Флей Джин. Чумазая принцесса

   Дома Сид потребовал подробного отчета обо всех происшествиях. Я заупрямилась, хотела выслушать его самого, но, ссылаясь на старшинство, он настоял на своем.
   Отчет вышел длинным. И если бы не телефонный звонок Фрэнка, которым он мне всегда напоминал, что пора одеваться, то мы бы не успели собраться к его приходу, но Сид не разрешил мне сообщить Фрэнку о своем возвращении. Пусть, говорит, это будет сюрпризом.

Глава 19. Два истукана

   И сюрприз состоялся, Фрэнка как громом поразило, когда он увидел спускающегося по лестнице Сида, но на него и в самом деле в эту минуту стоило посмотреть. Сид был потрясающе хорош собой в новом белом смокинге с ослепительной, чуть насмешливой улыбкой на твердых губах и с глазами, чей особенный, стальной блеск и выражение несли в себе как бы предостережение, если ни угрозу, и адресовалась та угроза именно Фрэнку, к которому я непроизвольно обернулась в тревоге, потому что Фрэнк теперь тоже странно улыбался улыбкой висельника, решившего во что бы то ни стало разделаться со своим палачом.
   Но мне это все почудилось, поскольку, когда я открыла зажмуренные глаза, они не дрались друг с другом, как должны были, а пожимали руки и обменивались вежливыми словами, из которых становились ясны их дружественные намерения на неограниченный срок.
   Немного опередив нашу машину, Фрэнк, когда мы приехали, гостеприимно открыл дверцу, чтобы помочь мне выбраться. Для меня это было не такое простое дело. Платье было непривычно длинное, пышное, и моя левая нога успела за что-то зацепиться. Фрэнк как-то чувствовал такие критические моменты: очень ловко вынул меня и, когда поставил на землю, все что запуталось, благополучно распуталось и уверенно зашагало с ним рядом.
   Нет, он все-таки неплохой человек и ничуть не страшный, Сид также абсолютно спокоен. И как мне в голову пришли такие дикие ужасы? Не иначе внезапное помрачение нашло, что совсем неудивительно в нынешнюю ночь на Рождество, когда так холодно и звезд на небе полно высыпало. Жалко,—снега нет. Может пойдет еще?
   – Френк, ты что-нибудь слышал про снег?
   – В новостях не обещали, однако он пойдет.
   – Откуда ты знаешь?
   – Предчувствие, мой друг.
   – Как ты сейчас славно сказал, ну-ка повтори.
   – Мой друг.
   – А ты с Сидом правда больше не будешь драться?
   – Ты присутствовала при заключении мирного договора. Первым я его не нарушу.
   – Поклянись!
   – Чтоб я сдох!
   – Нагнись, я тебя за это и за моего друга поцелую.
   – Боюсь, твоему братцу это не слишком понравится. Пока лучше избегать осложнений, но я буду в полном твоем распоряжении, когда он не сможет нам помешать. Знаешь ли ты, что прекрасно выглядишь?
   – Знаю, это Сид постарался, а я для него.
   – Он тоже хорош.
   – Не хорош, а лучше всех! Без привычки свободно можно закаменеть, с двумя неосторожными дамочками так и случилось. Ему будет трудно найти кого-нибудь себе в пару, если только в Голливуде, там, говорят, полно стойких красавиц, но я его предупредила о злопамятстве. Сказал, поостережется. Эти колонны у тебя мраморные? И статуи есть?
   – Скоро увидишь.
   – А пустые рыцари как в кино?
   – Рыцарей нет. Обрати внимание на вазы.
   – Эти? Большие. Люстру я уже видела. У вас леса разборные, или каждый раз новые ставите?
   – Нет, люстру опускают. Можешь нажать на кнопку.
   Я нажала, люстра, звеня хрустальными подвесками, быстро опустилась вниз, едва не коснувшись паркета, в котором вся и отразилась. Ничего не скажешь, блеск!
   – Я боялась, разобьется. А пусть она так низко повисит?
   – Хорошо.
   – Фрэнк, если мы здесь одни, то как ты относишься к ненужному этикетному занудству?Ну, если я стану разгуливать сама по себе, где захочу, и осматривать, что попадется?
   – Этой ночью, детка, позволено делать все что угодно.
   – Тогда я пошла.
   Это было не очень-то ловко на тонких каблуках, я их скинула на лестнице, на середине которой приостановилась, чтобы бросить двум застывшим внизу истуканам, чтобы они не глазели на меня и не ждали, а поразговаривали бы друг с другом, походили бы туда-сюда и развлеклись хотя бы в шарады с живыми картинками.
   Истуканы переглянулись и шагнули навстречу друг другу. Кажется, дело пошло на лад, о них можно не беспокоиться и, не торопясь, все осмотреть.

Глава 20. Неотравленные конфеты

   Я еще в детстве хотела здесь побывать, но мне лишь на чугунной калитке удавалось повисеть и покататься, подразнивая Фрэнка, пока он не подходил поближе поквитаться за нанесенный моральный ущерб. Но я всегда успевала удрать от него.
   Правда, был такой случай. Иду я по гранитному приступочку забора, в который чугунные прутья решетки вделаны, вокруг весна клейкими листьями распускается, на мне тоже ее неопровержимые приметы в виде новых голубых ботинок с рантами на тонкой кожаной подошве, белых чулок, частью самопроизвольно отстегнувшихся, за спиной зеленый капор, на шее ленты от него, во рту леденец и популярный мотивчик, руки тоже заняты – они перебирают прутья забора, так как приступочек узкий, и мне не хочется угодить в большую лужу, подступающую к нему, мне хочется смотреть, не отрываясь, на свое отражение и плывущие в лужи облака. Поэтому я замечаю Фрэнка лишь тогда, когда его руки намертво припечатывают мои к прутьям с другой стороны решетки.
   Некоторое время мы молча стоим друг против друга, вернее я изо всех сил тужусь, чтобы освободить свои кулаки, а Фрэнк не дает мне это сделать и при этом весело скалится.
   – Пусти, хулиган! – не выдержав, сердито бормочу я.
   – Я Фрэнк Ловайс, крошка.
   – Знаю, ты с моим братом дерешься. Чего вцепился? Счас как крикну, попомнишь тогда! Сид тебе башку оторвет!
   – Кишка тонка у твоего брата!
   – Хватит врать, сильнее его нет никого!
   – Как сказать.
   – Это каждый доподлинно знает.
   – Плохо он за тобой присматривает, Рыжая.
   – Не ври хорошо.
   – У тебя шнурки развязаны и чулок съехал.
   – Они это после, без него. Он их еще не видал.
   – Хочешь конфет?
   – Отравленных?
   – Нет.
   – Тогда не хочу.
   – Я знаю, ты их любишь.
   – Люблю. А какие у тебя? С орехами, что ли?
   – С орехами. Возьмешь?
   – От нашего злейшего врага нипочем не возьму! Зачем ты его позавчера обозвал непонятным словом, которое Сид не велел мне запоминать? А еще вдобавок он из-за тебя палец сломал прошлым летом! Не проси не возьму, отравленных дак взяла бы.
   – А махнуться не желаешь?
   – На что?
   – На то, что у тебя в левом кармане.
   – Не глядя?
   – Не глядя.
   – Махайся на правый, не прогадаешь.
   – Согласен.
   Фрэнк отпустил мою правую руку, и она проворно выгребла из кармана: расческу о двух зубах, кроличью лапку, яблочный огрызыш, пупсика, синее стеклышко, значок и разное другое, почти целое и слегка недоеденное. Взамен этого баснословного богатства карман мой наполнился неотравленными, обыкновенными, шоколадными конфетами с орехами.
   Пока я шла дальше по приступочку, я успела рассказать Фрэнку про родившихся котят, про запившего мужа Олли, про страшного гангстера в плаще и шляпе, который приснился мне неделю назад, про то как я нашла новенький серебряный доллар и про многое другое, не менее захватывающее и леденящее, но про прошлогодний пожар досказать мне не удалось, потому что только я сунула руку в карман за очередной конфетой, как меня вдруг стащили с приступочка, перенесли через лужу и поставили на землю, где я убедилась, что это дело рук Сида, которые уже принялись подтягивать мои чулки и завязывать узлы на шнурках.
   Когда с ними было покончено, они вынули конфеты из моего кармана и зашвырнули их в сторону Фрэнка, туда же был показан преотличнейший, крепчайший кулак и отправлено небольшое энергичное послание, призывающее Шелудивого Койота оставить пока не поздно свои подлые штучки, иначе ему опять придется иметь дело с Диким Медведем, и на этот раз Койот так легко не отделается, он с него шкуру-то спустит…
   Сид потянул меня за руку, и мы зашагали прочь, время от времени оборачиваясь, чтобы напоминать про шкуру и потрясать кулаками. Сид начинал, а я с воодушевлением подхватывала и потрясала вслед за ним.
   Но старались мы зря, потому что, пнув приступочек, Фрэнк сунул руки в карманы, повернулся и пошел к своему огромному дому, который нам только сегодня представилась возможность посетить и осмотреть.

Глава 21. Рождественская ночь

   Ходила я по дому долго. Патрика, естественно, нигде не было, следов его пребывания тоже, одни мои пустые фантазии, от которых я наконец бежала, скатившись по перилам вниз, где наткнулась на опущенную люстру.
   Она таинственно мерцала в лунном свете и, казалось, тихонько мелодично позванивала. Я обошла вокруг нее один раз, второй и еще, и чем быстрее я шла, а потом бежала, тем ярче делалось это волшебное мерцание.
   Раскрутилась я чересчур сильно и, сорвавшись с орбиты, закружилась по замысловатой траектории, то удаляясь, то приближаясь к мерцанию, пока оно вдруг не унеслось высоко вверх под потолок. Мне туда было не добраться, зато до огромного окна ничего не стоило, тем более с Фрэнком, он хорошо водит. Когда мы остановились, за окном медленно и густо падал снег.
   – Рыжая, у тебя осталась несколько секунд, чтобы поцеловать меня до прихода твоего братца.
   Мы едва успели, когда Сид появился.
   – Ноги не замерзли? – спросил он, подходя к нам.
   Я отрицательно покачала головой. Но когда он нагнулся, чтобы проверить, я уже утвердительно часто кивала.
   Фрэнк предложил отнести меня к камину. Сид небрежно перекинул меня через плечо и понес, хотя я сердито возражала, что пока еще не инвалид и сама дойду. На это Сид спокойно заметил, что обязательно им стану, если буду разгуливать и выстаивать босиком у окна, за которым похолоднее, чем на Аляске.
   Сбросил он меня также небрежно в кресло у камина, куда еще придвинули скамейку для ног. Мне налили немного бренди, а за столом – шампанского. К столу я пошла уже собственными ногами, обутыми в туфли, которые Сид достал из карманов и вернул их согревшимся ногам.
   Стол мне показался немного великоват для нас троих, для сотни-полторы морских пехотинцев он был бы в самый раз.
   – Фрэнк, это у тебя серебро?
   – Серебро.
   – Фамильное маркизовское?
   – Думаю, да.
   – А, мистер Говард, добрый вечер! Знакомьтесь это мой брат Сид, он недавно из экспедиции вернулся.
   – Рад познакомиться, мистер Киган.
   – Взаимно, приятель.
   – Фрэнк, – прошептала я, когда Говард немного отошел, – почему ты сказал, что нас только трое?
   – Говард не в счет.
   – Странно, когда я ходила по дому, что-то его не заметила.
   – В этом его главное достоинство, за которое я ему изрядно приплачиваю.
   – А он тебе всегда в перчатках прислуживает?
   – Разумеется.
   – И твоей жене? Теперь понятно, почему она не захотела возвращаться.
   – Полагаешь поэтому?
   – Ну да, я бы тоже. Но ты был вынужден с детства мучиться, я помню, меня однажды ваш человек в таких же перчатках с калитки прогнал. Да, трудно вам аристократам!
   – Мне кажется, ты, детка, одна из нас.
   – Нет, Фрэнк, ты ошибаешься. Мы из бакалейщиков, бессребреники – ни одной фамильной ложки.
   – Говард, будь любезен, принеси сафьяновый альбом из моей спальни.
   Говард вышел. Когда он появился, я уже сгорала от любопытства.
   Открыв альбом на женском портрете восемнадцатого века, Фрэнк перевел с итальянского:
   – Аделаида Сен-Джон.
   – Ну и что? Какое это имеет отношение ко мне?
   – А ты вглядись.
   – Ну, вгляделась.
   – Тебе не кажется, что вы похожи как две капли воды?
   – Я?! На эту уродину?! Ты что, спятил? Я что, по-твоему, такая же лысая и толстая?! У нее же совсем нет груди! А глаза? Сид, скажи, что у меня не такие маленькие! Ха! У нее же белые волосы мелким бесом! Ты что, дальтоник? У меня вот, видишь! – сунула я ему под нос свою голову. – Во-первых, рыжие; во-вторых, крупным бесом! Да, Фрэнк Ловайс, никогда не ожидала, что ты такого плохого мнения обо мне. Конечно, я не то, что твоя жена, но и не такая уж никудышная. Многим нравлюсь, некоторые открыто утверждают, что очень недурна, например, твой хохотун мистер Хили, потом Робинсон, Тэйлор из сбыта и еще позавчерашний в супермаркете, и другие – всех не перечтешь! Так что забери ты этот пасквиль и никогда его никому не показывай, а лучше продай мне, я его сожгу. Сколько ты за него просишь? Я за ценой не постою.
   – Я не могу его продать, это не моя собственность.
   – Чья же?
   –Лорейн.
   – Сид, я не такая страшная?
   – По мне, Принцесса, ты самая красивая девушка на нашей улице!
   – Фрэнк, ты слышал? На всей улице! А она, сам знаешь, какая длинная и побольше твоей! Ты еще настаиваешь на своем вздорном заблуждении?
   – Нет не настаиваю.
   – Значит, не похожа?
   – Нет.
   – Нисколько?
   – Ни в малейшей мере!
   – Это ты просто много выпил?
   —Не исключено. Вероятно, и освещение ввело меня в заблуждение.
   – Вот именно, при свечах всякое может померещиться. При свечах только гадать на жениха можно, и то не слишком доверяясь. Часто являются неправильные. Мне, например, недавно был совсем лысый мистер! А я лысых-то и не люблю! Сочувствую, это да, но замуж не пойду. И потом, Сид, ты меня за лысого разве бы выдал?
   – Нет.
   – Ну вот и я говорю, но со свечами второй год именно лысый является. Нет, свечи – это дело обманчивое и вредное. С ними лишь танцевать можно. Пойдем, Сид. Я хочу там, у люстры.
   Ее опять опустили. За окнами продолжал густо падать снег, а люстра мерцала загадочно, как глаза у Сида.
   – Когда ты в последний раз танцевал?
   – Не могу вспомнить.
   – Ты почти не разучился.
   – Ловайс более ловок, чем я?
   – Нет, ты слишком напряжен и держишь меня на расстоянии. Тебе надо чаще практиковаться.
   – Принцесса, ты кого-нибудь любишь?
   – Конечно, тебя и Денни.
   – Я спрашиваю не об этом.
   – Ну, я же говорю, пока среди моих знакомых нет ни одного сколько-нибудь симпатичного лысого. А если он вздумает явиться, ты меня за него не отдавай, как бы он ни просил, и я тебя не отдам за лысую и даже за слегка лысую, как эта на дурацком портрете. И как ему в голову такая странная идея пришла? Решено, с этих пор я не стану с ним танцевать. Пусть вот ходит и смотрит и запоминает вперед, если я такая уродина для него!
   – Принцесса, я должен тебе кое-что сообщить. Долго откладывал, но больше нельзя откладывать. Короче, не падай… Я – не твой родной брат!
   – Нет, родной! Фрэнк тебе все наврал, чтобы ты меня разлюбил. Я этому подлому змею сейчас глаза выцарапаю!
   – При чем здесь он?
   – А зачем он наболтал? Не было никакого голубого конверта! В глаза не видала! Выдумал он!
   – Конверт существует. С его документами я ознакомился в шестнадцать лет.
   Я ошеломленно уставилась на Сида. Мы перестали танцевать.
   – Что случилось? – спросил Фрэнк, подходя к нам.
   – Ничего, приятель, это семейное дело! – отрезал Сид и, как бы отодвинув Фрэнка плечом, повел меня дальше.
   – А почему ты мне ничего не рассказал?
   – Отец не хотел, я тоже.
   – Боялся, что я тебя разлюблю?
   – В общем, да.
   – И я ужасно испугалась, когда конверт нашла. Но ты же не станешь меня меньше любить?
   – Я давно это доказал, Принцесса, теперь твоя очередь.
   Конечно, я ею тотчас воспользовалась, правда, потом мне пришлось порядком потрудиться, стирая следы, оставленные моей помадой на его смеющемся лице.
   Нет, все-таки Сид самый лучший родной брат в мире! Я это так прямо и выпалила Фрэнку, когда он, опять обеспокоенный, к нам подошел. Еще сказала, что ладно, я и с ним буду танцевать, если он не виноват и не проболтался про синий конверт, в чьей надежной секретности уже нет необходимости, потому что Сид узнал о нем в шестнадцать лет, но, несмотря на это, оставался настоящим родным братом.
   Когда мы танцевали, Сид рассказал, как это ему открылось, благодаря миссис Гил, на которую он случайно приземлился, перемахнув через высокую изгородь, когда та в глубоком подпитии брела по спуску. Миссис Гил сильно раскричалась о бешеном Кигановском приемыше, взявшем моду наскакивать на больных старух.
   Он не придал значения ее словам, пока случайно не обнаружил голубой конверт с документами, с которыми пришел к отцу. Отец попросил его ни с кем не делиться этим открытием, он все равно ему сын, он его любит, но не надо травмировать мою неустойчивую, детскую психику. Он тогда согласился. Однако сейчас дело другое, он не может скрывать от меня этот факт, который имеет для него большое значение, он мне дома объяснит.
   Я пробовала сейчас допытаться, что это за значение, но он лишь сиял глазами и отмалчивался, пока рядом не возник Фрэнк. Сид ему сказал, что не будет возражать, если он заберет меня.
   Фрэнк, конечно, рад стараться, сразу забрал, даже руки тряслись от нетерпения, его хлебом не корми – дай потанцевать, я тоже любила это дело. Но что же Сид имел в виду?
   – Когда ты со мной, не смей пялиться на своего братца! – свирепо прошипел Фрэнк.
   – Буду, я его давно не видела.
   – Ры-жа-я! – с нескрываемой угрозой проговорил Фрэнк.
   – Ну что? – посмотрела я на него.
   – Какого черта ты целовала его?!
   – Имею право!
   – О чем он с тобой говорил?
   – Не скажу! Ты меня оскорбил, Фрэнк Ловайс! Оказывается, я у тебя в страшилища записана.
   – Я забрал свои слова обратно.
   – Слово не воробей, я теперь долго буду помнить и сомневаться в себе. Ты тоже не такой распрекрасный как Сид, но я же не тычу тебе этим!
   – Можешь, если желаешь. Я знаю, что урод. А ты самая красивая девушка в мире!
   – Опять издеваешься?
   – Нет!
   – Тогда лучше войди в разумные пределы.
   – Рыжая, официально заявляю, ты самая красивая девушка на моей улице.
   – Вот это уже близко, благодарю.
   – Что он тебе говорил?
   – Сид рассказывал, как узнал, что он не мой родной брат.
   – Проклятье! Он не сказал, почему вдруг решил это открыть?
   – Нет. Говорит есть причина, дома расскажет. Я просила здесь, а он ни в какую. Ты сам, случайно, не догадываешься? Ты же у нас умный.
   – Я начинаю сомневаться: такой ли я умный, как должен.
   – Ты заметил, как у него глаза прекрасно сияют?
   – Да, черт побери, выглядит чертовски довольным, как кот, проглотивший золотую рыбку. Парня можно понять, таскался где-то два года, а когда соизволил вернуться, нашел красавицу, на которую имеет определенные права. Он, пожалуй, никогда не видел тебя такую, а?
   – Фрэнк, ты сейчас опять не шутишь о красавице?
   – Хотел бы я пошутить, к сожалению это чистая, неприглядная правда. Пойдем, я тебя представлю кое-кому.
   Он подвел меня к большому зеркалу и, небрежно махнув, сказал:
   – Знакомься, та что рядом со мной – недоверчивая красавица, не подозревающая своих колоссальных, разрушительных способностей. Возле нее ее жертва. А там другая на подходе. Парень, похоже, боится.
   – Сид ничего не боится.
   – Я бы это не стал утверждать, и я кое-чего боюсь, но это секрет для девочек, пример бедняги Самсона весьма поучителен.
   Наверное, у Фрэнка начался пьяный бред. А платье и в самом деле идет мне, в нем отличная, тонкая талия. И причесалась я удачно, только затылок уж слишком съехал, того и гляди рассыплется. Перекрутить его, что ли?
   Вытащив шпильки и тряхнув головой, я стала собирать рассыпавшиеся волосы, но затылок получился неудачным. Пришлось его опять перекрутить, а он опять не удался, а потом еще раз. Сверкнув с досады глазами, я обратилась к Сиду с Фрэнком, которые снова принялись за свои вредные, истуканистые штучки и сразу с двух сторон:
   – Эй, послушайте, у меня из-за вас ничего не выходит, и ни у кого бы не вышло! Это не такое простое дело, как вы думаете. У меня уже руки устали и терпение лопнуло! Если вы не прекратите смотреть на меня, то я все брошу и останусь лохматой, а это не идет к такому платью! Здесь на затылке нужна высокая линия с завитками!
   Кажется, завитки их наконец убедили, потому что они как бы смущенно закашляли и отступили.
   Поглядев им вслед и пожав плечами, я приступила к еще одной попытке. И она блестяще удалась. Я их вскоре догнала и показала одному и второму линию, которую добивалась.
   Хорошенько рассмотрев ее, Сид сказал, что ему очень нравится, а Фрэнк – что теперь понимает, какая линия необходима для такого платья и что за это полагается выпить. Я тщеславно покрутилась еще немного и подхватила их под руки.

Глава 22. Коварный тип

   А потом случилось, что Сид как-то внезапно заснул: так, сидел-сидел рядом со мной, и вдруг голова его начала клониться ко мне на плечо. Я хотела его разбудить, но Фрэнк отсоветовал:
   – Пусть спит, – говорит, – уже поздно.
   – Вот именно, нам домой пора, – возразила я. – Странно, с ним никогда такого не было.
   – Парень устал за два года скитаний. Он рассказал, где он был?
   – Нет, не успел. Он все расспрашивал, как мы тут без него.
   – Понятно. А почему бы вам у меня не остаться?
   – Сид, наверное, не согласится.
   – А ты, Рыжая?
   – Я – как он захочет.
   – Предлагаю перенести твоего братца в спальню. Если он не проснется, то вы останетесь здесь, а если проснется – ему решать.
   – Хорошо.
   Фрэнк взвалил Сида на плечо и отнес в ближайшую спальню. Сид не проснулся. Я сняла с него туфли, развязала галстук, расстегнула верхние пуговицы рубашки, поцеловала и устало присела рядом на край постели.
   – Спасибо, Фрэнк, можешь идти, – сказала я, вытаскивая шпильки из волос.
   – Собираешься здесь остаться?
   – Угу, – кивнула я, зевая, – нам тут хватит места.
   – Не сомневаюсь. Однако в доме много спален. Пойдем, Рыжая.
   Фрэнк бесцеремонно схватил меня за руку и почти насильно вывел из комнаты.
   – Фрэнк, – выдернув у него свою руку, сказала я с крайним неудовольствием, – хоть ты и какой-то древний маркиз по наследству, но иногда это по тебе не скажешь! Ты бываешь чрезвычайно грубым! Ты мне сейчас руку-то чуть не оторвал, а завтра у меня будут синяки из-за тебя!
   – Покажи где?
   – Вот тут. Эй, что ты делаешь?! Я не разрешала тебе! – удивленно сказала я, отдергивая и пряча за спину только что поцелованную им руку.
   – Должен сказать, мне не нужны твои разрешения, – проговорил Фрэнк каким-то странным, глухим голосом, и вид у него был такой же странный, как у хищника перед прыжком.
   Я непроизвольно попятилась от него, но он как будто бы ждал это, и такое у него вдруг обнаженно-жадное выражение появилось на лице, что, испуганно вскрикнув, я хотела куда-нибудь, сломя голову, нестись спасаться, но он не дал мне сделать и двух шагов. Втолкнул за соседние двери и закрыл их на два оборота.
   – Что это значит, Фрэнк Ловайс?! – спросила я с негодованием.
   – Раздевайся, Рыжая, – вполне спокойно и очень властно сказал Фрэнк, развязывая свой галстук.
   – Ты с ума сошел?!
   – Я валял дурака полгода, а сейчас благодаря твоему братцу пришел в себя.
   – Он убьет тебя!
   – Возможно, парень не захочет превращать тебя в безутешную вдову.
   – В какую вдову? И перестань немедленно раздеваться!
   – В мою, детка. Я назначил судье завтра утром. У нас осталось не слишком много времени.
   – Ты точно спятил!! Мне не нужно к судье, я не собираюсь брать тебя на поруки, не прикасайся ко мне!
   – Взгляни, дорогая, как ты сейчас хороша.
   Я не могла не повернуть голову, чтобы не убедиться. А он этим воспользовался. Он недаром был у дьяволов за главного, у меня не было никаких шансов, а потом и желаний, которые бы не совпадали с его собственными…
   Проснулась я от того, что одеяло вдруг куда-то съехало, попыталась натянуть его на себя, но не тут-то было, оно за что-то зацепилось. Это оказалось рукой Фрэнка.
   – Пора вставать, дорогая, у тебя почти не осталось времени на подготовку.
   – К чему?
   – К пожизненной роли миссис Ловайс!
   – Ты все еще уверен, что она мне подойдет?
   – Больше, чем когда-либо!
   – Сид не отдаст меня, у тебя будут крупные неприятности!
   – Он не сможет вмешаться.
   – Что ты с ним сделал?! – села я.
   – Ничего, о чем стоило бы беспокоиться, он всего лишь принял немного снотворного, мне не хотелось с ним драться. Я обещал тебе.
   Оттолкнув Фрэнка, я соскочила с кровати и побежала к Сиду.
   Сид спал так же внешне спокойно и безмятежно, как накануне ночью. Дыхание было глубокое и ровное, температура нормальная, цвет лица не ухудшился. Кажется, все в порядке.
   – Он точно проснется?
   – Разумеется.
   – А когда?
   – Вечером, я предпочел не рисковать.
   – Это для него абсолютно безвредно?
   – Абсолютно.
   – Ты бесстыдник, Фрэнк Ловайс! Какого черта ты разгуливаешь передо мной голым?!
   – Я сам хочу тебя спросить, какого дьявола ты стоишь передо мной голая? Тебе давно пора быть в ванной!
   – А сколько времени осталось?
   – Меньше часа.
   – О! — подскочила я, поворачивая обратно.
   Фрэнк едва успел застегнуть мне платье, когда Говард, постучав в дверь, сообщил, что их честь уже прибыли. Мы поцеловались и пошли.
   Платье было длинновато, мне приходилось придерживать его. Я ехидно поинтересовалась у Фрэнка, на какую каланчу он его заказывал? Взглянув вниз, он, улыбаясь, заметил, что платье приобреталось с расчетом на каблуки.
   Таким образом обнаружилось, что этот ротозей Фрэнк в спешке забыл про мои туфли. Посылать за ними было поздно. Мы выходили на судью со свидетелями, вернее прямо на судью со свидетелями выходил Фрэнк, меня он прямо на них выносил на руках, потому что, по его словам, он не хотел, чтобы я выстаивала босиком, когда за окнами, как на Аляске.