Флевелинг Линн. Луна предателя

Линн Флевелинг

Луна предателя

Глава 1. Темные надежды

   Несущий мокрый снег ветер мешал идти, хлестал по лицу влажными прядями, выбившимися из толстой седой косы Магианы. Волшебница с трудом пробиралась по полю, словно вспаханному жестоким плугом битвы. В отдалении виднелись черные призраки шатров растянувшегося вдоль речного берега лагеря царских войск. В наспех сооруженных загонах, повернувшись спинами к ветру, жались друг к другу лошади. Часовые, зеленые плащи которых только и выделялись на этой серой унылой палитре, тоже пытались укрыться от ледяных порывов.
   Магиана поплотнее запахнула насквозь промокшую мантию. Никогда еще за все три с лишним столетия своей жизни она не ощущала холод так остро. Может быть, печально думала старая волшебница, раньше ее согревала уверенность в благополучии собственной жизни, вера в Нисандера, мага, двести лет бывшего неотъемлемой частью ее души. Эта проклятая война лишила ее и того, и другого, погубила многое и многих. Почти треть волшебников из Дома Орески были мертвы, столетия трудов и исканий пошли прахом. Второй супруг царицы Идрилейн и два ее младших сына пали в сражениях; к воротам Билайри ушли десятки вельмож и бесчисленные отряды простых солдат, скошенных вражеским оружием и болезнями.
   Магиана испытывала не только горе. Она была исследовательницей, путешественницей, собирательницей чудес и преданий, и вынужденный отказ от привычных занятий раздражал ее. Волшебница неохотно заняла место Нисандера рядом со стареющей царицей.
   «Бедный мой Нисандер… — Магиана вытерла со щеки слезу. — Как бы ты наслаждался всем этим, ведь для тебя война была увлекательной игрой, в которой нужно победить».
   А теперь его место пришлось занять ей — здесь, в по-зимнему безжизненных дебрях южной Майсены, залитых кровью воинственных соседей этой мирной страны. Пленимар тянул хищные когти на запад, к границам Скалы, и на север, к плодородным землям вдоль Золотого Пути. Морозы и непогода второй военной зимы несколько охладили пыл сражающихся, но теперь, когда дни начинали понемногу прибывать, ожидались новые битвы, и шпионы царицы принесли известия о немыслимом: майсенские союзники Скалы подумывают о том, чтобы сдаться.
   «И неудивительно», — думала Магиана. Она наконец-то добралась до лагеря. Последняя битва отгремела всего пять дней назад. Поля, на которых раньше крестьяне жали золотую пшеницу, теперь обещали другой, ужасный урожай: обрывки знамен, обломки мечей, стрелы, по недосмотру не подобранные следующими за армией мародерами, иногда человеческие останки, настолько вмерзшие в грязь, что даже воронам не удавалось ими поживиться. Все это станет еще заметнее весной, когда поля оттают… Впрочем, Магиана сомневалась, что кто-нибудь из скаланцев окажется тому свидетелем: слишком неудачно шла для них война.
   В тот раз пленимарцы неожиданно напали перед самым рассветом. Поспешно надев латы, Идрилейн бросилась собирать войска — Магиана так и не успела вмешаться. Пряжки на доспехах царицы с одной стороны остались незастегнуты, и во время битвы пленимарская стрела нашла щель и пронзила левое легкое. Острие удалось извлечь, но рана воспалилась: пленимарские лучники перед сражением окунали наконечники стрел в собственные экскременты.
   С тех пор целый отряд дризидов не отходил от Идрилейн; им удавалось сохранить ей жизнь, однако из-за загнившей раны и непрекращающейся лихорадки плоть царицы таяла с каждым днем. Магиане было мучительно следить за этой безмолвной битвой, но Идрилейн отказывалась признать поражение.
   — Нет еще. Мне нельзя умирать. Дела идут слишком плохо, — стонала она и принималась, несмотря на одышку и озноб, обсуждать планы военных действий.
   Добравшись наконец до огромного шатра царицы, Магиана безмолвно взмолилась:
   «О Четверка — Иллиор, Сакор, Астеллус и Дална! Час настал — дайте нашей царице силы осуществить задуманное!»
   Страж у входа откинул занавес перед волшебницей, и на Магиану пахнуло удушающей жарой. Тяжелые гобелены, подвешенные к шестам, поддерживающим потолок, отделяли приемную от остальной части шатра. Внутри толпились офицеры и маги, явившиеся по приказу царицы. Магиана заняла свое обычное место слева от пока еще пустующего трона и кивнула Теро, своему протеже и одному из исполнителей их с царицей замысла. Тот поклонился; на бесстрастном аскетичном лице молодого волшебника не отразилось ничего.
   Занавеси позади трона раздвинулись, и вошла Идрилейн, опираясь на руку старшего сына, принца Коратана. За ними следовали трое дочерей царицы, все, кроме толстушки Аралейн, в доспехах.
   Идрилейн села на трон, и наследница, Фория, положила на колени матери обнаженный меч — древний клинок царицы Герилейн. Смелая в бою, мудрая в совете, Идрилейн с честью владела символом власти более четырех десятилетий. Теперь же, хоть этого не знал никто, кроме ближайших советников, царица была не в силах поднять меч без посторонней помощи.
   Густые седые волосы Идрилейн падали на плечи из-под золотой короны, скрывая исхудавшую морщинистую шею. Наручи из мягкой кожи скрывали руки, а пышная мантия не давала заметить, как сдала царица. Снадобья дризидов достаточно притупляли боль, чтобы изможденное сердце выдержало, но даже их возможности были небезграничны. Понадобилось магическое искусство Теро, чтобы присутствующим лицо царицы не казалось таким осунувшимся и бледным, а голос таким слабым. Только ее голубые глаза оставались прежними — зоркими и внимательными, как у скопы.
   Результат был безупречен, однако Магиана сожалела, что обманывать приходится даже собственных детей царицы.
   От каждого из двух супругов у Идрилейн было по трое детей — таких же непохожих друг на друга, как и их отцы. Старшие дети — принцесса Фория, ее брат-близнец Коратан, принцесса Аралейн — были высокими, светловолосыми, серьезными.
   Темноволосая Клиа — младшая и единственная, оставшаяся в живых из второй тройки, — отличалась красотой и острым умом, как и ее погибшие в битвах отец и братья, по которым она все еще носила траур. Маги Орески всегда уделяли особое внимание самой старшей и самой младшей дочерям из шести детей царицы.
   Фория, бесстрашная и умелая в бою, начав службу в царской конной гвардии, стала теперь командиром всей скаланской кавалерии. Пятидесятилетнюю женщину очень ценили в армии за введенные ею тактические новшества, однако особым влиянием при дворе она не пользовалась: причиной тому были излишняя прямолинейность и вызывавшее всеобщее сожаление бесплодие. Хотя полководческие дарования и были бы достаточны для наследницы престола в дни ее прапрабабки, времена изменились, и Магиана была не единственной, кто опасался:
   Фории не хватит проницательности, чтобы править страной в сложной обстановке более широких контактов с миром.
   К тому же незадолго до своей смерти Нисандер намекнул Магиане на охлаждение отношений между царицей и наследницей престола; волшебница очень жалела, что взятая с него клятва помешала старому магу рассказать ей больше.
   — Мы с тобой теперь — самые старые из волшебников Орески, любовь моя. Никто лучше нас не знает, насколько ненадежно общее благо балансирует на острие меча Герилейн, — предупредил Нисандер тогда. — Держись поближе к трону и внимательно следи за теми, кто в один прекрасный день может на него взойти.
   Магиана вновь взглянула на Клиа и ощутила привычную теплоту. В свои двадцать пять принцесса не только успешно командовала эскадроном конной гвардии, но и проявляла недюжинные дипломатические таланты. Ни для кого не было секретом, что многие скаланцы предпочли бы видеть ее на месте старшей сестры.
   Идрилейн подняла руку, и собравшиеся замолкли.
   — Эту войну мы проиграем, — сказала царица хриплым голосом.
   Магиана молча старалась направить поток собственной жизненной силы в истерзанное тело старой женщины. Когда ей удалось установить связь, волшебницу затопила волна боли и изнеможения. Магиана заставила себя дышать ровно. Усилия хватило, чтобы разум поднялся выше страданий и сосредоточился на стоящей перед нею проблеме. На противоположном конце покоя Теро делал то же самое.
   — Эту войну мы проиграем без Ауренена, — продолжала царица; голос ее окреп. — Нам нужна сила ауренфэйе и помощь их волшебников, чтобы побороть пленимарскую некромантию. Если же падет Майсена, нам понадобятся и ауренфэйские товары: их лошади, оружие, продовольствие.
   — До сих пор мы неплохо справлялись и без ауренфэйе, — возразила Фория.
   — Пленимару не удалось оттеснить нас от Фолсвейна, что бы там ни творили их некроманты.
   — Но это непременно случится! — прохрипела Идрилейн. Прислужница протянула ей кубок, но царица отмахнулась: никто не должен видеть, как дрожат ее руки. — Даже если нам удастся разбить Пленимар, нам понадобится помощь ауренфэйе после войны. Нужно, чтобы их кровь снова смешалась с нашей.
   Идрилейн повелительно кивнула Магиане, предлагая той продолжить.
   — Магическая сила пришла к нашему народу после того, как две расы — тирфэйе и ауренфэйе — смешались, — начала волшебница, чтобы напомнить тем, кому нужно, об истории Скалы. — Именно ауренфэйе учили наших первых мудрецов, именно они создали первую Ореску. — Она повернулась к царскому семейству. — В вас самих все еще течет эта кровь, вы унаследовали ее от Идрилейн Первой и ее супруга-ауренфэйе, Коррута-и-Гламиена. После того как он был убит и Ауренен закрыл границу со Скалой три столетия назад, лишь изредка ауренфэйе посещали нас, и мы утратили многое, полученное от них, Каждый год все меньше одаренных магической силой детей приходит в Ореску, а способности тех, кто приходит, становятся все ограниченнее. У волшебников не бывает потомства, поэтому единственное средство помочь этому — вновь установить тесные связи между нашими народами.
   Нападение Пленимара на Ореску погубило многих наших лучших молодых магов еще до того, как война началась. Сражения еще более сократили наши ряды. В Ореске теперь пустуют многие комнаты подмастерий, и впервые со времен основания Третьей Орески в Римини в двух ее башнях никто не живет.
   — Магия — краеугольный камень могущества Скалы, — выдохнула Идрилейн. — Мы и представления не имели, пока не началась война, сколь многого достигли пленимарские некроманты. Если теперь, когда они так сильны, мы лишимся поддержки волшебников, через несколько поколений Скала падет.
   Идрилейн умолкла, и Магиана с Теро вновь объединили усилия, чтобы не дать царице потерять сознание.
   — Благородный Торсин и я уже больше года ведем переговоры с Аурененом,
   — вновь заговорила Идрилейн. — Он сейчас там, в Вирессе, и сообщает, что лиасидра наконец согласилась принять небольшую нашу делегацию для заключения договора.
   Идрилейн повернулась к Клиа.
   — Ты отправишься туда как моя представительница, дочь. Твой долг — обеспечить их поддержку. Подробности мы с тобой обсудим позже.
   Клиа с суровым видом поклонилась, но Магиана заметила, как в ее голубых глазах мелькнула радость. Волшебница быстро заглянула в умы собравшихся. Принцесса Аралейн явно испытывала облегчение — ей хотелось только поскорее вернуться в свой безопасный дворец. Остальные же вовсе не были довольны решением царицы.
   Лицо Фории оставалось бесстрастным, но ее горькая ревность обожгла, как желчь, горло Магианы. Коратан не проявил такой же сдержанности.
   — Клиа? — прорычал он. — Ты посылаешь самую молодую из нас к существам, живущим по четыре сотни лет? Да они просто рассмеются ей в лицо! Я по крайней мере…
   — Не сомневаюсь в твоих способностях, сын, — оборвала его Идрилейн. — Однако ты нужен здесь, чтобы заменить Форию во главе кавалерии. — Царица снова помолчала и повернулась к старшей дочери. — Тебе же, Фория, придется заменить на некоторое время меня. Лекарства моих целителей действуют не так быстро, как мне хотелось бы. До тех пор, пока я не поправлюсь, ты — главнокомандующая.
   Царица обеими руками стиснула меч Герилейн. Уловив намек, Теро телепортировал тяжелый клинок, так что Идрилейн смогла передать его наследнице.
   Хотя Магиана сама все это организовала, она вдруг ощутила озноб недоброго предчувствия. Меч переходил от матери к дочери многие столетия, начиная с самой Герилейн, первой царицывоительницы, но только когда мать умирала.
   — А кто будет регентом? — спросил Коратан — на вкус Магианы, слишком поспешно.
   По-видимому, такого же мнения придерживалась и его мать. Идрилейн бросила на принца гневный взгляд.
   — Я не нуждаюсь в регенте.
   Магиана заметила, как дернулась щека Коратана, когда тот молча поклонился.
   «Что тебя так беспокоит — честь сестры-близнеца или ее скорейшее восшествие на трон?» — подумала волшебница, второй раз заглядывая в его сознание. Хотя предсказание Афранского оракула не давало мужчинам права наследовать престол, ничто ведь не мешает им править из-за спины сестры.
   — Мне нужно поговорить с Клиа, — сказала Идрилейн, жестом отпуская остальных.
   Уже совсем стемнело, и Магиана укрылась между двумя палатками, дожидаясь, когда остальные разойдутся. Где-то за затянувшими небо облаками пряталась полная луна, и волшебница ощущала ее властный зов как тупую боль в глазах.
   Когда все затихло, Магиана проскользнула в царский шатер. Клиа обеспокоенно склонилась над матерью, которая бессильно откинулась в своем кресле, ловя ртом воздух.
   — Помоги ей! — с мольбой взглянула на волшебницу принцесса.
   — Теро, приведи дризида, — тихо распорядилась Магиана. Молодой маг появился из-за занавеса в глубине помещения в сопровождении целителя Акариса. Дризид нес кружку с горячим питьем в одной руке, сжимая другой свой посох.
   — Попробуй заставить ее выпить, — сказал он, передавая кружку Теро, потом коснулся серебряного амулета, висящего на шее. Дризид положил руку на поникшую голову царицы, и на несколько мгновений их окутало бледное сияние. Больная закрыла глаза, но дыхание ее выровнялось.
   Теро и Клиа перенесли Идрилейн в заднюю половину шатра и опустили на кровать, потом подсунули под одеяла нагретые камни. Царица устало взглянула на мага, когда тот снова протянул ей целебный напиток, но после нескольких глотков оттолкнула кружку.
   — Нам нужно все закончить побыстрее, — прошептала она.
   — Я дала тебе слово, что все сделаю, мама, но, может быть, Кор прав? — сказала Клиа, опускаясь на колени рядом с постелью. — Я и правда буду казаться ауренфэйе ребенком.
   Идрилейн с любовью улыбнулась дочери.
   — Ты скоро покажешь им, как они ошибались. Единственный, кого можно еще было бы послать, — это Коратан, только он напугает их до смерти.
   — Это я понимаю. Я только не представляю себе, что могла бы сделать такого, чего еще не пытался добиться благородный Торсин. Из скаланцев он знает ауренфэйе лучше всех.
   — Ну, есть еще кое-кто, — пробормотала царица. — Но Серегил никогда не отправился бы вместе с Коратаном.
   — Серегил? — Клиа озабоченно оглянулась на Магиану. — Мама бредит! Серегил ведь все еще вне закона. Он не может туда вернуться.
   — Может — по крайней мере на то время, что займут ваши переговоры. Лиасидра согласилась на его присутствие в качестве твоего советника. Если, конечно, он сам захочет.
   — Ты его не спрашивала?
   — Прошел уже год, как о нем и Алеке ничего не слышно, — вмешался Теро.
   Магиана положила руку на плечо Клиа.
   — К счастью, есть кое-кто, кому по силам их найти. Как ты думаешь, не захочет ли эта твоя рыжеволосая воительница — капитан гвардии — совершить поездку в Скалу?
   — Бека Кавиш? — Клиа улыбнулась, поняв замысел Магианы. — Думаю, что не откажется.
   Коратан и Аралейн проводили Форию в ее палатку. Наследница престола молча опустилась в кресло и налила себе вина, ожидая, пока ее шпион принесет новости. Коратан беспокойно ходил по палатке, обдумывая что-то, чем он пока еще не был готов поделиться с сестрами. Аралейн запахнула на себе меховую накидку и придвинулась к жаровне, нервно потирая свои мягкие изнеженные руки.
   Фория с детства относилась к Аралейн с презрением за ее робость и зависимость от других. Она предпочла бы совсем не обращать на нее внимания, если бы не то обстоятельство, что Аралейн единственной из детей Идрилейн удалось родить будущую наследницу трона. Ее старшая дочь, Элани, была упрямой тринадцатилетней девчонкой.
   — Не понимаю, почему ты так против плана, который предлагает мать, — наконец сказала Аралейн, подняв брови — эта манера всегда ужасно раздражала Форию, — как делала всегда, когда хотела показать свою значительность.
   — Потому что из него ничего не выйдет, — бросила Фория. — Ауренфэйе задели нашу честь своим Эдиктом об отделении. Теперь мы даем им новую возможность посмеяться над нами, и в самый неподходящий момент. Нам сейчас как никогда нужно выглядеть сильными, а мы побежим за помощью к тем, кто меньше всего готов нам ее предоставить. Из-за их отказа мы почти наверняка потеряем Майсену.
   — Но некроманты…
   Фория презрительно фыркнула.
   — Я еще никогда не встречала некроманта, с которым нельзя было бы разделаться доброй скаланской сталью. Мы стали слишком зависеть от магов. За последние пять лет царствования матери они сделались истинными правителями царства — сначала Нисандер, а теперь Магиана. Попомни мои слова -эта глупость с ауренфэйе ее рук дело!
   Последние слова Фория почти выкрикнула и с удовлетворением отметила, что Аралейн должным образом поставлена на место. Коратан тоже перестал ходить по палатке и настороженно взглянул на сестру. Пусть они близнецы, но не годится ему забывать, в чьих руках власть. Фория довольно улыбнулась и снова налила себе вина. Через несколько минут кто— то тихо поскребся у входа в палатку.
   — Войди! — приказала Фория.
   Капитан Транеус откинул занавес, скользнул внутрь и отдал честь. Ему было всего двадцать четыре года — остальные приближенные Фории все были много старше, — но молодой офицер оказался удивительно предан, честолюбив и не болтлив. Такое сочетание весьма устраивало Форию, так что Транеус стал ее вторыми глазами и ушами. К тому же он успел обзавестись полезными информаторами.
   — Я следил за всем, как ты приказала, командующая, — доложил капитан. — Магиана вернулась в шатер царицы под покровом темноты. Я также слышал два мужских голоса — должно быть, Теро и дризида.
   — Тебе удалось услышать, о чем они говорили?
   — Частично, командующая. Боюсь, что здоровье царицы хуже, чем нам о том сообщают. И принцесса Клиа сомневается в том, что справится с заданием, которое ей дала Идрилейн. — Транеус умолк, смущенно переминаясь под пронзительным взглядом Фории.
   — Что еще? — резко спросила она.
   Транеус перевел взгляд на стенку палатки за спиной Фории.
   — Разобрать, что говорила царица, было трудно, но мне показалось, что она считает принцессу Клиа единственной, кто может справиться с делом.
   Пальцы Фории стиснули подлокотники кресла, но наследница давно приучила себя не показывать чувства. Как ни ранили ее слова капитана, она понимала, что они только укрепят ее позиции в отношениях с братом и сестрой: лицо Коратана потемнело, а Аралейн внимательно рассматривала собственные пальцы.
   — Царица собирается послать с Клиа благородного Серегила, — добавил Транеус. — По-видимому, Магиана знает, где найти его и его молодого человека.
   — Мать снова берет на поводок своего ауренфэйского любимчика? — усмехнулась Фория.
   — Не будь такой злой, — пробормотала Аралейн. — Он был всегда к нам добр. Мать ведь не возражала, когда он исчез после начала войны, так что тебе за дело? Ведь как от солдата от него не было никакой пользы.
   — И слава Четверке, что мы от него избавились! — воскликнула Фория. — Он же просто развратник и сноб! Лип к молодым богатым аристократам, как клещ к собаке! Он ведь немало золота помог тебе спустить, а, Кор?
   Принц пожал плечами.
   — Он был забавный парень — в своем специфическом стиле. Думаю, он подошел бы в посольство в качестве переводчика.
   — Хорошенько следи за матерью и ее посетителями, капитан, — распорядилась Фория. Транеус отсалютовал и растворился в темноте.
   — Серегил? — продолжал бормотать Коратан, хмурясь при каком-то своем воспоминании. — Интересно, что думает об этом благородный Торсин? Он ведь твой сторонник, Фория, насколько я помню.
   — Не думаю, что соотечественники Серегила так уж жаждут видеть его у себя, — отмахнулась от этой темы Фория. — Что же касается посольства Клиа, нам нужен в нем свой наблюдатель.
   — Этот твой Транеус не годится? — предложила Аралейн со своей обычной бестактностью. Фория бросила на нее уничтожающий взгляд. — Пожалуй, правда, лучше начать с кого-то, кому Клиа доверяет и с кем будет охотно делиться.
   — И этот кто-то должен иметь возможность посылать нам донесения, — добавил Коратан.
   — Ну так кого же? — спросила Аралейн. Фория многозначительно подняла брови.
   — У меня есть на примете один-два человека.

Глава 2. Неожиданный вызов

   Бека Кавиш мерила шагами палубу, высматривая на горизонте первые признаки близости северо-восточного побережья Скалы. Ее отряд неделю назад покинул лагерь Идрилейн; пройдет, наверное, еще столько же, прежде чем они присоединятся к посольству Клиа и повернут на юг. Беку раздражало вынужденное бездействие.
   Она рассеянно теребила новую цепь, висевшую у нее на шее поверх зеленой форменной туники. Капитанские знаки различия, казалось, тяжелее давили на нее, чем простой стальной лейтенантский полумесяц. Беку вполне удовлетворяло положение командира трех десятков всадников турмы Ургажи. Они заслужили славу своими рейдами по тылам противника: пленимарцы прозвали их «ургажи» — демоны-волки — еще в первые дни войны. Солдаты Беки смотрели на это прозвище как на знак отличия, хотя он и дорого им достался. Из тридцати кавалеристов в турме только половину теперь составляли те, кто был в ней с самого начала, кто знал, какая правда скрывается за глупыми словами тех баллад, что распевали по всей Скале и Майсене, кто помнил, где вдоль пленимарской границы остались лежать тела их товарищей.
   Турма была укомплектована полностью впервые за многие месяцы — благодаря полученному Бекой заданию. Пусть кое-кто из новобранцев только что лишился молочных зубов, как любил говорить сержант Бракнил — если повезет и будет на то воля Сакора, можно успеть обучить их, прежде чем снова придется идти в бой.
   Еще совсем недавно турма Ургажи сражалась в ледяных болотах Майсены; впрочем, даже это было лучше, чем некоторые задания, которые воинам приходилось выполнять раньше.
   Тот бой на продуваемом ветром морском берегу… Волны, красные от крови…
   Бека оперлась о поручни, глядя, как стайка дельфинов выскакивает из волн впереди корабля. Чем ближе становилась новая встреча с Серегилом и Алеком, тем чаще мучили ее воспоминания о их расставании после победы над князем Мардусом.
   То короткое сражение сделало ее отца хромым, стоило жизни Нисандеру, а Серегилу — на какое-то время здравого рассудка. Несколько месяцев спустя Бека получила от отца письмо, сообщавшее, что Серегил и Алек навсегда покинули Римини. Теперь, когда она знала в подробностях обо всем, что тогда случилось, Бека совсем не была уверена, что прибытие с декурией солдат — лучший способ убедить их вернуться обратно.
   Девушка стиснула поручни, прогоняя докучливые мысли. У нее есть дело, и это дело по крайней мере на какое-то время сведет ее с теми, кого она больше всего любила.
   Две Чайки были крошечным поселком, который даже трудно назвать деревней. Убогий постоялый двор, полуразрушенный храм и десяток хижин окружали маленькую гавань. Микам Кавиш всю жизнь путешествовал по таким захолустным селениям — то по собственному почину, то по делам наблюдателей вместе с Серегилом.
   Последние годы — из-за поврежденной ноги — он не отлучался далеко от дома, занимаясь воспитанием подрастающих детей. Такая жизнь ему нравилась, к радости Кари, его жены, но теперь путешествие показало Микаму, как же не хватает ему уходящей вдаль дороги. Было приятно обнаружить, что он все еще инстинктивно знает, где нужно проявить щедрость, а где хорошенько присматривать за кошельком.
   Пять дней назад покрытый грязью посланец прискакал в Уотермид с известием, что царица нуждается в их с Серегилом и Алеком услугах. Микаму поручалось уговорить своих друзей вернуться из добровольного изгнания. Самая же приятная новость заключалась в том, что старшая дочь Микама и Кари, Бека, жива и невредима и направляется на родину, чтобы со своим отрядом сопровождать отца.
   Не прошло и часа, как Микам был уже в дороге — с рапирой на боку и дорожным мешком за спиной, направляясь в деревушку, о которой никогда раньше не слышал. Совсем как в старые времена.
   Теперь, сидя на скамье перед безымянным постоялым двором, Микам надвинул шляпу на глаза и принялся обдумывать полученное задание, Алека нетрудно будет уговорить, но целый отряд солдат ничего не сможет поделать с Серегилом, если тот упрется.
   — Господин, господин! — раздался тонкий голос. — Проснись, господин! Твой корабль на подходе!
   Микам сдвинул шляпу на затылок и с улыбкой взглянул на взволнованного наблюдателя — мальчишку лет десяти, который со всех ног мчался от гавани по грязной улице. За день это было уже третье такое объявление.
   — Ты уверен, что на этот раз корабль — тот, который нужен? — спросил Микам и поморщился, поднимаясь со скамьи. Даже после целого дня отдыха изуродованные мышцы правой ноги болели сильнее, чем Микаму хотелось бы в том признаться. Раны, нанесенные дирмагносом, оставляли глубокий след, даже когда плоть исцелялась.