— Сэр Уильям еще до начала войны говорил мне, что простая газета может стать источником важнейшей информации, — снова заговорил Хорнблоуэр. — Следуя его указаниям, я старался доставать у рыбаков любые французские газеты, случайно оказавшиеся у них в лодках. Мне удалось добыть всего несколько номеров, таких старых, что они уже не представляли никакого интереса. Тогда мне в голову пришла неплохая идея. Путем осторожных расспросов, я выяснил, какие газеты можно купить или выписать в окрестных рыбацких деревушках. Оказалось, что почта у французов работает совсем неплохо. Я пожаловался на скуку одному знакомому ловцу омаров и предложил ему подписаться для меня на какую-нибудь газету. Он согласился. Эта подписка обошлась в 100 золотых франков, зато каждую неделю я получал полный комплект местного листка. Таким же способом я «выписал» еще две парижские газеты и одну брюссельскую. Все очень просто, джентльмены.
   — Теперь понятно, откуда у вас такая осведомленность, — рассмеялся Марсден. — Но разве можно доверять вражеской прессе?
   — Не только вражеской, сэр, — улыбнулся Горацио. — Конечно, приходилось читать между строк или сравнивать отчет о каком-то событии с разных точек зрения, но в конечном итоге картина получалась довольно цельная. К тому же, вы не совсем правы, м-р Барроу, относительно месячного запоздания английских газет. Продовольственные и водоналивные транспорты посещали эскадру едва ли не ежедневно, и с каждым доставлялись свежие газеты, иногда всего двух-трех-дневной давности. Большая часть их оседала на флагмане, а оттуда некоторые из них мне переправлял личный стюард адмирала Корнуоллиса, водивший большую дружбу с моим стюардом, — лицо Хорнблоуэра на миг омрачилось — воспоминание о верном Даути, для спасения которого ему пришлось нарушить присягу, до сих пор болезненно отзывалось в его душе.
   — Вы весьма изобретательны, капитан, — похвалил Марсден. — Предположим теперь, что мы решили продолжать. Заметьте, я говорю «предположим». Что вы уже изобрели для выполнения миссии?
   Хорнблоуэр кратко изложил разработанный совместно с Мирандой и сержантом Рикардо Перейрой план. Как он и ожидал, мистер Марсден одобрил основные положения, но сразу усмотрел и слабые места.
   — Для Ферроля вы и не могли придумать лучшего, — заявил он, — но в Кадисе у вас не будет такого человека, как пресловутый приятель сеньора Миранды. Если же вы начнете действовать без прикрытия, на свой страх и риск, вероятность провала возрастет многократно. А вот ваша идея сноситься с берегом посредством рыбаков мне очень понравилась. Минимальный риск и никаких подозрений. Вам необходим надежный агент в Кадисе или в его окрестностях. Лучше всего, если это будет главарь какой-нибудь шайки контрабандистов, — тут я согласен с вашим испанским другом. М-р Барроу, кого мы можем использовать? Гибралтар учтите тоже.
   Барроу погрузился в раздумья, попросил разрешения отлучиться и вернулся через несколько минут с тонкой картонной папкой.
   — Боюсь, что выбор у нас невелик, — сказал он, усевшись на прежнее место и раскрыв папку, в которой оказалась тощая пачка исписанных листов бумаги. — С началом войны мы потеряли множество агентов. По разным причинам. Кое-кто попался тайной полиции, некоторым пришлось покинуть страну, двое умерли, а большинство ушло на дно, и никакой возможности связаться с ними нет. Остаются три кандидатуры, и ни одна из них мне не нравится. Испанец хорош всем, но его шайка орудует на севере и в стране басков. Араб слишком любит золото, чтобы на него можно было положиться. Да и действует он большей частью в Мавритании. Француз подходит по всем статьям, но с недавних пор мы подозреваем его в двойной игре. Сообщают, что его часто видят выходящим из резиденции французского консула в Кадисе, хотя во Франции за голову этого проходимца назначена награда.
   Предыдущая фраза заставила Хорнблоуэра внезапно встрепенуться.
   — Прощу прощения, сэр, что прерываю вас, но мне кое-что вспомнилось. Вы упомянули французского консула, а что сталось с нашим? Его имя, кажется, Кардон или что-то в этом роде.
   Теперь уже и м-р Марсден заинтересовался не на шутку. Он подался вперед, положив локти на стол, и заговорил, в упор глядя на Хорнблоуэра:
   — Откуда вы знаете м-ра Каррона, капитан?
   — Да-да, Каррон, совершенно верно, сэр. Я встречался с ним перед захватом «золотой флотилии», когда заходил в Кадис за последними инструкциями. Мне он показался весьма решительным и хорошо осведомленным человеком.
   — Так оно и есть, — подтвердил Марсден. — Как же это мы забыли о Карроне, м-р Барроу? У него в Испании осталась целая сеть надежнейших агентов. Жаль только, служит он не по нашему ведомству. Ну да это ничего — договориться всегда можно. Попробуйте узнать, где он сейчас.
   Мистер Барроу вышел. Капитан остался наедине с Марсденом и сразу же ощутил смутное неудобство от устремленного на него пристального, немигающего взгляда. Было такое чувство, будто его жизнь и судьба взвешиваются сейчас на невидимых весах, и от невозможности повлиять на результат становилось вдвойне неловко и тоскливо.
   — Почему вы с таким упорством суете голову в петлю, Хорнблоуэр? — внезапно спросил Марсден с холодным любопытством в голосе. — Вы же могли отказаться, если только мой заместитель исполнил данные ему инструкции. Только не говорите мне, что поступаете так единственно из чувства долга.
   Горацио интуитивно почувствовал, что лгать или хитрить бесполезно. Сидящего напротив него человека нельзя было обмануть, а водить за нос пустыми отговорками представлялось попросту опасным. Он по-прежнему мог без труда стереть его в порошок, несмотря на опубликованное в «Газетт» извещение. Оставалось сказать правду и надеяться на понимание.
   — Хорошо, сэр, я не буду касаться долга перед моей страной, — начал он, — хотя во многом мое решение определялось именно этим. Быть может, вы лучше поймете меня, если я скажу, что не мог отказаться, потому что потом бы жалел об этом всю оставшуюся жизнь.
   Марсден медленно склонил голову.
   — Мне знакомо такое состояние. Однако поддаваться ему бывает крайне опасно. Эмоции заглушают голос разума.
   — Это еще не все, сэр, — внезапно решившись, заторопился капитан. — Мне трудно объяснить, но за прошедшие дни я уже свыкся с мыслью… Я знаю, как это сделать, и не представляю другого человека…
   Марсден расхохотался. Он смеялся долго и весело, пока не закашлялся. С трудом переведя дух и вытерев платком навернувшиеся слезы, он покровительственно похлопал Хорнблоуэра по руке.
   — Вы мне нравитесь, капитан, все больше и больше… — сказал он с нескрываемым одобрением. — Пуще того, я вам верю. Между прочим, людей, которым я верю, можно пересчитать по пальцам одной руки. Можете считать это комплиментом и радоваться про себя, что попали в хорошую компанию. Только не забывайте на будущее, что гордыня — один из величайших смертных грехов. Никогда не считайте себя незаменимым, и боже вас упаси показать кому-то, что вы так считаете. Этот совет — мой вам подарок за доставленную минуту веселья. Хорошо все-таки, что не перевелись еще люди, которых тянет на подвиги, иначе в нашем мире стало бы очень скучно жить. Дерзайте, Хорнблоуэр. Со своей стороны обещаю вам полную поддержку. Скорее всего, мы тянем пустую карту в Кадисе. С таким же успехом Бони может отправить эскадру из Рошфора, Остенде, Кале, Дюнкерка и даже Бреста, хотя последнее маловероятно. Стараниями вашего покровителя, из Бреста теперь даже детский кораблик не выйдет незамеченным. Сейчас появится м-р Барроу, мы вместе его выслушаем, а потом я скажу вам свое решение. Не волнуйтесь, Хорнблоуэр, вы получите свое приключение!
   Мистер Барроу не заставил себя долго ждать. От одного из клерков, ответственного за связи с министерством иностранных дел, удалось узнать, что м-р Каррон после вынужденного отзыва из Испании в связи с объявлением войны пока не получил нового назначения и находится в Лондоне. Клерк обещал в ближайшее время узнать его адрес и даже вызвался договориться о встрече, будучи немного знаком с бывшим консулом.
   — Превосходно, — объявил Марсден, пришедший в прекрасное расположение духа, — на этом утреннее заседание заговорщиков извольте считать закрытым. Приглашаю вас, джентльмены, пообедать со мной. Долгие разговоры пробуждают аппетит и вызывают жажду…
* * *
   Погребок, куда мистер Марсден привел спутников, располагался в одном из многочисленных лондонских тупиков неподалеку от Адмиралтейства, Внутри он представлял точную копию кают-компании большого линейного корабля. Даже спускаться пришлось не по ступеням, а по корабельному трапу с отполированными до блеска медными поручнями. Столом служила подвешенная на канатах доска, одну из боковых стен украшали наглухо задраенные судовые иллюминаторы, и только кресла вместо длинных скамей да буфетная стойка в дальнем конце зала не позволяли гостям забыть, что они находятся на суше.
   Хозяин заведения, крепкий рыжий детина лет сорока пяти, сам вышел из-за стойки, едва увидев вошедшего первым мистера Марсдена. Левая нога у него отсутствовала до колена, но ковылял он на заменившей ее деревяшке на диво резво. С мистером Марсденом хозяин поздоровался подобострастно, с его заместителем почтительно, а капитану, с его жалким единственным эполетом на левом плече, едва кивнул.
   — Привет, Чарли, — небрежно бросил Марсден, хлопнув здоровяка по плечу. — Чем будешь нас сегодня угощать?
   Приняв заказ и отдав приказания поварам, Чарли вернулся за стойку, предварительно усадив гостей за лучшие места за столом: Первого Секретаря во главе, то есть там, где сидит старший офицер или капитан корабля, когда последнего приглашают подчиненные, а Барроу и Хорнблоуэра соответственно по правую и левую руку от него. Не спрашивая ни у кого согласия, Марсден поднял стоящий на столе кувшин и наполнил три тяжелые глиняные кружки из полудюжины расставленных вокруг него.
   — Это пиво, сэр? — осторожно спросил Хорнблоуэр, не очень жалующий этот напиток.
   — Нет, — усмехнулся Марсден, — это гораздо лучше. Смело пейте, капитан, лучшего вы не попробуете и в Сомерсетшире.
   Хорнблоуэр поднес кружку ко рту и понял по запаху, не успев еще пригубить, что лучшего и в самом деле трудно пожелать. Восхитительный яблочный сидр освежил пересохшее горло и проскользнул в пищевод, оставив на языке ощущение приятной, с горчинкой, сладости и легкое покалывание, как от бокала шампанского. Ему вспомнился бочонок с сидром, реквизированный у бретонских рыбаков и спасенный пронырой Даути от окончательного уничтожения в мичманском кубрике. Тот сидр тоже был неплох, но с этим смешно было даже сравнивать. Горацио жадно осушил кружку, поставил ее перед собой и с удивлением обнаружил, что оказался последним. Барроу протягивал свою м-ру Марсдену, а тот уже держал наготове кувшин. Вторую порцию Хорнблоуэр пил небольшими глотками, смакуя великолепный напиток и чувствуя, как начинает слегка кружиться голова.
   Пару минут спустя двое слуг расставили на столе холодные закуски.
   — Где вы собирались провести отпуск, капитан? — неожиданно спросил Марсден, откинувшись в кресле в ожидании горячего. — В Лондоне или Плимуте?
   — К-какой отпуск, сэр? — ошарашенно уставился на него Хорнблоуэр, едва не подавившийся последним ломтиком лососины.
   — Заслуженный, — улыбнулся Марсден. — Вы же сами, помнится, говорили, что у нас есть полтора месяца.
   — Да, но я не имел в виду….
   — Вы нам пока не нужны, Хорнблоуэр, воспользуйтесь моей щедростью, и славно отдохните. Дело предстоит нелегкое, и вам лучше быть в форме. А мы обо всем здесь позаботимся. Так где же вы будете?
   Хорнблоуэр молчал, потрясенный свалившимся на него богатством. Неужели он вправду сможет целых полтора месяца наслаждаться отдыхом? Нет, так не бывает. Ему, наверное, снится сон. А как же война, кризис, блокада Кадиса? Все без него? Перед мысленным взором встало лицо Марии, каким он видел его в краткие минуты их последнего свидания. Тогда она изо всех сил старалась сдерживать себя, не дать волю слезам, чтобы только не огорчить его, не поставить в неудобное положение. А сейчас она там одна, да и денег, наверное, в обрез… Тут Хорнблоуэр кое-что вспомнил.
   — А как же моя служба, сэр? — обратился он к Марсдену. — Вы, кажется, собирались определить меня в Береговую Охрану.
   — Уже определили, капитан, — засмеялся Марсден, — и не только определили, но и успели забрать обратно. Вы сейчас официально числитесь за Адмиралтейством «для выполнения особого задания», то есть находитесь в моем распоряжении. Все необходимые бумаги подписаны и согласованы, так что можете ни о чем не беспокоиться.
   — Благодарю вас, сэр. В таком случае, я предпочел бы вернуться в Плимут. Жена ждет меня — мы даже не успели толком поговорить с ней… Меня ждала карета… Этот пакет, который срочно…
   — Да-да, понятно, — прервал сбивчивую речь капитана Первый Секретарь. — У вас, без сомнения, прекрасная жена, капитан. Ну вот и отправляйтесь к ней. Было бы проще, конечно, оставить вас в Лондоне, но неволить не стану. Послушайте, Хорнблоуэр, а что если выписать вашу супругу сюда? В Плимуте такая тоска! А здесь все-таки столица.
   — Боюсь, сэр, это будет не так просто сделать, — смущенно проговорил Хорнблоуэр. — Видите ли, у меня маленький сын, и жена сейчас… в общем, мы ждем прибавления… Дорога не близкая…
   — Не продолжайте, я все понял, — отмахнулся Марсден. — Очень хорошо. Поезжайте в Плимут, утешьте жену, но не позже чем через месяц вы должны выехать в Лондон. Если случится что-то экстраординарное, мы вас вызовем раньше. А выбери вы Лондон, так и ехать бы никуда не пришлось, и отпуск получился бы на две недели больше. Не понимают некоторые люди своей выгоды! — Марсден притворно вздохнул и комично развел руками.
   — А что сейчас делает Клавдий, сэр? — рискнул задать капитан давно вертевшийся на языке вопрос.
   — Клавдий? — Марсден нахмурился. — Почему он вдруг вас заинтересовал?
   — Дело в том, сэр… — и Хорнблоуэр принялся объяснять возникшую у них с Мирандой идею использовать мошенника в предстоящей экспедиции, если в решающий момент им потребуются его «профессиональные» услуги.
   — Понятно, — задумчиво процедил Марсден. — Вы знаете, Хорнблоуэр, наш уважаемый доктор богословия должен теперь молиться за вас до конца дней своих. Сначала вы своим появлением спасли ему жизнь, а теперь еще пытаетесь выцарапать для него свободу. Но как бы то ни было, мысль ваша достойна внимания. Обещаю вам хорошенько ее обдумать. А что до достопочтенного Клавдия, мы решили пока подержать его на адмиралтейской гауптвахте. У нас имеется своя гауптвахта, не удивляйтесь, Хорнблоуэр. Иногда приходится даже кого-нибудь туда сажать. Чаще, правда, она пустует, вот мы и решили воспользоваться этим обстоятельством. У нас ему лучше, чем в Ньюгейте, да и кормят сытней. Я распорядился раз в день давать ему мясо — чтобы рука не дрожала, — пояснил Марсден и подмигнул Хорнблоуэру. Сейчас он ничем не напоминал чопорного, бесстрастного джентльмена, нагнавшего такой страх на капитана во время первой встречи. Выпитый сидр, сытный обед и хорошие вести привели его в доброе настроение, и сейчас он походил на разнежившегося кота, хотя, может быть, сравнение с тигром больше соответствовало главному чиновнику морского министерства.
   Обед подходил к концу. Внимание Хорнблоуэра, рассеянно оглядывавшего зал, привлек настоящий корабельный штурвал, установленный рядом со входом. Название судна ярко выделялось на слегка потускневшей меди. Видно было, что каждую букву ежедневно полируют мелом, как положено на корабле. Неужели это тот самый «Агамемнон»? Заметив направление взгляда Хорнблоуэра, мистер Марсден кивком подтвердил его догадку.
   — Все верно, капитан. Штурвал с первого линейного корабля лорда Нельсона, а наш хозяин Чарли служил на нем рулевым. Он потерял ногу в тот же день, когда его капитан лишился руки. Чарли тогда спас всех. Ему перебило ногу, но он нашел в себе силы снова встать к штурвалу и вывести судно из-под обстрела главного орудия крепости Санта-Крус. Другой капитан на месте Нельсона просто списал бы беднягу на берег, выдав небольшую награду, но он так поступить не мог. Из своих небольших средств Нельсон купил для Чарли этот погребок и дал денег на обзаведение. Только те, кто его не знает, могут удивляться тому, что лорда Нельсона боготворят все, от последнего юнги до седого капитана.
   Горацио хорошо помнил этот эпизод, хотя узнал о нем из испанских газет, находясь в плену в крепости Эль-Ферроль. Нападение на испанский остров Тенерифе считалось едва ли не единственной неудачей в карьере адмирала Нельсона. В 20 лет получив капитанский чин и в том же году сделавшись командиром фрегата «Хинчинбрук», молодой моряк прославился дерзкими рейдами и безукоризненным выполнением всех заданий командования. Кто знает, не было ли несколько преждевременным его назначение на «Агамемнон», 64-пушечный линейный корабль? Как бы то ни было, атака крепости Санта-Крус-де-Тенерифе стоила будущему адмиралу руки и почти целого года, потраченного на излечение. В ореоле блеска последних побед адмирала Нельсона та неудача восьмилетней давности почти позабылась, превратилась в часть легенды, и многими воспринималась теперь, успев обрасти фантастическими подробностями, уже не как просчет флотоводца, а как очередной подвиг героя, сумевшего спасти судно и экипаж в едва ли не безнадежных обстоятельствах.
   Хорнблоуэр глубоко уважал лорда Нельсона, однако, будучи профессионалом, не мог не обращать внимания на совершенные им ошибки. В испанской прессе об этом случае писалось много и подробно, поэтому Горацио были известны кое-какие детали, скромно опущенные журналистами на родине героя. Сам он склонялся к испанской версии, согласно которой рейд на Санта-Крус не был должным образом подготовлен, что позволило батареям форта легко отразить нападение. Другого могли за подобную неудачу отдать под суд Военного Трибунала. Нельсона выручили прошлые заслуги и тяжелое ранение, да и экспедиция на Тенерифе не имела особого значения для хода всей войны. К тому же, вряд ли кто решился бы тогда взять на себя ответственность и привлечь к суду героя сражения при Сан-Висенти, возведенного за это в рыцарское достоинство и пожалованного орденом Бани. Последующие события, в частности победа на Ниле, где Нельсон уже возглавлял эскадру на флагманском 74-пушечном корабле «Авангард», косвенным образом доказали случайный характер постигшего лорда фиаско.
   Обед заканчивался, после десерта и фруктов, среди которых выделялись огромные, сочные, янтарно-желтые груши, «из сада матушки», как похвалился подавший вазу Чарли, настал черед кофе. Потягивая дымящийся ароматный напиток, мистер Марсден окинул задумчивым взглядом сидящего слева от него Хорнблоуэра. Взор его на миг задержался на потертом обшлаге единственного парадного мундира капитана, отчего тому нестерпимо захотелось немедленно убрать руку под стол, и только усилием воли он удержал себя от этого недостойного порыва. Но у мистера Марсдена очевидная бедность гардероба капитана вызвала не очень свойственный этому джентльмену приступ щедрости, в конечном итоге позволившей сохранить тощий капитанский кошелек от существенного кровопускания. Порывшись во внутреннем кармане сюртука, Первый Секретарь достал бланк с уже проставленной печатью и подал его Хорнблоуэру.
   — Возьмите, капитан, — сказал он. — Это подорожная, дающая право на проезд в почтовой карете. Свое имя и время отъезда, а также место назначения, впишете сами. Она позволит вам сэкономить время и деньги на поездку в Плимут. Такой же бланк получите в конторе порта на обратный путь. Я распоряжусь. Там же вы сможете получить капитанское жалованье за три месяца вперед, считая со вчерашнего дня. Вот ордер. — Он протянул Хорнблоуэру еще одну официального вида бумагу.
   — Благодарю вас, сэр, — с чувством сказал Хорнблоуэр, которого великодушный жест мистера Марсдена в самом деле избавлял разом от множества мелких и не очень мелких проблем, связанных с безденежьем. Теперь он сможет купить Марии достойный подарок, безбедно прожить дарованный ему месяц отпуска и даже оставить жене приличную сумму до следующей выплаты жалованья. Одновременно, правда, в голове у него мелькнула крамольная мысль, что столичное начальство относится к деньгам налогоплательщиков с куда меньшим почтением, чем провинциальное. Он вспомнил прочитанную Фостером «Дредноутом» лекцию о желающих прокатиться за казенный счет, и на миг им овладело желание отказаться, но в кармане оставалось всего лишь около двадцати гиней — как раз на дорогу до Плимута. (О пятидесяти фунтах, врученных м-ром Барроу, Хорнблоуэр помнил, но еще не свыкся с мыслью считать эти деньги своими, поэтому в расчет их как бы не принимал.) Да, щедрость Адмиралтейства оказалась очень кстати. С половинным жалованьем за прошлые месяцы, ждавшим его в кассе портовой конторы, и полным капитанским за будущие три месяца и теми деньгами, что имеются у него сейчас, Хорнблоуэр внезапно ощутил себя Крезом, Лукуллом, Мидасом и бароном Ротшильдом [41] одновременно. Такой суммы у него еще никогда не было!
   — Не стоит благодарности, — небрежно ответил мистер Марсден. — Желаю вам приятного отдыха. Кто знает…
   Он не закончил фразу, но и так было понятно, что имелось в виду. Кто знает, когда еще придется отдыхать, да и придется ли вообще. Тень гарроты черным облаком в очередной раз затуманила взор Хорнблоуэра.
   Пришла пора распроститься. Напоследок мистер Марсден порекомендовал Хорнблоуэру на досуге заняться испанским языком, а также фехтованием и стрельбой из пистолета.
   — Может пригодиться, капитан, — пояснил он, — а о расходах на учителей не беспокойтесь. Отправьте счета в Плимутскую контору, там их оплатят.
   — Благодарю вас, сэр, — сказал Хорнблоуэр и с тоской подумал, что будущий отпуск может оказаться далеко не таким уж и безмятежным.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

   Плимут встретил Хорнблоуэра чудесной солнечной погодой и устойчивым норд-вестом, принесшим на своих крыльях антициклон и позволившим всем судам, готовым к выходу в море, не задерживаться на рейде ни одного лишнего часа. Мария встретила мужа с такой бурной радостью, что ему на миг стало стыдно за собственную холодность, граничащую с равнодушием. Впрочем, он давно научился с успехом имитировать пылкую нежность влюбленного в своих отношениях с женой, так что Мария ничего не заподозрила. Малыш Горацио одарил отца застенчивой улыбкой и сразу спрятался за материнской юбкой. Лишь на следующий день он перестал дичиться и даже два раза пролепетал что-то похожее на «папа».
   Единственным человеком, не испытавшим никакой радости от встречи с Хорнблоуэром, стал кассир портовой конторы, куда капитан отправился сразу же по приезде, не став даже обедать и только помывшись и побрившись с дороги. Марию он взял с собой, но говорить ничего не стал, решив сделать жене сюрприз и заранее предвкушая ее радостное изумление, когда он высыпет ей в передник целую кучу золота, серебра и ассигнаций. Сюрприз, однако, едва не сорвался. Старик-казначей, просидевший на этом месте, должно быть, лет сорок, а то и пятьдесят, неожиданно заупрямился, отказавшись выдать жалованье за три месяца вперед и ссылаясь при этом на какие-то параграфы, о которых Хорнблоуэр в жизни не слышал. Напрасно совал он под нос кассиру ордер с подписью мистера Марсдена — старик упрямо твердил одно и то же: «Не положено, сэр…» и «Ничем не могу вам помочь, сэр». Так ничего и не добившись, Горацио решил уже, было, махнуть рукой на эти деньги, тем более, что жалованье за предыдущие месяцы кассир выдал беспрекословно, а с пятьюдесятью фунтами от мистера Барроу этого должно было с лихвой хватить на ближайшие месяц-полтора. С этой мыслью капитан вышел на крыльцо конторы и нос к носу столкнулся с флаг-лейтенантом коменданта порта адмирала Фостера «Дредноута». Молодой офицер сразу узнал Хорнблоуэра, не так давно посещавшего коменданта перед отъездом в Лондон. Лейтенант сам провожал его тогда до кареты и помог погрузить багаж. Узнав о затруднениях капитана, он сразу вызвался помочь. Взяв из рук растерянного капитана подписанный ордер, флаг-лейтенант исчез и через пять минут появился снова, торжествующе размахивая листочком бумаги, поперек угла которого красовалась резолюция адмирала: «Выдать немедленно!»
   Снова отправившись в кассу, Горацио, по правде говоря, все же таил в глубине души некое сомнение относительно действенности наложенной резолюции. Несмотря на овеянное громкой славой имя Фостера, авторитет его все-таки значительно уступал известности и положению Первого Секретаря Адмиралтейства. Вопреки ожиданиям, кассир, едва бросив взгляд на ордер, сразу как-то съежился и без звука отсчитал требуемую сумму, развеяв тем самым скептицизм Хорнблоуэра относительно авторитета Фостера. На суше он, похоже, внушал подчиненным не меньший трепет, чем в те времена, когда стоял на шканцах своего «Неустрашимого».
   Поразить Марию дождем золота и серебра не получилось. Причина была предельно простой: золота в кассе не было, и все деньги Хорнблоуэр получил ассигнациями. За два года войны золото незаметно улетучилось из обращения. Если в начале ее за золотой соверен ростовщики платили от двадцати трех до двадцати пяти шиллингов ассигнациями, то теперь они предлагали чуть ли не вдвое больше. Правительство же упорно делало вид, что ничего не замечает. Должно быть, кто-то в верхах здорово наживался на такой разнице курса. В те благословенные времена народ еще не знал слова инфляция, но четко понимал, кому она выгодна. Но и бумажками получить столько было совсем неплохо. Как уже упоминалось, таких денег Хорнблоуэр в руках еще не держал, если не считать того случая с сундуком повешенного ирландского мятежника, да и то те деньги, скорее всего, были фальшивыми и отпечатанными не на английском монетном дворе, а на французском.