- Идут тренировочные занятия по огневой подготовке, - доложил лейтенант Любивец.
Через минуту танкисты окружили меня. Интересуюсь, как идет учеба, чем занимаются в свободное время, как питание. Лейтенант выжидающе смотрит на меня. Вижу, грустит.
- Родные что-нибудь пишут?
- Никак нет. Они там, в неволе, - указал офицер в сторону запада.
Иван Любивец - сын полтавского хлебороба. В начале войны семнадцатилетним пареньком пошел добровольно в армию, а по окончании военного училища был направлен в Челябинскую танковую бригаду.
- Надо быстрее вызволять Украину, - задумчиво произнес танкист.
Я продолжил этот разговор.
- Нам, товарищи, придется освобождать от фашистской нечисти многие города и села нашей страны. И Украину. Впереди бои. Так давайте серьезно к ним готовиться.
Люди, преисполненные чувством долга перед Родиной, выражали свою готовность в предстоящих боях сражаться до последней капли крови, до последнего дыхания, говорили, что уральцы не посрамят славы русского оружия.
Побывал я у стрелков, разведчиков, зенитчиков.
Июльский день угасал. Солнце посылало прощальные лучи. Я присел возле своей палатки на траву, уже отдававшую прохладой. Легкий ветерок шелестел ветками сосен, беззаботно цвенькали птицы в кустах.
Лились звуки баяна. Добровольцы отдыхали. Приятный тенорок выводил:
Мне в холодной землянке тепло
От твоей негасимой любви...
Утром на небольшом плацу, зажатом рослыми соснами, выстроился личный состав бригады. Иду по росистой траве. Навстречу начальник штаба подполковник Д. Б. Кременецкий. Он четко отдает рапорт.
На правом фланге ветер треплет боевое Знамя - Знамя 244-й Челябинской танковой бригады. Рядом офицеры управления.
Обхожу первый и второй танковые батальоны, механизированный батальон автоматчиков, минометную роту, зенитно-пулеметную роту, батарею 76-миллиметровых орудий, подразделения саперов, ремонтников, медиков. Вглядываюсь в лица подчиненных. В основном - безусая молодежь. Есть люди и постарше. Бойцы и сержанты строгие, подтянутые. В новом обмундировании. Поблескивают вороненые стволы автоматов.
Обход закончился. Теперь строевым шагом идут батальоны. Четко, как на параде. Высоко вскинув головы, печатают шаг добровольцы-танкисты. Ровными рядами идут автоматчики, артиллеристы, минометчики...
А затем встреча с офицерами управления. Подполковник Кременецкий представил начальников служб. На груди у многих офицеров боевые ордена и медали. Большинство из присутствующих почти с первых дней войны на фронте, имеют боевой опыт. Коротко и я рассказал о себе.
- Воевать нам вместе, - подытожил я разговор. - Пусть каждый по своей службе сделает все, чтобы личный состав был обут, одет, накормлен, хорошо подготовлен к предстоящим боям. Люди нам верят, их доверием надо дорожить.
Направляюсь в политический отдел. Небольшой деревянный домик утопает в зелени. Подполковник Богомолов на слова скуп, в оценке работников политотдела сдержан:
- Сам толком еще с ними не знаком. И месяца нет, как они к нам прибыли. Но, кажется, люди подобрались хорошие. С утра до ночи в войсках пропадают: и в учебных атаках бывают, и на стрельбище, и на полигоне. В солдатских палатках по вечерам беседы проводят, организуют читки сообщений Совинформбюро, другие мероприятия.
Длинный стол, за которым заняли места офицеры, прикрыт старыми газетами. Время дорого, и я без всяких предисловий перешел к делу. Рассказал о задачах, стоящих перед политработниками.
Постепенно разговорились. Речь шла о содержании и формах партийно-политической работы в боевой обстановке, о том, что еще нужно сделать для воспитания у добровольцев высоких политических и морально-боевых качеств. Среди личного состава бригады - более 80 процентов коммунистов и комсомольцев. Мы тут же договорились о датах проведения партийных и комсомольских собраний. Я с охотой согласился сделать на одном из них доклад.
На следующий день я приехал на учебное поле в район занятий. Командир батальона автоматчиков капитан А. С. Голубев доложил обстановку, показал исходную позицию для наступления, познакомил меня с офицерами и сержантами. Бойцы усердно отрывали окопы, ходы сообщения, тщательно маскируя свое месторасположение. Мы подошли к пулеметчику. Он вскочил:
- Рядовой Громов.
Я спрыгнул в окоп. Впереди лежащая местность просматривалась хорошо.
- Ваша задача?
Боец предельно четко изложил свою задачу, назвал ориентиры, сигналы атаки, номер танка, вслед за которым он должен продвигаться, а в случае надобности сесть на его броню.
- Молодец!
Мы с командиром батальона переходили от окопа к окопу, от бойца к бойцу. В основном инженерные работы были выполнены неплохо. Однако на отдельных участках ходы сообщения оказались неглубокими.
- Надо глубже зарываться в землю, приучить людей к этому, - посоветовал я капитану и поинтересовался, сколько дней батальон занимается в этом районе.
- Третий.
- Пора уж по-настоящему оборону оборудовать, - сказал я комбату. - Если такие темпы будут в бою, потерь не оберешься. Надо учиться и наступать, и обороняться.
В разговор вступил командир второго танкового батальона капитан В. А. Федоров. Он доложил, чем занимается одна из рот автоматчиков, приданных его батальону, показал, где расположились танкисты.
- Аппарели отрыли?
- Так точно, - доложил капитан.
Я взглянул на часы. Скоро учебная атака. С наблюдательного пункта хорошо просматривалась местность. Поле, местами заросшее кустарником, было изрыто окопами, траншеями.
Раздался мощный гул танковых двигателей. По замыслу, артиллерийская подготовка уже проведена. Боевые машины вышли из леса и устремились вперед. Как только они прошли траншею, из нее проворно начали выскакивать автоматчики, пулеметчики, расчеты противотанковых ружей, или, как их называли, петеэровцы. Прокатилось дружное ура.
Начало хорошее. Прижимаясь к танкам, пехотинцы открыли огонь из всех видов оружия. Но постепенно расстояние между автоматчиками и танками начало увеличиваться. Через минуту-другую этот разрыв составил более двухсот метров. В бою - гиблое дело. Противник немедленно отсечет пехоту, вмиг расправится с танками. Так не пойдет.
Командир второго танкового батальона, стоявший возле меня, ликует:
- Вот так скорость, молодцы танкисты!
Я приказал приостановить атаку. Капитан Федоров недоуменно смотрит на меня, разводит руками: мол, не вижу причины. Но, заметив мой суровый взгляд, бросается к радисту. Что-то кричит ему в ухо, прикрытое шлемофоном.
Танки, словно нехотя, останавливаются.
- Товарищ Голубев, догадываетесь, почему я приостановил атаку? - обратился я к командиру батальона автоматчиков.
- Понятно, товарищ подполковник, только тут мы ни при чем. Танкистов винить надо. Разве за ними поспеешь, рванулись, как ошалелые.
- Совершенно верно, атаковать врага надо на высоких скоростях, но не отрываться от пехоты. Иначе успеха не добьешься.
Припомнил, как во время боя в 1942 году на Северском Донце одна из наших танковых рот вот так же, на высоких скоростях, устремилась в контратаку, а пехота отстала. Немцы, конечно, этим воспользовались. Об этом я и рассказал командиру роты и предупредил, что риск в бою должен быть осмысленным, глубоко продуманным.
Повторная атака прошла более удачно. На этот раз пехотинцы вплотную бежали вслед за танками, на ходу вели прицельный огонь.
- Оборона прорвана, противник поспешно отходит. Ваши дальнейшие действия? - спросил я у командира батальона автоматчиков.
Капитан Голубев подошел к радиостанции и отдал приказ: посадить пехоту на танки и преследовать противника.
С первой встречи мне понравился комбат своей собранностью, умением самостоятельно принять решение. Он был подтянут, не по годам строг. Позже я узнал подробно его биографию. Родом из Сибири, перед началом войны окончил военное училище, в первых боях показал себя смелым командиром.
Челябинцы оказались на редкость трудолюбивыми, смекалистыми, они настойчиво изучали оружие и технику, осваивали приемы ведения боя. На стрельбище и полигоне ни днем ни ночью не утихали выстрелы, на учебных полях круглосуточно рокотали танковые двигатели. Люди готовились к боям серьезно, всесторонне.
Как-то среди ночи я возвратился с полевого занятия, зашел в штабную землянку. Кременецкий, склонившись над картой, наносил обстановку предстоящих учений. Я подсел к начальнику штаба, еще раз поинтересовался, как у нас укомплектованы отдельные роты, батареи и взводы.
Было далеко за полночь. Неожиданно в сопровождении командира корпуса генерал-лейтенанта танковых войск Г. С. Родина в землянку вошел командующий 4-й танковой армией генерал-лейтенант танковых войск В, М. Баданов. Я доложил, что все подразделения после учебных занятий возвратились в расположение бригады и личный состав отдыхает. Командарм внимательно меня выслушал, затем приказал:
- Поднять бригаду по тревоге!
Через несколько минут мощный рокот двигателей взорвал ночную тишину. В колонну начали вытягиваться танки, автомашины, груженные боеприпасами, продовольствием, обмундированием, загрохотали походные кухни.
В колонне автоматчиков бойцы тихо переговаривались. До меня донесся густой бас:
- Ясно, что выступаем на фронт, зря бы не подняли всю бригаду.
Но прогноз автоматчика не оправдался. Командующий армией решил проверить боевую готовность бригады. Нам было приказано провести учения с боевой стрельбой. На учения привлекался батальон автоматчиков, усиленный танковой ротой, артиллерийская батарея и саперный взвод. Начало учений в 12.00.
Утро застало меня на наблюдательном пункте. В короткие сроки была создана мишенная обстановка, дооборудованы позиции пехотинцев, артиллеристов, минометчиков, танкистов. Люди зарылись в землю.
Закончены последние приготовления, до личного состава доведена поставленная задача, предусмотрены меры безопасности, организовано взаимодействие, техника тщательно замаскирована. Даже с небольшого расстояния нельзя обнаружить расположение огневых позиций танкистов, артиллеристов, наличие боевой техники, очертание переднего края. Постарались и командиры, и бойцы. Здорово потрудились, молодцы! На душе у меня радостно.
Часы показывали без двадцати двенадцать. Стояла духота, нестерпимо палило июльское солнце. Было тихо-тихо. Изредка налетал легкий ветерок, шелестел листвой молодых берез, выстроившихся в ряд возле нашего наблюдательного пункта. Я присел на бруствер. Закурил.
- Машины! - доложил штабной офицер.
На опушке леса появились виллисы, окутанные густой пылью. На высокой скорости они двигались в сторону наблюдательного пункта. Из первой машины вышел командарм. Я поспешил к нему навстречу. Генерал В. М. Баданов, как всегда, был в хорошем настроении. Он тепло поздоровался, спокойно выслушал доклад и прильнул к стереотрубе.
- Начинайте, - сказал командарм.
В воздухе повисла красная ракета. Почти в ту же секунду грянули артиллерийские выстрелы, из-за укрытий вышли танки и, выбрасывая снопы огня, рванулись вперед.
Поднялись пехотинцы. Бойцы, прижимаясь к танкам, проворно побежали по полю. Ура, ура! - неслось отовсюду. Дружный огонь достиг наивысшей плотности.
- Приятное зрелище, - не сдержался генерал Баданов. - Молодцы, челябинцы!
Рядом со мной стоял командир корпуса генерал-лейтенант Г. С. Родин. Я взглянул на него. Он мне казался всегда суровым, а тут его словно подменили. На лице - широкая улыбка. Вдруг он оборачивается ко мне:
- Ну что ж, атаковали неплохо. Но, как говорится, цыплят по осени считают.
Намек понятен. Меня неожиданно озноб прошиб: а вдруг не все мишени будут поражены?
Скоро выяснилось: и стреляли вполне прилично. Учения закончились. Я приглашаю генералов отобедать.
- Спасибо за приглашение, - пожимая мне руку, сказал командующий. - Но мы спешим. До встречи на фронте...
На траве вокруг походных кухонь расселись бойцы, сержанты, офицеры. Люди с аппетитом опустошали котелки и миски.
Едем на фронт
У входа в палатку сидит ординарец Собко. На лице радость: получил наконец письмо от жены. Боец делится своими переживаниями.
- Трудно им без меня. Но что поделаешь? Теперь всем нелегко.
- Принеси-ка водички.
Собко принес ведро с холодной водой, зачерпнул кружку.
- Спасибо, я сам.
После дневной духоты было приятно освежиться. Я прилег на кровать, сбитую наспех из сосновых досок, потянулся к свежим газетам. В центре внимания прессы - события на Курской дуге. Немецкое наступление на северном фасе дуги захлебнулось. Развернувшееся здесь 12 июля ожесточенное сражение характеризовалось теперь разнообразием боевых действий: на одних направлениях наши войска вели наступление, одновременно отражая контратаки противника, на других - сдерживали натиск в тяжелых оборонительных боях, на третьих - шли упорные встречные бои.
Наметился перелом и в действиях на южном участке - в районе Белгорода. Обескровленные и измотанные гитлеровские войска переходили к обороне. Газеты сообщали об упорных боях не только на земле, но и в воздухе. Радостно было читать такие сводки. Мы понимали: Гитлер бросил к Курску свои отборные войска, возлагая на них большую надежду, ввел в действие новые танки со звериными названиями тигр и пантера. Но на орловском направлении им удалось вклиниться в нашу оборону лишь на 10-12 километров, а на белгородском - до 35 километров. Дальше - сил не хватило. Выдохся враг. И вот теперь наши войска сами перешли в контрнаступление. Как было не радоваться такому сообщению! Инициатива полностью переходила в руки советского командования.
Не успел как следует посмотреть газеты, как ординарец протянул мне телефонограмму. Вызывали в штаб корпуса.
Было где-то за полночь. По дорожке, усыпанной песком, направляюсь к штабу. Что бы могло быть? - думаю.
В кабинете командира корпуса уже собрались офицеры. В углу на краешек стула присел командир 197-й Свердловской танковой бригады полковник Я. И. Троценко, рядом примостился командир 243-й Пермской танковой бригады подполковник В. И. Приходько. Вижу здесь и командира 30-й мотострелковой бригады полковника М. С. Смирнова, других командиров частей и подразделений. На длинном столе разложена большая карта, над которой склонились командир корпуса Г. С. Родин и начальник штаба полковник Б. Р. Еремеев.
Генерал Родин, оторвавшись от карты, оглядел собравшихся.
- Теперь, кажется, все. Пора начинать.
Он сообщил решение Ставки Верховного Главнокомандования: 30-му Добровольческому танковому корпусу передислоцироваться к линии фронта.
- В вашем распоряжении, - продолжил генерал, - имеется не более двух Суток. Времени, как видите, немного, но подготовиться к передислокации надо тщательно, всесторонне. В целях экономии моторесурсов марш предполагается комбинированный: танки и другие боевые машины отправляются железной дорогой, мотопехота, управление и тылы пойдут своим ходом.
Выступивший затем начальник штаба Еремеев назвал район, куда мы должны перебазироваться, - лес восточнее Козельска. Туда от Кубинки примерно 300-350 километров. Борис Романович указал пункты, через которые пройдут бригады, и мы нанесли нужные знаки на топографические карты, которыми нас снабдили. Еремеев указывает сроки готовности для каждой бригады, дату прибытия к новому месту.
Совещание в штабе затянулось почти до утра. Когда мы вышли на улицу, небо было затянуто тучами, моросил мелкий дождь. На небольшой высоте в сторону фронта прошли краснозвездные бомбардировщики.
В штабе бригады я застал подполковника Богомолова.
- Михаил Георгиевич, я уже в курсе дела, - опередил он меня. Информировал начальник политотдела корпуса полковник Шелунов.
Вскоре в штаб прибыли Кременецкий, его заместитель капитан Пшеничнер, начальники служб, офицеры политотдела.
На карты легли пунктиры, условные обозначения, цветным карандашом был нанесен маршрут движения. Штаб бригады составил план мероприятий, связанных с передислокацией.
Сбор всего офицерского состава назначили на девять часов утра. Шел дождь, и пришлось собраться в летнем клубе: небольшой навес предохранял от разразившегося ливня.
Все было решено за каких-нибудь полтора-два часа. Начальниками эшелонов были назначены мой заместитель - подполковник В. И. Панфилов и командир первого танкового батальона майор А. А. Степанов, колонну автотранспорта я взял под свое начало.
В полдень ко мне подбежала встревоженная чем-то военврач из медсанвзвода Д. Е. Гриценко. До недавнего времени она работала в одной из больниц Челябинска. На призыв обкома партии Дора Ефимовна откликнулась одной из первых. Так она оказалась в нашей бригаде.
Увидев взволнованную женщину, я забеспокоился:
- Что случилось?
- Больные услыхали о том, что выезжаем на фронт, и разбежались по подразделениям, - с тревогой сообщила она.
Я пытался успокоить врача.
- Как же так? Они ведь находились на лечении, у одного даже температура...
- Возвратим всех в санчасть, - пообещал я ей.
Перед обедом весь личный состав бригады был выстроен на плацу. Вынесли боевое Знамя. Начальник политотдела Богомолов обратился с призывом к воинам-челябинцам - бить врага беспощадно, сражаться до последней капли крови, до последнего дыхания.
На трибуне старший лейтенант Николай Чередниченко. Он говорит о той высокой чести, которой удостоились челябинцы, призывает товарищей по оружию в жарких схватках с врагом оправдать доверие Родины, смело сражаться с ненавистными захватчиками.
Вдохновляющую речь произнес парторг первой танковой роты Кружилин. Он сказал:
- Родина пылает в огне. Враг еще топчет нашу священную землю. Стоны и страдания советских людей на оккупированной земле болью отзываются в наших сердцах. Мы спешим к вам, дорогие советские братья и сестры. Мы очистим нашу землю от врагов.
Выступали бойцы, сержанты, офицеры. Они клялись быть верными военной присяге, заверяли, что наказ земляков выполнят с честью.
Казалось, не так уж сложно совершить марш. Но мы столкнулись с непредвиденными обстоятельствами: в назначенное время нам не подали железнодорожный состав. Люди начали нервничать, кто-то в темноте зло ругался.
К двенадцати часам ночи все уладилось. Соблюдая светомаскировку, на железнодорожные платформы начали въезжать танки. Механики-водители умело орудовали рычагами управления. Четкие команды отдавали командиры экипажей.
На платформах вскоре оказались все боевые машины. Без суеты и шума танкисты крепили боевую технику. Погрузили продовольствие, боеприпасы. Подцепили вагоны, в которых разместились экипажи. А дождь по прежнему не утихал. Ярко сверкали молнии, на миг освещая мокрые лица воинов.
Я остановился возле экипажа лейтенанта Ивана Пупкова.
- Порядок, - вытирая руки о мокрый комбинезон, доложил офицер. - Закрепили что надо. Теперь хоть до Берлина.
- До Берлина в эшелоне не поедем, а воевать там наверняка придется.
- Что ж, спасибо на добром слове, товарищ комбриг, - сказал Пупков. Будем стараться.
Подполковник Панфилов докладывает о готовности эшелона к отправке. Жму ему на прощание руку, желаю удачи в пути.
- Все будет хорошо, - заверяет он.
Той же ночью мы проводили и второй эшелон.
В темноте трудно разобрать лица танкистов, сбившихся у дверей вагонов. Они что-то кричат, на прощание машут пилотками, шлемофонами, фуражками. Взвизгнул паровозный гудок, и состав медленно растворился в ночи.
А я все еще стою на погрузочной площадке, охваченный волнением. Стою и думаю, как эти люди поведут себя в бою...
Подполковник Богомолов дотронулся до плеча:
- Поехали, Михаил Георгиевич. Нас ждут.
Начальник штаба Кременецкий за наше отсутствие успел выстроить автоколонну, проинструктировать водителей, старших машин. На рассвете тронулись в путь.
Красива русская земля! Но любоваться природой было некогда. Вскоре свернули на лесную дорогу, и тут начались мытарства. Дорога раскисла, машины буксовали, застревали в грязи. Темп марша упал. Временами буквально на руках приходилось выносить машины.
Размытые ливнем дороги крепко потрепали нам нервы. И все-таки мы вовремя прибыли в указанный район. Я осмотрел место, где должны рассредоточиться подразделения бригады. Лес еще хранил следы артиллерийских обстрелов и бомбежек: стволы деревьев иссечены осколками, многие ветви срезаны, словно ударом секача. Над нами пролетали краснозвездные самолеты. Они шли к линии фронта, который теперь совсем близко. Там происходили жаркие схватки.
Не теряя времени, мы с майором Хохловым поехали на станцию Сухиничи место выгрузки танков. Было темно, сыро и зябко.
По пути раза два застревали, пришлось плечом подталкивать виллис. На станцию приехали часов в девять утра. Отряхнули с обмундирования грязь, на ходу привели себя в порядок. Обратились к начальнику станции, чтобы узнать, где наши эшелоны. Тот недоверчиво окинул нас взглядом:
- Кто вы такие?
Пришлось предъявить удостоверения. Возвращая документы, начальник станции сказал:
- Ваш эшелон прибудет через час, товарищи офицеры, - и потянулся рукой к телефонам. Мы поняли: разговор окончен.
Попытались разыскать командира Свердловской бригады, которая уже разгружалась, но сделать это было не так-то легко. Туда-сюда сновали танки, машины, в упряжке рвались лошади, понукаемые ездовыми: на фронт прибывало все новое и новое пополнение.
На противоположной стороне железнодорожной станции шла погрузка раненых. Кто-то стонал, кого-то громко отчитывали санитары. Словом, станция бурлила тревожной прифронтовой жизнью.
Наш эшелон прибыл с опозданием на два часа. Подполковник Панфилов, заметив меня и Хохлова, бегом направился к нам.
- Как доехали? - был мой первый вопрос.
- Отставших и жертв нет. Все хорошо, - доложил Панфилов.
Началась выгрузка. Танки с платформы уходили в лес. Дождь немного утих, ветер разогнал тучи, и небо слегка прояснилось.
- Воздух! - неожиданно крикнул кто-то из бойцов.
И тут до слуха донесся гул юнкерсов. Ударили зенитные орудия, и белые облачка разрывов рассыпались по небу. Ныряя в тучах, бомбардировщики шли на небольшой высоте. Скоро они перестроились в змейку. Сейчас наверняка начнут бомбить. Я плюхнулся в окоп, залитый водой, и тотчас рядом разорвалась бомба. Фашисты с яростью бомбили станцию. В упор ударили зенитные пулеметы. Загорелся один, второй самолет. Оставляя огненно-черный след дыма, они упали где-то в лесу.
Нам повезло: личный состав танковых экипажей не пострадал, если не считать трех человек легко раненных. А вот другие части имели потери в технике. Несколько бомб угодило и в эшелон раненых. Загорелись цистерны с горючим, пристанционные постройки. Добровольцы бросились тушить пожар...
Второй эшелон прибыл также без потерь. И вот танки рассредоточились по опушке леса. Без промедления начались тяжелые земляные работы: каждому экипажу предстояло отрыть укрытия и для танка, и для себя. И хотя мы знали, что простоим тут недолго и враг сюда уже не сможет проникнуть, существовал неписаный закон войны: остановился хоть на час - рой окоп, готовь укрытие для техники. Кто пренебрегал этим законом - расплачивался кровью.
В короткие часы передышки агитаторы проводили беседы, изучали с воинами памятки, помогали усваивать то или иное положение Боевого устава.
Подполковник Богомолов побывал почти во всех экипажах. Он умел вызвать воинов на откровенный разговор, вселить уверенность в успехе. Его примеру следовали майор Н. К. Онищук, старший лейтенант Чередниченко и другие офицеры политотдела.
По инициативе Богомолова был проведен семинар с агитаторами. Я выступил с докладом, в котором рассказал о роли агитаторов по мобилизации личного состава на успешное выполнение приказа командования. Участникам семинара были розданы бланки листков-молний, вручены различные памятки.
Мы с Богомоловым направились по подразделениям. В тени густых деревьев группа воинов. Подходим. Оказывается, идет партийное собрание первого батальона. Докладчик - замполит батальона капитан Кочерга. Повестка дня личный пример коммунистов в бою. Немногословны были танкисты. Их выступления сводились к одному: место коммуниста в бою - впереди. Тепло и просто поговорил с коммунистами Богомолов. На собрании выступил и я.
Идем дальше. В небольшом овраге огневую позицию занял экипаж лейтенанта Павла Бучковского. Танкисты выполнили большой объем работы, расчистили сектор обстрела. Мы подошли к ним, когда они беседовали. В руках у лейтенанта была Памятка танкисту. В ней давалось краткое описание танков тигр, пантера, самоходного орудия фердинанд - новых немецких машин, появившихся во время боев на Курской дуге.
Лейтенант поспешил нам навстречу.
- Вольно, продолжайте, товарищи.
- Так вот я повторяю, немецкий танк Т-VI - тяжелая машина, - продолжал командир экипажа. - Лобовая броня - сто миллиметров, калибр пушки восемьдесят восемь миллиметров, вес - шестьдесят тонн, а мотор всего лишь шестьсот лошадиных сил.
- Для такой махины это ничто! - отозвался механик-водитель Агапов. - О какой же маневренности может идти речь?
- Об этом и я толкую, - подхватил лейтенант. - Пока фриц развернется, мы его и подобьем. - Лейтенант Бучковский уткнулся в листовку: - Любопытно, товарищи, вот что: за минуту башня делает всего лишь один поворот. А о чем это говорит?
Через минуту танкисты окружили меня. Интересуюсь, как идет учеба, чем занимаются в свободное время, как питание. Лейтенант выжидающе смотрит на меня. Вижу, грустит.
- Родные что-нибудь пишут?
- Никак нет. Они там, в неволе, - указал офицер в сторону запада.
Иван Любивец - сын полтавского хлебороба. В начале войны семнадцатилетним пареньком пошел добровольно в армию, а по окончании военного училища был направлен в Челябинскую танковую бригаду.
- Надо быстрее вызволять Украину, - задумчиво произнес танкист.
Я продолжил этот разговор.
- Нам, товарищи, придется освобождать от фашистской нечисти многие города и села нашей страны. И Украину. Впереди бои. Так давайте серьезно к ним готовиться.
Люди, преисполненные чувством долга перед Родиной, выражали свою готовность в предстоящих боях сражаться до последней капли крови, до последнего дыхания, говорили, что уральцы не посрамят славы русского оружия.
Побывал я у стрелков, разведчиков, зенитчиков.
Июльский день угасал. Солнце посылало прощальные лучи. Я присел возле своей палатки на траву, уже отдававшую прохладой. Легкий ветерок шелестел ветками сосен, беззаботно цвенькали птицы в кустах.
Лились звуки баяна. Добровольцы отдыхали. Приятный тенорок выводил:
Мне в холодной землянке тепло
От твоей негасимой любви...
Утром на небольшом плацу, зажатом рослыми соснами, выстроился личный состав бригады. Иду по росистой траве. Навстречу начальник штаба подполковник Д. Б. Кременецкий. Он четко отдает рапорт.
На правом фланге ветер треплет боевое Знамя - Знамя 244-й Челябинской танковой бригады. Рядом офицеры управления.
Обхожу первый и второй танковые батальоны, механизированный батальон автоматчиков, минометную роту, зенитно-пулеметную роту, батарею 76-миллиметровых орудий, подразделения саперов, ремонтников, медиков. Вглядываюсь в лица подчиненных. В основном - безусая молодежь. Есть люди и постарше. Бойцы и сержанты строгие, подтянутые. В новом обмундировании. Поблескивают вороненые стволы автоматов.
Обход закончился. Теперь строевым шагом идут батальоны. Четко, как на параде. Высоко вскинув головы, печатают шаг добровольцы-танкисты. Ровными рядами идут автоматчики, артиллеристы, минометчики...
А затем встреча с офицерами управления. Подполковник Кременецкий представил начальников служб. На груди у многих офицеров боевые ордена и медали. Большинство из присутствующих почти с первых дней войны на фронте, имеют боевой опыт. Коротко и я рассказал о себе.
- Воевать нам вместе, - подытожил я разговор. - Пусть каждый по своей службе сделает все, чтобы личный состав был обут, одет, накормлен, хорошо подготовлен к предстоящим боям. Люди нам верят, их доверием надо дорожить.
Направляюсь в политический отдел. Небольшой деревянный домик утопает в зелени. Подполковник Богомолов на слова скуп, в оценке работников политотдела сдержан:
- Сам толком еще с ними не знаком. И месяца нет, как они к нам прибыли. Но, кажется, люди подобрались хорошие. С утра до ночи в войсках пропадают: и в учебных атаках бывают, и на стрельбище, и на полигоне. В солдатских палатках по вечерам беседы проводят, организуют читки сообщений Совинформбюро, другие мероприятия.
Длинный стол, за которым заняли места офицеры, прикрыт старыми газетами. Время дорого, и я без всяких предисловий перешел к делу. Рассказал о задачах, стоящих перед политработниками.
Постепенно разговорились. Речь шла о содержании и формах партийно-политической работы в боевой обстановке, о том, что еще нужно сделать для воспитания у добровольцев высоких политических и морально-боевых качеств. Среди личного состава бригады - более 80 процентов коммунистов и комсомольцев. Мы тут же договорились о датах проведения партийных и комсомольских собраний. Я с охотой согласился сделать на одном из них доклад.
На следующий день я приехал на учебное поле в район занятий. Командир батальона автоматчиков капитан А. С. Голубев доложил обстановку, показал исходную позицию для наступления, познакомил меня с офицерами и сержантами. Бойцы усердно отрывали окопы, ходы сообщения, тщательно маскируя свое месторасположение. Мы подошли к пулеметчику. Он вскочил:
- Рядовой Громов.
Я спрыгнул в окоп. Впереди лежащая местность просматривалась хорошо.
- Ваша задача?
Боец предельно четко изложил свою задачу, назвал ориентиры, сигналы атаки, номер танка, вслед за которым он должен продвигаться, а в случае надобности сесть на его броню.
- Молодец!
Мы с командиром батальона переходили от окопа к окопу, от бойца к бойцу. В основном инженерные работы были выполнены неплохо. Однако на отдельных участках ходы сообщения оказались неглубокими.
- Надо глубже зарываться в землю, приучить людей к этому, - посоветовал я капитану и поинтересовался, сколько дней батальон занимается в этом районе.
- Третий.
- Пора уж по-настоящему оборону оборудовать, - сказал я комбату. - Если такие темпы будут в бою, потерь не оберешься. Надо учиться и наступать, и обороняться.
В разговор вступил командир второго танкового батальона капитан В. А. Федоров. Он доложил, чем занимается одна из рот автоматчиков, приданных его батальону, показал, где расположились танкисты.
- Аппарели отрыли?
- Так точно, - доложил капитан.
Я взглянул на часы. Скоро учебная атака. С наблюдательного пункта хорошо просматривалась местность. Поле, местами заросшее кустарником, было изрыто окопами, траншеями.
Раздался мощный гул танковых двигателей. По замыслу, артиллерийская подготовка уже проведена. Боевые машины вышли из леса и устремились вперед. Как только они прошли траншею, из нее проворно начали выскакивать автоматчики, пулеметчики, расчеты противотанковых ружей, или, как их называли, петеэровцы. Прокатилось дружное ура.
Начало хорошее. Прижимаясь к танкам, пехотинцы открыли огонь из всех видов оружия. Но постепенно расстояние между автоматчиками и танками начало увеличиваться. Через минуту-другую этот разрыв составил более двухсот метров. В бою - гиблое дело. Противник немедленно отсечет пехоту, вмиг расправится с танками. Так не пойдет.
Командир второго танкового батальона, стоявший возле меня, ликует:
- Вот так скорость, молодцы танкисты!
Я приказал приостановить атаку. Капитан Федоров недоуменно смотрит на меня, разводит руками: мол, не вижу причины. Но, заметив мой суровый взгляд, бросается к радисту. Что-то кричит ему в ухо, прикрытое шлемофоном.
Танки, словно нехотя, останавливаются.
- Товарищ Голубев, догадываетесь, почему я приостановил атаку? - обратился я к командиру батальона автоматчиков.
- Понятно, товарищ подполковник, только тут мы ни при чем. Танкистов винить надо. Разве за ними поспеешь, рванулись, как ошалелые.
- Совершенно верно, атаковать врага надо на высоких скоростях, но не отрываться от пехоты. Иначе успеха не добьешься.
Припомнил, как во время боя в 1942 году на Северском Донце одна из наших танковых рот вот так же, на высоких скоростях, устремилась в контратаку, а пехота отстала. Немцы, конечно, этим воспользовались. Об этом я и рассказал командиру роты и предупредил, что риск в бою должен быть осмысленным, глубоко продуманным.
Повторная атака прошла более удачно. На этот раз пехотинцы вплотную бежали вслед за танками, на ходу вели прицельный огонь.
- Оборона прорвана, противник поспешно отходит. Ваши дальнейшие действия? - спросил я у командира батальона автоматчиков.
Капитан Голубев подошел к радиостанции и отдал приказ: посадить пехоту на танки и преследовать противника.
С первой встречи мне понравился комбат своей собранностью, умением самостоятельно принять решение. Он был подтянут, не по годам строг. Позже я узнал подробно его биографию. Родом из Сибири, перед началом войны окончил военное училище, в первых боях показал себя смелым командиром.
Челябинцы оказались на редкость трудолюбивыми, смекалистыми, они настойчиво изучали оружие и технику, осваивали приемы ведения боя. На стрельбище и полигоне ни днем ни ночью не утихали выстрелы, на учебных полях круглосуточно рокотали танковые двигатели. Люди готовились к боям серьезно, всесторонне.
Как-то среди ночи я возвратился с полевого занятия, зашел в штабную землянку. Кременецкий, склонившись над картой, наносил обстановку предстоящих учений. Я подсел к начальнику штаба, еще раз поинтересовался, как у нас укомплектованы отдельные роты, батареи и взводы.
Было далеко за полночь. Неожиданно в сопровождении командира корпуса генерал-лейтенанта танковых войск Г. С. Родина в землянку вошел командующий 4-й танковой армией генерал-лейтенант танковых войск В, М. Баданов. Я доложил, что все подразделения после учебных занятий возвратились в расположение бригады и личный состав отдыхает. Командарм внимательно меня выслушал, затем приказал:
- Поднять бригаду по тревоге!
Через несколько минут мощный рокот двигателей взорвал ночную тишину. В колонну начали вытягиваться танки, автомашины, груженные боеприпасами, продовольствием, обмундированием, загрохотали походные кухни.
В колонне автоматчиков бойцы тихо переговаривались. До меня донесся густой бас:
- Ясно, что выступаем на фронт, зря бы не подняли всю бригаду.
Но прогноз автоматчика не оправдался. Командующий армией решил проверить боевую готовность бригады. Нам было приказано провести учения с боевой стрельбой. На учения привлекался батальон автоматчиков, усиленный танковой ротой, артиллерийская батарея и саперный взвод. Начало учений в 12.00.
Утро застало меня на наблюдательном пункте. В короткие сроки была создана мишенная обстановка, дооборудованы позиции пехотинцев, артиллеристов, минометчиков, танкистов. Люди зарылись в землю.
Закончены последние приготовления, до личного состава доведена поставленная задача, предусмотрены меры безопасности, организовано взаимодействие, техника тщательно замаскирована. Даже с небольшого расстояния нельзя обнаружить расположение огневых позиций танкистов, артиллеристов, наличие боевой техники, очертание переднего края. Постарались и командиры, и бойцы. Здорово потрудились, молодцы! На душе у меня радостно.
Часы показывали без двадцати двенадцать. Стояла духота, нестерпимо палило июльское солнце. Было тихо-тихо. Изредка налетал легкий ветерок, шелестел листвой молодых берез, выстроившихся в ряд возле нашего наблюдательного пункта. Я присел на бруствер. Закурил.
- Машины! - доложил штабной офицер.
На опушке леса появились виллисы, окутанные густой пылью. На высокой скорости они двигались в сторону наблюдательного пункта. Из первой машины вышел командарм. Я поспешил к нему навстречу. Генерал В. М. Баданов, как всегда, был в хорошем настроении. Он тепло поздоровался, спокойно выслушал доклад и прильнул к стереотрубе.
- Начинайте, - сказал командарм.
В воздухе повисла красная ракета. Почти в ту же секунду грянули артиллерийские выстрелы, из-за укрытий вышли танки и, выбрасывая снопы огня, рванулись вперед.
Поднялись пехотинцы. Бойцы, прижимаясь к танкам, проворно побежали по полю. Ура, ура! - неслось отовсюду. Дружный огонь достиг наивысшей плотности.
- Приятное зрелище, - не сдержался генерал Баданов. - Молодцы, челябинцы!
Рядом со мной стоял командир корпуса генерал-лейтенант Г. С. Родин. Я взглянул на него. Он мне казался всегда суровым, а тут его словно подменили. На лице - широкая улыбка. Вдруг он оборачивается ко мне:
- Ну что ж, атаковали неплохо. Но, как говорится, цыплят по осени считают.
Намек понятен. Меня неожиданно озноб прошиб: а вдруг не все мишени будут поражены?
Скоро выяснилось: и стреляли вполне прилично. Учения закончились. Я приглашаю генералов отобедать.
- Спасибо за приглашение, - пожимая мне руку, сказал командующий. - Но мы спешим. До встречи на фронте...
На траве вокруг походных кухонь расселись бойцы, сержанты, офицеры. Люди с аппетитом опустошали котелки и миски.
Едем на фронт
У входа в палатку сидит ординарец Собко. На лице радость: получил наконец письмо от жены. Боец делится своими переживаниями.
- Трудно им без меня. Но что поделаешь? Теперь всем нелегко.
- Принеси-ка водички.
Собко принес ведро с холодной водой, зачерпнул кружку.
- Спасибо, я сам.
После дневной духоты было приятно освежиться. Я прилег на кровать, сбитую наспех из сосновых досок, потянулся к свежим газетам. В центре внимания прессы - события на Курской дуге. Немецкое наступление на северном фасе дуги захлебнулось. Развернувшееся здесь 12 июля ожесточенное сражение характеризовалось теперь разнообразием боевых действий: на одних направлениях наши войска вели наступление, одновременно отражая контратаки противника, на других - сдерживали натиск в тяжелых оборонительных боях, на третьих - шли упорные встречные бои.
Наметился перелом и в действиях на южном участке - в районе Белгорода. Обескровленные и измотанные гитлеровские войска переходили к обороне. Газеты сообщали об упорных боях не только на земле, но и в воздухе. Радостно было читать такие сводки. Мы понимали: Гитлер бросил к Курску свои отборные войска, возлагая на них большую надежду, ввел в действие новые танки со звериными названиями тигр и пантера. Но на орловском направлении им удалось вклиниться в нашу оборону лишь на 10-12 километров, а на белгородском - до 35 километров. Дальше - сил не хватило. Выдохся враг. И вот теперь наши войска сами перешли в контрнаступление. Как было не радоваться такому сообщению! Инициатива полностью переходила в руки советского командования.
Не успел как следует посмотреть газеты, как ординарец протянул мне телефонограмму. Вызывали в штаб корпуса.
Было где-то за полночь. По дорожке, усыпанной песком, направляюсь к штабу. Что бы могло быть? - думаю.
В кабинете командира корпуса уже собрались офицеры. В углу на краешек стула присел командир 197-й Свердловской танковой бригады полковник Я. И. Троценко, рядом примостился командир 243-й Пермской танковой бригады подполковник В. И. Приходько. Вижу здесь и командира 30-й мотострелковой бригады полковника М. С. Смирнова, других командиров частей и подразделений. На длинном столе разложена большая карта, над которой склонились командир корпуса Г. С. Родин и начальник штаба полковник Б. Р. Еремеев.
Генерал Родин, оторвавшись от карты, оглядел собравшихся.
- Теперь, кажется, все. Пора начинать.
Он сообщил решение Ставки Верховного Главнокомандования: 30-му Добровольческому танковому корпусу передислоцироваться к линии фронта.
- В вашем распоряжении, - продолжил генерал, - имеется не более двух Суток. Времени, как видите, немного, но подготовиться к передислокации надо тщательно, всесторонне. В целях экономии моторесурсов марш предполагается комбинированный: танки и другие боевые машины отправляются железной дорогой, мотопехота, управление и тылы пойдут своим ходом.
Выступивший затем начальник штаба Еремеев назвал район, куда мы должны перебазироваться, - лес восточнее Козельска. Туда от Кубинки примерно 300-350 километров. Борис Романович указал пункты, через которые пройдут бригады, и мы нанесли нужные знаки на топографические карты, которыми нас снабдили. Еремеев указывает сроки готовности для каждой бригады, дату прибытия к новому месту.
Совещание в штабе затянулось почти до утра. Когда мы вышли на улицу, небо было затянуто тучами, моросил мелкий дождь. На небольшой высоте в сторону фронта прошли краснозвездные бомбардировщики.
В штабе бригады я застал подполковника Богомолова.
- Михаил Георгиевич, я уже в курсе дела, - опередил он меня. Информировал начальник политотдела корпуса полковник Шелунов.
Вскоре в штаб прибыли Кременецкий, его заместитель капитан Пшеничнер, начальники служб, офицеры политотдела.
На карты легли пунктиры, условные обозначения, цветным карандашом был нанесен маршрут движения. Штаб бригады составил план мероприятий, связанных с передислокацией.
Сбор всего офицерского состава назначили на девять часов утра. Шел дождь, и пришлось собраться в летнем клубе: небольшой навес предохранял от разразившегося ливня.
Все было решено за каких-нибудь полтора-два часа. Начальниками эшелонов были назначены мой заместитель - подполковник В. И. Панфилов и командир первого танкового батальона майор А. А. Степанов, колонну автотранспорта я взял под свое начало.
В полдень ко мне подбежала встревоженная чем-то военврач из медсанвзвода Д. Е. Гриценко. До недавнего времени она работала в одной из больниц Челябинска. На призыв обкома партии Дора Ефимовна откликнулась одной из первых. Так она оказалась в нашей бригаде.
Увидев взволнованную женщину, я забеспокоился:
- Что случилось?
- Больные услыхали о том, что выезжаем на фронт, и разбежались по подразделениям, - с тревогой сообщила она.
Я пытался успокоить врача.
- Как же так? Они ведь находились на лечении, у одного даже температура...
- Возвратим всех в санчасть, - пообещал я ей.
Перед обедом весь личный состав бригады был выстроен на плацу. Вынесли боевое Знамя. Начальник политотдела Богомолов обратился с призывом к воинам-челябинцам - бить врага беспощадно, сражаться до последней капли крови, до последнего дыхания.
На трибуне старший лейтенант Николай Чередниченко. Он говорит о той высокой чести, которой удостоились челябинцы, призывает товарищей по оружию в жарких схватках с врагом оправдать доверие Родины, смело сражаться с ненавистными захватчиками.
Вдохновляющую речь произнес парторг первой танковой роты Кружилин. Он сказал:
- Родина пылает в огне. Враг еще топчет нашу священную землю. Стоны и страдания советских людей на оккупированной земле болью отзываются в наших сердцах. Мы спешим к вам, дорогие советские братья и сестры. Мы очистим нашу землю от врагов.
Выступали бойцы, сержанты, офицеры. Они клялись быть верными военной присяге, заверяли, что наказ земляков выполнят с честью.
Казалось, не так уж сложно совершить марш. Но мы столкнулись с непредвиденными обстоятельствами: в назначенное время нам не подали железнодорожный состав. Люди начали нервничать, кто-то в темноте зло ругался.
К двенадцати часам ночи все уладилось. Соблюдая светомаскировку, на железнодорожные платформы начали въезжать танки. Механики-водители умело орудовали рычагами управления. Четкие команды отдавали командиры экипажей.
На платформах вскоре оказались все боевые машины. Без суеты и шума танкисты крепили боевую технику. Погрузили продовольствие, боеприпасы. Подцепили вагоны, в которых разместились экипажи. А дождь по прежнему не утихал. Ярко сверкали молнии, на миг освещая мокрые лица воинов.
Я остановился возле экипажа лейтенанта Ивана Пупкова.
- Порядок, - вытирая руки о мокрый комбинезон, доложил офицер. - Закрепили что надо. Теперь хоть до Берлина.
- До Берлина в эшелоне не поедем, а воевать там наверняка придется.
- Что ж, спасибо на добром слове, товарищ комбриг, - сказал Пупков. Будем стараться.
Подполковник Панфилов докладывает о готовности эшелона к отправке. Жму ему на прощание руку, желаю удачи в пути.
- Все будет хорошо, - заверяет он.
Той же ночью мы проводили и второй эшелон.
В темноте трудно разобрать лица танкистов, сбившихся у дверей вагонов. Они что-то кричат, на прощание машут пилотками, шлемофонами, фуражками. Взвизгнул паровозный гудок, и состав медленно растворился в ночи.
А я все еще стою на погрузочной площадке, охваченный волнением. Стою и думаю, как эти люди поведут себя в бою...
Подполковник Богомолов дотронулся до плеча:
- Поехали, Михаил Георгиевич. Нас ждут.
Начальник штаба Кременецкий за наше отсутствие успел выстроить автоколонну, проинструктировать водителей, старших машин. На рассвете тронулись в путь.
Красива русская земля! Но любоваться природой было некогда. Вскоре свернули на лесную дорогу, и тут начались мытарства. Дорога раскисла, машины буксовали, застревали в грязи. Темп марша упал. Временами буквально на руках приходилось выносить машины.
Размытые ливнем дороги крепко потрепали нам нервы. И все-таки мы вовремя прибыли в указанный район. Я осмотрел место, где должны рассредоточиться подразделения бригады. Лес еще хранил следы артиллерийских обстрелов и бомбежек: стволы деревьев иссечены осколками, многие ветви срезаны, словно ударом секача. Над нами пролетали краснозвездные самолеты. Они шли к линии фронта, который теперь совсем близко. Там происходили жаркие схватки.
Не теряя времени, мы с майором Хохловым поехали на станцию Сухиничи место выгрузки танков. Было темно, сыро и зябко.
По пути раза два застревали, пришлось плечом подталкивать виллис. На станцию приехали часов в девять утра. Отряхнули с обмундирования грязь, на ходу привели себя в порядок. Обратились к начальнику станции, чтобы узнать, где наши эшелоны. Тот недоверчиво окинул нас взглядом:
- Кто вы такие?
Пришлось предъявить удостоверения. Возвращая документы, начальник станции сказал:
- Ваш эшелон прибудет через час, товарищи офицеры, - и потянулся рукой к телефонам. Мы поняли: разговор окончен.
Попытались разыскать командира Свердловской бригады, которая уже разгружалась, но сделать это было не так-то легко. Туда-сюда сновали танки, машины, в упряжке рвались лошади, понукаемые ездовыми: на фронт прибывало все новое и новое пополнение.
На противоположной стороне железнодорожной станции шла погрузка раненых. Кто-то стонал, кого-то громко отчитывали санитары. Словом, станция бурлила тревожной прифронтовой жизнью.
Наш эшелон прибыл с опозданием на два часа. Подполковник Панфилов, заметив меня и Хохлова, бегом направился к нам.
- Как доехали? - был мой первый вопрос.
- Отставших и жертв нет. Все хорошо, - доложил Панфилов.
Началась выгрузка. Танки с платформы уходили в лес. Дождь немного утих, ветер разогнал тучи, и небо слегка прояснилось.
- Воздух! - неожиданно крикнул кто-то из бойцов.
И тут до слуха донесся гул юнкерсов. Ударили зенитные орудия, и белые облачка разрывов рассыпались по небу. Ныряя в тучах, бомбардировщики шли на небольшой высоте. Скоро они перестроились в змейку. Сейчас наверняка начнут бомбить. Я плюхнулся в окоп, залитый водой, и тотчас рядом разорвалась бомба. Фашисты с яростью бомбили станцию. В упор ударили зенитные пулеметы. Загорелся один, второй самолет. Оставляя огненно-черный след дыма, они упали где-то в лесу.
Нам повезло: личный состав танковых экипажей не пострадал, если не считать трех человек легко раненных. А вот другие части имели потери в технике. Несколько бомб угодило и в эшелон раненых. Загорелись цистерны с горючим, пристанционные постройки. Добровольцы бросились тушить пожар...
Второй эшелон прибыл также без потерь. И вот танки рассредоточились по опушке леса. Без промедления начались тяжелые земляные работы: каждому экипажу предстояло отрыть укрытия и для танка, и для себя. И хотя мы знали, что простоим тут недолго и враг сюда уже не сможет проникнуть, существовал неписаный закон войны: остановился хоть на час - рой окоп, готовь укрытие для техники. Кто пренебрегал этим законом - расплачивался кровью.
В короткие часы передышки агитаторы проводили беседы, изучали с воинами памятки, помогали усваивать то или иное положение Боевого устава.
Подполковник Богомолов побывал почти во всех экипажах. Он умел вызвать воинов на откровенный разговор, вселить уверенность в успехе. Его примеру следовали майор Н. К. Онищук, старший лейтенант Чередниченко и другие офицеры политотдела.
По инициативе Богомолова был проведен семинар с агитаторами. Я выступил с докладом, в котором рассказал о роли агитаторов по мобилизации личного состава на успешное выполнение приказа командования. Участникам семинара были розданы бланки листков-молний, вручены различные памятки.
Мы с Богомоловым направились по подразделениям. В тени густых деревьев группа воинов. Подходим. Оказывается, идет партийное собрание первого батальона. Докладчик - замполит батальона капитан Кочерга. Повестка дня личный пример коммунистов в бою. Немногословны были танкисты. Их выступления сводились к одному: место коммуниста в бою - впереди. Тепло и просто поговорил с коммунистами Богомолов. На собрании выступил и я.
Идем дальше. В небольшом овраге огневую позицию занял экипаж лейтенанта Павла Бучковского. Танкисты выполнили большой объем работы, расчистили сектор обстрела. Мы подошли к ним, когда они беседовали. В руках у лейтенанта была Памятка танкисту. В ней давалось краткое описание танков тигр, пантера, самоходного орудия фердинанд - новых немецких машин, появившихся во время боев на Курской дуге.
Лейтенант поспешил нам навстречу.
- Вольно, продолжайте, товарищи.
- Так вот я повторяю, немецкий танк Т-VI - тяжелая машина, - продолжал командир экипажа. - Лобовая броня - сто миллиметров, калибр пушки восемьдесят восемь миллиметров, вес - шестьдесят тонн, а мотор всего лишь шестьсот лошадиных сил.
- Для такой махины это ничто! - отозвался механик-водитель Агапов. - О какой же маневренности может идти речь?
- Об этом и я толкую, - подхватил лейтенант. - Пока фриц развернется, мы его и подобьем. - Лейтенант Бучковский уткнулся в листовку: - Любопытно, товарищи, вот что: за минуту башня делает всего лишь один поворот. А о чем это говорит?