Фолиянц Каринэ. Серафима прекрасная

   – До пошел ты, не до тебя! – отмахнулась женщина. – Отвали, балбес, со своей Англией! На автобус вон опоздала!
   – Теть Вер, чё, зять взятки брал в особо крупном размере, и его с дочкой твоей вместе посадили? А? – хохотнул алкоголик.
   – Типун тебе на язык! – Тетя Вера огрела его старым чемоданчиком. И побежала автобус догонять…
   Лешка орал ей вслед:
   – Посадили, знаю, что посадили. Вся деревня говорит!
 
   В кабинете следователя заплаканная Ира давала показания:
   – Я же говорила… Говорила вам… Это была чистая случайность. Нас с Валентином ничего не связывало… Просто…
   Следователь ехидно посмотрел на Ирину:
   – Ничего не связывало, и поэтому он был в десять часов ночи в вашей постели в костюме, простите, Адама…
   – Какого еще Адама? Он голый был! – всхлипнула Ира.
   – Вот-вот, и я о том же. С этого момента, пожалуйста, поподробнее.
   – Он приставал ко мне! – давясь слезами, рассказывала Ира. – Давно еще. Все проходу не давал: Ирина Александровна да Ирина Александровна… Я его отшивала как могла, а в тот день он решил в постель меня затащить насильно. Я сопротивлялась как могла! А потом пришел муж…
   – И?…
   – Но ведь мой муж все уже рассказал! Он сам к вам с повинной… Вы же все знаете, зачем вы мучаете меня?
   – Все, да не все. Хочется поподробнее узнать о ваших отношениях с Валентином Воробьевым. И что думал по этому поводу Геннадий Васильевич? – ехидно спросил следователь.
   – Он ничего не знал! До этого вечера ничего и не было! И вообще ничего не было… Гена же все рассказал, вы же ему верите! Он такой честный, он бы не стал обманывать!
   – Гражданка Долгова, – сурово произнес следователь, – я вам на это вот что скажу: где гарантия, что он сказал правду? А может быть, это вы убили Воробьева, а муж из жалости ну… выгораживает вас! В нашей практике и такое бывало!
   – Я? Убила? Да вы что? Да это он, он! Я ни при чем! Я не виновата! Я не смогла бы убить человека! – возмутилась Ирочка.
   – Да вы успокойтесь!
   Он сел поближе к Ире:
   – Тут, понимаете, какое дело… Тут такое дело, что случись оно раньше – все можно было как-то замять, тем более что у Геннадия Васильевича покровители высокие есть! А теперь никак не замнешь! Теперь народу интересно знать: как это так, работник райкома партии убил человека! Теперь все об этом говорить будут в открытый голос – гласность называется! Так что утаить шило в мешке не удастся… Вы меня поняли?
   Ирочка беспомощно закивала.
 
   …Витя шагал из роддома через поле бурьяна, а за ним семенила Мария Ивановна:
   – Ну так что же, что порок сердца! Это не значит, что смертельно. У меня ребятишки учились с врожденным пороком: их потом оперировали – и все, росли как все остальные! Витя, милый, ты Симу-то до могилы не доведи, а! Она же для тебя бьется, старается…
   Витя развернулся, преградил женщине путь:
   – Я вам не в пятом классе. И не в десятом. И хорош в жизнь мою лезть! Своей нету – так нами тешитесь, как куклами какими. Она вам кто, Серафима? Родня?
   – Мне плевать на твои слова обидные. Она сирота, – прослезилась учительница. – Теперь вот сына больного родила. Да Сима мне как родная, понимаешь ты хоть это, сухарь! Чурбан ты эдакий!
   – Да уж где мне, чурбану? Жизнь она мою сгубила, сирота ваша! Да и родила больного… Про него вон доктор сказал: не жилец! На кой мне ее забота? Оставила бы меня в покое! Вот бы я и был счастлив!
   – Так и убирайся из ее жизни. Ничего, она проживет – без тебя. Она девочка сильная! – закричала вдруг Мария Ивановна громче, чем на уроке.
   – Я бы из ее жизни и убрался бы. Да она из моей не уберется! – ухмыльнулся Витя и зашагал прочь…

* * *

   Крохотный Симин сын лежал в кроватке, пока Сима готовила обед. Мария Ивановна помогала ей.
   – Никуда я его не пущу. Пропадет он без меня. А что сына родила ему больного – так ведь это правда… – вздохнула Сима.
   – Как ты можешь так говорить! Сейчас медицина шагнула далеко. Вылечите вы ребенка!
   – Доктор сказал: Ванька не операбельный. Сколько протянет – столько протянет, – прервала ее Сима, – я это все знаю.
   – И что ж, сложа руки сидеть будешь?
   – Нет. Не буду. Немного оклемаюсь – в город поеду Ваньку лечить. Не помрет он у меня. Люблю я его очень.
   – А с Виктором что делать будешь? Он же дома не бывает. Ему ж наплевать на все: на тебя, на сына… Вот не хотела, Сима, говорить, а скажу – он у Нинки-самогонщицы целыми днями отирается! – зашептала гостья.
   – Да уж знаю! Я к этому запаху привыкла. Весь уж пропах самогонкой, – горько усмехнулась Сима.
   – Ты что ж думаешь, на какие он пьет? В долг, что ли? Или просто так она ему наливает?
   Сима отложила нож, которым чистила картошку.
   – Вы что ж сказать хотите?
   – Да-да, то и хочу. Ты уж не девчонка, сама догадайся! Не за так ему Нинка наливает, за ласку.
   – Врете? – Лицо Симы покраснело от обиды. – Врете ведь!
   – Да не вру я! Не вру! Сама проверь!
 
   Ирочка, расфуфыренная и нарядная, шагала по улице решительно и быстро. Остановилась, достала зеркальце, посмотрелась в него, губки подкрасила. Секунду помедлила, а потом снова вперед, еще решительнее.
   Ее цель была – приемная большого начальника.
   – Ну, пожалуйста, будьте любезны. Я здесь уже второй час! – подлизывалась она к толстой пожилой секретарше, очень нервничая. – Ну мне очень надо попасть к Пал Палычу!
   – Я же сказала вам, что Пал Палыч очень занят! Господи, как от вас духами пахнет. Аж голова кружится.
   Иру осенила идея:
   – Так, может, они вам нравятся?
   – Ну… своеобразный запах.
   Ира вытащила из сумочки почти полный флакон.
   – Берите-берите, это Франция, настоящая! Вам подойдет, честное слово. А у меня… У меня еще есть!
   Рука секретарши схватила флакончик.
   – Ну, раз от чистого сердца, пожалуй, возьму! Очень пахучие духи!
   Спрятав флакон, она нажала клавишу селектора:
   – Пал Палыч, тут к вам гражданка по личному делу, Ирина Александровна, – и – понизив голос: – Геннадия Васильевича жена…
   Мужской голос ответил из селектора коротко:
   – Пусть войдет!
 
   Пока Ира атаковала больших начальников, Сима решилась сходить в магазин, поглядеть на Нинку-самогонщицу.
   Магазин был закрыт на перерыв, но Симу это не остановило, и она громко постучала в дверь своими кулачищами.
   От стука в дверь размалеванная, всегда готовая к приему мужиков Нинка вздрогнула. Она разливала зелье по бутылкам. Кинулась было прятать – да тут дверь и распахнулась от сильного удара. На пороге стояла Сима – решительная, злая.
   – Ты? Тебе чего? Чё пришла-то? – попятилась Нинка.
   – А вот ты у меня сейчас и узнаешь!
   Одним ударом Сима снесла все бутылки со стола – рука у нее крепкая!
   – Чё делаешь-то? Чё делаешь? – причитала продавщица. – Э-э-э… ты тут не дома!
   А Сима продолжала все крушить. Нинка бросилась на нее и отлетела к стене, словно мяч, – силища у Серафимы не женская!
   – Сейчас до аппарата твоего поганого самогонного доберусь! Будешь знать, как всю деревню спаивать и мужиков чужих у себя привечать.
   Она рванула в святая святых – магазинную подсобку, где прятался самогонный аппарат.
   Нина грудью кинулась на защиту аппарата:
   – Не тронь мое добро! А за своим мужиком лучше следи! Он сам ко мне пришел, сам!
   Сима схватила соперницу в охапку. Тряхнула не по-дет ски.
   – Это на помойку снесешь – добровольно. Конец твоей самогонке! А узнаю, что Витька тут еще раз был – угроблю. Я не шучу, я шутить не умею!
   И ушла, топая ножищами. И так грохнула дверью, что у испуганной Нинки и вовсе сердце в пятки скатилось.
 
   Понурая и одновременно прекрасная Ирочка сидела в кабинете начальника. На столе были коньяк, конфеты. Пал Палыч молча мерил кабинет шагами.
   Пал Палычу перевалило за пятьдесят, он был грузный и лысый, но при всей своей неказистости он работал большим начальником и считался покровителем Гены. Наконец он заго ворил:
   – Да, неприятная ситуация, крайне неприятная. Я имею в виду прежде всего вас, потому что, уж простите, на Гене мы все уже крест поставили!
   – Что же мне делать? – заныла Ирочка. – На вас была вся моя надежда!
   – Самое большее, чего я могу добиться, – это закрытого судебного заседания. Ну чтобы, так сказать, наружу все не всплыло… Квартира… Вот чтобы оставить вас в этой квартире, придется немало потрудиться…
   Ира в ужасе подняла глаза на Пал Палыча:
   – Меня оттуда выселят… О нет! Это ужасно! Пожалуйста, пусть Гена сидит, только квартира… Не забирайте ее! Это возможно?
   Выждав паузу, хозяин кабинета внимательно посмотрел на Ирочку, а потом обнял ее за плечи.
   – Я постараюсь вам помочь – если и не выйти сухой из воды, то хотя бы с минимальными потерями.
   – Я на вас так надеюсь! У меня же никого нет здесь, в городе… – взмолилась Ира.
   Начальник склонился над плачущей девушкой:
   – Будьте только очень благоразумны. Сюда больше не приходите, – и почти прошептал ей на ухо: – Мы встретимся в воскресенье? Идет? Но чтоб ни одна живая душа не знала…
   – Да, конечно! – Ира вдохновилась и обрадовалась. Большой начальник клюнул! – Конечно же встретимся!
 
   Ночью Сима мыла полы в темном школьном спортзале. Мыла руками, как дома привыкла. Добросовестно, потому что все привыкла делать только на «пять», основательно.
   В зал зашла Мария Ивановна, запричитала:
   – Ты на нее посмотри! Ну руками-то зачем, а? Швабра же есть! Ну чего ж ты так наклоняешься, тебе же нельзя. Вообще, Сим, это была глупая затея устроиться к нам уборщицей! Вот уж не думала, что ты будешь в школе полы мыть!
   Сима выжала тряпку.
   – Ничего, временно это. Отец всегда говорил: не место человека красит, а человек место.
   Мария Ивановна посмотрела на чисто вымытый пол спортзала, вздохнула:
   – Да уж, так чисто давно не было. Домой придешь – ложись сразу! Отдыхать тебе надо!
   – Деньги мне нужны. Через месяц-другой с Ваней в город ехать надо. Поздно будет потом.
   – Знаю… Буду думать, как тебе помочь, Симочка…
 
   В комнате Витя смотрел по телевизору новости да семечки грыз.
   – Да что ж он у тебя орет-то! – вошла Сима в комнату. – Сделал бы потише. Ванька только уснул!
   – А чего ему будет – уснул и уснул! Ты у Нинки-самогонщицы была? – усмехнулся Витя.
   – А что, не наливает больше? Да, была! И еще пойду, если надо будет.
   Виктор встал, выключил телевизор. Вплотную приблизился к Симе:
   – Если еще раз пойдешь – убью!
   Сима глаз не спрятала, шаг навстречу сделала. Не робкого она десятка.
   – Ну убей! Давай, считай, что я уже сходила. Ну!
   Размахнулся он да как даст ей по лицу! Ох, сам не ожидал от себя такой смелости!
   Честно – думал, сейчас она сдачи выдаст… У Серафимы-то кровь из носу потекла от удара.
   Но она только прикрыла лицо, разбитое в кровь, да сказала тихо:
   – Если помрет Ванька – ты ж себе не простишь, правда?
   Виктор молчал.
   – Не хочешь – не отвечай. Только пить брось. И в бригаду вернись. Деньги нужны, чтоб лечить его, понимаешь ты это?
 
   И он почему-то послушался Симу. В бригаду вернулся. Без охоты, конечно, но на работу ходить стал. И пил поменьше…
   Вот Витя едет на тракторе своем. Бескрайнее поле перед ним, колосится урожай, глядит он на поле, а в глазах такая тоска! И прямо перед глазами она стоит. Ирочка его любимая. И кажется ему, что бежит он за ней вдоль берега речки, а она смеется, ускользает, плещет в него водой… Локоны ее длинные и платьице светлое – все помнит, будто вчера это было! И речка горит на солнце волшебным блеском. И так счастливы они оба…
 
   В зале суда Ира, волнуясь и теребя платочек, давала показания по делу мужа.
   – И тогда мой… мой бывший супруг кинулся с кулаками на покойного, то есть на Валентина Воробьева. Я кричала, просила его не делать этого…
   Ира повернула голову… На скамье подсудимых, за решеткой, Геннадий. Раздавленный, притихший, рядом – конвоиры.
   – Но он не послушал, – продолжала она врать. – Я осуждаю его, я считаю, что происшедшее – трагедия, которую я лично очень тяжело перенесла… И подала, как видите, на развод. Я ни в чем не виновата…
   Ирочка всхлипнула, пустила слезу.
   – И я совершенно непричастна к этой истории, свидетелем которой стала случайно…
   Скосив глаза, Ирочка увидела, как кивает ей из пустого зала Пал Палыч. Кивает удовлетворенно. Мол, все правильно сказала, как договаривались… Молодец!
   Ирочка шмыгнула носом.
   – Это все… больше мне нечего добавить!
 
   Заседание суда окончено. Ира и ее мать шли по парку, что у здания суда.
   – Квартиру, мам, к счастью, Пал Палыч помог мне оставить. Он теперь мне, мама, как родной, – радовалась дочь.
   – Ну и курва ты, Ирка. О квартире только и думаешь!
   – А о чем мне теперь думать? Как Гена будет жить на зоне? Так мне это все равно!
   – Почему я тебя тварью такой родила? – усмехнулась мать.
   – Да замолчи ты, деревенщина! Стыдно с тобой рядом ходить. Вон люди оборачиваются вслед!
   – Люди-то мне вслед оборачиваются, потому что ты мне майку с поганой американской надписью подарила! – зашипела мать. – А плешивый-то, что у суда ждал, это и есть Пал Палыч, полюбовник твой новый?
   – Словечки у тебя: полюбовник! Покровитель он мне, мам, покровитель! Одной женщине в этом мире и не прожить – это уж как ни старайся!
   – И что ж, теперь за него замуж пойдешь? Или не возьмет тебя? Женатый?
   Ирка промолчала. Потом сказала тихо:
   – Не твоего ума дело.
   – Значит, женатый, – захихикала мать. – Ой ты горе мое! А домой, значит, не вернешься?
   – И не подумаю! Ишь, что сообразила – из городской квартиры со всеми удобствами да в ваш сарай! Погостить, может, приеду. Через месяцок. И то как сложится! – Ирка снова стала воображать. Положение ее не такое уж и страшное. Теперь у нее есть Пал Палыч! Хоть и не муж, а только любовник, но все же опора. Да и начальник повыше рангом, чем Гена!
   Вдруг она остановилась, дернула мать за руку:
   – Ма, гляди! Ну на ту сторону дороги – вон!
   По аллее парка шагали Зорины: Сима с коляской да грустный Витька.
   Ирка остановилась как вкопанная. И он словно почуял, вздрогнул, увидел Иру.
   Они впились взглядами друг в друга.
   Сима ушла далеко вперед. А Ира – вот она, только дорожку перебежать. Вдруг мать схватила Иру за локоть и потащила прочь.
   – Да куда ты смотришь?
   – Это ж Витя был со своей жабой.
   – Знаю. Я ж с ними и ехала сюда, – сказала мать.
   – Сын у него, да? – спросила Ира дрогнувшим голосом. – Сын, да?
   – Сын. Больной только. Ты ее прокляла. Симка и ро дила больного. Лечить приехали. Только вот кто ведает – вылечат ли… Да какое теперь тебе дело до Витьки Зорина? У тебя своя жизнь, у него своя…
 
   В кабинете городской поликлиники Ванечка кричал, не замолкая. Его успокаивала медсестра. А Сима слушала женщину-врача.
   – Не все так просто, мамаша. Не делают у нас таких операций. У вас единичный случай, непростой.
   – Так ведь у меня и сын единичный. Нету у меня другого, понимаете? – напирала Сима.
   – Мы только областной центр. Но есть Москва. Есть уникальные кардиохирурги. Есть доктор Красин, тот вообще маг и чародей! Врач мирового уровня, лучший детский кардиохирург в стране!
   – Пишите к нему направление, – потребовала мать.
   – Направление! Он может не принять, не обязан. У них сотни, тысячи таких детей, к сожалению.
   – Примет! Меня примет! Пишите! – настаивала на своем упрямая Сима.
   – Ждать придется, очередь! И потом… Мал еще слишком ваш мальчик. Дороги-то до Москвы не вынесет. Годика через три поедешь – если доживет до трех лет, на твое счастье.
   Вот такой был приговор…

* * *

   Сима вышла из поликлиники. Виктор курил у входа, все не мог отойти от встречи с Ирочкой. Она стала еще красивей. Совсем городская, без косы. И глаза, ему показалось, печальные у нее. И смотрела на него так призывно… Не до Симы сейчас! А она ему:
   – Доктор сказал, в Москву надо ехать, ребенка лечить!
   Виктор как закричит:
   – Да ты совсем очумела: какая такая Москва! С какого перепуга! Что, тут врачей нет? Или вы особенные, сахарные?
   – Вить, я б тебя убила, если б могла, – спокойно ответила жена, словно поняла, что у него на сердце творится, – убила бы, да не могу, люблю. Так же сильно, как и Ваньку. А за что мне такое наказание Господне, не знаю…
   – Да успокойся ты с любовью своей – сыт я по горло этой любовью! – завелся Витя. Помолчав, добавил: – Сим, а я сейчас знаешь кого видел?
   – Знаю. Ирку свою. – Серафима даже не удивилась. – Мать ее с нами в автобусе ехала. Что, увидел ее и пялился, пока она из вида не скрылась? Думаешь, у меня глаз нет? Все я знаю на этом свете, Витя. Мужа ее за убийство посадили. Мать к Ирке на суд ездила.
   – За какое убийство? – живо встрепенулся он.
   Сима усмехнулась:
   – Любовника Иркиного грохнул. Скажи спасибо, что не ты на его месте. А то ведь с ней рядом или мертвым, или рогатым.
 
   Ира стояла у окна в своей квартире. Постель была разобрана. Пал Палыч застегивал рубашку, завязывал галстук. Понятно, что здесь происходило несколько минут назад.
   Мужчина тихо и уверенно произнес:
   – Выйду первым. Ты подождешь полчаса минимум. Только потом из дому показывайся. И так рискуем!
   – Тебе это не нравится? – попыталась пошутить Ирочка.
   Пал Палыч обнял ее:
   – Ты мне нравишься. А что риск – дело благородное, это разговоры глупые. Не в моем возрасте, знаешь ли, рисковать. Слишком много на кон поставлено. Знаешь о моем новом назначении?
   – Знаю. Боишься – не ходи ко мне! – вырвалась она из его объятий.
   – Хитрая ты девка, Ира! Кстати, бумагу-то на развод получила?
   – Да! Вчера…
   – Ну и отлично.
   – Я, Пал Палыч, к маме хочу съездить, – вдруг серьезно попросила Долгова.
   – По родным местам соскучилась? Или какой кавалер в деревне остался?
   – Женился мой кавалер, – честно призналась Ира. – Да какое вам дело! Денег оставьте. Не с пустыми же руками мне к маме ехать!
   – А, да, конечно! – Он порылся в бумажнике, достал несколько крупных купюр. – Вот, возьми!
   Ирочка деньги взяла, аккуратно сложила в шкатулочку, что стола на туалетном столике. Чмокнула Пал Палыча в лысую макушку.
   – Ну, спасибо!
   Денег дает, и на том спасибо.

Глава 5

   Прошло три года.
   Сима складывала в чемоданы свой и Ванечкин нехитрый гардероб. Помогала ей Мария Ивановна. В комнате на диване сидел сам трехлетний Ванечка – худенький, слабенький ребенок. Сима везет его лечить в Москву. Наконец-то!
   – Вот ведь, три года направление выпрашивала, а выпросила, – радовалась она.
   – К самому Красину? – улыбнулась Мария Ивановна.
   – А как же, к нему самому, к профессору, к светиле! Я, Марь Иванна, если что задумала – так тому и быть, вы меня знаете!
   – Денег на Москву-то хватит? А то ведь могу и взаймы дать, – предложила сердобольная учительница.
   – Да держите вы свои копейки при себе. Витька дом продал материнский.
   – Да ты что?!
   – Не хотел. Ругался. Орал: вот, мол, буду от тебя уходить – в дом мамин вернусь. Теперь и некуда ему.
   – Ох, может оно и лучше, – рассуждала педагог, – зачем ему уходить? Ничего, Сим, еще пару годов перебесится, а потом и одумается! Так у многих происходит! А ты у меня терпеливая.
   – Терпеливая-то терпеливая, а порой так тяжко бывает, – призналась Сима. – Держу я его при себе – Ванькой вот больным держу. А сама мучаюсь – права ли?
   – Права, Сима, права! Не ты одна такая. Все бабы так живут. Мужикам вот волю дай – так институт семьи исчез бы вовсе! Держать их на коротком поводке – и весь разговор…
   Она резко умолкла, в комнату вошел Витя.
   Молча положил на стол пачку денег – купюры мятые, мелкие.
   – На вот, Сим! Деньги за дом…
   – Я, Сим, пойду! – заторопилась Мария Ивановна и скоренько исчезла.
   Витя еще из кармана платок достал клетчатый. Развернул его – в платке толстое и старое обручальное кольцо, сережки с красными камешками.
   – Вот еще в доме нашел. От матери память. Возьми с собой… Сдашь, если что!
   – Спасибо тебе, Витенька, спасибо, родной! – просияла Сима. – Деньги возьму – а это нет. От моих-то родителей ничего не осталось. А колечко и сережки – для дочки, ко гда родится дочка, подарочек ей будет…
   – Какая такая дочка, чего несешь? – заорал Витя. – Не будет никакой дочки, хватит с меня одного спиногрыза болезного. Хватит, поняла?
   Он выскочил из дому, с силой хлопнул дверью. Ребенок заплакал, Сима бросилась к нему:
   – Тише, Ванечка, тише! Не плачь, мама тебя любит! Папка тебя тоже любит, только зря кипятится. Характер у него такой, взрывчатый! Ну тише, Ванечка мой, мальчик мой, сыночек!
 
   Знала Сима, что нет у Вити лучше друга, верней собутыльника, чем Леха. Молодой, здоровый, пьет так, как никто в селе! И с Виктором якшается. Сам-то Леха холостой, вот делать ему вечерами нечего. А Витя – надежная компания, никогда не откажется!
   Давно и люто не любила Сима Лешку. Выследила его на улице, когда он к десятиклассницам приставал.
   – А ты что, Ленка Круглова? Ну выросла! Ну невеста, иди поцелую!
   Девчонка опешила, кинулась было бежать от навязчивого кавалера, да тут чья-то рука сгребла Лешку в охапку.
   – Я тебе сейчас поцелую, жених хренов! Оставь девчонок. Пошли, разговор есть.
   – А что мне с тобой говорить? Мне с тобой говорить не о чем, Серафима! Вот с мужем твоим поговорил бы охотно… Да не пускаешь ты к нему! – зло ответил парень.
   – Вот про мужа-то говорить и будем. Оставь его, Леш, в покое.
   – Вот это номер! Может, такие слова я тебе должен сказать: «Оставь его, Сима, в покое». А то учить она меня будет… – заржал Леха.
   – Нет, Леш, не учить. Я ж не с пустыми руками к тебе. Вот!
   Она на ходу вытащила из-за пазухи свернутые в трубочку деньги.
   – Это что, взятка, что ли?
   – Да, взятка. Ты, Леш, я слышала, в город хотел уезжать, учиться пойти. Вот бери, на первое время хватит!
   – Ага! Бери и ездуй! – обиделся Витькин дружок. – Деньгами откупаешься, чтоб друзей-то от мужа отвадить. Вот баба! Страшная ты женщина, Сима.
   – Я знаю.
   – Да я не про рожу. Жить с тобой страшно. Все по-своему кроишь. Все по-своему шьешь. Я б на Витькином месте давно удавился.
   – Ты уезжай! А мы сами разберемся! Кому давиться, кому топиться. На тебе денег! И сгинь с глаз долой, алкаш!
   Леша деньги бросил Симе в лицо:
   – Убери! Убери бабки. Я и так уеду. Тебе на радость, ему назло. Уеду, только все одно ничего у вас не изменится! Бросит он тебя, Симка, слышишь, бросит! Слово мое помяни! Не бывает счастья поперек человеческой воли. Упорхнет он от тебя, как птаха в небо, обещаю!
   Сима спокойно деньги собрала:
   – А это не твоего ума дело! Никчемный ты человек! Уезжай раньше, чем я в Москву двинусь. Не тормози меня, слышишь?
   Лешка, подумав, вырвал деньги из ее рук:
   – Ладно, гульну хоть напоследок. Не для твоей радости уеду – слышишь! – а для своего удовольствия.
   – Давай, давай! Главное, чтоб ты надолго, а еще лучше навсегда. Слышь, я тебе в любой час готова отдать последние деньги, лишь бы ты в краях наших больше не появлялся, подонок!
   Леша рванул от Серафимы, пугливо оборачиваясь. А она ему вслед посмотрела презрительно да улыбнулась – ее победа.
 
   Мария Ивановна и Витя провожали на вокзале Симу с Ванечкой в Москву.
   Виктор и не глядел на семью, курил в сторонке. Проводить, называется, пришел!
   – Осторожнее там будь, Москва все же! – беспокоилась учительница.
   – А вы за Витей приглядите! Если что – телеграфируйте сразу, – попросила Сима тихо.
   – Будь спокойна!
   – Все, пора! Вить! – окликнула Сима мужа. – Подойди хоть, поцелую.
   – Чё целоваться-то? – зло отвернулся он от Симы.
   – Так ведь прощаемся!
   – Прощаемся, ага… На Луну, что ль, летишь?
   – Зорин, ну у тебя совести никакой! – возмутилась Мария Ивановна. – Поцелуй жену-то на прощание!
   – Марь Иванна, может, мне еще «Капитанскую дочку» прочитать? – съехидничал Зорин.
   – Поздно, Зорин. Ушел твой поезд! – зло констатировала учительница.
   – Ой, поезд, пора. Все! – Сима кинулась к вагону, потом остановилась, сама подошла к Витьке, смачно чмокнула его в щеку…
   Он поморщился:
   – Давай уже… Вон поезд сейчас двинется!
   – Ну, бывай, Вить. Я как приеду – напишу!
   – Глядеть буду в оба! Не волнуйся! – Мария Ивановна крепко прижала к себе Симу на прощание, а потом долго махала ей вслед, украдкой вытирая слезу.
   А Зорин даже не обернулся вслед уезжающим.
   Так и курил на перроне. А как поезд отправился, зашагал восвояси.
 
   Сима поехала на поезде в Москву. Ира на автобусе из города в деревню, к маме на побывку.
   Из окна видна дорога, тронутые желтизной лесополосы, домишки дальних деревенек. И река.
   Ира в окно не смотрела. Смотрела в зеркальце, что достала из сумочки. Вот тушью реснички подвела. Вот помадой ротик подкрасила.
   Женщина рядом глядела на нее с интересом – угадывает вроде, кто это, а вот до конца признать не может. А Ира все продолжает краситься.
   – Я извиняюсь, ты не Веры Долговой дочка будешь? – решилась спросить соседка.
   – Вам-то что? – с вызовом бросила Ира.
   – Похожая очень. Только… совсем городская.
   – А что вы хотели? Пять лет уже в городе живу.
   – Вон оно как! Время-то быстро летит. Ты как, мамку навестить или какие другие дела у нас?