Страница:
Он понял, что всегда есть кто-то, у кого есть что продать и кто готов продать это дёшево. И всегда есть кто-то, кто хочет это купить и готов заплатить больше. Между первым и вторым стояло учреждение, называвшееся таможней. Фейсал бен Селим поднялся из бедности потому, что научился обходить таможню. Это называлось контрабандой.
Бывая в разных местах и странах, он видел достойные восхищения вещи, красоту которых научился ценить: прекрасные ткани и гобелены, произведения исламского искусства, подлинной культуры, старинные Кораны, ценные манускрипты, великолепные мечети. Видел и другое — то, что не вызывало ничего, кроме презрения и ненависти: богатых самоуверенных европейцев и американцев со свиными рожами и розовой, как мясо лобстеров, кожей, отвратительных женщин в крошечных бикини, пьяных наглецов — всё, что не заслуживало никаких денег.
Не укрылось от него и то, что правители государств Залива тоже наживаются на бьющих в пустыне чёрных фонтанах, что они, переняв омерзительные западные привычки, пьют завезённый алкоголь и спят с золотоволосыми западными шлюхами. К ним он тоже проникся ненавистью и презрением.
Фейсалу бен Селиму шёл пятый десяток лет, когда в его жизни произошли два события.
К тому времени — а было это за двадцать лет до появления в Гвадаре чужестранца с чёрной бородой и в чёрном тюрбане — он скопил достаточно денег, чтобы заказать и купить превосходную традиционную лодку, деревянную дау, построенную самыми лучшими мастерами Сура и носившую имя «Раша» — «Жемчужина». И ещё он стал убеждённым ваххабитом.
Когда новые пророки, следующие учениям Маудуди и Сайда Кутба, провозгласили священную войну против ереси, разложения и упадка, Фейсал бен Селим встал на их сторону. Когда молодые люди отправлялись в Афганистан воевать с русскими безбожниками, он молился за них; когда другие молодые люди, захватив пассажирские самолёты, направили их на башни-символы западного бога денег, он опустился на колени и молился за то, чтобы души их вошли в сады Аллаха.
Внешне он оставался прежним: любезным, скромным, бережливым, предприимчивым и набожным владельцем одномачтовой дау. Его знали по всему побережью Залива и даже во многих портах Аравийского моря. Фейсал бен Селим не искал неприятностей на свою голову, но если истинно верующий обращался за помощью, нуждаясь в деньгах или надёжном укрытии, он никогда не отказывал и делал, что мог.
Западные спецслужбы обратили внимание на Фейсала бен Селима после того, как один захваченный в Эр-Рияде активист «Аль-Каиды», оказавшись в камере, упомянул в своих показаниях о том, что некоторые послания бен Ладену переправляются с Аравийского полуострова морем. Послания эти настолько секретные, что, не доверяя бумаге, гонец выучивает текст наизусть и обязан в случае опасности покончить с собой. Из Аравии курьера доставляют на побережье Белуджистана, откуда путь его лежит на север, к неведомым пещерам Вазиристана, где и скрывается Шейх. Назвал арестованный и судно, на котором посыльные совершают опасные путешествия — «Раша». С согласия МСР дау не стали перехватывать, но взяли под наблюдение.
Фейсал бен Селим вернулся в Гвадар с грузом товаров домашнего обихода, которые приобрёл в порту беспошлинной торговли Дубае. Там все эти вещи — холодильники, стиральные машины, микроволновые печи и телевизоры — продавались прямо со склада по цене намного ниже розничной. Назад он собирался везти партию сплетённых мальчишками-рабами пакистанских ковров. Фейсал знал, что ковры эти будут лежать под ногами западных богачей, скупающих роскошные виллы на морском острове, строящемся между Дубаем и Катаром.
Внимательно выслушав дожидавшегося его на пристани посыльного имама Халиби, Фейсал кивнул и через пару часов, переправив груз на берег без вмешательства пакистанской таможни и оставив «Рашу» на попечение матроса-оманца, неспешно отправился через весь город к мечети.
За долгие годы торговли с Пакистаном предприимчивый араб вполне освоил урду, так что беседа с имамом проходила на этом языке. Гость выпил чаю, отведал сладостей и вытер пальцы маленьким батистовым платком. После чего кивнул и посмотрел на Афганца. Рассказ о побеге из тюремного фургона вызвал у него одобрительную улыбку.
— И теперь, брат мой, ты хочешь выбраться из Пакистана? — спросил Фейсал на арабском.
— Здесь мне места нет, — ответил Мартин. — Имам прав. Рано или поздно тайная полиция найдёт меня и передаст кабульским собакам. Я не доставлю им такого удовольствия — умру раньше.
— Жаль, жаль, — пробормотал катарец. — Такая жизнь… А если я отвезу тебя в Эмираты, через Залив, что ты там будешь делать?
— Постараюсь найти других истинно верующих и предложу себя в их распоряжение. Помогу всем, чем только могу.
— А что ты можешь? Чем поможешь?
— Я умею драться. И готов умереть в священной войне Аллаха.
Гость задумался.
— На рассвете я буду грузить ковры, — сказал он после паузы. — Это займёт несколько часов. Их нужно уложить под палубу, чтобы не пострадали от воды. Потом я отплыву. Пойду тихо, без паруса, держась поближе к берегу. Если кто-то спрыгнет на палубу с мола, этого никто не заметит.
Распрощавшись со всеми положенными ритуалом церемониями, капитан ушёл.
Было ещё темно, когда мальчик из медресе отвёл Мартина на пристань. Там он внимательно изучил «Рашу», чтобы узнать её утром. Дау прошла мимо мола около одиннадцати. Прыжок на восемь футов потребовал короткого разбега.
Бен Селим стоял у руля. Поприветствовав Мартина мягкой улыбкой, он предложил гостю свежей воды, чтобы вымыть руки, и сладчайшие финики с пальм Маската.
В полдень капитан расстелил на палубе два коврика, и мужчины опустились на колени. Мартин впервые молился не в толпе, где голос одного человека теряется в голосах других. Всё прошло отлично — он ни разу не сбился.
Когда агент на задании, когда он, как говорят разведчики, «ушёл в холод», чтобы выполнить особо опасную миссию, его оставшиеся дома кураторы ждут условленного сигнала, известия о том, что он жив, на свободе и функционирует. Такой сигнал может подать сам агент — позвонить, поместить объявление в заранее условленной газетной колонке, оставить меловую черту на стене, заложить тайник. Иногда сигнал подаёт другой агент, наблюдатель, который не вступает с коллегой в контакт, но, увидев его, докладывает, что все в порядке. Это называется подать «признак жизни».
День уходил за днём, а кураторы все больше нервничали в ожидании «признака жизни».
В Тумраите наступил полдень, в Шотландии садились завтракать, а в Тампе была ещё ночь. В первом и третьем пунктах дежурные видели то же, что видел «Хищник». Видели, но не понимали значения увиденного. Руководствуясь правилом необходимого знания — «каждый знает только то, что должен», — им ничего не сказали. А вот на воздушной базе Эдзель не только видели, но и понимали, что видят.
Картинка была отличная: человек на палубе небольшого одномачтового судёнышка стоял на коленях, то поднимая лицо к небу, то касаясь лбом коврика. Судно называлось «Раша», а молящимся был Афганец. В операторской стало шумно. Через несколько секунд Стив Хилл встал из-за стола, чтобы ответить на телефонный звонок, а вернувшись, наградил удивлённую жену страстным поцелуем.
Разбуженный парой минут позже, Марек Гуминни снял трубку, выслушал короткий доклад, улыбнулся и, пробормотав: «Путь далёк», снова уснул.
Афганец лёг на курс.
Глава 11
Бывая в разных местах и странах, он видел достойные восхищения вещи, красоту которых научился ценить: прекрасные ткани и гобелены, произведения исламского искусства, подлинной культуры, старинные Кораны, ценные манускрипты, великолепные мечети. Видел и другое — то, что не вызывало ничего, кроме презрения и ненависти: богатых самоуверенных европейцев и американцев со свиными рожами и розовой, как мясо лобстеров, кожей, отвратительных женщин в крошечных бикини, пьяных наглецов — всё, что не заслуживало никаких денег.
Не укрылось от него и то, что правители государств Залива тоже наживаются на бьющих в пустыне чёрных фонтанах, что они, переняв омерзительные западные привычки, пьют завезённый алкоголь и спят с золотоволосыми западными шлюхами. К ним он тоже проникся ненавистью и презрением.
Фейсалу бен Селиму шёл пятый десяток лет, когда в его жизни произошли два события.
К тому времени — а было это за двадцать лет до появления в Гвадаре чужестранца с чёрной бородой и в чёрном тюрбане — он скопил достаточно денег, чтобы заказать и купить превосходную традиционную лодку, деревянную дау, построенную самыми лучшими мастерами Сура и носившую имя «Раша» — «Жемчужина». И ещё он стал убеждённым ваххабитом.
Когда новые пророки, следующие учениям Маудуди и Сайда Кутба, провозгласили священную войну против ереси, разложения и упадка, Фейсал бен Селим встал на их сторону. Когда молодые люди отправлялись в Афганистан воевать с русскими безбожниками, он молился за них; когда другие молодые люди, захватив пассажирские самолёты, направили их на башни-символы западного бога денег, он опустился на колени и молился за то, чтобы души их вошли в сады Аллаха.
Внешне он оставался прежним: любезным, скромным, бережливым, предприимчивым и набожным владельцем одномачтовой дау. Его знали по всему побережью Залива и даже во многих портах Аравийского моря. Фейсал бен Селим не искал неприятностей на свою голову, но если истинно верующий обращался за помощью, нуждаясь в деньгах или надёжном укрытии, он никогда не отказывал и делал, что мог.
Западные спецслужбы обратили внимание на Фейсала бен Селима после того, как один захваченный в Эр-Рияде активист «Аль-Каиды», оказавшись в камере, упомянул в своих показаниях о том, что некоторые послания бен Ладену переправляются с Аравийского полуострова морем. Послания эти настолько секретные, что, не доверяя бумаге, гонец выучивает текст наизусть и обязан в случае опасности покончить с собой. Из Аравии курьера доставляют на побережье Белуджистана, откуда путь его лежит на север, к неведомым пещерам Вазиристана, где и скрывается Шейх. Назвал арестованный и судно, на котором посыльные совершают опасные путешествия — «Раша». С согласия МСР дау не стали перехватывать, но взяли под наблюдение.
Фейсал бен Селим вернулся в Гвадар с грузом товаров домашнего обихода, которые приобрёл в порту беспошлинной торговли Дубае. Там все эти вещи — холодильники, стиральные машины, микроволновые печи и телевизоры — продавались прямо со склада по цене намного ниже розничной. Назад он собирался везти партию сплетённых мальчишками-рабами пакистанских ковров. Фейсал знал, что ковры эти будут лежать под ногами западных богачей, скупающих роскошные виллы на морском острове, строящемся между Дубаем и Катаром.
Внимательно выслушав дожидавшегося его на пристани посыльного имама Халиби, Фейсал кивнул и через пару часов, переправив груз на берег без вмешательства пакистанской таможни и оставив «Рашу» на попечение матроса-оманца, неспешно отправился через весь город к мечети.
За долгие годы торговли с Пакистаном предприимчивый араб вполне освоил урду, так что беседа с имамом проходила на этом языке. Гость выпил чаю, отведал сладостей и вытер пальцы маленьким батистовым платком. После чего кивнул и посмотрел на Афганца. Рассказ о побеге из тюремного фургона вызвал у него одобрительную улыбку.
— И теперь, брат мой, ты хочешь выбраться из Пакистана? — спросил Фейсал на арабском.
— Здесь мне места нет, — ответил Мартин. — Имам прав. Рано или поздно тайная полиция найдёт меня и передаст кабульским собакам. Я не доставлю им такого удовольствия — умру раньше.
— Жаль, жаль, — пробормотал катарец. — Такая жизнь… А если я отвезу тебя в Эмираты, через Залив, что ты там будешь делать?
— Постараюсь найти других истинно верующих и предложу себя в их распоряжение. Помогу всем, чем только могу.
— А что ты можешь? Чем поможешь?
— Я умею драться. И готов умереть в священной войне Аллаха.
Гость задумался.
— На рассвете я буду грузить ковры, — сказал он после паузы. — Это займёт несколько часов. Их нужно уложить под палубу, чтобы не пострадали от воды. Потом я отплыву. Пойду тихо, без паруса, держась поближе к берегу. Если кто-то спрыгнет на палубу с мола, этого никто не заметит.
Распрощавшись со всеми положенными ритуалом церемониями, капитан ушёл.
Было ещё темно, когда мальчик из медресе отвёл Мартина на пристань. Там он внимательно изучил «Рашу», чтобы узнать её утром. Дау прошла мимо мола около одиннадцати. Прыжок на восемь футов потребовал короткого разбега.
Бен Селим стоял у руля. Поприветствовав Мартина мягкой улыбкой, он предложил гостю свежей воды, чтобы вымыть руки, и сладчайшие финики с пальм Маската.
В полдень капитан расстелил на палубе два коврика, и мужчины опустились на колени. Мартин впервые молился не в толпе, где голос одного человека теряется в голосах других. Всё прошло отлично — он ни разу не сбился.
Когда агент на задании, когда он, как говорят разведчики, «ушёл в холод», чтобы выполнить особо опасную миссию, его оставшиеся дома кураторы ждут условленного сигнала, известия о том, что он жив, на свободе и функционирует. Такой сигнал может подать сам агент — позвонить, поместить объявление в заранее условленной газетной колонке, оставить меловую черту на стене, заложить тайник. Иногда сигнал подаёт другой агент, наблюдатель, который не вступает с коллегой в контакт, но, увидев его, докладывает, что все в порядке. Это называется подать «признак жизни».
День уходил за днём, а кураторы все больше нервничали в ожидании «признака жизни».
В Тумраите наступил полдень, в Шотландии садились завтракать, а в Тампе была ещё ночь. В первом и третьем пунктах дежурные видели то же, что видел «Хищник». Видели, но не понимали значения увиденного. Руководствуясь правилом необходимого знания — «каждый знает только то, что должен», — им ничего не сказали. А вот на воздушной базе Эдзель не только видели, но и понимали, что видят.
Картинка была отличная: человек на палубе небольшого одномачтового судёнышка стоял на коленях, то поднимая лицо к небу, то касаясь лбом коврика. Судно называлось «Раша», а молящимся был Афганец. В операторской стало шумно. Через несколько секунд Стив Хилл встал из-за стола, чтобы ответить на телефонный звонок, а вернувшись, наградил удивлённую жену страстным поцелуем.
Разбуженный парой минут позже, Марек Гуминни снял трубку, выслушал короткий доклад, улыбнулся и, пробормотав: «Путь далёк», снова уснул.
Афганец лёг на курс.
Глава 11
Поймав попутный ветер с юга, «Раша» подняла парус, остановила двигатель, и глухое ворчание мотора сменилось спокойными звуками моря: плеском воды за бортом, вздохами пойманного парусом ветра, поскрипыванием снастей и такелажа.
Не замечая незримо следующего за ней на высоте четырех миль «Хищника», дау пробралась вдоль южного берега Ирана и вошла в Оманский залив. Здесь она взяла вправо и, подгоняемая бьющим в корму ветром, устремилась в узкий проход между Аравийским полуостровом и Ираном, называющийся Ормузским.
Через этот пролив, где расстояние от оманского полуострова Мусандам до персидского берега составляет всего восемь миль, постоянно, днём и ночью, движутся огромные танкеры. Одни идут с глубокой осадкой, доверху наполнив танки сырой нефтью, которую так ждёт энергичный Запад; другие поспешают налегке к саудовским и кувейтским нефтяным терминалам.
Суда поменьше, такие, как дау, жмутся к берегам, уважительно и с опаской уступая глубокую середину фарватера морским левиафанам. Все понимают, что супертанкер, попадись ему что-то на пути, просто не способен остановиться.
Одну ночь «Раша», капитан которой, похоже, никуда не спешил, провела в дрейфе между островами, лежащими к востоку от оманской военно-морской базы Кумзар. Сидя на палубе юта, Мартин (его ясно видели на плазменном экране в операторской базы Эдзель) заметил в свете луны две «сигаретные лодки», торопливо покидающие воды Омана в направлении иранского берега.
То были контрабандисты, слышать о которых Мартину уже доводилось. Нигде не зарегистрированные, их проворные, оснащённые мощным двигателем судёнышки шныряли от берега к берегу, успешно ведя беспошлинную торговлю. На пустынном иранском или пакистанском берегу их встречали, забирали один товар, обычно дешёвые сигареты, и загружали другой, чаще всего, как ни удивительно, ангорских коз, высоко ценящихся в Омане.
На тихой воде эти узкие алюминиевые лодчонки со сбившимися на середине животными и цепляющимся за что попало экипажем разгонялись с помощью двух подвесных двигателей «Эйч-Пи-250» до пятидесяти узлов. Поймать их было невозможно — контрабандисты знали каждый заливчик, каждую бухточку, прекрасно обходились без огней и в полной темноте ухитрялись проскочить перед самым носом громоздких танкеров.
Фейсал бен Селим снисходительно улыбнулся. Он тоже был контрабандистом, но при том ещё и уважаемым человеком в отличие от бродяг Залива.
— Что будешь делать, друг мой, когда я высажу тебя в Аравии? — негромко спросил капитан.
Матрос-оманец сидел на форпике с удочкой, надеясь добыть на завтрак свежую рыбу. Вечером он молился вместе с ними. Сейчас наступил час приятной беседы.
— Не знаю, — признался Афганец. — Знаю только, что на родину возвращаться нельзя, а Пакистан для меня закрыт, пока там заправляют прихвостни американцев. Надеюсь найти других истинно верующих и драться вместе с ними.
— Драться? С кем? В Объединённых Арабских Эмиратах никто ни с кем не воюет. Они там продались Западу. В Саудовской Аравии тебя сразу найдут и вышлют в Афганистан. Так что…
Афганец пожал плечами:
— Я хочу лишь одного — служить Аллаху. Свою жизнь я прожил. Моя судьба в его руках.
— И ты говоришь, что готов умереть за него, — любезно подсказал катарец.
В детстве, когда семья жила в Багдаде, Майк Мартин ходил в подготовительную школу. Большинство учеников были мальчики-иракцы, сыновья тех, кого называют сливками общества. Их отцы желали, чтобы они, в совершенстве освоив английский, встали потом во главе крупных корпораций, ведущих дела с Лондоном и Нью-Йорком. Занятия велись на английском и включали в себя, помимо прочего, заучивание наизусть образцов классической поэзии.
Больше всего Майку нравился один — история о том, как защищавшие город от наступающей армии Тарквиния римляне уничтожили последний мост, отрезав себе путь к отступлению. Обычно мальчики хором декламировали такие строчки:
Капитан и владелец дау немного помолчал, обдумывая что-то, потом сменил тему:
— На тебе одежда, в которой ты пришёл из Афганистана. Такую там носить нельзя — тебя сразу заметят. Подожди.
Он спустился в каюту и через несколько минут вернулся с чистым, недавно выстиранным дишдашем — длинной белой полотняной рубахой.
— Надень это. Камис и тюрбан брось в воду — они тебе здесь не понадобятся.
Мартин не возражал. Когда он переоделся, бен Селим протянул новый головной убор — белую с красным куфию и чёрный витой шнур, чтобы удерживать её на месте.
— Вот так лучше, — одобрительно кивнул он, оглядывая пассажира. — Теперь ты сойдёшь за местного араба. Проблема только с речью. Слушай меня внимательно. В районе Джедды есть поселение афганцев. Живут они в Саудовской Аравии уже несколько десятилетий, но говорят с таким, как у тебя, акцентом. Говори, что ты оттуда, и тебе поверят. А теперь давай спать. Встаём на рассвете. Завтра у нас последний день пути.
«Хищник» видел, как они поднимают якорь, как отплывают от островов, как огибают скалистый мыс Аль-Ганам и поворачивают на юго-запад, к побережью Объединённых Арабских Эмиратов.
Всего в ОАЭ семь эмиратов, но большинство людей знают или слышали только о трех, самых крупных и богатых: Дубай, Абу-Даби и Шарджа. Четыре оставшихся меньше по площади, намного беднее и почти безызвестны. Два из них, Аджман и Умм-эль-Кайвайн, прилегают к Дубаю, богатые нефтяные поля которого сделали его самым развитым из всех семи.
Эль-Фуджайра единственный из эмиратов находится на другой стороне полуострова, на побережье Оманского залива. Седьмой — Рас-эль-Хайма. Он находится на том же, что и Дубай, побережье, но ближе к Ормузскому проливу. Грязь, бедность и ультратрадиционализм — вот и всё, что можно о нём сказать. По этой же причине Рас-эль-Хайма с готовностью приняла в своё время предложенные Саудовской Аравией дары, включая щедро финансируемые мечети и школы, в которых преподаётся ваххабизм. Здесь фундаменталисты чувствуют себя как дома. Здесь открыто симпатизируют «Аль-Каиде» и джихаду. Медленно идущая вдоль берега «Раша» достигла Рас-эль-Хаймы на закате.
— У тебя нет документов, — сказал гостю капитан. — И снабдить тебя ими я не могу. Но это неважно, документы придумали на Западе. Деньги куда важнее. Возьми.
Он протянул Мартину пачку дирхамов. На тёмном берегу замигали первые огоньки. До города оставалось меньше мили.
— Я высажу тебя немного дальше, — продолжал Фейсал бен Селим. — Найдёшь прибрежную дорогу и пойдёшь назад. В старом городе есть небольшой пансион. Там дёшево, чисто и не задают лишних вопросов. Сними комнату. Не выходи. Ты будешь в безопасности, а я, если на то будет воля Аллаха, найду друзей, которые сумеют тебе помочь.
Было уже совсем темно, когда Мартин увидел наконец огни гостиницы. «Раша» скользнула к берегу. Бен Селим хорошо знал местность — бывший форт Хамра давно стал клубом для богатых иностранцев, а клубу не обойтись без причала. Ночью причал должен быть пуст.
— Он сходит на берег, — произнёс голос в операторской базы Эдзель.
Тьма не мешала «Хищнику» — тепловизор без труда различал фигуры на палубе судна с высоты 20 000 футов. Одна из них легко соскочила с дау на причал, в следующее мгновение капитан дал задний ход, и «Раша» отошла от берега.
— Судно нас не интересует. — Гордон Филлипс наклонился к пульту управления. — Ведём того, кто сошёл на берег.
Инструкции тут же ушли в Тумраит, и «Хищник» получил приказ следовать за тепловым изображением человека, идущего к Рас-эль-Хайме по прибрежной дороге.
От места высадки до города было пять миль, так что в старый город Мартин вошёл около полуночи. Долго искать гостиницу не пришлось. Она находилась в пятистах ярдах от дома, где жила семья Эль-Шеххи, отпрыск которой, Маруан Эль-Шеххи, 11 сентября направил пассажирский самолёт на южную башню Всемирного торгового центра. Здесь его все ещё почитали героем.
Хозяин встретил Мартина отнюдь не гостеприимно, но заметно смягчился, когда гость упомянул Фейсала бен Селима. Рекомендация контрабандиста и пачка дирхамов сняли все подозрения. Его пригласили войти и проводили в скромно обставленную комнату. Постояльцев, кроме Мартина, было всего лишь двое, и они уже спали.
Стараясь загладить оплошность, хозяин любезно пригласил гостя на чашку чая. Мартин объяснил, что приехал из Джедды. Многократное поминание Аллаха, чёрная борода и суровый вид нового постояльца убедили араба, что перед ним человек твёрдых убеждений. Расстались тепло, обменявшись пожеланиями доброй ночи.
Между тем Фейсал бен Селим продолжил ночное путешествие, держа курс на бухту, известную как Залив, в самом центре Дубая. В недавнем прошлом здесь не было ничего, кроме нищей, пропахшей тухлой рыбой деревушки у грязного заливчика, на берегу которого мужчины чинили прохудившиеся сети. Потом, когда в страну хлынули деньги, деревушка превратилась в «живописную» достопримечательность, нечто противоположное золотому базару процветающей столицы, последний клочок «старой Аравии», расположенный под окнами взметнувшихся к небу западных отелей.
Взяв такси, Фейсал бен Селим попросил отвезти его в соседний султанат Аджман, самый маленький и второй по бедности из семи. Там он отпустил машину, вошёл в крытый базар, представлявший собой запутанный лабиринт петляющих торговых рядов, теснящихся лотков и шумных палаток, и нырнул в толпу, отрываясь от возможного «хвоста».
«Хвоста» не было. За ним никто не следил, потому что «Хищник» вёл наблюдение за гостиницей в Рас-эль-Хайме. Поплутав по базару, хозяин «Раши» завернул в неприметную мечеть и попросил позвать имама. Через час посланный с поручением мальчишка вернулся в сопровождении молодого человека, студента местного технического колледжа. Мало кто знал, что он также проходил подготовку в действовавшем до 2001 года тренировочном лагере «Аль-Каиды» Дарунта возле Джелалабада.
Приглушённый разговор продолжался недолго. Молодой человек кивнул и поблагодарил старика, который, выйдя из мечети, снова исчез в суете крытого базара. Вынырнув, он взял такси и вернулся на «Рашу». Фейсал бен Селим сделал своё дело. Дальнейшее зависит от молодого человека. Иншалла.
Утром того же дня, но позже, учитывая разницу во времени, «Графиня Ричмондская» вышла из устья Мерсея в Ирландское море. Стоявший у штурвала капитан Маккендрик повернул судно на юг. Оставив по левому борту Уэльс, «Графиня Ричмондская» пройдёт Ирландское море, обогнёт мыс Лизард, пересечёт пролив и восточную Атлантику. Далее её маршрут будет пролегать мимо Португалии, через Гибралтарский пролив и Средиземное море. Миновав Суэцкий канал, она войдёт в Индийский океан.
Под обдуваемыми холодными мартовскими ветрами палубами «Графини» стояли надёжно закреплённые и тщательно упакованные в специальные ящики седаны «Ягуар», предназначенные для автомобильных салонов Сингапура.
Прошло четыре дня, прежде чем к нашедшему в Рас-эль-Хайме убежище Афганцу пожаловали гости. Помня совет капитана дау, он большую часть времени проводил в комнате, а если и выходил, то ограничивался короткой прогулкой по ближайшей улице. Подышать свежим воздухом можно было и в закрытом дворике позади гостиницы, огороженном со всех сторон высокой стеной. Сюда через двойные ворота въезжали и через них же выезжали грузовые фургончики.
Именно во дворе его замечал невидимый с земли «Хищник». В Эдзеле обратили внимание на то, что он сменил одежду.
Гости пожаловали не для того, чтобы что-то доставить — продукты, напитки или бельё, — а совсем наоборот. Фургон подогнали вплотную к задней двери. Водитель остался за рулём, трое других вошли в дом.
Постояльцы ушли на работу; хозяин, предупреждённый о визите заранее, отправился за покупками. Гости быстро проследовали к нужной двери и вошли без стука. Человек, читавший Коран, поднялся и увидел направленный на него пистолет. Лиц он не увидел — все трое были в капюшонах.
Действовали они несуетливо, уверенно и эффективно, так что Мартин понял сразу — эти люди своё дело знают. На голову ему надели мешок. Руки завели за спину. Щёлкнули пластмассовые наручники. Не говоря ни слова, его подхватили под локти, вынесли из комнаты, провели по коридору и втолкнули в фургон. Лёжа на боку, он услышал, как хлопнула дверь. Машина тронулась, выкатилась за ворота на улицу и повернула.
«Хищник» видел, как она отъехала, но дежурные у экрана решили, что фургон всего лишь увозит в прачечную бельё. Вся операция заняла не более двух-трех минут, после чего фургон скрылся из виду. Современная шпионская техника способна на многие чудеса, но и машины, и людей, которые ими управляют, всё же можно обмануть. Те, кто планировал и осуществлял захват постояльца гостиницы, разумеется, не догадывались, что сверху за ними наблюдает «Хищник», но благодаря удачному выбору времени — полночный визит, несомненно, насторожил бы дежурных в Эдзеле — перехитрили противника.
Прошло ещё три дня, прежде чем кураторы забеспокоились всерьёз — их человек не появлялся больше во дворе и вообще не подавал «признаков жизни». Короче, он просто исчез. Наблюдение велось за пустым домом. И никто понятия не имел, какая из приезжавших за это время к гостинице машин могла его забрать.
На самом же деле фургон уехал недалеко. Район между портом и городом Рас-эль-Хайма — это необжитая скалистая пустыня, уходящая к горам Рус-эль-Джибаль. Единственные её обитатели — козы да саламандры.
Поскольку похищенный, даже сам того не зная, мог быть под наблюдением, похитители с самого начала постарались исключить всякий риск. Выехав из города, они свернули на одну из многочисленных просёлочных дорог, что незамедлительно почувствовал и Мартин — фургон запрыгал по выбоинам и ухабам.
В пустыне все как на ладони — любая машина видна издалека, а если и не видна, её непременно выдаст облако поднятой пыли. Обнаружить вертолёт ещё легче.
Отъехав от города миль на пять, фургон вскарабкался на один из многочисленных холмов и остановился. Старший группы, тот, что встретил Мартина с пистолетом, достал из сумки мощный бинокль и тщательно оглядел равнину и побережье, вплоть до старого города, откуда они выехали. Ничего подозрительного.
Убедившись в отсутствии «хвоста», старший убрал бинокль и вернулся в кабину. Фургон развернулся и покатил к городу. Только теперь пунктом его назначения была огороженная вилла в одном из пригородов. Ворота отворились. Закрылись. Фургон подъехал вплотную к распахнутой двери, и Мартина провели по ещё одному коридору. Пластиковые наручники сняли, но левую руку обхватил холодный металлический обруч. Он знал, что обруч соединён с цепью, а цепь с кольцом на стене. С него сняли мешок. Похитители свои лица открывать не стали. Они вышли из комнаты. Дверь захлопнулась. Мартин услышал, как щёлкнул замок.
Помещение, в котором его оставили, не было камерой в полном смысле слова. Скорее это была комната, переделанная в камеру. Единственное окно заложили кирпичами, и, хотя узник этого не видел, снаружи стену украшало окно, нарисованное столь искусно, что даже вооружённый биноклем наблюдатель не заметил бы ничего подозрительного.
По сравнению с тем, какие испытания устраивали новичкам САС по программе «сопротивление допросу», условия в этой камере можно было даже назвать комфортными. Под потолком висела защищённая проволочной сеткой лампочка. Свет не был ни ярким, ни чрезмерно тусклым. У стены складная кровать. Посреди комнаты стул. В углу — биотуалет. Длина цепи позволяла пользоваться и первым, и вторым, и третьим.
Сама цепь соединяла застёгнутый на его левой руке стальной обруч с вмонтированной в стену скобой. В двери, дотянуться до которой он не мог, имелся глазок, через который за заключённым могли наблюдать незаметно для него.
В замке Форбса они долго и горячо обсуждали одну важную проблему: нужно или нет снабжать Мартина следящим устройством.
Современные радиомаяки настолько миниатюрны, что их можно имплантировать под кожу, не нарушая при этом эпидермис. Размер некоторых такого рода устройств не больше булавочной головки. Источник энергии не требуется -им достаточно тепла крови. Но радиус их действия ограничен. Ещё хуже то, что радиомаяк можно обнаружить с помощью сверхчувствительного детектора.
— Эти люди далеко не глупцы, — подчёркивал Филлипс. Его поддерживал коллега из контртеррористического отдела ЦРУ.
— Некоторые из них получили самое лучшее образование, — говорил Макдональд. — Они отлично разбираются в современных высоких технологиях, особенно в том, что связано с компьютерами.
Все соглашались с тем, что если Мартина подвергнут обыску с применением высокотехнологичных детекторов и найдут хоть что-то, его ждёт неминуемая и скорая смерть.
Результатом обсуждения стало твёрдое решение: никаких «жучков». Никаких передатчиков.
Похитители вернулись через час. И опять в капюшонах. Мартина подвергли долгому и тщательному обыску. Сначала сняли всю одежду. Её отнесли в соседнюю комнату.
Никто не заглядывал ему в рот. Никто не просовывал палец в задний проход. Все делал сканер. Дюйм за дюймом они прошлись по его телу в поисках чужеродной субстанции. Прибор пискнул только раз. Мартина заставили открыть рот и внимательно осмотрели пломбы. Больше не нашли ничего.
Они вернули ему одежду и двинулись к выходу.
— В гостинице остался мой Коран, — сказал пленник. — У меня нет ни часов, ни молельного коврика, но сейчас должно быть время молитвы.
Старший пристально посмотрел на него через прорези в капюшоне, однако не произнёс ни слова. Тем не менее через пару минут он вернул пленнику коврик и Коран. Мартин поблагодарил своего тюремщика.
Не замечая незримо следующего за ней на высоте четырех миль «Хищника», дау пробралась вдоль южного берега Ирана и вошла в Оманский залив. Здесь она взяла вправо и, подгоняемая бьющим в корму ветром, устремилась в узкий проход между Аравийским полуостровом и Ираном, называющийся Ормузским.
Через этот пролив, где расстояние от оманского полуострова Мусандам до персидского берега составляет всего восемь миль, постоянно, днём и ночью, движутся огромные танкеры. Одни идут с глубокой осадкой, доверху наполнив танки сырой нефтью, которую так ждёт энергичный Запад; другие поспешают налегке к саудовским и кувейтским нефтяным терминалам.
Суда поменьше, такие, как дау, жмутся к берегам, уважительно и с опаской уступая глубокую середину фарватера морским левиафанам. Все понимают, что супертанкер, попадись ему что-то на пути, просто не способен остановиться.
Одну ночь «Раша», капитан которой, похоже, никуда не спешил, провела в дрейфе между островами, лежащими к востоку от оманской военно-морской базы Кумзар. Сидя на палубе юта, Мартин (его ясно видели на плазменном экране в операторской базы Эдзель) заметил в свете луны две «сигаретные лодки», торопливо покидающие воды Омана в направлении иранского берега.
То были контрабандисты, слышать о которых Мартину уже доводилось. Нигде не зарегистрированные, их проворные, оснащённые мощным двигателем судёнышки шныряли от берега к берегу, успешно ведя беспошлинную торговлю. На пустынном иранском или пакистанском берегу их встречали, забирали один товар, обычно дешёвые сигареты, и загружали другой, чаще всего, как ни удивительно, ангорских коз, высоко ценящихся в Омане.
На тихой воде эти узкие алюминиевые лодчонки со сбившимися на середине животными и цепляющимся за что попало экипажем разгонялись с помощью двух подвесных двигателей «Эйч-Пи-250» до пятидесяти узлов. Поймать их было невозможно — контрабандисты знали каждый заливчик, каждую бухточку, прекрасно обходились без огней и в полной темноте ухитрялись проскочить перед самым носом громоздких танкеров.
Фейсал бен Селим снисходительно улыбнулся. Он тоже был контрабандистом, но при том ещё и уважаемым человеком в отличие от бродяг Залива.
— Что будешь делать, друг мой, когда я высажу тебя в Аравии? — негромко спросил капитан.
Матрос-оманец сидел на форпике с удочкой, надеясь добыть на завтрак свежую рыбу. Вечером он молился вместе с ними. Сейчас наступил час приятной беседы.
— Не знаю, — признался Афганец. — Знаю только, что на родину возвращаться нельзя, а Пакистан для меня закрыт, пока там заправляют прихвостни американцев. Надеюсь найти других истинно верующих и драться вместе с ними.
— Драться? С кем? В Объединённых Арабских Эмиратах никто ни с кем не воюет. Они там продались Западу. В Саудовской Аравии тебя сразу найдут и вышлют в Афганистан. Так что…
Афганец пожал плечами:
— Я хочу лишь одного — служить Аллаху. Свою жизнь я прожил. Моя судьба в его руках.
— И ты говоришь, что готов умереть за него, — любезно подсказал катарец.
В детстве, когда семья жила в Багдаде, Майк Мартин ходил в подготовительную школу. Большинство учеников были мальчики-иракцы, сыновья тех, кого называют сливками общества. Их отцы желали, чтобы они, в совершенстве освоив английский, встали потом во главе крупных корпораций, ведущих дела с Лондоном и Нью-Йорком. Занятия велись на английском и включали в себя, помимо прочего, заучивание наизусть образцов классической поэзии.
Больше всего Майку нравился один — история о том, как защищавшие город от наступающей армии Тарквиния римляне уничтожили последний мост, отрезав себе путь к отступлению. Обычно мальчики хором декламировали такие строчки:
— Готов, если смогу умереть шахидом, сражаясь во славу его в священном джихаде, — ответил он.
За прах своих отцов
И твердь своих святынь
Нет чести большей голову сложить.
Капитан и владелец дау немного помолчал, обдумывая что-то, потом сменил тему:
— На тебе одежда, в которой ты пришёл из Афганистана. Такую там носить нельзя — тебя сразу заметят. Подожди.
Он спустился в каюту и через несколько минут вернулся с чистым, недавно выстиранным дишдашем — длинной белой полотняной рубахой.
— Надень это. Камис и тюрбан брось в воду — они тебе здесь не понадобятся.
Мартин не возражал. Когда он переоделся, бен Селим протянул новый головной убор — белую с красным куфию и чёрный витой шнур, чтобы удерживать её на месте.
— Вот так лучше, — одобрительно кивнул он, оглядывая пассажира. — Теперь ты сойдёшь за местного араба. Проблема только с речью. Слушай меня внимательно. В районе Джедды есть поселение афганцев. Живут они в Саудовской Аравии уже несколько десятилетий, но говорят с таким, как у тебя, акцентом. Говори, что ты оттуда, и тебе поверят. А теперь давай спать. Встаём на рассвете. Завтра у нас последний день пути.
«Хищник» видел, как они поднимают якорь, как отплывают от островов, как огибают скалистый мыс Аль-Ганам и поворачивают на юго-запад, к побережью Объединённых Арабских Эмиратов.
Всего в ОАЭ семь эмиратов, но большинство людей знают или слышали только о трех, самых крупных и богатых: Дубай, Абу-Даби и Шарджа. Четыре оставшихся меньше по площади, намного беднее и почти безызвестны. Два из них, Аджман и Умм-эль-Кайвайн, прилегают к Дубаю, богатые нефтяные поля которого сделали его самым развитым из всех семи.
Эль-Фуджайра единственный из эмиратов находится на другой стороне полуострова, на побережье Оманского залива. Седьмой — Рас-эль-Хайма. Он находится на том же, что и Дубай, побережье, но ближе к Ормузскому проливу. Грязь, бедность и ультратрадиционализм — вот и всё, что можно о нём сказать. По этой же причине Рас-эль-Хайма с готовностью приняла в своё время предложенные Саудовской Аравией дары, включая щедро финансируемые мечети и школы, в которых преподаётся ваххабизм. Здесь фундаменталисты чувствуют себя как дома. Здесь открыто симпатизируют «Аль-Каиде» и джихаду. Медленно идущая вдоль берега «Раша» достигла Рас-эль-Хаймы на закате.
— У тебя нет документов, — сказал гостю капитан. — И снабдить тебя ими я не могу. Но это неважно, документы придумали на Западе. Деньги куда важнее. Возьми.
Он протянул Мартину пачку дирхамов. На тёмном берегу замигали первые огоньки. До города оставалось меньше мили.
— Я высажу тебя немного дальше, — продолжал Фейсал бен Селим. — Найдёшь прибрежную дорогу и пойдёшь назад. В старом городе есть небольшой пансион. Там дёшево, чисто и не задают лишних вопросов. Сними комнату. Не выходи. Ты будешь в безопасности, а я, если на то будет воля Аллаха, найду друзей, которые сумеют тебе помочь.
Было уже совсем темно, когда Мартин увидел наконец огни гостиницы. «Раша» скользнула к берегу. Бен Селим хорошо знал местность — бывший форт Хамра давно стал клубом для богатых иностранцев, а клубу не обойтись без причала. Ночью причал должен быть пуст.
— Он сходит на берег, — произнёс голос в операторской базы Эдзель.
Тьма не мешала «Хищнику» — тепловизор без труда различал фигуры на палубе судна с высоты 20 000 футов. Одна из них легко соскочила с дау на причал, в следующее мгновение капитан дал задний ход, и «Раша» отошла от берега.
— Судно нас не интересует. — Гордон Филлипс наклонился к пульту управления. — Ведём того, кто сошёл на берег.
Инструкции тут же ушли в Тумраит, и «Хищник» получил приказ следовать за тепловым изображением человека, идущего к Рас-эль-Хайме по прибрежной дороге.
От места высадки до города было пять миль, так что в старый город Мартин вошёл около полуночи. Долго искать гостиницу не пришлось. Она находилась в пятистах ярдах от дома, где жила семья Эль-Шеххи, отпрыск которой, Маруан Эль-Шеххи, 11 сентября направил пассажирский самолёт на южную башню Всемирного торгового центра. Здесь его все ещё почитали героем.
Хозяин встретил Мартина отнюдь не гостеприимно, но заметно смягчился, когда гость упомянул Фейсала бен Селима. Рекомендация контрабандиста и пачка дирхамов сняли все подозрения. Его пригласили войти и проводили в скромно обставленную комнату. Постояльцев, кроме Мартина, было всего лишь двое, и они уже спали.
Стараясь загладить оплошность, хозяин любезно пригласил гостя на чашку чая. Мартин объяснил, что приехал из Джедды. Многократное поминание Аллаха, чёрная борода и суровый вид нового постояльца убедили араба, что перед ним человек твёрдых убеждений. Расстались тепло, обменявшись пожеланиями доброй ночи.
Между тем Фейсал бен Селим продолжил ночное путешествие, держа курс на бухту, известную как Залив, в самом центре Дубая. В недавнем прошлом здесь не было ничего, кроме нищей, пропахшей тухлой рыбой деревушки у грязного заливчика, на берегу которого мужчины чинили прохудившиеся сети. Потом, когда в страну хлынули деньги, деревушка превратилась в «живописную» достопримечательность, нечто противоположное золотому базару процветающей столицы, последний клочок «старой Аравии», расположенный под окнами взметнувшихся к небу западных отелей.
Взяв такси, Фейсал бен Селим попросил отвезти его в соседний султанат Аджман, самый маленький и второй по бедности из семи. Там он отпустил машину, вошёл в крытый базар, представлявший собой запутанный лабиринт петляющих торговых рядов, теснящихся лотков и шумных палаток, и нырнул в толпу, отрываясь от возможного «хвоста».
«Хвоста» не было. За ним никто не следил, потому что «Хищник» вёл наблюдение за гостиницей в Рас-эль-Хайме. Поплутав по базару, хозяин «Раши» завернул в неприметную мечеть и попросил позвать имама. Через час посланный с поручением мальчишка вернулся в сопровождении молодого человека, студента местного технического колледжа. Мало кто знал, что он также проходил подготовку в действовавшем до 2001 года тренировочном лагере «Аль-Каиды» Дарунта возле Джелалабада.
Приглушённый разговор продолжался недолго. Молодой человек кивнул и поблагодарил старика, который, выйдя из мечети, снова исчез в суете крытого базара. Вынырнув, он взял такси и вернулся на «Рашу». Фейсал бен Селим сделал своё дело. Дальнейшее зависит от молодого человека. Иншалла.
Утром того же дня, но позже, учитывая разницу во времени, «Графиня Ричмондская» вышла из устья Мерсея в Ирландское море. Стоявший у штурвала капитан Маккендрик повернул судно на юг. Оставив по левому борту Уэльс, «Графиня Ричмондская» пройдёт Ирландское море, обогнёт мыс Лизард, пересечёт пролив и восточную Атлантику. Далее её маршрут будет пролегать мимо Португалии, через Гибралтарский пролив и Средиземное море. Миновав Суэцкий канал, она войдёт в Индийский океан.
Под обдуваемыми холодными мартовскими ветрами палубами «Графини» стояли надёжно закреплённые и тщательно упакованные в специальные ящики седаны «Ягуар», предназначенные для автомобильных салонов Сингапура.
Прошло четыре дня, прежде чем к нашедшему в Рас-эль-Хайме убежище Афганцу пожаловали гости. Помня совет капитана дау, он большую часть времени проводил в комнате, а если и выходил, то ограничивался короткой прогулкой по ближайшей улице. Подышать свежим воздухом можно было и в закрытом дворике позади гостиницы, огороженном со всех сторон высокой стеной. Сюда через двойные ворота въезжали и через них же выезжали грузовые фургончики.
Именно во дворе его замечал невидимый с земли «Хищник». В Эдзеле обратили внимание на то, что он сменил одежду.
Гости пожаловали не для того, чтобы что-то доставить — продукты, напитки или бельё, — а совсем наоборот. Фургон подогнали вплотную к задней двери. Водитель остался за рулём, трое других вошли в дом.
Постояльцы ушли на работу; хозяин, предупреждённый о визите заранее, отправился за покупками. Гости быстро проследовали к нужной двери и вошли без стука. Человек, читавший Коран, поднялся и увидел направленный на него пистолет. Лиц он не увидел — все трое были в капюшонах.
Действовали они несуетливо, уверенно и эффективно, так что Мартин понял сразу — эти люди своё дело знают. На голову ему надели мешок. Руки завели за спину. Щёлкнули пластмассовые наручники. Не говоря ни слова, его подхватили под локти, вынесли из комнаты, провели по коридору и втолкнули в фургон. Лёжа на боку, он услышал, как хлопнула дверь. Машина тронулась, выкатилась за ворота на улицу и повернула.
«Хищник» видел, как она отъехала, но дежурные у экрана решили, что фургон всего лишь увозит в прачечную бельё. Вся операция заняла не более двух-трех минут, после чего фургон скрылся из виду. Современная шпионская техника способна на многие чудеса, но и машины, и людей, которые ими управляют, всё же можно обмануть. Те, кто планировал и осуществлял захват постояльца гостиницы, разумеется, не догадывались, что сверху за ними наблюдает «Хищник», но благодаря удачному выбору времени — полночный визит, несомненно, насторожил бы дежурных в Эдзеле — перехитрили противника.
Прошло ещё три дня, прежде чем кураторы забеспокоились всерьёз — их человек не появлялся больше во дворе и вообще не подавал «признаков жизни». Короче, он просто исчез. Наблюдение велось за пустым домом. И никто понятия не имел, какая из приезжавших за это время к гостинице машин могла его забрать.
На самом же деле фургон уехал недалеко. Район между портом и городом Рас-эль-Хайма — это необжитая скалистая пустыня, уходящая к горам Рус-эль-Джибаль. Единственные её обитатели — козы да саламандры.
Поскольку похищенный, даже сам того не зная, мог быть под наблюдением, похитители с самого начала постарались исключить всякий риск. Выехав из города, они свернули на одну из многочисленных просёлочных дорог, что незамедлительно почувствовал и Мартин — фургон запрыгал по выбоинам и ухабам.
В пустыне все как на ладони — любая машина видна издалека, а если и не видна, её непременно выдаст облако поднятой пыли. Обнаружить вертолёт ещё легче.
Отъехав от города миль на пять, фургон вскарабкался на один из многочисленных холмов и остановился. Старший группы, тот, что встретил Мартина с пистолетом, достал из сумки мощный бинокль и тщательно оглядел равнину и побережье, вплоть до старого города, откуда они выехали. Ничего подозрительного.
Убедившись в отсутствии «хвоста», старший убрал бинокль и вернулся в кабину. Фургон развернулся и покатил к городу. Только теперь пунктом его назначения была огороженная вилла в одном из пригородов. Ворота отворились. Закрылись. Фургон подъехал вплотную к распахнутой двери, и Мартина провели по ещё одному коридору. Пластиковые наручники сняли, но левую руку обхватил холодный металлический обруч. Он знал, что обруч соединён с цепью, а цепь с кольцом на стене. С него сняли мешок. Похитители свои лица открывать не стали. Они вышли из комнаты. Дверь захлопнулась. Мартин услышал, как щёлкнул замок.
Помещение, в котором его оставили, не было камерой в полном смысле слова. Скорее это была комната, переделанная в камеру. Единственное окно заложили кирпичами, и, хотя узник этого не видел, снаружи стену украшало окно, нарисованное столь искусно, что даже вооружённый биноклем наблюдатель не заметил бы ничего подозрительного.
По сравнению с тем, какие испытания устраивали новичкам САС по программе «сопротивление допросу», условия в этой камере можно было даже назвать комфортными. Под потолком висела защищённая проволочной сеткой лампочка. Свет не был ни ярким, ни чрезмерно тусклым. У стены складная кровать. Посреди комнаты стул. В углу — биотуалет. Длина цепи позволяла пользоваться и первым, и вторым, и третьим.
Сама цепь соединяла застёгнутый на его левой руке стальной обруч с вмонтированной в стену скобой. В двери, дотянуться до которой он не мог, имелся глазок, через который за заключённым могли наблюдать незаметно для него.
В замке Форбса они долго и горячо обсуждали одну важную проблему: нужно или нет снабжать Мартина следящим устройством.
Современные радиомаяки настолько миниатюрны, что их можно имплантировать под кожу, не нарушая при этом эпидермис. Размер некоторых такого рода устройств не больше булавочной головки. Источник энергии не требуется -им достаточно тепла крови. Но радиус их действия ограничен. Ещё хуже то, что радиомаяк можно обнаружить с помощью сверхчувствительного детектора.
— Эти люди далеко не глупцы, — подчёркивал Филлипс. Его поддерживал коллега из контртеррористического отдела ЦРУ.
— Некоторые из них получили самое лучшее образование, — говорил Макдональд. — Они отлично разбираются в современных высоких технологиях, особенно в том, что связано с компьютерами.
Все соглашались с тем, что если Мартина подвергнут обыску с применением высокотехнологичных детекторов и найдут хоть что-то, его ждёт неминуемая и скорая смерть.
Результатом обсуждения стало твёрдое решение: никаких «жучков». Никаких передатчиков.
Похитители вернулись через час. И опять в капюшонах. Мартина подвергли долгому и тщательному обыску. Сначала сняли всю одежду. Её отнесли в соседнюю комнату.
Никто не заглядывал ему в рот. Никто не просовывал палец в задний проход. Все делал сканер. Дюйм за дюймом они прошлись по его телу в поисках чужеродной субстанции. Прибор пискнул только раз. Мартина заставили открыть рот и внимательно осмотрели пломбы. Больше не нашли ничего.
Они вернули ему одежду и двинулись к выходу.
— В гостинице остался мой Коран, — сказал пленник. — У меня нет ни часов, ни молельного коврика, но сейчас должно быть время молитвы.
Старший пристально посмотрел на него через прорези в капюшоне, однако не произнёс ни слова. Тем не менее через пару минут он вернул пленнику коврик и Коран. Мартин поблагодарил своего тюремщика.