Флетчер Люсиль. Алло, вы ошиблись номером

   Леона откинулась и посмотрела в ночное небо - черное бархатное покрывало, разорванное острыми звездами и холодным лезвием месяца.
   - Салли Хант, - сказала она, недоумевая. - Никогда бы не подумала, что у вас может быть что-то общее с ней.
   Он снял руку с руля и положил ее на спинку сиденья.
   - А почему бы и нет?
   - Просто я так чувствую. Мне приходилось довольно много ездить. Отец берет меня повсюду - за границу и тому подобное, и я встречалась со множеством людей. Невольно начинаешь их как-то классифицировать. Вы и Салли абсолютно разные люди. Целый мир между вами.
   - Вы имеете в виду, что ее родители состоятельные люди и мне нечего и равняться с ними? - с горечью спросил он.
   - Вы совершенно неправильно меня поняли, - поспешно сказала она. - Я об этом совсем не думала.
   - Нет? Но тогда о чем же?
   - Я думаю о том, что Салли подходит для провинциального города, из которого вы оба приехали. Но вы совсем другого типа человек.
   - Другого? И вы можете это утверждать?
   - А что? - спросила она. - Вот эти ребята на танцах. Студенты из состоятельных, благополучных, респектабельных семей. Рядом с вами они как дети. И почти все они так и останутся детьми на всю жизнь.
   - А я?
   - Вы нет. Вы не ребенок, Генри. Может быть, вы никогда и не были ребенком...
   Именно в эту минуту он и поцеловал ее - грубо, страстно, таким долгим поцелуем, что охвативший ее трепет успел проникнуть в каждый ее нерв.
   Потом он откинулся на сиденье и долго смотрел на Леону оценивающе, как мастер смотрит на дело своих рук.
   - Я всегда мечтал поцеловать миллион долларов, - сказал он.
   - Ты пойдешь далеко, я знаю. Это чувствуется в твоем взгляде. В том, как ты воздействуешь на других людей. На таких, как я.
   Его лицо приняло холодное и циничное выражение.
   - Смешно, - сказал он. - Сижу здесь и выуживаю комплименты у девушки, которую со всеми ее миллионами, меховыми пальто и "бугатти" я больше никогда не увижу.
   - Ты не знаешь, - сказала она. - Ничего ты не знаешь.
   - Не понимаю, - сказал он.
   - Поймешь, - мягко сказала она. - Только не сразу. Расскажи-ка мне лучше о себе.
   - Тут нечего рассказывать. Я, как говорится, не из тех, что родились в рубашке. Старик мой развозит уголь, когда трезвый, и произносит речи о бедности, когда пьян. С матерью было бы лучше, если бы она не связалась с отцом. У нее кое-какое образование, она хотела учиться и дальше. Вместо этого она разрывается на части, поднимая шестерых детей, не давая им помереть с голоду и оплачивая крышу над головой, хоть и дырявую... Вот и все. Американская мечта!
   - А как же ты? - спросила она. - Ведь ты совсем непохож на...
   - На босяка? - сказал он. - Нет, со мной не так уж все плохо. Мать заставила меня учиться и дальше после восьмилетки; тут обнаружилось, что я умею быстро бегать с футбольным мячом под мышкой1. Я стал большой шишкой. Салли познакомила меня со своими родителями, и я понравился ее старику. Он предложил мне работу в самой большой аптеке города.
   1 Имеется в виду американский футбол.
   - В аптеке! - воскликнула она. - Ну, Генри, это судьба!
   - Конечно, - ухмыльнулся он, разделяя ее сарказм. - Я так и думал, что ты это скажешь.
   - Скажи, - весело спросила она, - что, мы так и работаем в аптеке?
   - Конечно, - сказал он.
   - А как же Салли? - спросила она.
   Он ответил не сразу:
   - Салли - хорошая девочка. Мы с ней друзья. Не больше. Ее родители очень добры ко мне. Помогали, когда дома было совсем худо. Но не знаю... Иногда мне кажется...
   Он не смотрел на нее. Глаза его были сосредоточены на чем-то далеком, что было за темным лесом по ту сторону дороги, на чем-то таком, чего ни он, ни она не могли сейчас видеть.
   - Да? - мягко напомнила она. - Тебе кажется?..
   - Кажется, что я загнан в ловушку. И что бы я ни делал, я никогда не добьюсь того, чего хочу. Потому что я хочу слишком многого.
   Они молчали. Генри предложил ей сигарету, взял одну и себе и зажег обе. Наконец, выпустив клуб дыма, он повернулся к ней и с усмешкой сказал:
   - Послушай, ты вместе со своим чертовым "бугатти"! Поехали-ка назад, в колледж.
   Всю обратную дорогу и пока Генри ставил машину на стоянку, а потом открывал для Леоны дверь, оба молчали. И только на ступеньках колледжа она тронула его за рукав.
   - Слушай, Генри, ты не хотел бы познакомиться с моим отцом?
   - Конечно, - сказал он. - Это было бы отлично. У нас много общего. Мы ведь оба работаем по фармацевтической части.
   Он засмеялся - на этот раз не так желчно, показывая, что понимает весь юмор положения.
   - Я это и имею в виду, - сказала она. - Думаю, ты ему понравишься. Особенно если я подготовлю его. В конце следующей недели он будет в Нью-Йорке, и я как раз собираюсь пропустить денёк-другой в колледже. Почему бы нам не встретиться?
   - Да, - не сразу ответил Генри. - Почему бы и нет? А что мне терять?..
   Так все и началось. Поначалу с ним, словно с норовистым жеребцом, нелегко было управляться. Его гордыня, независимость, трезвое понимание того, что одна из самых богатых девушек Америки влюблена в него, - он ничуть не скрывал всего этого. Но Леона умела ждать. Генри сказал, что хочет слишком многого? Этим ключиком она и откроет его сердце! Когда он захочет увидеть мир у своих ног, позабудет о гордости, и тогда она добьется, чего хочет.
   Она вспомнила почти смешную сценку с Салли Хант вскоре после того вечера. Салли вошла к ней в комнату с какой-то необычной решимостью, от которой ее милое лицо помрачнело.
   - Леона, я должна сказать тебе кое-что.
   Леона в это время склонилась над чемоданом, лежащим на кровати.
   - Что же, говори, ради бога, - сказала она раздраженно, - и поскорее. Я еду в Чикаго.
   На мгновенье Салли опустила глаза в пол, потом резко подняла голову и встретилась взглядом с Леоной.
   - В последние несколько месяцев ты довольно часто видишься с Генри, сказала она.
   - Да? - с явным презрением ответила Леона.
   - Он не тот человек, с которым можно завести интрижку, Леона. Оставь его, прошу тебя!
   - А кто говорит, что я завела с ним интрижку? - поинтересовалась Леона, шествуя к встроенному шкафу за новой охапкой одежды.
   - Послушай, Леона, он совсем тебе не пара. Еще меньше, чем другие...
   Леона резко остановилась:
   - Мне нравится твоя наглость... Салли с горячностью продолжала:
   - Если ты не остановишься сейчас, то пожалеешь об этом, Леона. Генри это человек не для тебя. Я знаю его почти всю жизнь. Мой отец помогал ему. Все мы обращались с ним как с членом семьи. И пока кто-нибудь из нас рядом с ним - он еще ничего. Но внутри - внутри у него все перекручено. Он добрый, внимательный, мягкий, но до поры до времени, а потом у него появляются... причуды, что ли. Где-то глубоко внутри в нем просыпается зверь. И в такие минуты ему способны помочь только мы. О, я, наверное, люблю его! Но понимать его еще важнее, чем любить. Он не будет счастлив с тем, кто его не понимает. У него могут быть любые неприятности...
   Леона беспечно засмеялась.
   - Хитро придумано, но все без толку, Салли, - сказала она. - Ты не выдерживаешь конкуренции. Собственно говоря, я довольно высокого мнения о Генри. И я понимаю его. И думаю, что он слишком хорош для этого вашего городка. Если я захочу хорошо провести с ним время, представить его кое-кому - это мое дело. И если я захочу выйти за него замуж - это тоже мое дело.
   - Выйти замуж? - задохнулась Салли. - Ты шутишь?
   - А почему бы и нет?..
   После этого Салли сдалась, вспомнила Леона. Бойцовских качеств в ней было немного. Не очень-то помогли бойцовские качества и Джиму Котереллу, хотя он боролся, как молодой бык, которого клеймят каленым железом.
   - Но у этого парня ничего нет, - говорил он, и в голосе его слышалось некоторое подобие просьбы. - Конечно, он ничего, но ведь самый обычный парень! Таких, как камней на улице, по пятаку за дюжину. После того как я истратил столько денег, возил тебя за границу, зачем тебе портить свою жизнь?
   - Я люблю его, - коротко сказала Леона, глядя отцу прямо в глаза.
   - Чепуха! - взревел Джим. - Ты любишь Генри так же, как свой "бугатти"!
   - По-моему, ты вообще не хочешь, чтобы я выходила замуж. Ты хочешь, чтобы я навсегда осталась дома, у тебя под боком!
   Сопротивление ожесточило ее, все тело было твердым как камень. Джим загнанно метался по кабинету. Его мясистое лицо стало почти лиловым.
   - Это все не так, - сказал он, останавливаясь перед ней. - Ты знаешь, что я не отказываю тебе ни в чем. Но на этот раз дело обстоит иначе. Брак это очень серьезная штука для девушки, как ты. Я всю жизнь работаю не покладая рук, сколотил большое дело. Для себя? Нет! Сначала я делал все это для твоей матери, теперь делаю для тебя. Когда я умру, все достанется тебе. И я не хотел бы, чтобы какой-то прыщ присосался к моим деньгам только потому, что ты спуталась с ним... Подумай обо всем как следует. Подожди, ну, скажем, год, посмотри, подходит ли тебе этот парень. Встречайся с ним, сколько хочешь. И тогда, если ты не передумаешь...
   Его рассудительность только подлила масла в огонь.
   - Ты просто злой человек! - закричала она. - Злой и эгоистичный. Ты заботишься вовсе не обо мне. Ты думаешь только о себе и о своей чертовой.фирме. Ты невзлюбил Генри просто потому, что не хочешь, чтобы он помешал твоим планам. Допустим, он действительно деревенщина. А ты кем был, когда начинал в Техасе?
   Она вся дрожала от гнева и со злорадством заметила, как лицо Джима сразу стало беззащитно-испуганным.
   - Не принимай все так близко к сердцу, солнышко, - робко сказал он. Ты доведешь себя до припадка.
   - До припадка? - закричала она. - Я доведу себя до припадка! Да это ты доводишь меня до припадка! Ты и твои распрекрасные деньги! Тебе все равно, что они сведут меня в могилу, главное, чтобы они были надежно помещены, чтобы никто не мог отобрать их у тебя!..
   Она уже рыдала, и Джим попытался обнять ее. Леона отпрянула от него и рухнула с подавленным видом в кресло.
   - Я... Я не хочу больше говорить об этом, - сказала она сквозь слезы. - Я скверно себя чувствую...
   Огромным усилием воли она сумела вызвать у себя обморок и, окунаясь в желанный мрак, услышала, как отец отчаянно зовет на помощь дворецкого.
   Венчание прошло как продуманный во всех деталях и богато обставленный праздник победы. Она с удовольствием воскресила теперь в памяти свой торжествующий и напряженно-вибрирующий голос, произносящий: "Я, Леона, беру тебя, Генри..."
   Во время долгого медового месяца в Европе ей доставляла удовольствие та непринужденность, с которой Генри воспринимал ее уроки. Он был явно покорен ее шармом, утонченным умением одеваться и следить за собой, беспредельной роскошью и тем аристократизмом, который она привнесла в его жизнь. Если она настаивала, чтобы он поменял костюм, ему это доставляло удовольствие, а отнюдь не раздражало. Он быстро осознал, как важно все это было в мире, куда его ввела Леона, насколько лучше и увереннее он мог чувствовать себя, если был соответствующим образом одет и безупречен в своих манерах.
   Леона открыла перед ним новую жизнь, в которой не было места прошлому. Или, быть может, это только он так считал. В конце концов, это не имело значения. Важно было то, что со временем новая жизнь должна была так заворожить его, что никакая сила в мире не сбила бы его с ног. Именно этого и добивалась Леона...
   И теперь, когда она вспоминала обо всем этом, улыбка самодовольного удовлетворения вдруг заиграла на ее усталом, раздраженном лице.
   Только сейчас она услышала густой гудок парохода, донесшийся с реки. Она бросила взгляд на часы, и улыбка ее растворилась бесследно. В тот же момент ожил телефон, заставив ее вздрогнуть.
   21.55
   Это была Салли.
   - Извини, что так нелепо и загадочно говорила с тобой. Я боялась, что муж услышит. Теперь вот нашла предлог выскочить позвонить из автомата.
   - Да уж действительно, - сказала Леона, - все это было по меньшей мере странно.
   - Ты, наверное, подумаешь, что все это вообще... услышать обо мне через столько лет... Но мне надо было обязательно увидеть Генри сегодня. Он так ужасно обеспокоил меня.
   - Обеспокоил? Почему это, хотела бы я знать, ты беспокоишься насчет Генри? Надеюсь, ты помнишь, Салли, что пытаться заговорить меня бесполезно.
   - Я ничего не пытаюсь - хочу только помочь. Это может быть очень серьезно, ужасно серьезно для Генри. Объяснить это трудно. Постараюсь сделать это покороче.
   - Да уж, пожалуйста, - резко сказала Леона.
   - Так вот, Фред, мой муж, работает следователем в окружной прокуратуре...
   - Как мило, - пробормотала Леона.
   - Недели три назад он показал мне вырезку из газеты, где говорилось про тебя и Генри. Что-то из рубрики "Светская жизнь"...
   - Помню.
   - И он спросил, не тот ли это Генри Стивенсон, который был когда-то моим поклонником.
   - Твоим поклонником? - переспросила Леона. - Ну-ну!
   - Я сказала, что это он. Фред засмеялся и сказал: "Да, кто бы мог подумать!" Потом он сунул вырезку в карман. Я спросила, что особенного в том, что его имя напечатано в газете. Он засмеялся и сказал, что это простое совпадение имеет какое-то отношение к делу, которое он расследует.
   - К делу?
   - Да. Он сказал, что у него нет пока ничего, о чем стоило бы говорить, просто подозрения. Я попробовала выведать у него еще что-нибудь, но он начал подшучивать надо мной, мол, не влюблена ли я до сих пор в Генри.
   - Ты, конечно, все это опровергала, - с сарказмом сказала Леона.
   - Ну да, конечно, - поспешно подтвердила Салли. - Смешно говорить об этом через столько лет!
   - Ну-ну, что же дальше?
   - Мы уже заканчивали завтракать к этому времени. Но тут зазвонил телефон. Звонили из прокуратуры, один из подчиненных Фреда. Я слышала, что Фред говорил что-то о Стивенсоне и еще о ком-то, у кого была странная фамилия - Харпутлиан, что-то вроде этого. Фред сказал: "Ладно, так и сделаем. Пусть Харпутлиан займется этим. В четверг, в половине двенадцатого, у разменного автомата Южного парома..."
   На мгновенье Салли замолчала, и Леона сердито выпалила:
   - Слушай, Салли, все это очень интересно. Но нельзя ли ближе к делу? Может быть, как раз сейчас Генри пытается дозвониться до меня. И в любом случае, какая может быть связь между Генри и всей этой чепухой, которой занимается твой муж?
   - Но все это так сложно, и я ничего не должна пропустить, - сказала Салли. - Я бы не стала надоедать тебе, Леона, если бы это не было очень важно.
   - Что ж, - вздохнула, сдаваясь, Леона, - итак?
   - Я... Я решила проследить за ними.
   - Решила - что?
   - Проследить за ними. В тот самый четверг. Знаю, в это трудно поверить, все это похоже на безумие, но я была страшно напугана. В конце концов, я знаю Генри почти всю жизнь. Я - гм, в нем всегда было нечто странное. Я пыталась как-то рассказать тебе много лет назад.
   Леона нетерпеливо кашлянула.
   - В тот день с утра моросил дождь, - продолжала Салли. - Я шла под зонтом, так что он все время закрывал мне лицо. Следить за кем-то, оказывается, совсем нетрудно, особенно когда идет дождь. Я увидела, как Фреда встретили двое: один - Джо Харрис, который всегда с ним работает, а второй - смуглый, плотный, седой мужчина, наверное, тот самый Харпутлиан.
   Я подождала поодаль, пока они не смешались с толпой, идущей к парому, потом взяла билет и тоже пошла туда. На пароме было не очень трудно остаться незамеченной, но тем не менее мне пришлось провести почти все время в туалете.
   - Прелестно! - фыркнула Леона.
   - Ну да, это было лучшее место, чтобы не попасться им на глаза... Так вот, - упрямо продолжала Салли, - сойдя с парома на Стайтен-айленд, они сели на поезд. Я за ними. Не в тот же вагон, конечно...
   - Ну еще бы! - откликнулась Леона.
   - Я следила, когда они выйдут, и вышла вслед за ними. Дождь все еще шел, никто не обращал на меня никакого внимания. Люди спешили, наверное, чтобы спрятаться от дождя.
   - Ты очень наблюдательна.
   - Это был прибрежный поселок, ужасно запущенный и пустой, улицы кривые, скверные мостовые, грязь. Дома, большей частью похожие на хибары, а в центре казино под дощатой крышей. Когда они направились к берегу, я подошла к казино и стала наблюдать из-за угла веранды. Оттуда мне все было видно.
   - Неужели?! - сказала Леона.
   - Правда, правда! - воскликнула Салли. - Я же говорила тебе, что это похоже на безумие.
   - Безумие - это мало будет сказать...
   - Кроме Фреда и его спутников, на берегу был еще только мальчик, собиравший у кромки воды моллюсков. Человек с седыми волосами, как мне показалось, задержался на мгновенье и посмотрел на него, а мальчик едва заметно кивнул головой на что-то вдали. Потом он снова принялся копать песок, а мужчины подошли к закусочной и скрылись внутри...
   Вскипая от возмущения, Леона перебила ее, закричав:
   - Ради бога, Салли, зачем ты все это говоришь? Разве нельзя сразу сказать, в чем дело, а не таскать меня по всему острову! Или ты зачем-то специально занимаешь телефон?
   - Ты должна выслушать все, - снова сказала Салли. - Думаешь, мне нравится торчать в этой душной будке? Владелец лавки все время на меня смотрит, он сердится, потому что пора закрываться...
   Ну вот, - продолжала она, - я простояла под дождем около часа, и ничего не произошло. Я уже было начала думать, что сваляла дурака, предприняв эту поездку, как вдруг увидела нечто необычное. Мальчик, копавший моллюсков, вдруг вытянул руки, будто зевал. Вскоре после этого я услышала звук мотора, а потом показалась и лодка. Она направлялась к полуразрушенной верфи, рядом с самым жутким домом в поселке.
   Если бы ты только видела этот дом Леона! Старый, как мир, весь покосившийся.
   Так вот, лодка подошла к этой верфи, и маленький горбун выпрыгнул из нее и подтащил ее к берегу. Потом из лодки вылез высокий плотный мужчина лет сорока. Одет он был весь в черное, только светлая панама на голове, а под мышкой портфель. Как только он оказался на берегу, горбун отвязал лодку и уехал прочь.
   Человек в черном вошел в старый дом. Через минуту мальчик, копавший моллюсков, взял ведро и лопатку и двинулся к закусочной. Я заметила, что, подойдя, он споткнулся, стукнув ведерком о дверь закусочной. Это, должно быть, был сигнал. Он пошел дальше вдоль берега, а Фред и те двое выскользнули из закусочной и зашагали к старому дому. Седой человек постучал, дверь открылась, и они вошли внутрь.
   Я так до сих пор и не понимаю, Леона, что это были за люди и что за дом...
   - Бордель, наверное, - саркастически предположила Леона.
   - Но я знаю, что они были там добрых полчаса. Когда вышли, Фред нес портфель - тот самый, что привез человек в черном.
   - Отлично, - оказала Леона. - Фред нес портфель. Что дальше?
   - Я не знаю, - тихо сказала Салли. - Мне надо было спешить домой. Но я знаю, - с силой сказала она, - что мы с тобой должны что-то предпринять... Пока еще не поздно!
   Не успела Леона ответить, как автомат щелкнул и в разговор вмешалась дежурная. Время, отведенное на разговор, истекло. Леона подождала, пока Салли нашла в кошельке еще одну монетку, слышала, как она говорила, обращаясь к дежурной: "Ага, вот она, нашла!" А потом снова к ней:
   - Леона, Леона! Ты слушаешь?
   - Слушаю. И должна сказать, что все это весьма странно.
   - Я знаю, - согласилась Салли. - Мне тоже все кажется странным. Я не могла поверить этому. Не могла себе представить, что Генри может быть как-то замешан в делах, которые расследует Фред. Вот почему я решила встретиться с ним сегодня, чтобы узнать правду от него самого.
   - И ты встречалась? - мрачно спросила Леона.
   - Я видела его, но ничего не смогла узнать.
   - Но ты вышла вместе с ним из конторы, - сказала Леона. - Его секретарша видела это.
   - Да, мы вышли вместе. Он, правда, не был в восторге от этого. Я, конечно, и не ожидала, что он будет прыгать от радости. Но он вел себя почти невежливо. Казалось, он ужасно чем-то озабочен. Я помню его таким, когда он еще был мальчиком, и это обычно бывало, когда он... Ну, в общем, когда в нем происходила какая-то борьба с самим собой.
   Он предложил мне вместе перекусить, и мы пошли в "Метрополис". Только мы сели, как к нам подошел преуспевающего вида пожилой человек. Фримен, Билл Фримен. Он сразу начал говорить с Генри о делах на бирже.
   - Фримен? - переспросила Леона. - Уверена, что мы не знаем никакого Фримена.
   - Генри, кажется, не хотел говорить с ним об этом. Но тот все равно продолжал. Я уловила, что на бирже в тот день произошло что-то серьезное. Генри сказал: "Человек может иногда и ошибиться". Фримен засмеялся и ответил: "Иногда? Вам, Стивенсон, в последнее время что-то часто не везет. И для такого человека, как вы, это становится опасным, а что касается меня, то я должен быть очень осторожным. Я не отношусь к большим шишкам".
   Мы почти ничего не ели, - продолжала Салли. - Меня раздражало присутствие Фримена и то, что он все время говорит о своих проблемах, а я не могу вставить ни слова. Наконец мы встали, и Фримен ушел. Мы с Генри вышли в вестибюль отеля. Генри извинился и сказал, что у него через несколько минут деловое свидание и еще, почему бы, мол, мне не созвониться с тобой, Леона, может быть, мы могли бы как-нибудь встретиться все вместе. Видно было, что он говорит это просто из вежливости. Мы стояли у дверей маклерской конторы в отеле, и вдруг оттуда вышел маленький сухощавый человек. Он увидел Генри и сказал: "О, мистер Стивенсон! Я хотел бы поговорить с вами как можно скорее!" Генри как будто чего-то испугался: "Хорошо, мистер Хэншоу, я сейчас к вам зайду". Он довольно поспешно со мной простился, и я увидела, как он вошел в контору.
   - Но... но он, должно быть, хоть что-нибудь сказал тебе? - быстро спросила Леона. - Не мог же он, даже тогда, когда вы были наедине, все время говорить только об акциях и облигациях, в которых он, кстати сказать, ничего не понимает.
   - Я спросила у него, счастлив ли он и как ему нравится его работа. Он ответил: "Все прекрасно. Я уже стал вице-президентом. У меня больше кнопок, чем у кого-либо еще в нашей фирме, кроме, конечно, других вице-президентов". Он пытался шутить, но я чувствовала, что он говорит с некоторой горечью.
   - Ничего не понимаю, - с откровенным недоверием сказала Леона. - Когда Генри утром уходил из дома, он был совсем как всегда, уверяю тебя! Мы живем очень счастливо все эти десять лет. У Генри решительно никаких проблем, об этом позаботился папочка. Что касается его фирмы, то она вполне его устраивает. Ты, должно быть, неправильно поняла его, если он вообще об этом говорил. Я все еще не уверена, что ты не затеяла опять какую-то игру со мной, Салли...
   И вновь, не дав Салли ответить, в разговор вмешалась телефонистка:
   - Пять минут истекли, мадам. Будьте любезны опустить еще одну монету.
   Салли, видимо, порылась в сумочке, а потом растерянно сказала:
   - У меня больше нет мелочи. Придется разменять, а потом позвонить тебе раз...
   И лихорадочно прибавила:
   - Хочу только сказать, я уверена, что Генри в опасности. Фред работает сегодня над каким-то докладом. Дело подходит, кажется, к концу. Он все время звонит по телефону. И я все время слышу, что в его разговорах упоминается имя Генри. И еще какой-то Эванс.
   - Эванс? - изумилась Леона.
   - Ваши пять минут истекли, - напомнила телефонистка.
   - Вспомнила, Уолдо Эванс! - задыхаясь, крикнула в трубку Салли. Кажется, я видела это имя на вывеске на том доме, на Стейтен-айленд...
   - Пять минут кончились, мадам!
   22.05
   Едва Салли повесила трубку, Леона дотянулась до скомканной бумажки, на которой она нашла ее телефон. А вот и другой номер: "Мистер Эванс, Ричмонд, 8-11-12". Она аккуратно набрала номер и, к ее удивлению, очень быстро услышала голос:
   - Вы звоните мистеру Эвансу? Ричмонд, 8-11-12?
   - Да, - ответила Леона.
   - Этот номер отключен.
   Словно пораженная громом, она положила трубку и уставилась в пространство широко раскрытыми и растерянными глазами. События этого странного вечера сумасшедшей чередой пробежали в ее памяти. Отсутствие Генри, разговор двух убийц, эта глупая мисс Дженнингс, дикая история Салли - все казалось нелепым, не связанным одно с другим; и все же в воздухе висело ощущение катастрофы, жуткой опасности. Мысль о том, что ей приходится в одиночестве переносить эти трудные, нервные часы, вновь подняла в ней волну жалости к себе. Почему все это должно было случиться именно сегодня, когда возле нее нет никого, даже прислуги? Это уже было слишком! Слишком много для инвалида. Губы ее задрожали. Она набрала номер междугородной и заказала разговор с Чикаго.
   Телефонистка в Чикаго повторила номер, и скоро Леона услышала гудки, означающие, что зазвонил телефон в доме Джима Котерелла. Кто-то снял трубку, и Леона сказала: "Алло?", но ее тут же отключили. Молчание рассердило ее, и она нетерпеливо постучала по рычагу, Прошло несколько секунд, и телефонистка извиняющимся голосом сказала:
   - Мистера Котерелла нет по этому номеру, мадам. Я попытаюсь разыскать его.
   - Что? - раздраженно воскликнула Леона.
   - Я перезвоню вам, мадам.
   Раздосадованная неудачей, которая объяснялась пристрастием ее отца к ночным клубам и картежным компаниям, Леона лихорадочно принялась искать, с кем бы еще она могла поделиться своей тревогой. Ей, лишь недавно переехавшей в Нью-Йорк, трудно было найти такого человека. Наконец она вспомнила о докторе Александере - вот кто ей нужен! Он слушал ее несколько раз. Сделал несколько исследований, кардиограмм, результатов которых она пока не знала. Она могла бы попросить его приехать. Слава богу, хоть кто-нибудь побудет возле нее!
   Она нащупала телефонную трубку, потом переждала грохот еще одного поезда, шедшего через мост. Этот адский шум был невыносим. Как ужасно, подумала она, жить в городе, где нет покоя никому, какое,-бы положение он ни занимал.