– А как бы иначе я уговорил тебя не прыгать в постель к первому попавшемуся паршивцу?
   – Я не прыгала! Я с одним с тобой после Сида спала, да и то по ошибке, которая уже никогда не повторится! Это ты спишь с кем попало, но мне наплевать! Я очень рада, потому что скоро разведусь с тобой по супружеской неверности!
   – Неприятно разочаровывать тебя, детка, но ты не получишь доказательств. В мои планы не входит изменять тебе.
   – Ты не сможешь удержаться!
   – Время покажет. А сейчас нам пора ехать, еще пара минут, и я отдам приказ отпустить экипаж, парни устали нас ждать. Придется лететь к пацанам завтра.
   Я больше не стала тратить слов на этого, не знаю как и назвать, села в машину, позабыв взять перчатки и шляпу, но Фрэнк не забыл, он их прихватил с собой и положил мне на колени, заметив с сарказмом, что, как он и думал, я способна сбежать без них.
   Да! Что ни говори, мне не следовало тогда беспокоить Пречистую Деву! Не побеспокоила бы, не нужно было бы теперь оправдываться перед Ричардом, чтобы он не думал, что я такая подлая и низкая, как этот проходимец меня перед ним выставил. Ричард, наверное, даже не подозревает, что в мире водятся такие вероломные проходимцы, как Фрэнк, которым лишь до собственных прихотей есть дело.
   Но поправить уже ничего нельзя. Фрэнк не позволит. Он с детства привык, чтобы по его выходило. Хорошо бы нашим детям его эгоизм не передался. Конечно, я не собираюсь с ним спать, но потом придется. Он не отступится. Уверен, что я его законная собственность, он в этом как Сид, только Сид бы никогда не заставил меня до изнеможения вычерпывать и на пустынный остров бы не сослал, потому что по-настоящему любил, а Фрэнк не по-настоящему, а для одной животной страсти. У него от нее глаза горят и голодное выражение появляется, точно у волка, и подкарауливает он меня, как волк, все ждет чего-то, чтобы я опять забылась, и он этим бы воспользовался. Только не нужно мне это – недостаточно! Но страдать я не стану! Вот, кажется, уже и не страдается! Сейчас полистаю эти журналы, а потом опять не буду страдать.
   В целом мне это неплохо удалось. До самого приземления читала журналы, прерываясь время от времени, чтобы взглянуть на Фрэнка и проверить: как там у меня обстоит со страданиями? Но, слава Богу, как будто бы ничего, могу смотреть на этого изверга – и хоть бы что, даже когда он тоже оторвется от своих бумаг, и мы нечаянно встретимся глазами. Я тогда независимо сдвину брови и также независимо глаза быстро опущу, ну, может, разок потом и подгляну из-под ресниц и читаю себе спокойно.
   Вот так без происшествий, благополучно долетели и добрались до его поместья. Там был вместо обыкновенного колониального дома с колоннами старинный, как у Синей бороды, замок.
   Фрэнк спросил у своего управляющего, где Денни и Ларри?
   Я не стала ждать пока сходят за ними, как Фрэнк предлагал, а сама пошла, вернее побежала, потому что Фрэнк наконец отпустил мою руку, и еще я сильно соскучилась.
   Они, когда меня увидели, тоже навстречу бросились, чуть с ног не сбили и ну давай в два голоса выкладывать, как они здесь здорово живут и почти обо мне не тужат, лишь ждут каждый день, когда я приеду. Фрэнк им обещал, как разберется с гангстерами, срочно женится на мне и привезет. Вот и привез, и женился, как ему Сид велел!
   Тут я озабоченно сказала: «Стоп, мои милые!», – потрогала их вспотевшие лбы и придирчиво осмотрела высунутые языки, не забывая укоризненно посматривать на Денни, намекая ему, что по всем приблизительным прикидкам он должен быть не точно таким, как Ларри, хотя и находится под его несомненным влиянием, и незачем ему сочинять фантастические небылицы или, попросту говоря, завирать.
   На это Денни оскорбленно сплюнул и заявил, что он не из тех никчемных парней, которые понапрасну треплют языками. Сид однажды ему говорил, что кроме него самого один Фрэнк имеет на меня законные права. Он об этом забыл и вспомнил, когда Фрэнк появился, чтобы увезти их сюда. Само собой, он ему передал эти слова Сида. А Фрэнк, не в пример мне, поверил и сказал, что всегда уважал Сида, несмотря на отдельные разногласия, поэтому ему придется развестись и жениться на мне как можно скорее.
   Фрэнк ему давно нравился, еще с тех времен, когда он их от ига старика Бин-гли освободил, а меня на глухой дороге подобрал. Ларри тоже успел с ним подружиться.
   Ларри подтверждающе кивнул и стал загибать пальцы, рассказывая насколько у них теперь с Фрэнком туго завязано. Фрэнк подарил ему ружье, вороного скакуна, щенка сеттера и кое-что другое. Фрэнк сказал, что он похож на Сида и должен уметь то, что умел его отец.
   Он уж многому научился от Фрэнка и сейчас на моих глазах без особых трудов уронит этого рыжего увальня Денни.
   Нимало не медля, Ларри уронил Денни, хотя был тому по пояс, и похвалился, что и самого Фрэнка запросто уронит, не говоря о гангстерах, которые вздумают снова мне надоедать.
   После этого мне было показано, что в первую голову достойно моего живейшего внимания. И когда за нами спустился посланец Фрэнка и сказал на ломанном английском, что их милость напоминают нам о скором обеде, мы, конечно, ничего не поняли и забыли и принялись дальше обстукивать закопченные временем стены подземелья, отмечая крестами, где завтра попытаемся расшатать кладку. Там как пить дать или старинный бедняга замурованный томится, или несметные сокровища припрятаны, или тайный ход или еще что-нибудь, такое же невиданное.
   Мы договаривались, кому с какого места начать, когда Фрэнк, внезапно объявившийся, сказал, что еще не решил для себя, которого из нас прикажет замуровать в первую очередь в назидание остальным, поскольку, как мы могли убедиться, пустых ниш еще хватает, а он имеет неоспоримое, веками освященное право заполнять их по своему усмотрению.
   Я не стала препираться, потому что он именно на меня предостерегающе поглядывал, вдруг подумала: «Ну, зачем им знать о наших с Фрэнком истинных отношениях?» – поднялась с колен и пробормотала, что надеюсь, он явит великодушную снисходительность и не будет никого замуровывать. Хотела, как положено, поцеловать его в щеку, но он так наклонился, что у меня в губы вышло. И еще потом была вынуждена принять предложенную им руку и оживленно болтать, что хоть я еще не видела его дом, но, судя по грандиозному подвалу, он мне понравится.
   Фрэнк отвечал, что рад моему энтузиазму, потому что мы тут проведем наш медовый месяц и потом будем часто приезжать сюда.
   В спальной комнате, куда он меня привел, он выпустил мою руку. Мы какое-то время просто стояли и смотрели друг на друга, позабыв зачем мы это делаем, молча, пока он не сказал, что мой костюм снова пришел в негодность.
   Спохватившись, я перестала глазеть на Фрэнка, обратив внимание на самое себя. Мало того, что моя шляпа съехала на затылок и держалась там неизвестно как, но и все остальное пришло в полный беспорядок, густо усеянный пятнами.
   – Ты мне больше такой не покупай, – сокрушенно вздохнула я, – он слишком маркий; можешь мне шляпу снять, – и наклонила к Фрэнку голову. Фрэнк снял. – Там ванная? Открой, пожалуйста, у меня руки грязные, но не входи, я уже дальше сама смогу.
   Но он вошел, другого от него ждать и не приходилось. Я его увидела, смывая мыльную пену с лица. Он заявил, что мой муж и имеет право, он принес халат.
   Я возразила, что это черт знает что такое! Сид ко мне не входил, когда я не разрешала.
   Он отчеканил, что не Сид, пора бы мне это запомнить, и будет заходить ко мне, когда ему заблагорассудится, и дьявол меня забери, он больше не пойдет у меня на поводу, он будет спать со мной, нравится мне это или нет! После ужина мне не удастся увильнуть от своих обязанностей! И вышел.
   Ну, вот! Я так и знала! Его терпения надолго не хватило!
   И принялась не очень тихо весело напевать и дальше смываться.
   Выбирать во что мне одеваться не понадобилось, выбранное Фрэнком дожидалось меня. Я это быстро натянула на себя и сбежала вниз. Когда я вошла в зал, Ларри с Денни огласили старинные своды восторженными воплями диких медведей и сказали, что мы с Фрэнком парочка хоть куда. Фрэнк ничего не сказал, он неопределенно взглянул на меня и больше уделял внимание мальчишкам. Из-за этого наш ужин чрезмерно затянулся. Сорванцы не хотели отстать от него и все спрашивали и спрашивали разные свои глупости, а он им обстоятельно отвечал, пока у меня не кончилось терпение и я не придумала сказать, что не была в их комнатах и хочу посмотреть, удобно ли им там.
   Они повели меня смотреть. Комнаты оказались большими и соседними в противоположном, от наших с Фрэнком апартаментов, крыле. Они мне понравились. Ларри уговаривал сыграть с ним в карты. Я его поцеловала, пообещав, что завтра – честное слово, а сейчас мне некогда, спокойной ночи.
   Но, когда я примчалась и, переведя дух, со степенным достоинством вошла, Фрэнка в моей комнате не было. Подавив разочарование, я разделась, легла и ждала два часа, пока не поняла, что он не придет. Он мне это сказал, чтобы показать, что я ему не нужна, он уже не хочет и может обойтись без меня.
   Я еще целый час лежала, сосредоточенно глядя в потолок. Я себя этот тоскливый час непрерывно жалела, но обошлось без слез – внутри горело от жгучей обиды и все высохло. Потом вспомнила про Ричарда: что и ему, наверное, сейчас тоже невыносимо. Мне необходимо с ним поговорить, если я все равно вынуждена страдать.
   У него вначале никто трубку не брал, я испугалась, что вообще не возьмут, но тут гудки прервались:
   – Ричард! – радостно вскричала я.
   – Миссис Киган, я получил вашу записку!
   – Это не я ее написала! Это Фрэнк написал! Он меня на свой остров заманил, а сам написал, чтобы ты меня не искал! Он мне сказал, что я из-за гангстеров должна там оставаться, пока он с ними не разберется. Он это выдумал, чтобы развестись без помех и жениться на мне, а сам меня нисколько не любит! Я для него жалкое чучело!
   – Кэтти, где ты?!
   – Он не должен был жениться, если чучело не любит!
   – Дорогая, откуда ты звонишь?!
   – Ты приехать хочешь?
   – Конечно, как можно скорее!
   – Нет, не надо, он меня не отпустит, хоть и не любит. У него это дело принципа: один раз я от него с Сидом убежала, а теперь он не позволит. Я его знаю. Он пригрозил, что если я попытаюсь, для меня это плохо кончится, а тебя он свободно может убить, чистый зверь теперь, думает, я его законная добыча.
   – Этот сукин сын плохо с тобой обращается?!
   – Хуже некуда! Он меня совсем не любит! Но поправить уже ничего нельзя! Мне очень жаль, что так получилось. Прощай, Ричард! Передавай привет Аннабел. Я завтра ответ ей напишу. Спасибо, что трубку не бросил. Я тебе еще как-нибудь позвоню. Ты меня не разыскивай, а то мне здесь не с кем поговорить. Сейчас уже не так тяжело. Я, вот думаю, по парку пойду погуляю и спать буду. Назло ему спокойно засну и ни разу о нем не вспомню! Я тебе завтра позвоню в это же время, не вздумай засыпать, пока не позвоню! До свидания!
   – До свидания, дорогая! Я люблю тебя!
   Я вздохнула и положила трубку. Вот так всегда! Хорошие люди любят, несмотря на разные происки и превратности, а плохие… плохие спокойно дрыхнут, наверное.
   Мимо его комнат я прошагала, не останавливаясь, гордой поступью, и долго гуляла по парку, пока тучи луну не закрыли, тогда вдруг всякая жуткая чертовщина замерещилась, которая гналась за мной по пятам до комнаты Ларри.
   Во сне он был очень похож на своего отца. Я забралась в кресло, и сидела там, глядя на своего любимого голубчика, пока не заснула.
   Если бы я не спала как убитая, я бы почувствовала, как Фрэнк взял меня на руки и понес в свою комнату, а так я лишь утром почувствовала, что мне жарко и хочется отодвинуться, а чьи-то руки не позволяют мне это сделать.
   Но ничего спросить у Фрэнка не успела, нимало не медля, он приступил к выполнению своих супружеских обязанностей.
   Когда я открыла глаза, после сморившего меня еще одного глубокого сна, мне показалось, что мне это приснилось. В комнате никого не было, одна я с разбитым сердцем.
   Только я его неумело склеила, как вдруг заметила, что это не моя спальня. Сердце выскользнуло и опять разбилось. Выходило, что мне не приснилось, он меня по-прежнему не любит. Надо как можно скорее выбираться из этой ловушки.
   Я благополучно перебралась в свою комнату и успела привести себя в порядок.
   Когда вошел Фрэнк, я стояла у открытого окна и не знаю почему у меня это вырвалось. Возможно, из-за слишком невозмутимого выражения его лица.
   – Я вчера Ричарду звонила, он меня еще любит!
   Фрэнк остановился, словно наткнулся на преграду и лицо его будто закаменело.
   – Я ему и сегодня позвоню!
   – Вряд ли, – проговорил Фрэнк. Он подошел к телефону и выбросил его вмести с красной розой (она у него за спиной была) за окно.
   Розу я подобрала и поставила в воду. За завтраком Фрэнка не было. Весь день мы провели без него – в подвале кладку расшатывали. Дело оказалось трудное, не одного дня, но чрезвычайно увлекательное. Каждый получил собственный замурованный участок и спешил раньше других обнародовать свои сенсационные находки. Не без труда мне удалось уговорить партнеров прерваться, чтобы прогуляться к озеру. День выдался жарким. По дороге мы порядком поджарились и, дойдя, с гиканьем побросались с обрыва в озеро и плескались там до самого обеда.

Глава 38. Под арестом

   Фрэнк приехал поздно ночью. Мне уже надоело бестолково высовываться из окна. И, когда показались огни фар на подъездной дороге, я обрадовалась и спряталась за занавесками.
   Выйдя из машины, Фрэнк долго стоял и курил, посматривая на мое открытое окно.
   Я тоже на него смотрела и едва успела юркнуть в постель и притвориться спящей. Я так старалась, чтобы ресницы не дрожали, так добросовестно жмурилась, что забыла про плохо склеенное сердце, оно-то и выдало меня с головой своим грохотом. Потому что Фрэнк постоял, постоял рядом с моей кроватью и язвительно проговорил:
   – Не осточертело притворяться?
   – Я не притворяюсь. У меня оба глаза закрыты! Оставь меня, мне просыпаться неохота!
   – По-моему, ты не ложилась. Меня караулила.
   – Из-за луны увидел? Я думала, не будет видно, в следующий раз не заметишь, далеко отойду.
   Продолжать добросовестно жмуриться уже не имело смысла. Я села и посмотрела на Фрэнка.
   Шляпа у него была бесшабашно сдвинута на затылок, и остальной вид был такой же опасно довольный, особенно выделялись глаза в разбойничьем прищуре, мне они совсем не понравились.
   – Чем ты занимался? – подозрительно спросила я.
   Фрэнк пожал плечами.
   – Не хочешь говорить?
   – Готовил кое-что к встрече с твоим приятелем.
   – Он не приедет, я ему не велела.
   – Парень тебя не послушался.
   – Фрэнк, я этого не хочу!
   – Неужели? Об этом надо было подумать вчера, сейчас слишком поздно, машина запущена.
   – Пожалуйста, останови ее! Я тебя очень прошу!
   – Это не в моей власти, Твикхэм будет искать встречи с тобой и с неизбежностью нарвется на меня.
   – Я не собираюсь с ним убегать! Честное слово!
   – У тебя не будет для этого возможности.
   – Я сама не хочу! Я буду жить с тобой до самой смерти! Я это твердо решила!
   – К сожалению, ничего не могу обещать, все будет зависеть от благоразумия Твикхэма и моего терпения.
   – А если я его отговорю запиской?
   – Твикхэм не поверит.
   – Тогда я с ним встречусь. У тебя Ларри с Денни останутся, я без них не сбегу.
   – Ты, разумеется, не сбежишь, но станет ли Твикхэм с тобой считаться? Нет, это слишком опасно. Парень давно сшивается возле тебя, у него могут сдать нервы.
   – Вот именно давно! Я его прекрасно знаю. Он глубоко порядочный человек.
   – Я в этом не уверен, порядочных в любви, как и на войне, не бывает! Спокойной ночи, Рыжая!
   Фрэнк нагнулся, чтобы небрежно поцеловать меня. Я спросила:
   – Ты не останешься?
   – Завтра трудный день, я должен выспаться. Не думай, что мне легко отказаться от твоего предложения. Выглядишь ты чертовски соблазнительно. Ты здорово помучила беднягу Твикхэма.
   – А он благородный, не то что ты!
   Завтра посмотрим, какой он благородный. Я не намерен запирать тебя. Надеюсь, у тебя хватит здравого смысла не делать глупостей? Поместье хорошо охраняется, мышь не проскочит, так что спи спокойно, детка, ты к Твикхэму не попадешь, ты моя, детка!
   Я не сразу вскочила, как Фрэнк ушел, выждала, досчитала до ста и лишь после этого осторожно соскользнула на пол, не включая света, на ощупь оделась и высунулась в окно и полторы минуты зорко вглядывалась в подозрительно-неподвижные тени, потом перекинула ногу на выступ (давно хотелось попробовать), за ним на другой и так до последнего, осталось на землю ловко спрыгнуть. Я и спрыгнула, как кошка, бесшумно сразу на четыре конечности, и только хотела рвануть в кусты, как прямо перед собой увидела чьи-то превосходные, ручной работы итальянские башмаки.
   С полминуты мы смотрели друг на друга: я смущенно-виновато с корточек, а Фрэнк укоризненно, будто ничего иного от меня и не ожидал, с высоты своего внушительного роста. Наконец этот ракурс мне совсем разонравился, я встала и, понурив голову, поплелась обратно. Фрэнк направил меня к себе в комнату, в своей комнате я у него из доверия вышла.
   Покорно разделась и легла на край кровати, но Фрэнк меня к себе передвинул. Я напомнила ему, что у него завтра тяжелый день, но Фрэнк проворчал, что ничего не поделаешь, придется ему как следует заняться со мной, чтобы у меня не осталось сил сотворить еще одну глупость.
   Он так постарался, что засыпала я с глубоким чувством вины.
   Это совсем ненадолго задержало рассвет, лишь на тот краткий миг, пока у меня глаза закрывались, потому что, когда я их через какую-нибудь минуту-другую в панике распахнула, не то что рассвет, а и сам день был уже в полном разгаре.
   На ходу натягивая джинсы, я подлетела к дверям, которые дергала и высаживала плечом, пока не убедилась в тщете своих комариных усилий. Оставалось окно, но и там с налета ничего не получилось, потому что прямо перед своим носом я обнаружила приклеенную скотчем записку.
   В ней Фрэнк сообщал, что, во-первых, на этой стене нет никаких выступов, перед тем как вылезать, я должна в этом убедиться; во-вторых, окно находится под пристальным наблюдением его человека; в-третьих, если я проголодаюсь, мне достаточно позвонить по внутреннему телефону; в-четвертых, вместе с горничной зайдет охранник, предупрежденный о моих злостных намерениях; в-пятых, пацаны на несколько дней отправлены на побережье; в-шестых, он меня любит; в-седьмых, несмотря на шестой пункт, не пощадит, если я попытаюсь сбежать; в заключение целует и надеется, что я буду его послушной женой.
   Я раз двести пятьдесят недоверчиво вчитывалась в шестой пункт и где он меня целует, опуская все остальное за ненадобностью, пока не поверила и не спрятала это замечательное послание поближе к ликующему сердцу.
   После чего выглянула в окно. Выступов, в самом деле, не было, а охранник был натурально, я ему помахала рукой, потом, не мешкая, позвонила по внутреннему телефону.
   Вскоре дверь отворилась, но мне не удалось проскочить за нее, хоть я и изготовилась со стулом в руках, который собиралась пристроить охраннику на голову, однако была вынуждена отказаться от этой затеи, потому что охранник был надежно укрыт зеленой артиллерийской каской и сам такой шкаф, чрезвычайно громоздкий и нероняемый, что у меня обескураженно руки со стулом опустились, когда он еще вдобавок выдвинул против меня свой могучий квадратный подбородок и неодобрительно посмотрел на меня.
   – А мне выйти надо! – оправдываясь, ожесточенно проговорила я.
   – Не велено, – бездушно пророкотал шкаф.
   – Ну и что, что не велено?! Я сама тут приказываю! Выпустите меня, я вам больше денег заплачу!
   – Не велено, – опять пророкотал шкаф и, легонько оттеснив меня, аккуратно притворил дверь за горничной.
   Раздосадованно долбанув зарытую дверь, я принялась за привезенное на столике, не забывая оглядывать комнату в поисках какого-нибудь подходящего выхода.
   Оглядывала, оглядывала и пришла к выводу, что надо бы поискать в камине, но дымоход там оказался перегорожен неснимаемой решеткой, поэтому я взялась за простынь, разрывая ее на длинные полосы, которые затем крепко связала, выкинула один конец за окно и ловко спустилась вниз, но не к белокурому охраннику, а к Фрэнку в собственные руки, они у него тряслись, и сам он был белым от ярости. А я была не в состоянии на него сердиться и счастливо ему улыбалась, даже когда он свирепо прохрипел:
   – Шею захотела сломать?!
   – Нет! – беспечно мотнула я головой, отметая такие нелепые ужасы.
   – Ты будешь меня слушаться?!
   – Нет! – опять беспечно честно мотнула я головой.
   В ответ из него посыпались какие-то нечленораздельные ругательства. Пока он так неистово богохульствовал, а я счастливо улыбалась, к нам приблизились два головореза, которые сообщили, что гость прибыл.
   Фрэнк выпустил меня из рук, крепко схватил за руку и быстро потащил за собой. Но он меня не туда, куда надо, а в какую-то темную, подвальную дыру без окон втолкнул и окованную железом дверь запер, приставив двух охранников, которым сказал, что снимет с них головы, если они меня не уберегут.
   В этом заточении мне пришлось черт знает сколько времени в бездействии протомиться, может, целые сутки или трое! Я не знала точно, в темноте со счета сбилась.
   Когда наконец-то открылась дверь, я у Мадлен, моей горничной, утомленным, слабым голосом спросила:
   – Которое число пошло?
   Она охотно ответила:
   – Перевалило за полночь, мадам.
   На последующие мои наводящие вопросы Мадлен бойко протараторила, что ничегошеньки не знает, коли мадам о важных господах, так они давно поразъехались, а хозяин сказали, что не хотят мадам видеть, они должны отправиться к себе и не показываться им на глаза.
   Я не поверила, но она излишне радостно побожилась, что ей-ей, мадам опять под арестом!
   Я оскорбленно не стала пускаться в дальнейшие расспросы, а заперлась у себя, отослав ее к чертовой матери, и три дня вслед за тем из своей комнаты не выходила.

Глава 39. Признание

   С Фрэнком я встретилась на четвертый день за обедом, к которому Ларри и Денни вернулись. Причем вел он себя абсолютно беззастенчиво, будто мы пару минут назад в мирном согласии расстались. Я постаралась взять себя в руки и не показывать виду, как меня всю распирает от негодования. И от греха подальше почти весь день провела с Денни и Ларри, встретившись с Фрэнком за ужином и еще, когда мне захотелось прокатиться на его самом лучшем призовом скакуне. Я сказала, чтобы его оседлали, но парнишка-грум, застенчиво улыбаясь, пробормотал, что его милость запретили седлать для мадам Сарацина.
   Это уже перешло все мыслимые границы! Я помчалась к Фрэнку в кабинет за объяснением. Он оторвался от бумаг, когда я наклонилась к нему, опершись руками о стол.
   – Почему Сарацина седлать запретил?!
   – Ты можешь взять другую лошадь.
   – А мне именно Сарацина надо!
   – Он не для тебя.
   – Так! – задохнулась я от возмущения, – теперь всегда по-твоему будет?!
   Фрэнк утвердительно кивнул и, упирая на свое «я», внушительно проговорил:
   – Кэтрин, ты будешь делать то, что я тебе разрешу! Я не намерен многое запрещать, но на Сарацина ты не сядешь! Он слишком зол и коварен, ты когда-то падала, я не желаю, чтобы нечто подобное повторилось.
   – Тебе Ричард разболтал о том случае? Но я не падала, я вылетела через голову! Там темно было, а сейчас не темно. Прикажи, чтобы седлали!
   – Нет.
   – Значит, отказываешься, да?! Тогда, Фрэнк Ловайс, ты знаешь кто?! Ты – чума египетская! Вот ты кто! Я вообще не стану кататься! Буду со скуки умирать! Я и так за эти дни, считай, уже скончалась! И сейчас тут останусь и на твоих глазах совсем дойду! А ты смотри и радуйся!
   Но он смотрел на меня недолго, пока я кресло поближе подтаскивала и пуфик для ног заносила и устраивалась на них; потом он невозмутимо уткнул свою голову в бумаги и ни разу не подглянул.
   А я поерзала, поерзала и, видя такое безнадежное дело, встала и прошлась по кабинету, вокруг стола обошла, почитала у него из-за плеча, это меня не заинтересовало, подошла к окну, внизу Ларри увидела, и только хотела перемахнуть через окно, как Фрэнк опять самовольно вмешался, хотя это был второй этаж с надежными выступами, и настырно проводил меня, упирающуюся, к дверям, возле которых я вырвалась, встряхнулась всем телом, словно выкинутая за ворота, вольнолюбивая дворняжка, показала ему для острастки свой кулак и заспешила к Ларри.
   Ну, что тут, в самом деле, с этим несговорчивым верзилой долго толковать, когда я сейчас с Ларри из лука постреляю, а потом сама Сарацина оседлаю и спрашивать ни у кого не стану!
   Поиграв с Ларри и уложив его спать, я пробралась в конюшню и без труда оседлала их призового Сарацина, он у меня только раз бешено взбрыкнул, и полтора часа ездила, еле в темноте обратную дорогу нашла, а как возвратилась, увидела Фрэнка и нарочно Сарацина на задние ноги картинно резко осадила. Фрэнк из-за этого в лице изменился, а я еще вдобавок кубарем скатилась на землю и прошла мимо него с другой стороны Сарацина, как мимо пустого места, но далеко мне уйти не удалось.
   Перепуганные прислужники Фрэнка перехватили у меня уздечку, а меня самое Фрэнк на нижних ступеньках сграбастал за шкирку и поволок в свою комнату.
   И там он меня… там… ну, в общем, он меня там некрасиво выпорол! Ремень свой вытащил и выпорол! Юридического бакалавра выпорол! Каково?!