Фокс Натали. Опасные леди

   Но, возможно, теперь, после удаления шустрого репортера, он хотя бы заговорит с ней наконец.
   – Теперь мы можем говорить? – отважилась она спросить, когда они вышли из самолета.
   Джесс, попав после душного самолета на свежий воздух, почувствовала даже головокружение.
   – Вы будете говорить, Джессика, только когда вас спросят, и не раньше. Я все еще зол как сто чертей, до сих пор прихожу в бешенство от мысли, что вы задумали обвести меня вокруг пальца. Так что не стоит приставать ко мне с жалкими объяснениями, которые вы придумали во время полета. Путешествие еще не окончено.
   И путешествие действительно продолжилось. Уильям запихнул изнуренную Джесс в белое такси, их багаж следовал за ними в другой машине. Она попыталась заговорить опять, но мрачный взгляд Уильяма подавил ее попытку.
   Таксист, судя по всему, следовал полученным инструкциям, которые гласили, что если он откроет рот, то это будет грозить ему неминуемой смертью, а потому сидел за рулем с совершенно отсутствующим видом, и на всем пути от аэропорта у него не возникло ни одного вопроса.
   Джесс видела, что нет никакого смысла просить его о помощи. Она уже достаточно хорошо поняла, что Уильям не остановится ни перед чем, лишь бы она молчала, и способ заткнуть ей рот фальшивым поцелуем, очевидно, не самый худший из доступных ему.
   Пышная растительность зеленого острова была ошеломляюще прекрасна, и Джесс подумала, как счастлива была бы попасть сюда при других обстоятельствах. Но даже и заложницей лучше быть в тропическом раю, нежели в каком-нибудь грязном подвале. Она дрожала, думая о том, чем грозит ей конечный пункт. С этим сумасшедшим Уильямом Уэббером ждать можно чего угодно.
   – Вы, случаем, не замерзли? – пробормотал себе под нос Уильям, заметивший ее дрожь, и снова погрузился в изучение журнала, захваченного им из самолета.
   – Я дрожу от страха, с ужасом думая о конечном пункте нашего путешествия.
   – Вы боитесь? Бросьте, Джессика, кто поверит вашему лицедейству? Нервы у вас просто стальные, и это хорошо, это вам еще пригодится.
   – Хотелось бы знать, в чем меня обвиняют, потому что все это смахивает на паранойю. Не я писала этот газетный очерк, а ваша любовница. У меня не было намерения женить вас на себе, как вы это утверждаете, и я могу лишь сказать, что моя компьютерная игра ловко была вами выцарапана у меня в то время, как я хотела продать вам ее, но поскольку выкрасть ее показалось вам выгоднее, чем купить, и…
   – Успокойтесь, – мрачно предостерег он.
   Джесс стиснула зубы и в полном отчаянии стала смотреть в окно. Все бесполезно и безнадежно. Но она начала понимать это раньше – когда они только прилетели. Куда же они направляются? Она видела, что они все глубже и глубже забираются в джунгли, и если бы не испугалась раньше, то сейчас настало самое время пугаться по настоящему. Куда, к черту, он ее завезет? И встретит ли она там Эбби? Если да, то в каком состоянии она найдет ее? Связанной? С кляпом во рту? И главное, за что? Почему с ними происходит такое?
   Спустя десять минут после того, как они свернули на ухабистый тракт, углублявшийся в джунгли, Джесс вдруг увидела внизу маленький просвет кусочек морского побережья. Узкий и единственный просвет в темноте джунглей, который вмещал в себя лишь несколько чистеньких роскошных яхт, пришвартованных к молу, уходящему в. море такой голубизны, что это казалось даже нереальным. Когда они съехали с пыльного тракта к неприметной со стороны скрытой в рощице пышных пальм бухточке, Джесс вдруг подумала, что пару последних дней она, вероятно, находится рядом с одним из богатейших людей мира.
   Наверное, одна из яхт принадлежит ему. Надо, очевидно, обладать здесь достаточным влиянием и властью, чтобы произошло то, что случилось с репортером в аэропорту. Только очень богатые, могущественные и влиятельные люди могут повсюду рассчитывать на такого рода обслуживание по первому их слову или даже кивку. Но тогда почему, ох, почему, почему этот могущественный человек опускается до жалкого воровства какой-то игровой компьютерной программы?
   Когда они свернули на дорогу, ведущую к побережью, Джесс смотрела в окно автомобиля и не нуждалась в указаниях Уильяма Уэббера держать рот на замке, ибо и так молчала, и ее молчание таило в себе печальную самоуглубленность. Она тщательно пыталась хоть что-то понять. Реальный мир, окружающий ее, становился все более нереальным. Она изобрела новую компьютерную игру, только и всего. Игра стоит дорого, да, дорого, но все-таки не настолько дорого, чтобы этот человек стал рисковать репутацией из-за такой малости. Нет, здесь что-то не так. Он говорил о каких-то ее бесчестных изощренных замыслах, о сообщнице… Все выглядит так, будто они с Эбби действительно совершили преступление…
   – Выходите, Джессика.
   Услышав приказ, она не спеша выбралась с заднего сиденья такси. Одежда прилипла к телу, тонкая струйка пота устремилась вниз по ложбинке спины.
   – Куда теперь? – пробормотала она, щуря глаза от солнечного блеска, отраженного белым, сонно колышущимся на мелкой волне судном, пришвартованным к пристани.
   Такси, пронзительно завизжав на повороте, скрылось в облаке пыли и песка. Джесс тем временем прочитала название яхты.
   – «Уэбберс Уондер»^[20], вот черт, – проворчала она. – Что за идиотское название! Чавкает, как… как мокрый латук, если не сказать похуже…
   В первый раз за все время путешествия Уильям Уэббер соизволил улыбнуться, да и то чуть-чуть.
   – Тут я с вами совершенно согласен. Это мой братец придумал такое идиотское название.
   – В таком случае, он и сам идиот, разве нет?
   Сердце ее бросилось к Эбби, захваченной в заложницы этим Уэббером, воображения у которого столько же, сколько у… у мокрого латука.
   – Он богат, а потому может иногда позволить себе быть идиотом, – сказал Уильям, вновь беря ее под локоть и подталкивая к пристани.
   – В семье не без урода, как водится.
   Он ничего не ответил, поскольку появился член экипажа, а просто указал Джесс на ступеньки, ведущие к каюте.
   Джесс сглотнула слюну. Роскошь окружала ее. Повсюду поблескивали хромированные детали, белые кожаные диваны тянулись вдоль стенных панелей розового дерева, словом, великолепное место для праздного времяпрепровождения. Благодаря кондиционеру здесь царили свежесть и прохлада. Уильям, спустившись вместе с ней с верхней палубы, тотчас проследовал по белому ковру к бару. Он тихо сказал что-то членам судовой команды, и они удалились, оставив их одних.
   Джесс, как ни старалась, не могла разобрать ни слова из того, о чем говорилось, уловив лишь имя – Оливер Уэббер.
   – Оливер – это ваш брат?
   – Да, – сказал он, подавая ей высокий стакан с лимонным соком, смешанным с водкой, и с долькой свежего лимона, нацепленной на край. – Команда вернется за ними сюда, когда они прибудут. Он и его эта… Они уже вылетели из Хитроу.
   – Ваш брат и моя сообщница? – саркастически спросила она, потягивая коктейль и задумчиво глядя на него поверх узорного стекла стакана.
   Выглядел он измученным. Его кремовой полотняный костюм порядком поизмялся в дороге, волосы, слегка прибитые влажностью, завитками цеплялись за край воротника, и, судя по всему, сердце его работало с перегрузками. Измотанный, но все такой же эффектный, такой же чувственно неотразимый… Ох, она все еще ничему не научилась, все еще ощущала, как ее тянет к нему. Но это весьма недолговечное влечение, решила она, ничего не стоит подавить. После всего, через что он ее проволок, разве можно испытывать к нему что-нибудь, кроме голого сексуального влечения?
   – Вот вы и сознались, Джессика, назвав все своими именами, – умиротворенно проговорил он.
   Ну, нет, я ни в чем не сознавалась. Я лишь повторила ваше словцо. Это ведь вы назвали ее моей сообщницей, а не я. Просто, чтобы не спорить, хочется наконец покоя…
   – Сомневаюсь, что ваша жизнь будет теперь спокойной, Джессика. Говорят, что эхо, с которым общается тюремный узник, неизбежно сокращает дни его жизни.
   – Вам видней, вы, очевидно, о тюремной жизни знаете больше моего, – иронично усмехнулась она.
   Его глаза сузились, он взглянул на нее как на сумасшедшую.
   – Вы что, все еще не придаете серьезного значения моим словам? Для вас это всего лишь затянувшаяся шутка?
   – Ну, милый мой, я вижу, у вас извращенное чувство юмора, если вы думаете, что я принимаю происходящее за шутку. Во всем, что вы делаете, очень мало забавного, Оливер…
   – Уильям, – поправил он ее.
   И тут Джесс ничего не смогла с собой поделать, на глаза ее накатились слезы. Она сделала большой глоток из стакана и вытерла их до того, как он успел заметить.
   – Воспользоваться именем брата, чтобы дурачить меня… Как это низко, Уильям.
   – Ну, полагаю, это не ниже вашей расчетливости, Джессика, – чуть ли не торжественно проговорил он. Взгляд его стал холодным и обвиняющим. Он допил свою порцию и кивнул на одну из дверей. – Там есть ванная. Может, вы хотите освежиться? Заключительный этап нашего путешествия продлится больше часа.
   Джесс вскинула голову.
   – И куда же мы прибудем?
   – На мой остров, на мой собственный остров, изолированный от всего мира. Там никто и ничто не помешает нам докопаться до истины.
   Джесс сардонически улыбнулась.
   – Вместе с адвокатами, вашим братцем и моей сообщницей? Да? – Сарказм ее усилился, когда она добавила: – Это место называется, кажется, Таинственным островом? Странно, если это окажется не так, ибо все происходящее представляется мне слишком невероятным.
   Он пожал плечами.
   – Здесь я с вами согласен. И началось то все с бананового дайкири. Кой черт взбрело вам в голову пить эту липкую дрянь? Впрочем, может, вы и не собирались ее пить… Вы ведь и сами, Джессика Лемберт, весьма таинственная леди. Восторгаясь вашим талантом лгать, я предпочел бы иметь вас в числе своих сторонников, а не деятельных неприятелей.
   Джесс передернуло. Гневно сверкнув глазами, она запальчиво сказала:
   – А заодно и любовью со мной заниматься, верно? Вас послушать, так я рассчитала все это заранее, даже банановый душ, и влезла в вашу постель, заведомо зная, кто вы и что вы.
   Он прищурился и помрачнел.
   – Думаю, так оно и есть, Джессика.
   Мотивация ваших поступков нуждается в объяснении, и весьма убедительном. Вот я, например, просто спасаю то, над чем работал всю свою жизнь, работал напряженно и честно. А вы? Что у вас за душой? Ничего, кроме хитрости и алчности. Огромная разница, на мой взгляд.
   – Вы бесчувственный негодяй, – тихо проговорила она, ненавидя его всем существом.
   Он ничего не ответил, указал еще раз в сторону ванной и презрительно отвернулся.
   После всего хорошего, что было между ними, после пережитой страсти и нежности он так жестоко низверг ее на тот низкий уровень, где тонкие чувства невозможны. Значит, всякий раз, как он прикасался к ней, ласкал ее, овладевал ею, он делал это, преследуя определенные цели. А теперь обвиняет в этом ее. Какая невыносимая боль! Его подлость доводит ее до бешенства. Ох, как она хотела бы отомстить ему, но что она может, пока от него не вырвется?
   Постепенно силы Джесс начинали восстанавливаться, и она стала выходить из дремотного состояния. Но никогда прежде она не чувствовала себя такой слабой и беспомощной. Ей всегда удавалось держать себя в форме, при любых невзгодах она способна была воспрянуть духом и продолжить жизненный путь. На этот раз она чувствовала себя так, будто ей никогда уже не подняться и не воспрянуть духом. Ни сил, ни свежего притока крови, ни воли к действиям. Неимоверная слабость, болезненные переживания, страх за Эбби, и мало всего этого: она еще страшно терзается тем, что полюбила сущее чудовище, преступного монстра, так глупо дав себя одурачить.
   Шатаясь от усталости, Джесс добрела до роскошной ванной и вошла в нее. С чего начался весь этот кошмар? В чем он ее подозревает? И что сейчас происходит с Эбигейл, попавшей в лапы этого ужасного братца? Эбби ведь вообще не имеет ко всему этому никакого отношения… Но разве не сама она вовлекла сестру в свои дела? А если сама она ни в чем не виновата, так тем более, при чем тут Эбби? Господи, будет ли всему этому конец?
   Слишком уж многого не понимает она в сложившейся ситуации. Такой переполох, и все из-за ее злосчастного программного пакета, которым преступно завладел Уильям. Копия, несомненно, попала в руки его брата, наверняка хитростью выманившего у простодушной Эбби этот пакет, ведь он, очевидно, представился ей Уильямом Уэббером. Итак, задумав и исполнив их похищение, превратив их в заложниц, эти лицемерные ловкачи завладели ее достоянием.
   Теперь она никоим образом не сможет это никому продать. Уэбберы, держа ее здесь, объявят тем временем игру своей, получат лицензию, после чего никакой суд не поможет, они просто обвинят ее в плагиате. Тогда выиграть у них процесс будет все равно что взять Большой национальный приз, скача на толстопузой розовой свинке.
   Джесс выскользнула из платья, в котором путешествовала, из кремового шелкового платья от Версаче, купленного ей Уильямом. Кстати, с чего бы он стал покупать ей одежду, если уже и тогда думал, что она преступница? Просто в голове не вмещается! Нет, виновата эта газетная статья Венеции, все с нее закрутилось. Ревность, конечно. Если бы она так по-идиотски не ляпнула тогда Венеции об их будущем браке, ничего бы и не было. А может, все же было бы? И Венеция тут ни причем. Конечно! Ведь он с самого начала назвался чужим именем, до всякой Венеции! А газетной заварухой просто воспользовался как поводом, чтобы проще было ее похитить. Заверил, что им необходимо ускользнуть незамеченными… И здорово же они ускользнули! Конечный результат налицо, думала она с горестной тоской. Но как бы ни развивались события, результат был бы один и тот же. Он получил, что хотел, – ее программный пакет. Называет ее лгуньей, дешевкой… И кто? Лучший из всех мужчин, лучший из всех любовников, которых она имела или хотела бы иметь в будущем! Ну и ну!
   После душа Джесс обмоталась большим банным полотенцем и отправилась по коридору на поиски спальни. Найдя ее, она бросила взгляд на кровать и остолбенела. Высокая кровать, задрапированная легким белоснежным шифоном. Можно подумать, что она приготовлена для невесты, девственной и соблазнительной. Она просто глаз не могла отвести от этого зрелища и, подойдя, недоверчиво прикоснулась к пологу рукой. Да, она определенно вышла бы за него замуж, если бы он сделал ей предложение. Ведь он говорил тогда, что такие ночи бывают раз в столетие и что они будут рассказывать о том, как повстречались, своим внукам… Как легко завоевать сердце женщины такой незамысловатой ложью, ведь ей ничего не стоит вообразить столь прекрасное будущее. И вот в какой ад ее это ввергло!
   Джесс откинула покрывало и медленно опустилась на это девственное ложе. Она лежала нагая, прикрывшись воздушно-легким покрывалом, и старалась не думать о неприятностях. Представляла, как она отомстит ему за все, что он с ней сделал. Ах, как она ему отомстит! Хотя вряд ли это возможно, для этого у нее руки коротки. Неприкасаемый. Такой преуспевающий, такой всесильный… Разве что…
   Приоткрыв глаза, Джесс улыбнулась, затем откинула покрывало и лениво провела рукой по своему красивому телу. Хорошо, он захватил ее программный пакет, но она-то сама, она-то для него недосягаема. Да, тут она недосягаема для него, с этим он ничего не сможет поделать. Никогда уже она не сможет отдаться ему со страстью. Страсть или есть, или ее нет. Он может, конечно, насильно взять ее, но ей нечем ответить на его вожделение. Да, отдаться ему она, конечно, может… Воображение ее разыгралось. Вот она, красивая, жаркая и соблазнительная, лежит здесь, на этой постели, и ждет его. Он не способен отказаться от нее, но она, возможно, способна. Она откажет ему, ей будет это нетрудно после того, как он с ней поступил.
   Джесс опять улыбнулась и закрыла глаза. Она распалит его, а потом… Потом рассмеется ему в лицо. Просто расхохочется, ха, ха. Месть эта, конечно, мизерна, но все равно принесет ей огромное удовлетворение. Она даже не посмотрит на него, на его лицо, когда оттолкнет от себя именно в ту минуту, когда он будет расслаблен, разнежен и наиболее уязвим, только в тот момент, когда…
   Джесс тихо застонала, и ее тело словно наяву ощутило божественную мужскую тяжесть, пронизывающую жаром изнывающую от желания плоть. Его рот обжигал ее, его прикосновения к груди дразнили и терзали танталовыми муками бесконечного ожидания. Губы его тянулись к взбухшему соску и вот наконец коснулись его. Она раскрылась навстречу ему, как цветок раскрывается навстречу жаркому утреннему солнцу, под кожей пробегали волны то жара, то холода, она изнывала от жажды, и он готов был дать ей желаемое. Поцелуи и легкие ласки страсти, его язык, пробующий на вкус ее губы, его пальцы, пробирающиеся между бедер. Она застонала, опять и опять повторяя жаждущие легкие стоны желания. Она льнула к нему, ласкала его великолепное сильное тело, теребила его густые волосы и, обняв за спину, прижимала его к себе все тесней и тесней.
   Она со стоном и придыханием выгнула спину, испепеляемая желанием, ощущая, как внутри ее разгорается пламя страсти…
   – Хорошенькое дело, Джессика, – услышала она из глубины адского пламени.
   Тяжесть его вдруг испарилась, и она открыла глаза, потрясенная переменой, будто кто-то высыпал на ее пылающее тело ведерко с колотым льдом.
   Уильям стоял рядом с постелью и смотрел на нее сверху вниз. Полностью одетый, в белом тропическом облачении и с отвратительной понимающей улыбкой, хотя глаза его были холодными и не выражали никаких чувств. Ее тело остывало недостаточно быстро, чтобы она могла сразу осмыслить, в какой степени возбуждения она находилась лишь несколько секунд назад. Она была на краю…
   – О-о!.. Бастард! – разъяренно прохрипела она, слишком слабая, чтобы вскочить с кровати и ударить его.
   – Продолжаете обзывать меня? Но женщины часто сами превращаются в бастардов, не правда ли?
   – Вы!..
   – А вы грязная крыса, – опередил он ее, явно подражая мимикой и жестами гангстерам из дешевых боевиков. Затем взял покрывало и накинул на нее, скрыв ее тело, но не ярость и возмущение. – Удивляюсь, почему нет дамского варианта слова бастард. Крыса, полагаю, достойный эквивалент ему, – язвительно рассуждал он, затем наклонился к ней, и глаза его гневно сверкнули. – Впредь лучше выбирайте слова, Джессика. И не вздумайте опять прибегать к мерзейшим на земле трюкам, пытаясь вывести меня из себя. Этак вы ничего не добьетесь!
   – Как вы смеете! – взорвалась Джесс, вскакивая на колени. – Я спала, а вы… вы трогали меня и…
   – Это вам приснилось, сердце мое. Теперь вставайте, одевайтесь и помните: удовольствие никогда не идет у меня прежде дела, в этом я непреклонен.
   С криком ярости и возмущения она бросилась на него, но он оказался проворнее. Ему стоило лишь чуть пошевелить рукой, и она упала поперек кровати, чуть не ударившись лицом о его бедро.
   Засмеявшись, он взял ее за подбородок и немного приподнял лицо.
   – Ваша настойчивость изумляет меня, дорогая, но вы промахнулись на несколько дюймов.
   Она вдруг вскинулась, вцепилась ровными белыми зубками ему в руку и укусила.
   Успех! Она услышала, как он замычал от боли, но свет тотчас перевернулся. Вернее, это она перевернулась в воздухе и почувствовала три, четыре, нет, пять звучных шлепков по ягодицам.
   Подобного унижения Джесс не испытывала никогда, она вжала лицо в покрывало так сильно, как только могла. Потом зарыдала, била кулаками по постели, и длилось это, как ей казалось, часы, а когда наконец она перекатилась на спину, опустошенная неистовым припадком бессильной ярости, лицо ее горело, глаза распухли от слез, она осипла. В спальне она была одна.
   – Ненавижу! Ненавижу! – закричала она, но ничто не отозвалось на этот отчаянный крик.
   Позже, немного успокоившись, Джесс оделась и вышла на омытую зноем палубу. Острота обиды немного развеялась, но пережитое унижение далеко не сразу позволило ей подняться с нижней пагубы на верхнюю. Какое-то время она стояла у основания лестницы, пока не успокоилась и не смогла справиться с выражением лица. Наверху было только двое членов команды, но они не осмелились прямо взглянуть на нее, хотя один из них все же бросил на нее взгляд, когда тащил мимо бухту каната. Они все слышали, огорченно подумала Джесс. Они наверняка слышали, как ее унижали, весь мир, должно быть, слышал.
   Джесс сощурилась от слепящего солнечного света. Яхта была пришвартована к пристани и почти не покачивалась. Остров абсолютно лишен каких-либо признаков жизни. Взгляд ее остановился на песчаном пляже, таком белом и первобытном, будто на него никогда не ступала нога человека. За пляжем росло такое множество раскидистых пальм, что их массив казался скорее джунглями, чем пальмовой рощей. Редкие пронзительные выкрики длиннохвостых попугаев только подчеркивали царящее здесь безмолвие.
   – Итак, вы наконец явились, – услышала она за спиной и, повернувшись, столкнулась лицом к лицу со своим мучителем, с Уильямом Уэббером. – И как раз вовремя. А знаете, Джессика, угрюмость вам совсем не к лицу.
   – Послушайте, я должна сказать, что и не думала соблазнять вас. Просто мучительный плотский жар и нервное перенапряжение… Когда рядом никого нет… Вот видите, каждый день вы узнаете обо мне что-нибудь новое.
   – Вот именно. Но пусть это впредь послужит вам уроком. Никогда не теряйте бдительности, не судите о жизни по книгам и никогда не забывайте, что цыплят надо считать по…
   – Остыньте, Уильям, вы заговорили как ходячий учебник. Что это еще за наставления? Вы любого способны уморить до смерти!
   Джесс резко повернулась и пошла от него прочь.
   – Куда это вы? – окликнул ее Уильям.
   – Прогуляться по берегу. Не торчать же рядом с вами, ожидая, когда вы медленными пытками отнимете у меня последние остатки жизни!
   – Да, конечно, гуляйте, но не с пустыми же руками. Заодно захватите на берег пару коробок со льдом вон из той груды. Постарайтесь принести хоть какую-то пользу.
   – Я вам, черт побери, не прислуга.
   – Теперь придется, Джессика, и я это говорю серьезно. Здесь нет прислуги, чтобы мчаться на любой ваш кивок и призыв, так что вам придется потаскать тяжести или вы помрете с голоду!
   – Потеря аппетита – давнишняя моя мечта, – сказала она насмешливо и, проигнорировав коробки со льдом, громоздящиеся на палубе, направилась в сторону трапа.
   – Вы что, не слышали, что я сказал? – сердито спросил он.
   – Не смешно, – бросила она, не оборачиваясь.
   Когда она сошла на берег, ее высокие каблуки тотчас увязли в песке, и тут ей пришлось подумать, что на самом-то деле это очень даже смешно. Экипирована она отнюдь не для прогулок по песчаным тропическим пляжам. Нетерпеливо скинув туфли и забросив их куда подальше, главным образом потому, что это он их купил, она тотчас раскаялась в своем поступке, ибо раскаленный песок обжигал ступни. Но она продолжала ковылять по нему, не зная куда и желая лишь одного: как можно дальше уйти от этого монстра.
   Ступив на каменную дорожку, начинавшуюся там, где кончался песок, и пройдя по ней несколько шагов, Джесс опять пожалела о безрассудно выброшенных туфлях, поскольку каменные плитки были еще горячее песка и огнем жгли подошвы. За это унижение она возненавидела его еще сильнее. Силой затащил ее сюда и выставил на посмешище, уж не говоря о том, что она не ведала, что ожидает ее в конце этой желтой раскаленной дорожки, какое адски грязное узилище уготовано ей – раскаленный ли на солнце каменный барак или смрадное подземелье.
   – О Господи Боже мой, – простонала она.
   И это рай земной, парадиз!
   Тропа привела ее к пышно разросшемуся тропическому саду, источающему неземные ароматы и радующему глаз буйством красок. Пурпурные и карминные гибискусы, розовые и белые соцветия олеандра и кремовый жасмин, чего тут только не было! Джесс как зачарованная ступила в аллею жасминов чьи ветви, поддерживаемые жердями, смыкались над головой, образуя благоуханный туннель.
   – Эдемский сад, не правда ли? – услышала она за спиной.
   Джесс обернулась и увидела Уильяма, волокущего коробки со льдом и провизией.
   – Да уж, особенно если знать, какие мрачные сцены здесь разыграются!
   И она посторонилась, чтобы он мог пройти со своим громоздким грузом.
   – Ну, если они и разыграются, радость моя, то не здесь, не в этом райском саду, проворчал он, проходя мимо нее.
   Джесс, поджав губы, последовала за ним.
   Но каменного барака в конце жасминового туннеля не оказалось. Ярко-зеленая трава саванн ковром расстилалась перед великолепнейшей деревянной виллой. Кровля, устремленная вверх, напоминала церковную, изысканно вонзаясь острием в чистое лазурное небо. Широкая тенистая веранда обегала вокруг строения. Высокие окна с раскрытыми деревянными ставнями, несколько широких застекленных патио с дверями, ведущими на веранду. Резные павлины, украшающие деревянные стены, и живые попугаи, обычные и длиннохвостые, сидящие на деревьях, наблюдали за вновь прибывшими с большим интересом.
   Джесс нерешительно ступила на порог веранды и сразу же уставилась в одно из раскрытых окон. Она увидела великолепную гостиную, изысканно меблированную и декорированную в бело-голубой гамме, с диванами, усеянными синими шелковыми подушечками. Вазы разных стилей с шелестящими папоротниками, растущими в них, придавали комнате вид свежего и прохладного помещения. Мохнатые коврики местного производства терракотовых и кремовых оттенков устилали темные полированные полы, а под самым потолком лениво вращались сингапурские вентиляторы-опахала.