Страница:
Джон Негропонте согласился с тем, что в Вашингтоне единственным доверенным лицом будет он сам, и дал «добро» на проведение операции. Стив Хилл добился такого же результата, пообедав с членом британского кабинета министров. Так посвящённых стало четверо.
Понятно, что ни Марек Гуминни, ни Стив Хилл не могли полностью сосредоточиться на одной операции, посвятив ей двадцать четыре часа в сутки. Каждому требовался заместитель для выполнения всей рутинной работы. Марек сделал выбор в пользу перспективного арабиста из контртеррористического отдела ЦРУ, и Майкл Макдональд бросил все, объяснил семье, что его ждёт командировка в Соединённое Королевство, и улетел на восток.
Стив Хилл отобрал для операции «Лом» своего заместителя по ближневосточному направлению — Гордона Филлипса. Прежде чем расстаться, Гуминни и Хилл договорились, что каждый аспект проекта будет иметь правдоподобное прикрытие, дабы никто, кроме десятка избранных, не знал о предстоящем внедрении в «Аль-Каиду» западного агента. Сотрудникам как Лэнгли, так и Воксхолл-Кросс было объявлено, что Макдональд и, соответственно, Филлипс убывают в служебную командировку с перспективой дальнейшего карьерного продвижения, которая продлится примерно шесть месяцев.
Познакомил их Стив Хилл. Он же сообщил, что отныне им придётся работать вместе, и ввёл в курс дела. После первых же его слов оба надолго замолчали. Встреча проходила не в здании штаб-квартиры ведомства возле Темзы, а на конспиративной квартире, одной из нескольких, снимаемых Фирмой в сельской местности.
Когда Макдональд и Филлипс, устроившись на новом месте, явились в гостиную, Хилл бросил на стол толстую папку.
— К работе приступаете завтра, — сказал он. — У вас есть двадцать четыре часа, чтобы все это выучить. Тот, о ком здесь говорится, объект внедрения. Вы будете работать сначала с ним, а потом на него. Здесь… — Хилл швырнул на стол папку потоньше, — информация о том, кого он заменит. Понятно, мы знаем мало. Но это всё, что смогли вытрясти из него американцы за сотни часов допроса в Гитмо. Выучите.
Когда он ушёл, Макдональд и Филлипс переглянулись, заказали побольше кофе и принялись за чтение.
Первая любовь пришла к школьнику Майку Мартину, когда ему исполнилось пятнадцать, летом 1977-го, во время посещения авиасалона в Фарнборо. Он был там с младшим братом и отцом и вместе с ними восхищался бомбардировщиками и истребителями, исполнением фигурного пилотажа и зрелищем первых летающих машин. Кульминацией праздника стал для него показательный групповой прыжок группы «Красные дьяволы» из десантного полка: выпавшие из самолёта крошечные точки превратились на его глазах в людей, приземлившихся прямо в центр небольшого круга. В тот миг Майк понял, кем хочет стать и что хочет делать.
Летом 1980-го, за год до окончания школы в Хейлибери, он написал письмо и вскоре получил ответ с предложением прибыть для интервью в региональную учебную часть в Олдершоте. Он приехал туда в назначенный день в сентябре и долго таращился на старенькую «Дакоту», из которой десантировались его далёкие предшественники, имевшие целью захватить мост у Арнхайма. Потом сержант отвёл его и ещё четверых кандидатов в комнату для собеседования.
В школе за Майком закрепилась репутация (командование полка, как у них было заведено, навело справки) среднего ученика, но превосходного спортсмена. Военных это вполне устраивало. Мартина приняли, после чего сразу же начались тренировки — двадцать две недели изнурительной подготовки. Для тех, кто сумел продержаться, они закончились к апрелю 1981 года.
Четыре недели строевых занятий, обращения с оружием, физподготовки, работы в полевых условиях. Потом ещё две недели по той же программе плюс оказание первой помощи, связь и способы защиты от оружия массового поражения (ядерного, бактериологического и химического).
На седьмой неделе осваивали методы ведения допроса. Легче не становилось. Восьмая и девятая недели — выматывающие марш-броски в районе Брекнока в Уэльсе среди зимы, в снег, дождь и стужу — самые выносливые умирали от переохлаждения и истощения. Вот тогда их число изрядно поубавилось.
Десятая неделя — стрелковая подготовка в Кенте, где Мартин, которому только что исполнилось девятнадцать, уже проявил себя настоящим снайпером. Одиннадцатая и двенадцатая недели — бесконечные «тесты», представлявшие собой бег по песчаным холмам с бревном на плече в грязь, ливень и град.
— "Контрольные недели"? — пробормотал Филлипс. — Черт, а как же называлось всё остальное?
Через десять недель оставшиеся в строю парни получили по красному берету, а потом провели ещё три недели к Брекноке, где отрабатывали приёмы рукопашного боя, патрулирования и стрельбы в боевых условиях. Конец января в Уэльсе не самое лучшее время года, а спать приходилось под открытым небом, в мокрой одежде и без огня.
Четыре последующие недели они занимались тем, ради чего Майк и пошёл в армию: парашютной практикой на базе Королевских ВВС в Абингдоне. Там отсеялись ещё несколько человек. А закончилось все «парадом крыльев», когда каждый получил наконец заветную эмблему десантника. В тот вечер старый клуб «101» в Олдершоте пережил ещё одну бурную ночь.
Ещё две недели были посвящены полевым упражнениям, называвшимся программой «последнего укола», и шлифовке строевых приёмов на плацу. Двадцать вторая завершилась парадом выпускников, когда гордые родители с изумлением обнаружили, что их прыщавые отпрыски чудесным образом трансформировались в бравых вояк.
Рядовой Майк Мартин, давно занесённый в списки «офицерского резерва», отправился в апреле 1981-го для прохождения краткосрочного курса в Королевскую военную академию в Сандхерсте, откуда вышел в декабре в звании младшего лейтенанта. Он сильно ошибался, если думал, что впереди его ждёт слава.
Парашютно-десантный полк состоит из трех батальонов, и Мартина определили в третий, находившийся тогда в Олдершоте и пребывавший в так называемом пингвиньем режиме.
Каждые три года из девяти один из батальонов снимают с боевой подготовки и используют в качестве обычной моторизованной пехоты. Разумеется, ни у кого из десантников служба в пингвиньем режиме удовольствия не вызывает.
Майка назначили командиром взвода новобранцев, так что, едва пройдя тяжкий круг испытаний, он снова оказался на нём, только теперь уже в роли наставника. Наверное, младший лейтенант Мартин остался бы в Олдершоте до конца срока, если бы не один заморский джентльмен по имени Леопольдо Галтиери. 1 апреля 1982 года аргентинский диктатор вторгся на Фолклендские острова. Десантникам приказали собраться и приготовиться к отправке.
Через неделю оперативная группировка, подгоняемая неумолимой Железной Леди, Маргарет Тэтчер, уже отплыла в южном направлении, держа курс на далёкие острова, где британцев ждала южная зима с её бушующими морями и ливнями.
Первую остановку лайнер «Канберра» сделал на острове Вознесения, унылом, обдуваемом ветрами клочке суши. Пауза растянулась на время дипломатических переговоров, цель которых состояла для одной стороны в том, чтобы убедить Галтиери вывести с Фолклендов свои войска, а для другой — заставить Маргарет Тэтчер отступить. Оба лидера прекрасно сознавали, что уступить и сохранить место невозможно. «Канберра» продолжила путь под прикрытием одного-единственного авианосца «Арк ройял».
Когда стало ясно, что высадка неизбежна, Мартина и его людей перебросили вертолётом с лайнера на десантное судно. О комфорте пришлось забыть. В ту же ночь, когда вертолёты «Си-кинг» переправляли десантников с палубы на палубу, ещё один вертолёт рухнул в море изатонул, унеся с собой девятнадцать солдат парашютно-десантного полка особого назначения, что стало крупнейшей потерей в истории САС.
Вместе с тридцатью своими бойцами и остальными взводами третьего батальона Мартин высадился в местечке Сан-Карлос, в нескольких милях от Порт-Стенли, главного города острова. По этой же причине никакого сопротивления британцы не встретили. Не теряя времени, десантники и морская пехота выступили маршем к столице.
Всё необходимое несли с собой в рюкзаках, вес которых не уступал весу взрослого человека. При появлении аргентинских «Скайхоков» солдаты падали в грязь, но в целом противник охотился не столько за людьми, сколько за стоявшими у берега судами. Потопи их, и о пехоте можно уже не беспокоиться.
Другими, более реальными врагами были холод и непрекращающийся дождь. Голый, без единого деревца пейзаж закончился лишь у горы Лонгдон.
Добравшись до холмов, десантники устроились на одиноко стоящей ферме Эстансия-Хаус и стали готовиться к тому, для чего родина и отправила их за семь тысяч миль от дома.
Предполагалось, что ночная атака будет внезапной и застигнет противника врасплох. Так всё и было, пока капрал Милн не наступил на мину. На этом тишина закончилась. Аргентинцы открыли пулемётный огонь, а повисшие над холмами и долиной осветительные ракеты превратили ночь в день. Десантникам оставалось, только два варианта: отступить и укрыться или идти вперёд и взять Лонгдон. Они взяли Лонгдон, потеряв двадцать три человека убитыми и более сорока ранеными.
Именно тогда, когда пули рвали воздух у него над головой и товарищи падали справа и слева, Майк Мартин впервые ощутил на языке тот странный металлический привкус, который и есть вкус страха.
Он остался цел и невредим; потери же взвода составили шесть человек убитыми и девять ранеными.
Державшие горный перевал аргентинские солдаты были обычными ребятами, призванными в армию из солнечных пампасов, — сыновья богатых родителей имели возможность уклониться от службы, — и им не терпелось вернуться домой. Выбравшись из бункеров и окопов, они спешно отступили под укрытие Порт-Стенли.
На рассвете Майк Мартин поднялся на вершину хребта. На востоке, там, где всходило солнце, лежал город, и, глядя на него, лейтенант заново открыл в своём сердце бога предков, которым пренебрегал многие годы. Вознеся небу благодарность, он дал себе клятву никогда больше его не забывать.
В то время, когда десятилетний Майк Мартин играл в отцовском саду в Багдаде, доставляя радость гостям-иракцам, в тысяче миль от столицы родился другой мальчик.
К западу от дороги из пакистанского Пешавара в афганский Джелалабад лежит горный хребет Спингар, Белые горы, над которым возвышается Тора Бора.
Горы эти, видимые издалека, представляют собой естественный барьер между двумя странами, сумрачный и холодный, покрываемый зимой непроходимыми снегами.
Спингар находится на территории Афганистана; с пакистанской стороны к нему примыкает хребет Сафед. Сбегающие вниз, к окружающим Джелалабад плодородным равнинам, речки и ручьи образуют многочисленные долины, где на крошечных участках цветут сады, а на лугах пасутся стада коз и овец.
Жизнь здесь сурова, системы жизнеобеспечения развиты слабо, а население невелико и разбросано по небольшим, редко рассеянным деревням. Тех, кто живёт там, британцы хорошо знали, боялись и называли патанами. Теперь их зовут пуштунами. Во времена британской империи они сражались с чужаками, совершая молниеносные вылазки и поражая врага из старинных длинноствольных мушкетов, называвшихся в тех краях джезайлами. В точности стрельбы эти горцы могли бы соперничать с нынешними снайперами.
Редьярд Киплинг, поэт британского владычества, так описал противостояние горцев и юных английских офицеров, имевших за спиной отличное образование, но не имевших никакого опыта:
Как и во всех подобного рода дворах, в окружающих их стенах устраиваются жилые помещения и загоны для скота, а потому все они обращены лицом внутрь. В тот вечер, когда солнце уже опустилось к западу, а горы окутала тьма, вслед за которой пришла прохлада, во дворе разожгли костёр из сухих веток тутовых деревьев.
С женской половины доносились стоны и приглушённые крики, но лишь однажды, когда крик прозвучал особенно громко, мужчины прервали весёлую беседу и повернули головы в ожидании новостей. Жена Нури Хана рожала четвёртого ребёнка, и муж молил Аллаха о даровании второго сына. Сыновья заботятся о стадах, а став мужчинами, защищают дом. У Нури было две девочки и мальчик восьми лет.
Ночь уже вступила в свои права, и только пламя костра выхватывало из кромешной тьмы лица мужчин с крючковатыми носами и густыми чёрными бородами. Вынырнувшая из темноты повитуха подбежала к хозяину и прошептала что-то ему на ухо. На смуглом лице отца мелькнула белозубая улыбка.
— Иншалла, у меня сын! — воскликнул он.
Сидевшие у огня родственники и соседи вскочили, разряжая в ночное небо винтовки. За пальбой последовали объятия, поздравления и благодарности всемилостивому Аллаху, даровавшему своему слуге второго сына.
— Как назовёшь? — спросил сосед-пастух.
— Изматом. В честь моего деда, да покоится в мире душа его, — ответил Нури Хан.
Через несколько дней в деревушку пришёл имам — дать новорождённому имя и совершить обряд обрезания.
Ребёнок рос так же, как и другие. Пошёл, когда пришло время ходить, и побежал, когда пришла пора бегать. Как и другие деревенские мальчишки, он хотел делать то же, что делали ребята постарше, и уже в пять лет ему доверили выгонять стада на пастбища летом и присматривать за ними, пока женщины заготавливали корм на зиму.
Как и любого мальчишку, Измата тянуло к мужчинам, и самым счастливым днём для него стал тот, когда ему разрешили наконец присоединиться к сидящим у костра и слушать рассказы о том, как пуштуны разбили красномундирников-англизов в этих самых горах каких-то сто пятьдесят лет назад.
Его отец был самым богатым в деревне, но богатство его заключалось не в деньгах, а в коровах, овцах и козах. Они давали мясо, молоко и шкуры. Земля обеспечивала зерном для похлёбки и хлеба. В садах росли фрукты и орехи.
Необходимости покидать деревни не было, так что первые восемь лет Измат Хан её и не покидал. Давным-давно в деревне построили маленькую мечеть, в которой пять семей собирались каждую пятницу на общую молитву. Отец Измата ревностно верил в Аллаха, но не был ни фундаменталистом, ни тем более фанатиком.
Между тем Афганистан стал называться Демократической Республикой — ДРА, но, как часто бывает, название лишь вводило в заблуждение. Правительство состояло из коммунистов и пользовалось широкой поддержкой СССР. Ситуация сложилась довольно странная, потому что большинство населения традиционно считало себя правоверными мусульманами, для которых атеизм есть безбожие и, следовательно, приемлем быть не может.
Но, согласно той же традиции, афганские города всегда отличались толерантностью и умеренностью — фанатизм их жителям привили позже. Женщины получали образование, почти никто из них не прятал лицо, танцы и пение не только разрешались, но и были широко распространены, а секретная полиция занималась преследованием политических противников, а не тех, кто отступал от строгих религиозных норм.
Одной из двух нитей, связывавших деревушку Малоко-заи с внешним миром, были кочевники-кучи, время от времени проходившие через деревню с гружёнными контрабандой ослами. Направляясь в пакистанский город Парачинар, кочевники держались подальше от большого торгового пути через Хайберский перевал с его патрулями и пограничными постами и предпочитали горные тропинки.
Они приносили в деревню новости о жизни на равнинах, о правительстве в далёком Кабуле и мире, лежащем за горами и долинами. Второй нитью было радио — драгоценнейшая реликвия, которая трещала и пищала, но иногда всё же произносила понятные слова. Некоммунистическую версию взгляда на мир доносила до горцев вещавшая на пушту служба «Би-би-си».
В общем, детство Измата проходило мирно. А потом появились русские.
Жителей деревни Малоко-заи мало волновало, кто прав, а кто виноват. Они не знали и знать не желали коммунистического президента, прогневившего чем-то своих московских покровителей. Важно было то, что вся Советская армия переправилась через Амударью, прокатилась по перевалу Саланг и заняла Кабул. Речь не шла (пока) о борьбе ислама с атеизмом — речь шла об оскорблении.
Измат Хан получил самое простое образование. Он выучил необходимые для молитвы стихи из Корана, хотя и не понимал языка, на котором они написаны. Их имам жил в другой деревне, а потому молитвы проводил его отец. Чтению и письму, но только на пушту, местных мальчишек тоже обучал Нури Хан. И он же привил сыну правила пухтунвали — кодекса поведения, определявшего жизнь каждого пуштуна. Правила были просты: честь, гостеприимство, кровная месть как ответ на оскорбление. И вот Москва нанесла им оскорбление.
Именно в горных районах Афганистана зародилось движение сопротивления, члены которого называли себя воинами бога — моджахеддинами. Но сначала горцы провели совещание — шуру, чтобы определить, что делать дальше и кто поведёт их против чужаков.
Они понятия не имели о «холодной войне», но им сказали, что теперь у них есть могущественные друзья — враги СССР. Они восприняли это как само собой разумеющееся. Враг твоего врага… Первым из друзей считался соседний Пакистан, возглавляемый диктатором-фундаменталистом генералом Зия-уль-Хаком. Вопреки всем религиозным различиям, он вступил в союз с христианской державой, называвшейся Америкой, и её друзьями, англизами, некогда врагами Афганистана.
Майк Мартин отведал вкус боя и понял, что ему это нравится. Он съездил в Северную Ирландию, где участвовал в операциях против ИРА, но условия тамошней службы обманули его ожидания, и хотя риск получить пулю в спину присутствовал всегда, однообразие патрульной работы утомляло. Мартин поднял голову, осмотрелся и весной 1986 года подал заявление в САС.
В САС приходит немало десантников, и причина этого в том, что подготовка и боевые функции обоих ведомств очень схожи. Документы Мартина были направлены в Херефорд, где с интересом отметили его знание арабского. Через неделю он получил приглашение пройти специальный отборочный курс.
Руководство САС утверждает, что привлекает лучших из лучших. Мартин прошёл начальный шестинедельный отборочный курс вместе с другими «новобранцами» из десанта, пехоты, кавалерии, артиллерии, танковых и даже инженерных войск. Примечательно, что из всех ударных частей только морской спецназ набирает рекрутов исключительно из морской пехоты.
Курс этот прост и основан на одном-единственном принципе, о чём и поведал новичкам в первый же день улыбающийся сержант-инструктор:
— Мы не пытаемся вас научить. Мы стараемся вас убить.
Так оно и вышло. Начальный этап выдержали только десять процентов кандидатов. Мартин среди них. Потом последовало продолжение: подготовка в джунглях Белиза и ещё один дополнительный месяц в Англии, посвящённый сопротивлению при допросах. «Сопротивление» означает, что вы стараетесь держать язык за зубами даже при применении допрашивающими самых неприятных методов. Хорошо во всём этом только одно: доброволец имеет право в любой момент заявить о желании вернуться в свою часть, и его желание тут же выполняется.
Службу в САС Майк начал в конце лета 1986-го в звании капитана, сделав очевидный для бывшего десантника выбор в пользу дивизиона "А" — парашютистов.
Если в десанте его знание арабского не пригодилось, то в САС положение изменилось. Дело в том, что парашютно-десантные части особого назначения имеют давние и весьма тесные связи с арабским миром. Созданные в 1941 году в Западной пустыне, они навсегда сохранили симпатию к пескам далёкой Аравии.
В армии о САС в шутку говорили, что это единственное воинское подразделение, приносящее реальную прибыль, — не совсем верно, но близко к истине. Люди из САС — самые лучшие в мире телохранители и инструкторы, спрос на которых всегда высок. Султаны и эмиры Аравии всегда привлекали британских спецназовцев для обучения их личных охранников и щедро оплачивали такого рода услуги. Первое назначение в новом качестве Мартин получил в Саудовскую национальную гвардию. Но долго в Эр-Рияде задержаться не пришлось — летом 1987-го его отозвали на родину.
— Не могу сказать, что мне это нравится, — объявил Мартину его командир. Разговор проходил в кабинете здания на Стерлинг-Лайнс, где находится штаб-квартира САС. — Скажу откровеннее: мне это совсем не нравится. Но вас затребовали говнюки из разведки. Что-то там с арабским.
Отношение боевых офицеров к людям из разведки хорошо известно, так что Мартина удивило не то, что командир назвал СИС говнюками.
— У них что, своих переводчиков не хватает?
— Переводчиков у них полным-полно. Дело в другом. Они хотят, чтобы кто-нибудь отправился в Афганистан, в тыл к русским. Работать придётся с моджахедами.
Генерал Зия-уль-Хак уже дал понять, что ни один военнослужащий любой из западных стран не проникнет в Афганистан с территории Пакистана. Между тем его военная разведка с удовольствием распоряжалась американской помощью, поступавшей в страну для дальнейшей переправки через границу.
В какой-то момент британцы вдруг решили, что поддерживать стоит не пакистанского ставленника Хекматияра, а таджика по имени Шах Масуд, который, вместо того чтобы выступать с речами в Европе или Пакистане, боролся с оккупантами по-настоящему, нанося им реальный урон. Проблема заключалась в том, чтобы доставлять помощь непосредственно ему, и усугублялась тем обстоятельством, что контролируемые Шах Масудом территории находились на севере страны.
Найти надёжных проводников через Хайберский перевал не составило большого труда. Как и во времена британского господства, золото позволяет устранять многие препятствия. Сами афганцы шутят, что верность афганца нельзя купить, но всегда можно позаимствовать.
— Ключевое слово на каждой стадии, — сказали Мартину в штаб-квартире СИС, располагавшейся тогда в Сенчури-Хаус возле «Слона и замка», — отрицание. Вот почему вам придётся — разумеется, чисто формально — уйти из армии. Конечно, когда вы вернётесь — они были настолько милы, что употребили «когда», а не «если», — вас сразу же восстановят в прежнем звании.
Майк Мартин прекрасно знал, что в структуре уже существует ультрасекретное Крыло революционной войны, задача которого состоит в том, чтобы создавать как можно больше неприятностей коммунистическим режимам по всему миру. Он упомянул об этом.
— Наша организация ещё более секретная, — сообщил чиновник. — Мы называем её подразделением «Единорог», потому что она не существует. Численность её никогда не превышает двенадцати человек, а в данный момент и того меньше — всего четверо. Нам нужно, чтобы кто-нибудь проскользнул в Афганистан через Хайберский перевал, нанял надёжного местного проводника и добрался до Паншерской долины, где ведёт военные действия Шах Масуд.
— И доставить ему подарки? — спросил Мартин.
Гладковыбритый чиновник беспомощно развёл руками.
— Боюсь, только знаки внимания. Вопрос в том, что способен пронести один человек. Но потом мы сможем перебросить туда кое-что посущественнее, если Шах Масуд пришлёт к южной границе своих проводников. Понимаете, многое зависит от первого контакта.
— И что же за подарок я ему понесу?
— Нюхательный табак. Ему нравится наш нюхательный табак. И, кроме того, два ПЗРК «Блоупайп». Его очень беспокоят авианалеты. Вам нужно будет научить людей Шаха пользоваться ими. По моим расчётам, все займёт примерно шесть месяцев. Ну как, вы не против?
С начала советского вторжения не прошло и полгода, как стало ясно, что афганцы по-прежнему не в состоянии сделать то, что у них никогда не получалось: они не могут объединиться. После нескольких недель ожесточённых споров в Пешаваре и Исламабаде, в ходе которых пакистанская армия настаивала на том, что американские деньги и оружие будут поставляться только их доверенным лицам, численность соперничающих групп сопротивления уменьшилась до семи. У каждой был свой политический руководитель и свой командующий. Так сформировалась Пешаварская Семёрка.
Шестеро были пуштунами. Исключение составляли профессор Буркануддин Раббани и его харизматический командир Ахмад Шах Масуд — оба таджики с севера. Из шести пуштунов трое получили кличку «командиры Гуччи» — они редко посещали оккупированный Афганистан, предпочитая носить западные одежды и жить в безопасности за границей.
Из троих оставшихся двое, Сайяф и Хекматияр, были фанатичными сторонниками ультраисламской группировки «Братья-мусульмане», причём последний отличался такой жестокостью и мстительностью, что казнил больше афганцев, чем убил русских.
Понятно, что ни Марек Гуминни, ни Стив Хилл не могли полностью сосредоточиться на одной операции, посвятив ей двадцать четыре часа в сутки. Каждому требовался заместитель для выполнения всей рутинной работы. Марек сделал выбор в пользу перспективного арабиста из контртеррористического отдела ЦРУ, и Майкл Макдональд бросил все, объяснил семье, что его ждёт командировка в Соединённое Королевство, и улетел на восток.
Стив Хилл отобрал для операции «Лом» своего заместителя по ближневосточному направлению — Гордона Филлипса. Прежде чем расстаться, Гуминни и Хилл договорились, что каждый аспект проекта будет иметь правдоподобное прикрытие, дабы никто, кроме десятка избранных, не знал о предстоящем внедрении в «Аль-Каиду» западного агента. Сотрудникам как Лэнгли, так и Воксхолл-Кросс было объявлено, что Макдональд и, соответственно, Филлипс убывают в служебную командировку с перспективой дальнейшего карьерного продвижения, которая продлится примерно шесть месяцев.
Познакомил их Стив Хилл. Он же сообщил, что отныне им придётся работать вместе, и ввёл в курс дела. После первых же его слов оба надолго замолчали. Встреча проходила не в здании штаб-квартиры ведомства возле Темзы, а на конспиративной квартире, одной из нескольких, снимаемых Фирмой в сельской местности.
Когда Макдональд и Филлипс, устроившись на новом месте, явились в гостиную, Хилл бросил на стол толстую папку.
— К работе приступаете завтра, — сказал он. — У вас есть двадцать четыре часа, чтобы все это выучить. Тот, о ком здесь говорится, объект внедрения. Вы будете работать сначала с ним, а потом на него. Здесь… — Хилл швырнул на стол папку потоньше, — информация о том, кого он заменит. Понятно, мы знаем мало. Но это всё, что смогли вытрясти из него американцы за сотни часов допроса в Гитмо. Выучите.
Когда он ушёл, Макдональд и Филлипс переглянулись, заказали побольше кофе и принялись за чтение.
Первая любовь пришла к школьнику Майку Мартину, когда ему исполнилось пятнадцать, летом 1977-го, во время посещения авиасалона в Фарнборо. Он был там с младшим братом и отцом и вместе с ними восхищался бомбардировщиками и истребителями, исполнением фигурного пилотажа и зрелищем первых летающих машин. Кульминацией праздника стал для него показательный групповой прыжок группы «Красные дьяволы» из десантного полка: выпавшие из самолёта крошечные точки превратились на его глазах в людей, приземлившихся прямо в центр небольшого круга. В тот миг Майк понял, кем хочет стать и что хочет делать.
Летом 1980-го, за год до окончания школы в Хейлибери, он написал письмо и вскоре получил ответ с предложением прибыть для интервью в региональную учебную часть в Олдершоте. Он приехал туда в назначенный день в сентябре и долго таращился на старенькую «Дакоту», из которой десантировались его далёкие предшественники, имевшие целью захватить мост у Арнхайма. Потом сержант отвёл его и ещё четверых кандидатов в комнату для собеседования.
В школе за Майком закрепилась репутация (командование полка, как у них было заведено, навело справки) среднего ученика, но превосходного спортсмена. Военных это вполне устраивало. Мартина приняли, после чего сразу же начались тренировки — двадцать две недели изнурительной подготовки. Для тех, кто сумел продержаться, они закончились к апрелю 1981 года.
Четыре недели строевых занятий, обращения с оружием, физподготовки, работы в полевых условиях. Потом ещё две недели по той же программе плюс оказание первой помощи, связь и способы защиты от оружия массового поражения (ядерного, бактериологического и химического).
На седьмой неделе осваивали методы ведения допроса. Легче не становилось. Восьмая и девятая недели — выматывающие марш-броски в районе Брекнока в Уэльсе среди зимы, в снег, дождь и стужу — самые выносливые умирали от переохлаждения и истощения. Вот тогда их число изрядно поубавилось.
Десятая неделя — стрелковая подготовка в Кенте, где Мартин, которому только что исполнилось девятнадцать, уже проявил себя настоящим снайпером. Одиннадцатая и двенадцатая недели — бесконечные «тесты», представлявшие собой бег по песчаным холмам с бревном на плече в грязь, ливень и град.
— "Контрольные недели"? — пробормотал Филлипс. — Черт, а как же называлось всё остальное?
Через десять недель оставшиеся в строю парни получили по красному берету, а потом провели ещё три недели к Брекноке, где отрабатывали приёмы рукопашного боя, патрулирования и стрельбы в боевых условиях. Конец января в Уэльсе не самое лучшее время года, а спать приходилось под открытым небом, в мокрой одежде и без огня.
Четыре последующие недели они занимались тем, ради чего Майк и пошёл в армию: парашютной практикой на базе Королевских ВВС в Абингдоне. Там отсеялись ещё несколько человек. А закончилось все «парадом крыльев», когда каждый получил наконец заветную эмблему десантника. В тот вечер старый клуб «101» в Олдершоте пережил ещё одну бурную ночь.
Ещё две недели были посвящены полевым упражнениям, называвшимся программой «последнего укола», и шлифовке строевых приёмов на плацу. Двадцать вторая завершилась парадом выпускников, когда гордые родители с изумлением обнаружили, что их прыщавые отпрыски чудесным образом трансформировались в бравых вояк.
Рядовой Майк Мартин, давно занесённый в списки «офицерского резерва», отправился в апреле 1981-го для прохождения краткосрочного курса в Королевскую военную академию в Сандхерсте, откуда вышел в декабре в звании младшего лейтенанта. Он сильно ошибался, если думал, что впереди его ждёт слава.
Парашютно-десантный полк состоит из трех батальонов, и Мартина определили в третий, находившийся тогда в Олдершоте и пребывавший в так называемом пингвиньем режиме.
Каждые три года из девяти один из батальонов снимают с боевой подготовки и используют в качестве обычной моторизованной пехоты. Разумеется, ни у кого из десантников служба в пингвиньем режиме удовольствия не вызывает.
Майка назначили командиром взвода новобранцев, так что, едва пройдя тяжкий круг испытаний, он снова оказался на нём, только теперь уже в роли наставника. Наверное, младший лейтенант Мартин остался бы в Олдершоте до конца срока, если бы не один заморский джентльмен по имени Леопольдо Галтиери. 1 апреля 1982 года аргентинский диктатор вторгся на Фолклендские острова. Десантникам приказали собраться и приготовиться к отправке.
Через неделю оперативная группировка, подгоняемая неумолимой Железной Леди, Маргарет Тэтчер, уже отплыла в южном направлении, держа курс на далёкие острова, где британцев ждала южная зима с её бушующими морями и ливнями.
Первую остановку лайнер «Канберра» сделал на острове Вознесения, унылом, обдуваемом ветрами клочке суши. Пауза растянулась на время дипломатических переговоров, цель которых состояла для одной стороны в том, чтобы убедить Галтиери вывести с Фолклендов свои войска, а для другой — заставить Маргарет Тэтчер отступить. Оба лидера прекрасно сознавали, что уступить и сохранить место невозможно. «Канберра» продолжила путь под прикрытием одного-единственного авианосца «Арк ройял».
Когда стало ясно, что высадка неизбежна, Мартина и его людей перебросили вертолётом с лайнера на десантное судно. О комфорте пришлось забыть. В ту же ночь, когда вертолёты «Си-кинг» переправляли десантников с палубы на палубу, ещё один вертолёт рухнул в море изатонул, унеся с собой девятнадцать солдат парашютно-десантного полка особого назначения, что стало крупнейшей потерей в истории САС.
Вместе с тридцатью своими бойцами и остальными взводами третьего батальона Мартин высадился в местечке Сан-Карлос, в нескольких милях от Порт-Стенли, главного города острова. По этой же причине никакого сопротивления британцы не встретили. Не теряя времени, десантники и морская пехота выступили маршем к столице.
Всё необходимое несли с собой в рюкзаках, вес которых не уступал весу взрослого человека. При появлении аргентинских «Скайхоков» солдаты падали в грязь, но в целом противник охотился не столько за людьми, сколько за стоявшими у берега судами. Потопи их, и о пехоте можно уже не беспокоиться.
Другими, более реальными врагами были холод и непрекращающийся дождь. Голый, без единого деревца пейзаж закончился лишь у горы Лонгдон.
Добравшись до холмов, десантники устроились на одиноко стоящей ферме Эстансия-Хаус и стали готовиться к тому, для чего родина и отправила их за семь тысяч миль от дома.
Предполагалось, что ночная атака будет внезапной и застигнет противника врасплох. Так всё и было, пока капрал Милн не наступил на мину. На этом тишина закончилась. Аргентинцы открыли пулемётный огонь, а повисшие над холмами и долиной осветительные ракеты превратили ночь в день. Десантникам оставалось, только два варианта: отступить и укрыться или идти вперёд и взять Лонгдон. Они взяли Лонгдон, потеряв двадцать три человека убитыми и более сорока ранеными.
Именно тогда, когда пули рвали воздух у него над головой и товарищи падали справа и слева, Майк Мартин впервые ощутил на языке тот странный металлический привкус, который и есть вкус страха.
Он остался цел и невредим; потери же взвода составили шесть человек убитыми и девять ранеными.
Державшие горный перевал аргентинские солдаты были обычными ребятами, призванными в армию из солнечных пампасов, — сыновья богатых родителей имели возможность уклониться от службы, — и им не терпелось вернуться домой. Выбравшись из бункеров и окопов, они спешно отступили под укрытие Порт-Стенли.
На рассвете Майк Мартин поднялся на вершину хребта. На востоке, там, где всходило солнце, лежал город, и, глядя на него, лейтенант заново открыл в своём сердце бога предков, которым пренебрегал многие годы. Вознеся небу благодарность, он дал себе клятву никогда больше его не забывать.
В то время, когда десятилетний Майк Мартин играл в отцовском саду в Багдаде, доставляя радость гостям-иракцам, в тысяче миль от столицы родился другой мальчик.
К западу от дороги из пакистанского Пешавара в афганский Джелалабад лежит горный хребет Спингар, Белые горы, над которым возвышается Тора Бора.
Горы эти, видимые издалека, представляют собой естественный барьер между двумя странами, сумрачный и холодный, покрываемый зимой непроходимыми снегами.
Спингар находится на территории Афганистана; с пакистанской стороны к нему примыкает хребет Сафед. Сбегающие вниз, к окружающим Джелалабад плодородным равнинам, речки и ручьи образуют многочисленные долины, где на крошечных участках цветут сады, а на лугах пасутся стада коз и овец.
Жизнь здесь сурова, системы жизнеобеспечения развиты слабо, а население невелико и разбросано по небольшим, редко рассеянным деревням. Тех, кто живёт там, британцы хорошо знали, боялись и называли патанами. Теперь их зовут пуштунами. Во времена британской империи они сражались с чужаками, совершая молниеносные вылазки и поражая врага из старинных длинноствольных мушкетов, называвшихся в тех краях джезайлами. В точности стрельбы эти горцы могли бы соперничать с нынешними снайперами.
Редьярд Киплинг, поэт британского владычества, так описал противостояние горцев и юных английских офицеров, имевших за спиной отличное образование, но не имевших никакого опыта:
Одна из тамошних деревень называется Малоко-заи. Названа она, как и многие другие, в честь давно почившего воина-основателя. Дворов в ней всего пять, но в каждом из них, за высокими глухими стенами, проживает большая семья, насчитывающая до двадцати человек. В 1972-м старостой деревни был Нури Хан, и именно у его дома и у его костра собирались летними вечерами мужчины, коротая время за горячим крепким чаем, который пьют без молока и сахара.
Для горца стычка — развлеченье,
В глухом ущелье стынет след.
Двух тысяч фунтов за ученье
Сильней джезайл за горсть монет.
Как и во всех подобного рода дворах, в окружающих их стенах устраиваются жилые помещения и загоны для скота, а потому все они обращены лицом внутрь. В тот вечер, когда солнце уже опустилось к западу, а горы окутала тьма, вслед за которой пришла прохлада, во дворе разожгли костёр из сухих веток тутовых деревьев.
С женской половины доносились стоны и приглушённые крики, но лишь однажды, когда крик прозвучал особенно громко, мужчины прервали весёлую беседу и повернули головы в ожидании новостей. Жена Нури Хана рожала четвёртого ребёнка, и муж молил Аллаха о даровании второго сына. Сыновья заботятся о стадах, а став мужчинами, защищают дом. У Нури было две девочки и мальчик восьми лет.
Ночь уже вступила в свои права, и только пламя костра выхватывало из кромешной тьмы лица мужчин с крючковатыми носами и густыми чёрными бородами. Вынырнувшая из темноты повитуха подбежала к хозяину и прошептала что-то ему на ухо. На смуглом лице отца мелькнула белозубая улыбка.
— Иншалла, у меня сын! — воскликнул он.
Сидевшие у огня родственники и соседи вскочили, разряжая в ночное небо винтовки. За пальбой последовали объятия, поздравления и благодарности всемилостивому Аллаху, даровавшему своему слуге второго сына.
— Как назовёшь? — спросил сосед-пастух.
— Изматом. В честь моего деда, да покоится в мире душа его, — ответил Нури Хан.
Через несколько дней в деревушку пришёл имам — дать новорождённому имя и совершить обряд обрезания.
Ребёнок рос так же, как и другие. Пошёл, когда пришло время ходить, и побежал, когда пришла пора бегать. Как и другие деревенские мальчишки, он хотел делать то же, что делали ребята постарше, и уже в пять лет ему доверили выгонять стада на пастбища летом и присматривать за ними, пока женщины заготавливали корм на зиму.
Как и любого мальчишку, Измата тянуло к мужчинам, и самым счастливым днём для него стал тот, когда ему разрешили наконец присоединиться к сидящим у костра и слушать рассказы о том, как пуштуны разбили красномундирников-англизов в этих самых горах каких-то сто пятьдесят лет назад.
Его отец был самым богатым в деревне, но богатство его заключалось не в деньгах, а в коровах, овцах и козах. Они давали мясо, молоко и шкуры. Земля обеспечивала зерном для похлёбки и хлеба. В садах росли фрукты и орехи.
Необходимости покидать деревни не было, так что первые восемь лет Измат Хан её и не покидал. Давным-давно в деревне построили маленькую мечеть, в которой пять семей собирались каждую пятницу на общую молитву. Отец Измата ревностно верил в Аллаха, но не был ни фундаменталистом, ни тем более фанатиком.
Между тем Афганистан стал называться Демократической Республикой — ДРА, но, как часто бывает, название лишь вводило в заблуждение. Правительство состояло из коммунистов и пользовалось широкой поддержкой СССР. Ситуация сложилась довольно странная, потому что большинство населения традиционно считало себя правоверными мусульманами, для которых атеизм есть безбожие и, следовательно, приемлем быть не может.
Но, согласно той же традиции, афганские города всегда отличались толерантностью и умеренностью — фанатизм их жителям привили позже. Женщины получали образование, почти никто из них не прятал лицо, танцы и пение не только разрешались, но и были широко распространены, а секретная полиция занималась преследованием политических противников, а не тех, кто отступал от строгих религиозных норм.
Одной из двух нитей, связывавших деревушку Малоко-заи с внешним миром, были кочевники-кучи, время от времени проходившие через деревню с гружёнными контрабандой ослами. Направляясь в пакистанский город Парачинар, кочевники держались подальше от большого торгового пути через Хайберский перевал с его патрулями и пограничными постами и предпочитали горные тропинки.
Они приносили в деревню новости о жизни на равнинах, о правительстве в далёком Кабуле и мире, лежащем за горами и долинами. Второй нитью было радио — драгоценнейшая реликвия, которая трещала и пищала, но иногда всё же произносила понятные слова. Некоммунистическую версию взгляда на мир доносила до горцев вещавшая на пушту служба «Би-би-си».
В общем, детство Измата проходило мирно. А потом появились русские.
Жителей деревни Малоко-заи мало волновало, кто прав, а кто виноват. Они не знали и знать не желали коммунистического президента, прогневившего чем-то своих московских покровителей. Важно было то, что вся Советская армия переправилась через Амударью, прокатилась по перевалу Саланг и заняла Кабул. Речь не шла (пока) о борьбе ислама с атеизмом — речь шла об оскорблении.
Измат Хан получил самое простое образование. Он выучил необходимые для молитвы стихи из Корана, хотя и не понимал языка, на котором они написаны. Их имам жил в другой деревне, а потому молитвы проводил его отец. Чтению и письму, но только на пушту, местных мальчишек тоже обучал Нури Хан. И он же привил сыну правила пухтунвали — кодекса поведения, определявшего жизнь каждого пуштуна. Правила были просты: честь, гостеприимство, кровная месть как ответ на оскорбление. И вот Москва нанесла им оскорбление.
Именно в горных районах Афганистана зародилось движение сопротивления, члены которого называли себя воинами бога — моджахеддинами. Но сначала горцы провели совещание — шуру, чтобы определить, что делать дальше и кто поведёт их против чужаков.
Они понятия не имели о «холодной войне», но им сказали, что теперь у них есть могущественные друзья — враги СССР. Они восприняли это как само собой разумеющееся. Враг твоего врага… Первым из друзей считался соседний Пакистан, возглавляемый диктатором-фундаменталистом генералом Зия-уль-Хаком. Вопреки всем религиозным различиям, он вступил в союз с христианской державой, называвшейся Америкой, и её друзьями, англизами, некогда врагами Афганистана.
Майк Мартин отведал вкус боя и понял, что ему это нравится. Он съездил в Северную Ирландию, где участвовал в операциях против ИРА, но условия тамошней службы обманули его ожидания, и хотя риск получить пулю в спину присутствовал всегда, однообразие патрульной работы утомляло. Мартин поднял голову, осмотрелся и весной 1986 года подал заявление в САС.
В САС приходит немало десантников, и причина этого в том, что подготовка и боевые функции обоих ведомств очень схожи. Документы Мартина были направлены в Херефорд, где с интересом отметили его знание арабского. Через неделю он получил приглашение пройти специальный отборочный курс.
Руководство САС утверждает, что привлекает лучших из лучших. Мартин прошёл начальный шестинедельный отборочный курс вместе с другими «новобранцами» из десанта, пехоты, кавалерии, артиллерии, танковых и даже инженерных войск. Примечательно, что из всех ударных частей только морской спецназ набирает рекрутов исключительно из морской пехоты.
Курс этот прост и основан на одном-единственном принципе, о чём и поведал новичкам в первый же день улыбающийся сержант-инструктор:
— Мы не пытаемся вас научить. Мы стараемся вас убить.
Так оно и вышло. Начальный этап выдержали только десять процентов кандидатов. Мартин среди них. Потом последовало продолжение: подготовка в джунглях Белиза и ещё один дополнительный месяц в Англии, посвящённый сопротивлению при допросах. «Сопротивление» означает, что вы стараетесь держать язык за зубами даже при применении допрашивающими самых неприятных методов. Хорошо во всём этом только одно: доброволец имеет право в любой момент заявить о желании вернуться в свою часть, и его желание тут же выполняется.
Службу в САС Майк начал в конце лета 1986-го в звании капитана, сделав очевидный для бывшего десантника выбор в пользу дивизиона "А" — парашютистов.
Если в десанте его знание арабского не пригодилось, то в САС положение изменилось. Дело в том, что парашютно-десантные части особого назначения имеют давние и весьма тесные связи с арабским миром. Созданные в 1941 году в Западной пустыне, они навсегда сохранили симпатию к пескам далёкой Аравии.
В армии о САС в шутку говорили, что это единственное воинское подразделение, приносящее реальную прибыль, — не совсем верно, но близко к истине. Люди из САС — самые лучшие в мире телохранители и инструкторы, спрос на которых всегда высок. Султаны и эмиры Аравии всегда привлекали британских спецназовцев для обучения их личных охранников и щедро оплачивали такого рода услуги. Первое назначение в новом качестве Мартин получил в Саудовскую национальную гвардию. Но долго в Эр-Рияде задержаться не пришлось — летом 1987-го его отозвали на родину.
— Не могу сказать, что мне это нравится, — объявил Мартину его командир. Разговор проходил в кабинете здания на Стерлинг-Лайнс, где находится штаб-квартира САС. — Скажу откровеннее: мне это совсем не нравится. Но вас затребовали говнюки из разведки. Что-то там с арабским.
Отношение боевых офицеров к людям из разведки хорошо известно, так что Мартина удивило не то, что командир назвал СИС говнюками.
— У них что, своих переводчиков не хватает?
— Переводчиков у них полным-полно. Дело в другом. Они хотят, чтобы кто-нибудь отправился в Афганистан, в тыл к русским. Работать придётся с моджахедами.
Генерал Зия-уль-Хак уже дал понять, что ни один военнослужащий любой из западных стран не проникнет в Афганистан с территории Пакистана. Между тем его военная разведка с удовольствием распоряжалась американской помощью, поступавшей в страну для дальнейшей переправки через границу.
В какой-то момент британцы вдруг решили, что поддерживать стоит не пакистанского ставленника Хекматияра, а таджика по имени Шах Масуд, который, вместо того чтобы выступать с речами в Европе или Пакистане, боролся с оккупантами по-настоящему, нанося им реальный урон. Проблема заключалась в том, чтобы доставлять помощь непосредственно ему, и усугублялась тем обстоятельством, что контролируемые Шах Масудом территории находились на севере страны.
Найти надёжных проводников через Хайберский перевал не составило большого труда. Как и во времена британского господства, золото позволяет устранять многие препятствия. Сами афганцы шутят, что верность афганца нельзя купить, но всегда можно позаимствовать.
— Ключевое слово на каждой стадии, — сказали Мартину в штаб-квартире СИС, располагавшейся тогда в Сенчури-Хаус возле «Слона и замка», — отрицание. Вот почему вам придётся — разумеется, чисто формально — уйти из армии. Конечно, когда вы вернётесь — они были настолько милы, что употребили «когда», а не «если», — вас сразу же восстановят в прежнем звании.
Майк Мартин прекрасно знал, что в структуре уже существует ультрасекретное Крыло революционной войны, задача которого состоит в том, чтобы создавать как можно больше неприятностей коммунистическим режимам по всему миру. Он упомянул об этом.
— Наша организация ещё более секретная, — сообщил чиновник. — Мы называем её подразделением «Единорог», потому что она не существует. Численность её никогда не превышает двенадцати человек, а в данный момент и того меньше — всего четверо. Нам нужно, чтобы кто-нибудь проскользнул в Афганистан через Хайберский перевал, нанял надёжного местного проводника и добрался до Паншерской долины, где ведёт военные действия Шах Масуд.
— И доставить ему подарки? — спросил Мартин.
Гладковыбритый чиновник беспомощно развёл руками.
— Боюсь, только знаки внимания. Вопрос в том, что способен пронести один человек. Но потом мы сможем перебросить туда кое-что посущественнее, если Шах Масуд пришлёт к южной границе своих проводников. Понимаете, многое зависит от первого контакта.
— И что же за подарок я ему понесу?
— Нюхательный табак. Ему нравится наш нюхательный табак. И, кроме того, два ПЗРК «Блоупайп». Его очень беспокоят авианалеты. Вам нужно будет научить людей Шаха пользоваться ими. По моим расчётам, все займёт примерно шесть месяцев. Ну как, вы не против?
С начала советского вторжения не прошло и полгода, как стало ясно, что афганцы по-прежнему не в состоянии сделать то, что у них никогда не получалось: они не могут объединиться. После нескольких недель ожесточённых споров в Пешаваре и Исламабаде, в ходе которых пакистанская армия настаивала на том, что американские деньги и оружие будут поставляться только их доверенным лицам, численность соперничающих групп сопротивления уменьшилась до семи. У каждой был свой политический руководитель и свой командующий. Так сформировалась Пешаварская Семёрка.
Шестеро были пуштунами. Исключение составляли профессор Буркануддин Раббани и его харизматический командир Ахмад Шах Масуд — оба таджики с севера. Из шести пуштунов трое получили кличку «командиры Гуччи» — они редко посещали оккупированный Афганистан, предпочитая носить западные одежды и жить в безопасности за границей.
Из троих оставшихся двое, Сайяф и Хекматияр, были фанатичными сторонниками ультраисламской группировки «Братья-мусульмане», причём последний отличался такой жестокостью и мстительностью, что казнил больше афганцев, чем убил русских.