– Но ведь ты сказала, что что-то нашла, – настаивал Джек. – Я сам слышал.
– Я нашла несколько порезов у тебя на ногах, один очень красный и распухший. – Она показала на воспалившуюся царапину на его голени и легонько обвела ее пальцем, заметив при этим, что он отодвинулся. Боже мой, какой же он недотрога!
– Смотри, это вот здесь, – повторила она и снова показала пальцем на ранку, чтобы увидеть его реакцию. – Сначала я подумала, что это укус, но когда промыла его, увидела, что это просто царапина. Наверное, ты оцарапался, когда провалился под пол.
– Нет, это змея, – упрямо повторил он. – Я точно знаю.
– Она укусила твой ботинок. Дважды. Если хочешь, я тебе покажу, – предложила Гас.
Ботинки стояли рядом со столом, словно ожидая, что их хозяин, встав утром, наденет их, поцелует свою маленькую женушку и отправится на работу. Маленькая женушка не бездельничала, а занималась хозяйством, пока он путешествовал в стране грез.
– Тогда почему я отключился? – спросил Джек.
– Возможно, ты ударился обо что-то затылком, когда провалился в яму, и у тебя случилось небольшое сотрясение мозга.
– Ты говоришь, небольшое сотрясение мозга? Кто бы подумал, что ты доктор! Послушай, что ты делаешь?
Он попытался оттолкнуть ее, когда она склонилась над ним и коснулась его головы, но Гас не собиралась отступать.
– Я должна проверить, не ошиблась ли я. Если у тебя сотрясение, то где-то должна быть шишка.
– Может, заодно посмотришь и мои глаза? – предложил он.
– Зачем? – удивилась она.
– Чтобы увидеть, не расширены ли зрачки.
Она нахмурилась:
– Хорошо. Я займусь этим, как только найду шишку Джек готов был сжечь ее взглядом, а вместе с ней и лачугу, но Гас оставалась равнодушно-отрешенной. Она полностью вошла в роль матери Терезы и нацелилась на перевоспитание и спасение недостойного грешника. Сначала она погладила его влажный горячий лоб, затем ее пальцы проникли в волосы.
– Вот так, – приговаривала она, легкими движениями массируя его голову, отчего приятная истома охватила сначала его грудь и руки, а потом разлилась по всему телу.
Ему хотелось закрыть глаза. Ему хотелось совсем расслабиться. «Гас, девочка, зачем ты меня дразнишь? Зачем терзаешь?» – готов был спросить он.
– Ну как, нашла шишку? – вместо этого проворчал Джек.
– Я уверена, что она где-то здесь. Господи, какие у тебя чудесные густые волосы… И совсем нет седых. Похоже, ты не слишком много волнуешься, правда?
Ей бы очень хотелось узнать, что волнует его в данный момент.
Каким удовольствием было ее прикосновение. А ведь могло быть иначе: легкие движения ее рук могли бы действовать ему на нервы. Так нет же, он, напротив, чувствовал себя наверху блаженства, что в данных обстоятельствах было совсем некстати. Возможно, какой-нибудь другой мужчина мог позволить себе это райское блаженство, возможно, кто-то другой счел бы Гас неотразимой, когда она вот так осыпает его ласками и воркует над ним. Особенно если он окончательно разнежился и его клонит ко сну…
Джек поспешно открыл глаза. Может быть, он и разнежился, но все-таки заметил, как участился его пульс и жар охватывает тело.
– Ага, вот здесь у тебя небольшая шишка… Ты чувствуешь?
Он чувствовал только, как ее пальцы ворошили волосы у него на затылке. Наверное, у него действительно было сотрясение мозга, и этим объяснялось то, что он теряет контроль над своим телом. В его рациональном уме произошло короткое замыкание, и животные инстинкты подчинили себе доску приборов.
– Может, мне осмотреть шею и грудь? – предложила Гас.
– Нет, там все в порядке…
Как будто он мог ее остановить. Да ее бы не остановил и бульдозер. Ее пальцы уже заскользили вниз к ушам, по пути ероша его короткую армейскую стрижку, ощупали ушные раковины и задержались, поглаживая, на мочках. Джеку почудилось, что в него ударила молния.
– Ox, – простонал он.
Она заглянула ему в лицо:
– Я делаю тебе больно?
«Больше, чем ты себе представляешь», – сказал он про себя.
Он схватил ее за руки и удержал, чтобы на расстоянии охладить ее пыл своим взглядом, и тут же понял, что совершил ошибку. Чутье говорило ему, что не следует смотреть ей в глаза и вообще лучше не смотреть на нее, и чутье его не обмануло.
Такие глаза, как у нее, наверное, век назад смотрели из-под шелковой чадры где-нибудь в восточном гареме. Трудно было точно определить их цвет. Скорее всего он назвал бы их темно-фиалковыми, и то лишь приблизительно. В придачу у нее были голубоватые веки и густые темные ресницы.
Гаремные глаза на упрямом лице девчонки-сорванца.
Если бы в его словарь входило словосочетание «пухлые губки» – а оно определенно никогда в него не войдет, – он бы назвал ее губы пухлыми, аппетитными, соблазнительными. Джек начал понимать, что находили в ней все другие. Даже в теперешнем растрепанном виде она могла своим знойным страстным взглядом растопить могучий айсберг. Правда, сейчас был один минус: от нее воняло. Он отпустил ее руки.
– Пойди прими душ, – сказал он ей.
– Что?
– Видишь вон ту занавеску? – Джек кивнул в сторону алькова. – Там есть душ. Я сегодня утром наладил насос.
– Вот как… Что ж, спасибо.
Гас была в недоумении, пока ее взгляд не прошелся по его телу, и смешливые искорки вновь вспыхнули в глубине ее потемневших зрачков.
– Похоже, и тебе следует встать под душ. Только холодный.
Он бросил на нее предостерегающий взгляд.
– Там воды всего на одного, и горячей, и холодной вместе.
Она поняла.
– Хорошо… Но я могу поделиться.
Джек вновь ощутил прежнее беспокойство. Эта женщина заставляла его краснеть, как глупого мальчишку! Ее следовало бы посадить в подпол и оставить там навсегда.
– Иди мойся, пока я не передумал, – приказал он и сел, чтобы натянуть на себя джинсы.
Затем быстро поднялся на ноги и попытался застегнуть молнию. К сожалению, это было равносильно тому, чтобы увечить себя, как в некоем языческом ритуале. Он ограничился тем, что запахнул полы рубашки и повернулся к ней как раз в тот момент, когда она стаскивала с себя футболку.
– Раздеваться будешь в душе, – остановил он ее.
– Ладно, ладно! – успокоила его Гас и, прикрывая грудь и живот майкой, бегом пересекла комнату, при этом показав ему свою голую попку. Она старалась держаться подальше от дыры в полу.
Тот, кто сказал, что у нее невероятные груди, сильно ошибался: Джек назвал бы их прекрасными и ограничился бы этим.
А что касалось ее зада, то он действительно был невероятным и заслуживал любой самой высокой похвалы. Гас отдернула занавеску, но никак не могла справиться с железной дверью.
– Давай я тебе помогу, – предложил он, только бы не видеть ее соблазнительных ягодиц.
Джек Кэлгейн в роли бескорыстного спасателя…
Один удар плечом, и дверь распахнулась.
Он жестом пригласил ее войти внутрь и с облегчением вздохнул, когда она исчезла за дверью.
Ржавые скрипы и лязг металла сказали ему, что она разобралась в ситуации и теперь пытается открыть краны, а ее удивленный возглас подтвердил, что идет только холодная вода. Он ладонью стер пот со лба и подошел к окну. Ветер был сухим и горячим, с примесью песка. Липкий пот покрывал все его тело, а шедший от него запах в лучшем случае напоминал пивные дрожжи. А он еще позволял себе критические замечания в ее адрес…
Джек подошел к столу и посмотрел на миниатюрное королевство, созданное ночью его руками. Напряжение, которого он не знал уже несколько лет, не покидало его. Каждый вздох давался ему с трудом, ступни вздрагивали от любого соприкосновения с грубыми неровными половицами.
Дверь за его спиной распахнулась, и брошенная ее рукой майка влетела в комнату. Он слышал, как Гас с удовольствием плещется и как вода с бульканьем исчезает востоке. Серебристые капли летели во все стороны.
– Может, ты все-таки присоединишься ко мне? – пригласила она, отфыркиваясь. – Тут замечательно мокро и прохладно! И вода совсем не красная, а желтая!
Джек потел все сильнее, пот ручьями стекал с его лба, струился по щекам и за ушами. Он отерся полой рубашки и вспомнил, как ее пальцы перебирали его волосы, ласкали мочки ушей.
Присоединиться к ней… Джек посмотрел на нетронутую банку пива, ту самую, которую держал в руках прошлой ночью в мечтах о женщине, нежной, мягкой, все залечивающей женщине, с которой можно забыть обо всем. Господи, как ему хочется пить… Как давно его мучит жажда… Давно, слишком давно.
Раздеться, сбросить с себя все до нитки и войти к ней в душ…
Его тело жаждало того, чего Джек не мог ему дать, того, в чем ему так долго отказывали: удовлетворения.
Что случится, если он уступит требованию своего тела? Если он подчинится безумной жажде и откликнется на ее призыв, что тогда? Ему даже не надо было напрягаться, отыскивая ответ, он заранее знал его. Это будет безрассудством. От этой женщины он должен получить информацию, а не секс. Но как ему обуздать свое тело?
– Что-нибудь случилось? – крикнула она.
– Абсолютно ничего. Гас. Здесь так жарко, что можно задохнуться.
– Бр-р, а здесь можно замерзнуть, – отозвалась она, прикидываясь, что дрожит от холода.
– Ну и хитрюга, – сказал он шепотом.
– Интересно, что тебе не нравится на этот раз? Женщина или холодная вода в душе? – Она просунула голову в дверь и с улыбкой оглядела его. – Наверное, холодная вода в душе. А может быть, заряженное оружие у тебя в джинсах?
– Оно у меня на предохранителе, – мрачно заверил он ее, но она уже спряталась внутрь и захлопнула за собой дверь.
Джек протянул руку и с такой силой схватил и сжал банку пива, что помял жесть, большим пальцем он еще больше углубил вмятину. А если он и Гас Феверстоун оба одержимы мыслью о смерти? Если они оба самоубийцы? Если он откликнется на ее приглашение, значит, он Столь же безумен, особенно если учесть последствия подобного шага. И вдруг его озарило, словно комета пронзила тьму: он все равно это сделает, сделает, и все тут!
Нет, жаль губить свои замыслы. Очень жаль…
Джек ударил кулаком по столу, сотрясая волшебный деревянный замок. «Жаль, очень жаль», – с насмешкой мысленно повторил он. Вот он тут, посреди пустыни Мохаве, в растерянности и в поту, как китайский кули. А теперь давайте подсчитаем, что у него есть в активе: у него есть душ с холодной водой, женщина и плюс ко всему непобедимая эрекция. И как же он себя ведет? Да как мальчуган в кондитерском магазине, который не знает, на чем остановить свой выбор.
– А теперь к делу, – пробормотал он. – И без задержки.
Через минуту, совершенно голый, он вошел в душ.
Глава 8
– Я нашла несколько порезов у тебя на ногах, один очень красный и распухший. – Она показала на воспалившуюся царапину на его голени и легонько обвела ее пальцем, заметив при этим, что он отодвинулся. Боже мой, какой же он недотрога!
– Смотри, это вот здесь, – повторила она и снова показала пальцем на ранку, чтобы увидеть его реакцию. – Сначала я подумала, что это укус, но когда промыла его, увидела, что это просто царапина. Наверное, ты оцарапался, когда провалился под пол.
– Нет, это змея, – упрямо повторил он. – Я точно знаю.
– Она укусила твой ботинок. Дважды. Если хочешь, я тебе покажу, – предложила Гас.
Ботинки стояли рядом со столом, словно ожидая, что их хозяин, встав утром, наденет их, поцелует свою маленькую женушку и отправится на работу. Маленькая женушка не бездельничала, а занималась хозяйством, пока он путешествовал в стране грез.
– Тогда почему я отключился? – спросил Джек.
– Возможно, ты ударился обо что-то затылком, когда провалился в яму, и у тебя случилось небольшое сотрясение мозга.
– Ты говоришь, небольшое сотрясение мозга? Кто бы подумал, что ты доктор! Послушай, что ты делаешь?
Он попытался оттолкнуть ее, когда она склонилась над ним и коснулась его головы, но Гас не собиралась отступать.
– Я должна проверить, не ошиблась ли я. Если у тебя сотрясение, то где-то должна быть шишка.
– Может, заодно посмотришь и мои глаза? – предложил он.
– Зачем? – удивилась она.
– Чтобы увидеть, не расширены ли зрачки.
Она нахмурилась:
– Хорошо. Я займусь этим, как только найду шишку Джек готов был сжечь ее взглядом, а вместе с ней и лачугу, но Гас оставалась равнодушно-отрешенной. Она полностью вошла в роль матери Терезы и нацелилась на перевоспитание и спасение недостойного грешника. Сначала она погладила его влажный горячий лоб, затем ее пальцы проникли в волосы.
– Вот так, – приговаривала она, легкими движениями массируя его голову, отчего приятная истома охватила сначала его грудь и руки, а потом разлилась по всему телу.
Ему хотелось закрыть глаза. Ему хотелось совсем расслабиться. «Гас, девочка, зачем ты меня дразнишь? Зачем терзаешь?» – готов был спросить он.
– Ну как, нашла шишку? – вместо этого проворчал Джек.
– Я уверена, что она где-то здесь. Господи, какие у тебя чудесные густые волосы… И совсем нет седых. Похоже, ты не слишком много волнуешься, правда?
Ей бы очень хотелось узнать, что волнует его в данный момент.
Каким удовольствием было ее прикосновение. А ведь могло быть иначе: легкие движения ее рук могли бы действовать ему на нервы. Так нет же, он, напротив, чувствовал себя наверху блаженства, что в данных обстоятельствах было совсем некстати. Возможно, какой-нибудь другой мужчина мог позволить себе это райское блаженство, возможно, кто-то другой счел бы Гас неотразимой, когда она вот так осыпает его ласками и воркует над ним. Особенно если он окончательно разнежился и его клонит ко сну…
Джек поспешно открыл глаза. Может быть, он и разнежился, но все-таки заметил, как участился его пульс и жар охватывает тело.
– Ага, вот здесь у тебя небольшая шишка… Ты чувствуешь?
Он чувствовал только, как ее пальцы ворошили волосы у него на затылке. Наверное, у него действительно было сотрясение мозга, и этим объяснялось то, что он теряет контроль над своим телом. В его рациональном уме произошло короткое замыкание, и животные инстинкты подчинили себе доску приборов.
– Может, мне осмотреть шею и грудь? – предложила Гас.
– Нет, там все в порядке…
Как будто он мог ее остановить. Да ее бы не остановил и бульдозер. Ее пальцы уже заскользили вниз к ушам, по пути ероша его короткую армейскую стрижку, ощупали ушные раковины и задержались, поглаживая, на мочках. Джеку почудилось, что в него ударила молния.
– Ox, – простонал он.
Она заглянула ему в лицо:
– Я делаю тебе больно?
«Больше, чем ты себе представляешь», – сказал он про себя.
Он схватил ее за руки и удержал, чтобы на расстоянии охладить ее пыл своим взглядом, и тут же понял, что совершил ошибку. Чутье говорило ему, что не следует смотреть ей в глаза и вообще лучше не смотреть на нее, и чутье его не обмануло.
Такие глаза, как у нее, наверное, век назад смотрели из-под шелковой чадры где-нибудь в восточном гареме. Трудно было точно определить их цвет. Скорее всего он назвал бы их темно-фиалковыми, и то лишь приблизительно. В придачу у нее были голубоватые веки и густые темные ресницы.
Гаремные глаза на упрямом лице девчонки-сорванца.
Если бы в его словарь входило словосочетание «пухлые губки» – а оно определенно никогда в него не войдет, – он бы назвал ее губы пухлыми, аппетитными, соблазнительными. Джек начал понимать, что находили в ней все другие. Даже в теперешнем растрепанном виде она могла своим знойным страстным взглядом растопить могучий айсберг. Правда, сейчас был один минус: от нее воняло. Он отпустил ее руки.
– Пойди прими душ, – сказал он ей.
– Что?
– Видишь вон ту занавеску? – Джек кивнул в сторону алькова. – Там есть душ. Я сегодня утром наладил насос.
– Вот как… Что ж, спасибо.
Гас была в недоумении, пока ее взгляд не прошелся по его телу, и смешливые искорки вновь вспыхнули в глубине ее потемневших зрачков.
– Похоже, и тебе следует встать под душ. Только холодный.
Он бросил на нее предостерегающий взгляд.
– Там воды всего на одного, и горячей, и холодной вместе.
Она поняла.
– Хорошо… Но я могу поделиться.
Джек вновь ощутил прежнее беспокойство. Эта женщина заставляла его краснеть, как глупого мальчишку! Ее следовало бы посадить в подпол и оставить там навсегда.
– Иди мойся, пока я не передумал, – приказал он и сел, чтобы натянуть на себя джинсы.
Затем быстро поднялся на ноги и попытался застегнуть молнию. К сожалению, это было равносильно тому, чтобы увечить себя, как в некоем языческом ритуале. Он ограничился тем, что запахнул полы рубашки и повернулся к ней как раз в тот момент, когда она стаскивала с себя футболку.
– Раздеваться будешь в душе, – остановил он ее.
– Ладно, ладно! – успокоила его Гас и, прикрывая грудь и живот майкой, бегом пересекла комнату, при этом показав ему свою голую попку. Она старалась держаться подальше от дыры в полу.
Тот, кто сказал, что у нее невероятные груди, сильно ошибался: Джек назвал бы их прекрасными и ограничился бы этим.
А что касалось ее зада, то он действительно был невероятным и заслуживал любой самой высокой похвалы. Гас отдернула занавеску, но никак не могла справиться с железной дверью.
– Давай я тебе помогу, – предложил он, только бы не видеть ее соблазнительных ягодиц.
Джек Кэлгейн в роли бескорыстного спасателя…
Один удар плечом, и дверь распахнулась.
Он жестом пригласил ее войти внутрь и с облегчением вздохнул, когда она исчезла за дверью.
Ржавые скрипы и лязг металла сказали ему, что она разобралась в ситуации и теперь пытается открыть краны, а ее удивленный возглас подтвердил, что идет только холодная вода. Он ладонью стер пот со лба и подошел к окну. Ветер был сухим и горячим, с примесью песка. Липкий пот покрывал все его тело, а шедший от него запах в лучшем случае напоминал пивные дрожжи. А он еще позволял себе критические замечания в ее адрес…
Джек подошел к столу и посмотрел на миниатюрное королевство, созданное ночью его руками. Напряжение, которого он не знал уже несколько лет, не покидало его. Каждый вздох давался ему с трудом, ступни вздрагивали от любого соприкосновения с грубыми неровными половицами.
Дверь за его спиной распахнулась, и брошенная ее рукой майка влетела в комнату. Он слышал, как Гас с удовольствием плещется и как вода с бульканьем исчезает востоке. Серебристые капли летели во все стороны.
– Может, ты все-таки присоединишься ко мне? – пригласила она, отфыркиваясь. – Тут замечательно мокро и прохладно! И вода совсем не красная, а желтая!
Джек потел все сильнее, пот ручьями стекал с его лба, струился по щекам и за ушами. Он отерся полой рубашки и вспомнил, как ее пальцы перебирали его волосы, ласкали мочки ушей.
Присоединиться к ней… Джек посмотрел на нетронутую банку пива, ту самую, которую держал в руках прошлой ночью в мечтах о женщине, нежной, мягкой, все залечивающей женщине, с которой можно забыть обо всем. Господи, как ему хочется пить… Как давно его мучит жажда… Давно, слишком давно.
Раздеться, сбросить с себя все до нитки и войти к ней в душ…
Его тело жаждало того, чего Джек не мог ему дать, того, в чем ему так долго отказывали: удовлетворения.
Что случится, если он уступит требованию своего тела? Если он подчинится безумной жажде и откликнется на ее призыв, что тогда? Ему даже не надо было напрягаться, отыскивая ответ, он заранее знал его. Это будет безрассудством. От этой женщины он должен получить информацию, а не секс. Но как ему обуздать свое тело?
– Что-нибудь случилось? – крикнула она.
– Абсолютно ничего. Гас. Здесь так жарко, что можно задохнуться.
– Бр-р, а здесь можно замерзнуть, – отозвалась она, прикидываясь, что дрожит от холода.
– Ну и хитрюга, – сказал он шепотом.
– Интересно, что тебе не нравится на этот раз? Женщина или холодная вода в душе? – Она просунула голову в дверь и с улыбкой оглядела его. – Наверное, холодная вода в душе. А может быть, заряженное оружие у тебя в джинсах?
– Оно у меня на предохранителе, – мрачно заверил он ее, но она уже спряталась внутрь и захлопнула за собой дверь.
Джек протянул руку и с такой силой схватил и сжал банку пива, что помял жесть, большим пальцем он еще больше углубил вмятину. А если он и Гас Феверстоун оба одержимы мыслью о смерти? Если они оба самоубийцы? Если он откликнется на ее приглашение, значит, он Столь же безумен, особенно если учесть последствия подобного шага. И вдруг его озарило, словно комета пронзила тьму: он все равно это сделает, сделает, и все тут!
Нет, жаль губить свои замыслы. Очень жаль…
Джек ударил кулаком по столу, сотрясая волшебный деревянный замок. «Жаль, очень жаль», – с насмешкой мысленно повторил он. Вот он тут, посреди пустыни Мохаве, в растерянности и в поту, как китайский кули. А теперь давайте подсчитаем, что у него есть в активе: у него есть душ с холодной водой, женщина и плюс ко всему непобедимая эрекция. И как же он себя ведет? Да как мальчуган в кондитерском магазине, который не знает, на чем остановить свой выбор.
– А теперь к делу, – пробормотал он. – И без задержки.
Через минуту, совершенно голый, он вошел в душ.
Глава 8
Ее назвали «Скромница», и Вебб Кальдерой сразу понял почему, когда впервые увидел картину.
Юная девушка целовала собственное отражение в зеркале, обрамленном позолоченной рамой, чуть прикасаясь к стеклу розовыми лепестками губ и глядя на себя из-под густых ресниц полным томления взглядом. Ее щеки сильно зарумянились, и одна изящная маленькая ручка опиралась на резную раму, совсем как на мужское плечо. Другая рука держала шляпу, украшенную пышными красными розами. Зеркало затуманилось от ее влажного горячего дыхания, но не собой любовалась она и не к себе пылала любовью. Она целовала некоего призрачного возлюбленного, мужчину, который еще не удостоил ее лаской, который, может быть, даже еще не обратил на нее внимания…
Вебб также знал, что стоит мужской руке прикоснуться к ней, и она лишится, пусть не в прямом смысле, своей девственной чистоты. Воображаемый принц был образцом совершенства. Возлюбленный из плоти и крови никогда не будет таковым. Возможно, он удовлетворит потребности ее тела, но никогда не сделает явью возвышенные мечты девственного сердца, подобные прозрачным каплям росы на только что распустившемся цветке. Прежде чем сжечь их, лучи солнца заставят капли искриться, но всего на одно мгновение. Вебб был прекрасно осведомлен о такого рода разрушении. Он специализировался на нем.
Где-то вдали прозвучал входной звонок, но Вебб не обратил на него внимания. Наверное, что-то доставили из магазина, и его помощник займется этим. Он еще не кончил внимательно изучать картину в поисках каких-либо недостатков или повреждений… Он не мог оторваться от созерцания опьяненной мечтами прелестной девушки… Как бы ему хотелось знать, кто, какой мужчина сумел пробудить в ней эту любовную лихорадку. Вебб вообразил себя на его месте, представил первое робкое прикосновение дрожащих девичьих губ и сладкое ощущение невинности.
Вебб глубоко вздохнул. Уже столько лет он оставался равнодушным и ничто не могло пробудить его чувств, и теперь он тянул это мгновение, даже если оно и причиняло ему боль. Удивительно, что именно эта картина возродила в его душе переживания, когда ничему другому это было не под силу. Несмотря на высокую технику живописи, картина была далеко не самым лучшим произведением Мери Годдар. Американская художница специализировалась на портретах женщин и девушек, и многие ее работы по мастерству были значительно выше «Скромницы». И все же Вебб не мог оторвать глаз от картины. В ней его особенно притягивала неискушенность модели, наверное, потому, что сам он очень рано лишился иллюзий и на себе испытал жестокость окружающего мира.
, Картина было размером два на три фута, но казалась меньше в ящике, где она лежала. По привычке Вебб опустился на одно колено, послюнил палец и очень осторожно потер небольшой кусочек полотна, чтобы лучше рассмотреть живописные приемы художницы.
Мир искусства называл ее «Скромница», но в «Словаре художников и скульпторов» Белезита она значилась как «Девушка в зеркале». Вебб купил ее на главном летнем аукционе «Сотбис» перед самым отъездом из Лондона, но, к сожалению, не для себя. Он действовал от имени Лейка Феверстоуна.
В его кабинете, расположенном далее по коридору, зажужжал внутренний телефон, и Вебб недовольно поднялся на ноги, Он не любил, когда его беспокоили во время работы в хранилище, и секретарша хорошо знала его привычки. Значит, это что то серьезное.
Хранилище было просторным помещением, где автоматически поддерживались нужная температура и влажность, и сейчас в нем было даже холодновато, но Веббу нравилась прохлада, она повышала его работоспособность. Большая часть помещения служила складом для хранения произведений искусства, которые он покупал или продавал, и освещалась неярким светом дневных ламп. Его рабочее место находилось в углу комнаты, в нише с большим окном в стене и световым люком в потолке.
Картины стояли повсюду: прислоненные к стене, на мольбертах, пюпитрах и стендах, и в воздухе чувствовался легкий запах смывки. Городской и внутренний телефоны находились на стене напротив рабочего стола Вебба, и лишь один-единственный штрих нарушал аскетически сдержанную трудовую атмосферу: шкафчик орехового дерева времен Возрождения, где на блестящем подносе работы Жана Кузо стоял графин с ячменным шотландским виски.
Снова раздалось жужжание телефона, и Вебб подошел к медной панели, нажал на мигающую кнопку.
– В чем дело, Марджери?
– Вас хочет видеть мистер Феверстоун, – извиняющимся голосом сказала секретарша. – Вы его примете?
Это объясняло, почему Марджери решилась нарушить его покой. Она знала, что Лейк Феверстоун был одним из главных клиентов галереи в Беверли-Хиллз и личным другом хозяина.
Она знала также о похищении сводной сестры Лейка – о чем, впрочем, уже было известно всему континенту, – но этим все и ограничивалось: Марджери даже не подозревала о деловых отношениях Вебба и Лейка, о тайных связях Вебба с подпольным миром торговцев произведениями искусства.
– Да, я его приму, пожалуйста, пришлите его сюда, – сказал Вебб. – Я хочу ему кое-что показать.
Вебба всегда удивляло сходство Лейка с его сестрой Лили, хотя в Лейке не было ничего женственного, как и в Лили – ничего мужеподобного. Они просто были мужской и женской версией одной пары генов, и в тридцать семь лет были одинаково худощавы, если не сказать костлявы, с одинаковыми пепельными волосами и заострившимися чертами лиц.
Лейк вошел в комнату, и Вебб тут же отметил его рассеянный кивок и напряженный взгляд зеленоватых глаз. Фиолетовый тон рубашки-поло и светлые полотняные брюки делали его еще более бледным. Естественно было ожидать, что Лейк обеспокоен судьбой своей сводной сестры, но за годы знакомства с семьей Феверстоунов Вебб пришел к выводу, что их родственные отношения были запутаннее интриг при французском королевском дворе времен Людовиков.
Возможно, причиной бледности Лейка было его постоянное пребывание в «штабной» комнате созданного им центра охраны особняка Феверстоунов с сетью видеокамер по всему дому и прилегающему парку. Если бы Веббу пришлось ставить диагноз, он бы сказал, что у Лейка Феверстоуна развилась тюремная бледность.
– Вы пришли как раз вовремя, – заметил Вебб и указал на ящик, в котором лежала картина. – Годдар прибыла сегодня утром.
– Вот как? Что ж, давайте на нее посмотрим.
Приблизившись к картине, Лейк сощурился, секунду разглядывал ее, затем наклонился, как бы изучая детали. Потом, совсем как Вебб, опустился на колено и смочил слюной палец.
Он потер пальцем кусочек кремового платья девушки на картине, откинулся назад и одобрительно хмыкнул.
– Какая изумительная вещь, – похвалил он.
Вебб услышал дрожь в его голосе и понял, что для Лейка это станет не просто покупкой следующего по счету произведения искусства. Это будет новый объект для поклонения. Не один десяток лет семья Феверстоунов слыла одной из самых богатых семей в Калифорнии, их мебельная империя существовала уже несколько поколений, а собрание картин старых и новых мастеров было предметом зависти в художественных кругах.
Кроме того, они давали постоянную пищу для светских сплетен.
Августа, сводная сестра Лейка и Лили, была основной темой пересудов, но и сами близнецы вызывали много разнообразных толков своими любовными похождениями. Они еще не связали себя узами брака, и поэтому их подозревали в платоническом, но чем не менее зазорном чувстве друг к другу. Считалось, что Лейк старался заглушить это чувство своей страстью к искусству, а Лили – увлечением лошадьми. Но никто, включая Вебба, достоверно не знал, где кончается вымысел и начинается правда.
– Согласен, изумительная, – отозвался Вебб. – И весьма дорогая. Хотите знать, во сколько она вам обошлась?
– Мне все равно.
В дрожащем голосе Лейка было столько подлинной страсти, что она напугала его самого. Он рассмеялся и махнул рукой, как бы отгоняя от себя наваждение, но, когда он поднял взгляд, Вебб прочел в нем безудержный азарт коллекционера.
Вебб мало знал о ранних годах Лейка., за исключением того, что близнецов вырастила экономка Феверстоунов. Их собственная мать после рождения Джиллиан, младшей дочери, погрузилась в депрессию и в одно пронзительно холодное зимнее утро утонула, решив, не раздеваясь, искупаться в океане. Молва утверждала, что это было самоубийство. Отец близнецов, Лейк-старший, женился во второй раз. Его новой женой стала мать Августы, которая прожила с ним всего год и бросила мужа, в основном из-за его скупердяйства. Поэтому, как это происходит даже в лучших семействах, дети, изголодавшиеся по материнской любви и лишенные эмоциональной поддержки, пытались найти замену этим чувствам, и такой заменой в первую очередь становились вещи материальные.
К счастью или несчастью, но Феверстоуны имели деньги, чтобы удовлетворять свои прихоти.
– Расскажите мне о похищении, – прервал молчание Вебб, чувствуя напряженность Лейка. Его клиент уже больше не был таким бледным. – Как обстоят сейчас дела?
Теперь Лейк избегал смотреть в сторону картины.
– Никаких новостей, разве что к поискам теперь подключилось Федеральное бюро расследований. Целое утро они меня «опрашивали». Им почему-то очень нравится это слово. Судя по их вопросам, можно подумать, что это именно я похитил Гас.
Когда я уходил, они взялись за Лили.
– Сотрудничайте с ними, – посоветовал Вебб, направляясь к маленькому бару, где он держал виски. – Отвечайте на все их вопросы. Угощайте агентов хорошим бренди и выказывайте им побольше сочувствия. Можете даже перейти на настоящий коньяк. – Он постучал по графину. – Налить вам?
Лейк, казалось, не слышал его.
– Сомневаюсь, что кто-нибудь мне поверит, – сказал он, глядя мимо Вебба в окно на туманные синие горы за Санта-Моникой, – но я очень беспокоюсь об Августе. Эти террористы или кто там еще, которые ее захватили, могут принести ее в жертву своей безумной идее, даже забыв о выкупе.
Слова Лейка тронули Вебба, и в его душе на секунду проснулось сочувствие, но так же быстро и угасло. Тем не менее ситуация требовала, чтобы он выразил Лейку свою поддержку.
– ФБР имеет отличных специалистов, которые занимаются только похищениями, – напомнил он Лейку. – У них редко бывают неудачи.
Федеральное бюро расследований действительно отлично справлялось со своими обязанностями. Другое дело Центральное разведывательное управление. Вебб неплохо разбирался в компетенции и обязанное ях различных участников международного разведывательного сообщества, особенно Национального агентства безопасности. Считалось, что именно оно подготовило и использовало Мага.
Вебб взял со стола пачку цветных фотографий работ старых мастеров разного уровня ценности и протянул ее Лейку. Он собрал их во время своего летнего пребывания в Лондоне.
– Взгляните, возможно, вас что-то заинтересует, к примеру, пейзаж Дюге. Он относится к его зрелому периоду, где-нибудь около тысяча шестьсот пятьдесят седьмого года.
Лейк без особого энтузиазма просмотрел снимки, остановившись только на пейзаже.
– Вы уверены, что это Дюге? – спросил он. – У вас есть на него документация?
– Продавец из Антверпена. Он сказал мне, что может представить любые документы, подтверждающие подлинность, которые мы затребуем. – Вебб подал Лейку увеличительное стекло. – Обратите внимание на фигуры вдали, деревья, облака. Вы сразу убедитесь, что это не подделка.
Лейк воспользовался лупой, но через секунду отложил ее в сторону.
– Я хочу взглянуть на саму картину, – сказал он, явно думая о чем-то другом. – Если ее еще не купят, то в следующем месяце по пути в Лондон я заеду в Антверпен.
Он взглянул на графин с виски.
– Пожалуй, я немного выпью. Вы не против, если я сам налью?
Вебб молча кивнул.
Потянувшись за стаканом, Лейк заметил рядом с подносом колоду карт Таро и взял ее в руки. На его лице появилось беспокойство.
– Боже мой, Вебб, – сказал он, вынимая колоду из футляра и веером рассыпая карты. Он был явно напуган мрачными изображениями демонов и магов. – Я не видел ничего страшнее. Откуда они у вас?
Вебб засунул руки в карманы своих брюк цвета хаки.
– Мне прислал их кто-то из знакомых, который знает, что я коллекционер. Я еще не успел их хорошенько рассмотреть, но, по всей вероятности, они из Румынии, и им, наверное, не менее ста лет. Они называются Дьявольское Таро.
– Они в прекрасном состоянии, если действительно такие старые. Вы когда-нибудь погадаете для меня на них?
– Лейк, вы серьезно просите меня об, этом, да еще на таких картах?
Лейк вздрогнул, как от озноба, и сунул карты обратно в футляр.
– Нет, пожалуй, не надо.
– Мудрое решение, – с улыбкой одобрил Вебб, наблюдая, как Лейк наливает себе хорошую порцию виски.
Он очень сомневался, что его посетитель останется доволен предсказаниями Таро.
– Если я не ошибаюсь, кто-то приглашал меня сюда, – сказал он.
– Просьба оставить ваше оружие при входе.
Гас хотела произнести слова решительно и с вызовом, но вместо этого ее голос был еле слышен из-за плеска воды. Сердце гулко билось, усиливая ее растерянность. Если раньше ей хотелось смутить своего тюремщика, то теперь она отказалась от этой мысли.
Неужели Гас Феверстоун вдруг сама засмущалась? В таком случае апокалипсис был совсем близок.
– Ну как, у тебя тут найдется местечко еще для одного? – спросил Джек.
– А может быть, для двоих? Похоже, ты прихватил с собой своего друга, – пошутила Гас.
Она улыбалась и говорила одновременно, не глядя вниз на означенного «друга». Она позволила себе лишь один короткий взгляд украдкой, и у нее закружилась голова.
Абсолютно голый тюремщик был шести футов роста, все его мускулистое тело с головы до ног блестело от пота, и он смотрел на нее в упор, словно ожидая, что она одобрит его появление.
– Так кто же из нас не нравится тебе? – спросил он. – Я или мой друг?
Гас в раздумье склонила голову набок:
– Твой друг может остаться, а тебе лучше уйти.
К ее великому облегчению, он рассмеялся. Ее ответы были автоматическими, вся ее жизнь держалась на готовых стандартных репликах. Если сомневаешься, используй клише. Гас давным-давно познала эту истину. Она была равнодушной пожирательницей сердец. Но сейчас ее собственное сердце работало на оборотах, близких к аварийным.
Юная девушка целовала собственное отражение в зеркале, обрамленном позолоченной рамой, чуть прикасаясь к стеклу розовыми лепестками губ и глядя на себя из-под густых ресниц полным томления взглядом. Ее щеки сильно зарумянились, и одна изящная маленькая ручка опиралась на резную раму, совсем как на мужское плечо. Другая рука держала шляпу, украшенную пышными красными розами. Зеркало затуманилось от ее влажного горячего дыхания, но не собой любовалась она и не к себе пылала любовью. Она целовала некоего призрачного возлюбленного, мужчину, который еще не удостоил ее лаской, который, может быть, даже еще не обратил на нее внимания…
Вебб также знал, что стоит мужской руке прикоснуться к ней, и она лишится, пусть не в прямом смысле, своей девственной чистоты. Воображаемый принц был образцом совершенства. Возлюбленный из плоти и крови никогда не будет таковым. Возможно, он удовлетворит потребности ее тела, но никогда не сделает явью возвышенные мечты девственного сердца, подобные прозрачным каплям росы на только что распустившемся цветке. Прежде чем сжечь их, лучи солнца заставят капли искриться, но всего на одно мгновение. Вебб был прекрасно осведомлен о такого рода разрушении. Он специализировался на нем.
Где-то вдали прозвучал входной звонок, но Вебб не обратил на него внимания. Наверное, что-то доставили из магазина, и его помощник займется этим. Он еще не кончил внимательно изучать картину в поисках каких-либо недостатков или повреждений… Он не мог оторваться от созерцания опьяненной мечтами прелестной девушки… Как бы ему хотелось знать, кто, какой мужчина сумел пробудить в ней эту любовную лихорадку. Вебб вообразил себя на его месте, представил первое робкое прикосновение дрожащих девичьих губ и сладкое ощущение невинности.
Вебб глубоко вздохнул. Уже столько лет он оставался равнодушным и ничто не могло пробудить его чувств, и теперь он тянул это мгновение, даже если оно и причиняло ему боль. Удивительно, что именно эта картина возродила в его душе переживания, когда ничему другому это было не под силу. Несмотря на высокую технику живописи, картина была далеко не самым лучшим произведением Мери Годдар. Американская художница специализировалась на портретах женщин и девушек, и многие ее работы по мастерству были значительно выше «Скромницы». И все же Вебб не мог оторвать глаз от картины. В ней его особенно притягивала неискушенность модели, наверное, потому, что сам он очень рано лишился иллюзий и на себе испытал жестокость окружающего мира.
, Картина было размером два на три фута, но казалась меньше в ящике, где она лежала. По привычке Вебб опустился на одно колено, послюнил палец и очень осторожно потер небольшой кусочек полотна, чтобы лучше рассмотреть живописные приемы художницы.
Мир искусства называл ее «Скромница», но в «Словаре художников и скульпторов» Белезита она значилась как «Девушка в зеркале». Вебб купил ее на главном летнем аукционе «Сотбис» перед самым отъездом из Лондона, но, к сожалению, не для себя. Он действовал от имени Лейка Феверстоуна.
В его кабинете, расположенном далее по коридору, зажужжал внутренний телефон, и Вебб недовольно поднялся на ноги, Он не любил, когда его беспокоили во время работы в хранилище, и секретарша хорошо знала его привычки. Значит, это что то серьезное.
Хранилище было просторным помещением, где автоматически поддерживались нужная температура и влажность, и сейчас в нем было даже холодновато, но Веббу нравилась прохлада, она повышала его работоспособность. Большая часть помещения служила складом для хранения произведений искусства, которые он покупал или продавал, и освещалась неярким светом дневных ламп. Его рабочее место находилось в углу комнаты, в нише с большим окном в стене и световым люком в потолке.
Картины стояли повсюду: прислоненные к стене, на мольбертах, пюпитрах и стендах, и в воздухе чувствовался легкий запах смывки. Городской и внутренний телефоны находились на стене напротив рабочего стола Вебба, и лишь один-единственный штрих нарушал аскетически сдержанную трудовую атмосферу: шкафчик орехового дерева времен Возрождения, где на блестящем подносе работы Жана Кузо стоял графин с ячменным шотландским виски.
Снова раздалось жужжание телефона, и Вебб подошел к медной панели, нажал на мигающую кнопку.
– В чем дело, Марджери?
– Вас хочет видеть мистер Феверстоун, – извиняющимся голосом сказала секретарша. – Вы его примете?
Это объясняло, почему Марджери решилась нарушить его покой. Она знала, что Лейк Феверстоун был одним из главных клиентов галереи в Беверли-Хиллз и личным другом хозяина.
Она знала также о похищении сводной сестры Лейка – о чем, впрочем, уже было известно всему континенту, – но этим все и ограничивалось: Марджери даже не подозревала о деловых отношениях Вебба и Лейка, о тайных связях Вебба с подпольным миром торговцев произведениями искусства.
– Да, я его приму, пожалуйста, пришлите его сюда, – сказал Вебб. – Я хочу ему кое-что показать.
Вебба всегда удивляло сходство Лейка с его сестрой Лили, хотя в Лейке не было ничего женственного, как и в Лили – ничего мужеподобного. Они просто были мужской и женской версией одной пары генов, и в тридцать семь лет были одинаково худощавы, если не сказать костлявы, с одинаковыми пепельными волосами и заострившимися чертами лиц.
Лейк вошел в комнату, и Вебб тут же отметил его рассеянный кивок и напряженный взгляд зеленоватых глаз. Фиолетовый тон рубашки-поло и светлые полотняные брюки делали его еще более бледным. Естественно было ожидать, что Лейк обеспокоен судьбой своей сводной сестры, но за годы знакомства с семьей Феверстоунов Вебб пришел к выводу, что их родственные отношения были запутаннее интриг при французском королевском дворе времен Людовиков.
Возможно, причиной бледности Лейка было его постоянное пребывание в «штабной» комнате созданного им центра охраны особняка Феверстоунов с сетью видеокамер по всему дому и прилегающему парку. Если бы Веббу пришлось ставить диагноз, он бы сказал, что у Лейка Феверстоуна развилась тюремная бледность.
– Вы пришли как раз вовремя, – заметил Вебб и указал на ящик, в котором лежала картина. – Годдар прибыла сегодня утром.
– Вот как? Что ж, давайте на нее посмотрим.
Приблизившись к картине, Лейк сощурился, секунду разглядывал ее, затем наклонился, как бы изучая детали. Потом, совсем как Вебб, опустился на колено и смочил слюной палец.
Он потер пальцем кусочек кремового платья девушки на картине, откинулся назад и одобрительно хмыкнул.
– Какая изумительная вещь, – похвалил он.
Вебб услышал дрожь в его голосе и понял, что для Лейка это станет не просто покупкой следующего по счету произведения искусства. Это будет новый объект для поклонения. Не один десяток лет семья Феверстоунов слыла одной из самых богатых семей в Калифорнии, их мебельная империя существовала уже несколько поколений, а собрание картин старых и новых мастеров было предметом зависти в художественных кругах.
Кроме того, они давали постоянную пищу для светских сплетен.
Августа, сводная сестра Лейка и Лили, была основной темой пересудов, но и сами близнецы вызывали много разнообразных толков своими любовными похождениями. Они еще не связали себя узами брака, и поэтому их подозревали в платоническом, но чем не менее зазорном чувстве друг к другу. Считалось, что Лейк старался заглушить это чувство своей страстью к искусству, а Лили – увлечением лошадьми. Но никто, включая Вебба, достоверно не знал, где кончается вымысел и начинается правда.
– Согласен, изумительная, – отозвался Вебб. – И весьма дорогая. Хотите знать, во сколько она вам обошлась?
– Мне все равно.
В дрожащем голосе Лейка было столько подлинной страсти, что она напугала его самого. Он рассмеялся и махнул рукой, как бы отгоняя от себя наваждение, но, когда он поднял взгляд, Вебб прочел в нем безудержный азарт коллекционера.
Вебб мало знал о ранних годах Лейка., за исключением того, что близнецов вырастила экономка Феверстоунов. Их собственная мать после рождения Джиллиан, младшей дочери, погрузилась в депрессию и в одно пронзительно холодное зимнее утро утонула, решив, не раздеваясь, искупаться в океане. Молва утверждала, что это было самоубийство. Отец близнецов, Лейк-старший, женился во второй раз. Его новой женой стала мать Августы, которая прожила с ним всего год и бросила мужа, в основном из-за его скупердяйства. Поэтому, как это происходит даже в лучших семействах, дети, изголодавшиеся по материнской любви и лишенные эмоциональной поддержки, пытались найти замену этим чувствам, и такой заменой в первую очередь становились вещи материальные.
К счастью или несчастью, но Феверстоуны имели деньги, чтобы удовлетворять свои прихоти.
– Расскажите мне о похищении, – прервал молчание Вебб, чувствуя напряженность Лейка. Его клиент уже больше не был таким бледным. – Как обстоят сейчас дела?
Теперь Лейк избегал смотреть в сторону картины.
– Никаких новостей, разве что к поискам теперь подключилось Федеральное бюро расследований. Целое утро они меня «опрашивали». Им почему-то очень нравится это слово. Судя по их вопросам, можно подумать, что это именно я похитил Гас.
Когда я уходил, они взялись за Лили.
– Сотрудничайте с ними, – посоветовал Вебб, направляясь к маленькому бару, где он держал виски. – Отвечайте на все их вопросы. Угощайте агентов хорошим бренди и выказывайте им побольше сочувствия. Можете даже перейти на настоящий коньяк. – Он постучал по графину. – Налить вам?
Лейк, казалось, не слышал его.
– Сомневаюсь, что кто-нибудь мне поверит, – сказал он, глядя мимо Вебба в окно на туманные синие горы за Санта-Моникой, – но я очень беспокоюсь об Августе. Эти террористы или кто там еще, которые ее захватили, могут принести ее в жертву своей безумной идее, даже забыв о выкупе.
Слова Лейка тронули Вебба, и в его душе на секунду проснулось сочувствие, но так же быстро и угасло. Тем не менее ситуация требовала, чтобы он выразил Лейку свою поддержку.
– ФБР имеет отличных специалистов, которые занимаются только похищениями, – напомнил он Лейку. – У них редко бывают неудачи.
Федеральное бюро расследований действительно отлично справлялось со своими обязанностями. Другое дело Центральное разведывательное управление. Вебб неплохо разбирался в компетенции и обязанное ях различных участников международного разведывательного сообщества, особенно Национального агентства безопасности. Считалось, что именно оно подготовило и использовало Мага.
Вебб взял со стола пачку цветных фотографий работ старых мастеров разного уровня ценности и протянул ее Лейку. Он собрал их во время своего летнего пребывания в Лондоне.
– Взгляните, возможно, вас что-то заинтересует, к примеру, пейзаж Дюге. Он относится к его зрелому периоду, где-нибудь около тысяча шестьсот пятьдесят седьмого года.
Лейк без особого энтузиазма просмотрел снимки, остановившись только на пейзаже.
– Вы уверены, что это Дюге? – спросил он. – У вас есть на него документация?
– Продавец из Антверпена. Он сказал мне, что может представить любые документы, подтверждающие подлинность, которые мы затребуем. – Вебб подал Лейку увеличительное стекло. – Обратите внимание на фигуры вдали, деревья, облака. Вы сразу убедитесь, что это не подделка.
Лейк воспользовался лупой, но через секунду отложил ее в сторону.
– Я хочу взглянуть на саму картину, – сказал он, явно думая о чем-то другом. – Если ее еще не купят, то в следующем месяце по пути в Лондон я заеду в Антверпен.
Он взглянул на графин с виски.
– Пожалуй, я немного выпью. Вы не против, если я сам налью?
Вебб молча кивнул.
Потянувшись за стаканом, Лейк заметил рядом с подносом колоду карт Таро и взял ее в руки. На его лице появилось беспокойство.
– Боже мой, Вебб, – сказал он, вынимая колоду из футляра и веером рассыпая карты. Он был явно напуган мрачными изображениями демонов и магов. – Я не видел ничего страшнее. Откуда они у вас?
Вебб засунул руки в карманы своих брюк цвета хаки.
– Мне прислал их кто-то из знакомых, который знает, что я коллекционер. Я еще не успел их хорошенько рассмотреть, но, по всей вероятности, они из Румынии, и им, наверное, не менее ста лет. Они называются Дьявольское Таро.
– Они в прекрасном состоянии, если действительно такие старые. Вы когда-нибудь погадаете для меня на них?
– Лейк, вы серьезно просите меня об, этом, да еще на таких картах?
Лейк вздрогнул, как от озноба, и сунул карты обратно в футляр.
– Нет, пожалуй, не надо.
– Мудрое решение, – с улыбкой одобрил Вебб, наблюдая, как Лейк наливает себе хорошую порцию виски.
Он очень сомневался, что его посетитель останется доволен предсказаниями Таро.
* * *
Гас Феверстоун допустила большой просчет. Она не ожидала, что ее тюремщик, как она его теперь называла, поддастся на уговоры, и в этом была ее ошибка. К тому же он не только был совершенно голым, но еще и в полной боевой готовности, о чем свидетельствовало, помимо прочего, и очень целеустремленное выражение лица. Гас не позволила себе особенно внимательно разглядывать его фигуру.– Если я не ошибаюсь, кто-то приглашал меня сюда, – сказал он.
– Просьба оставить ваше оружие при входе.
Гас хотела произнести слова решительно и с вызовом, но вместо этого ее голос был еле слышен из-за плеска воды. Сердце гулко билось, усиливая ее растерянность. Если раньше ей хотелось смутить своего тюремщика, то теперь она отказалась от этой мысли.
Неужели Гас Феверстоун вдруг сама засмущалась? В таком случае апокалипсис был совсем близок.
– Ну как, у тебя тут найдется местечко еще для одного? – спросил Джек.
– А может быть, для двоих? Похоже, ты прихватил с собой своего друга, – пошутила Гас.
Она улыбалась и говорила одновременно, не глядя вниз на означенного «друга». Она позволила себе лишь один короткий взгляд украдкой, и у нее закружилась голова.
Абсолютно голый тюремщик был шести футов роста, все его мускулистое тело с головы до ног блестело от пота, и он смотрел на нее в упор, словно ожидая, что она одобрит его появление.
– Так кто же из нас не нравится тебе? – спросил он. – Я или мой друг?
Гас в раздумье склонила голову набок:
– Твой друг может остаться, а тебе лучше уйти.
К ее великому облегчению, он рассмеялся. Ее ответы были автоматическими, вся ее жизнь держалась на готовых стандартных репликах. Если сомневаешься, используй клише. Гас давным-давно познала эту истину. Она была равнодушной пожирательницей сердец. Но сейчас ее собственное сердце работало на оборотах, близких к аварийным.