Она не стала пить шампанское. Чтобы не видеть Джека, Гас направилась к дверям на веранду и вышла наружу, где воздух благоухал сладким ароматом красного жасмина, приносимым теплым пассатом. Там она и пребывала, любуясь яркой полной луной и дорожкой лунного света на притихшем океане. Мерцающая дорожка вела от белого песчаного пляжа к темному горизонту, и ее удивительная красота породила в уме Гас такую же удивительную идею. Она нашла способ избавиться от своего навязчивого мужа и его нездоровой одержимости брачным ритуалом.
И вот теперь он стоял в распахнутой рубашке у широкой резной деревянной кровати с четырьмя столбиками и расстегивал пояс брюк. Его шелковый галстук и смокинг висели на ближайшем столбике, точь-в-точь как кобура с шестизарядным револьвером какого-нибудь ковбоя. Символы власти, подумала Гас. «Я объявляю это ложе своим ложем, а эту женщину своей собственностью».
К своему неудовольствию, Гас почувствовала, как участился ее пульс, и взглянула на свои руки. Вызывающе красные ногти, покрытые свежим лаком специально для шоу, напоминали маленькие окровавленные кинжальчики. Мужчины и женщины, подумала она, разве с веками изменилось что-нибудь в их отношениях… В двадцатом веке, как тысячи лет назад, мужские особи, когда речь шла о завоеваниях или женщинах, решали эти вопросы с помощью дубины и пленения.
Ну а женщины? Тут Гас могла говорить только за себя, но эта мужская особь во время их пребывания в пустыне пробудила в ней нечто не поддающееся контролю. И не какие-нибудь там слабые чувственные намеки, как с Робертом. Ее новые эмоции были куда сильнее и уходили в неведомые ей глубины. Это было подлинным физическим влечением, истощавшим запасы ее жизненных сил. Гас ощущала его постоянно, и оно мешало ей жить.
Тут нечем было гордиться, это был голый изнуряющий чувственный зов. Другие мужчины прежде тоже пробуждали ее любопытство, но ни один из них не вызывал в ней такого взрыва чувственности. Как будто она зачахнет и умрет, если он не удовлетворит ее страсть. Вот что он с ней сделал…
Гас не могла позволить ему повторить это еще раз.
Их разделяли кровать и несколько футов пола. Расставив ноги и положив руки на пояс полурасстегнутых брюк, Джек выжидающе наблюдал за ней, так же как и она за ним. И с одинаковым нетерпением. Излучаемая им энергия казалась осязаемой материей, и Гас почти физически ощущала, как она обволакивает ее тело и сама она погружается в горячий источник, кипящий сотнями пузырьков. Как это было тогда, в пустыне…
Он не мог оторвать взгляд от ее нервно двигающихся губ, а она все время возвращалась к темной поросли на его груди. От грудной клетки ее зачарованный взгляд спускался ниже, к его расстегнутым брюкам. И еще его глаза… Она могла поклясться, что его зрачки светились. Они походили на черные бриллианты, если только такие существуют на свете.
Его взгляд добрался до обнаженной части ее тела между верхом комбинезона и шароварами и, словно трогая, переместился на ее рот.
«Боже мой, да мы с ним занимаемся любовью одними глазами», – вдруг догадалась Гас.
И если она что-нибудь не предпримет, то очень скоро, возможно в следующую минуту, они расстанутся с иллюзией и перейдут к делу. «А ты, Феверстоун, прекрати себя поглаживать», – приказала она, вдруг заметив, что гладит себя по плечам.
– Может быть, ты объяснишь мне, что все это значит? – спросила Гас.
Ей хотелось, чтобы в вопросе прозвучала угроза, но вместо этого в нем слышались растерянность и мольба о пощаде.
– Я предпочел бы показать тебе, что это значит.
Уголки его рта приподнялись, он улыбался, и не просто улыбался, а улыбался счастливой улыбкой Гас никогда не думала, что это возможно. Некоторые люди со дня своего рождения уже обречены на трагедию. К примеру, таким человеком была ее сводная сестра Джиллиан и, конечно, Джек Кэлгейн. Она поняла это еще тогда, в пустыне. Некая темная сила руководила им, и спроси кто у Гас, как он кончит свои дни, она ответила бы, что эта сила в конце концов погубит его. У нее никогда не было сомнений на этот счет. Даже построенный им деревянный замок был слишком хрупким, чтобы выдержать напор земных стихий.
И вот теперь вдруг этот росток жизни, проблеск надежды в его всегда мрачных глазах…
– Я не имею в виду секс, – поспешила объяснить она. – Я говорю о нас с тобой, о нашем фиктивном браке. Ты утверждаешь… – она приостановилась, прежде чем произнести следующие слова:
– что ты меня любишь.
Он снова посмотрел на ее рот.
– Весьма возможно, что люблю.
– Но это просто смешно!
Ей было обидно, что он говорит о любви к ней так небрежно, и тем не менее она хотела заставить его объясниться. Почему? Что хотела она увидеть, вглядываясь в его красивые непроницаемые черты? Какой-то намек на того человека, с которым она была близка в лачуге, какой-то признак слабости, который тогда в нем усмотрела?
Джек пожал плечами:
– Мужчина должен когда-нибудь остепениться.
– Вот как? Значит, даже убийцам не чужд семейный инстинкт? Тогда, наверное, в скором времени Чарли Мэнсон объявит нам о своей помолвке.
– А пока мы с тобой играем в вопросы и ответы, может быть, ты скажешь мне, почему ты организовала свое похищение? Это, конечно, прекрасная реклама, чтобы оживить угасающую карьеру. Или тебе надоело быть моделью и ты хочешь попробовать себя в кино?
– Моя карьера не угасает, запомни, а если бы даже так и было, мне на это наплевать. Карьера всегда была для меня лишь способом зарабатывать деньги и гарантией кое-чего другого.
– Вот об этом другом я тебя и спрашиваю.
– А я не желаю об этом говорить.
Гас даже прищелкнула языком, показывая, что разговор окончен.
Серебряное ведерко с шампанским поблескивало на секретере красного дерева. Джек направился к нему и вытащил изо льда бутылку. Не заботясь о бокале, он взял ее за горлышко и поднес ко рту, словно собираясь пить. И так же быстро переменил решение, но вырвавшаяся из бутылки пена уже смочила его лицо, и он не церемонясь вытер его рукавом.
Вот такой, с бутылкой в руке, с выпущенной из брюк рубашкой и встрепанными темными волосами, он больше всего походил на скандалиста в баре, готового учинить драку.
– Между прочим, ты уже и так прекрасная актриса, – объявил он.
– Спасибо за комплимент, – поблагодарила Гас.
Джек начинал злиться, и, видимо, в этом была ее вина.
«Давай же. Гас, действуй, – поощрила она себя, – уноси отсюда ноги и свою великолепную задницу».
Блестящий черный паук полз по полу перед ним. Гас заметила его почти одновременно с Джеком. Он был размером с большую монету и, может быть, не такой крупный, как обычные пауки в заливе Скорпионов, но все же достаточно устрашающий, чтобы напугать Гас.
Джек наблюдал за его приближением с равнодушным спокойствием ученого перед клеткой с лабораторными крысами.
Насекомое двигалось быстро, но иногда останавливалось, чувствуя опасность. Когда паук подполз совсем близко, Джек взглянул на Гас. Любопытство и даже слабое подобие улыбки промелькнуло на его лице, и Гас решила, что он смилуется и даст пауку, как некоему Одиссею, завершить свое путешествие по просторам спальни, но вместо этого Джек поднял ногу в лакированном черном ботинке и сильным ударом расплющил несчастного.
Гас бросилась к двери. Это всего-навсего паук, уговаривала она себя. Она могла бы раздавить его сама. Но не в этом проблема, не в этом дело, а в том, что Джек был убийцей. Он мог в момент лишить жизни насекомое, животное и даже человека без всякого раскаяния и сожаления. Это было отвратительно, и она это понимала. Когда почему он находил отклик в ее душе?
Почему, когда он смотрел на нее, она ощущала волнение? И почему он только что смотрел на нее, словно хотел уничтожить, унизить, раздавить не паука, а ее?
Непонятное, неоправданное возбуждение завладело ею, словно некий властный маэстро прикоснулся к струнам ее души.
Нервы напряглись, тело сжалось в ожидании неведомого, холодок пробежал по спине.
– Здесь жарко, – сказала Гас и сбросила босоножки. – Я хочу искупаться.
– У тебя нет купального костюма.
– Я что-нибудь придумаю, я это умею.
Уже у самых дверей на террасу она оглянулась на него и расстегнула несколько пуговиц на боку комбинезона.
Холод пронизал Гас до костей, как только она вошла в воду, и она невольно вскрикнула. Она сделала еще несколько шагов и, когда вода достигла талии, поплыла. Она плыла в темноте, погружаясь с головой, стараясь побыстрее миновать мелководье. Гас была хорошей пловчихой. Ее сестра Джиллиан была одержима диетой и физическими упражнениями и устроила в одной из комнат особняка настоящий гимнастический зал с дорогими тренажерами, но Гас всегда предпочитала плавательный бассейн.
Задыхаясь от нехватки воздуха, она выскочила на поверхность, оглянулась на берег и поплыла еще быстрее, чтобы достичь глубины. В ее распоряжении было очень мало времени.
Она нигде не видела Джека, но была настороже. Она не должна его недооценивать, если хотела выбраться отсюда и сама распоряжаться своей судьбой.
Лунный свет серебрил воду прямо перед ней, образовав сияющее овальное озеро. Еще несколько взмахов, и она оказалась в самой середине волшебной природной декорации. Теперь Джек не мог ее не заметить, и она начала кружиться на месте, делая ритмичные движения ногами и руками. Температура воды казалась ей теперь вполне приемлемой, сердце гнало по жилам – потоки горячей крови, и Гас знала, что ее тело приобрело теплый розовый оттенок.
Через секунду Гас почувствовала движение сильного потока в глубине под ней. Что-то тянуло ее за ноги вниз, и, поборов первое желание сбросить оковы и вырваться, она подчинилась и позволила увлечь себя вниз, туда, где ее встретило и прижалось к ней обнаженное мужское тело. Это был он. Джек был сверху, и она ощущала каждую точку его тела.
В состоянии невесомости в толще воды его мускулистый, крепкий торс казался удивительно гладким и очень легким. Его плечи и грудь, живот и бедра были как полированный мрамор, и каждое его движение было замедленным и выразительным из-за встречного сопротивления воды.
Гас чувствовала быстрые прикосновения, ласкающие то ее живот и бедра, то груди и ягодицы. Она не могла сказать, какая часть его тела прикасалась к ней, и вдруг поняла, что это его руки. Они были повсюду, любопытные и властные. Он заслуживал пощечины за свою дерзость, но она не пыталась его остановить, даже когда ей стало не хватать воздуха.
Она ощутила тесноту в груди и приятную одурманивающую слабость. Гас была согласна навсегда пребывать в этом сонном состоянии, если бы не внезапная догадка. Он был также сильным пловцом, но с куда большим объемом легких. Он мог держать ее под водой, пока она не потеряет сознание и не сможет ему сопротивляться.
Был лишь один способ спастись: притвориться, что она целиком сдается на его милость, и надеяться, что он не позволит ей задохнуться. Она обмякла в его руках, и он тут же отреагировал на ее уловку. Подхватив ее, он оттолкнулся ногами, и их выбросило на поверхность.
Но к тому времени, когда они пробили водную гладь, Гас уже задыхалась. «Господи!» – только и сумела вымолвить она, торопливо наполняя легкие воздухом. Но он не позволил ей отдышаться до конца, его губы накрыли ее рот, прежде чем она успела вдоволь наглотаться воздуха и прийти в себя. Гас вцепилась в его бицепсы в безуспешной попытке вырваться, царапая его ногтями. Это был полный отчаяния, пропитанный страхом поцелуй. Она знала, что потеряет сознание, как только он выпустит ее из объятий. А может быть, даже умрет… Правда, она не знала от чего: от нехватки воздуха или от любви к нему.
Когда Джек понял причину ее ужаса, он подхватил ее под ягодицы и осторожно подул ей в рот, наполняя легкие теплым влажным воздухом, в котором она так нуждалась. Гас глубоко вдыхала, сейчас он был для нее источником кислорода и самой жизни. Глотая воздух и вздрагивая, она прижималась к нему, и слезы текли из ее зажмуренных глаз. Он был ее спасательным кругом, шлюпкой и пробковым жилетом в полном опасностей море…
На этот раз он дал ей успокоиться и, когда Гас прервала поцелуй, отпустил ее, и она немедленно камнем пошла ко дну.
Он тут же подхватил ее под мышки и вытащил на поверхность.
Теперь он держал ее очень крепко, как собственник, как мужчина, который хочет подчинить себе и ситуацию, и женщину. Его дыхание было неровным, а губы робкими.
– Будь моей женой, – попросил он.
Жалобная мольба в его голосе нашла отклик в душе Гас. Он не был человеком, которому свойственно открытое проявление чувств, но его губы были нежными и в то же время такими горячими, что она чуть не уступила обезоруживающему взрыву страсти. Вообще-то она планировала сдаться, но только на определенных условиях. И вот теперь инициатива была в его руках, а она теряла позиции.
Сильные толчки его йог держали их на поверхности, а его руки у нее под мышками не давали ей уйти под воду. Его ладони обхватили ее груди, мяли и сжимали их. Он поднял ее повыше, взял в рот сосок, и она застонала. Ее желание было так невыносимо, что она чуть не расплакалась. Пламя сосредоточилось одним горячим сгустком у нее между ног.
– Приласкай меня, – попросила она. – Там, внизу. Губами…
Он нырнул и исчез в серебряном лунном озере.
Гас закрыла глаза, моля Господа дать ей силы совершить задуманное. Но ей не терпелось хотя бы на миг отдаться его власти, чтобы узнать то наслаждение, которое он мог ей подарить. Не сопротивляясь, она позволила его рукам обхватить ее бедра, а губам прижаться к темным завиткам между ног. Движения его языка вызвали страстную дрожь, заставили ее изогнуться, и тут же противоречивые чувства овладели ею. Она не может позволить себе этого, не должна разрешать ему делать с ней все, что он захочет. Ей надо действовать.
Действовать немедленно, не раздумывая ни секунды. У нее никогда больше не будет такого шанса! С внезапной решимостью Гас подняла согнутое колено и нанесла ему удар под подбородок, от которого он отлетел назад в фонтане брызг и пузырей, а все ее тело содрогнулось от силы удара и незавершенного, прерванного наслаждения.
Она развернулась и, собрав всю свою волю, лихорадочно поплыла обратно к пляжу. Их уже успело отнести течением к берегу, и теперь до него было менее ста футов. Гас оглянулась, только когда уже вышла на песок, и то лишь для того, чтобы проверить, не преследует ли он ее. По всей видимости, он даже не всплыл. Ужас охватил ее, сродни тому, который она испытала тогда в лачуге при виде змеи в подполе. Тогда она не смогла его бросить. Она вернулась и спасла его.
Теперь она этого не сделает, иначе ей никогда от него не освободиться. Она станет его вечной пленницей.
Его брюки лежали на песке рядом с ее комбинезоном. Гас схватила и то и другое и побежала к дому. Уже на террасе она снова посмотрела назад. Залив был удивительно, пугающе спокоен. Неужели он утонул? А может, это очередная уловка? Ведь сумел же он тихо и незаметно подплыть к ней. Может, он успел скрыться в прибрежных скалах или плывет под водой обратно к берегу?
С рыданием она повернулась и бросилась в дом.
Глава 13
И вот теперь он стоял в распахнутой рубашке у широкой резной деревянной кровати с четырьмя столбиками и расстегивал пояс брюк. Его шелковый галстук и смокинг висели на ближайшем столбике, точь-в-точь как кобура с шестизарядным револьвером какого-нибудь ковбоя. Символы власти, подумала Гас. «Я объявляю это ложе своим ложем, а эту женщину своей собственностью».
К своему неудовольствию, Гас почувствовала, как участился ее пульс, и взглянула на свои руки. Вызывающе красные ногти, покрытые свежим лаком специально для шоу, напоминали маленькие окровавленные кинжальчики. Мужчины и женщины, подумала она, разве с веками изменилось что-нибудь в их отношениях… В двадцатом веке, как тысячи лет назад, мужские особи, когда речь шла о завоеваниях или женщинах, решали эти вопросы с помощью дубины и пленения.
Ну а женщины? Тут Гас могла говорить только за себя, но эта мужская особь во время их пребывания в пустыне пробудила в ней нечто не поддающееся контролю. И не какие-нибудь там слабые чувственные намеки, как с Робертом. Ее новые эмоции были куда сильнее и уходили в неведомые ей глубины. Это было подлинным физическим влечением, истощавшим запасы ее жизненных сил. Гас ощущала его постоянно, и оно мешало ей жить.
Тут нечем было гордиться, это был голый изнуряющий чувственный зов. Другие мужчины прежде тоже пробуждали ее любопытство, но ни один из них не вызывал в ней такого взрыва чувственности. Как будто она зачахнет и умрет, если он не удовлетворит ее страсть. Вот что он с ней сделал…
Гас не могла позволить ему повторить это еще раз.
Их разделяли кровать и несколько футов пола. Расставив ноги и положив руки на пояс полурасстегнутых брюк, Джек выжидающе наблюдал за ней, так же как и она за ним. И с одинаковым нетерпением. Излучаемая им энергия казалась осязаемой материей, и Гас почти физически ощущала, как она обволакивает ее тело и сама она погружается в горячий источник, кипящий сотнями пузырьков. Как это было тогда, в пустыне…
Он не мог оторвать взгляд от ее нервно двигающихся губ, а она все время возвращалась к темной поросли на его груди. От грудной клетки ее зачарованный взгляд спускался ниже, к его расстегнутым брюкам. И еще его глаза… Она могла поклясться, что его зрачки светились. Они походили на черные бриллианты, если только такие существуют на свете.
Его взгляд добрался до обнаженной части ее тела между верхом комбинезона и шароварами и, словно трогая, переместился на ее рот.
«Боже мой, да мы с ним занимаемся любовью одними глазами», – вдруг догадалась Гас.
И если она что-нибудь не предпримет, то очень скоро, возможно в следующую минуту, они расстанутся с иллюзией и перейдут к делу. «А ты, Феверстоун, прекрати себя поглаживать», – приказала она, вдруг заметив, что гладит себя по плечам.
– Может быть, ты объяснишь мне, что все это значит? – спросила Гас.
Ей хотелось, чтобы в вопросе прозвучала угроза, но вместо этого в нем слышались растерянность и мольба о пощаде.
– Я предпочел бы показать тебе, что это значит.
Уголки его рта приподнялись, он улыбался, и не просто улыбался, а улыбался счастливой улыбкой Гас никогда не думала, что это возможно. Некоторые люди со дня своего рождения уже обречены на трагедию. К примеру, таким человеком была ее сводная сестра Джиллиан и, конечно, Джек Кэлгейн. Она поняла это еще тогда, в пустыне. Некая темная сила руководила им, и спроси кто у Гас, как он кончит свои дни, она ответила бы, что эта сила в конце концов погубит его. У нее никогда не было сомнений на этот счет. Даже построенный им деревянный замок был слишком хрупким, чтобы выдержать напор земных стихий.
И вот теперь вдруг этот росток жизни, проблеск надежды в его всегда мрачных глазах…
– Я не имею в виду секс, – поспешила объяснить она. – Я говорю о нас с тобой, о нашем фиктивном браке. Ты утверждаешь… – она приостановилась, прежде чем произнести следующие слова:
– что ты меня любишь.
Он снова посмотрел на ее рот.
– Весьма возможно, что люблю.
– Но это просто смешно!
Ей было обидно, что он говорит о любви к ней так небрежно, и тем не менее она хотела заставить его объясниться. Почему? Что хотела она увидеть, вглядываясь в его красивые непроницаемые черты? Какой-то намек на того человека, с которым она была близка в лачуге, какой-то признак слабости, который тогда в нем усмотрела?
Джек пожал плечами:
– Мужчина должен когда-нибудь остепениться.
– Вот как? Значит, даже убийцам не чужд семейный инстинкт? Тогда, наверное, в скором времени Чарли Мэнсон объявит нам о своей помолвке.
– А пока мы с тобой играем в вопросы и ответы, может быть, ты скажешь мне, почему ты организовала свое похищение? Это, конечно, прекрасная реклама, чтобы оживить угасающую карьеру. Или тебе надоело быть моделью и ты хочешь попробовать себя в кино?
– Моя карьера не угасает, запомни, а если бы даже так и было, мне на это наплевать. Карьера всегда была для меня лишь способом зарабатывать деньги и гарантией кое-чего другого.
– Вот об этом другом я тебя и спрашиваю.
– А я не желаю об этом говорить.
Гас даже прищелкнула языком, показывая, что разговор окончен.
Серебряное ведерко с шампанским поблескивало на секретере красного дерева. Джек направился к нему и вытащил изо льда бутылку. Не заботясь о бокале, он взял ее за горлышко и поднес ко рту, словно собираясь пить. И так же быстро переменил решение, но вырвавшаяся из бутылки пена уже смочила его лицо, и он не церемонясь вытер его рукавом.
Вот такой, с бутылкой в руке, с выпущенной из брюк рубашкой и встрепанными темными волосами, он больше всего походил на скандалиста в баре, готового учинить драку.
– Между прочим, ты уже и так прекрасная актриса, – объявил он.
– Спасибо за комплимент, – поблагодарила Гас.
Джек начинал злиться, и, видимо, в этом была ее вина.
«Давай же. Гас, действуй, – поощрила она себя, – уноси отсюда ноги и свою великолепную задницу».
Блестящий черный паук полз по полу перед ним. Гас заметила его почти одновременно с Джеком. Он был размером с большую монету и, может быть, не такой крупный, как обычные пауки в заливе Скорпионов, но все же достаточно устрашающий, чтобы напугать Гас.
Джек наблюдал за его приближением с равнодушным спокойствием ученого перед клеткой с лабораторными крысами.
Насекомое двигалось быстро, но иногда останавливалось, чувствуя опасность. Когда паук подполз совсем близко, Джек взглянул на Гас. Любопытство и даже слабое подобие улыбки промелькнуло на его лице, и Гас решила, что он смилуется и даст пауку, как некоему Одиссею, завершить свое путешествие по просторам спальни, но вместо этого Джек поднял ногу в лакированном черном ботинке и сильным ударом расплющил несчастного.
Гас бросилась к двери. Это всего-навсего паук, уговаривала она себя. Она могла бы раздавить его сама. Но не в этом проблема, не в этом дело, а в том, что Джек был убийцей. Он мог в момент лишить жизни насекомое, животное и даже человека без всякого раскаяния и сожаления. Это было отвратительно, и она это понимала. Когда почему он находил отклик в ее душе?
Почему, когда он смотрел на нее, она ощущала волнение? И почему он только что смотрел на нее, словно хотел уничтожить, унизить, раздавить не паука, а ее?
Непонятное, неоправданное возбуждение завладело ею, словно некий властный маэстро прикоснулся к струнам ее души.
Нервы напряглись, тело сжалось в ожидании неведомого, холодок пробежал по спине.
– Здесь жарко, – сказала Гас и сбросила босоножки. – Я хочу искупаться.
– У тебя нет купального костюма.
– Я что-нибудь придумаю, я это умею.
Уже у самых дверей на террасу она оглянулась на него и расстегнула несколько пуговиц на боку комбинезона.
Холод пронизал Гас до костей, как только она вошла в воду, и она невольно вскрикнула. Она сделала еще несколько шагов и, когда вода достигла талии, поплыла. Она плыла в темноте, погружаясь с головой, стараясь побыстрее миновать мелководье. Гас была хорошей пловчихой. Ее сестра Джиллиан была одержима диетой и физическими упражнениями и устроила в одной из комнат особняка настоящий гимнастический зал с дорогими тренажерами, но Гас всегда предпочитала плавательный бассейн.
Задыхаясь от нехватки воздуха, она выскочила на поверхность, оглянулась на берег и поплыла еще быстрее, чтобы достичь глубины. В ее распоряжении было очень мало времени.
Она нигде не видела Джека, но была настороже. Она не должна его недооценивать, если хотела выбраться отсюда и сама распоряжаться своей судьбой.
Лунный свет серебрил воду прямо перед ней, образовав сияющее овальное озеро. Еще несколько взмахов, и она оказалась в самой середине волшебной природной декорации. Теперь Джек не мог ее не заметить, и она начала кружиться на месте, делая ритмичные движения ногами и руками. Температура воды казалась ей теперь вполне приемлемой, сердце гнало по жилам – потоки горячей крови, и Гас знала, что ее тело приобрело теплый розовый оттенок.
Через секунду Гас почувствовала движение сильного потока в глубине под ней. Что-то тянуло ее за ноги вниз, и, поборов первое желание сбросить оковы и вырваться, она подчинилась и позволила увлечь себя вниз, туда, где ее встретило и прижалось к ней обнаженное мужское тело. Это был он. Джек был сверху, и она ощущала каждую точку его тела.
В состоянии невесомости в толще воды его мускулистый, крепкий торс казался удивительно гладким и очень легким. Его плечи и грудь, живот и бедра были как полированный мрамор, и каждое его движение было замедленным и выразительным из-за встречного сопротивления воды.
Гас чувствовала быстрые прикосновения, ласкающие то ее живот и бедра, то груди и ягодицы. Она не могла сказать, какая часть его тела прикасалась к ней, и вдруг поняла, что это его руки. Они были повсюду, любопытные и властные. Он заслуживал пощечины за свою дерзость, но она не пыталась его остановить, даже когда ей стало не хватать воздуха.
Она ощутила тесноту в груди и приятную одурманивающую слабость. Гас была согласна навсегда пребывать в этом сонном состоянии, если бы не внезапная догадка. Он был также сильным пловцом, но с куда большим объемом легких. Он мог держать ее под водой, пока она не потеряет сознание и не сможет ему сопротивляться.
Был лишь один способ спастись: притвориться, что она целиком сдается на его милость, и надеяться, что он не позволит ей задохнуться. Она обмякла в его руках, и он тут же отреагировал на ее уловку. Подхватив ее, он оттолкнулся ногами, и их выбросило на поверхность.
Но к тому времени, когда они пробили водную гладь, Гас уже задыхалась. «Господи!» – только и сумела вымолвить она, торопливо наполняя легкие воздухом. Но он не позволил ей отдышаться до конца, его губы накрыли ее рот, прежде чем она успела вдоволь наглотаться воздуха и прийти в себя. Гас вцепилась в его бицепсы в безуспешной попытке вырваться, царапая его ногтями. Это был полный отчаяния, пропитанный страхом поцелуй. Она знала, что потеряет сознание, как только он выпустит ее из объятий. А может быть, даже умрет… Правда, она не знала от чего: от нехватки воздуха или от любви к нему.
Когда Джек понял причину ее ужаса, он подхватил ее под ягодицы и осторожно подул ей в рот, наполняя легкие теплым влажным воздухом, в котором она так нуждалась. Гас глубоко вдыхала, сейчас он был для нее источником кислорода и самой жизни. Глотая воздух и вздрагивая, она прижималась к нему, и слезы текли из ее зажмуренных глаз. Он был ее спасательным кругом, шлюпкой и пробковым жилетом в полном опасностей море…
На этот раз он дал ей успокоиться и, когда Гас прервала поцелуй, отпустил ее, и она немедленно камнем пошла ко дну.
Он тут же подхватил ее под мышки и вытащил на поверхность.
Теперь он держал ее очень крепко, как собственник, как мужчина, который хочет подчинить себе и ситуацию, и женщину. Его дыхание было неровным, а губы робкими.
– Будь моей женой, – попросил он.
Жалобная мольба в его голосе нашла отклик в душе Гас. Он не был человеком, которому свойственно открытое проявление чувств, но его губы были нежными и в то же время такими горячими, что она чуть не уступила обезоруживающему взрыву страсти. Вообще-то она планировала сдаться, но только на определенных условиях. И вот теперь инициатива была в его руках, а она теряла позиции.
Сильные толчки его йог держали их на поверхности, а его руки у нее под мышками не давали ей уйти под воду. Его ладони обхватили ее груди, мяли и сжимали их. Он поднял ее повыше, взял в рот сосок, и она застонала. Ее желание было так невыносимо, что она чуть не расплакалась. Пламя сосредоточилось одним горячим сгустком у нее между ног.
– Приласкай меня, – попросила она. – Там, внизу. Губами…
Он нырнул и исчез в серебряном лунном озере.
Гас закрыла глаза, моля Господа дать ей силы совершить задуманное. Но ей не терпелось хотя бы на миг отдаться его власти, чтобы узнать то наслаждение, которое он мог ей подарить. Не сопротивляясь, она позволила его рукам обхватить ее бедра, а губам прижаться к темным завиткам между ног. Движения его языка вызвали страстную дрожь, заставили ее изогнуться, и тут же противоречивые чувства овладели ею. Она не может позволить себе этого, не должна разрешать ему делать с ней все, что он захочет. Ей надо действовать.
Действовать немедленно, не раздумывая ни секунды. У нее никогда больше не будет такого шанса! С внезапной решимостью Гас подняла согнутое колено и нанесла ему удар под подбородок, от которого он отлетел назад в фонтане брызг и пузырей, а все ее тело содрогнулось от силы удара и незавершенного, прерванного наслаждения.
Она развернулась и, собрав всю свою волю, лихорадочно поплыла обратно к пляжу. Их уже успело отнести течением к берегу, и теперь до него было менее ста футов. Гас оглянулась, только когда уже вышла на песок, и то лишь для того, чтобы проверить, не преследует ли он ее. По всей видимости, он даже не всплыл. Ужас охватил ее, сродни тому, который она испытала тогда в лачуге при виде змеи в подполе. Тогда она не смогла его бросить. Она вернулась и спасла его.
Теперь она этого не сделает, иначе ей никогда от него не освободиться. Она станет его вечной пленницей.
Его брюки лежали на песке рядом с ее комбинезоном. Гас схватила и то и другое и побежала к дому. Уже на террасе она снова посмотрела назад. Залив был удивительно, пугающе спокоен. Неужели он утонул? А может, это очередная уловка? Ведь сумел же он тихо и незаметно подплыть к ней. Может, он успел скрыться в прибрежных скалах или плывет под водой обратно к берегу?
С рыданием она повернулась и бросилась в дом.
Глава 13
На этот раз она все-таки его убила.
Гас взяла двумя руками стакан с ледяной «Кровавой Мери», который принесла ей стюардесса. Ладони были влажными то ли от пота, то ли от холодного бокала, но она не выпускала его из рук. Ей едва хватило сил, чтобы донести бокал до рта.
Он умер. Он был мертв, и уже не имело значения, что он принудил ее венчаться под дулом револьвера и что вся свадебная церемония была фальшивой комедией, пропитанной ненавистью, презрением и стремлением причинить друг другу боль. Гас могла думать только о своем поступке. Голое тело ее мужа, с которым она сочеталась браком менее суток назад, теперь плавало в заливе Скорпионов у побережья Калифорнии. Джек Кэлгейн камнем пошел ко дну. Она утопила его в первую брачную ночь и теперь бежит с места преступления.
Гас сжалась в комок при мысли о грандиозности содеянного – Вам холодно? – склонилась над ней стюардесса. – Принести одеяло?
– Нет, спасибо.
Гас не сомневалась, что ее не согреет и куча перин. Теперь она будет дрожать всю оставшуюся жизнь. Неудивительно, что она ощущала его трагическую ауру. Трагедией для Джека Кэлгейна стала она сама. Она предчувствовала, что корабль его жизни скоро разобьется о скалы, но не предполагала, что этой скалой окажется она. Гас. Это верно, она хотела от него Избавиться, но она ведь не желала ему смерти… А может быть, желала?
Дрожащими руками Гас снова поднесла бокал ко рту, но пить не смогла и отдала его стюардессе, которая кружила рядом, готовая прийти на помощь. Гас действительно нуждалась в помощи. Уже несколько раз она заказывала себе что-нибудь из напитков, но не могла сделать ни глотка. Черные мысли не давали ей покоя.
– Вы, наверное, трусишка? Боитесь летать? – посочувствовала стюардесса.
«Я не трусишка, а убийца», – хотела поправить ее Гас, но вместо этого только кивнула головой.
Она убедила себя, что действовала правильно и даже совершила благородный поступок, утопив Джека Кэлгейна. Если смотреть на вещи трезво, то он не оставил ей выбора. Он похитил и шантажировал ее, разрушил ее планы. Бедная заблудшая душа, он тем не менее буквально физически принудил ее совершить безрассудный поступок. Его трагедия заключалась в том, что он ошибся в выборе женщины, потому что планы Гас Феверстоун превосходили границы его воображения.
Подобного рода логическое обоснование оказалось непростым даже для такой личности, как Гас, привыкшей смело защищать свои поступки и взгляды. Она обрабатывала мучившую ее совесть до тех пор, пока та не превратилась в нечто мягкое, вроде пластилина, с которым любила забавляться Бриджит и которому можно было придать любую желаемую форму. Но как бы Гас ни оправдывалась, она все равно нарушила шестую заповедь, хотя и убеждала себя, что не собиралась его убивать и что в ее поступке не было ничего предумышленного. Его смерть скорее была непредвиденным последствием ее отчаянного желания во что бы то ни стало отделаться от него. Конечно, теперь она сожалела об этом. И очень искренне. К горлу Гас подступала тошнота, когда она представляла Джека лежащим на дне моря. Бездыханный труп, лишенный мрачного загадочного магнетизма и необычайной силы… Но что она могла поделать?
Это была одна из тех ситуаций, когда речь идет о выборе между меньшим и большим злом, и она справедливо выбрала меньшее. Невыносимо трудная моральная дилемма, которую невозможно разрешить. Речь шла о том, чтобы выбросить одно гнилое яблоко, которое могло испортить целую корзину крепких и здоровых. И в этом случае таким гнилым яблоком был человек, который стоял на пути к осуществлению всех ее великих планов.
Гас даже попыталась оказать ему помощь. Надо признать, что это была запоздалая помощь, но все равно помощь. Вбежав в спальню, она торопливо оделась и поспешила к джипу, чтобы добраться до аэродрома, но, терзаемая угрызениями совести, повернула к дому привратника и предупредила его о несчастье.
«Там тонет человек», – сказала она ему в надежде, что он еще успеет спасти его. Но было уже поздно. Привратник не обнаружил никаких следов Джека.
Голос таксиста прервал мысли Гас: они подъехали к воротам особняка, и он переговаривался с охранником.
– Я выйду здесь, – сказала ему Гас.
У нее не было с собой денег, и она попросила охранника заплатить за нее. Затем подождала, когда такси отъедет.
– Все в порядке, мисс Феверстоун? – спросил ее охранник. – Мы не ожидали, что вы так скоро вернетесь.
– Доброе утро, Говард. – Гас была рада, что дежурил именно он: Говард был приятным, обходительным человеком и нравился ей больше других охранников. – Все в порядке, но я хотела бы попросить вас о небольшом одолжении, – сказала она заговорщически. – Пожалуйста, не говорите никому, что я вернулась. Я хочу сделать им сюрприз.
Говард прикоснулся к фуражке.
– Ну конечно, мисс. Как вы скажете.
Гас устало улыбнулась ему и по мощенной кирпичом дороге направилась к особняку. К счастью, было еще очень рано. Наверняка все еще спали, а Френсис возится на кухне с завтраком, так что никто ее не заметит.
Гас даже обрадовалась, увидев сквозь кроны старых дубов шпили и башенки особняка Февсрстоунов. Соседские дети называли викторианский дом с украшениями на крыше Замком Дракулы, и Гас ребенком всегда боялась его. Френсис сказала ей, что в особняке есть тайные комнаты и переходы, но сколько Гас ни искала, так никогда их и не нашла и подозревала, что экономка хотела ее напугать, чему было немало примеров.
Сейчас она жаждала одного: попасть в свою уютную комнату на третьем этаже и затаиться там на некоторое время. Пока она не хотела ни с кем встречаться, даже с Робертом. Гас была уверена, что он сходит с ума от беспокойства, и все же прежде всего она должна была сама разобраться во всем произошедшем.
Единственно, кого она мечтала увидеть, так это маленькую Бриджит. Ей не терпелось погладить ее по светлым кудрям и обнять так крепко, чтобы у обеих перехватило дыхание. Но и с этим придется повременить. Прежде всего ей следует заняться восстановлением своих душевных и физических сил. Ну а сначала горячий, до покраснения кожи, душ, затем маленькая таблетка и многочасовой освежающий сон. Когда она проснется совсем здоровой, то займется всеми остальными делами.
Судя по часам на камине, она, проспала почти сутки, но что касалось восстановления организма и душевного спокойствия, то где-то под ложечкой у нее по-прежнему шевелился страх. Но может быть, это был не страх, а ужас?
Она решила больше не вспоминать о том, что произошло в заливе Скорпионов, хотя мысль о своем поступке тяжелым камнем лежала у нее на сердце. Правда, сколько бы Гас ни думала об этом, она ничего не могла изменить, и ей следовало торопиться с осуществлением своих планов. Но поверят ли ей ее семья и пресса, когда она попытается объяснить случившееся? Только один Роберт знал, что в действительности произошло в отеле, да и он не знал все до конца.
– Бриджит теперь, наверное, уже встала, – сказала Гас вслух, делая упражнения, чтобы размяться.
Она пока не собиралась предстать перед другими членами семьи, но мечтала увидеть племянницу. Ничто не могло более способствовать восстановлению ее душевного равновесия, чем встреча с Бриджит. Пятилетняя девочка превосходила любого гуру в своей способности возвращать людям силу духа.
Через несколько минут, уже под душем. Гас распланировала свое утро. Она пользовалась, пеной для ванны с сильным и даже резким хвойным ароматом, который Лили наверняка назвала бы навязчивым и вульгарным. Лили в этом отношении была настоящей аристократкой, ценившей нежные запахи и костюмы из английской ткани в неброскую елочку. Но Гас предпочитала взбадривающие запахи, к тому же пена была одним из подарков Роберта к Рождеству.
Как только повидается с племянницей, она позвонит Робу домой – он живет в Голливуде, – расскажет ему обо всем случившемся, и они вместе решат, что делать дальше. Уже почти два года Роб был ее менеджером и занимался всеми ее делами и отношениями с прессой. Гас не сумела бы придумать трюк с похищением без его помощи. Он также был юридическим экспертом по оценке и возмещению разного рода ущерба, что сейчас было для нее особенно важно. «Проблема» с Джеком Кэлгейном могла разрушить или, наоборот, укрепить ее имидж.
Все зависело от того, с какой стороны к этому делу подойти.
Завернувшись в большое пушистое розовое полотенце, Гас вышла из душа и через спальню прошла в белоснежную гардеробную. Что касалось спальни, то она вся была в оборках и воланах, как кукольный домик Барби. Гас одновременно и любила, и ненавидела свою комнату. Она выбрала для нее ситец с крупными красными розами давным-давно, когда была немногим старше Бриджит, и с тех пор так и не решилась что-либо изменить.
«Им придется убить меня, если они вдруг вздумают ее переделать», – в который раз поклялась она, роясь в ящике комода, где лежали ее трусики, переложенные маленькими саше с запахом сирени и розы.
Помимо любви к рюшечкам, Гас имела еще один серьезный недостаток: она была ревностным коллекционером всяческих игрушек и дамских пустяков, таких как старинные фарфоровые куклы, медвежата и вышитые подушки, которые громоздились на кровати, стульях и креслах и даже перекочевали на пол. Но самым дорогим предметом для Гас в этой вакханалии безделушек была ее обожаемая керамическая музыкальная шкатулка с фигуркой Золушки на крышке, крутившейся под звуки песенки о принце. Гас было шесть, когда она откопала эту драгоценность на школьном благотворительном базаре и до тех пор умоляла мать, пока Рита не купила игрушку. Если какую комнату и можно было назвать счастливым убежищем и приютом, то именно эту, но вся беда была в том, что сейчас, в двадцать семь лет, Гас стеснялась своей спальни. Так, в прошлом году женский журнал «Мари Клер» делал о ней материал, и они хотели снимать Гас в домашней обстановке. Она разрешила им снимать все, за исключением этой комнаты. Она гордилась своей репутацией неуступчивой особы, а спальня с таким убранством показывала ее совсем с другой стороны. Даже немногочисленные подруги не имели доступа в ее святилище, схожее с бонбоньеркой.
Гас взяла двумя руками стакан с ледяной «Кровавой Мери», который принесла ей стюардесса. Ладони были влажными то ли от пота, то ли от холодного бокала, но она не выпускала его из рук. Ей едва хватило сил, чтобы донести бокал до рта.
Он умер. Он был мертв, и уже не имело значения, что он принудил ее венчаться под дулом револьвера и что вся свадебная церемония была фальшивой комедией, пропитанной ненавистью, презрением и стремлением причинить друг другу боль. Гас могла думать только о своем поступке. Голое тело ее мужа, с которым она сочеталась браком менее суток назад, теперь плавало в заливе Скорпионов у побережья Калифорнии. Джек Кэлгейн камнем пошел ко дну. Она утопила его в первую брачную ночь и теперь бежит с места преступления.
Гас сжалась в комок при мысли о грандиозности содеянного – Вам холодно? – склонилась над ней стюардесса. – Принести одеяло?
– Нет, спасибо.
Гас не сомневалась, что ее не согреет и куча перин. Теперь она будет дрожать всю оставшуюся жизнь. Неудивительно, что она ощущала его трагическую ауру. Трагедией для Джека Кэлгейна стала она сама. Она предчувствовала, что корабль его жизни скоро разобьется о скалы, но не предполагала, что этой скалой окажется она. Гас. Это верно, она хотела от него Избавиться, но она ведь не желала ему смерти… А может быть, желала?
Дрожащими руками Гас снова поднесла бокал ко рту, но пить не смогла и отдала его стюардессе, которая кружила рядом, готовая прийти на помощь. Гас действительно нуждалась в помощи. Уже несколько раз она заказывала себе что-нибудь из напитков, но не могла сделать ни глотка. Черные мысли не давали ей покоя.
– Вы, наверное, трусишка? Боитесь летать? – посочувствовала стюардесса.
«Я не трусишка, а убийца», – хотела поправить ее Гас, но вместо этого только кивнула головой.
* * *
К тому времени, когда такси, везшее Гас из аэропорта, достигло наконец района Флинтридж и приближалось к особняку Феверстоунов, Гас сумела совершить некое подобие чуда.Она убедила себя, что действовала правильно и даже совершила благородный поступок, утопив Джека Кэлгейна. Если смотреть на вещи трезво, то он не оставил ей выбора. Он похитил и шантажировал ее, разрушил ее планы. Бедная заблудшая душа, он тем не менее буквально физически принудил ее совершить безрассудный поступок. Его трагедия заключалась в том, что он ошибся в выборе женщины, потому что планы Гас Феверстоун превосходили границы его воображения.
Подобного рода логическое обоснование оказалось непростым даже для такой личности, как Гас, привыкшей смело защищать свои поступки и взгляды. Она обрабатывала мучившую ее совесть до тех пор, пока та не превратилась в нечто мягкое, вроде пластилина, с которым любила забавляться Бриджит и которому можно было придать любую желаемую форму. Но как бы Гас ни оправдывалась, она все равно нарушила шестую заповедь, хотя и убеждала себя, что не собиралась его убивать и что в ее поступке не было ничего предумышленного. Его смерть скорее была непредвиденным последствием ее отчаянного желания во что бы то ни стало отделаться от него. Конечно, теперь она сожалела об этом. И очень искренне. К горлу Гас подступала тошнота, когда она представляла Джека лежащим на дне моря. Бездыханный труп, лишенный мрачного загадочного магнетизма и необычайной силы… Но что она могла поделать?
Это была одна из тех ситуаций, когда речь идет о выборе между меньшим и большим злом, и она справедливо выбрала меньшее. Невыносимо трудная моральная дилемма, которую невозможно разрешить. Речь шла о том, чтобы выбросить одно гнилое яблоко, которое могло испортить целую корзину крепких и здоровых. И в этом случае таким гнилым яблоком был человек, который стоял на пути к осуществлению всех ее великих планов.
Гас даже попыталась оказать ему помощь. Надо признать, что это была запоздалая помощь, но все равно помощь. Вбежав в спальню, она торопливо оделась и поспешила к джипу, чтобы добраться до аэродрома, но, терзаемая угрызениями совести, повернула к дому привратника и предупредила его о несчастье.
«Там тонет человек», – сказала она ему в надежде, что он еще успеет спасти его. Но было уже поздно. Привратник не обнаружил никаких следов Джека.
Голос таксиста прервал мысли Гас: они подъехали к воротам особняка, и он переговаривался с охранником.
– Я выйду здесь, – сказала ему Гас.
У нее не было с собой денег, и она попросила охранника заплатить за нее. Затем подождала, когда такси отъедет.
– Все в порядке, мисс Феверстоун? – спросил ее охранник. – Мы не ожидали, что вы так скоро вернетесь.
– Доброе утро, Говард. – Гас была рада, что дежурил именно он: Говард был приятным, обходительным человеком и нравился ей больше других охранников. – Все в порядке, но я хотела бы попросить вас о небольшом одолжении, – сказала она заговорщически. – Пожалуйста, не говорите никому, что я вернулась. Я хочу сделать им сюрприз.
Говард прикоснулся к фуражке.
– Ну конечно, мисс. Как вы скажете.
Гас устало улыбнулась ему и по мощенной кирпичом дороге направилась к особняку. К счастью, было еще очень рано. Наверняка все еще спали, а Френсис возится на кухне с завтраком, так что никто ее не заметит.
Гас даже обрадовалась, увидев сквозь кроны старых дубов шпили и башенки особняка Февсрстоунов. Соседские дети называли викторианский дом с украшениями на крыше Замком Дракулы, и Гас ребенком всегда боялась его. Френсис сказала ей, что в особняке есть тайные комнаты и переходы, но сколько Гас ни искала, так никогда их и не нашла и подозревала, что экономка хотела ее напугать, чему было немало примеров.
Сейчас она жаждала одного: попасть в свою уютную комнату на третьем этаже и затаиться там на некоторое время. Пока она не хотела ни с кем встречаться, даже с Робертом. Гас была уверена, что он сходит с ума от беспокойства, и все же прежде всего она должна была сама разобраться во всем произошедшем.
Единственно, кого она мечтала увидеть, так это маленькую Бриджит. Ей не терпелось погладить ее по светлым кудрям и обнять так крепко, чтобы у обеих перехватило дыхание. Но и с этим придется повременить. Прежде всего ей следует заняться восстановлением своих душевных и физических сил. Ну а сначала горячий, до покраснения кожи, душ, затем маленькая таблетка и многочасовой освежающий сон. Когда она проснется совсем здоровой, то займется всеми остальными делами.
* * *
Любимая одежда Гас для такого рода отдыха состояла из майки с надписью на груди «Сделано в Америке» и мужских трусов. Именно этот костюм был на ней, когда, пробудившись на следующее утро, она обнаружила, что ночью покинула кровать и расположилась в мягком глубоком кресле возле камина.Судя по часам на камине, она, проспала почти сутки, но что касалось восстановления организма и душевного спокойствия, то где-то под ложечкой у нее по-прежнему шевелился страх. Но может быть, это был не страх, а ужас?
Она решила больше не вспоминать о том, что произошло в заливе Скорпионов, хотя мысль о своем поступке тяжелым камнем лежала у нее на сердце. Правда, сколько бы Гас ни думала об этом, она ничего не могла изменить, и ей следовало торопиться с осуществлением своих планов. Но поверят ли ей ее семья и пресса, когда она попытается объяснить случившееся? Только один Роберт знал, что в действительности произошло в отеле, да и он не знал все до конца.
– Бриджит теперь, наверное, уже встала, – сказала Гас вслух, делая упражнения, чтобы размяться.
Она пока не собиралась предстать перед другими членами семьи, но мечтала увидеть племянницу. Ничто не могло более способствовать восстановлению ее душевного равновесия, чем встреча с Бриджит. Пятилетняя девочка превосходила любого гуру в своей способности возвращать людям силу духа.
Через несколько минут, уже под душем. Гас распланировала свое утро. Она пользовалась, пеной для ванны с сильным и даже резким хвойным ароматом, который Лили наверняка назвала бы навязчивым и вульгарным. Лили в этом отношении была настоящей аристократкой, ценившей нежные запахи и костюмы из английской ткани в неброскую елочку. Но Гас предпочитала взбадривающие запахи, к тому же пена была одним из подарков Роберта к Рождеству.
Как только повидается с племянницей, она позвонит Робу домой – он живет в Голливуде, – расскажет ему обо всем случившемся, и они вместе решат, что делать дальше. Уже почти два года Роб был ее менеджером и занимался всеми ее делами и отношениями с прессой. Гас не сумела бы придумать трюк с похищением без его помощи. Он также был юридическим экспертом по оценке и возмещению разного рода ущерба, что сейчас было для нее особенно важно. «Проблема» с Джеком Кэлгейном могла разрушить или, наоборот, укрепить ее имидж.
Все зависело от того, с какой стороны к этому делу подойти.
Завернувшись в большое пушистое розовое полотенце, Гас вышла из душа и через спальню прошла в белоснежную гардеробную. Что касалось спальни, то она вся была в оборках и воланах, как кукольный домик Барби. Гас одновременно и любила, и ненавидела свою комнату. Она выбрала для нее ситец с крупными красными розами давным-давно, когда была немногим старше Бриджит, и с тех пор так и не решилась что-либо изменить.
«Им придется убить меня, если они вдруг вздумают ее переделать», – в который раз поклялась она, роясь в ящике комода, где лежали ее трусики, переложенные маленькими саше с запахом сирени и розы.
Помимо любви к рюшечкам, Гас имела еще один серьезный недостаток: она была ревностным коллекционером всяческих игрушек и дамских пустяков, таких как старинные фарфоровые куклы, медвежата и вышитые подушки, которые громоздились на кровати, стульях и креслах и даже перекочевали на пол. Но самым дорогим предметом для Гас в этой вакханалии безделушек была ее обожаемая керамическая музыкальная шкатулка с фигуркой Золушки на крышке, крутившейся под звуки песенки о принце. Гас было шесть, когда она откопала эту драгоценность на школьном благотворительном базаре и до тех пор умоляла мать, пока Рита не купила игрушку. Если какую комнату и можно было назвать счастливым убежищем и приютом, то именно эту, но вся беда была в том, что сейчас, в двадцать семь лет, Гас стеснялась своей спальни. Так, в прошлом году женский журнал «Мари Клер» делал о ней материал, и они хотели снимать Гас в домашней обстановке. Она разрешила им снимать все, за исключением этой комнаты. Она гордилась своей репутацией неуступчивой особы, а спальня с таким убранством показывала ее совсем с другой стороны. Даже немногочисленные подруги не имели доступа в ее святилище, схожее с бонбоньеркой.