Страница:
— Не слишком обнадеживающие. Согласно последнему опросу только двадцать процентов англичан — за всеобщее ядерное разоружение. А среди рабочих, традиционно поддерживающих лейбористов, процент еще ниже. Факт печальный, рабочий класс Великобритании — самый консервативный в мире. Он же — и самый патриотичный. Во время Фолклендского кризиса несгибаемые профсоюзные активисты, забыв о своих извечных претензиях к работодателям, трудились круглосуточно, чтобы подготовить военные корабли к отправке в район боевых действий. Нам следует признать горькую истину: рабочие Великобритании не связывают свои интересы ни с нами, ни с угрозой ядерной войны. И нет никаких причин полагать, что сейчас они изменят своим традициям.
— Я просил комитет рассмотреть вопрос исходя из реальности, — сказал Генеральный секретарь. — Идите, товарищи. Думайте. Нужны активные действия, порождающие небывалый массовый страх, о котором вы говорили и который заставит самых хладнокровных голосовать за то, чтобы убрать ядерное оружие с территории их страны, то есть голосовать за лейбористов.
Тогда все ушли. Генеральный встал и, опираясь на палку, медленно подошел к окну. Он смотрел на заснеженные березы. Когда он пришел к власти после смерти своего предшественника, он решил, что должен выполнить пять задач за то время, что ему осталось в жизни.
Он хотел, чтобы его вспоминали как человека, при котором увеличился выпуск продовольствия, улучшилось его распределение; удвоилось производство потребительских товаров, повысилось их качество благодаря широкомасштабной реконструкции на всех уровнях; исчезла коррупция, лишавшая страну жизненных сил, и, наконец, было достигнуто превосходство в военной силе и технике над любым противником. Через четыре года он понял, что не смог выполнить ни одной из поставленных задач.
Он стар и болен, время его истекает. Он всегда гордился своим прагматизмом и реализмом в рамках строгих законов марксизма. Но даже у прагматиков есть мечты, а у стариков честолюбие. Его мечта была простой: он хотел добиться таких успехов, которых не добился никто. В ту холодную зимнюю ночь он желал этого как никогда.
Где-то рядом, он знал, находится «топтун» с фотокамерой наготове. Он не пытался его обнаружить, но знал, что за ним наблюдают. В понедельник утром в журнале наблюдений он фигурировал как «ничем не примечательный мужчина, который прошел мимо дома в 11.21, проявив к дому некоторый интерес». «Спасибо и на этом», — подумал он.
В понедельник утром он зашел в местное отделение городского совета и посмотрел список налогоплательщиков с этой улицы. У дома, который его интересовал, был только один владелец — Майкл 3. Мифсуд. Он был благодарен за инициал «3», имена с этой буквой встречались чрезвычайно редко. Он связался с «топтуном» на Кланри-кард-гарденс, и тот по его заданию подошел к входной двери и посмотрел на кнопки звонков с фамилиями внизу. М. Мифсуд жил на первом этаже. Мифсуд, по всей видимости, сдавал меблированные квартиры, иначе бы жильцы квартир сами платили налоги.
В то же утро в Кройдоне он проверил Майкла 3. Мифсуда на компьютере по сводкам обо всех иммигрантах. Мифсуд был мальтийцем, жил в Лондоне уже тридцать лет. За ним ничего не числилось, но в регистрационной записи пятнадцатилетней давности почему-то стоял вопросительный знак без всяких пояснений. Компьютер в Скотленд-Ярде с данными о преступлениях объяснил его. Мифсуда тогда чуть ли не выслали. Вместо этого он отсидел два года за то, что жил на средства, добытые аморальным путем. После обеда Престон встретился с Армстронгом в отделе финансов на Чарлз-стрит.
— Завтра мне надо стать налоговым инспектором, — заявил Престон.
Армстронг вздохнул.
— Попробую устроить. Позвони мне в конце рабочего дня.
Потом он пошел к юристам.
— Можно попросить в специальном отделе ордер на обыск по этому адресу? Кроме того, мне в помощь нужен сержант специального отдела.
МИ-5 не имеет права сама производить аресты. Это сделать может только полицейский, за исключением чрезвычайных обстоятельств. Когда МИ-5 требуется кого-то арестовать, они просят об этом специальный отдел.
— Надеюсь, вы дверь ломать не будете? — с подозрением спросил юрист.
— Разумеется, нет, — ответил Престон, — мы дождемся жильца квартиры, зайдем и произведем обыск. Возможно, придется арестовать его, все зависит от результатов обыска. Для этого мне и нужен сержант.
— Ладно, я свяжусь с нашим судьей. Завтра утром у тебя все будет.
Около пяти часов вечера того же дня Престон получил удостоверение налогового инспектора финансового управления. Армстронг дал ему карточку с телефонным номером.
— Если возникнет заминка, пусть жилец позвонит по этому номеру. Это телефон финансового управления в Виллесден-Грин. Спросить г-на Чарнли. Он за тебя поручится. Кстати, твоя фамилия — Брент.
— Понятно, — кивнул Престон.
Господина Майкла Мифсуда, с которым ему пришлось беседовать на следующее утро, нельзя было назвать приятным человеком. Небритый, мрачный и недружелюбный он впустил Престона в неопрятную гостиную.
— Что вы от меня хотите? — запротестовал Мифсуд. — Какой доход? Все, что я зарабатываю, я указываю в декларации.
— Господин Мифсуд, уверяю вас, это обычная проверка. Сколько вы берете со своих жильцов?
— Мне нечего скрывать. Выясняйте все с моим бухгалтером, — вызывающим тоном ответил Мифсуд.
— Разумеется, я могу побеседовать с ним, если хотите, — сказал Престон. — Но, уверяю вас, тут мы позаботимся о том, чтобы услуги бухгалтера нам, вам дорого обошлись. Если с арендными платежами все в порядке, я просто уйду и займусь проверкой кого-нибудь другого. Но если, не дай бог, выяснится, что какая-то квартира сдана для неблаговидных занятий, все будет по-другому. Лично меня интересуют только налоги, но я буду обязан сообщить полиции, если здесь что-то будет не так. Вы знаете, что значит жить на подозрительные доходы?
— Что вы имеете в виду? — запротестовал Мифсуд. — Здесь никто не зарабатывает нечестных денег. У меня хорошие жильцы. Они платят за аренду, я плачу налоги. Вот и все.
Говоря это, он слегка побледнел, но достал журналы регистрации арендных платежей. Престон делал вид, что его интересует все. Он отметил, что квартира в подвальном этаже сдана господину Дики за сорок фунтов стерлингов в неделю. За час он узнал все подробности. Мифсуд никогда не видел жильца квартиры в подвальном этаже, но тот регулярно, как по часам, платил ему наличными и у него было письмо с просьбой о найме квартиры за подписью господина Дики. Престон, несмотря на протесты Мифсуда, забрал письмо с собой. Ближе к обеду он передал его специалистам-графологам в Скотленд-Ярде вместе с образцами почерка и подписи сэра Ричарда Питерса. К концу дня ему позвонили из Ярда и подтвердили, что почерк везде один и тот же, хотя в письме намеренно изменен.
«Вот так, — подумал Престон, — значит Питерс снимает жилье. Для встреч со связником?». Престон велел, чтобы ему немедленно сообщили, когда Питерс снова появится в квартире. За квартирой было установлено постоянное наблюдение на случай, если там появится кто-то еще.
— Встретимся на другой стороне улицы, езжай туда как можно быстрее, но, пожалуйста, без шума.
Все встретились в темноте напротив дома. Престон отпустил такси в двухстах метрах от цели. Сержант специального отдела приехал на машине без опознавательных знаков, которую шофер запарковал за углом, выключив фары. Сержант Ландер был молодым и «зеленым»; с МИ-5 он работал первый раз и волновался. Из темноты появился Гарри Буркиншоу.
— Сколько он там уже находится, Гарри?
— Пятьдесят пять минут, — ответил Буркиншоу.
— Кто-нибудь к нему заходил?
— Нет.
Престон достал ордер на арест и показал его Ландеру.
— Пошли.
— Он может оказать яростное сопротивление, сэр? — поинтересовался Ландер.
— Надеюсь, что нет, — ответил Престон. — Он важный чиновник, человек средних лет.
Они перешли улицу и тихо зашли на газончик перед домом. За занавесками подвального этажа тускло горел свет. Молча они спустились по ступенькам. Престон позвонил в дверь. За дверью послышался стук каблуков, и она открылась. В просвете стояла женщина. Когда она увидела двух мужчин, улыбка сползла с ее ярко накрашенных губ. Она попыталась закрыть дверь. Но Ландер, оттолкнув женщину, распахнул ее и вошел внутрь.
Женщина была немолода, но выглядела неплохо. Волнистые черные волосы падали на плечи и оттеняли сильно накрашенное лицо. Глаза были густо подведены тушью и тенями, на щеки были наложены румяна, на губах — яркая помада. Прежде чем она запахнула халат, Престон успел разглядеть черные чулки и длинный, затянутый на поясе, лиф с красными тесемками.
Взяв ее за локоть, он отвел ее в гостиную и усадил. Она сидела, опустив голову и уставившись на ковер. Они сидели молча, пока Ландер обыскивал квартиру. Он знал, что нарушители иногда прячутся под кроватями и в шкафах. Ландер хорошо поработал. Через десять минут он, запыхавшись, вышел из глубины квартиры.
— Его нет, сэр. Наверное, он вышел через заднюю дверь и через забор перелез на другую улицу.
В этот момент раздался звонок у входной двери,
— Ваши люди? — спросил Ландер у Престона. Престон покачал головой.
— Один звонок — нет, — ответил он.
Ландер пошел открывать дверь. Престон услышал проклятия и топот ног. Позже выяснилось, что в дверь позвонил мужчина, который, увидев Ландера, пытался убежать. Люди Буркиншоу догнали его на верхней ступеньке лестницы и держали до тех пор, пока Ландер не застегнул на нем наручники. После этого он затих, его отвели к полицейской машине.
Престон сидел с женщиной и слышал как прекратились шум и возня.
— Это не арест, — тихо сказал он. — Но, я думаю, нам следует пройти в контору, не так ли?
Женщина, выглядевшая теперь жалкой, кивнула.
— Можно мне переодеться?
— Неплохая идея, сэр Ричард, — сказал Престон.
Через час арестованного при входе водителя грузовика выпустили из полицейского участка в Пэддингтон Грин. Ему с его нетрадиционными «голубыми» склонностями посоветовали впредь не слишком доверять объявлениям с предложениями о встрече, публикуемым в некоторых журналах известного содержания.
Джон Престон отвез сэра Ричарда за город и пробыл с ним до полуночи, выслушав все, что тот мог ему сообщить, и вернулся в Лондон. Остаток ночи он писал докладную записку. Копии докладной записки лежали перед каждым из членов комитета «Парагон», когда они встретились в 11 часов утра в пятницу. На лицах было замешательство и отвращение.
«Черт возьми, — думал сэр Мартин Фленнери, секретарь кабинета, сначала Хэйман, затем Трестрейл, потом Даннетт и теперь вот этот. Неужели эти негодяи не могут держать свои ширинки застегнутыми?»
— Совершенно ужасно, — произнес сэр Губерт Виллиерс из министерства внутренних дел,
— Я не думаю, что мы захотим иметь такого парня в нашем министерстве, — сказал сэр Перри Джонс из министерства обороны.
— Где он сейчас? — спросил сэр Энтони Пламб генерального директора МИ-5, который сидел рядом с Брайеном Харкорт-Смитом.
— В одном из наших загородных домов, — ответил Бернард Хеммингс. — Он уже позвонил в министерство, сказав, что звонит из своего коттеджа в Эденбридже, что поскользнулся и сломал ногу, что на ногу наложили гипс, поэтому две недели его не будет на работе.
— А мы не упустили из виду один момент? — тихо спросил сэр Найджел Ирвин, шеф МИ-6. — При всех его необычных вкусах, действительно ли он тот, кого мы ищем, и через него ли идет утечка информации?
Брайен Харкорт-Смит откашлялся:
— Допрос еще только начался, джентльмены, — сказал он. — Но похоже, что это именно он. Его легко завербовать путем шантажа.
— Время нас сильно поджимает, — добавил сэр Патрик Стрикленд из министерства иностранных дел. — Нам еще предстоит оценить нанесенный ущерб и решить, что и когда мы скажем нашим союзникам.
— Мы могли бы... ускорить допросы, — предложил Харкорт-Смит. Думаю, можно получить ответ в течение суток.
Наступила напряженная тишина. Всем была неприятна мысль, что одного из их коллег, чтобы он там не сделал, подвергнут «интенсивному» допросу. Сэр Мартин Флэннери почувствовал тошноту. Он испытывал глубокую неприязнь к любой форме насилия.
— Это ведь не обязательно на данном этапе? — спросил он.
Сэр Найджел Ирвин поднял голову, оторвавшись от докладной записки:
— Бернард, этот Престон — офицер, ведущий расследование, — очень толковый человек.
— Совершенно верно, — подтвердил сэр Бернард Хеммингс.
— Я тут подумал, — продолжил Ирвин неуверенно, — он провел достаточно времени с Питерсом сразу после ареста на Бейуотер. Комитету будет полезно заслушать его.
— Он мне доложил все лично сегодня утром, — быстро вставил Харкорт-Смит. — Уверен, что смогу ответить на все вопросы относительно происшедшего.
Шеф «шестерки» рассыпался в извинениях.
— Мой дорогой Брайан, я в этом ни минуты не сомневался, — сказал он. Просто понимаешь... иногда впечатление от допроса трудно изложить на бумаге. Я не знаю мнения комитета, но нам придется решать, что делать дальше. Думаю, будет полезно выслушать человека, который лично разговаривал с Питерсом.
Все закивали головами. Хеммингс отправил явно раздраженного Харкорта-Смита к телефону вызвать Престона. Пока все ждали, подали кофе. Престон явился через тридцать минут. Члены комитета разглядывали его с некоторым любопытством. Его посадили в центре стола напротив генерального директора МИ-5 и его заместителя. Сэр Энтони Пламб изложил ему дилемму, мучившую комитет.
— Как все было? — спросил сэр Энтони. Престон на минуту задумался.
— В машине по пути за город он «сломался», — сказал он, — До этого он держал себя в руках, хотя и с большим трудом. Кроме меня, в машине никого не было. Он начал плакать и рассказывать.
— Да? И что же он рассказал? — спросил сэр Энтони.
— Он заявил, что он фетишист и любит переодеваться в женскую одежду, но его ошеломило мое обвинение в предательстве. Он горячо отрицал это и продолжал в том же духе, пока я не заставил его подумать о случившемся.
— Разумеется, он все будет отрицать, — сказал Брайен Харкорт-Смит. И все-таки это может быть именно тот, кого мы ищем.
— Может быть, — согласился Престон.
— Каково ваше впечатление, что вам подсказывает интуиция? — поинтересовался сэр Найджел Ирвин. Престон глубоко вздохнул:
— Господа, я не думаю, что он предатель.
— Можно спросить почему? — поинтересовался сэр Энтони.
— Как сказал сэр Найджел, интуиция, — ответил Престон, — Я видел двоих, у которых все рухнуло и которые считали, что им незачем больше жить. Люди в таком состоянии выкладывают все до конца. Редкие столь хладнокровны, как Филби или Блант, и могут держать себя в руках. Но это убежденные марксисты, предатели по убеждению. Если сэра Ричарда Питерса шантажом заставили продавать секреты, я думаю, что он сломался бы как карточный домик, признался бы во всем и не удивился бы обвинению в предательстве. А он был совершенно изумлен, это невозможно сыграть. Думаю, он уже не был на это способен. Либо так, либо он достоин «Оскара».
Речь, произнесенная перед членами комитета «Парагон», была длинной для столь невысокого по званию и должности сотрудника. После его выступления на некоторое время воцарилось молчание. Харкорт-Смит бросал гневные взгляды. Сэр Найджел с интересом изучал Престона. Он знал об инциденте в Лондондерри, на котором «погорел» Престон, после которого он был вынужден уйти из военной разведки. Он также отметил взгляд Харкорта-Смита и удивился, почему заместитель Генерального директора «пятерки» невзлюбил Престона. Его личное мнение о нем было весьма благоприятным.
— Что ты думаешь, Найджел? — спросил сэр Энтони Пламб.
— Я тоже наблюдал людей в состоянии полного отчаяния. Вассал, Прайм были слабые, неуверенные люди. Они рассказали все, когда их раскрыли. Поэтому, если это не Питерс, то остается Джордж Беренсон.
— Прошел месяц, — отметил сэр Патрик Стрикленд, — нам надо любым способом найти виновного.
— Им может оказаться личный помощник или секретарша одного из наших двух подозреваемых, — заметил сэр Перри Джонс. — Не так ли, господин Престон?
— Совершенно верно, сэр, — ответил Престон.
— Тогда мне нужно либо отвести подозрения от Джорджа Беренсона, либо удостовериться в том, что он тот, кого мы ищем, — сказал Патрик Стрикленд с некоторым раздражением. — Даже если он окажется невиновным, то остается Питере. А если он не признается, мы возвращаемся в исходное положение.
— Можно я выскажу предложение? — тихо спросил Престон.
Это вызвало некоторое удивление. Его пригласили сюда не для советов. Но сэр Энтони Пламб был вежливым человеком.
— Пожалуйста, — сказал он.
— Десять украденных документов касаются одной темы, — начал Престон. Все согласно кивнули. — Семь из них, — продолжал Престон, — содержат данные о размещении военно-морских сил Великобритании и США в северной и южной частях Атлантического океана. Похоже, что планы НАТО в этой области особенно интересуют «нашего» шпиона и тех, на кого он работает. Можно ли сделать так, чтобы через г-на Беренсона прошел еще один заманчивый документ аналогичного содержания. Если он действительно шпион, он не удержится, чтобы не сделать с него копию и передать заказчику.
Некоторые из сидящих за столом закивали в знак согласия.
— Хотите спровоцировать его? — задумчиво проговорил сэр Бернард Хеммингс. — Как ты думаешь, Найджел?
— Мне нравится эта идея. Как это сделать, Перри? Сэр Перри Джонс поджал губы.
— Это проще, чем вы думаете, — сказал, он. — Когда я был в Америке, мы обсуждали вопрос, о котором я пока официально не сообщил. Дело в том, что, возможно, нам придется увеличить запасы топлива и оборудования на острове Вознесения для ядерных подводных лодок. Американцы в этом очень заинтересованы и предложили поделить расходы, если им тоже будет предоставлено право участия. Если договоримся, нашим подводным лодкам не придется возвращаться для заправки в Феслейн, в Норфолк, где идут бесконечные демонстрации протеста. Я полагаю, что мог бы подготовить по этому вопросу строго конфиденциальную записку и передать ее четырем-пяти коллегам из руководства, включая Беренсона.
— В обычных условиях бумага такого рода попала бы в руки Беренсона? — спросил сэр Педди Стрикленд.
— Разумеется, — ответил Джонс, — он — заместитель начальника по оборонному обеспечению и занимается проблемами ядерных вооружений. Он получил бы такую бумагу вместе с тремя или четырьмя чиновниками. Несколько копий разошлись бы для консультации с коллегами. Затем бы вернулись и были бы уничтожены. Оригиналы возвращаются лично мне в руки. Все согласились. Бумага по острову Вознесения попадет к Джорджу Беренсону во вторник.
Когда они выходили из канцелярии кабинета, сэр Найджел Ирвин пригласил сэра Бернарда Хеммингса на обед.
— Хороший парень этот Престон, — сказал Ирвин, — мне он симпатичен. Он достаточно предан тебе?
— У меня нет причин думать иначе, — ответил сэр Бернард с удивлением.
— Это многое объясняет, — сказал загадочно Ирвин.
То, что она им сообщила, дало пищу для размышлений. В июне исполнится четыре года второго срока ее пребывания у власти. Она была полна решимости в третий раз бороться за победу на выборах. Экономические прогнозы предсказывали спад осенью. Могли начаться забастовки. Она хотела избежать повторения тревожной зимы 1978 года, когда волна забастовок подорвала авторитет лейбористского правительства и привела его к отставке в мае 1979 года.
К тому же двадцать процентов голосов, согласно последнему опросу общественного мнения, были отданы альянсу социал-демократов и либералов, тридцать семь получили лейбористы благодаря провозглашению ими новой политики единства и умеренности. Таким образом, они уступали консерваторам лишь шесть процентов. И разрыв все уменьшался. Короче, она хотела провести досрочные выборы в июне без лишних колебаний подобных тем, что предшествовали аналогичному решению в 1983 году. Она хотела объявить о выборах внезапно и провести предвыборную кампанию за три недели этим летом, а не в 1988 году или осенью 1987 года.
Она уже наметила дату — третий четверг июня и просила коллег не предавать пока ее решение огласке.
В понедельник сэр Найджел Ирвин тайно встретился с Андреевым. Встреча проходила в Хэмпстед-хит. Люди Ирвина должны были удостовериться, что за Андреевым не следят контрразведчики советского посольства. Слежки не было. Дали отбой и британской спецслужбе, осуществляющей постоянный надзор за передвижениями советского дипломата.
Сэр Найджел Ирвин лично курировал Андреева. Это было исключением. Не принято, чтобы начальники службы (любой службы) лично вели агента. Такое происходит либо если агент является исключительно важным, либо если он был завербован до того, как его куратор стал шефом, и агент не хочет переходить к другому. Именно так произошло с Андреевым.
В феврале 1972 года Найджел Ирвин, тогда еще без титула, возглавлял отделение в Токио. В тот месяц японская группа по борьбе с терроризмом запланировала провести операцию по захвату штаб-квартиры организации ультралевых «Красная Армия». Штаб находился на вилле на склоне горы Отакине в местечке Асамосо. Операцией руководило национальное полицейское управление в лице начальника группы по борьбе с терроризмом господина Сасса, друга Ирвина.
Опираясь на опыт британских специальных воинских подразделений, Ирвин дал г-ну Сасса ряд ценных советов, что спасло несколько жизней. Зная строгие правила своей страны в отношении англичан, г-н Сасса не мог отблагодарить чем-то конкретным, но через месяц на дипломатическом приеме умный и хитрый японец, поймав взгляд Ирвина, незаметно кивнул в сторону советского дипломата, стоявшего у противоположной стены зала. Ирвин навел справки о дипломате и узнал, что тот недавно прибыл в Токио, его фамилия Андреев.
Ирвин установил за ним слежку. Оказалось, что у Андреева есть тайная любовница-японка. Если об этом узнают его коллеги, Андрееву несдобровать. Японцы, разумеется, об этом знали.
Ирвин подстроил ловушку, получил необходимые фотографии и магнитофонные записи, а затем, улучив момент, нагрянул к Андрееву, используя метод грубого напористого шантажа... Русский чуть не упал в обморок, решив, что его застукали его же коллеги. Надев штаны, он согласился поговорить с Ирвином. Он оказался удачной находкой — сотрудником управления нелегальных агентов КГБ.
Первое Главное управление КГБ, которое отвечает за все зарубежные операции, подразделяется на управления, службы и территориальные отделы. Седьмой отдел занимается Японией. Обычно сотрудники КГБ имеют за границей дипломатическое прикрытие. Они добывают информацию, заводят полезные знакомства, следят за техническими публикациями и т. д.
Самым секретным в Первом Главном управлении КГБ является Управление «С» — политическая разведка, которое не имеет в своем составе территориальных подразделений. Сотрудники этого управления держат связь с нелегалами-агентами без дипломатического прикрытия с фальшивыми документами, осуществляющими секретные операции. Нелегалы работают вне посольства.
В любой резидентуре КГБ, в любом советском посольстве, как правило, есть сотрудник Управления «С», работающий с нелегалами.
Он выполняет только специальные задания, курируя агентов страны, против которой ведется работа, оказывая техническую и иную помощь прибывающим из стран советского блока нелегальных агентов.
Андреев был сотрудником этого управления. Он даже не был специалистом по Японии, как его коллеги в посольстве. Он специализировался на англоязычных странах и находился в Японии для установления контакта с сержантом военно-воздушных сил США с японо-американской базы ВВС на Ташикаве, который ранее был завербован в Сан-Диего.
Не строя никаких иллюзий по поводу решения своего начальства в Москве, узнай оно о его поведении, Андреев согласился работать на Ирвина. Их общению пришел конец, когда американский сержант, не выдержав постоянного страха разоблачения, застрелился в сортире. Андреева спешно отозвали в Москву. Ирвин подумывал о том, чтобы выдать его, но воздержался.
— Я просил комитет рассмотреть вопрос исходя из реальности, — сказал Генеральный секретарь. — Идите, товарищи. Думайте. Нужны активные действия, порождающие небывалый массовый страх, о котором вы говорили и который заставит самых хладнокровных голосовать за то, чтобы убрать ядерное оружие с территории их страны, то есть голосовать за лейбористов.
Тогда все ушли. Генеральный встал и, опираясь на палку, медленно подошел к окну. Он смотрел на заснеженные березы. Когда он пришел к власти после смерти своего предшественника, он решил, что должен выполнить пять задач за то время, что ему осталось в жизни.
Он хотел, чтобы его вспоминали как человека, при котором увеличился выпуск продовольствия, улучшилось его распределение; удвоилось производство потребительских товаров, повысилось их качество благодаря широкомасштабной реконструкции на всех уровнях; исчезла коррупция, лишавшая страну жизненных сил, и, наконец, было достигнуто превосходство в военной силе и технике над любым противником. Через четыре года он понял, что не смог выполнить ни одной из поставленных задач.
Он стар и болен, время его истекает. Он всегда гордился своим прагматизмом и реализмом в рамках строгих законов марксизма. Но даже у прагматиков есть мечты, а у стариков честолюбие. Его мечта была простой: он хотел добиться таких успехов, которых не добился никто. В ту холодную зимнюю ночь он желал этого как никогда.
* * *
В воскресенье Престон прошел мимо дома на Кланри-кард-гарденс. Буркиншоу был прав: это был один из пятиэтажных домов викторианской эпохи, который когда-то прекрасно выглядел, а теперь обветшал. Здесь сдавали крохотные квартирки. Газончик перед входом зарос сорняками, пять ступенек вели к входной двери с облупившейся краской. Еще одна лесенка вела в подвал. Сверху виднелась лишь часть двери, ведущей в квартиру. «Зачем титулованному чиновнику понадобилось посетить столь неприглядное место», — снова подумал Престон.Где-то рядом, он знал, находится «топтун» с фотокамерой наготове. Он не пытался его обнаружить, но знал, что за ним наблюдают. В понедельник утром в журнале наблюдений он фигурировал как «ничем не примечательный мужчина, который прошел мимо дома в 11.21, проявив к дому некоторый интерес». «Спасибо и на этом», — подумал он.
В понедельник утром он зашел в местное отделение городского совета и посмотрел список налогоплательщиков с этой улицы. У дома, который его интересовал, был только один владелец — Майкл 3. Мифсуд. Он был благодарен за инициал «3», имена с этой буквой встречались чрезвычайно редко. Он связался с «топтуном» на Кланри-кард-гарденс, и тот по его заданию подошел к входной двери и посмотрел на кнопки звонков с фамилиями внизу. М. Мифсуд жил на первом этаже. Мифсуд, по всей видимости, сдавал меблированные квартиры, иначе бы жильцы квартир сами платили налоги.
В то же утро в Кройдоне он проверил Майкла 3. Мифсуда на компьютере по сводкам обо всех иммигрантах. Мифсуд был мальтийцем, жил в Лондоне уже тридцать лет. За ним ничего не числилось, но в регистрационной записи пятнадцатилетней давности почему-то стоял вопросительный знак без всяких пояснений. Компьютер в Скотленд-Ярде с данными о преступлениях объяснил его. Мифсуда тогда чуть ли не выслали. Вместо этого он отсидел два года за то, что жил на средства, добытые аморальным путем. После обеда Престон встретился с Армстронгом в отделе финансов на Чарлз-стрит.
— Завтра мне надо стать налоговым инспектором, — заявил Престон.
Армстронг вздохнул.
— Попробую устроить. Позвони мне в конце рабочего дня.
Потом он пошел к юристам.
— Можно попросить в специальном отделе ордер на обыск по этому адресу? Кроме того, мне в помощь нужен сержант специального отдела.
МИ-5 не имеет права сама производить аресты. Это сделать может только полицейский, за исключением чрезвычайных обстоятельств. Когда МИ-5 требуется кого-то арестовать, они просят об этом специальный отдел.
— Надеюсь, вы дверь ломать не будете? — с подозрением спросил юрист.
— Разумеется, нет, — ответил Престон, — мы дождемся жильца квартиры, зайдем и произведем обыск. Возможно, придется арестовать его, все зависит от результатов обыска. Для этого мне и нужен сержант.
— Ладно, я свяжусь с нашим судьей. Завтра утром у тебя все будет.
Около пяти часов вечера того же дня Престон получил удостоверение налогового инспектора финансового управления. Армстронг дал ему карточку с телефонным номером.
— Если возникнет заминка, пусть жилец позвонит по этому номеру. Это телефон финансового управления в Виллесден-Грин. Спросить г-на Чарнли. Он за тебя поручится. Кстати, твоя фамилия — Брент.
— Понятно, — кивнул Престон.
Господина Майкла Мифсуда, с которым ему пришлось беседовать на следующее утро, нельзя было назвать приятным человеком. Небритый, мрачный и недружелюбный он впустил Престона в неопрятную гостиную.
— Что вы от меня хотите? — запротестовал Мифсуд. — Какой доход? Все, что я зарабатываю, я указываю в декларации.
— Господин Мифсуд, уверяю вас, это обычная проверка. Сколько вы берете со своих жильцов?
— Мне нечего скрывать. Выясняйте все с моим бухгалтером, — вызывающим тоном ответил Мифсуд.
— Разумеется, я могу побеседовать с ним, если хотите, — сказал Престон. — Но, уверяю вас, тут мы позаботимся о том, чтобы услуги бухгалтера нам, вам дорого обошлись. Если с арендными платежами все в порядке, я просто уйду и займусь проверкой кого-нибудь другого. Но если, не дай бог, выяснится, что какая-то квартира сдана для неблаговидных занятий, все будет по-другому. Лично меня интересуют только налоги, но я буду обязан сообщить полиции, если здесь что-то будет не так. Вы знаете, что значит жить на подозрительные доходы?
— Что вы имеете в виду? — запротестовал Мифсуд. — Здесь никто не зарабатывает нечестных денег. У меня хорошие жильцы. Они платят за аренду, я плачу налоги. Вот и все.
Говоря это, он слегка побледнел, но достал журналы регистрации арендных платежей. Престон делал вид, что его интересует все. Он отметил, что квартира в подвальном этаже сдана господину Дики за сорок фунтов стерлингов в неделю. За час он узнал все подробности. Мифсуд никогда не видел жильца квартиры в подвальном этаже, но тот регулярно, как по часам, платил ему наличными и у него было письмо с просьбой о найме квартиры за подписью господина Дики. Престон, несмотря на протесты Мифсуда, забрал письмо с собой. Ближе к обеду он передал его специалистам-графологам в Скотленд-Ярде вместе с образцами почерка и подписи сэра Ричарда Питерса. К концу дня ему позвонили из Ярда и подтвердили, что почерк везде один и тот же, хотя в письме намеренно изменен.
«Вот так, — подумал Престон, — значит Питерс снимает жилье. Для встреч со связником?». Престон велел, чтобы ему немедленно сообщили, когда Питерс снова появится в квартире. За квартирой было установлено постоянное наблюдение на случай, если там появится кто-то еще.
* * *
Прошла среда. В четверг, выйдя из министерства, сэр Ричард Питерс поймал такси и отправился в район Бейсуотер. «Топтуны» немедленно вышли на связь с Престоном, который сидел в баре на Гордон-стрит. Он, в свою очередь, позвонил в Скотленд-Ярд и вызвал выделенного ему в помощники сержанта специального отдела.— Встретимся на другой стороне улицы, езжай туда как можно быстрее, но, пожалуйста, без шума.
Все встретились в темноте напротив дома. Престон отпустил такси в двухстах метрах от цели. Сержант специального отдела приехал на машине без опознавательных знаков, которую шофер запарковал за углом, выключив фары. Сержант Ландер был молодым и «зеленым»; с МИ-5 он работал первый раз и волновался. Из темноты появился Гарри Буркиншоу.
— Сколько он там уже находится, Гарри?
— Пятьдесят пять минут, — ответил Буркиншоу.
— Кто-нибудь к нему заходил?
— Нет.
Престон достал ордер на арест и показал его Ландеру.
— Пошли.
— Он может оказать яростное сопротивление, сэр? — поинтересовался Ландер.
— Надеюсь, что нет, — ответил Престон. — Он важный чиновник, человек средних лет.
Они перешли улицу и тихо зашли на газончик перед домом. За занавесками подвального этажа тускло горел свет. Молча они спустились по ступенькам. Престон позвонил в дверь. За дверью послышался стук каблуков, и она открылась. В просвете стояла женщина. Когда она увидела двух мужчин, улыбка сползла с ее ярко накрашенных губ. Она попыталась закрыть дверь. Но Ландер, оттолкнув женщину, распахнул ее и вошел внутрь.
Женщина была немолода, но выглядела неплохо. Волнистые черные волосы падали на плечи и оттеняли сильно накрашенное лицо. Глаза были густо подведены тушью и тенями, на щеки были наложены румяна, на губах — яркая помада. Прежде чем она запахнула халат, Престон успел разглядеть черные чулки и длинный, затянутый на поясе, лиф с красными тесемками.
Взяв ее за локоть, он отвел ее в гостиную и усадил. Она сидела, опустив голову и уставившись на ковер. Они сидели молча, пока Ландер обыскивал квартиру. Он знал, что нарушители иногда прячутся под кроватями и в шкафах. Ландер хорошо поработал. Через десять минут он, запыхавшись, вышел из глубины квартиры.
— Его нет, сэр. Наверное, он вышел через заднюю дверь и через забор перелез на другую улицу.
В этот момент раздался звонок у входной двери,
— Ваши люди? — спросил Ландер у Престона. Престон покачал головой.
— Один звонок — нет, — ответил он.
Ландер пошел открывать дверь. Престон услышал проклятия и топот ног. Позже выяснилось, что в дверь позвонил мужчина, который, увидев Ландера, пытался убежать. Люди Буркиншоу догнали его на верхней ступеньке лестницы и держали до тех пор, пока Ландер не застегнул на нем наручники. После этого он затих, его отвели к полицейской машине.
Престон сидел с женщиной и слышал как прекратились шум и возня.
— Это не арест, — тихо сказал он. — Но, я думаю, нам следует пройти в контору, не так ли?
Женщина, выглядевшая теперь жалкой, кивнула.
— Можно мне переодеться?
— Неплохая идея, сэр Ричард, — сказал Престон.
Через час арестованного при входе водителя грузовика выпустили из полицейского участка в Пэддингтон Грин. Ему с его нетрадиционными «голубыми» склонностями посоветовали впредь не слишком доверять объявлениям с предложениями о встрече, публикуемым в некоторых журналах известного содержания.
Джон Престон отвез сэра Ричарда за город и пробыл с ним до полуночи, выслушав все, что тот мог ему сообщить, и вернулся в Лондон. Остаток ночи он писал докладную записку. Копии докладной записки лежали перед каждым из членов комитета «Парагон», когда они встретились в 11 часов утра в пятницу. На лицах было замешательство и отвращение.
«Черт возьми, — думал сэр Мартин Фленнери, секретарь кабинета, сначала Хэйман, затем Трестрейл, потом Даннетт и теперь вот этот. Неужели эти негодяи не могут держать свои ширинки застегнутыми?»
— Совершенно ужасно, — произнес сэр Губерт Виллиерс из министерства внутренних дел,
— Я не думаю, что мы захотим иметь такого парня в нашем министерстве, — сказал сэр Перри Джонс из министерства обороны.
— Где он сейчас? — спросил сэр Энтони Пламб генерального директора МИ-5, который сидел рядом с Брайеном Харкорт-Смитом.
— В одном из наших загородных домов, — ответил Бернард Хеммингс. — Он уже позвонил в министерство, сказав, что звонит из своего коттеджа в Эденбридже, что поскользнулся и сломал ногу, что на ногу наложили гипс, поэтому две недели его не будет на работе.
— А мы не упустили из виду один момент? — тихо спросил сэр Найджел Ирвин, шеф МИ-6. — При всех его необычных вкусах, действительно ли он тот, кого мы ищем, и через него ли идет утечка информации?
Брайен Харкорт-Смит откашлялся:
— Допрос еще только начался, джентльмены, — сказал он. — Но похоже, что это именно он. Его легко завербовать путем шантажа.
— Время нас сильно поджимает, — добавил сэр Патрик Стрикленд из министерства иностранных дел. — Нам еще предстоит оценить нанесенный ущерб и решить, что и когда мы скажем нашим союзникам.
— Мы могли бы... ускорить допросы, — предложил Харкорт-Смит. Думаю, можно получить ответ в течение суток.
Наступила напряженная тишина. Всем была неприятна мысль, что одного из их коллег, чтобы он там не сделал, подвергнут «интенсивному» допросу. Сэр Мартин Флэннери почувствовал тошноту. Он испытывал глубокую неприязнь к любой форме насилия.
— Это ведь не обязательно на данном этапе? — спросил он.
Сэр Найджел Ирвин поднял голову, оторвавшись от докладной записки:
— Бернард, этот Престон — офицер, ведущий расследование, — очень толковый человек.
— Совершенно верно, — подтвердил сэр Бернард Хеммингс.
— Я тут подумал, — продолжил Ирвин неуверенно, — он провел достаточно времени с Питерсом сразу после ареста на Бейуотер. Комитету будет полезно заслушать его.
— Он мне доложил все лично сегодня утром, — быстро вставил Харкорт-Смит. — Уверен, что смогу ответить на все вопросы относительно происшедшего.
Шеф «шестерки» рассыпался в извинениях.
— Мой дорогой Брайан, я в этом ни минуты не сомневался, — сказал он. Просто понимаешь... иногда впечатление от допроса трудно изложить на бумаге. Я не знаю мнения комитета, но нам придется решать, что делать дальше. Думаю, будет полезно выслушать человека, который лично разговаривал с Питерсом.
Все закивали головами. Хеммингс отправил явно раздраженного Харкорта-Смита к телефону вызвать Престона. Пока все ждали, подали кофе. Престон явился через тридцать минут. Члены комитета разглядывали его с некоторым любопытством. Его посадили в центре стола напротив генерального директора МИ-5 и его заместителя. Сэр Энтони Пламб изложил ему дилемму, мучившую комитет.
— Как все было? — спросил сэр Энтони. Престон на минуту задумался.
— В машине по пути за город он «сломался», — сказал он, — До этого он держал себя в руках, хотя и с большим трудом. Кроме меня, в машине никого не было. Он начал плакать и рассказывать.
— Да? И что же он рассказал? — спросил сэр Энтони.
— Он заявил, что он фетишист и любит переодеваться в женскую одежду, но его ошеломило мое обвинение в предательстве. Он горячо отрицал это и продолжал в том же духе, пока я не заставил его подумать о случившемся.
— Разумеется, он все будет отрицать, — сказал Брайен Харкорт-Смит. И все-таки это может быть именно тот, кого мы ищем.
— Может быть, — согласился Престон.
— Каково ваше впечатление, что вам подсказывает интуиция? — поинтересовался сэр Найджел Ирвин. Престон глубоко вздохнул:
— Господа, я не думаю, что он предатель.
— Можно спросить почему? — поинтересовался сэр Энтони.
— Как сказал сэр Найджел, интуиция, — ответил Престон, — Я видел двоих, у которых все рухнуло и которые считали, что им незачем больше жить. Люди в таком состоянии выкладывают все до конца. Редкие столь хладнокровны, как Филби или Блант, и могут держать себя в руках. Но это убежденные марксисты, предатели по убеждению. Если сэра Ричарда Питерса шантажом заставили продавать секреты, я думаю, что он сломался бы как карточный домик, признался бы во всем и не удивился бы обвинению в предательстве. А он был совершенно изумлен, это невозможно сыграть. Думаю, он уже не был на это способен. Либо так, либо он достоин «Оскара».
Речь, произнесенная перед членами комитета «Парагон», была длинной для столь невысокого по званию и должности сотрудника. После его выступления на некоторое время воцарилось молчание. Харкорт-Смит бросал гневные взгляды. Сэр Найджел с интересом изучал Престона. Он знал об инциденте в Лондондерри, на котором «погорел» Престон, после которого он был вынужден уйти из военной разведки. Он также отметил взгляд Харкорта-Смита и удивился, почему заместитель Генерального директора «пятерки» невзлюбил Престона. Его личное мнение о нем было весьма благоприятным.
— Что ты думаешь, Найджел? — спросил сэр Энтони Пламб.
— Я тоже наблюдал людей в состоянии полного отчаяния. Вассал, Прайм были слабые, неуверенные люди. Они рассказали все, когда их раскрыли. Поэтому, если это не Питерс, то остается Джордж Беренсон.
— Прошел месяц, — отметил сэр Патрик Стрикленд, — нам надо любым способом найти виновного.
— Им может оказаться личный помощник или секретарша одного из наших двух подозреваемых, — заметил сэр Перри Джонс. — Не так ли, господин Престон?
— Совершенно верно, сэр, — ответил Престон.
— Тогда мне нужно либо отвести подозрения от Джорджа Беренсона, либо удостовериться в том, что он тот, кого мы ищем, — сказал Патрик Стрикленд с некоторым раздражением. — Даже если он окажется невиновным, то остается Питере. А если он не признается, мы возвращаемся в исходное положение.
— Можно я выскажу предложение? — тихо спросил Престон.
Это вызвало некоторое удивление. Его пригласили сюда не для советов. Но сэр Энтони Пламб был вежливым человеком.
— Пожалуйста, — сказал он.
— Десять украденных документов касаются одной темы, — начал Престон. Все согласно кивнули. — Семь из них, — продолжал Престон, — содержат данные о размещении военно-морских сил Великобритании и США в северной и южной частях Атлантического океана. Похоже, что планы НАТО в этой области особенно интересуют «нашего» шпиона и тех, на кого он работает. Можно ли сделать так, чтобы через г-на Беренсона прошел еще один заманчивый документ аналогичного содержания. Если он действительно шпион, он не удержится, чтобы не сделать с него копию и передать заказчику.
Некоторые из сидящих за столом закивали в знак согласия.
— Хотите спровоцировать его? — задумчиво проговорил сэр Бернард Хеммингс. — Как ты думаешь, Найджел?
— Мне нравится эта идея. Как это сделать, Перри? Сэр Перри Джонс поджал губы.
— Это проще, чем вы думаете, — сказал, он. — Когда я был в Америке, мы обсуждали вопрос, о котором я пока официально не сообщил. Дело в том, что, возможно, нам придется увеличить запасы топлива и оборудования на острове Вознесения для ядерных подводных лодок. Американцы в этом очень заинтересованы и предложили поделить расходы, если им тоже будет предоставлено право участия. Если договоримся, нашим подводным лодкам не придется возвращаться для заправки в Феслейн, в Норфолк, где идут бесконечные демонстрации протеста. Я полагаю, что мог бы подготовить по этому вопросу строго конфиденциальную записку и передать ее четырем-пяти коллегам из руководства, включая Беренсона.
— В обычных условиях бумага такого рода попала бы в руки Беренсона? — спросил сэр Педди Стрикленд.
— Разумеется, — ответил Джонс, — он — заместитель начальника по оборонному обеспечению и занимается проблемами ядерных вооружений. Он получил бы такую бумагу вместе с тремя или четырьмя чиновниками. Несколько копий разошлись бы для консультации с коллегами. Затем бы вернулись и были бы уничтожены. Оригиналы возвращаются лично мне в руки. Все согласились. Бумага по острову Вознесения попадет к Джорджу Беренсону во вторник.
Когда они выходили из канцелярии кабинета, сэр Найджел Ирвин пригласил сэра Бернарда Хеммингса на обед.
— Хороший парень этот Престон, — сказал Ирвин, — мне он симпатичен. Он достаточно предан тебе?
— У меня нет причин думать иначе, — ответил сэр Бернард с удивлением.
— Это многое объясняет, — сказал загадочно Ирвин.
* * *
Воскресенье, 22-го, премьер-министр проводила в своей официальной загородной резиденции Чекерс графства Букингемшир. В обстановке полной секретности она пригласила трех своих ближайших советников и председателя партии на встречу.То, что она им сообщила, дало пищу для размышлений. В июне исполнится четыре года второго срока ее пребывания у власти. Она была полна решимости в третий раз бороться за победу на выборах. Экономические прогнозы предсказывали спад осенью. Могли начаться забастовки. Она хотела избежать повторения тревожной зимы 1978 года, когда волна забастовок подорвала авторитет лейбористского правительства и привела его к отставке в мае 1979 года.
К тому же двадцать процентов голосов, согласно последнему опросу общественного мнения, были отданы альянсу социал-демократов и либералов, тридцать семь получили лейбористы благодаря провозглашению ими новой политики единства и умеренности. Таким образом, они уступали консерваторам лишь шесть процентов. И разрыв все уменьшался. Короче, она хотела провести досрочные выборы в июне без лишних колебаний подобных тем, что предшествовали аналогичному решению в 1983 году. Она хотела объявить о выборах внезапно и провести предвыборную кампанию за три недели этим летом, а не в 1988 году или осенью 1987 года.
Она уже наметила дату — третий четверг июня и просила коллег не предавать пока ее решение огласке.
В понедельник сэр Найджел Ирвин тайно встретился с Андреевым. Встреча проходила в Хэмпстед-хит. Люди Ирвина должны были удостовериться, что за Андреевым не следят контрразведчики советского посольства. Слежки не было. Дали отбой и британской спецслужбе, осуществляющей постоянный надзор за передвижениями советского дипломата.
Сэр Найджел Ирвин лично курировал Андреева. Это было исключением. Не принято, чтобы начальники службы (любой службы) лично вели агента. Такое происходит либо если агент является исключительно важным, либо если он был завербован до того, как его куратор стал шефом, и агент не хочет переходить к другому. Именно так произошло с Андреевым.
В феврале 1972 года Найджел Ирвин, тогда еще без титула, возглавлял отделение в Токио. В тот месяц японская группа по борьбе с терроризмом запланировала провести операцию по захвату штаб-квартиры организации ультралевых «Красная Армия». Штаб находился на вилле на склоне горы Отакине в местечке Асамосо. Операцией руководило национальное полицейское управление в лице начальника группы по борьбе с терроризмом господина Сасса, друга Ирвина.
Опираясь на опыт британских специальных воинских подразделений, Ирвин дал г-ну Сасса ряд ценных советов, что спасло несколько жизней. Зная строгие правила своей страны в отношении англичан, г-н Сасса не мог отблагодарить чем-то конкретным, но через месяц на дипломатическом приеме умный и хитрый японец, поймав взгляд Ирвина, незаметно кивнул в сторону советского дипломата, стоявшего у противоположной стены зала. Ирвин навел справки о дипломате и узнал, что тот недавно прибыл в Токио, его фамилия Андреев.
Ирвин установил за ним слежку. Оказалось, что у Андреева есть тайная любовница-японка. Если об этом узнают его коллеги, Андрееву несдобровать. Японцы, разумеется, об этом знали.
Ирвин подстроил ловушку, получил необходимые фотографии и магнитофонные записи, а затем, улучив момент, нагрянул к Андрееву, используя метод грубого напористого шантажа... Русский чуть не упал в обморок, решив, что его застукали его же коллеги. Надев штаны, он согласился поговорить с Ирвином. Он оказался удачной находкой — сотрудником управления нелегальных агентов КГБ.
Первое Главное управление КГБ, которое отвечает за все зарубежные операции, подразделяется на управления, службы и территориальные отделы. Седьмой отдел занимается Японией. Обычно сотрудники КГБ имеют за границей дипломатическое прикрытие. Они добывают информацию, заводят полезные знакомства, следят за техническими публикациями и т. д.
Самым секретным в Первом Главном управлении КГБ является Управление «С» — политическая разведка, которое не имеет в своем составе территориальных подразделений. Сотрудники этого управления держат связь с нелегалами-агентами без дипломатического прикрытия с фальшивыми документами, осуществляющими секретные операции. Нелегалы работают вне посольства.
В любой резидентуре КГБ, в любом советском посольстве, как правило, есть сотрудник Управления «С», работающий с нелегалами.
Он выполняет только специальные задания, курируя агентов страны, против которой ведется работа, оказывая техническую и иную помощь прибывающим из стран советского блока нелегальных агентов.
Андреев был сотрудником этого управления. Он даже не был специалистом по Японии, как его коллеги в посольстве. Он специализировался на англоязычных странах и находился в Японии для установления контакта с сержантом военно-воздушных сил США с японо-американской базы ВВС на Ташикаве, который ранее был завербован в Сан-Диего.
Не строя никаких иллюзий по поводу решения своего начальства в Москве, узнай оно о его поведении, Андреев согласился работать на Ирвина. Их общению пришел конец, когда американский сержант, не выдержав постоянного страха разоблачения, застрелился в сортире. Андреева спешно отозвали в Москву. Ирвин подумывал о том, чтобы выдать его, но воздержался.