– Ой! – заверещала Лида.
   – А не нравится – слазьте! Ждите вона автобуса, я силком не сажал! – возмутился Паша.
   – Да ладно тебе. – Иван было успокоил жену, а потом и сам взревел от Пашкиной езды. – Ты чего ж, черт, делаешь!!! Стой! Остановись!
   – Да не дрейфь ты, Ваня! Тут гаишников на сто километров вокруг не сыщешь! С ветерком помчимся! – ответил Павел и опять прибавил скорости…
 
   А Сима на уроке ни о чем другом думать не могла, как только о походе в ночное с лошадьми, которых любила с детства, и о Витьке, конечно…
   Она смотрела на него влюбленно и восхищенно. И только дурак мог не заметить любви в ее взгляде.
   А Витьке чего? Он на Ирочку свою уставился. Ирочка и впрямь красавица. Вон прядь выбилась из косичек и так на щеку легла…
   Застыл Витя. А Мария Ивановна как закричит:
   – Зорин! Ты в каких облаках витаешь! А ну повтори, что я говорила!
   Зорин встал, переминаясь с ноги на ногу:
   – Это…
   Сима сзади подсказать пыталась…
   – Серафима, умолкни! Мне понятно, что ты все знаешь! Зорина послушаем! – сказала учительница. – Ну, что хотел сказать Лермонтов своим стихотворением?
 
   А в это время в кабине грузовика Лида и Иван с остекленевшими от ужаса глазами смотрели на петляющую дорогу. Ехал по ней лихач Пашка – не ехал, а летел. Да еще и горланил пьяным голосом песни.
   Впереди завиднелся крутой овраг.
   – Осторожней, тише езжай! – Иван попытался выхватить руль у Паши. – Остановись, я сказал!
   – А вот хрена тебе! Лапы-то убери, моя техника, мо-я-я…
   Паша вцепился в баранку. И так крутанул, что не удержалась машина.
   Грузовик сорвался с узкой дороги, полетел в пропасть с крутого склона. Взорвался бак.
   Чудом уцелевший Паша бегал вокруг пламени и вопил:
   – Люди, люди, помогите!!!
   Пассажиры были мертвы…
   В траве, неподалеку от горящей машины, лежали выпавшие, очевидно, из Иванова кармана новые дочкины очки. В красной оправе. По земле рассыпались пряники…
 
   В Симином классе продолжался урок. Дверь открылась, вошел взволнованный директор.
   – Садитесь, дети! Мария Ивановна, на минутку!
   Класс зашушукался. Мария Ивановна подбежала к директору, тот ей что то зашептал на ухо. Учительница побледнела, с ужасом перевела взгляд на Серафиму…
   Сима, словно почувствовав неладное, встала с места…
   – Симочка, поди сюда, детка… – признесла учительница ласково.
   Сима на ватных ногах подошла к ней и прошептала:
   – Что?
   – Симочка… Мама с папой… в грузовике… по дороге… – Она умолкла, не в силах больше произнести ни слова.
   – Нет! – отчаянно закричала Сима, словно криком своим могла спугнуть беду. – Нет, не верю!!!
   Оттолкнув директора и Марью Ивановну, девочка выбежала из класса.
   Она летела по коридору, наталкиваясь на людей, сбивая их с ног, как маленькая беспомощная ракета.
   Голос ее эхом звучал в коридоре:
   – Не-е-ет!!!
   Она выбежала на лестницу. Все закружилось перед ее глазами… Ступени, ступени, ступени…
   Сима кубарем полетела вниз с высоченной лестницы…
 
   Она очнулась в своей комнатке, в кровати, два дня спустя.
   Когда Сима открыла глаза, рядом с ней была бабушка. Старенькая, в черном платочке на голове. Ее морщинистое лицо еще больше сжалось от боли.
   – Баб, ты? А где… – еле выговорила Сима.
   Бабушка не смотрела на Симу. Только очень тихо сказала:
   – Схоронили вчера сыночка моего, Ванечку. И Лиду схоронили… А ты вона два дня в себя прийтить не могла… Да пришла, слава Господу…
   – Я к тебе хочу, баб, не бросай меня!
   – Не потяну я тебя… Слабая… Годов мне много. Ваню поздно родила, дура. Кабы знать…
   – Ба, я все сама могу! И Зорьку доить, и полы мыть! И борщ варить мамка учила! Забери к себе! Я хорошая! – закричала Сима.
   Бабушка гладила ее по голове:
   – В другой дом тебя определили, голубонька моя… В детский… Не плачь, там детишек много! Тебе и не страшно будет…
   – Я не хочу! Не хочу! – вырывалась девочка из бабушкиных рук.
 
   Поздней осенью небо словно плачет, не в силах остановиться. Почти все дороги размыло беспощадным дождем.
   У Симиного дома остановился уазик. Участковый милиционер с трудом потащил упирающуюся Симу и ее маленький чемоданчик в машину.
   – Ну чего ты. До Лыткарина ж рукой подать! А бабаня тебя навещать будет по воскресеньям в детском твоем доме. Сиди смирно, мигом доедем…
   Бабушка стояла у забора, неподвижная, точно статуя. Лишь рукой махала вслед.
   Машина тронулась с места. Вдруг Сима прямо на ходу выскочила из нее. Побежала как сумасшедшая…
   Участковый за ней:
   – Куда ты, Симка? Куда?
   А Сима просто увидела Витю. Подбежала, поймала, вцепилась в рубаху:
   – Витя, Витенька, я люблю тебя! Меня в детдом отдали… Понимаешь, я ж теперь не знаю, когда тебя увижу… Ты не говори ничего, Витька!.. Только знай, что очень тебя люблю! И всю жизнь любила. И любить буду!!! Больше всего на свете, потому что кроме тебя никого и нету! Никого! – Она прокричала все это ошарашенному мальчику.
   Выскочивший следом страж порядка схватил Симу в охапку, мокрую, вырывающуюся, безумную:
   – До нитки ж вымокла, дуреха, пошли, пошли!!! – и потащил ее обратно.
   Но Сима больше не стеснялась никого. Она кричала так, что все ребята, идущие в школу, остановились.
   – Люблю! И всю жизнь любить буду! Помни это, Витька-а!
   И никто из детей не засмеялся. Все застыли… Они смотрели вслед отъезжающему уазику, в котором уезжала маленькая Серафима.
   – Помни, Витя, люблю и буду любить!!! Помни это! Помни!

Глава 2

1986 год
   Прошло шесть лет. Едет грузовик к деревне. В кабине сидит Сима. Ничего не изменилось за эти годы: те же домишки, те же сарайчики. Вот и забор ее дома показался… Сима внимательно смотрит из окошка грузовика. Все такая же некрасивая. Полноватая. Вот только что выросла да очки не носит. И движения порывистые, грубые, скорее мужские, чем женские.
   – Ты всю дорогу-то молчала, а я все спросить хотел: ты чего ж к нам, насовсем или с кем повидаться? – спросил смешной и маленький росточком шофер Слава.
   – Насовсем… – неохотно ответила Сима.
   – Так ведь в деревне-то у тебя никого. Баба Сима твоя померла уж год как.
   – Знаю…
   – Ну? Чего ж вернулась-то, к кому?
   – Домой к себе.
   – Тебя в детдоме-то не обижали?
   – Я сама кого хочешь обижу… – усмехнулась Сима. – Скажи, Слав, кто теперь вместо отца-то коней пасет?
   – Вспомнила! Коней тех в помине нет! Не до коней теперь колхозу. Посерьезней вопросы, чем кони твои. Техника вся в упадок пришла, а новой нет как нет. Я вон эту колдобину седьмой год поменять мечтаю… – засмеялся шофер.
   – Ну а еще чего нового?
   – Известно что – перестройка, мать ее за ногу. Водку в магазине хрен купишь. Вот и все новости. Так, гляди, и колхоз лопнет!
   – Ты чего несешь?
   – А чё?
   – Ты это скажи, а Витек Зорин… он тут? Учиться еще не уехал? – тихо спросила Сима.
   – Да куда ему учиться? Десятилетку еле дотянул! На комбайне пошел работать после окончания школы. Мать у него померла. Ну, помнишь, помидорами торговала, теплица у ней своя была! Понаехали корреспонденты с города, писали всякую гадость про теплицу ту, ну у ней сердечко и не выдержало после собрания-то, где ее песочили… Короче, один теперь Витька. Как ты… Ну ничего, на Иришке Долговой скоро женится. Ее-то, поди, тоже помнишь? Ну такая вот красавица-то. Сейчас еще красивей стала! Ну вот. В армию Витька скоро пойдет – ясно дело… После армии, наверное, и распишутся! А что?
   – Да это я так. С одного класса мы.
   – А… так, может, привет передать? Я ж его через час увижу.
   – Сама передам, – грубо отрезала девушка.
   – Ох ты, самостоятельная ты девка, Серафима. Все сама да сама! Гляди, такую самостоятельную никто и замуж брать не захочет! Мужики таких не любят!
   – Тут останови! – скомандовала Сима.
   Машина поравнялась с домом с заколоченными ставнями – ее домом.
   Сима спрыгнула на землю:
   – Спасибо, сколько с меня?
   Она деловито достала деньги из выреза платья… Шофер посмотрел на нее укоризненно:
   – Да брось ты, свои ж люди! С одного села. Чего ты ерунду-то городишь! Да убери ты деньги свои, говорю! Ишь самостоятельная!
   Грузовик уехал. Сима подошла к дому, остановилась, глядя на заколоченные окна. Недолго думая схватила одну из досок, отодрала одним движением, прямо с проржавевшими гвоздями.
   А потом зашла в дом. Распахнула окна, раскинув старенькие занавески. В таз воды налила. Стала мыть полы руками, чтоб дома чисто было…
   Вот так началась ее новая жизнь в родном-то селе…
   Вернулась…
* * *
   Сима прибиралась в доме умело, шустро. Подняла голову, увидела в окно все тех же соседок у забора. Словно стольких лет-то и не прошло – сидели на скамейке деревенские сплетницы, все подмечали, обо всем имели свое мнение.
   Прислушалась – соседки обсуждали ее приезд…
   – Симка, что ль, вернулась? Вот те на! Вот не гадали, не думали! Она ж в отличницах ходила, отец-то мечтал об институте! – сказала первая.
   – Вона институт твой! Поломойничает!
   – А с лица как – изменилась?
   – Ага, жди не дождешься! Кем родился, тем помрешь… Ой, Сима!
   Женщины увидели Серафиму в проеме окна. Улыбнулись.
   – Сим, с возвращением. Может, помочь чем?
   – Сама обойдусь. – Она захлопнула окошко.
   А как работу закончила, авоську в руки и в сельпо пешочком. Прямо по грязи, по дороге неасфальтированной, топая своими большими ножищами в немодных стоптанных ботинках…
   Набрала, что в сельпо было: хлеба, икры баклажанной, огурцов банку… Погрузила в авоську свои покупки. Ей недобро улыбалась продавщица Нинка, размалеванная, в платье цветном кримпленовом, что модно было лет десять назад… Сима усмехнулась и голосищем своим низким выпалила:
   – Водки еще дайте.
   – Ты никак пить научилась? – укоризненно спросила красотка не первой свежести.
   – У вас не спросила. Две бутылки.
   – Не положено две. По одной в руки… Но есть самогонка, хорошая, сама гоню! – хитро подмигнула Нинка.
   Сима только насупилась:
   – Не надо! Сколько с меня?
 
   Тот самый шофер грузовика, что подвозил Симу, подъехал в обед к полевому стану. Механизаторы уже ждали еды, что привез с собой водитель. Повариха быстро и умело разлила суп по тарелкам. Среди обедающих был и Витя Зорин – он почти не изменился, только вытянулся сильно… А глаза те же, голубые. И чуб русый до бровей. Красавец одно слово. Только вот какой-то он невеселый…
   – Витька, а я, знаешь, сегодня кого в село подвозил – Симку, ну учились вы вместе, – сказал шофер.
   – Жабу, что ли? – сразу вспомнил Витя.
   Мужики засмеялись. Пожилой бригадир дядя Петя откликнулся:
   – Грех так говорить, мужики. Девка сирота, Иванова дочка. Хороший он был. И она девчонка смышленая.
   – Смышленая-то смышленая, а страшна как смертный грех! – огрызнулся Виктор.
   Мужики снова захохотали.
   – Так не тебе с ней спать! – прокричал сквозь смех бригадир.
   А Андрей, друг Виктора, белобрысый и долговязый, хлопнул его по плечу:
   – Ты лучше про Ирку свою думай! Про то, как вам ребенка заделать до армии!
   – Это еще зачем?
   – Чего тебе, в Афган, что ли, загреметь хочется? Ирку обрюхатишь – и всех делов! Витек, тебе чё, помочь, что ли? Сам не справляешься?
   Витя обозлился:
   – Ща как дам!
   Механизаторы притихли. Андрюха тоже пошел на попятную…
   – Да ладно, шучу! Ты меня погоди бить-то, главное, чтоб она тебе дала!
   Тут Витя не выдержал, кинулся на Андрея с кулаками – уже не на шутку. Дядя Петя, водитель Слава и другие мужики стали их разнимать… да куда там!
   На поле, на фоне стоящих комбайнов, началась настоящая куча-мала…
   – Помогите, да что ж это делается!!! – кричала повариха, так и не накормившая бригаду. – Да вы с ума посходили, мужики! Обед-то остывает!
   Только никто ее не слышал. Потому что Витька с Андреем не могли утихомириться и все катались по полю.
* * *
   Этим же вечером в сарае Витя обнимал красавицу Ирочку. Она все отбивалась, пытаясь ускользнуть от него.
   – Пусти! Я ж тебе сказала: нет! До свадьбы и не мечтай!
   – Ир, да я разве жениться отказываюсь? Я ж люблю тебя, дура! Так люблю, что никогда и никого больше любить не буду! Не веришь, что ли? – страстно шептал Витька.
   – А если и не верю – что тогда?
   – Значит, точно дура! Мужики надо мной смеются!
   – А для тебя это главное? – зло оскалилась Ирочка. – Ты ж пойми, я хочу, чтобы все по-человечески! Что тут такого? Хочу, чтобы мы в город переехали. Хочу, чтобы у нас все было как у людей настоящих! Вон Ленка Попова дура дурой, а в городе живет! Хата у нее трехкомнатная! Машина у нее красная! Мебель у ней румынская – прям стеночка такая, я аж как увидела – расплакалась!
   – Ты мне про эту проститутку брось втирать!
   – Да? Чем же это она плоха?
   – Сама знаешь, чем твоя Ленка живет!
   – Ой, подумаешь! Главное, что живет по-человечески! А ты чего хочешь? Закопать меня в этой глуши! Да? Во придумал, а? Ты всю жизнь комбайнером работать будешь, а я птичницей? Или на ферму отправишь – коров доить? Так у меня маманя всю жизнь дояркой проработала. Навидалась я такого счастья. Бабе сорок лет, а по виду все сто сорок!
   – Что ж ты так на мать родную? – опешил Витька.
   – А как я должна? Я в глаза правде смотрю, а ты все уворачиваешься. Ребеночка, говоришь, родить тебе надо, чтобы от армии отмазаться, – так это не со мной! Я для себя пожить хочу! Ничего, сходишь послужишь. Авось и не заберут тебя в твой Афган. А заберут, так выживешь. Ты, Вить, живучий! – не по-доброму засмеялась Ирочка.
   – Так ведь ты не дождешься, я знаю. – Витя чуть не плакал.
   – Ну не дождусь, значит, судьба твоя такая!
   – Эх, убил бы тебя! Ей-богу бы убил!
   Он крепко сжал Иру сильными руками. Не то с любовью, не то с ненавистью…
   – Пусти, дурак, пусти! Кричать буду! Пусти, тебе говорят! – пролепетала Ира сдавленным голосом.
   – Эх, Ира, Ирка, что ж ты не любишь-то меня, а?
   – Как могу, так и люблю!
   Витя отпустил ее, повторив с усмешкой:
   – Как могу… Эх…
 
   Утром Витька встретил Серафиму. Она принарядилась – видно, что в первый раз надела платье в крупный горох. Только платье ее не украсило – это не стройная красавица Ирочка.
   – Ну, здравствуй, Витя. Узнал?
   – А чего не узнать-то, слыхал, что приехала…
   – Не изменилась?
   – Да нет, почему… Выросла… Как все мы… Ты ж вроде в институт собиралась, училась отлично.
   – Так я медаль и получила. И поступила на заочное. На ветеринара учусь. Раз в году сессия. – Сима опустила глаза. Она очень боялась этого разговора. И так же сильно он был ей нужен!
   – А сюда-то чего? – спросил Витя уже из вежливости.
   – Да так… Соскучилась… Ты вот что, мне помочь-то не можешь? Просить никого не хочу. Тебя вот, что называется, по старой дружбе…
   – Так мы друзьями никогда и не были… Вроде как… – удивился Витька.
   – Ты про очки-то мои разбитые помнишь? Я очков больше не ношу. Видеть стала хорошо. Я, Вить, многому за эти годы-то научилась. Так зайдешь? – Она посмотрела на него просяще.
   И как-то Витьке неловко стало. Ну, одноклассница все же, да еще сирота, хоть и жаба…
   – Ну ладно, зайду. Только скажи, чего там стряслось, чтобы я инструмент взял.
   – В воскресенье, а? После обеда. Крышу мне надо починить, прохудилась, протекает в дождь. Помоги!
   – Ну, попробую… – пробубнил он.
 
   Вот и настало воскресенье.
   Сима стол накрыла – любо-дорого посмотреть. Чего на нем только не было! И грибочки солененькие, и сало, и картошечка, присыпанная укропчиком… Витя вошел и с порога обомлел. Он-то привык всухомятку питаться да в рабочей столовой…
   Сима поставила на стол бутылку водки.
   – Так ты ж это, про крышу говорила… – не выдержал Витя.
   – А не убежит крыша. Сядь вон, поешь, тебя ж кормить некому. Все по столовкам шастаешь. Что, не так?
   – Так. Ну ладно… Чего не поесть-то, поем! Перед работой не поесть – грех. А это… – он указал на бутылку, – где взяла-то? И зачем?
   – В сельпо и взяла! Так… по чуточке, за встречу! Ну положено же!
   – Ну, вроде как да… – согласился Витя.
   А Сима уже плеснула ему полную стопку.
   – А если положено – чего зря традиции нарушать. Давай за моих… ну и за мамку твою. Когда она?…
   Витя опустил глаза:
   – Да уж три года как. Молодая была еще… Ладно, Сим, будем!
   Они выпили не чокаясь.
   Витя до дна. Сима стопку еле пригубила. И так посмотрела на Виктора, как будто что-то задумала.
   – Давай еще по одной. За здоровье теперь надо, – сказала она.
   – Давай! – согласился Виктор.
   На этот раз разливал он. И пожалуй, даже охотно. Сима внимательно наблюдала за каждым его движением.
   – Ну, будь!
   – И ты тоже!
   Рюмки зазвенели…
   – А теперь грибочков поешь, да и картошки тоже. А то еще щи есть зеленые. Щи-то будешь?
   Ну как тут отказаться?
 
   По деревенский улице шла Ира Долгова с матерью.
   – Твой-то сегодня к Симке пошел, – усмехнулась мать, – чего, не сказал тебе, а?
   – Сказал, мам. Знаю, крышу чинить ей собрался.
   – Ой, искусник, мастер золотые руки! Лучше б нам забор починил!
   – У тебя свой муж есть, его и проси! – огрызнулась Ира.
   – А то ты не знаешь, что он десять лет как не просыхает. Его к тому забору только самого прислонить можно! – завелась мать.
   – Мне ваши отношения неинтересны. Он мне не отец!
   – Ты как разговариваешь-то? Ты себя-то послушай. Он тебя вырастил! А за своим гляди получше! – закричала мать.
   – У меня таких своих, как тот Витька, – вагон и маленькая тележка, – закатила глаза Ирочка. – Я, может, и не решила еще ничего. Да зачем он мне, мам, нужен, если ему через месяц в армию! Да потом он голь перекатная, а главное дело – он даже это не понимает!
   – О дела! А говорила, что любишь! – удивилась мать дочкиным словам.
   – Себя надо, мам, любить в первую очередь! Себя! – поучала Ирочка.
   – Тебе видней, а только счастья своего не упусти!
   – Ой, господи! Эко счастье! Да и кто у меня его оттяпает. Сима твоя косорылая? Жаба жабой. Мы ж ее с детства жабой звали! Такой она и осталась!
   – Ты гляди, как бы тебе та жаба козью морду не сделала!
   – Ну напугала! Ой, напугала! Ой, уже смеюсь! Ну, мама, ты даешь! – залилась смехом Ирка.
 
   А зря смеялась…
   Серафима шла к задуманному правильным путем, хотя никогда никаких книг по обольщению мужиков не читала. Все делала по наитию, а это, пожалуй, вернее всех психологических советов…
   Пока Витя чинил крышу, Серафима снова накрыла на стол.
   Вот стук стих, появился Витя с инструментом в руках.
   – Ну вот и все, пустяковая была дырочка. Делов-то – на две минуты.
   – Спасибо!
   – Не за что, пойду я.
   – Куда ж ты через всю деревню ночью. Ты оставайся, я тебе в спальне родительской постелю!
   – Не, я пойду! Там вроде дождь накрапывал. Пока ливень не начался, добегу.
   – Так он уже начался! Да ты не бойся, Вить! Белье свежее, и в комнате я прибралась, как приехала. Там хорошо! А то еще поешь. Проголодался ведь за два часа, а?
   – Ну, есть немного… Я бы остался и поел. И по рюмочке еще пропустили бы… А вдруг как Ирка узнает? Она скандал закатит!
   – Да про меня узнает – не закатит. Если б кто другой… – засмеялась Сима. И наполнила Витину рюмку.
   Тот оглядел Симу с головы до ног:
   – Ну да, из-за тебя не закатит. А так она ревнивая… – и выпил.
   – А вы с ней… Ну… – Сима ждала ответа.
   Но Витя отчаянно замотал головой:
   – Да нет еще. Она до свадьбы ни-ни… Ну, короче, не доверяет! – вздохнул парень.
   – Ну ты-то твердо решил в ЗАГС идти?
   – А то! Мы ж с пятого класса вместе. Да ты помнишь…
   Сима внимательно и долго посмотрела на Витю, как-то недобро усмехнулась:
   – Помню! Все я помню, Витя!
   Грянул гром, сверкнула молния за окном.
   – Ну вот видишь, гроза какая знатная. Оставайся, другого выхода нет просто. Оставайся, – тихо повторила хозяйка.
   Она говорила таким убежденным голосом, что Витя, словно попав под ее гипноз, опять повесил пиджак на стул…
   – Твоя правда…
   Наступила ночь. Виктор мирно спал на кровати Симиных родителей. И не увидел он, как в дверях появилась Сима в длинной ночной рубашке. Медленно она подошла к кровати, медленно откинула одеяло и легла рядом. Повернулась к спящему Виктору. Провела пальцем по его лицу. Глаза ее светились счастьем. Виктор резко вскочил:
   – Ты чего здесь делаешь? Ты чего, офонарела совсем? Ты чего? А ну уйди!
   – Не уйду! Никуда и никогда от тебя не уйду! Ты слабый, а я сильная, я тебе нужна, а не Ирка. Я твоя половина, а не она!
   – Да ты с ума сошла. Ты на себя глянь в зеркало, дура!
   – У меня в доме зеркал нет. Все перебила! Понял? И слова мне твои не страшны!
   Снова грянул гром. Только Сима перекричала тот гром. Она кинулась на Виктора – точно большая белая гора…
   – А будешь уходить – кричать стану. Кто поверит, что ты тут просто так, а? Все твоей Ирке доложат! И тогда уж не спасешься, ничего не докажешь!
 
   Утром Виктор был полон тяжелых раздумий. Как такое могло с ним случиться? Что это вообще было? Как он не отбился от жабы, остался… Не то что другим, как это самому себе объяснить!
   Несколько недель ходил смурной и напуганный. Все ждал, что Сима на горизонте появится. Но она не появлялась.
   Прошел почти месяц. Вроде как можно было забыть о неприятном происшествии. Только вот это происшествие имело необратимые последствия.
   В тот день Сима пришла на деревенское кладбище положить букет на родительскую могилку. С ней пришла родных помянуть Мария Ивановна. Учительница почти не изменилась, только похудела немного, носик острее стал. Все с той же причесочкой старомодной и криво накрашенными губами.
   – Симочка. Моя Симочка… Как же так вышло… – Мария Ивановна утирала глаза платочком. – Такие молодые оба были, такие красивые…
   Сима молчала. Ни слезинки не проронила. Потом произнесла тихо:
   – Ну уж вот так вышло… Вон сколько воды утекло с тех пор. Да вы, Мария Ивановна, не плачьте. Я к маме с папой с хорошей новостью.
   – Это с какой же?
   – Беременная я! – спокойно ответила девушка.
   – Как? Ты что же такое наделала? И кто этот негодяй? Сима, говори кто! – Марию Ивановну словно током прошибло. Ну уж на кого б никогда не подумала, так это на Симку. Только с детдома вернулась – и на тебе, беременная… Господи, да кто ж на нее позарился?
   – Пойдемте, не надо тут кричать, – сказала Сима учительнице. – И не негодяй он никакой, а любимый человек.
   – Детдомовец? Ну, чего ты молчишь? Отвечай же!
   – Наш, здешний. Я из-за него и вернулась. Все годы о нем в детдоме помнила! Бывало, кто обидит меня, я в кухне спрячусь, повариха у нас там была хорошая, тетя Шура, вот она меня к кухне и привадила… Ну вот, в кухне спрячусь, за котлом огромным, и о нем все думаю. Все годы думала. А теперь вот беременна! – улыбнулась Сима.
   – Ужас, ужас-то какой, Симочка! А учиться как? А как же ты жить будешь? А? А что люди скажут? Вот что ведь главное!!!
   – Что люди скажут – мне плевать. Главное, его сын будет. А он… Хочет – пусть женится, хочет – нет!
   – Это когда ж ты успела! А? Ты признавайся-то по-хорошему, Симка! – вошла в роль Марья Ивановна. – Все рассказывай, ничего не таи!
   – Так три недели назад и успела. Он в выходные ко мне приходил. Крышу чинить.
   – И что? С одного раза все и случилось?
   – Ну да… А чего, второй нужен? – не поняла Сима.
   Учительница смутилась:
   – Ну он тебя хоть… любит?
   – Я его люблю. Это главное. А он свое дело, считайте, сделал!
   – Это ты брось! Знаю я этих мужиков! Ох знаю!
   – Как же вы это знаете, если замужем не были? Ладно, не обижайтесь на меня, Марь Иванна… Я не со зла… только вот бездетной помирать не собираюсь, хороша я с рожи или нет. Я-то для себя это давно решила. А врачи говорят, чем раньше родить, тем лучше. Так что рожать буду точно!
   – А раз такое дело – я поговорю с ним! – решила педагог.
   – А чего с ним говорить. У него невеста есть!
   – Значит, ты его просто затащила в постель? Ой, что это я сказала!
   – Что есть, то и сказали, – спокойно ответила Сима. – Так оно и было! Затащила! Захотела – и затащила! Может, для меня это самое главное в жизни! Я ж не по дурости, не от блажи. Люблю его. Всю жизнь люблю. Так люблю, что даже самой страшно! Ну, пойдемте…
   Сима спокойно пошла вперед. На полянке паслась лошадь. Девушка остановилась, залюбовалась животным. Мария Ивановна мелкими шагами семенила за Симой.
   – Симочка, ты не бойся, я этого так не оставлю. Назови только фамилию!
   – Зачем? Я сына на свою запишу!
   – Ты что! Ты брось мне эти штучки. А ну говори фамилию! Я так не отстану! Колокольников… Нет, это же с прошлого выпуска… Гурьев… Нет, тот уж женился. А! Зорин! Как же я раньше-то не догадалась!
   Сима вздрогнула. Мария Ивановна обрадовалась:
   – Двоечник хренов… Ой, прости! Ничего, этого мы женим обязательно! Его бригадира внук в моем в классе. Петр Сергеич завтра на собрание придет! Все расскажу!
   – Не надо! И не вздумайте.
   – Как это не надо! Как спать, так первый. А как ребенок, так в кусты? Не выйдет! Не любит – полюбит. Не хочет – заставим! Не бойся, и не таких обламывали!
   Сима перегородила дорогу учительнице, глядя на нее в упор:
   – Марь Иванна, вот что я вам скажу. Я свои проблемы сама решать привыкла. Так что, если надо, и сама скажу, не безъязыкая. Вы вон директора все любили-любили, а признаться так и не решились. И чего? Сколько годов-то вам, сорок пять? А детишек нет как нет. На что такая жизнь, Марь Иванна…