Ла Донна бросилась в объятия Дамона, сотрясаясь от рыданий.
   Лишь в тот момент Дамон заметил Деллу. Она стояла в другом конце комнаты, и на губах ее играла злорадная улыбка. Он сразу понял, что это она разбила куклу, но доказательств у него не было.
   Несколько недель спустя Дамон зашел к сестре. Ла Донна читала, сидя на кровати. Он протянул ей большую коробку, обернутую розовой бумагой.
   – Ой, Дэми, это мне? – радостно вскричала она и, вскочив, потянулась к коробке.
   Разорвав обертку и откинув крышку, девочка онемела от восторга.
   – О-о-о! – выдохнула она и осторожно взяла в руки фарфоровую куклу.
   – Познакомься, Ла Донна, – сказал Дамон, – это Анна-Донна.
   Из темно-синих глаз сестры хлынули слезы радости.
   – Спасибо! – взволнованно прошептала Ла Донна. – Никто никогда не посмеет обидеть Анна-Донну, Дамон, никто…
   Дамон тяжело вздохнул и вернулся мыслями к настоящему. Бережно положив Анна-Донну на атласные подушки, он спустил ноги с кровати и в этот момент что-то упало на пол.
   Быстро наклонившись, Дамон увидел, что это дневник Ла Донны. От падения замочек расстегнулся, и из книги в кожаном переплете выпала засушенная роза.
   Дамон с грустной улыбкой поднял хрупкий цветок. Его сестра всегда хранила мелочи, будившие в ее романтической душе воспоминания. Он положил розу в дневник, закрыл его и пошел к двери.
   Уже взявшись за ручку, Дамон обернулся, посмотрел на дневник, вернулся и сел на кровать. Снова раскрыв дневник, он начал читать:
   «…и она хочет выйти замуж за Дамона. Но я знаю брата. Он никогда не женится на Делле Фрудж, этом испорченном капризном ребенке. Я молю Бога уберечь меня от коварных сетей лживой Деллы.
   …Мне не с кем поделиться своими тревогами. Дамон уехал, а то я поговорила бы с ним. Он всегда бывал рядом со мной в трудную минуту. О Дэми, как жаль, что тебя сейчас нет! Отец настойчиво убеждает меня выйти замуж за Вито Беллини, но я не могу и подумать о замужестве, ибо люблю другого».
   Дамон наугад раскрывал страницы.
   «…Делла сказала отцу, что я одна уехала из дома… Делла мне не нравится… Когда я вошла, она держала в руках мой дневник. Застежка была открыта… Ужасная Делла Фрудж ходит за мной по пятам, не сводя с меня своих злобных зеленых глаз и явно поджидая, когда я сделаю неверный шаг.
   Я не доверяю Делле! Она злая… Желая завладеть каким-то предметом, Делла скорее испортит или уничтожит его, чем позволит воспользоваться им другому. Именно так она поступила много лет назад с моей любимой Анабеллой».
   «Значит, все-таки Делла разбила фарфоровую куклу! – подумал Дамон. – Ла Донна знала об этом, но молчала».
   «Я встречалась с Натаном в саду. Как же я его люблю!…Сегодня ночью Натан просил меня выйти за него замуж, но я не могу. Отец никогда не допустит этого. Я боюсь за Натана. Отец может обидеть его, если узнает о нашей связи… А теперь у меня будет ребенок – ребенок Натана! Я так счастлива… О Дамон, пожалуйста, возвращайся быстрее! Подскажи мне, что делать, помоги!»
   Последняя запись была сделана 6 июня 1851 года: «Делла, увидев нас с Натаном в саду, злорадно улыбнулась и ушла. Я знаю, она все рассказала отцу. Несколько часов назад они стояли недалеко от окна моей спальни. Отец был в ярости. Дэми, как плохо, что тебя нет! Ты бы помог мне, защитил от гнева отца. Боюсь, я уже никогда не увижусь с Натаном. Я люблю тебя, Натан, тебя и твоего ребенка!»
   Это была последняя запись. В тот же вечер с сестрой Дамона случилось несчастье – она упала с лестницы, и это привело к выкидышу. На другое утро красавица Ла Донна заснула вечным сном.
   Дамон тогда был во Франции по делам Роско и не знал, что накануне смерти сестра думала о нем, мысленно обращалась к нему за помощью. Даже надеялась, что он защитит ее от гнева отца.
   – О Ла Донна, любимая сестра! – прошептал Дамон, глядя на портрет. – Как ужасно, что я не помог тебе!
   Он подошел к портрету, держа в руке дневник.
   – А вот ты помогла мне, Ла Донна. Даже после смерти ты помогла мне! Прочитав твои давние записи, я понял, кому было нужно подорвать мое доверие к жене и лучшему другу.
   «Делле нельзя доверять», – написала ты, зная ее лучше меня и видя ее насквозь. Да, она коварная, злобная лгунья. Я полностью полагаюсь на твое мнение. Спасибо, сестренка, что открыла мне глаза.

Глава 20

   Задумчивый, Дамон сидел за столом в кабинете. За весь день он так и не увидел Темпл. Эрин молча внесла Поднос с ужином, поставила его на стол и тихо удалилась. Дамон посмотрел на телячий окорок с грибами и отставил тарелку – аппетита не было. Еда казалась невкусной, вино – горьким.
   Вина камнем лежала у него на душе. Узнав, что с утра к синьоре вызывали доктора Веччи, он пошел в спальню жены, но Эрин с каменным лицом встала перед дверью и ледяным тоном сообщила, что Темпл не желает его видеть.
   Весь дом затих, словно затаил дыхание. Слуги ходили, как немые. Дамон застонал, подумав, что им, возможно известны его ночные подвиги. Ему хотелось бы надеяться, что они притихли, узнав о недомогании синьоры. Дамон стыдился своего ужасного поступка.
 
   Кипя от негодования, Пьер закрыл дверь спальни Темпл. Вообще-то он пришел к Дамону, но Эрин, встретив его, сказала, что Темпл просит синьора сначала зайти к ней.
   Проводив гостя в спальню, она села возле постели подруги. Темпл поведала Пьеру о том, что случилось ночью.
   Втроем они обсудили эту новую напасть, стараясь припомнить, когда именно Дамон начал странно вести себя. Выяснилось, что несколько дней назад он стал холоден и отчужден с Темпл и резко переменился к Пьеру. В учебном лагере Дамон избегал друга, был оскорбительно груб с ним. Пьер приписал все это усталости Дамона, тому, что он раздражен военными неудачами, изнурительными учениями и постоянным беспокойством за жену.
   Но сейчас всплыли совсем иные причины. Все трое сошлись на том, что странности Дамона проявились в тот день, когда Пьер и Темпл предприняли вторую попытку встретиться с незнакомцем, посылавшим им таинственные записки. Темпл до сих пор не подозревала, что Дамон приставил к ней охранника, Пьер же, зная об этом, понял, что Снид доложил хозяину о встречах возле каменной ограды.
   Пьер поднялся с кресла, пообещав Темпл поговорить с Дамоном и наконец расставить все точки над i. Возмущенный, он решительно направился в кабинет. Сейчас ему впервые предстояло начать столь трудный разговор с другом.
 
   Войдя в кабинет без стука, Пьер, едва сдерживая гнев, приблизился к сидевшему в кресле Дамону. Взглянув на него, тот подумал, что на этот раз они, видимо, поменялись ролями. Раньше зачинщиком ссор всегда бывал он сам.
   Пьер швырнул на стол два листка бумаги:
   – Читай!
   Дамон просмотрел оба:
   – Одинаковые записки.
   Пьер молча бросил на стол еще две бумажки. Дамон прочел их.
   – И эти одинаковые, – удивился он, не постигая, в чем дело.
   – Хорошо, что ты хоть это понял, – холодно бросил Пьер.
   – Но что это? – Дамон указал на записки. – Кто их писал?
   – Это «срочные» сообщения, – язвительно пояснил Пьер, – а вот кто их писал, не имею понятия. Как ты заметил, каждая составлена в двух экземплярах. Мы с Темпл дважды получали их и дважды отправлялись в указанное нам место, причем оба раза напрасно. Никто так и не объявился. – Пьер подошел к окну. – Я думал, ты делаешь выводы из своих ошибок, Дамон, но, боюсь, тебя ничто не исправит. Недавно ты превратно истолковал совершенно невинную сцену, вспылил, не дав нам объясниться, а сейчас повторил то же самое. – Пьер отошел от окна и встал перед Дамоном. – Неужели ты совсем обезумел от любви? Где твой разум? Уж не считаешь ли ты меня полным дураком? Ведь мне прекрасно известно, что Темпл повсюду сопровождает Снид. Подумай, Дамон, только идиот завел бы интрижку с твоей женой, зная, что в кустах стоит твой человек, который доложит тебе о каждом ее жесте! Как ты мог заподозрить жену в безнравственности да еще сказать ей об этом?!
   – Черт возьми, подожди минутку… – Дамон вскочил и с угрожающим видом двинулся к Пьеру.
   – Нет! Это ты подожди! Клянусь Богом, я все выскажу! – Пьер уперся ладонями в стол, сверля друга гневным взглядом. – Жена любит тебя! Она никогда ни с кем не спала, кроме тебя! И ребенок, которого она носит под сердцем, – твой! В тот день у каменной ограды ты видел любящих тебя жену и друга. Они пришли туда, получив записки, в которых сообщалось, что твоя жизнь в опасности. Бог знает, почему мы встревожились за тебя, надеялись что-то узнать и спасти твою жизнь.
   – Пьер…
   – Я еще не закончил, Дамон! Ты поставил под угрозу свой брак и нашу дружбу, подверг серьезной опасности жизнь своего еще не родившегося ребенка. И все это из-за подозрительности, ревности и непроходимой тупости! Не уподобляйся Роско Силоне, Дамон!
   Уязвленный до глубины души, Дамон вздрогнул, как от удара.
   Не дожидаясь, пока он придет в себя, Пьер вышел из кабинета и хлопнул тяжелой дверью так, что эхо прокатилось по всему дому.
   Дамон устало опустился в кресло и отрешенно уставился на дверь. Его измученная душа была в смятении. Боль мучительно сжала сердце.

Глава 21

   Держа в руке букет цветов, Роско сидел на сломанной мраморной скамье. С трудом подавляя подступившие слезы, он смотрел на могильный холм, под которым вечным сном спала его дочь.
   С годами старик все чаще приходил сюда. Сначала его мучили тяжкие угрызения совести, и он избегал этого места, напоминавшего ему, что отчасти он сам повинен в смерти Ла Донны. Теперь же его приводило сюда одиночество.
   Роско наклонился и положил цветы на могилу.
   – Я никогда не желал тебе зла, Ла Донна, поверь. – Голос старика дрогнул. – Если бы можно было вернуть прошлое…
   – И что бы ты сделал? – прозвучал резкий вопрос.
   Роско обернулся и увидел сына, стоявшего в нескольких шагах от него.
   – Что бы ты изменил, отец? Позволил бы ей свободно любить и выйти замуж за своего избранника – за того, от кого она ждала ребенка? Сомневаюсь.
   – Знай я, как все обернется…
   – Ты все равно сделал бы то же самое, отец. Ты неисправим! И как я ни боролся с собой, как ни пытался искоренить в себе это, должен сознаться, что во многом похож на тебя, – с горечью закончил Дамон.
   – Ты унаследовал от меня не только дурные черты, Дамон. Твоя сила, решительность, гордость…
   – К несчастью, мне передались твои несправедливость, жестокость и упрямство. Ты видишь и слышишь только себя. Прежде я ненавидел за это тебя, но теперь мне приходится ненавидеть и себя, ибо такова и моя сущность.
   – Тебе еще не поздно исправить свои ошибки, – с чувством возразил Роско. – Он провел рукой по мраморному надгробию и печально покачал головой. – А вот моих уже не исправишь. – Роско посмотрел на сына. – Ты гораздо лучше меня, Дамон. Ты научился любить, как и просила твоя мать. Ты сильнее меня, потому что не боишься чувств, не боишься отдавать себя. А мне уже не начать заново – ни с твоей матерью, ни с Ла Донной… Я даже не смею надеяться, что наши с тобой отношения когда-нибудь сложатся иначе.
   Дамон с удивлением заметил страдание в черных глазах отца. Сколько он помнил, и голос Роско никогда не звучал так ласково.
   «Не так-то просто забыть о нашей враждебности и отчужденности, – подумал Дамон. – Впрочем, раз отец просит, почему бы не попытаться?»
   – В моей душе накопились обиды, – признался Дамон. – Слишком многое надо забыть, прежде чем я смогу простить.
   Роско с пониманием кивнул. Что ж, пусть у них получится не сразу, но хорошо уж и то, что сын не отверг его просьбу, – для начала хватит и этого.
   – Между мною и Темпл разверзлась пропасть. – Дамон в волнении пригладил волосы. – Глубокая пропасть. И виноват в этом только я. Мне надо искупить вину, навести мосты. Но жена не хочет видеть меня. Как же мне с ней помириться?
   Дамон сорвал розу с куста и положил ее на могилу сестры. Роско не нарушал молчания и терпеливо ждал. Сын впервые говорил с ним так откровенно, изливал душу, не боясь показаться слабым и уязвимым.
   – Меня вызывают в гарнизон Челлини, – сообщил Дамон. – Это в нескольких часах езды отсюда. Бейтс и его люди ждут меня в лагере. Вернусь через неделю, может, позже. – Он протянул отцу три запечатанных конверта. Один был адресован Роско, другой Темпл, третий Пьеру. – Передай каждому в руки, отец, и, пока меня не будет, позаботься о моей жене. – Дамон поднял с земли холщовый армейский мешок и пошел прочь.
   Роско, провожая сына глазами, видел, как тот привязал к седлу мешок, бросил прощальный взгляд на дом, вскочил в седло и ускакал.
   Задумчиво посмотрев на конверты, старик побрел к вилле Силоне.
 
   Бейтс налил в чашки дымящийся черный кофе и взглянул на Дамона, который сидел у камина и рассеянно ворошил угли длинной кочергой. Бейтс беспокоился за своего молодого друга, ибо никогда еще не видел его таким подавленным.
   – Наверное, ты, как и я, устал от этой войны, Дамон? – Бейтс поставил перед ним чашку.
   – Очень, – отозвался тот, отхлебнув горячий кофе. – Впрочем, все к лучшему.
   Бейтс, наблюдая за Дамоном, заметил, что он мрачен и очень осунулся. «Его тревожит не только война», – подумал он.
   – Может, расскажешь, что мучает тебя, сынок? – ласково спросил Бейтс. – В его добрых глазах не было праздного любопытства, только забота и участие.
   – Если ты согласен выслушать, – тихо ответил Дамон.
   И он поведал Бейтсу все – начиная с того момента, как юношей увидел во Франции маленькую девочку, а вернувшись домой, узнал, что его единственная сестра умерла. Рассказал о долгих годах дружбы с Натаном Гаррисом, о большой любви Ла Донны и Натана, о своем глубоком чувстве к Темпл.
   Дамон давно признался Натану, что любит Темпл. Поскольку тот дал Роско опрометчивое обещание, признание друга успокоило его. Дамон поклялся Натану заботиться о Темпл, да и как могло быть иначе, если он любил ее больше жизни?
   Принудив Темпл к браку с Дамоном, Роско желал отомстить Натану за смерть Ла Донны. Но Гаррис благословил этот союз.
   – Пусть Роско считает, что победил, – шепнул Натан Дамону, лежа на смертном одре. – Оставим его в этом заблуждении.
   Во время заключения брака Дамон стоял в самом темном углу спальни Натана и вышел на свет лишь для того, чтобы взять руку Темпл. Девушка не разглядела его – слезы затуманили ей глаза, а все мысли были сосредоточены на умирающем отце. Темпл так и не узнала, что это Дамон стоял рядом с ней в полутемной комнате. Она и сейчас Не догадывалась, что он женился на ней по любви и с благословения Натана, а не по приказу Роско Силоне.
   Дамон вспомнил, как Натан прошептал «спасибо», отдавая любимую дочь своему юному другу.
   Бейтса потряс рассказ Дамона. Все началось с любви, которая привела к трагедии и страданиям, а потом снова вспыхнула любовь.
   Дамон, глубоко вздохнув, продолжил свое повествование. Бейтс услышал о том, как Темпл приехала на виллу, сблизилась с Дамоном и полюбила его. Молодой человек признался, что его собственное чувство становилось все глубже и сильнее. Поведал другу и о событиях последних недель.
   Мужчины задумчиво посмотрели на красные языки пламени в камине.
   – Судя по всему, Дамон, – заметил Бейтс, – Делла нарочно подстроила свидание Темпл и Пьера, создав двусмысленную ситуацию, а потом направила тебя к месту встречи, желая, чтобы ты своими глазами увидел их. Как и задумала эта коварная женщина, ты укрепился в своих ложных подозрениях, ею же и посеянных.
   – Но почему я сразу не понял этого, Бейтс? – печально воскликнул Дамон.
   – Потому, дружок, что ты принял все слишком близко к сердцу. Ведь были задеты твои чувства! Хитрая Делла, зная, как ты вспыльчив и ревнив, использовала это против тебя. Она понимала: стоит только заронить в твою душу сомнение, и твой пылкий нрав довершит дело. Делла разожгла огонь, а потом с удовольствием наблюдала, как он полыхает. Есть люди, которым доставляет наслаждение портить жизнь другим. Делла не только хитра, но и опасна. Остерегайся ее. Помни, что она очень коварна, и будь постоянно начеку. Боюсь, Делла не оставит тебя и Темпл в покое, дружок.
   Дамон молчал, все так же задумчиво глядя в камин. Когда там остались лишь тлеющие угольки, он наконец очнулся.
   – Возвращайся на виллу, Дамон. Тебе надо быть с женой.
 
   Темпл снова и снова перечитывала письмо Дамона, и слезы застилали ей глаза.
 
   «Выслушав Пьера, я полностью осознал свою вину. Унаследованные мною черты Роско глубоко противны мне. Прошу тебя об одном: постарайся понять и простить меня, любовь моя. Не стану оправдываться, ибо мои слова, поступки и гнев не имеют оправдания. Я очень виноват перед тобой.
   Но видишь ли, милая, ты первая женщина, которую я полюбил, и мне страшно потерять тебя, хотя отчуждение и недоверие между нами посеяны мною.
   Я знаю, ты несчастлива на вилле и хотела бы вернуться во Францию или Америку. Ты моя жена, а значит, тебе нечего бояться Роско. Ты заплатила «долг» своего отца, выйдя за меня замуж. Ни ты, ни твой отец больше ничего не должны Роско.
   В моей власти отпустить тебя на свободу, Темпл. Я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась, в какой бы стране ни решила поселиться. Не стану удерживать тебя, но прошу об одном: позволь мне видеться с ребенком.
   Ты навсегда останешься в моем сердце, любовь моя, жизнь моя! Я страстно люблю тебя – боюсь, даже чрезмерно.
   Дамон».
 
   – О Дамон! – воскликнула Темпл. – Я хочу быть только с тобой! Мне нужна твоя любовь и ты сам!
   Она разразилась слезами.
   – Темпл? – тихо сказал Роско. Она подняла голову и увидела его в дверном проеме. – Я стучал, но ты не ответила. Мне показалось, что ты плачешь, и…
   Темпл вытерла глаза и сразу заметила необычное поведение Роско. Он впервые зашел к ней. «Интересно, что его привело сюда?» – подумала она, стараясь успокоиться.
   – Можно войти?
   Темпл кивнула. Старик тяжело опустился в кресло у окна. Морщины, избороздившие его лицо, обозначились резче, в волосах прибавилось седины. Темпл вдруг охватила острая жалость к нему.
   – Мы с тобой никогда не были друзьями, Темпл, – начал Роско.
   «Это еще мягко сказано», – подумала она.
   – Конечно, ты считаешь, что нам не с чего быть друзьями, поскольку я ненавидел твоего отца и обвинил его в смерти моей дочери. Чтобы отомстить, я заставил тебя выйти замуж за Дамона, хотя вы оба не желали этого брака.
   Роско поднялся с кресла, подошел к кровати и посмотрел на невестку. Темпл впервые не увидела враждебности в его черных глазах.
   – За свою жизнь я наделал много ошибок, Темпл, очень много! – Старик устало тряхнул головой и, к изумлению невестки, присел на край кровати. – У тебя железная воля, Темпл Силоне. Я восхищался твоим характером и вместе с тем пытался его сломить.
   Темпл не понимала, зачем он говорит ей все это. В его тоне не было ни язвительности, ни злобы. Роско явно пытался найти с ней общий язык, от этого она растерялась и решила, что лучше молчать. Старик между тем продолжал:
   – Сын на многое открыл мне глаза, передал последние слова моей жены. Умирая, она говорила с Дамоном, а не со мной! Господи, я никогда не верил, что Кандида любит меня, а ведь оказывается, любила! Мы были женаты восемнадцать лет, Темпл, и за это время я ни разу не сказал ей «я люблю тебя» или «я хочу тебя».
   Увидев слезы в глазах старика, Темпл пришла в полное замешательство.
   – Но я любил и желал ее, – продолжал он. – Я любил Ла Донну, люблю своего сына. Но я никогда не выказывал никаких чувств, кроме гнева, ненависти, упрямства… перечислять можно долго, Темпл. За всю свою жизнь я никому не говорил об этом. Не странно ли, что именно ты услышала от меня эти слова и перед тобой первой я повинился?
   Она молчала, понимая, что Роско и не ждет от нее ответа. Ему хотелось выговориться, облегчить душу.
   – Дамон сказал, что я сломил волю Кандиды, сделал ее несчастной, заставив жить в вечном страхе. Возможно, поэтому она так рано умерла. Наверное, отчасти я виновен в смерти жены, так же как и в смерти дочери.
   Воцарилась тишина. Роско помрачнел. В душе его происходила страшная борьба.
   – Ты боишься меня, Темпл? – вдруг спросил он.
   – Да, боюсь, Роско, – иногда больше, иногда меньше.
   – Ты меня ненавидишь?
   Темпл молчала, и старик горько усмехнулся.
   – Прости, Темпл. Мне не следовало задавать тебе этот вопрос. Конечно, ты ненавидишь меня. Разве может быть иначе? Ведь даже мой сын ненавидит и презирает меня! С тех пор как умерла Кандида, я стал Дамону чужим. Так что в день смерти Кандиды я потерял не только жену, но и сына. Все, что у меня оставалось, – Ла Донна, но и ее я не уберег.
   Роско встал и начал беспокойно ходить по комнате. Теперь тишину нарушали лишь его шаги.
   – Ваш союз с Дамоном был вынужденным. Но ведь вы полюбили друг друга, да? Ты любишь моего сына? – спросил Роско, вернувшись из печального прошлого в настоящее.
   – Да, – ответила Темпл, – я не хотела любить его, клялась, что этого никогда не будет.
   Старик усмехнулся.
   – Я прекрасно это помню, – весело сказал он, и Темпл невольно улыбнулась, поняв, что Роско хочет наладить с ней отношения. Он заметно изменился, стал мягче и спокойнее. – Дамон сказал мне однажды, что я не Бог и не дьявол, а всего лишь человек. Но у людей есть души, они чувствуют, любят, а я? Кто же я? У меня нет сердца, я не способен на чувства, на любовь! Может, я чудовище?
   Его темные глаза выражали боль, а голос – волнение. Темпл растерялась, не зная, как ответить на вопрос старика.
   Роско вздохнул:
   – Я ненавидел твоего отца, Темпл. Почти ничего не знал о нем, но все равно ненавидел, потому что он отнял у меня Ла Донну. Я боялся, что она любит его больше, чем меня. Это заставило бы меня возненавидеть кого угодно. Но случилось так, что избранником моей дочери стал Натан Гаррис. Я возненавидел его, прежде чем узнал, кто он такой. Мне было известно одно: их любовь взаимна. Из эгоизма я не мог этого допустить. – Голос Роско дрогнул, и он отвернулся к окну. – Мой сын не такой, как я. Он сильнее и умнее меня.
   Старик достал из нагрудного кармана письмо Дамона, развернул его и начал читать вслух:
 
   «Не знаю, Роско, какое чувство питаю к тебе, своему отцу, но уверен: это не ненависть. Полагаю, оно останется безответным, а потому никогда не уляжется.
   Теперь о моей женитьбе… Ты думал, будто я женился на Темпл, чтобы помочь тебе отомстить Натану Гаррису. Воображал, что сыновний долг заставил меня выполнить твои требования. Однако на самом деле я женился на Темпл по собственной воле, потому что любил ее. Я увидел ее впервые более восьми лет назад и сразу полюбил».
 
   Темпл замерла, не веря своим ушам. Значит, Дамон женился на ней по любви, а вовсе не потому, что Роско жаждал мщения! Но где мог Дамон видеть ее раньше? Ведь они никогда не встречались! Восемь лет назад… да ей же было всего тринадцать лет!
   Роско продолжал читать:
 
   «Я знал про любовь Ла Донны и Натана. Приехав однажды к нему и не застав его дома, я пошел через сад и вдруг услышал детский смех, обернулся и увидел красавицу…»
 
   Слушая Роско, Темпл вспомнила летний день и красивого незнакомца, сразу пленившего ее сердце. Так, значит, это был Дамон!
   С тех пор она искала его черты в каждом мужчине, он снился ей по ночам. С годами его образ становился все более расплывчатым, но воспоминание все же осталось.
 
   «…Натан знал, что я люблю его дочь. Со временем мы с ним стали друзьями. Он понравился бы и тебе, отец, если бы ты поближе сошелся с ним.
   Натан благословил наш союз и, не колеблясь, отдал мне дочь, ибо не сомневался в моих чувствах. Я был счастлив вступить с ней в брак, и сделал это по своей воле. Натан посоветовал мне в тот день стоять в темноте – так, чтобы Темпл не видела меня. Он считал, что нужно дать ей время привыкнуть ко мне. Темпл так и не узнала, что это я был тогда рядом с ней и произносил слова клятвы».
 
   – О Боже! – Темпл ярко вспомнила эту сцену. Так это Дамон был там! Это его надежная твердая рука поддержала ее! Кажется, она подумала в тот момент, что, если бы выходила замуж за этого мужчину, все было бы не так страшно. О Боже!
 
   «…и я даю Темпл свободу не потому, что не люблю ее, а напротив, из любви к ней. Она мне дороже жизни.
   Мало просто любить. Надо уметь отпускать на свободу и не подавлять своей любовью. Я знаю: моя любовь причинила Темпл боль, и не хочу, чтобы это продолжалось».
 
   Закончив, Роско протянул письмо невестке.
   – В этом письме – душа моего сына. Я разрушил немало судеб, многим причинил горе. Я не могу повернуть время вспять и исправить свои ошибки. Мне очень хотелось бы это сделать, но уже слишком поздно. Возможно, ты не веришь этому, как и Дамон, но мои слова – чистая правда.
   Роско взял Темпл за руку. Не предполагая, что он способен на это, она удивленно подняла свои большие глаза и встретила его взгляд.
   – Если ты решишь остаться с нами, Темпл, я постараюсь получше узнать тебя, хотя раньше не стремился к этому. Прошу тебя, останься ради моего сына! Ты нужна ему. Боюсь, без тебя он стал бы таким, каким был я. – Роско, помолчав, добавил: – Слышишь, Темпл? – Он удовлетворенно улыбнулся. – Я употребил прошедшее время. Может, это хороший знак?
   Его радость тронула Темпл, равно как и неожиданное расположение к ней. Она впервые видела на лице старика улыбку.
   – Прошу тебя ради Дамона – не уезжай с виллы Силоне, – продолжал Роско. – В тебе зреет его семя – ребенок, который вернет в этот дом любовь и радость. Пожалуйста, подумай о вашей любви и о вашем ребенке. Не лишай нас удовольствия вновь услышать детские крики и смех.