Событие непонятным образом повлияло на него, удивилась Лили, хотя он наверняка был столь же равнодушен к Гас, как и она сама. К сожалению, он, видимо, хотел выместить на ней свое плохое настроение. Лили понемногу начала сознавать, что он не умеет самостоятельно справляться со своими эмоциями.
Он должен был переложить на кого-то часть своих переживаний, причинить боль, если сам ее испытывал.
– В чем дело? – успокаивающе спросила Лили. – Неужели тебя взволновал этот случай с Гас? Если даже это и похищение, вряд ли похититель причинит ей вред. Ему просто нужны деньги.
– Дело не в деньгах. Главное – как об этом раззвонят репортеры. Они сойдут с ума от радости.
– Ты прав, но ты ведь знаешь прессу. Через неделю им это наскучит, и они ухватятся за что-нибудь новое.
Лили знала, что ей не удастся его отвлечь, она лишь оттягивала неизбежное.
– Представляешь, какой они устроят здесь цирк, – продолжал упорствовать он.
– Хочешь чего-нибудь выпить? – предложила Лили; она держала в шкафчике у дверей графины с виски и коньяком, а также со своей любимой манзаниллой, светлым, очень сухим испанским хересом.
Он был явно обижен.
– Ты же знаешь, что я никогда не пью в это время дня.
Лили тем не менее направилась к шкафчику, чтобы налить себе хереса. Вино наверняка поможет ей справиться с дрожью.
Она знала, что последует дальше. Он не отступит, и каждая ее попытка смягчить его только еще больше разожжет его гнев, пока он наконец не выместит его на ней. Хотелось бы знать, какое наказание он измыслит для нее на этот раз?
– Почему ты не одета? – спросил он с ноткой раздражения в голосе, окидывая ее взглядом. – Какая женщина полдня шатается по дому в халате и непричесанная?
Какая? Ну конечно же, развратная и одержимая страстью.
Лили сдержала истерический смех. Женщина, которая не спит по ночам из-за нечистой совести и чья плоть взбунтовалась и не подчиняется ей Но если она развратна… Она хотела обернуться и швырнуть ему в лицо слова: «Если я развратна, то это твоя вина».
Она услышала, как он подходит к ней сзади, и прикрыла рот ладонью. Ему не нравится, когда она пьет, это еще сильнее выводит его из себя. Каждый ее шаг выводит его из себя. Его злило все, что она делала, и он наказывал ее за каждый им же вымышленный проступок. Но наступит день, поклялась она себе, когда придет его черед страдать и дрожать, как дрожит сейчас она Лили не смела надеяться, что ее безнадежная мента осуществится, и все равно фантазировала, хватаясь за соломинку, за ниточку, которая выведет ее из лабиринта на свободу.
Он молча стоял за ее спиной, но она ощущала его всем своим телом: она слышала его, чувствовала его запах и его прикосновение. Как если бы он контролировал ее нервную систему и настроил на один лад со своей собственной. Она была с ним единым целым, она была бессильна остановить неизбежное.
– Мне надо одеться, – сказала Лили. – Полиция хочет поговорить со мной.
– Успеется, всему свой черед. Лили… Сначала я, потом они.
Его голос сорвался на ее имени, и она почувствовала едкое удовлетворение от того, что и он тоже зависим от ее власти. У нее задрожали губы, и на глазах появились слезы.
– Ну почему ты такая? – спросил он. – Ты знаешь, что мне не нравится, когда ты так себя ведешь. Знаешь и все равно упрямишься. Почему?
– Я не сделала ничего плохого, – ответила она.
– Ты ведешь себя вызывающе. Ты вынудишь меня…
Лили резко повернулась к нему:
– Сделать что?
Все поплыло у Лили перед глазами, она уже почти не соображала. Она боялась, что он может ее ударить, хотя никогда прежде он не прибегал к физической силе, но сейчас нечто новое и пугающее вошло в их отношения. Прежде их разговоры были только безопасной перепалкой.
Он прикоснулся к пятну на ее груди и тут же отдернул руку.
– Господи, какая ты неряха, – заметил он. – Ты только посмотри на себя.
– Да, неряха… Но только для тебя.
– Ты согласна сделать все, о чем я тебя попрошу?
– Да, все что угодно.
Она опять дрожала и почти плакала. Она была полностью в его власти. Целиком.
– Хорошо… Очень хорошо. – Он отошел от нее, и в его голосе зазвучало еле сдерживаемое возбуждение. – Я хочу, чтобы ты пошла и поговорила с полицейскими как ты есть сейчас, не одеваясь.
– Как? Прямо в кимоно? Нет!
– Нет да, я хочу, чтобы они увидели тебя именно в таком виде. Чтобы они поняли. Лили, что ты за женщина. Какая ты красивая… Красивая развратница.
Он запахнул полы ее кимоно и завязал пояс, не затягивая узел. Так, чтобы было видно начало ее бледной груди, ее слабое дрожащее тело. Сама она была не способна это сделать. Она еле держалась на ногах.
Глава 3
Глава 4
Он должен был переложить на кого-то часть своих переживаний, причинить боль, если сам ее испытывал.
– В чем дело? – успокаивающе спросила Лили. – Неужели тебя взволновал этот случай с Гас? Если даже это и похищение, вряд ли похититель причинит ей вред. Ему просто нужны деньги.
– Дело не в деньгах. Главное – как об этом раззвонят репортеры. Они сойдут с ума от радости.
– Ты прав, но ты ведь знаешь прессу. Через неделю им это наскучит, и они ухватятся за что-нибудь новое.
Лили знала, что ей не удастся его отвлечь, она лишь оттягивала неизбежное.
– Представляешь, какой они устроят здесь цирк, – продолжал упорствовать он.
– Хочешь чего-нибудь выпить? – предложила Лили; она держала в шкафчике у дверей графины с виски и коньяком, а также со своей любимой манзаниллой, светлым, очень сухим испанским хересом.
Он был явно обижен.
– Ты же знаешь, что я никогда не пью в это время дня.
Лили тем не менее направилась к шкафчику, чтобы налить себе хереса. Вино наверняка поможет ей справиться с дрожью.
Она знала, что последует дальше. Он не отступит, и каждая ее попытка смягчить его только еще больше разожжет его гнев, пока он наконец не выместит его на ней. Хотелось бы знать, какое наказание он измыслит для нее на этот раз?
– Почему ты не одета? – спросил он с ноткой раздражения в голосе, окидывая ее взглядом. – Какая женщина полдня шатается по дому в халате и непричесанная?
Какая? Ну конечно же, развратная и одержимая страстью.
Лили сдержала истерический смех. Женщина, которая не спит по ночам из-за нечистой совести и чья плоть взбунтовалась и не подчиняется ей Но если она развратна… Она хотела обернуться и швырнуть ему в лицо слова: «Если я развратна, то это твоя вина».
Она услышала, как он подходит к ней сзади, и прикрыла рот ладонью. Ему не нравится, когда она пьет, это еще сильнее выводит его из себя. Каждый ее шаг выводит его из себя. Его злило все, что она делала, и он наказывал ее за каждый им же вымышленный проступок. Но наступит день, поклялась она себе, когда придет его черед страдать и дрожать, как дрожит сейчас она Лили не смела надеяться, что ее безнадежная мента осуществится, и все равно фантазировала, хватаясь за соломинку, за ниточку, которая выведет ее из лабиринта на свободу.
Он молча стоял за ее спиной, но она ощущала его всем своим телом: она слышала его, чувствовала его запах и его прикосновение. Как если бы он контролировал ее нервную систему и настроил на один лад со своей собственной. Она была с ним единым целым, она была бессильна остановить неизбежное.
– Мне надо одеться, – сказала Лили. – Полиция хочет поговорить со мной.
– Успеется, всему свой черед. Лили… Сначала я, потом они.
Его голос сорвался на ее имени, и она почувствовала едкое удовлетворение от того, что и он тоже зависим от ее власти. У нее задрожали губы, и на глазах появились слезы.
– Ну почему ты такая? – спросил он. – Ты знаешь, что мне не нравится, когда ты так себя ведешь. Знаешь и все равно упрямишься. Почему?
– Я не сделала ничего плохого, – ответила она.
– Ты ведешь себя вызывающе. Ты вынудишь меня…
Лили резко повернулась к нему:
– Сделать что?
Все поплыло у Лили перед глазами, она уже почти не соображала. Она боялась, что он может ее ударить, хотя никогда прежде он не прибегал к физической силе, но сейчас нечто новое и пугающее вошло в их отношения. Прежде их разговоры были только безопасной перепалкой.
Он прикоснулся к пятну на ее груди и тут же отдернул руку.
– Господи, какая ты неряха, – заметил он. – Ты только посмотри на себя.
– Да, неряха… Но только для тебя.
– Ты согласна сделать все, о чем я тебя попрошу?
– Да, все что угодно.
Она опять дрожала и почти плакала. Она была полностью в его власти. Целиком.
– Хорошо… Очень хорошо. – Он отошел от нее, и в его голосе зазвучало еле сдерживаемое возбуждение. – Я хочу, чтобы ты пошла и поговорила с полицейскими как ты есть сейчас, не одеваясь.
– Как? Прямо в кимоно? Нет!
– Нет да, я хочу, чтобы они увидели тебя именно в таком виде. Чтобы они поняли. Лили, что ты за женщина. Какая ты красивая… Красивая развратница.
Он запахнул полы ее кимоно и завязал пояс, не затягивая узел. Так, чтобы было видно начало ее бледной груди, ее слабое дрожащее тело. Сама она была не способна это сделать. Она еле держалась на ногах.
Глава 3
В восемь часов вечера обычного летнего дня знаменитый лондонский Пиккадилли-серкус был переполнен туристами всех мастей и возрастов, привлеченными славой этого места. Сегодня толпа, окружавшая колонну с ангелом Милосердия наверху, была не столь многочисленной, как обычно, но не меньше настроенной на веселье и развлечения. Люди смеялись, переговаривались, двигались вместе с толпой, и мало кто из них обращал внимание на серебристый лимузин «бентли», стоявший на боковой улице перед пивной «Петух и бык».
Внутри красавца «бентли», напоминавшего своей формой океанский лайнер, Вебб Кальдерон пытался после короткого и ничем не примечательного свидания расстаться с очаровательной стройной француженкой, считавшей, что она не выполнила всего перечня положенных услуг.
– Вы ведь хотели, чтобы я сделала вам массаж, не так ли, мсье? – мягко настаивала она нежным мурлыкающим голосом и при этом разглядывала его, выискивая множество пригодных для массажа мест, включая золотистые волны его волос, зачесанных назад над высоким лбом, и непокорные пряди на висках и шее.
Люди постоянно восхищались темно-серыми, как гранит, глазами Вебба Кальдерона, их удивительно проницательным взглядом, но что касалось женщин, то они отдавали предпочтение его волосам, им просто не терпелось запустить в них пальцы. Кстати, по счастливой случайности это когда-то спасло ему жизнь, но событие произошло в дни его молодости и теперь принадлежало прошлому, о чем он редко разрешал себе вспоминать. Он был уверен, что некий архивариус без его участия сохранил в его памяти каждый крик, каждый вздох тех времен.
– Селеста знает самые важные точки, – тем временем щебетала француженка. – К примеру, вот тут, на внутренней стороне лодыжки. Вы сохраните после массажа приятные ощущения на много часов.
Белокурая синеглазая Селеста приподняла край своей, совсем как у школьницы, юбки в складку, сбросила с ног мокасины и показала Веббу татуировку на лодыжке: веточку спелых красных вишен.
– Нажмите здесь и ждите результата. Это прямо настоящее чудо!
Видимо, ей подсказали, что больше всего Вебб Кальдерой клюет на невинность, он же, в свою очередь, гадал, кто выбрал для Селесты наряд: служба гидов или она сама где-то в дальнем углу шкафа отыскала короткую клетчатую юбку и клубный пиджак. Она была бы неотразима, если бы не ее возраст, скорее приближающийся к тридцати пяти, чем к двенадцати. И тем не менее она была безупречна, опытна и прекрасна, и он не хотел ставить ей в вину неуместный торопливый оральный секс. Он сам подтолкнул ее к этому.
– А вы знаете, что такое волшебная палочка? – спросила она.
Он остановил ее руку, вооруженную вибратором длиной не менее фута, извлеченным из чемоданчика мягкой красной кожи, какие носили с собой все гиды агентства «Вишенка».
– Я уже имел удовольствие сегодня, – остановил ее Вебб. – Волшебная палочка просто чудо, а вы еще большее чудо, Селеста.
Но у меня сегодня… болит голова.
– Вы уверены, мсье?
Ее вздох свидетельствовал о том, что ей только что отказали в величайшем в жизни счастье, а именно – услаждать его.
Она не настаивала, понимая, что это может создать неловкую ситуацию. Вместо этого она принялась молча и быстро собирать свои вещи.
Селеста получила отличную подготовку и прекрасно разбиралась в тонкостях своего дела. Даже сам Вебб не распознал бы в ней профессионала, если бы заранее не знал об этом. Агентство «Вишенка», в котором работала Селеста, официально предоставляло услуги гидов, а в действительности предлагало элитных куртизанок, можно сказать, куртизанок самого высшего класса, и клерки агентства были весьма недовольны, если кто-то невзначай называл их очаровательных сотрудниц девушками по вызову. Они также в случае необходимости обеспечивали клиентов и мужскими кадрами, но только самыми консервативными, а не какими-нибудь чудовищами с зоологическими наклонностями.
Вебб, который был международным торговцем произведениями искусства, нашел для девушек агентства весьма необычное применение, ничего общего не имевшее с сексом, и сегодняшняя встреча с Селестой была как раз одним из таких случаев. Его мысли были заняты никак не волшебными палочками или способами продления наслаждения, но совсем иным.
Однако не позволь он Селесте продемонстрировать свои таланты, она могла бы заподозрить неладное и даже заинтересоваться «подарком», который ее попросили передать Веббу.
Негромкий, но настойчивый звук привлек внимание Вебба.
Салон лимузина был оформлен под рабочий кабинет, и покрытые замшей кресла образовывали полукруг, в центре которого стоял низкий столик со стеклянным покрытием, а на нем два бокала со все еще пенящимся шампанским и плетеная корзинка с изысканными закусками.
– Прошу прощения, – извинился Вебб и, открыв дверцу, взял с нижней полки столика сотовый телефон.
Тем временем гид поджала под себя ноги и устремила свой взор на прохожих, сновавших по тротуару. Вебб уловил легкое благоухание цветущей вишни, запах, который чуть раньше Селеста использовала для аромотерапии.
– Это вы. Кальдерой? – спросил голос, как только Вебб открыл микрофон.
Вебб узнал голос Лейка Феверстоуна из южной Калифорнии, коллекционера произведений искусства и одного из главных своих клиентов. Феверстоуны заработали свое состояние на розничной торговле и владели почти тысячью мебельных магазинов в самых разных странах, хотя всем делом теперь заправлял партнер умершего хозяина, а не сами Феверстоуны. Во всяком случае, не Лейк.
– У вас проблемы? – осторожно спросил Вебб. – Вы очень взволнованы.
Ответом ему было молчание.
– Господи, Вебб, – наконец заговорил Лейк, и его сильный вздох долетел до Кальдерона. – Кто-то похитил Августу.
Прямо из-под нашего носа, и я не знаю, что теперь делать.
– Когда это случилось?
Из-за присутствия Селесты Вебб опустил процедуру выражения дружеского сочувствия. Вежливые формальности содержали слишком много информации для чужих ушей, к тому же Вебб знал, что Лейка меньше всего на свете заботила безопасность сводной сестры. Лейк хотел заверений, что его маленький уютный мирок не взорвется и не рассеется в прах, хотя на этот счет у Вебба уже возникли большие сомнения.
– Около половины одиннадцатого сегодня утром, – пояснил Лейк, его голос то затухал, то снова возникал из небытия. – Я был в клубе.
– Вы знаете, кто это сделал?
– Не имею представления, но не похоже, чтобы это была одна из безумных затей самой Августы. Охранник попытался вмешаться и остановить преступника и чуть не расстался с жизнью. Сначала похититель подкинул ему взрывное устройство в виде револьвера, и ему чуть не оторвало его дурацкую голову, а затем усыпил с помощью некоего приспособления из области научной фантастики.
Вебб улыбнулся. Подобная ситуация была абсолютным новшеством для Лейка, но не это развеселило Вебба. Взрывающийся револьвер и заряд с транквилизатором – все это сильно смахивало на почерк частного детектива по прозвищу Маг. Механизм пришел в движение, подумал Вебб, довольный, что до сих пор способен оказывать подобное влияние с помощью всего нескольких телефонных звонков и что его сеть все больше расширяется. Августа Феверстоун должна действовать весьма осторожно. Даже очень осторожно.
– Вы получили записку? – спросил Вебб.
– Вы имеете в виду записку с требованием выкупа? Нет, ничего подобного. Лили вне себя, а полицейские оккупировали весь-Дом. Что мне делать, если они вдруг получат разрешение на обыск и разберут дом на части? Как мне тогда поступать, черт побери?
Вебб взглянул на Селесту и увидел, что она взяла со стола колоду карт в футляре. Его обожгла мысль, что ей не следовало прикасаться к этим картам.
– Вы всего-навсего один из пострадавших, Лейк, – напомнил Вебб, не спуская глаз с Селесты, которая открыла футляр. – Вас ни в чем не подозревают. Несомненно, они изучат место преступления и, конечно, комнату Гас. Что же касается всего остального, то они ограничатся поверхностным осмотром – Какой вы умница, черт возьми! – рассмеялся Лейк, обретая прежнюю уверенность. – Надеюсь, вы не ошиблись в своем предсказании. Когда вы возвращаетесь?
Вебб владел художественными галереями в Лондоне, Нью-Йорке и Беверли-Хиллз. Соответственно у него были дома или квартиры вблизи или в самих этих городах. Но почти половину времени он проводил на своей вилле в Санта-Барбаре.
– Я вылетаю завтра утром.
– Прекрасно. – Лейк окончательно успокоился. – По радио и телевидению только и говорят о похищении. Пресса тоже, конечно, не останется в стороне.
Вебб не удивился: Гас Феверстоун стоило только чихнуть, как ее тут же окружали репортеры.
– Так что занимайтесь лишь самыми необходимыми делами, – посоветовал он Лейку. – Вы меня поняли? Будьте наготове, если вам вдруг предъявят ордер на обыск. Предусмотрите малейшую случайность.
– Да – Хорошо, я все понял.
Вебб повесил трубку и повернулся к Селесте. Она изучала вынутую из колоды карту.
– Вы умеете толковать Таро? – спросил он.
Селеста вздрогнула от неожиданности.
– Нет, а вы?
– Я скорее коллекционирую подобные вещи, чем пользуюсь ими, – пояснил он, разглаживая рукав своего черного шелкового смокинга. Надо отдать ей должное, она не помяла ничего в его одежде. – Например, эта колода является точной копией колоды Америго Фольчи. Не правда ли, она настоящий шедевр?
В картинках есть что-то первородно-примитивное.
– Да, вы правы, – согласилась она.
– Какую карту вы вытащили?
Селеста посмотрела на карту, и легкая дрожь пробежала по ее телу Ее светлые ресницы затрепетали, и она вопросительно подняла на него свои голубые глаза. Если бы Вебб не видел, какую карту она держит в руке, он не придал бы значения ее внезапному волнению.
– Это ведь Смерть, правда? – Она протянула Веббу традиционное изображение скелета, облаченного в длинные одежды и с косой в руках. – Это значит, что я умру?
Вебб секунду молчал, изучая зловещую фигуру.
– Ни в коем случае, – наконец сказал он. – Это может предвещать гибель чего-то ненужного в вашей жизни или даже перемену к лучшему.
Селеста снова занялась своим чемоданчиком, потом разгладила юбку и поправила волосы. Волны нежного цветочного благоухания сопровождали каждое ее движение.
– Понятно, – отозвалась она, и Вебб с удивлением отметил, что она соглашается с ним… но не верит ему.
Когда она собралась, он протянул руку и открыл дверцу машины.
– Берегите себя, – сказал он ей.
На одно короткое мгновение он увидел выражение ее лица, и оно поразило его в самое сердце. Вся ее душа была в ее глазах Ему показалось, что в этот момент он любит ее. Если только он был способен на это чувство…
Она ушла, и Вебб взял оставленный ею подарок В пакете с маркой «Гермеса» лежал сияющий новизной портфель из крокодиловой кожи с кодовым замком. Вебб набрал номер, и портфель открылся. Он был пуст, но Вебб ничуть не удивился Он уже множество раз получал такой подарок.
Он провел пальцем по подкладке и немедленно обнаружил предательский бугорок. Кто-то не смог совладать со своим любопытством Секретное отделение было взломано. Очень печально, подумал Вебб, лишь на секунду поддавшись чувству сожаления. Все столь мимолетно и скоротечно. Все столь мало значит.
«Бентли» покинул кромку тротуара и неторопливо влился, общий поток машин. И тут же Вебб услышал пронзительный визг тормозов. Это было как искренний вопль горя, но еще ужаснее был звук удара тела о металл.
Лимузин остановился.
– Сэр! – позвал шофер, обернувшись. – Случилось не счастье. Соседняя машина сбила ту самую молодую леди, которую мы только что высадили.
В воздухе витал аромат цветущей вишни.
Вебб невольно протянул вперед задрожавшую руку, не зная что сказать. Он вдруг забыл, что следует делать, чтобы сохранить рассудок в такие минуты. Он огляделся вокруг в поиска, чего-то и вдруг, к великой радости, нашел то, что искал.
Карта Смерти по-прежнему лежала на столе, излучая дьявольскую злую силу, которую многие ей приписывали. Но Веббу была известна истина: творцами зла являются сами люди. Уж никак не из-за карты его семью казнили на его глазах в южноамериканском концентрационном лагере, когда ему было всего девять лет. И вовсе не призрак смерти пытал его водой и электричеством, пока он не превратился в сплошной комок боли.
Пытали и убивали монстры, человеческие чудовища, целая армия монстров.
Он поднял старуху с косой, положил ее на свое место в колоде и закрыл крышку футляра. Карты сами по себе не предсказывают зла и смерти, они только отражают реальные события.
– Поезжайте, – приказал он шоферу.
Внутри красавца «бентли», напоминавшего своей формой океанский лайнер, Вебб Кальдерон пытался после короткого и ничем не примечательного свидания расстаться с очаровательной стройной француженкой, считавшей, что она не выполнила всего перечня положенных услуг.
– Вы ведь хотели, чтобы я сделала вам массаж, не так ли, мсье? – мягко настаивала она нежным мурлыкающим голосом и при этом разглядывала его, выискивая множество пригодных для массажа мест, включая золотистые волны его волос, зачесанных назад над высоким лбом, и непокорные пряди на висках и шее.
Люди постоянно восхищались темно-серыми, как гранит, глазами Вебба Кальдерона, их удивительно проницательным взглядом, но что касалось женщин, то они отдавали предпочтение его волосам, им просто не терпелось запустить в них пальцы. Кстати, по счастливой случайности это когда-то спасло ему жизнь, но событие произошло в дни его молодости и теперь принадлежало прошлому, о чем он редко разрешал себе вспоминать. Он был уверен, что некий архивариус без его участия сохранил в его памяти каждый крик, каждый вздох тех времен.
– Селеста знает самые важные точки, – тем временем щебетала француженка. – К примеру, вот тут, на внутренней стороне лодыжки. Вы сохраните после массажа приятные ощущения на много часов.
Белокурая синеглазая Селеста приподняла край своей, совсем как у школьницы, юбки в складку, сбросила с ног мокасины и показала Веббу татуировку на лодыжке: веточку спелых красных вишен.
– Нажмите здесь и ждите результата. Это прямо настоящее чудо!
Видимо, ей подсказали, что больше всего Вебб Кальдерой клюет на невинность, он же, в свою очередь, гадал, кто выбрал для Селесты наряд: служба гидов или она сама где-то в дальнем углу шкафа отыскала короткую клетчатую юбку и клубный пиджак. Она была бы неотразима, если бы не ее возраст, скорее приближающийся к тридцати пяти, чем к двенадцати. И тем не менее она была безупречна, опытна и прекрасна, и он не хотел ставить ей в вину неуместный торопливый оральный секс. Он сам подтолкнул ее к этому.
– А вы знаете, что такое волшебная палочка? – спросила она.
Он остановил ее руку, вооруженную вибратором длиной не менее фута, извлеченным из чемоданчика мягкой красной кожи, какие носили с собой все гиды агентства «Вишенка».
– Я уже имел удовольствие сегодня, – остановил ее Вебб. – Волшебная палочка просто чудо, а вы еще большее чудо, Селеста.
Но у меня сегодня… болит голова.
– Вы уверены, мсье?
Ее вздох свидетельствовал о том, что ей только что отказали в величайшем в жизни счастье, а именно – услаждать его.
Она не настаивала, понимая, что это может создать неловкую ситуацию. Вместо этого она принялась молча и быстро собирать свои вещи.
Селеста получила отличную подготовку и прекрасно разбиралась в тонкостях своего дела. Даже сам Вебб не распознал бы в ней профессионала, если бы заранее не знал об этом. Агентство «Вишенка», в котором работала Селеста, официально предоставляло услуги гидов, а в действительности предлагало элитных куртизанок, можно сказать, куртизанок самого высшего класса, и клерки агентства были весьма недовольны, если кто-то невзначай называл их очаровательных сотрудниц девушками по вызову. Они также в случае необходимости обеспечивали клиентов и мужскими кадрами, но только самыми консервативными, а не какими-нибудь чудовищами с зоологическими наклонностями.
Вебб, который был международным торговцем произведениями искусства, нашел для девушек агентства весьма необычное применение, ничего общего не имевшее с сексом, и сегодняшняя встреча с Селестой была как раз одним из таких случаев. Его мысли были заняты никак не волшебными палочками или способами продления наслаждения, но совсем иным.
Однако не позволь он Селесте продемонстрировать свои таланты, она могла бы заподозрить неладное и даже заинтересоваться «подарком», который ее попросили передать Веббу.
Негромкий, но настойчивый звук привлек внимание Вебба.
Салон лимузина был оформлен под рабочий кабинет, и покрытые замшей кресла образовывали полукруг, в центре которого стоял низкий столик со стеклянным покрытием, а на нем два бокала со все еще пенящимся шампанским и плетеная корзинка с изысканными закусками.
– Прошу прощения, – извинился Вебб и, открыв дверцу, взял с нижней полки столика сотовый телефон.
Тем временем гид поджала под себя ноги и устремила свой взор на прохожих, сновавших по тротуару. Вебб уловил легкое благоухание цветущей вишни, запах, который чуть раньше Селеста использовала для аромотерапии.
– Это вы. Кальдерой? – спросил голос, как только Вебб открыл микрофон.
Вебб узнал голос Лейка Феверстоуна из южной Калифорнии, коллекционера произведений искусства и одного из главных своих клиентов. Феверстоуны заработали свое состояние на розничной торговле и владели почти тысячью мебельных магазинов в самых разных странах, хотя всем делом теперь заправлял партнер умершего хозяина, а не сами Феверстоуны. Во всяком случае, не Лейк.
– У вас проблемы? – осторожно спросил Вебб. – Вы очень взволнованы.
Ответом ему было молчание.
– Господи, Вебб, – наконец заговорил Лейк, и его сильный вздох долетел до Кальдерона. – Кто-то похитил Августу.
Прямо из-под нашего носа, и я не знаю, что теперь делать.
– Когда это случилось?
Из-за присутствия Селесты Вебб опустил процедуру выражения дружеского сочувствия. Вежливые формальности содержали слишком много информации для чужих ушей, к тому же Вебб знал, что Лейка меньше всего на свете заботила безопасность сводной сестры. Лейк хотел заверений, что его маленький уютный мирок не взорвется и не рассеется в прах, хотя на этот счет у Вебба уже возникли большие сомнения.
– Около половины одиннадцатого сегодня утром, – пояснил Лейк, его голос то затухал, то снова возникал из небытия. – Я был в клубе.
– Вы знаете, кто это сделал?
– Не имею представления, но не похоже, чтобы это была одна из безумных затей самой Августы. Охранник попытался вмешаться и остановить преступника и чуть не расстался с жизнью. Сначала похититель подкинул ему взрывное устройство в виде револьвера, и ему чуть не оторвало его дурацкую голову, а затем усыпил с помощью некоего приспособления из области научной фантастики.
Вебб улыбнулся. Подобная ситуация была абсолютным новшеством для Лейка, но не это развеселило Вебба. Взрывающийся револьвер и заряд с транквилизатором – все это сильно смахивало на почерк частного детектива по прозвищу Маг. Механизм пришел в движение, подумал Вебб, довольный, что до сих пор способен оказывать подобное влияние с помощью всего нескольких телефонных звонков и что его сеть все больше расширяется. Августа Феверстоун должна действовать весьма осторожно. Даже очень осторожно.
– Вы получили записку? – спросил Вебб.
– Вы имеете в виду записку с требованием выкупа? Нет, ничего подобного. Лили вне себя, а полицейские оккупировали весь-Дом. Что мне делать, если они вдруг получат разрешение на обыск и разберут дом на части? Как мне тогда поступать, черт побери?
Вебб взглянул на Селесту и увидел, что она взяла со стола колоду карт в футляре. Его обожгла мысль, что ей не следовало прикасаться к этим картам.
– Вы всего-навсего один из пострадавших, Лейк, – напомнил Вебб, не спуская глаз с Селесты, которая открыла футляр. – Вас ни в чем не подозревают. Несомненно, они изучат место преступления и, конечно, комнату Гас. Что же касается всего остального, то они ограничатся поверхностным осмотром – Какой вы умница, черт возьми! – рассмеялся Лейк, обретая прежнюю уверенность. – Надеюсь, вы не ошиблись в своем предсказании. Когда вы возвращаетесь?
Вебб владел художественными галереями в Лондоне, Нью-Йорке и Беверли-Хиллз. Соответственно у него были дома или квартиры вблизи или в самих этих городах. Но почти половину времени он проводил на своей вилле в Санта-Барбаре.
– Я вылетаю завтра утром.
– Прекрасно. – Лейк окончательно успокоился. – По радио и телевидению только и говорят о похищении. Пресса тоже, конечно, не останется в стороне.
Вебб не удивился: Гас Феверстоун стоило только чихнуть, как ее тут же окружали репортеры.
– Так что занимайтесь лишь самыми необходимыми делами, – посоветовал он Лейку. – Вы меня поняли? Будьте наготове, если вам вдруг предъявят ордер на обыск. Предусмотрите малейшую случайность.
– Да – Хорошо, я все понял.
Вебб повесил трубку и повернулся к Селесте. Она изучала вынутую из колоды карту.
– Вы умеете толковать Таро? – спросил он.
Селеста вздрогнула от неожиданности.
– Нет, а вы?
– Я скорее коллекционирую подобные вещи, чем пользуюсь ими, – пояснил он, разглаживая рукав своего черного шелкового смокинга. Надо отдать ей должное, она не помяла ничего в его одежде. – Например, эта колода является точной копией колоды Америго Фольчи. Не правда ли, она настоящий шедевр?
В картинках есть что-то первородно-примитивное.
– Да, вы правы, – согласилась она.
– Какую карту вы вытащили?
Селеста посмотрела на карту, и легкая дрожь пробежала по ее телу Ее светлые ресницы затрепетали, и она вопросительно подняла на него свои голубые глаза. Если бы Вебб не видел, какую карту она держит в руке, он не придал бы значения ее внезапному волнению.
– Это ведь Смерть, правда? – Она протянула Веббу традиционное изображение скелета, облаченного в длинные одежды и с косой в руках. – Это значит, что я умру?
Вебб секунду молчал, изучая зловещую фигуру.
– Ни в коем случае, – наконец сказал он. – Это может предвещать гибель чего-то ненужного в вашей жизни или даже перемену к лучшему.
Селеста снова занялась своим чемоданчиком, потом разгладила юбку и поправила волосы. Волны нежного цветочного благоухания сопровождали каждое ее движение.
– Понятно, – отозвалась она, и Вебб с удивлением отметил, что она соглашается с ним… но не верит ему.
Когда она собралась, он протянул руку и открыл дверцу машины.
– Берегите себя, – сказал он ей.
На одно короткое мгновение он увидел выражение ее лица, и оно поразило его в самое сердце. Вся ее душа была в ее глазах Ему показалось, что в этот момент он любит ее. Если только он был способен на это чувство…
Она ушла, и Вебб взял оставленный ею подарок В пакете с маркой «Гермеса» лежал сияющий новизной портфель из крокодиловой кожи с кодовым замком. Вебб набрал номер, и портфель открылся. Он был пуст, но Вебб ничуть не удивился Он уже множество раз получал такой подарок.
Он провел пальцем по подкладке и немедленно обнаружил предательский бугорок. Кто-то не смог совладать со своим любопытством Секретное отделение было взломано. Очень печально, подумал Вебб, лишь на секунду поддавшись чувству сожаления. Все столь мимолетно и скоротечно. Все столь мало значит.
«Бентли» покинул кромку тротуара и неторопливо влился, общий поток машин. И тут же Вебб услышал пронзительный визг тормозов. Это было как искренний вопль горя, но еще ужаснее был звук удара тела о металл.
Лимузин остановился.
– Сэр! – позвал шофер, обернувшись. – Случилось не счастье. Соседняя машина сбила ту самую молодую леди, которую мы только что высадили.
В воздухе витал аромат цветущей вишни.
Вебб невольно протянул вперед задрожавшую руку, не зная что сказать. Он вдруг забыл, что следует делать, чтобы сохранить рассудок в такие минуты. Он огляделся вокруг в поиска, чего-то и вдруг, к великой радости, нашел то, что искал.
Карта Смерти по-прежнему лежала на столе, излучая дьявольскую злую силу, которую многие ей приписывали. Но Веббу была известна истина: творцами зла являются сами люди. Уж никак не из-за карты его семью казнили на его глазах в южноамериканском концентрационном лагере, когда ему было всего девять лет. И вовсе не призрак смерти пытал его водой и электричеством, пока он не превратился в сплошной комок боли.
Пытали и убивали монстры, человеческие чудовища, целая армия монстров.
Он поднял старуху с косой, положил ее на свое место в колоде и закрыл крышку футляра. Карты сами по себе не предсказывают зла и смерти, они только отражают реальные события.
– Поезжайте, – приказал он шоферу.
Глава 4
Пустыня Мохаве, стоит ей того захотеть, может быть настоящей соблазнительницей. Голая, напоенная солнцем, она рас кинулась на многие мили, и ее золотистые тона и округлые холмы, достойно соперничают с роскошными формами самого прекрасного женского тела. Но стоит поддаться ее соблазнам, и пустыня превратится в вашего смертельного врага. Она способна умчать и утопить вас во внезапном дождевом потоке, задушить в вихрях песчаной бури или, что для нее сущий пустяк, высушить ваше тело, так что от него останется один лишь выбеленный солнцем костяк.
У Джека Кэлгейна с калифорнийской пустыней были сложные отношения, где любовь чередовалась с ненавистью, как, впрочем, почти со всеми живыми существами и неодушевленными предметами и стихиями в его жизни. Его не беспокоила склонность пустыни к бессмысленному разрушению: уничтожение или насилие в той либо иной форме многие годы были для него профессией, которую, надо признать, он практиковал без особой любви. Но его волновала чувственная атмосфера Мохаве, мягкие сладострастные изгибы ее розовато-золотистых дюн, их движение, похожее на ленивые томные жесты влюбленной женщины, изнемогающей от желания. Пустыня будто обещала ему что-то, о чем он давным-давно забыл. Обещала то, что он разучился получать…
Секс не был для него проблемой, как и отношения с женщинами вообще, он даже умел давать им удовлетворение. Беда была в том, что сам он удовлетворения не получал. Физический акт лишился для него притягательности с тех пор, как пять лет назад его жена и ребенок погибли в бессмысленной бойне и его жизнь потеряла всякий смысл. Он редко позволял себе будить кошмарные видения, разве только для того, чтобы поддержать свою ненависть и желание отыскать тех, кто совершил преступление. Он не видел другого смысла в своей жизни.
Джек Кэлгейн погрузился в себя, и горизонт и небеса впереди слились для него в одну золотистую туманную дымку. Он мчался прямо в ад по бесконечному шоссе. Он уже догадался, что именно женщина на сиденье рядом с ним была причиной его мрачного настроения. Вот уже час с четвертью он был заперт в собственной машине с заложницей, как две капли воды похожей на Куклу Барби И, кроме того, обладающей неприятной нервной привычкой. Она сидела сжавшись, закутавшись в его просторный плащ, смотрела в боковое окно и рассеянно постукивала по зубам ярко-розовыми ногтями. Наверное, она была желанным видением, посещавшим ночные сны некоторых мужчин, но только не его собственные.
Сплетни о знаменитостях интересовали его не больше, чем содержание чужого почтового ящика, но он уже некоторое время изучал Гас Феверстоун и ее семью и пришел к выводу, что пресса ее разгадала. Она действительно была эгоистичной, самовлюбленной куклой. Что же касалось ее наружности, то она обладала стандартной красотой манекенщицы: темные волосы до плеч в стиле Синди Кроуфорд, подведенные большие глаза и, несомненно, чувственное тело. Он даже как-то наткнулся в старом номере «Эсквайра» на статью, где говорилось о присуждении ей приза то ли за самые очаровательные ягодицы, то ли за самый пикантный зад.
К счастью, подобные дешевые новости никогда не привлекали его внимания. И все же вот уже целые сто миль что-то не давало ему покоя. Он не мог расслабиться, мышцы его бедер и ног были напряжены, а руки бесцельно перебирали руль. Возможно, виной всему была пустыня. Возможно, его утомил однообразный пейзаж.
Пронзительный свист, свидетельствующий о закипании воды в радиаторе машины, прервал ход его мыслей. Определенно пустыня Мохаве перегревала не только его, но и мотор. Он отключил кондиционер, затем опустил стекло, и сразу обжигающий воздух пустыни ворвался внутрь машины. Зной мешал дышать, но отвлекал от ненужных мыслей.
«Августа Феверстоун, манекенщица из богатеньких, знаешь такую? Психованная красотка, которая прославилась скандалами. Кто-то хочет, чтобы ее похитили. Тут дело не в деньгах, а в каком-то их споре насчет управления семейным капиталом, одним словом, нечто вроде политической борьбы. Нужно, чтобы похищение совершил профессионал, а потом заказчик сам освободит ее. Ты спрашиваешь, какая твоя выгода? Не сомневайся, достаточно большая…»
Так ему сначала сказали по домашнему телефону. Остальную информацию он получил в телефонной будке в винной лавке в Сан-Педро, находящейся в получасе езды от того места, где он жил. В Сан-Педро был другой телефонный код, и Джек гам настоял на такой предосторожности. Весь процесс установления с ним связи был удивительно небрежным. Сложно сказать, даже опасным. Некто неизвестный пренебрег обычным каналом связи и позвонил ему напрямую. При этом он выдал больше информации о намеченной жертве, чем требовалось, и, кроме того, называл Джека именем, которым сам Джек не пользовался уже много лет. Его собственным, настоящим именем. И если бы речь шла о какой-то другой работе, а главное, о ком-нибудь другом, Джек не раздумывая сразу бы заткнул болтуна и повесил трубку.
Холод, который теперь потихоньку проникал в его душу, был холодом осужденного при мысли о виселице. Тем не менее тогда он согласился сразу и без колебаний. Вот уже пять лет он ждал подобного шанса. Вся его жизнь была запланирована им с учетом такой возможности, а если бы потребовалось, он запланировал бы даже и собственную смерть. Он уже давно подозревал, что кто-то, связанный с Феверстоунами, имеет отношение к гибели его жены и дочери и последовавшим за этим пятилетним страданиям, и теперь Августа Феверстоун, хочет она того или нет, поможет ему разрешить эту загадку. Даже если она и не была главной подозреваемой, все равно она могла приподнять завесу тайны.
Он принял все имеющиеся в его распоряжении меры предосторожности, включая скрытое изменение правил игры уже после того, как дал согласие на эту работу. Он совершил похищение в другой день и в другой час, чем было договорено. Он также избрал другое убежище и прибегнул к тактике террористов, чтобы до смерти запугать заложницу и внести смятение а ее мысли и чувства.
Выполнение последней задачи доставило ему особое удовольствие.
Единственной неожиданностью была реакция пленницы на его действия. По идее она должна была все это время на коленях умолять его о пощаде и предлагать ему все что угодно, в первую очередь деньги и свое тело, только бы спасти жизнь и заполучить свободу. Она же вела себя совсем не так, как обычный заложник, разве только когда ей показалось, что он убил охранника.
Он взглянул на нее, заметив, что она опять беспокойно ерзает на сиденье.
– В чем дело?
Щелканье по зубам прервалось, и из глубины его плаща донеслись неясные слова:
– Мне надо в туалет.
– Делай что хочешь, но я не буду останавливаться.
Она резко подняла голову, и он увидел полный возмущения взгляд, почти такой же, как тогда, когда он снял с нее повязку.
– И сколько еще нам ехать?
– Долго.
Он обманывал ее, ну и наплевать.
– Долго? Но я написаю в штаны!
– Только сначала сними плащ.
Ее громкий вздох вызвал у него улыбку. Он посмотрел на себя в зеркало заднего вида и удивился. Уголок его рта был саркастически поднят кверху, так же как и бровь, к тому же у него вдруг улучшилось настроение, чего не было с тех самых пор, как он въехал в пустыню Мохаве, страну бесконечных округлых форм, напоминающих женские груди, бедра и ягодицы, что само по себе было вызовом Джеку Кэлгейну.
Он нажал на газ, и стрелка спидометра метнулась к девяноста. Мимо промелькнул указатель: «До Бишопа 200 миль».
Скоро, слава Богу, они выедут из холмов на изрытую дождевыми оврагами каменистую низменность, где, сколько мог видеть глаз, нет ничего, кроме высохших озер, голых искривленных деревьев и белых бесплодных солончаков. К югу за солончаками дышала жаром огромная домна Долины Смерти с ее выбеленными солнцем костями животных.
У Джека Кэлгейна с калифорнийской пустыней были сложные отношения, где любовь чередовалась с ненавистью, как, впрочем, почти со всеми живыми существами и неодушевленными предметами и стихиями в его жизни. Его не беспокоила склонность пустыни к бессмысленному разрушению: уничтожение или насилие в той либо иной форме многие годы были для него профессией, которую, надо признать, он практиковал без особой любви. Но его волновала чувственная атмосфера Мохаве, мягкие сладострастные изгибы ее розовато-золотистых дюн, их движение, похожее на ленивые томные жесты влюбленной женщины, изнемогающей от желания. Пустыня будто обещала ему что-то, о чем он давным-давно забыл. Обещала то, что он разучился получать…
Секс не был для него проблемой, как и отношения с женщинами вообще, он даже умел давать им удовлетворение. Беда была в том, что сам он удовлетворения не получал. Физический акт лишился для него притягательности с тех пор, как пять лет назад его жена и ребенок погибли в бессмысленной бойне и его жизнь потеряла всякий смысл. Он редко позволял себе будить кошмарные видения, разве только для того, чтобы поддержать свою ненависть и желание отыскать тех, кто совершил преступление. Он не видел другого смысла в своей жизни.
Джек Кэлгейн погрузился в себя, и горизонт и небеса впереди слились для него в одну золотистую туманную дымку. Он мчался прямо в ад по бесконечному шоссе. Он уже догадался, что именно женщина на сиденье рядом с ним была причиной его мрачного настроения. Вот уже час с четвертью он был заперт в собственной машине с заложницей, как две капли воды похожей на Куклу Барби И, кроме того, обладающей неприятной нервной привычкой. Она сидела сжавшись, закутавшись в его просторный плащ, смотрела в боковое окно и рассеянно постукивала по зубам ярко-розовыми ногтями. Наверное, она была желанным видением, посещавшим ночные сны некоторых мужчин, но только не его собственные.
Сплетни о знаменитостях интересовали его не больше, чем содержание чужого почтового ящика, но он уже некоторое время изучал Гас Феверстоун и ее семью и пришел к выводу, что пресса ее разгадала. Она действительно была эгоистичной, самовлюбленной куклой. Что же касалось ее наружности, то она обладала стандартной красотой манекенщицы: темные волосы до плеч в стиле Синди Кроуфорд, подведенные большие глаза и, несомненно, чувственное тело. Он даже как-то наткнулся в старом номере «Эсквайра» на статью, где говорилось о присуждении ей приза то ли за самые очаровательные ягодицы, то ли за самый пикантный зад.
К счастью, подобные дешевые новости никогда не привлекали его внимания. И все же вот уже целые сто миль что-то не давало ему покоя. Он не мог расслабиться, мышцы его бедер и ног были напряжены, а руки бесцельно перебирали руль. Возможно, виной всему была пустыня. Возможно, его утомил однообразный пейзаж.
Пронзительный свист, свидетельствующий о закипании воды в радиаторе машины, прервал ход его мыслей. Определенно пустыня Мохаве перегревала не только его, но и мотор. Он отключил кондиционер, затем опустил стекло, и сразу обжигающий воздух пустыни ворвался внутрь машины. Зной мешал дышать, но отвлекал от ненужных мыслей.
«Августа Феверстоун, манекенщица из богатеньких, знаешь такую? Психованная красотка, которая прославилась скандалами. Кто-то хочет, чтобы ее похитили. Тут дело не в деньгах, а в каком-то их споре насчет управления семейным капиталом, одним словом, нечто вроде политической борьбы. Нужно, чтобы похищение совершил профессионал, а потом заказчик сам освободит ее. Ты спрашиваешь, какая твоя выгода? Не сомневайся, достаточно большая…»
Так ему сначала сказали по домашнему телефону. Остальную информацию он получил в телефонной будке в винной лавке в Сан-Педро, находящейся в получасе езды от того места, где он жил. В Сан-Педро был другой телефонный код, и Джек гам настоял на такой предосторожности. Весь процесс установления с ним связи был удивительно небрежным. Сложно сказать, даже опасным. Некто неизвестный пренебрег обычным каналом связи и позвонил ему напрямую. При этом он выдал больше информации о намеченной жертве, чем требовалось, и, кроме того, называл Джека именем, которым сам Джек не пользовался уже много лет. Его собственным, настоящим именем. И если бы речь шла о какой-то другой работе, а главное, о ком-нибудь другом, Джек не раздумывая сразу бы заткнул болтуна и повесил трубку.
Холод, который теперь потихоньку проникал в его душу, был холодом осужденного при мысли о виселице. Тем не менее тогда он согласился сразу и без колебаний. Вот уже пять лет он ждал подобного шанса. Вся его жизнь была запланирована им с учетом такой возможности, а если бы потребовалось, он запланировал бы даже и собственную смерть. Он уже давно подозревал, что кто-то, связанный с Феверстоунами, имеет отношение к гибели его жены и дочери и последовавшим за этим пятилетним страданиям, и теперь Августа Феверстоун, хочет она того или нет, поможет ему разрешить эту загадку. Даже если она и не была главной подозреваемой, все равно она могла приподнять завесу тайны.
Он принял все имеющиеся в его распоряжении меры предосторожности, включая скрытое изменение правил игры уже после того, как дал согласие на эту работу. Он совершил похищение в другой день и в другой час, чем было договорено. Он также избрал другое убежище и прибегнул к тактике террористов, чтобы до смерти запугать заложницу и внести смятение а ее мысли и чувства.
Выполнение последней задачи доставило ему особое удовольствие.
Единственной неожиданностью была реакция пленницы на его действия. По идее она должна была все это время на коленях умолять его о пощаде и предлагать ему все что угодно, в первую очередь деньги и свое тело, только бы спасти жизнь и заполучить свободу. Она же вела себя совсем не так, как обычный заложник, разве только когда ей показалось, что он убил охранника.
Он взглянул на нее, заметив, что она опять беспокойно ерзает на сиденье.
– В чем дело?
Щелканье по зубам прервалось, и из глубины его плаща донеслись неясные слова:
– Мне надо в туалет.
– Делай что хочешь, но я не буду останавливаться.
Она резко подняла голову, и он увидел полный возмущения взгляд, почти такой же, как тогда, когда он снял с нее повязку.
– И сколько еще нам ехать?
– Долго.
Он обманывал ее, ну и наплевать.
– Долго? Но я написаю в штаны!
– Только сначала сними плащ.
Ее громкий вздох вызвал у него улыбку. Он посмотрел на себя в зеркало заднего вида и удивился. Уголок его рта был саркастически поднят кверху, так же как и бровь, к тому же у него вдруг улучшилось настроение, чего не было с тех самых пор, как он въехал в пустыню Мохаве, страну бесконечных округлых форм, напоминающих женские груди, бедра и ягодицы, что само по себе было вызовом Джеку Кэлгейну.
Он нажал на газ, и стрелка спидометра метнулась к девяноста. Мимо промелькнул указатель: «До Бишопа 200 миль».
Скоро, слава Богу, они выедут из холмов на изрытую дождевыми оврагами каменистую низменность, где, сколько мог видеть глаз, нет ничего, кроме высохших озер, голых искривленных деревьев и белых бесплодных солончаков. К югу за солончаками дышала жаром огромная домна Долины Смерти с ее выбеленными солнцем костями животных.