Но Гас упорно продолжала трудиться, всем сердцем ненавидя стойкую липкую ленту. Почему только он не воспользовался веревкой? Нет же, он решил быть оригинальным! Сначала револьвер, который взрывается, потом ковер, в который он ее закатывает, и, наконец, гибкая и крепкая изоляционная лента.
Она разрежет ленту, даже если ей придется поплатиться за это жизнью.
Машина вдруг круто свернула в сторону, и ножницы вонзились ей в запястье. Сдерживая крик боли. Гас качнулась влево, туда, где сидел похититель, затем, когда машина, визжа шинами, резко остановилась, свалилась вправо. Наверное, похититель съехал на обочину, решила Гас. Она чувствовала, как от внезапного торможения все еще сотрясается машина, и запах горелой резины ударил ей в ноздри. Но они никуда больше не ехали, и похититель почему-то молчал.
– Не забудь сообщить мне, когда совсем высвободишь руки, – сказал он наконец усталым голосом.
– Зачем вам это знать?
– Тогда придется устроить тебе хорошую взбучку, чтобы ты не убежала.
Признав свое поражение. Гас разочарованно вздохнула и попыталась вернуться в прежнее положение на сиденье. Но, как она ни упиралась ногами в пол, у нее ничего не получалось, пока похититель не сжалился над ней. Он схватил ее за плечи и водворил обратно на сиденье. Он обращался с ней как с бесчувственной деревяшкой.
Его помощь была ей ненавистна. Хуже того, из-за возни брезент сполз с нее, оставив неприкрытой, а повязка с глаз теперь спустилась на нос и рот, мешая дышать. Со вздохом отчаяния Гас откинулась назад.
– Не могли бы вы снять с меня повязку, чтобы я имела возможность дышать?
– Могу, – согласился он, – но тогда мне придется тебя прикончить.
– Вы шутите, – отозвалась Гас, но слова застряли у нее в горле.
Вряд ли это была пустая угроза, если вспомнить его предыдущие действия. Гас старалась не думать об охраннике и о том, что произошло на ее глазах. Ее ужасало то, что она стала невольной соучастницей преступления.
Он накинул брезент на плечи Гас, прикрыв ее почти обнаженное тело, и выехал обратно на дорогу. Гас вздрогнула от неожиданности, когда он включил радиоприемник и принялся перебирать станции явно в поисках сообщений о похищении, но так быстро, что Гас трудно было что-нибудь разобрать. Наконец он наткнулся как раз на середину сообщения, которое читала женщина-диктор.
«В состоянии сильного нервного шока охранник был доставлен в больницу, – говорила она, – где ему вправили челюсть и оказали другую первую помощь. Он сообщил полиции, что похититель подбросил ему взорвавшийся револьвер и усыпил его с помощью заряда со снотворным. Представитель полицейского управления Лос-Анджелеса сказал, что оружие со снотворным зарядом мало изучено и мнения о его эффективности сильно расходятся. Это абсолютно новое изобретение все еще находится в стадии разработки и пока не используется даже правоохранительными органами…»
Диктор продолжала свое повествование, но Гас уже не слушала ее.
Револьвер, способный усыплять? Выходит, похититель не убил охранника? Охранник жив, и, значит, она не является соучастницей преступления? Облегчение от этой новости длилось всего секунду, но горечь и обида не проходили. Получается, что он намеренно и расчетливо обманул ее. Унизил, превратив в плачущую, лепечущую, умоляющую идиотку, хотя двух его слов было бы достаточно, чтобы ее успокоить. Ему стоило только объяснить, что он использует заряд со снотворным, и она перестала бы безумствовать.
Он так ее напугал, что она даже начала заикаться! Легкое заикание было последствием пережитых в детстве потрясений.
Чтобы скрыть этот недостаток, ей пришлось заново учить себя разговаривать, однако, когда она стала взрослой, ее манера говорить с придыханием и остановками превратилась в качество, присущее ей одной и придававшее ей особое очарование. Но сейчас Гас могла думать лишь о том, как жестоко унизил ее похититель.
– Зачем вы так со мной п-поступили? – спросила она, проникаясь все большим гневом оттого, что заикается.
Она высвободила руку и сорвала с лица повязку.
Гас даже не пришло в голову, что вопрос ее чисто риторический и что она не получит на него ответа. Ей также не пришло в голову, как страшно она рискует. Она вновь обрела зрение, но, уверенная в своей правоте и вне себя от ярости, забыла, что имеет дело с киллером, способным на самые непредвиденные поступки.
– Зачем вы заставили меня поверить, что охранник мертв? – вопрошала она, стараясь одной рукой развязать спустившуюся на шею повязку, чтобы окончательно от нее избавиться. – Да вы настоящее чудовище!
– Что ты там делаешь, черт побери? – на этот раз спросил уже похититель, и машину бросило в сторону, поскольку он попытался удержать ее руку.
Чтобы не сползти на пол. Гас не оставалось ничего другого, как ухватиться за доску приборов. Машину швыряло с одной стороны дороги на другую, но, к счастью, на шоссе никого, кроме них, не было. Наконец он справился с управлением и съехал на обочину.
Облако пыли, поднятое колесами, постепенно осело.
Отдышавшись, Гас решилась посмотреть на похитителя и, встретив ледяной взгляд злобно прищуренных глаз, вдруг осознала, какой необдуманный поступок совершила. Она дерзнула взглянуть на неприкрытое лицо преступника. Похищенная увидела лицо своего похитителя, и теперь он должен ее убить.
– Я ничего не видела! – закричала Гас, отворачиваясь, и была права, поскольку не могла его рассмотреть в короткие доли секунды.
Вот только поверил ли он ей?
– Лучше бы я оставил тебя задыхаться в ковре, – заметил он тихо, но все тем же хриплым голосом. – А теперь повернись ко мне спиной. Вот так.
Гас и не думала сопротивляться. Она лишь вздохнула, когда он взял ее за плечи и водворил на прежнее место. Она ожидала, что сильным ударом он ввергнет ее в состояние продолжительной амнезии, но вместо этого он извлек откуда-то нож и начал разрезать остатки изоляционной ленты. Он совсем освободил ей руки и ноги, заодно отобрав у нее маникюрные ножницы, а также снял с лица повязку.
Гас принялась растирать онемевшие запястья и двигать босыми ступнями, чтобы возобновить нормальное кровообращение. Она не решилась выразить ему свою благодарность, поскольку, во-первых, он сам связал ее, а во-вторых, можно было ожидать, что в дальнейшем он еще с нею расправится. Во время своего весьма короткого пребывания в Вассарском колледже, прежде чем покинуть его и отправиться на поиски счастья в другом месте, Гас пришла к выводу, что существует всего два вида мужчин, интеллектуал и животное, и что сочетание того и другого является большой редкостью. Соответственно молодые люди делятся на две категории: одни являются очеловеченными компьютерами, вторые – машинами, движимыми низменными инстинктами. Этот орангутанг определенно проходил по второй категории. Глупо было надеяться отыскать в нем хоть бы зачатки человечности, и все же можно попробовать…
Внезапно она вспомнила, что брезент соскользнул на пол, а весь ее костюм состоит из бикини, и ее спина покрылась от страха мурашками. Она протянула руку, подобрала покрывало и натянула его на себя, стараясь не смотреть в сторону похитителя, хотя чувствовала на себе его оценивающий взгляд. Он был рядом – темная, полная враждебной анергии масса, и Гас почти физически ощущала, как его глаза не спеша скользят по ее телу. Но повышенный интерес, который Гас привыкла встречать в каждой мужской особи, на этот раз непонятным образом отсутствовал Похититель изучал ее с холодным равнодушием, как если бы ему были безразличны такого рода женщины, красивые или некрасивые, раздетые или одетые.
«Такие, как я? – подумала Гас. – Интересно почему?»
Автомобиль оказался черным джипом «шевроле», и, когда они выехали с обочины на дорогу, Гас поняла, что они находятся в пустыне. Мягкие оранжевые холмы в отдалении были удивительно красивы, но между ними и дорогой не было ничего, кроме бескрайнего выжженного каменистого пространства, колючих кактусов и голубоватых зарослей полыни. Унылый, однообразный пейзаж, казалось, перекочевал сюда с поверхности Луны.
Если это пустыня Мохаве, а Гас подозревала, что это именно она, то здесь даже в тени было жарко как в преисподней. Гас где-то читала, что летом Долина Смерти становилась самым настоящим пеклом, а сейчас была как раз середина июля. Что ж, подумала она с возрастающим чувством безнадежности, похититель рассчитал верно-адская жара и отдаленность этих мест делали побег абсолютно невозможным.
Дрожь и мурашки заставили ее еще сильнее закутаться в покрывало Кондиционер работал на полную мощь, создавая иллюзию урагана, и холодный сквозняк гулял по ее ногам. Тем не менее Гас не могла целиком возложить на сквозняк вину за внезапную дрожь, но она также не хотела называть это страхом, потому что презирала это чувство и не желала признаваться, что похититель был причиной ее озноба.
И все же Гас не могла отрицать, что произошло нечто ошибочное и непоправимое, а тем временем машина продолжала на полной скорости мчаться по безлюдной дороге, удаляясь от городов и цивилизации. «Наверное, у меня шок, – сказала себе Гас. – Ну конечно, шок, что же еще?»
– Куда мы едем? – спросила она, глядя в окно.
Она только что обнаружила, что ее покрывало было просторным мужским плащом, и, так как плащ был вывернут наизнанку, она воспользовалась этим и сунула руки в карманы, чтобы унять и утаить от похитителя их дрожь.
– На курорт в пустыне, – пояснил он и добавил с легкой насмешкой, изменив обычную монотонность своего голоса:
– Тебе там понравится.
Машина продолжала мчаться по дороге, а в голове Гас тем временем зрел план, как выйти из положения. Она может соблазнить похитителя, предложив более крупную сумму, чем та, которая была ему обещана первоначально. А так как все будут думать, что она похищена, они с Робертом могут воспользоваться этим и осуществить свой замысел. Несомненно, это было связано с риском, но что поделать, если все и так пошло вкривь и вкось. Гас до боли сжала руки.
– А если я как-то оплачу ваши труды, вы меня отпустите?
– А почему ты решила, что меня интересует оплата?
Ему определенно не хватало деликатности.
– Я имела в виду деньги, – пояснила Гас.
– Знаю. Но я имел в виду другое.
– И что же вы хотите?
Гас почувствовала, как у нее кольнуло сердце. Возможно, у нее треснуло ребро или она что-нибудь растянула Она еще глубже вжалась в сиденье.
– Только не то, что ты думаешь, – заверил он ее.
Раздражение в его голосе заставило Гас повернуться к нему, и она встретилась с ним глазами. Она хотела только взглянуть на него, только поймать выражение его лица, но произошло неожиданное, то, что никогда не случалось с Гас, а если когда и случилось, то она об этом давно позабыла.
Он ее отвергал!
Отвергал без стеснения, не торопясь, отсекая ее взгляд с жестокой точностью хирургического лазера и заморозив ее ледяным равнодушием. Он осмотрел ее всю и, видимо, не найдя ничего интересного, иронично приподнял бровь, затем отвернулся, вновь сосредоточив все свое внимание на дороге.
Гас была слишком поражена, чтобы обидеться. И в то же время он обошелся с ней столь презрительно, что нанесенная им невидимая рана уже начала кровоточить, угрожая ее жизни. Что это за человек? Ни один мужчина никогда не смотрел на нее таким безразличным взглядом.
А она-то думала, почему у нее тряслись руки! Теперь она просто не могла с ними сладить.
Наконец Гас определила, кто он такой. В маске или без маски, он был тем страшным призраком, что является женщинам в их ночных кошмарах, тем негодяем, что притаился в темном переулке, от одной мысли о котором бросает в дрожь. И в то же время ее похититель выглядел страшно усталым и необычайно привлекательным. У него были темные волосы, резкие черты загадочного лица, таившего множество секретов, так что Гас еле удержалась, чтобы не спросить, сколько убитых на его счету.
В глубине его темно-синих глаз блестели крошечные стальные искорки, но именно голос позволил Гас проникнуть в его душу и разгадать ее. Он говорил монотонным голосом, низким и лишенным выражения, полным равнодушия к жизни, как та однообразная неприветливая местность, которая расстилалась перед ними. Его голос походил на пустыню с выжженной до травинки растительностью, где не оставалось ничего, кроме камней и пыли.
Теперь она поняла, что ее теория о двух типах мужчин была неприменима к нему. Это был совершенно особый, отдельный вид, тихий и одновременно смертельно опасный, который существует на окраинах цивилизации, там, куда не дотягивается рука правосудия. «Тихий, но смертельно опасный» – Гас встретила это определение в какой-то журнальной статье о бандитах в кинофильмах, и оно как нельзя лучше подходило ее похитителю.
Такой мог не задумываясь убить или заняться сексом с трупом…
Да мало ли что еще он мог учинить…
Ее сердце почти выпрыгивало из груди, мысли мчались, обгоняя друг друга, и она решила навести в них порядок. Обычно, когда Гас волновалась или хотела что-то обдумать, она, сама того не замечая, принималась нервно щелкать себя ногтями по зубам. Это была отвратительнейшая привычка, но Гас не могла ее побороть.
Сейчас она успокоила себя несколькими глубокими вдохами.
Почему-то она вдруг начала забывать, что поставлено ею на Карту. И каким бы он ни был, смертельно опасным или, напротив, милостивым, ей следовало забыть о его наружности. Он освободил ее от пут и, наверное, нуждается в деньгах, раз подрядился на эту работу. А значит, он не собирается ее убить и скормить стервятникам. Она должна с честью выдержать это испытание, потому что решалась ее судьба: возможность освободиться от Феверстоунов и обрести независимость, о которой она так долго мечтала.
Лишь очень немногих людей Гас допустила в свою душу, среди них была ее умершая сводная сестра Джиллиан и еще дочь Джиллиан, пятилетняя Бриджит, к которой против своей воли Гас беззаветно привязалась. Помимо собственной материальной независимости, она хотела позаботиться о памяти Джиллиан и, самое главное, обеспечить будущее Бриджит.
«Да, – грустно подумала Гас, – это было самой великой моей мечтой, недостижимой, как сны курильщика опиума. Это было самым важным делом моей жизни».
Похититель резко затормозил и свернул на шоссе, ведущее прямо в горы. Гас невольно ухватилась за ручку двери и вновь ощутила ту же боль под левой грудью. Она просунула руку под плащ и обнаружила, что одна из косточек лифчика бикини впилась ей в ребра.
Быстрые спасательные действия принесли некоторое облегчение, к тому же Гас поняла, что ей будет удобнее, если она использует плащ по назначению и наденет его на себя. Бросив незаметный взгляд на похитителя; она приступила к выполнению своего намерения.
Гас все еще возилась под плащом, когда вдруг осознала, что ее противник наблюдает за ней, и застыла в ожидании. Она было совсем решила, что у него возникли идеи в отношении ее, вообразила, что пробудила в нем нечистые желания, в конце концов, она имела тому множество примеров в своей жизни.
Еще одно глупое и напрасное предположение… Никакой реакции с его стороны. Он наградил ее взглядом, ясно говорящим:
«Да будь ты хоть единственной женщиной на земле, я все равно бы…» И это было еще слишком мягкое толкование.
Тогда, кипя от возмущения и больше не скрываясь, Гас сбросила с себя плащ и затем снова надела его, продев руки в рукава. Ей было все равно, сколько ее голого тела он увидит.
Она свободно завязала пояс плаща и гордо откинулась на спинку сиденья. Косточка лифчика опять впилась ей в грудь, но Гас предпочла не обращать на нее внимания. Определенно мистер.
«Тихий, но смертельно опасный» реагировал только на угрозу своей жизни. Она могла снять с себя последние остатки одежды и в таком виде прямо перед ним красить ногти на ногах, и он даже бровью не повел бы.
Что-то подсказывало ей: следует быть благодарной этому человеку за его равнодушие.
Тем не менее Гас почему-то не испытывала этого возвышенного чувства.
Похитили ее сводную сестру? Неужели? Не успев остановить себя, она захохотала несвойственным ей нервным смехом.
– Вы шутите, Френсис, – обратилась она к экономке, все еще охваченная неверием. Она была бы меньше поражена, если бы выиграла миллион в тотализатор.. – Кто в здравом уме способен похитить Гас? Дайте день или два, пусть преступник придет в себя, и тогда он сам предложит нам выкуп, только бы мы забрали ее обратно.
– Не сомневайтесь, ее в самом деле похитили, – отрезала Френсис Брайтли, недовольная тем, что ее новость была встречена столь легкомысленно.
Экономка Феверстоунов была строгой и даже угрюмой не, молодой женщиной, которая в это яркое утро казалась особенно неуместной среди мягкой белизны просторной спальни Лили.
Солнце вливалось в комнату через растворенные двери террасы, освещая ореховое бюро, письменный стол и полки с безделушками и небольшими серебряными горшочками с анютиными глазками. Эти голубые и фиолетовые цветы были страстью Лили.
– Это произошло около часа назад, – рассказывала Френсис. – Я вышла на заднюю террасу и нашла там у бассейна одного из наших идиотов охранников. Говорит, что в него якобы выстрелили каким-то дротиком со снотворным, он потерял сознание, а какой-то человек в маске захватил Гас прямо на краю бассейна.
– Лейк знает об этом?
Лили взглянула на каминные часы. Они показывали двенадцать тридцать, а ее брат-близнец всегда по вторникам завтракал в клубе.
– Мистер Феверстоун уже на пути домой. Думаю, он вряд ли обрадуется, когда узнает о похищении. – Похоже было, что Френсис с наслаждением излагала плохие новости. – Охранник вызвал полицию, я не успела его остановить. Полицейские уже прибыли и хотят с вами поговорить.
– Полицейские? – переспросила Лили, став серьезной.
Теперь она определенно знала, что брат будет недоволен.
Немногочисленная охрана особняка имела строгие указания не вмешивать полицию без предварительного одобрения Лейка. Для такой предосторожности существовало много причин, включая утечку информации, до которой была очень жадна пресса, живущая чужими несчастьями и особенно несчастьями известных семейств, таких как Феверстоуны.
– Удивительно, что вы ничего не слышали, – продолжала Френсис, изучая наряд Лили. – Не похоже, чтобы вы куда-нибудь выходили.
Накануне Лили приняла сильное снотворное и действительно ничего не слышала, пока не проснулась от бешеного стука в дверь. Она быстро накинула кимоно, пригладила волосы и сделала вид, что просматривает вчерашнюю почту. Кому какое дело, если иногда она прибегает к лекарствам, чтобы успокоить нервы. Никто не мог бы назвать это привычкой, и она не желала, чтобы Френсис знала об этом и суетилась вокруг нее, как встревоженная наседка.
– Может быть, отложить разговор с полицией до возвращения Лейка? – Лили неохотно просила Френсис об одолжении, зная, что Френсис сначала возгордится, а затем, как обычно, примется утверждать свои моральные принципы. – Вы ведь могли бы придумать для меня какую-нибудь отговорку.
– Лгать полиции? – ужаснулась экономка, решительно засунув руки в карманы своего бежевого шерстяного жакета, и озабоченно нахмурилась, наслаждаясь минутным превосходством. – Пожалуй, я могла бы сказать им, что вы больны.
– Ну пожалуйста, Френсис, – подхватила Лили.
Теперь она была по-настоящему обеспокоена, так что у нее даже заболела голова. И не из-за того, что ее заботила судьба Гас, она не взяла бы обратно ни единого своего слова о ней. К тому же Лили не была уверена, что это не один из обычных фокусов Гас. Даже папа римский с его терпением не выдержал бы и четверти часа в обществе Августы Феверстоун и наверняка бы объявил ее ненормальной, которая нуждается в смирительной рубашке. Гас сама способна позаботиться о себе, а сейчас Лили больше всего беспокоила экономка.
Френсис имела репутацию отличной экономки, но также и особы с дурным характером. Крупная суровая женщина с редкими седеющими волосами, которые она ежедневно мыла туалетным мылом и заплетала в тощую косу, железной рукой управляла хозяйством, редко снисходя до улыбки. Лили подозревала, что малосимпатичная женщина лишь потому столько лет проработала в их доме, что ни у кого не хватало духу ее уволить.
Даже теперь выражение лица Френсис было столь осуждающим, что Лили с трудом удержалась, чтобы не принести ей извинения. За редкими исключениями Френсис критиковала все и всех на свете, и особенно бесцельное хождение в халате до самого полудня. Лили сдержала улыбку, представив себе, что бы случилось с экономкой, узнай она настоящую правду о Лили Феверстоун, известной благотворительнице, члене Филармонического общества и других почетных организаций. Френсис бы хватил удар, узнай она подлинную Лили.
– Благодарю вас, Френсис, – вслух сказала она, довольная своим самообладанием – Было бы очень хорошо, если бы вы сказали визитерам, желающим со мной поговорить, что я заболела. Объясните им, что я не могу их сразу принять, и сообщите мне, как только появится Лейк.
Движимая все тем же маниакальным трудолюбием, Френсис подошла к комоду и открыла ящик, в который она накануне сложила белье Лили, выстиранное собственными руками. Она перебрала кипу благоухающих лавандой белых шелковых трусиков и комбинаций и, удостоверившись, что все в идеальном порядке, сказала:
– Вы не забыли, что я просила вас дать мне отпуск в ноябре? Оплаченный, на две недели…
Странно, что Френсис клеймит ложь, но не гнушается шантажом, подумала Лили.
– Хорошо, Френсис, – уже сухо сказала Лили. – Не беспокойтесь, я сама приберу в комоде. Так вы сделаете, как я вас просила? Пожалуйста. А потом займитесь обедом. Приготовьте что-нибудь легкое.
– Вы сказали, обед? – переспросила Френсис. – И на сколько персон? Дом кишит полицейскими. К тому же кому захочется есть после всех этих событий?
– Тогда не надо… Наверное, вы правы, Френсис.
– Мы с сестрой хотим отправиться в круиз, – объявила Френсис, по-прежнему роясь в комоде. – Первый раз в жизни.
– Ну хорошо, отправляйтесь в круиз! – Лили была готова на все, только бы выпроводить экономку из комнаты. – Мы с Лейком хотели бы успеть к ноябрю в Лондон, к открытию осеннего художественного сезона, но что поделаешь, придется остаться.
Френсис закрыла за собой дверь, и Лили с облегчением вздохнула и отпустила наконец ворот халата, который она крепко сжимала рукой. На груди был след, чуть заметный, но подозрительный, если к нему присмотреться. Ястребиный взор Френсис наверняка бы распознал фиолетовую метку укуса.
Лили слегка погладила синяк и ощутила, как у нее задрожали пальцы. Ее тело пробудилось и вспыхнуло огнем, словно в него ударила молния. Боже мой, неужели это происходит с ней?
Как могла она так низко пасть, что способна думать только об объятиях? Она не смела взглянуть на себя в зеркало Стыдно было увидеть в нем неузнаваемые серо-зеленые глаза, полные откровенного желания.
Она открыла комод и вдохнула тяжелый сладкий запах лаванды, словно он мог успокоить ее чувства, но бесцельно ворошила белье, не зная, на чем остановить выбор. Страшно, что ей предстоит допрос, страшно, что ее сводную сестру кто-то похитил, угрожая пистолетом, но она могла думать только о нем и о том, что он с ней делает. Даже если сестру действительно похитили, ее беспокоило лишь, как повернется теперь ее жизнь и как это отразится на ней самой.
Гас была грязным пятном, пачкавшим кристально чистую репутацию семейства Феверстоунов. Она была их позором с тех самых пор, как ее низкая отвратительная мать соблазнила отца Лейка и Лили и силой ворвалась в их жизнь.
Откровенно говоря, рассуждала про себя Лили, разглаживая белую кружевную отделку шелковых штанишек, было бы лучше, если бы они вообще отказались иметь дело с похитителем, кем бы он ни был, предоставив ему возможность по своему усмотрению распорядиться Августой.
Лили все еще была погружена в раздумье, когда кто-то вошел в комнату и остановился за ее спиной.
– Ах, это ты, – сказала она, взглянув через плечо. – Они уже рассказали тебе, что случилось с Гас?
– Да разве от полиции куда скроешься? Они говорят, что ее похитили и что ты была в доме, когда это произошло.
С неохотой Лили задвинула ящик комода и повернулась к нему. Она трепетала внутри, но было бы опасно показать ему, какую власть он над ней имеет. Она знала, что он не преминет воспользоваться своим превосходством, как не раз уже это делал. Ей было также известно, что, к своему ужасу, она не способна оказать ему сопротивление.
Он настаивал, и Лили рассказала ему то, что ей было известно о похищении, то есть почти ничего, но еще до конца рассказа она заметила, что он ей не верит.
Он подошел к окну и устремил взгляд на покрытое легкой дымкой жаркое небо и рыжевато-коричневые холмы вдали. Его фигура, сама мужественность, рисовалась на фоне небесной синевы А может быть. Лили преувеличивала его достоинства, учитывая ее неравнодушие к нему.
– Надеюсь, Лили, ты в этом не замешана?
– Конечно же, нет, – ответила она, уязвленная намеком, что она способна участвовать в таком грязном деле, как похищение собственной пусть сводной, но сестры. Хотя, признаться, бывали моменты, когда она с удовольствием переехала бы Гас грузовиком. – Я спала, там вообще никого не было, когда это случилось. Я уже говорила тебе об этом.
Она разрежет ленту, даже если ей придется поплатиться за это жизнью.
Машина вдруг круто свернула в сторону, и ножницы вонзились ей в запястье. Сдерживая крик боли. Гас качнулась влево, туда, где сидел похититель, затем, когда машина, визжа шинами, резко остановилась, свалилась вправо. Наверное, похититель съехал на обочину, решила Гас. Она чувствовала, как от внезапного торможения все еще сотрясается машина, и запах горелой резины ударил ей в ноздри. Но они никуда больше не ехали, и похититель почему-то молчал.
– Не забудь сообщить мне, когда совсем высвободишь руки, – сказал он наконец усталым голосом.
– Зачем вам это знать?
– Тогда придется устроить тебе хорошую взбучку, чтобы ты не убежала.
Признав свое поражение. Гас разочарованно вздохнула и попыталась вернуться в прежнее положение на сиденье. Но, как она ни упиралась ногами в пол, у нее ничего не получалось, пока похититель не сжалился над ней. Он схватил ее за плечи и водворил обратно на сиденье. Он обращался с ней как с бесчувственной деревяшкой.
Его помощь была ей ненавистна. Хуже того, из-за возни брезент сполз с нее, оставив неприкрытой, а повязка с глаз теперь спустилась на нос и рот, мешая дышать. Со вздохом отчаяния Гас откинулась назад.
– Не могли бы вы снять с меня повязку, чтобы я имела возможность дышать?
– Могу, – согласился он, – но тогда мне придется тебя прикончить.
– Вы шутите, – отозвалась Гас, но слова застряли у нее в горле.
Вряд ли это была пустая угроза, если вспомнить его предыдущие действия. Гас старалась не думать об охраннике и о том, что произошло на ее глазах. Ее ужасало то, что она стала невольной соучастницей преступления.
Он накинул брезент на плечи Гас, прикрыв ее почти обнаженное тело, и выехал обратно на дорогу. Гас вздрогнула от неожиданности, когда он включил радиоприемник и принялся перебирать станции явно в поисках сообщений о похищении, но так быстро, что Гас трудно было что-нибудь разобрать. Наконец он наткнулся как раз на середину сообщения, которое читала женщина-диктор.
«В состоянии сильного нервного шока охранник был доставлен в больницу, – говорила она, – где ему вправили челюсть и оказали другую первую помощь. Он сообщил полиции, что похититель подбросил ему взорвавшийся револьвер и усыпил его с помощью заряда со снотворным. Представитель полицейского управления Лос-Анджелеса сказал, что оружие со снотворным зарядом мало изучено и мнения о его эффективности сильно расходятся. Это абсолютно новое изобретение все еще находится в стадии разработки и пока не используется даже правоохранительными органами…»
Диктор продолжала свое повествование, но Гас уже не слушала ее.
Револьвер, способный усыплять? Выходит, похититель не убил охранника? Охранник жив, и, значит, она не является соучастницей преступления? Облегчение от этой новости длилось всего секунду, но горечь и обида не проходили. Получается, что он намеренно и расчетливо обманул ее. Унизил, превратив в плачущую, лепечущую, умоляющую идиотку, хотя двух его слов было бы достаточно, чтобы ее успокоить. Ему стоило только объяснить, что он использует заряд со снотворным, и она перестала бы безумствовать.
Он так ее напугал, что она даже начала заикаться! Легкое заикание было последствием пережитых в детстве потрясений.
Чтобы скрыть этот недостаток, ей пришлось заново учить себя разговаривать, однако, когда она стала взрослой, ее манера говорить с придыханием и остановками превратилась в качество, присущее ей одной и придававшее ей особое очарование. Но сейчас Гас могла думать лишь о том, как жестоко унизил ее похититель.
– Зачем вы так со мной п-поступили? – спросила она, проникаясь все большим гневом оттого, что заикается.
Она высвободила руку и сорвала с лица повязку.
Гас даже не пришло в голову, что вопрос ее чисто риторический и что она не получит на него ответа. Ей также не пришло в голову, как страшно она рискует. Она вновь обрела зрение, но, уверенная в своей правоте и вне себя от ярости, забыла, что имеет дело с киллером, способным на самые непредвиденные поступки.
– Зачем вы заставили меня поверить, что охранник мертв? – вопрошала она, стараясь одной рукой развязать спустившуюся на шею повязку, чтобы окончательно от нее избавиться. – Да вы настоящее чудовище!
– Что ты там делаешь, черт побери? – на этот раз спросил уже похититель, и машину бросило в сторону, поскольку он попытался удержать ее руку.
Чтобы не сползти на пол. Гас не оставалось ничего другого, как ухватиться за доску приборов. Машину швыряло с одной стороны дороги на другую, но, к счастью, на шоссе никого, кроме них, не было. Наконец он справился с управлением и съехал на обочину.
Облако пыли, поднятое колесами, постепенно осело.
Отдышавшись, Гас решилась посмотреть на похитителя и, встретив ледяной взгляд злобно прищуренных глаз, вдруг осознала, какой необдуманный поступок совершила. Она дерзнула взглянуть на неприкрытое лицо преступника. Похищенная увидела лицо своего похитителя, и теперь он должен ее убить.
– Я ничего не видела! – закричала Гас, отворачиваясь, и была права, поскольку не могла его рассмотреть в короткие доли секунды.
Вот только поверил ли он ей?
– Лучше бы я оставил тебя задыхаться в ковре, – заметил он тихо, но все тем же хриплым голосом. – А теперь повернись ко мне спиной. Вот так.
Гас и не думала сопротивляться. Она лишь вздохнула, когда он взял ее за плечи и водворил на прежнее место. Она ожидала, что сильным ударом он ввергнет ее в состояние продолжительной амнезии, но вместо этого он извлек откуда-то нож и начал разрезать остатки изоляционной ленты. Он совсем освободил ей руки и ноги, заодно отобрав у нее маникюрные ножницы, а также снял с лица повязку.
Гас принялась растирать онемевшие запястья и двигать босыми ступнями, чтобы возобновить нормальное кровообращение. Она не решилась выразить ему свою благодарность, поскольку, во-первых, он сам связал ее, а во-вторых, можно было ожидать, что в дальнейшем он еще с нею расправится. Во время своего весьма короткого пребывания в Вассарском колледже, прежде чем покинуть его и отправиться на поиски счастья в другом месте, Гас пришла к выводу, что существует всего два вида мужчин, интеллектуал и животное, и что сочетание того и другого является большой редкостью. Соответственно молодые люди делятся на две категории: одни являются очеловеченными компьютерами, вторые – машинами, движимыми низменными инстинктами. Этот орангутанг определенно проходил по второй категории. Глупо было надеяться отыскать в нем хоть бы зачатки человечности, и все же можно попробовать…
Внезапно она вспомнила, что брезент соскользнул на пол, а весь ее костюм состоит из бикини, и ее спина покрылась от страха мурашками. Она протянула руку, подобрала покрывало и натянула его на себя, стараясь не смотреть в сторону похитителя, хотя чувствовала на себе его оценивающий взгляд. Он был рядом – темная, полная враждебной анергии масса, и Гас почти физически ощущала, как его глаза не спеша скользят по ее телу. Но повышенный интерес, который Гас привыкла встречать в каждой мужской особи, на этот раз непонятным образом отсутствовал Похититель изучал ее с холодным равнодушием, как если бы ему были безразличны такого рода женщины, красивые или некрасивые, раздетые или одетые.
«Такие, как я? – подумала Гас. – Интересно почему?»
Автомобиль оказался черным джипом «шевроле», и, когда они выехали с обочины на дорогу, Гас поняла, что они находятся в пустыне. Мягкие оранжевые холмы в отдалении были удивительно красивы, но между ними и дорогой не было ничего, кроме бескрайнего выжженного каменистого пространства, колючих кактусов и голубоватых зарослей полыни. Унылый, однообразный пейзаж, казалось, перекочевал сюда с поверхности Луны.
Если это пустыня Мохаве, а Гас подозревала, что это именно она, то здесь даже в тени было жарко как в преисподней. Гас где-то читала, что летом Долина Смерти становилась самым настоящим пеклом, а сейчас была как раз середина июля. Что ж, подумала она с возрастающим чувством безнадежности, похититель рассчитал верно-адская жара и отдаленность этих мест делали побег абсолютно невозможным.
Дрожь и мурашки заставили ее еще сильнее закутаться в покрывало Кондиционер работал на полную мощь, создавая иллюзию урагана, и холодный сквозняк гулял по ее ногам. Тем не менее Гас не могла целиком возложить на сквозняк вину за внезапную дрожь, но она также не хотела называть это страхом, потому что презирала это чувство и не желала признаваться, что похититель был причиной ее озноба.
И все же Гас не могла отрицать, что произошло нечто ошибочное и непоправимое, а тем временем машина продолжала на полной скорости мчаться по безлюдной дороге, удаляясь от городов и цивилизации. «Наверное, у меня шок, – сказала себе Гас. – Ну конечно, шок, что же еще?»
– Куда мы едем? – спросила она, глядя в окно.
Она только что обнаружила, что ее покрывало было просторным мужским плащом, и, так как плащ был вывернут наизнанку, она воспользовалась этим и сунула руки в карманы, чтобы унять и утаить от похитителя их дрожь.
– На курорт в пустыне, – пояснил он и добавил с легкой насмешкой, изменив обычную монотонность своего голоса:
– Тебе там понравится.
Машина продолжала мчаться по дороге, а в голове Гас тем временем зрел план, как выйти из положения. Она может соблазнить похитителя, предложив более крупную сумму, чем та, которая была ему обещана первоначально. А так как все будут думать, что она похищена, они с Робертом могут воспользоваться этим и осуществить свой замысел. Несомненно, это было связано с риском, но что поделать, если все и так пошло вкривь и вкось. Гас до боли сжала руки.
– А если я как-то оплачу ваши труды, вы меня отпустите?
– А почему ты решила, что меня интересует оплата?
Ему определенно не хватало деликатности.
– Я имела в виду деньги, – пояснила Гас.
– Знаю. Но я имел в виду другое.
– И что же вы хотите?
Гас почувствовала, как у нее кольнуло сердце. Возможно, у нее треснуло ребро или она что-нибудь растянула Она еще глубже вжалась в сиденье.
– Только не то, что ты думаешь, – заверил он ее.
Раздражение в его голосе заставило Гас повернуться к нему, и она встретилась с ним глазами. Она хотела только взглянуть на него, только поймать выражение его лица, но произошло неожиданное, то, что никогда не случалось с Гас, а если когда и случилось, то она об этом давно позабыла.
Он ее отвергал!
Отвергал без стеснения, не торопясь, отсекая ее взгляд с жестокой точностью хирургического лазера и заморозив ее ледяным равнодушием. Он осмотрел ее всю и, видимо, не найдя ничего интересного, иронично приподнял бровь, затем отвернулся, вновь сосредоточив все свое внимание на дороге.
Гас была слишком поражена, чтобы обидеться. И в то же время он обошелся с ней столь презрительно, что нанесенная им невидимая рана уже начала кровоточить, угрожая ее жизни. Что это за человек? Ни один мужчина никогда не смотрел на нее таким безразличным взглядом.
А она-то думала, почему у нее тряслись руки! Теперь она просто не могла с ними сладить.
Наконец Гас определила, кто он такой. В маске или без маски, он был тем страшным призраком, что является женщинам в их ночных кошмарах, тем негодяем, что притаился в темном переулке, от одной мысли о котором бросает в дрожь. И в то же время ее похититель выглядел страшно усталым и необычайно привлекательным. У него были темные волосы, резкие черты загадочного лица, таившего множество секретов, так что Гас еле удержалась, чтобы не спросить, сколько убитых на его счету.
В глубине его темно-синих глаз блестели крошечные стальные искорки, но именно голос позволил Гас проникнуть в его душу и разгадать ее. Он говорил монотонным голосом, низким и лишенным выражения, полным равнодушия к жизни, как та однообразная неприветливая местность, которая расстилалась перед ними. Его голос походил на пустыню с выжженной до травинки растительностью, где не оставалось ничего, кроме камней и пыли.
Теперь она поняла, что ее теория о двух типах мужчин была неприменима к нему. Это был совершенно особый, отдельный вид, тихий и одновременно смертельно опасный, который существует на окраинах цивилизации, там, куда не дотягивается рука правосудия. «Тихий, но смертельно опасный» – Гас встретила это определение в какой-то журнальной статье о бандитах в кинофильмах, и оно как нельзя лучше подходило ее похитителю.
Такой мог не задумываясь убить или заняться сексом с трупом…
Да мало ли что еще он мог учинить…
Ее сердце почти выпрыгивало из груди, мысли мчались, обгоняя друг друга, и она решила навести в них порядок. Обычно, когда Гас волновалась или хотела что-то обдумать, она, сама того не замечая, принималась нервно щелкать себя ногтями по зубам. Это была отвратительнейшая привычка, но Гас не могла ее побороть.
Сейчас она успокоила себя несколькими глубокими вдохами.
Почему-то она вдруг начала забывать, что поставлено ею на Карту. И каким бы он ни был, смертельно опасным или, напротив, милостивым, ей следовало забыть о его наружности. Он освободил ее от пут и, наверное, нуждается в деньгах, раз подрядился на эту работу. А значит, он не собирается ее убить и скормить стервятникам. Она должна с честью выдержать это испытание, потому что решалась ее судьба: возможность освободиться от Феверстоунов и обрести независимость, о которой она так долго мечтала.
Лишь очень немногих людей Гас допустила в свою душу, среди них была ее умершая сводная сестра Джиллиан и еще дочь Джиллиан, пятилетняя Бриджит, к которой против своей воли Гас беззаветно привязалась. Помимо собственной материальной независимости, она хотела позаботиться о памяти Джиллиан и, самое главное, обеспечить будущее Бриджит.
«Да, – грустно подумала Гас, – это было самой великой моей мечтой, недостижимой, как сны курильщика опиума. Это было самым важным делом моей жизни».
Похититель резко затормозил и свернул на шоссе, ведущее прямо в горы. Гас невольно ухватилась за ручку двери и вновь ощутила ту же боль под левой грудью. Она просунула руку под плащ и обнаружила, что одна из косточек лифчика бикини впилась ей в ребра.
Быстрые спасательные действия принесли некоторое облегчение, к тому же Гас поняла, что ей будет удобнее, если она использует плащ по назначению и наденет его на себя. Бросив незаметный взгляд на похитителя; она приступила к выполнению своего намерения.
Гас все еще возилась под плащом, когда вдруг осознала, что ее противник наблюдает за ней, и застыла в ожидании. Она было совсем решила, что у него возникли идеи в отношении ее, вообразила, что пробудила в нем нечистые желания, в конце концов, она имела тому множество примеров в своей жизни.
Еще одно глупое и напрасное предположение… Никакой реакции с его стороны. Он наградил ее взглядом, ясно говорящим:
«Да будь ты хоть единственной женщиной на земле, я все равно бы…» И это было еще слишком мягкое толкование.
Тогда, кипя от возмущения и больше не скрываясь, Гас сбросила с себя плащ и затем снова надела его, продев руки в рукава. Ей было все равно, сколько ее голого тела он увидит.
Она свободно завязала пояс плаща и гордо откинулась на спинку сиденья. Косточка лифчика опять впилась ей в грудь, но Гас предпочла не обращать на нее внимания. Определенно мистер.
«Тихий, но смертельно опасный» реагировал только на угрозу своей жизни. Она могла снять с себя последние остатки одежды и в таком виде прямо перед ним красить ногти на ногах, и он даже бровью не повел бы.
Что-то подсказывало ей: следует быть благодарной этому человеку за его равнодушие.
Тем не менее Гас почему-то не испытывала этого возвышенного чувства.
* * *
– Похитили? Как, – нашу Гас? – изумилась Лили Феверстоун и в страхе прикрыла рот ладонью. Другой рукой она придерживала полы своего белого атласного кимоно.Похитили ее сводную сестру? Неужели? Не успев остановить себя, она захохотала несвойственным ей нервным смехом.
– Вы шутите, Френсис, – обратилась она к экономке, все еще охваченная неверием. Она была бы меньше поражена, если бы выиграла миллион в тотализатор.. – Кто в здравом уме способен похитить Гас? Дайте день или два, пусть преступник придет в себя, и тогда он сам предложит нам выкуп, только бы мы забрали ее обратно.
– Не сомневайтесь, ее в самом деле похитили, – отрезала Френсис Брайтли, недовольная тем, что ее новость была встречена столь легкомысленно.
Экономка Феверстоунов была строгой и даже угрюмой не, молодой женщиной, которая в это яркое утро казалась особенно неуместной среди мягкой белизны просторной спальни Лили.
Солнце вливалось в комнату через растворенные двери террасы, освещая ореховое бюро, письменный стол и полки с безделушками и небольшими серебряными горшочками с анютиными глазками. Эти голубые и фиолетовые цветы были страстью Лили.
– Это произошло около часа назад, – рассказывала Френсис. – Я вышла на заднюю террасу и нашла там у бассейна одного из наших идиотов охранников. Говорит, что в него якобы выстрелили каким-то дротиком со снотворным, он потерял сознание, а какой-то человек в маске захватил Гас прямо на краю бассейна.
– Лейк знает об этом?
Лили взглянула на каминные часы. Они показывали двенадцать тридцать, а ее брат-близнец всегда по вторникам завтракал в клубе.
– Мистер Феверстоун уже на пути домой. Думаю, он вряд ли обрадуется, когда узнает о похищении. – Похоже было, что Френсис с наслаждением излагала плохие новости. – Охранник вызвал полицию, я не успела его остановить. Полицейские уже прибыли и хотят с вами поговорить.
– Полицейские? – переспросила Лили, став серьезной.
Теперь она определенно знала, что брат будет недоволен.
Немногочисленная охрана особняка имела строгие указания не вмешивать полицию без предварительного одобрения Лейка. Для такой предосторожности существовало много причин, включая утечку информации, до которой была очень жадна пресса, живущая чужими несчастьями и особенно несчастьями известных семейств, таких как Феверстоуны.
– Удивительно, что вы ничего не слышали, – продолжала Френсис, изучая наряд Лили. – Не похоже, чтобы вы куда-нибудь выходили.
Накануне Лили приняла сильное снотворное и действительно ничего не слышала, пока не проснулась от бешеного стука в дверь. Она быстро накинула кимоно, пригладила волосы и сделала вид, что просматривает вчерашнюю почту. Кому какое дело, если иногда она прибегает к лекарствам, чтобы успокоить нервы. Никто не мог бы назвать это привычкой, и она не желала, чтобы Френсис знала об этом и суетилась вокруг нее, как встревоженная наседка.
– Может быть, отложить разговор с полицией до возвращения Лейка? – Лили неохотно просила Френсис об одолжении, зная, что Френсис сначала возгордится, а затем, как обычно, примется утверждать свои моральные принципы. – Вы ведь могли бы придумать для меня какую-нибудь отговорку.
– Лгать полиции? – ужаснулась экономка, решительно засунув руки в карманы своего бежевого шерстяного жакета, и озабоченно нахмурилась, наслаждаясь минутным превосходством. – Пожалуй, я могла бы сказать им, что вы больны.
– Ну пожалуйста, Френсис, – подхватила Лили.
Теперь она была по-настоящему обеспокоена, так что у нее даже заболела голова. И не из-за того, что ее заботила судьба Гас, она не взяла бы обратно ни единого своего слова о ней. К тому же Лили не была уверена, что это не один из обычных фокусов Гас. Даже папа римский с его терпением не выдержал бы и четверти часа в обществе Августы Феверстоун и наверняка бы объявил ее ненормальной, которая нуждается в смирительной рубашке. Гас сама способна позаботиться о себе, а сейчас Лили больше всего беспокоила экономка.
Френсис имела репутацию отличной экономки, но также и особы с дурным характером. Крупная суровая женщина с редкими седеющими волосами, которые она ежедневно мыла туалетным мылом и заплетала в тощую косу, железной рукой управляла хозяйством, редко снисходя до улыбки. Лили подозревала, что малосимпатичная женщина лишь потому столько лет проработала в их доме, что ни у кого не хватало духу ее уволить.
Даже теперь выражение лица Френсис было столь осуждающим, что Лили с трудом удержалась, чтобы не принести ей извинения. За редкими исключениями Френсис критиковала все и всех на свете, и особенно бесцельное хождение в халате до самого полудня. Лили сдержала улыбку, представив себе, что бы случилось с экономкой, узнай она настоящую правду о Лили Феверстоун, известной благотворительнице, члене Филармонического общества и других почетных организаций. Френсис бы хватил удар, узнай она подлинную Лили.
– Благодарю вас, Френсис, – вслух сказала она, довольная своим самообладанием – Было бы очень хорошо, если бы вы сказали визитерам, желающим со мной поговорить, что я заболела. Объясните им, что я не могу их сразу принять, и сообщите мне, как только появится Лейк.
Движимая все тем же маниакальным трудолюбием, Френсис подошла к комоду и открыла ящик, в который она накануне сложила белье Лили, выстиранное собственными руками. Она перебрала кипу благоухающих лавандой белых шелковых трусиков и комбинаций и, удостоверившись, что все в идеальном порядке, сказала:
– Вы не забыли, что я просила вас дать мне отпуск в ноябре? Оплаченный, на две недели…
Странно, что Френсис клеймит ложь, но не гнушается шантажом, подумала Лили.
– Хорошо, Френсис, – уже сухо сказала Лили. – Не беспокойтесь, я сама приберу в комоде. Так вы сделаете, как я вас просила? Пожалуйста. А потом займитесь обедом. Приготовьте что-нибудь легкое.
– Вы сказали, обед? – переспросила Френсис. – И на сколько персон? Дом кишит полицейскими. К тому же кому захочется есть после всех этих событий?
– Тогда не надо… Наверное, вы правы, Френсис.
– Мы с сестрой хотим отправиться в круиз, – объявила Френсис, по-прежнему роясь в комоде. – Первый раз в жизни.
– Ну хорошо, отправляйтесь в круиз! – Лили была готова на все, только бы выпроводить экономку из комнаты. – Мы с Лейком хотели бы успеть к ноябрю в Лондон, к открытию осеннего художественного сезона, но что поделаешь, придется остаться.
Френсис закрыла за собой дверь, и Лили с облегчением вздохнула и отпустила наконец ворот халата, который она крепко сжимала рукой. На груди был след, чуть заметный, но подозрительный, если к нему присмотреться. Ястребиный взор Френсис наверняка бы распознал фиолетовую метку укуса.
Лили слегка погладила синяк и ощутила, как у нее задрожали пальцы. Ее тело пробудилось и вспыхнуло огнем, словно в него ударила молния. Боже мой, неужели это происходит с ней?
Как могла она так низко пасть, что способна думать только об объятиях? Она не смела взглянуть на себя в зеркало Стыдно было увидеть в нем неузнаваемые серо-зеленые глаза, полные откровенного желания.
Она открыла комод и вдохнула тяжелый сладкий запах лаванды, словно он мог успокоить ее чувства, но бесцельно ворошила белье, не зная, на чем остановить выбор. Страшно, что ей предстоит допрос, страшно, что ее сводную сестру кто-то похитил, угрожая пистолетом, но она могла думать только о нем и о том, что он с ней делает. Даже если сестру действительно похитили, ее беспокоило лишь, как повернется теперь ее жизнь и как это отразится на ней самой.
Гас была грязным пятном, пачкавшим кристально чистую репутацию семейства Феверстоунов. Она была их позором с тех самых пор, как ее низкая отвратительная мать соблазнила отца Лейка и Лили и силой ворвалась в их жизнь.
Откровенно говоря, рассуждала про себя Лили, разглаживая белую кружевную отделку шелковых штанишек, было бы лучше, если бы они вообще отказались иметь дело с похитителем, кем бы он ни был, предоставив ему возможность по своему усмотрению распорядиться Августой.
Лили все еще была погружена в раздумье, когда кто-то вошел в комнату и остановился за ее спиной.
– Ах, это ты, – сказала она, взглянув через плечо. – Они уже рассказали тебе, что случилось с Гас?
– Да разве от полиции куда скроешься? Они говорят, что ее похитили и что ты была в доме, когда это произошло.
С неохотой Лили задвинула ящик комода и повернулась к нему. Она трепетала внутри, но было бы опасно показать ему, какую власть он над ней имеет. Она знала, что он не преминет воспользоваться своим превосходством, как не раз уже это делал. Ей было также известно, что, к своему ужасу, она не способна оказать ему сопротивление.
Он настаивал, и Лили рассказала ему то, что ей было известно о похищении, то есть почти ничего, но еще до конца рассказа она заметила, что он ей не верит.
Он подошел к окну и устремил взгляд на покрытое легкой дымкой жаркое небо и рыжевато-коричневые холмы вдали. Его фигура, сама мужественность, рисовалась на фоне небесной синевы А может быть. Лили преувеличивала его достоинства, учитывая ее неравнодушие к нему.
– Надеюсь, Лили, ты в этом не замешана?
– Конечно же, нет, – ответила она, уязвленная намеком, что она способна участвовать в таком грязном деле, как похищение собственной пусть сводной, но сестры. Хотя, признаться, бывали моменты, когда она с удовольствием переехала бы Гас грузовиком. – Я спала, там вообще никого не было, когда это случилось. Я уже говорила тебе об этом.