подушку. Снова ярко светила луна. Через занавески просачивался красный свет. Я низко склонилась над ним, вдыхая запах мужчины, сгорая от желания дотронуться до него, провести рукой по его загорелой спине до самого того места, где загар резко сменялся белой, кожей, не загоравшей под плавками.
Я долго смотрела на него, потом снова легла на место. Нет, все же он был именно таким, каким я его себе представляла. Да, он был создан для любви.
Красные занавески на другом конце комнаты легко колыхались. Полусонными глазами я старалась разглядеть почему. Ветер стих, и снаружи не было слышно ни звука. Я лениво перевела взгляд на другое окно. Здесь занавески были недвижимы. Должно быть с озера дул легкий ветерок. Да спи ты, ради бога, — сказала я себе.
И тут неожиданно занавески с шуршанием раздвинулись и огромное, блестящее, похожее на репу лицо, освещенное луной заглянуло в комнату.
Я никогда не думала, что волосы действительно могут вставать дыбом. Я думала, что это придумали писатели. Но теперь я сама слышала, как, поднимаясь, они терлись о подушку и ощутила прикосновение воздуха к коже головы. Я хотела закричать, но звук замер в горле. Я буквально окаменела. Я не могла пошевелить ни ногой ни рукой. Я думала, что эти выражение тоже взяты из художественной литературы. Но это было правдой. Я просто лежала и таращила глаза. Физически почти я ничего не ощущала. Я не могла шелохнуться — лежала как доска. Лицо за окном ухмылялось. Вероятно, от физического усилия зубы оскалились, как у зверя. Лунный свет отражался от зубов, глаз и от макушки лысого черепа — все это было похоже на детский рисунок. Лицо привидения медленно поворачивалось, рассматривая комнату. Оно увидело белую кровать, очертания двух голов на подушке. Голова прекратила вертеться и рядом с ней появилась рука, а в ней — блестящий металл. Рука неуклюже нанесла удар по окну и разбила стекло.
Звон стекла заставил меня очнуться от оцепенения. Я закричала и толкнула Джеймса в бок. Вероятно, его еще раньше разбудил звук разбиваемого стекла, а я своим толчком, даже, наверное, помешала ему прицелиться. Затем раздался грохот двух выстрелов и жесткий звук пули, расплющивающихся о стену над моей головой. Голова исчезла.
— С тобой все в порядке. Вив? — Голос был нетерпеливым, с нотками отчаяния.
Он убедился, что со мной ничего не случилось, не стал ждать ответа. Кровать сотряслась и неожиданно проем двери осветился лунным светом. Он бежал так тихо, что я не слышала его шагов по бетонному полу на стоянке машин, но могла явственно представить себе, как он распластывается по стене и петляет из стороны в сторону. Я просто лежала, оцепенев от ужаса — еще одно литературное выражение, но очень точное, — засыпанная острыми осколками стекла, и вспоминала ужасную блестящую похожую на репу голову, которая должно быть, принадлежала привидению.
Джеймс Бонд вернулся, но не произнес ни слова. Первое, что он сделал, дал мне стакан воды. Ничего особенного, — родители всегда поступают так, если их детям приснятся кошмары. Его приход вернул комнате ее привычное очертания. Пропало ощущение, что ты находишься в черно-красной пещере с вооруженными привидениями. Затем он взял банное полотенце, подставил стул к разбитому окну, взобрался на него и занавесил окно полотенцем.
Я наблюдала за тем, как то напрягаются, то опадают его мышцы и вдруг подумала, как странно выглядит человек без одежды, если он не занимается любовью, а просто движется по комнате, выполняя какую-нибудь домашнюю работу. Я подумала, что, вероятно, следует быть нудистом, чтобы относиться к этому спокойно, но только до сорока лет. Потом сказала: — Джеймс, никогда не полней.
Он закрепил полотенце, спрыгнул со стула и рассеянно произнес:
— Не буду. Ты права. Толстым быть нехорошо.
Потом он поставил стул к письменному столу, где он стоял прежде, и взял пистолет, лежавший на столе. Проверив его, подошел к своей сложенной небольшой кучкой одежде, достал новую обойму, заменил ее, подошел к кровати и положил пистолет под подушку.
Теперь я поняла, почему он лежал в такой позе — засунув правую руку под подушку. Я догадалась, что он всегда так спал. Ну и жизнь — как у пожарного, в постоянном ожидании, вызова. Опасность — его работа. Он подошел, сел на край кровати с моей стороны. В просачивающихся пятнах света лицо его выглядело расстроенным. Он попытался улыбнуться, но у него вышло лишь некое подобие улыбки.
— Извини, Вив, — сказал он. — Нас опять чуть не убили из-за меня. Я должно быть теряю бдительность. Если так пойдет дальше, у меня могут быть неприятности. Помнишь, когда машина ушла под воду, над водой осталась часть крыши и заднее стекло? Очевидно, там в углу сохранилось достаточное количество воздуха. Я был чертовым дураком, что не довел дело до конца. Стрелку понадобилось лишь разбить заднее стекло и доплыть до берега. Он был ранен несколько раз. Ему, должно быть, было очень тяжело двигаться. Но он добрался до нашего коттеджа: с нами должно было быть все кончено. Не заходи утром за коттедж. Он представляет собой очень неприятное зрелище. — Он посмотрел на меня, ища сочувствия. — Во всяком случае, прости меня, Вив. Я не должен был этого допускать.
Я выбралась из кровати, подошла к нему и обвила его шею руками. Его тело было неподатливым. Я притянула его к себе и поцеловала. — Не будь глупым, Джеймс! Если бы не я, ты бы не попал во всю эту заваруху. А если бы не ты, где бы я сейчас была? Вот уже несколько часов, как я была бы поджарена. Жаль только, что ты так мало спал. Ложись в постель, я тебя согрею.
Он притянул меня к себе, провел руками по моему телу и крепко прижал его к своему. Так мы стояли довольно долго, не шевелясь, и я почувствовала, как в его тело перетекало мое тепло. Затем он поднял меня и осторожно положил на кровать. Он взял меня неистово, почти грубо. И опять кто-то, кто вовсе не был мной, кричал, а потом мы лежали рядом прижавшись друг к другу. Его сердце бешено колотилось, а я вдруг обнаружила, что моя правая рука вцепилась в волосы на его груди.
Я разжала согнутые пальцы и дотронулась до его руки.
— Джеймс, что такое бимбо? — спросила я.
— Зачем тебе это?
— Я скажу, когда ты мне скажешь.
Он сонно рассмеялся. — На языке гангстеров так называют проституток.
— Я так и думала. Они все время меня так называли. Наверное это правда.
— У тебя нет для этого данных.
— Обещаешь, что не будешь думать обо мне как о бимбо?
— Обещаю. Ты просто цыпленок. И я чувствую себя с тобой теленком.
— Что это значит?
— Это значит, что я с ума схожу по этой девушке. Хватит вопросов. Спи. — Он нежно поцеловал меня и повернулся на бок.
Я обвилась, крепко прижалась к его спине и ягодицам. — Так очень приятно спать, Джеймс. Как ложки. Спокойной ночи, Джеймс.
— Спокойной ночи, дорогая Вив.
15. Сердечные шрамы
Это были последние слова, которые он произнес. Когда я проснулась на следующее утро, его уже не было. Только на постели, где он лежал, была вмятина и подушка сохраняла его запах. Чтобы в этом убедиться, я выпрыгнула из кровати и побежала посмотреть, на месте ли серая машина. Ее не было.