Страница:
— Жаль, что с ним так получилось, — заметил британец.
Разак молча кивнул. Он знал, что поступил правильно, и не корил себя за относительную неудачу. Протяни несколько дней, и эти люди могли просто исчезнуть. Даже если бы он задержался на пару часов, установив за подозрительной квартирой наблюдение, его людей могли заметить, и результат был бы тот же: птички бы улетели. Вот почему полковник принял решение действовать незамедлительно, и если бы удача даровала ему пять-десять лишних секунд, таинственный самоубийца был бы в наручниках. Теперь ему предстояло подготовить заявление, в котором будет сообщено о смерти неизвестного преступника, оказавшего сопротивление при аресте. Неизвестным он останется до установления личности. Если выяснится, что самоубийца был высокопоставленным функционером «Аль-Каиды», американцы настоят на том, чтобы провести пресс-конференцию, на которой громогласно оповестят весь свет об очередном своём триумфе.
— Я так понимаю, что ты здесь ещё задержишься, — заметил О'Доуд. — Позволь оказать услугу? Я позабочусь о том, чтобы доставить ноутбук в твою штаб-квартиру. В целости и сохранности.
К счастью, полковник Разак не был лишён чувства юмора. В мире тайных операций нередко только юмор позволяет человеку не сойти с ума. Больше всего в предложении ирландца ему понравилась фраза «в целости и сохранности».
— Ты невероятно любезен. Я дам тебе четырех человек. На всякий случай. Буду уверен, что по крайней мере до машины ты добрался. В целости и сохранности. Надеюсь, когда все закончится, у нас ещё останется время распить ту самую бутылку.
Окружённый с четырех сторон солдатами, прижимая к груди бесценный трофей, британец вернулся к «Лендкрузеру». Необходимое оборудование уже лежало в багажнике, а за рулём, охраняя машину, сидел его шофёр, проверенный, устрашающего вида сикх.
Они быстро доехали до одного местечка за городом, где О'Доуд подключил «Тошибу» к своей более мощной «Текре» и уже через неё вступил в контакт с центром правительственной связи в Челтнеме — городке, затерянном между живописными холмами Котсуодда.
О'Доуд знал, что нужно делать, но загадочный мир кибертехнологии всё ещё оставался для него не вполне привычным. Через несколько секунд в расположенном за тысячи миль от Пешавара Челтнеме получили полное представление о жёстком диске «Тошибы». Волшебники виртуального пространства поступили с ним так же, как поступает паук с пойманной мухой: они высосали из него все соки информации до последней капли.
Затем О'Доуд отвёз компьютер в контртеррористический центр и передал его в надёжные руки. Прежде чем он успел туда доехать, Челтнем поделился сокровищем с американским Агентством национальной безопасности (АНБ), штаб-квартира которого расположена в Форт-Миде, штат Мэриленд. В Пешаваре была уже ночь, в Котсуолде смеркалось, а в Мэриленде время едва перевалило за полдень. Впрочем, это не имело никакого значения: ни в правительственном центре связи, ни в штаб-квартире АНБ солнце никогда не встаёт и не заходит, там нет ни ночи, ни дня.
В обоих комплексах зданий, неприметно расположившихся в тихой сельской местности, осуществляется масштабная, от полюса до полюса, прослушка. Триллионы слов, ежедневно произносимых человечеством на пятистах языках и тысяче диалектов, прослушиваются, просеиваются, сортируются, отбраковываются, удерживаются, сохраняются и, если требуется, изучаются и отслеживаются.
Но это только начало. Оба ведомства шифруют и дешифруют тысячи сообщений, используя сотни шифров и кодов, и в каждом имеются специальные подразделения, занимающиеся восстановлением файлов и выявлением и расследованием киберпреступлений. Не успела планета вкатиться в новый день, как оба агентства приступили к работе, откапывая и воскрешая то, что Аль-Кур считал уничтоженным.
Процесс этот можно сравнить с работой искусного реставратора картин. С неимоверной осторожностью мастер удаляет с оригинального полотна слои грязи и копоти, обнажая скрытый под ними шедевр. Так же работает и эксперт-компьютерщик. Мало-помалу «Тошиба» начала отдавать скрытые в ней документы, которые египтянин считал стёртыми или спрятанными.
Разумеется, Брайан О'Доуд заранее известил своего коллегу и начальника — главу британской резидентуры в Исламабаде о готовящейся операции полковника Разака. Глава отделения СИС информировал «кузена» — резидента ЦРУ. И теперь оба с нетерпением ожидали новостей. В Пешаваре никто не спал.
Полковник Разак вернулся с базара в полночь с несколькими мешками трофеев. Трое задержанных телохранителей остались в камерах в подвале здания КТЦ. Отправлять их в общую тюрьму он, конечно, не стал. Побег или замаскированное под самоубийство убийство были там обычным делом, почти формальностью. Исламабад уже знал их имена и, несомненно, торговался сейчас с американским посольством, в котором находилось и отделение ЦРУ. Полковник подозревал, что все трое окажутся в результате на американской базе в Баграме, где их ждут месяцы допросов, даже если им и неизвестно имя того, кого они охраняли.
Предательский телефон из Лидса нашли и идентифицировали. Постепенно выяснилось, что убитый телохранитель, недалёкий малый по имени Абдельахи, воспользовался им без разрешения. Теперь он лежал на столе в морге с четырьмя пулями в груди, но нетронутым лицом. Другой, лежавший на соседнем столе, разбил при падении голову, и лучший хирург города пытался восстановить его черты. После того, как он закончил, сделав всё, что мог, мертвеца сфотографировали. Час спустя полковник, с трудом скрывая волнение, позвонил Брайану О'Доуду. Как и все другие контртеррористические ведомства, участвовавшие в войне с исламскими террористическими группировками, пакистанский КТЦ имел в своём распоряжении огромную базу данных с фотографиями подозреваемых.
Тот факт, что Пакистан и Марокко разделяют тысячи миль, не значит ровным счётом ничего. Члены «Аль-Каиды» представляют по меньшей мере сорок национальностей и вдвое большее число этнических групп. И они не сидят на месте, а постоянно разъезжают. Разак работал почти всю ночь, выводя фотографии из компьютера на большой плазменный экран в своём офисе, и в итоге остановился на одном лице.
С самого начала стало ясно, что египтянин много путешествовал. На это указывали одиннадцать обнаруженных при нём паспортов, все поддельные и все высочайшего качества. Мало того, паспорта указывали также на то, что, путешествуя, он менял внешность. Тем не менее лицо человека, который мог остаться незамеченным в зале заседаний совета директоров какого-нибудь западного банка и который питал всепоглощающую ненависть ко всему и всем, кто не разделял его извращённой веры, имело кое-что общее с лицом самоубийцы, лежавшего на мраморном столе пешаварского морга.
О'Доуда полковник застал за завтраком в компании его американского коллеги. Не доев традиционную яичницу, оба резидента поспешили за Разаком в штаб-квартиру КТЦ. Они долго смотрели на лицо на экране, потом столь же долго сравнивали его с фотографией из морга. Неужели?… Поблагодарив полковника, оба вернулись к себе, чтобы сообщить начальству потрясающую новость: тело на столе в пешаварском морге принадлежит не кому иному, как Тофику Аль-Куру, главному банкиру «Аль-Каиды».
Ближе к полудню из Исламабада прилетел пакистанский военный вертолёт. На его борт поднялись трое захваченных телохранителей в наручниках и с мешками на головах. Затем погрузили два трупа и ящики с вещественными доказательствами. Было произнесено много благодарственных слов, но для Пешавара миг славы уже миновал — центр событий смещался. И смещался очень быстро. Фактически он уже переместился в Мэриленд.
Катастрофа 11 сентября прояснила по крайней мере один факт, оспаривать который никто, в общем-то, не осмелился. О готовящемся ударе было известно. Причём известно немало. Проблема же заключалась в том, что информация не была уложена в одну красиво упакованную и перевязанную ленточкой коробочку, а существовала в виде разбросанных и на первый взгляд не связанных между собой обрывков, крох и мелочей. Семь или восемь из девятнадцати занимающихся сбором информации и стоящих на страже закона и порядка американских агентств располагали разрозненными деталями мозаики. Беда в том, что они никогда не делились своим богатством друг с другом.
После 11 сентября в этой сфере началась грандиозная реорганизация. Или перетряска. Результатом её стало создание новой системы. Были определены шесть главных лиц, подлежащих уведомлению обо всём происходящем уже на ранней стадии. Четверо из них — политики: президент, вице-президент, министр обороны и государственный секретарь. Ещё двое — профессионалы: председатель Совета национальной безопасности Стив Хэдли, надзирающий за министерством внутренней безопасности и девятнадцатью ведомствами, и на самом верху — директор Национальной разведки Джон Негропонте.
Основным сборщиком информации за пределами США по-прежнему остаётся ЦРУ, но теперь директор управления уже не тот Одинокий Ковбой, каким он был до последнего времени. Все ведомства обязаны докладывать о своих находках наверх, где поступившие из разных источников сведения сводятся по возможности в единую картину. Из всех гигантов этой системы самым крупным, как по бюджету, так и по численности персонала, является Агентство национальной безопасности. Оно же и самое секретное. Только оно одно не поддерживает никаких связей с прессой и общественностью. Работая в полной темноте, АНБ все слушает, все шифрует, все переводит и все анализирует. Однако смысл подслушанного, записанного, скачанного, переведённого и изученного нередко остаётся настолько неясным, что агентству приходится привлекать к сотрудничеству «внешние» экспертные комитеты. Одним из таких является комитет по Корану.
После поступления — электронным путём или в физической форме — трофеев из Пешавара к работе подключились и прочие ведомства. Одной из важнейших задач оставалось установление личности погибшего, и за её решение взялось Федеральное бюро расследований. Не прошло и двадцати четырех часов, как оно представило заключение. Человек, бросившийся с балкона квартиры в Пешаваре, был главным финансистом и сборщиком средств «Аль-Каиды» и одним из немногих приближённых самого Усамы бен Ладана. Последнему египтянина представил Айман Аль-Завахири, тоже египтянин. Именно он обратил внимание на фанатика-банкира и привлёк его к работе.
Государственный департамент взялся за паспорта. Двумя из них ни разу не пользовались, но при этом на них уже стояли многочисленные отметки о пересечении границ стран как Европы, так и Ближнего Востока. Тот факт, что шесть из одиннадцати паспортов были бельгийскими, что все они были выписаны на разные имена и не являлись поддельными, никого не удивил.
В мировом разведывательном сообществе за Бельгией давно закрепилась репутация «дырявого ведра». Начиная с 1990 года украденными оказались — и это только по признанию самого бельгийского правительства — 19 000 бланков паспортов.
На самом деле сотрудники гражданских служб просто-напросто продали их желающим за хорошие деньги. Сорок пять паспортов «ушли» из бельгийского консульства в Страсбурге, во Франции. Двадцать исчезли из бельгийского посольства в Гааге, в Нидерландах. Двумя из последних воспользовались марокканцы, убившие яростного противника Талибана Ахмада Шах Масуда. Один из шести был выписан на имя Аль-Кура. Остальные пять значились, по всей вероятности, среди 18 935 паспортов все ещё числившихся пропавшими.
Федеральное управление гражданской авиации, используя свои контакты и средства давления в сфере мировых воздушных перевозок, проверило билеты и списки пассажиров. Работа медленная и утомительная, но отметки в паспортах позволили сократить число проверяемых рейсов.
Медленно, но верно детали складывались в общую картину. Похоже, главной задачей Тофика Аль-Кура был сбор крупных наличных денежных сумм, на которые делались необъяснимые покупки. Поскольку сам он, похоже, ничего не покупал, логично предположить, что деньги передавались кому-то ещё. Американские власти многое бы отдали, чтобы узнать, с кем именно встречался египтянин. Такая информация позволила бы выявить всю скрытую террористическую сеть, охватившую Европу и Ближний Восток. Примечательно, что единственной страной, которую Аль-Кур не посещал ни разу, были Соединённые Штаты Америки.
Решающие находки сделали специалисты в Форт-Миде. Из захваченной в Пешаваре «Тошибы» извлекли семьдесят три документа. Среди них были и расписания полётов, и опубликованные в прессе и привлёкшие, очевидно, внимание финансиста финансовые отчёты. Но сами по себе они ничего не значили.
Большая часть документов была на английском, некоторые на французском и немецком языках. Аль-Кур говорил на всех этих трех языках, не считая, разумеется, родного арабского. Допрошенные в Баграме телохранители рассказали, что египтянин немного говорил на пушту, а следовательно, провёл какое-то время в Афганистане, хотя никто не знал, когда именно он посещал эту страну и где находился.
Головной болью для экспертов стали арабские тексты. Поскольку Форт-Мид прежде всего крупная армейская база, он находится в ведении министерства обороны. Возглавляет АНБ четырехзвездный генерал.
О встрече с этим человеком и попросил шеф отдела арабского перевода.
Штат отдела значительно расширился в девяностые, когда к старым проблемам, связанным с незатухающим палестино-израильским конфликтом, добавились новые, вызванные быстрым ростом исламского терроризма. Попытка Рамси Юсефа в 1993-м атаковать Всемирный торговый центр на заминированном грузовике резко усилила интерес к арабскому, а после 11 сентября вопрос встал так: «Мы должны знать всё, что говорят на этом языке».
Арабский — не просто язык. Помимо арабского языка Корана, академического языка, существует ещё по меньшей мере пятьдесят разных диалектов, на которых говорят примерно полмиллиарда человек. Чтобы понять быструю, акцентированную, богатую местными идиомами речь, уловить все значения и оттенки, обычно требуется переводчик из той же, что и говорящий, географической среды.
Более того, язык этот зачастую цветист, насыщен метафорами, преувеличениями, сравнениями, аллюзиями и сдобрен лестью. При этом он может быть очень уклончив, значения в нём скорее подразумеваются, чем высказываются открыто. В общем, арабский весьма отличен от однозначного английского.
— Проблема с двумя последними документами, — сказал начальник отдела перевода. — Написаны они, похоже, разными людьми. Мы предполагаем, что один может быть составлен самим Айманом Аль-Завахири, а автор второго — Аль-Кур. На Завахири указывает анализ речевых моделей имеющихся у нас выступлений, хотя для полной уверенности нужно бы иметь звуковой ряд. Документ, принадлежащий, как мы полагаем, Аль-Куру, — это ответ на письмо Завахири. К сожалению, образцов его письма на арабском у нас нет — банкир предпочитает английский.
В обоих документах имеются ссылки на Коран и содержатся отрывки из него. Речь идёт о благословении Аллахом какого-то предприятия. У меня немало знатоков арабского, но язык Корана — особая сфера. Он ведь и написан был тысячу четыреста лет назад. Думаю, следует созвать комитет по Корану — пусть посмотрят.
Генерал кивнул.
— О'кей, профессор, я понял. — Он перевёл взгляд на адъютанта. — Гарри, соберите наших экспертов по Корану. Доставьте их сюда. И никаких задержек, никаких отказов.
Глава 2
Разак молча кивнул. Он знал, что поступил правильно, и не корил себя за относительную неудачу. Протяни несколько дней, и эти люди могли просто исчезнуть. Даже если бы он задержался на пару часов, установив за подозрительной квартирой наблюдение, его людей могли заметить, и результат был бы тот же: птички бы улетели. Вот почему полковник принял решение действовать незамедлительно, и если бы удача даровала ему пять-десять лишних секунд, таинственный самоубийца был бы в наручниках. Теперь ему предстояло подготовить заявление, в котором будет сообщено о смерти неизвестного преступника, оказавшего сопротивление при аресте. Неизвестным он останется до установления личности. Если выяснится, что самоубийца был высокопоставленным функционером «Аль-Каиды», американцы настоят на том, чтобы провести пресс-конференцию, на которой громогласно оповестят весь свет об очередном своём триумфе.
— Я так понимаю, что ты здесь ещё задержишься, — заметил О'Доуд. — Позволь оказать услугу? Я позабочусь о том, чтобы доставить ноутбук в твою штаб-квартиру. В целости и сохранности.
К счастью, полковник Разак не был лишён чувства юмора. В мире тайных операций нередко только юмор позволяет человеку не сойти с ума. Больше всего в предложении ирландца ему понравилась фраза «в целости и сохранности».
— Ты невероятно любезен. Я дам тебе четырех человек. На всякий случай. Буду уверен, что по крайней мере до машины ты добрался. В целости и сохранности. Надеюсь, когда все закончится, у нас ещё останется время распить ту самую бутылку.
Окружённый с четырех сторон солдатами, прижимая к груди бесценный трофей, британец вернулся к «Лендкрузеру». Необходимое оборудование уже лежало в багажнике, а за рулём, охраняя машину, сидел его шофёр, проверенный, устрашающего вида сикх.
Они быстро доехали до одного местечка за городом, где О'Доуд подключил «Тошибу» к своей более мощной «Текре» и уже через неё вступил в контакт с центром правительственной связи в Челтнеме — городке, затерянном между живописными холмами Котсуодда.
О'Доуд знал, что нужно делать, но загадочный мир кибертехнологии всё ещё оставался для него не вполне привычным. Через несколько секунд в расположенном за тысячи миль от Пешавара Челтнеме получили полное представление о жёстком диске «Тошибы». Волшебники виртуального пространства поступили с ним так же, как поступает паук с пойманной мухой: они высосали из него все соки информации до последней капли.
Затем О'Доуд отвёз компьютер в контртеррористический центр и передал его в надёжные руки. Прежде чем он успел туда доехать, Челтнем поделился сокровищем с американским Агентством национальной безопасности (АНБ), штаб-квартира которого расположена в Форт-Миде, штат Мэриленд. В Пешаваре была уже ночь, в Котсуолде смеркалось, а в Мэриленде время едва перевалило за полдень. Впрочем, это не имело никакого значения: ни в правительственном центре связи, ни в штаб-квартире АНБ солнце никогда не встаёт и не заходит, там нет ни ночи, ни дня.
В обоих комплексах зданий, неприметно расположившихся в тихой сельской местности, осуществляется масштабная, от полюса до полюса, прослушка. Триллионы слов, ежедневно произносимых человечеством на пятистах языках и тысяче диалектов, прослушиваются, просеиваются, сортируются, отбраковываются, удерживаются, сохраняются и, если требуется, изучаются и отслеживаются.
Но это только начало. Оба ведомства шифруют и дешифруют тысячи сообщений, используя сотни шифров и кодов, и в каждом имеются специальные подразделения, занимающиеся восстановлением файлов и выявлением и расследованием киберпреступлений. Не успела планета вкатиться в новый день, как оба агентства приступили к работе, откапывая и воскрешая то, что Аль-Кур считал уничтоженным.
Процесс этот можно сравнить с работой искусного реставратора картин. С неимоверной осторожностью мастер удаляет с оригинального полотна слои грязи и копоти, обнажая скрытый под ними шедевр. Так же работает и эксперт-компьютерщик. Мало-помалу «Тошиба» начала отдавать скрытые в ней документы, которые египтянин считал стёртыми или спрятанными.
Разумеется, Брайан О'Доуд заранее известил своего коллегу и начальника — главу британской резидентуры в Исламабаде о готовящейся операции полковника Разака. Глава отделения СИС информировал «кузена» — резидента ЦРУ. И теперь оба с нетерпением ожидали новостей. В Пешаваре никто не спал.
Полковник Разак вернулся с базара в полночь с несколькими мешками трофеев. Трое задержанных телохранителей остались в камерах в подвале здания КТЦ. Отправлять их в общую тюрьму он, конечно, не стал. Побег или замаскированное под самоубийство убийство были там обычным делом, почти формальностью. Исламабад уже знал их имена и, несомненно, торговался сейчас с американским посольством, в котором находилось и отделение ЦРУ. Полковник подозревал, что все трое окажутся в результате на американской базе в Баграме, где их ждут месяцы допросов, даже если им и неизвестно имя того, кого они охраняли.
Предательский телефон из Лидса нашли и идентифицировали. Постепенно выяснилось, что убитый телохранитель, недалёкий малый по имени Абдельахи, воспользовался им без разрешения. Теперь он лежал на столе в морге с четырьмя пулями в груди, но нетронутым лицом. Другой, лежавший на соседнем столе, разбил при падении голову, и лучший хирург города пытался восстановить его черты. После того, как он закончил, сделав всё, что мог, мертвеца сфотографировали. Час спустя полковник, с трудом скрывая волнение, позвонил Брайану О'Доуду. Как и все другие контртеррористические ведомства, участвовавшие в войне с исламскими террористическими группировками, пакистанский КТЦ имел в своём распоряжении огромную базу данных с фотографиями подозреваемых.
Тот факт, что Пакистан и Марокко разделяют тысячи миль, не значит ровным счётом ничего. Члены «Аль-Каиды» представляют по меньшей мере сорок национальностей и вдвое большее число этнических групп. И они не сидят на месте, а постоянно разъезжают. Разак работал почти всю ночь, выводя фотографии из компьютера на большой плазменный экран в своём офисе, и в итоге остановился на одном лице.
С самого начала стало ясно, что египтянин много путешествовал. На это указывали одиннадцать обнаруженных при нём паспортов, все поддельные и все высочайшего качества. Мало того, паспорта указывали также на то, что, путешествуя, он менял внешность. Тем не менее лицо человека, который мог остаться незамеченным в зале заседаний совета директоров какого-нибудь западного банка и который питал всепоглощающую ненависть ко всему и всем, кто не разделял его извращённой веры, имело кое-что общее с лицом самоубийцы, лежавшего на мраморном столе пешаварского морга.
О'Доуда полковник застал за завтраком в компании его американского коллеги. Не доев традиционную яичницу, оба резидента поспешили за Разаком в штаб-квартиру КТЦ. Они долго смотрели на лицо на экране, потом столь же долго сравнивали его с фотографией из морга. Неужели?… Поблагодарив полковника, оба вернулись к себе, чтобы сообщить начальству потрясающую новость: тело на столе в пешаварском морге принадлежит не кому иному, как Тофику Аль-Куру, главному банкиру «Аль-Каиды».
Ближе к полудню из Исламабада прилетел пакистанский военный вертолёт. На его борт поднялись трое захваченных телохранителей в наручниках и с мешками на головах. Затем погрузили два трупа и ящики с вещественными доказательствами. Было произнесено много благодарственных слов, но для Пешавара миг славы уже миновал — центр событий смещался. И смещался очень быстро. Фактически он уже переместился в Мэриленд.
Катастрофа 11 сентября прояснила по крайней мере один факт, оспаривать который никто, в общем-то, не осмелился. О готовящемся ударе было известно. Причём известно немало. Проблема же заключалась в том, что информация не была уложена в одну красиво упакованную и перевязанную ленточкой коробочку, а существовала в виде разбросанных и на первый взгляд не связанных между собой обрывков, крох и мелочей. Семь или восемь из девятнадцати занимающихся сбором информации и стоящих на страже закона и порядка американских агентств располагали разрозненными деталями мозаики. Беда в том, что они никогда не делились своим богатством друг с другом.
После 11 сентября в этой сфере началась грандиозная реорганизация. Или перетряска. Результатом её стало создание новой системы. Были определены шесть главных лиц, подлежащих уведомлению обо всём происходящем уже на ранней стадии. Четверо из них — политики: президент, вице-президент, министр обороны и государственный секретарь. Ещё двое — профессионалы: председатель Совета национальной безопасности Стив Хэдли, надзирающий за министерством внутренней безопасности и девятнадцатью ведомствами, и на самом верху — директор Национальной разведки Джон Негропонте.
Основным сборщиком информации за пределами США по-прежнему остаётся ЦРУ, но теперь директор управления уже не тот Одинокий Ковбой, каким он был до последнего времени. Все ведомства обязаны докладывать о своих находках наверх, где поступившие из разных источников сведения сводятся по возможности в единую картину. Из всех гигантов этой системы самым крупным, как по бюджету, так и по численности персонала, является Агентство национальной безопасности. Оно же и самое секретное. Только оно одно не поддерживает никаких связей с прессой и общественностью. Работая в полной темноте, АНБ все слушает, все шифрует, все переводит и все анализирует. Однако смысл подслушанного, записанного, скачанного, переведённого и изученного нередко остаётся настолько неясным, что агентству приходится привлекать к сотрудничеству «внешние» экспертные комитеты. Одним из таких является комитет по Корану.
После поступления — электронным путём или в физической форме — трофеев из Пешавара к работе подключились и прочие ведомства. Одной из важнейших задач оставалось установление личности погибшего, и за её решение взялось Федеральное бюро расследований. Не прошло и двадцати четырех часов, как оно представило заключение. Человек, бросившийся с балкона квартиры в Пешаваре, был главным финансистом и сборщиком средств «Аль-Каиды» и одним из немногих приближённых самого Усамы бен Ладана. Последнему египтянина представил Айман Аль-Завахири, тоже египтянин. Именно он обратил внимание на фанатика-банкира и привлёк его к работе.
Государственный департамент взялся за паспорта. Двумя из них ни разу не пользовались, но при этом на них уже стояли многочисленные отметки о пересечении границ стран как Европы, так и Ближнего Востока. Тот факт, что шесть из одиннадцати паспортов были бельгийскими, что все они были выписаны на разные имена и не являлись поддельными, никого не удивил.
В мировом разведывательном сообществе за Бельгией давно закрепилась репутация «дырявого ведра». Начиная с 1990 года украденными оказались — и это только по признанию самого бельгийского правительства — 19 000 бланков паспортов.
На самом деле сотрудники гражданских служб просто-напросто продали их желающим за хорошие деньги. Сорок пять паспортов «ушли» из бельгийского консульства в Страсбурге, во Франции. Двадцать исчезли из бельгийского посольства в Гааге, в Нидерландах. Двумя из последних воспользовались марокканцы, убившие яростного противника Талибана Ахмада Шах Масуда. Один из шести был выписан на имя Аль-Кура. Остальные пять значились, по всей вероятности, среди 18 935 паспортов все ещё числившихся пропавшими.
Федеральное управление гражданской авиации, используя свои контакты и средства давления в сфере мировых воздушных перевозок, проверило билеты и списки пассажиров. Работа медленная и утомительная, но отметки в паспортах позволили сократить число проверяемых рейсов.
Медленно, но верно детали складывались в общую картину. Похоже, главной задачей Тофика Аль-Кура был сбор крупных наличных денежных сумм, на которые делались необъяснимые покупки. Поскольку сам он, похоже, ничего не покупал, логично предположить, что деньги передавались кому-то ещё. Американские власти многое бы отдали, чтобы узнать, с кем именно встречался египтянин. Такая информация позволила бы выявить всю скрытую террористическую сеть, охватившую Европу и Ближний Восток. Примечательно, что единственной страной, которую Аль-Кур не посещал ни разу, были Соединённые Штаты Америки.
Решающие находки сделали специалисты в Форт-Миде. Из захваченной в Пешаваре «Тошибы» извлекли семьдесят три документа. Среди них были и расписания полётов, и опубликованные в прессе и привлёкшие, очевидно, внимание финансиста финансовые отчёты. Но сами по себе они ничего не значили.
Большая часть документов была на английском, некоторые на французском и немецком языках. Аль-Кур говорил на всех этих трех языках, не считая, разумеется, родного арабского. Допрошенные в Баграме телохранители рассказали, что египтянин немного говорил на пушту, а следовательно, провёл какое-то время в Афганистане, хотя никто не знал, когда именно он посещал эту страну и где находился.
Головной болью для экспертов стали арабские тексты. Поскольку Форт-Мид прежде всего крупная армейская база, он находится в ведении министерства обороны. Возглавляет АНБ четырехзвездный генерал.
О встрече с этим человеком и попросил шеф отдела арабского перевода.
Штат отдела значительно расширился в девяностые, когда к старым проблемам, связанным с незатухающим палестино-израильским конфликтом, добавились новые, вызванные быстрым ростом исламского терроризма. Попытка Рамси Юсефа в 1993-м атаковать Всемирный торговый центр на заминированном грузовике резко усилила интерес к арабскому, а после 11 сентября вопрос встал так: «Мы должны знать всё, что говорят на этом языке».
Арабский — не просто язык. Помимо арабского языка Корана, академического языка, существует ещё по меньшей мере пятьдесят разных диалектов, на которых говорят примерно полмиллиарда человек. Чтобы понять быструю, акцентированную, богатую местными идиомами речь, уловить все значения и оттенки, обычно требуется переводчик из той же, что и говорящий, географической среды.
Более того, язык этот зачастую цветист, насыщен метафорами, преувеличениями, сравнениями, аллюзиями и сдобрен лестью. При этом он может быть очень уклончив, значения в нём скорее подразумеваются, чем высказываются открыто. В общем, арабский весьма отличен от однозначного английского.
— Проблема с двумя последними документами, — сказал начальник отдела перевода. — Написаны они, похоже, разными людьми. Мы предполагаем, что один может быть составлен самим Айманом Аль-Завахири, а автор второго — Аль-Кур. На Завахири указывает анализ речевых моделей имеющихся у нас выступлений, хотя для полной уверенности нужно бы иметь звуковой ряд. Документ, принадлежащий, как мы полагаем, Аль-Куру, — это ответ на письмо Завахири. К сожалению, образцов его письма на арабском у нас нет — банкир предпочитает английский.
В обоих документах имеются ссылки на Коран и содержатся отрывки из него. Речь идёт о благословении Аллахом какого-то предприятия. У меня немало знатоков арабского, но язык Корана — особая сфера. Он ведь и написан был тысячу четыреста лет назад. Думаю, следует созвать комитет по Корану — пусть посмотрят.
Генерал кивнул.
— О'кей, профессор, я понял. — Он перевёл взгляд на адъютанта. — Гарри, соберите наших экспертов по Корану. Доставьте их сюда. И никаких задержек, никаких отказов.
Глава 2
В состав комитета по Корану входили четыре человека: три американца и учёный-британец. Все они были профессорами, и ни один не был арабом, но эти люди посвятили много лет изучению Корана и исчисляющихся тысячами комментариев к нему.
Один преподавал в Колумбийском университете в Нью-Йорке, и туда за ним отправили военный вертолёт. Двое жили в Вашингтоне и работали в корпорации «Рэнд» и Институте Брукингса. За ними послали армейские штабные автомобили.
Четвёртым и самым молодым был доктор Терри Мартин, командированный в вашингтонский Джорджтаунский университет лондонской Школой восточных и африканских исследований. Являясь частью Лондонского университета, она имеет высокую репутацию одного из авторитетнейших мировых центров арабистики.
В том, что касается арабского, англичанин имел некоторое преимущество перед коллегами. Он родился и вырос в Ираке и был сыном бухгалтера, служившего в крупной нефтяной компании. Отец сознательно не послал его в англо-американскую школу, а отправил в частную, где обучались дети элиты иракского общества. К десяти годам он вполне, по крайней мере в языковом отношении, мог сойти за арабского мальчугана. От сверстников-иракцев Терри отличали пухлые розовые щеки и рыжеватые волосы.
В 1975-м, когда мальчику шёл одиннадцатый год, мистер Мартин решил вернуться в Британию — в Ираке становилось небезопасно. К власти пришла снова партия Баас, но реальное управление страной сосредоточил в своих руках не президент Бакр, а его вице-президент, безжалостно истреблявший политических противников, как действительных, так и мнимых.
Смутные времена Мартины переживали и раньше, в пятидесятые, после свержения с трона короля Фейсала. Они были свидетелями убийства юного монарха и его прозападного премьер-министра Нури Сайда, видели, как в телестудии, перед камерой, расправились с его преемником генералом Касемом. Первый приход к власти баасистской партии оказался недолгим, но в 1968-м она вновь встала во главе государства. На протяжении семи лет Мартин-старший следил за возвышением вице-президента Саддама Хусейна и в 1975-м решил, что пора уезжать.
Его старшему сыну Майку исполнилось тринадцать, и он готовился поступить в британскую школу. Мартину уже предложили хорошее место в лондонском отделении нефтяной компании «Бирма ойл» — замолвил словечко Дэнис Тэтчер, жена которого, Маргарет, только что стала лидером консервативной партии. Все четверо — отец, миссис Мартин, Майк и Терри — вернулись на родину к Рождеству.
Блестящие способности Терри не остались незамеченными. Он легко, как нож сквозь масло, прошёл вступительные экзамены для мальчиков старшего возраста. Считалось само собой разумеющимся, что дальше его ждут Кембридж и Оксфорд. Но Терри хотел заниматься арабским. Весной 1983-го он подал заявление в Школу восточных и африканских исследований, а осенью поступил в неё, выбрав своей темой историю Ближнего Востока. Через три года Терри получил первую учёную степень, а ещё через два стал доктором, специалистом по Корану и четырём первым халифатам. Взяв годичный творческий отпуск, он продолжил изучение Корана в знаменитом каирском институте Аль-Азхар, а по возвращении получил предложение читать лекции. Для двадцатисемилетнего исследователя такое предложение большая честь, поскольку к арабистам в Школе восточных и африканских исследований предъявляются особенно строгие требования. В тридцать четыре Терри Мартин был полноправным преподавателем с ясной перспективой получить должность профессора к сорока. В сорок один за советом к нему обратилось АНБ, и Терри отправился на год в Джорджтаун в качестве приглашённого преподавателя. Причиной отъезда стало то, что весной 2006-го его жизнь развалилась на куски.
Эмиссар из Форт-Мида нашёл профессора Мартина в лекционном зале, где он излагал свой взгляд на учение Корана в свете нынешней ситуации в мире.
С первого взгляда было ясно, что студенты любят своего преподавателя. Зал был полон. Терри не читал лекцию в традиционном понимании этого слова, он вёл серьёзный и доброжелательный разговор с равными, лишь изредка обращаясь к записям и расхаживая по подиуму без пиджака. Невысокий, довольно полный, он, казалось, излучал оптимизм и готовность разделить его с другими, не укорял студентов за недостаток знаний, говорил просто и, закончив лекцию пораньше, оставил время для ответов на вопросы. Именно в этот момент в зале появился посланец из Форт-Мида.
Парень в красной рубашке, сидевший в пятом ряду, поднял руку.
— Вы сказали, что не согласны с употреблением термина «фундаменталистская» по отношению к философии террористов. Почему?
События 11 сентября всколыхнули широкий общественный интерес как к арабскому миру в целом, так и к отдельным его проблемам, а потому обсуждение каждого вопроса быстро перемещалось из теоретической плоскости в практическую, к тому наступлению, которое ислам предпринял в последние десять лет на Запад.
— Потому что такое употребление неправомочно, — ответил профессор. — Само слово подразумевает «возвращение к основам». Но те, кто закладывает бомбы в поезда, магазины и автобусы, не собираются возвращаться к основам ислама. Они создают своё собственное, новое писание, а уже потом пытаются найти в Коране оправдание развязанной ими войне.
Фундаменталисты есть в каждой религии. Христианские монахи в закрытом ордене, давшие обет бедности, самоотречения, целомудрия, послушания, — это тоже фундаменталисты. Аскеты есть во всех религиях, но они не пропагандируют массовое уничтожение мужчин, женщин и детей. Это ключевая фраза. Оцените все религии и существующие в их рамках секты исходя из данного принципа, и вы увидите, что стремление вернуться к основам учения не есть терроризм, потому что ни в одной религии, включая ислам, нет проповеди и защиты массового уничтожения людей.
Человек из Форт-Мида попытался привлечь внимание доктора Мартина. Повернув голову, профессор увидел молодого человека с коротко подстриженными волосами, в застёгнутой на все пуговицы рубашке и тёмном костюме. На лбу у него как будто было написано: «правительство». Посланец постучал по часам. Мартин кивнул.
— Тогда как бы вы назвали современных террористов? Воинами джихада?
Вопрос задала сидевшая сзади серьёзного вида девушка. В чертах лица было что-то восточное, и профессор подумал, что её родители, скорее всего, приехали в Америку откуда-то с Ближнего Востока: из Индии, Пакистана, может быть, Ирана. Отсутствие хиджаба указывало, однако, на то, что строгой мусульманкой она себя не считает.
— Слово «джихад» здесь тоже не подходит. Джихад, конечно, существует, но имеет свои правила. Это может быть либо борьба внутри себя, с собственными недостатками, но в таком случае она совершенно лишена агрессивности, либо настоящая священная война в защиту ислама. Террористы утверждают, что ведут именно такую войну. Но найти оправдание им не просто.
Прежде всего настоящий джихад может объявить только законная религиозная власть, имеющая устойчивую и общепринятую репутацию. Бен Ладена и его сторонников трудно назвать знатоками ислама. Даже если бы Запад действительно развязал войну против ислама, уничтожая, чиня ущерб, оскверняя святыни и унижая ислам, а следовательно, нанося оскорбление всем мусульманам, для объявления джихада потребовалось бы соблюсти определённые и строго прописанные в Коране правила.
Запрещено нападать и убивать тех, кто не нанёс тебе оскорбления и не причинил вреда. Запрещено убивать женщин и детей. Запрещено брать заложников, подвергать пыткам и убивать пленных. Террористы «Аль-Каиды» и их последователи нарушают все эти правила по нескольку раз в день. И давайте не забывать, что они убили больше братьев-мусульман, чем христиане и евреи.
— Тогда как бы вы назвали то, что они делают?
Человек из Форт-Мида начал волноваться. Генерал дал ему чёткий приказ. Ему не хотелось быть последним.
— Я бы назвал их новыми джихадистами, потому что они изобрели нечестивую войну вне законов священного Корана и, таким образом, вне пределов ислама. То, что они практикуют, дико, злобно и жестоко. Ничего этого в настоящем джихаде нет. Извините, последний вопрос.
Студенты уже собирали книги. Рука поднялась в первом ряду. Веснушчатый парень в белой футболке с рекламой студенческой рок-группы:
— Все бомбисты называют себя мучениками за веру. У них есть для этого основания?
— Никаких, — ответил доктор Мартин. — Этих людей просто-напросто одурачили, хотя некоторые из них и получили хорошее образование. Умереть шахидом, или мучеником, сражаясь за ислам и участвуя в справедливо и законным образом объявленном джихаде, — дело достойное. Но опять-таки существуют правила, и в Коране они чётко прописаны. Воин не должен умереть от собственной руки. Он не должен знать время и место собственной смерти. Самоубийцы нарушают эти правила. Кстати, самоубийство определённо запрещено Кораном. Сам Мухаммед отказался благословить тело самоубийцы, хотя человек покончил с собой, желая избежать вызванных болезнью мучений. Те, кто учиняет массовые убийства безвинных и совершает самоубийство, обречены на ад, но не на рай. Туда же попадут и ложные проповедники и имамы, толкающие людей на этот путь. А теперь, боюсь, нам с вами пора воссоединиться с миром Джорджтауна и гамбургеров. Благодарю за внимание.
Провожаемый овацией, он накинул пиджак, смущённо поклонился и направился к изнывающему от нетерпения посланцу АНБ.
— Извините за вторжение, профессор, — сказал человек из Форт-Мида. — Шеф собирает комитет. Машина ждёт.
Один преподавал в Колумбийском университете в Нью-Йорке, и туда за ним отправили военный вертолёт. Двое жили в Вашингтоне и работали в корпорации «Рэнд» и Институте Брукингса. За ними послали армейские штабные автомобили.
Четвёртым и самым молодым был доктор Терри Мартин, командированный в вашингтонский Джорджтаунский университет лондонской Школой восточных и африканских исследований. Являясь частью Лондонского университета, она имеет высокую репутацию одного из авторитетнейших мировых центров арабистики.
В том, что касается арабского, англичанин имел некоторое преимущество перед коллегами. Он родился и вырос в Ираке и был сыном бухгалтера, служившего в крупной нефтяной компании. Отец сознательно не послал его в англо-американскую школу, а отправил в частную, где обучались дети элиты иракского общества. К десяти годам он вполне, по крайней мере в языковом отношении, мог сойти за арабского мальчугана. От сверстников-иракцев Терри отличали пухлые розовые щеки и рыжеватые волосы.
В 1975-м, когда мальчику шёл одиннадцатый год, мистер Мартин решил вернуться в Британию — в Ираке становилось небезопасно. К власти пришла снова партия Баас, но реальное управление страной сосредоточил в своих руках не президент Бакр, а его вице-президент, безжалостно истреблявший политических противников, как действительных, так и мнимых.
Смутные времена Мартины переживали и раньше, в пятидесятые, после свержения с трона короля Фейсала. Они были свидетелями убийства юного монарха и его прозападного премьер-министра Нури Сайда, видели, как в телестудии, перед камерой, расправились с его преемником генералом Касемом. Первый приход к власти баасистской партии оказался недолгим, но в 1968-м она вновь встала во главе государства. На протяжении семи лет Мартин-старший следил за возвышением вице-президента Саддама Хусейна и в 1975-м решил, что пора уезжать.
Его старшему сыну Майку исполнилось тринадцать, и он готовился поступить в британскую школу. Мартину уже предложили хорошее место в лондонском отделении нефтяной компании «Бирма ойл» — замолвил словечко Дэнис Тэтчер, жена которого, Маргарет, только что стала лидером консервативной партии. Все четверо — отец, миссис Мартин, Майк и Терри — вернулись на родину к Рождеству.
Блестящие способности Терри не остались незамеченными. Он легко, как нож сквозь масло, прошёл вступительные экзамены для мальчиков старшего возраста. Считалось само собой разумеющимся, что дальше его ждут Кембридж и Оксфорд. Но Терри хотел заниматься арабским. Весной 1983-го он подал заявление в Школу восточных и африканских исследований, а осенью поступил в неё, выбрав своей темой историю Ближнего Востока. Через три года Терри получил первую учёную степень, а ещё через два стал доктором, специалистом по Корану и четырём первым халифатам. Взяв годичный творческий отпуск, он продолжил изучение Корана в знаменитом каирском институте Аль-Азхар, а по возвращении получил предложение читать лекции. Для двадцатисемилетнего исследователя такое предложение большая честь, поскольку к арабистам в Школе восточных и африканских исследований предъявляются особенно строгие требования. В тридцать четыре Терри Мартин был полноправным преподавателем с ясной перспективой получить должность профессора к сорока. В сорок один за советом к нему обратилось АНБ, и Терри отправился на год в Джорджтаун в качестве приглашённого преподавателя. Причиной отъезда стало то, что весной 2006-го его жизнь развалилась на куски.
Эмиссар из Форт-Мида нашёл профессора Мартина в лекционном зале, где он излагал свой взгляд на учение Корана в свете нынешней ситуации в мире.
С первого взгляда было ясно, что студенты любят своего преподавателя. Зал был полон. Терри не читал лекцию в традиционном понимании этого слова, он вёл серьёзный и доброжелательный разговор с равными, лишь изредка обращаясь к записям и расхаживая по подиуму без пиджака. Невысокий, довольно полный, он, казалось, излучал оптимизм и готовность разделить его с другими, не укорял студентов за недостаток знаний, говорил просто и, закончив лекцию пораньше, оставил время для ответов на вопросы. Именно в этот момент в зале появился посланец из Форт-Мида.
Парень в красной рубашке, сидевший в пятом ряду, поднял руку.
— Вы сказали, что не согласны с употреблением термина «фундаменталистская» по отношению к философии террористов. Почему?
События 11 сентября всколыхнули широкий общественный интерес как к арабскому миру в целом, так и к отдельным его проблемам, а потому обсуждение каждого вопроса быстро перемещалось из теоретической плоскости в практическую, к тому наступлению, которое ислам предпринял в последние десять лет на Запад.
— Потому что такое употребление неправомочно, — ответил профессор. — Само слово подразумевает «возвращение к основам». Но те, кто закладывает бомбы в поезда, магазины и автобусы, не собираются возвращаться к основам ислама. Они создают своё собственное, новое писание, а уже потом пытаются найти в Коране оправдание развязанной ими войне.
Фундаменталисты есть в каждой религии. Христианские монахи в закрытом ордене, давшие обет бедности, самоотречения, целомудрия, послушания, — это тоже фундаменталисты. Аскеты есть во всех религиях, но они не пропагандируют массовое уничтожение мужчин, женщин и детей. Это ключевая фраза. Оцените все религии и существующие в их рамках секты исходя из данного принципа, и вы увидите, что стремление вернуться к основам учения не есть терроризм, потому что ни в одной религии, включая ислам, нет проповеди и защиты массового уничтожения людей.
Человек из Форт-Мида попытался привлечь внимание доктора Мартина. Повернув голову, профессор увидел молодого человека с коротко подстриженными волосами, в застёгнутой на все пуговицы рубашке и тёмном костюме. На лбу у него как будто было написано: «правительство». Посланец постучал по часам. Мартин кивнул.
— Тогда как бы вы назвали современных террористов? Воинами джихада?
Вопрос задала сидевшая сзади серьёзного вида девушка. В чертах лица было что-то восточное, и профессор подумал, что её родители, скорее всего, приехали в Америку откуда-то с Ближнего Востока: из Индии, Пакистана, может быть, Ирана. Отсутствие хиджаба указывало, однако, на то, что строгой мусульманкой она себя не считает.
— Слово «джихад» здесь тоже не подходит. Джихад, конечно, существует, но имеет свои правила. Это может быть либо борьба внутри себя, с собственными недостатками, но в таком случае она совершенно лишена агрессивности, либо настоящая священная война в защиту ислама. Террористы утверждают, что ведут именно такую войну. Но найти оправдание им не просто.
Прежде всего настоящий джихад может объявить только законная религиозная власть, имеющая устойчивую и общепринятую репутацию. Бен Ладена и его сторонников трудно назвать знатоками ислама. Даже если бы Запад действительно развязал войну против ислама, уничтожая, чиня ущерб, оскверняя святыни и унижая ислам, а следовательно, нанося оскорбление всем мусульманам, для объявления джихада потребовалось бы соблюсти определённые и строго прописанные в Коране правила.
Запрещено нападать и убивать тех, кто не нанёс тебе оскорбления и не причинил вреда. Запрещено убивать женщин и детей. Запрещено брать заложников, подвергать пыткам и убивать пленных. Террористы «Аль-Каиды» и их последователи нарушают все эти правила по нескольку раз в день. И давайте не забывать, что они убили больше братьев-мусульман, чем христиане и евреи.
— Тогда как бы вы назвали то, что они делают?
Человек из Форт-Мида начал волноваться. Генерал дал ему чёткий приказ. Ему не хотелось быть последним.
— Я бы назвал их новыми джихадистами, потому что они изобрели нечестивую войну вне законов священного Корана и, таким образом, вне пределов ислама. То, что они практикуют, дико, злобно и жестоко. Ничего этого в настоящем джихаде нет. Извините, последний вопрос.
Студенты уже собирали книги. Рука поднялась в первом ряду. Веснушчатый парень в белой футболке с рекламой студенческой рок-группы:
— Все бомбисты называют себя мучениками за веру. У них есть для этого основания?
— Никаких, — ответил доктор Мартин. — Этих людей просто-напросто одурачили, хотя некоторые из них и получили хорошее образование. Умереть шахидом, или мучеником, сражаясь за ислам и участвуя в справедливо и законным образом объявленном джихаде, — дело достойное. Но опять-таки существуют правила, и в Коране они чётко прописаны. Воин не должен умереть от собственной руки. Он не должен знать время и место собственной смерти. Самоубийцы нарушают эти правила. Кстати, самоубийство определённо запрещено Кораном. Сам Мухаммед отказался благословить тело самоубийцы, хотя человек покончил с собой, желая избежать вызванных болезнью мучений. Те, кто учиняет массовые убийства безвинных и совершает самоубийство, обречены на ад, но не на рай. Туда же попадут и ложные проповедники и имамы, толкающие людей на этот путь. А теперь, боюсь, нам с вами пора воссоединиться с миром Джорджтауна и гамбургеров. Благодарю за внимание.
Провожаемый овацией, он накинул пиджак, смущённо поклонился и направился к изнывающему от нетерпения посланцу АНБ.
— Извините за вторжение, профессор, — сказал человек из Форт-Мида. — Шеф собирает комитет. Машина ждёт.