Страница:
(перевод Е. Факторовича)
Эд отложил микрофон в сторону. Продиктованный им протокол оказался скудноватым.
Да и что тут записывать? Все результаты измерений приборы автоматически переводят в банк данных, где они накапливаются. Эду даже незачем их считывать.
А неординарные события? О них стоило бы думать, случись хоть раз что-нибудь, выходящее за пределы будничной рутины…
Достав записную книжку, Эд покопался в ящике. Где ручка? «Дорогая Лори!» — написал он. Поднял голову, задумался. Машинально уставился на толстое свинцовое стекло, пытаясь разглядеть, что за ним: обломки бетонных панелей с металлической арматурой и бесконечная равнина, пустая и недвижная, а над горизонтом — беззвездное черное небо. Система находилась внутри облака межпланетарной пыли, что и делало ее интересным объектом для исследований…
Но, судя по всему, Эда она больше не интересовала. Он пересчитал зарубки на ребре столешницы: четыреста шестьдесят одна, до смены еще двести шестьдесят девять дней. Долго.
Он вернулся к письму:
— Могу я помочь тебе, Эд? — Голос киборга прозвучал на удивление мягко, в нем слышалась даже некоторая озабоченность. — Тебе что-нибудь нужно, Эд?
— Нет, спасибо, Джо.
— Хочешь есть? Пить?
Эду и без того стоило немалых сил сохранять выдержку, но тут его прорвало:
— Нет, Джо, черт побери, нет! Оставь меня в покое! Почему ты вечно толчешься возле меня? Ты действуешь мне на нервы!
— Я тревожусь, Эд. Твое сердце бьется чуть чаще, я слышу это. Ты ведь знаешь, мне оставлена одна эмоция: привязанность к людям. Я счастлив, когда могу помочь тебе. И несчастлив, когда несчастлив ты. Ты взволнован. Я принесу тебе транквилизатор.
Джо удалился. Эд пожал плечами. Он вернулся к начатому письму, но собраться с мыслями уже не мог. И быстро подписался: «…любящий тебя Эд».
«Слова, — подумалось ему, — что они значат, особенно здесь…»
Вернулся Джо с таблеткой и стаканом воды. Эд уже успокоился и проглотил таблетку без возражений, изредка поглядывая на киборга — эту металлическую карикатуру на человека, который стоял рядом и всем своим видом выражал готовность помочь. Послушный слуга — или деспот? Он все знал, на все реагировал, все понимал — куда лучше самого Эда. Он имел непосредственный доступ к счетным устройствам, к банку данных. Он обладал органами чувств, которые воспринимали инфракрасное, ультрафиолетовое и радиоактивное излучение, звуки любой частоты. Джо был сильнее, умнее Эда и постоянно наблюдал за ним.
Эд рассеянно вырвал исписанные листки и протянул их Джо:
— Передашь это на следующем сеансе связи.
Киборг бросил быстрый взгляд на письмо:
— Кто такая Лори?
Эду слишком поздно пришло на ум, что до сих пор он все письма передавал сам.
— Разве ты не знаешь? — спросил он.
— Нет.
— А зачем тебе знать?
— Мне нужен ее адрес.
Эд дал Джо адрес. Киборг в нерешительности помахивал листками.
— Кто такая Лори? — снова спросил он.
— Моя девушка, — ответил Эд. — Мы поженимся. Я жду не дождусь встречи с ней. Но вряд ли ты это поймешь.
— Нет, — сказал киборг. — Не совсем. Но все-таки… Это имя мне что-то напоминает. Не то чтобы я представил себе кого-то… Но какие-то ассоциации есть… Странно…
Неприятно пораженный, Эд покачивался на стуле. Случайно остановившись взглядом на окне, он заметил фонтанчики пыли. И лишь несколько секунд спустя почувствовал вибрацию. Но ни звука не услышал.
— Метеорит! — воскликнул Эд, которому перемена обстановки была на руку. — Тебе нужно выйти. Сколько времени мы этого ждали!
Джо положил письмо на стол и направился к шлюзу. Вскоре Эд увидел, как он, неуклюжий и в то же время ловкий, передвигался по вспучившейся поверхности планеты. В месте падения метеорита он нагнулся, выдвинул руку-телескоп, приложил зонды к маленькому кратеру, единственному следу происшествия. И снова выпрямился.
— Выйди, Эд, — прозвучало из динамика. — Я тут нашел кое-что, ты должен взглянуть.
Эд без промедления влез в скафандр с антигравитационными пластинами и уже минут через пять стоял рядом с Джо.
— Что случилось? — спросил он удивленно: кроме воронки в почве ничего не было.
— Кто такая Лори? — спросил Джо.
Эд оцепенел.
— С какой стати это тебя заинтересовало сейчас? — спросил он.
— Отвечай! — потребовал киборг.
— Только не здесь! И не сейчас! Ладно, пойдем в укрытие!
— Здесь и сейчас! — настаивал киборг.
— И речи быть не может. Пойдем в укрытие. Ты должен повиноваться моим приказам.
— Я должен защищать тебя, — сказал Джо. — Не только от внешней угрозы, но и от горьких мыслей, от забот и чувства вины.
— Какого еще чувства вины? — спросил Эд.
— Не знаю, почему я упомянул об этом, — проговорил Джо. — Но теперь отвечай!
— Нет! — отрезал Эд.
Киборг стоял неподвижно, не сводя с Эда огромных глаз-линз.
— Что ж, пусть так. Придется прибегнуть к насилию. Выключаю антигравитационные пластины.
Эд почувствовал, как тело его пронзило болью, руки и ноги налились тяжестью, многопудовый груз гнул его книзу.
— Ты не смеешь причинять мне вред, — простонал он.
— Я не причиню тебе вреда.
Эда придавило еще сильнее, он не удержался на ногах. Сквозь ткань защитного скафандра он ощущал, как потрескивают пластины. Боли почти не было, но ему вдруг стало страшно.
— Я все тебе скажу, — выдавил он из себя, подумав: «А почему бы и нет?»
Давление немедленно спало, но не до конца.
— Хорошо, — сказал Джо. — Говори!
— Когда-то ты был знаком с Лори — прежде, ну, ты знаешь… — он запнулся.
— Дальше!
— Лори была твоей невестой, — сказал Эд. — Воспоминания о ней в твоем мозгу стерты. Чтобы тебе было легче, понимаешь? В тебе стерты все чувства, которые… которые стали излишними после катастрофы…
— Понимаю, — проговорил Джо, мягко и без всякого выражения — как обычно.
— Ты был опытным астронавтом, Джо, — продолжал Эд. Сейчас он стоял перед киборгом на коленях. — Совсем списывать тебя не хотели. И ты согласился. Ты хотел жить, так или иначе.
— Да, я хотел жить, — сказал Джо.
— Ты не должен на меня обижаться, Джо. Раньше мы почти не были знакомы. И с Лори я познакомился лишь после того, как тебя… когда катастрофа уже произошла. Ты должен простить меня, Джо… — Эд умолк.
Джо не шевелился, глядя на Эда сверху:
— Ты неправильно меня понял. Я только о тебе и пекусь. Сегодня ночью ты несколько раз звал во сне Лори… Поднимайся. Мы возвращаемся!
Эд поднялся на ноги и с облегчением вздохнул. К укрытию они шли молча.
Ночь. Вернее — время отдыха. Солнце здесь никогда не заходило. Оно испускало косые лучи на равнину — застывший, мертвый свет. Эд спал. Сок его был крепкий, потому что Джо подмешал ему снотворное в кофе.
Дверь в комнатку Эда отворилась и вошел киборг. Он толкал перед собой тележку на колесиках, на которой стоял аппарат неопределенной формы: какой-то фиксатор с шлемовидной металлической пластиной, от которой отходило множество проводков. Джо переставил аппарат и приподнял шлем над головой Эда, но осторожно, стараясь не касаться кожи. Работал он в темноте: свет ему не был нужен.
Включив аппарат силой мысли, он начал зондаж. Ему понадобилось два часа, прежде чем он обнаружил нужную ячейку памяти, а потом еще одну, связанную с ассоциациями. Затем отрегулировал фокус и включил вихревое поле. Операция длилась всего секунду.
На другое утро, придя в лабораторию, Эд отметил про себя, что чувствует себя на редкость хорошо. Если его что-то раньше и тревожило, теперь он от этого избавлен.
Джо уже поджидал его. Предстояло провести обычные замеры. На столе лежало несколько исписанных листков. Киборг взял их в руку.
— Передать письмо Лори? — спросил он.
Эд очень удивился:
— Кто это — Лори?
Да и что тут записывать? Все результаты измерений приборы автоматически переводят в банк данных, где они накапливаются. Эду даже незачем их считывать.
А неординарные события? О них стоило бы думать, случись хоть раз что-нибудь, выходящее за пределы будничной рутины…
Достав записную книжку, Эд покопался в ящике. Где ручка? «Дорогая Лори!» — написал он. Поднял голову, задумался. Машинально уставился на толстое свинцовое стекло, пытаясь разглядеть, что за ним: обломки бетонных панелей с металлической арматурой и бесконечная равнина, пустая и недвижная, а над горизонтом — беззвездное черное небо. Система находилась внутри облака межпланетарной пыли, что и делало ее интересным объектом для исследований…
Но, судя по всему, Эда она больше не интересовала. Он пересчитал зарубки на ребре столешницы: четыреста шестьдесят одна, до смены еще двести шестьдесят девять дней. Долго.
Он вернулся к письму:
Эд поднял глаза. Двигаясь неуклюже, но почти бесшумно, к нему приблизился Джо. С тем, прежним Джо никакого сходства — кроме мозга. Это был сервомеханизм с нервами из проводков. Киборг. И хотя с человеком по имени Джо Эд был когда-то знаком только шапочно, все же…
«Новостей никаких нет. Отсюда вообще не о чем сообщить. Пишу тебе просто так, от нечего делать. Впрочем, нет, пишу, чтобы сказать, как я заранее радуюсь нашей с тобой встрече. Что жду не дождусь ее. Не стоило мне браться за эту работу, хоть и платят хорошо. Время тянется бесконечно долго.
Хуже всего одиночество. Джо не в счет. Извини, что упоминаю о нем. Но ведь это больше не Джо… Ты меня понимаешь. Надеюсь, для тебя все это уже в прошлом.
Так что в действительности я один. Один в стометровой комнате. Но половина ее заставлена аппаратурой. Я моюсь в воде, которую множество раз пил, и пью воду, в которой столько же раз мылся… К тому же я… Но нет, больше жаловаться не стану.
Если бы хоть здесь было где размяться! Внутри слишком тесно, а от эспандера меня просто тошнит, ну, конечно, не в прямом смысле. А снаружи… Будь проклята эта сила тяжести! Без антигравитационных пластин и шага не ступишь.
Но поговорим о тебе…»
— Могу я помочь тебе, Эд? — Голос киборга прозвучал на удивление мягко, в нем слышалась даже некоторая озабоченность. — Тебе что-нибудь нужно, Эд?
— Нет, спасибо, Джо.
— Хочешь есть? Пить?
Эду и без того стоило немалых сил сохранять выдержку, но тут его прорвало:
— Нет, Джо, черт побери, нет! Оставь меня в покое! Почему ты вечно толчешься возле меня? Ты действуешь мне на нервы!
— Я тревожусь, Эд. Твое сердце бьется чуть чаще, я слышу это. Ты ведь знаешь, мне оставлена одна эмоция: привязанность к людям. Я счастлив, когда могу помочь тебе. И несчастлив, когда несчастлив ты. Ты взволнован. Я принесу тебе транквилизатор.
Джо удалился. Эд пожал плечами. Он вернулся к начатому письму, но собраться с мыслями уже не мог. И быстро подписался: «…любящий тебя Эд».
«Слова, — подумалось ему, — что они значат, особенно здесь…»
Вернулся Джо с таблеткой и стаканом воды. Эд уже успокоился и проглотил таблетку без возражений, изредка поглядывая на киборга — эту металлическую карикатуру на человека, который стоял рядом и всем своим видом выражал готовность помочь. Послушный слуга — или деспот? Он все знал, на все реагировал, все понимал — куда лучше самого Эда. Он имел непосредственный доступ к счетным устройствам, к банку данных. Он обладал органами чувств, которые воспринимали инфракрасное, ультрафиолетовое и радиоактивное излучение, звуки любой частоты. Джо был сильнее, умнее Эда и постоянно наблюдал за ним.
Эд рассеянно вырвал исписанные листки и протянул их Джо:
— Передашь это на следующем сеансе связи.
Киборг бросил быстрый взгляд на письмо:
— Кто такая Лори?
Эду слишком поздно пришло на ум, что до сих пор он все письма передавал сам.
— Разве ты не знаешь? — спросил он.
— Нет.
— А зачем тебе знать?
— Мне нужен ее адрес.
Эд дал Джо адрес. Киборг в нерешительности помахивал листками.
— Кто такая Лори? — снова спросил он.
— Моя девушка, — ответил Эд. — Мы поженимся. Я жду не дождусь встречи с ней. Но вряд ли ты это поймешь.
— Нет, — сказал киборг. — Не совсем. Но все-таки… Это имя мне что-то напоминает. Не то чтобы я представил себе кого-то… Но какие-то ассоциации есть… Странно…
Неприятно пораженный, Эд покачивался на стуле. Случайно остановившись взглядом на окне, он заметил фонтанчики пыли. И лишь несколько секунд спустя почувствовал вибрацию. Но ни звука не услышал.
— Метеорит! — воскликнул Эд, которому перемена обстановки была на руку. — Тебе нужно выйти. Сколько времени мы этого ждали!
Джо положил письмо на стол и направился к шлюзу. Вскоре Эд увидел, как он, неуклюжий и в то же время ловкий, передвигался по вспучившейся поверхности планеты. В месте падения метеорита он нагнулся, выдвинул руку-телескоп, приложил зонды к маленькому кратеру, единственному следу происшествия. И снова выпрямился.
— Выйди, Эд, — прозвучало из динамика. — Я тут нашел кое-что, ты должен взглянуть.
Эд без промедления влез в скафандр с антигравитационными пластинами и уже минут через пять стоял рядом с Джо.
— Что случилось? — спросил он удивленно: кроме воронки в почве ничего не было.
— Кто такая Лори? — спросил Джо.
Эд оцепенел.
— С какой стати это тебя заинтересовало сейчас? — спросил он.
— Отвечай! — потребовал киборг.
— Только не здесь! И не сейчас! Ладно, пойдем в укрытие!
— Здесь и сейчас! — настаивал киборг.
— И речи быть не может. Пойдем в укрытие. Ты должен повиноваться моим приказам.
— Я должен защищать тебя, — сказал Джо. — Не только от внешней угрозы, но и от горьких мыслей, от забот и чувства вины.
— Какого еще чувства вины? — спросил Эд.
— Не знаю, почему я упомянул об этом, — проговорил Джо. — Но теперь отвечай!
— Нет! — отрезал Эд.
Киборг стоял неподвижно, не сводя с Эда огромных глаз-линз.
— Что ж, пусть так. Придется прибегнуть к насилию. Выключаю антигравитационные пластины.
Эд почувствовал, как тело его пронзило болью, руки и ноги налились тяжестью, многопудовый груз гнул его книзу.
— Ты не смеешь причинять мне вред, — простонал он.
— Я не причиню тебе вреда.
Эда придавило еще сильнее, он не удержался на ногах. Сквозь ткань защитного скафандра он ощущал, как потрескивают пластины. Боли почти не было, но ему вдруг стало страшно.
— Я все тебе скажу, — выдавил он из себя, подумав: «А почему бы и нет?»
Давление немедленно спало, но не до конца.
— Хорошо, — сказал Джо. — Говори!
— Когда-то ты был знаком с Лори — прежде, ну, ты знаешь… — он запнулся.
— Дальше!
— Лори была твоей невестой, — сказал Эд. — Воспоминания о ней в твоем мозгу стерты. Чтобы тебе было легче, понимаешь? В тебе стерты все чувства, которые… которые стали излишними после катастрофы…
— Понимаю, — проговорил Джо, мягко и без всякого выражения — как обычно.
— Ты был опытным астронавтом, Джо, — продолжал Эд. Сейчас он стоял перед киборгом на коленях. — Совсем списывать тебя не хотели. И ты согласился. Ты хотел жить, так или иначе.
— Да, я хотел жить, — сказал Джо.
— Ты не должен на меня обижаться, Джо. Раньше мы почти не были знакомы. И с Лори я познакомился лишь после того, как тебя… когда катастрофа уже произошла. Ты должен простить меня, Джо… — Эд умолк.
Джо не шевелился, глядя на Эда сверху:
— Ты неправильно меня понял. Я только о тебе и пекусь. Сегодня ночью ты несколько раз звал во сне Лори… Поднимайся. Мы возвращаемся!
Эд поднялся на ноги и с облегчением вздохнул. К укрытию они шли молча.
Ночь. Вернее — время отдыха. Солнце здесь никогда не заходило. Оно испускало косые лучи на равнину — застывший, мертвый свет. Эд спал. Сок его был крепкий, потому что Джо подмешал ему снотворное в кофе.
Дверь в комнатку Эда отворилась и вошел киборг. Он толкал перед собой тележку на колесиках, на которой стоял аппарат неопределенной формы: какой-то фиксатор с шлемовидной металлической пластиной, от которой отходило множество проводков. Джо переставил аппарат и приподнял шлем над головой Эда, но осторожно, стараясь не касаться кожи. Работал он в темноте: свет ему не был нужен.
Включив аппарат силой мысли, он начал зондаж. Ему понадобилось два часа, прежде чем он обнаружил нужную ячейку памяти, а потом еще одну, связанную с ассоциациями. Затем отрегулировал фокус и включил вихревое поле. Операция длилась всего секунду.
На другое утро, придя в лабораторию, Эд отметил про себя, что чувствует себя на редкость хорошо. Если его что-то раньше и тревожило, теперь он от этого избавлен.
Джо уже поджидал его. Предстояло провести обычные замеры. На столе лежало несколько исписанных листков. Киборг взял их в руку.
— Передать письмо Лори? — спросил он.
Эд очень удивился:
— Кто это — Лори?
Анклавы
[23]
(перевод Ю. Новикова)
Они стояли группами перед стенами из искусственного стекла и заглядывали внутрь. Пространство там было залито таким ярким светом, что приходилось щуриться, — оно освещалось источниками белого света, равномерно расположенными в виде мелкой сетки под потолком. Сверкающая яркая пыль заливала неприятным светом выстроенный внутри явно ухоженный ландшафт: в траве среди цветов пролегали каменистые тропинки, в разных местах возвышались куст или дерево, но так, что обзора они не закрывали. То тут то там можно было видеть странных, покрытых шерстью животных о четырех ногах; они жевали, сидя на земле, или устало бродили вдоль стеклянной стены. Но самый жуткий вид являли собой обитатели сооружения: человеческие создания с беловатой кожей, широко открытыми глазами и широкими ноздрями, с узкими тонкими руками. Они носили ту же одежду, что и посетители по внешнюю сторону стен, но на них она выглядела неприлично, просто непристойно.
— Они и вправду люди, как мы? — спрашивала маленькая девочка, теребя отца за рукав.
— Да, конечно, это люди. Скорее, они были людьми. Они происходят от тех же предков, что и мы. Раньше между нами было больше сходства, много поколений сменилось, прежде чем различия стали так велики. В общем-то никто не знает, как это произошло.
Они замолчали, вглядываясь внутрь. Порой одно из созданий, которое скорее выглядело карикатурой на людей, подходило к стеклянной стене и смотрело им в лицо… Стоящие снаружи невольно делали шаг назад. Лица этих существ с трудом поддавались описанию — они были одновременно и человеческие, и иные. Кожа казалась уязвимой, прозрачной. В глазных яблоках виднелись белки. Были ли эти существа разумными? А может быть, они опасны?
Девочка спряталась за родителей и вышла снова лишь тогда, когда вблизи не было никого из этих жутких созданий.
— А почему их держат взаперти? Что будет, если они вырвутся на свободу?
— Они не могут вырваться, — пояснил отец. — Они дышат другим воздухом. Все, что они едят, требует особой обработки. Все, в чем они нуждаются, стерилизуется; им подают необходимое через герметичные шлюзы. Они могут жить только внутри. Здесь они бы погибли.
По толпе зевак прошло движение: отряд чужеродных созданий прошел через заповедник и скрылся в одном из зданий, выстроенных на его территории. В них было так тесно, что обитатели не могли долго там находиться, и все же нередко они пытались как можно дольше задержаться внутри, забившись в уголок, — чтобы избежать взглядов посетителей.
— Идемте! Зрелище не из приятных!
Отец увлек за собой ребенка. Уходя, он оглянулся и еще раз посмотрел сквозь стекло — за кустами, наполовину спрятавшись, стоял мальчик и корчил рожу.
Сначала все это было приятно. Свободные обитатели города приветствовали решение Ответственных продать участки территории. На них появились зловещие фигуры, пена человечества. Местные жители украдкой подглядывали сквозь жалюзи за чужаками, которых привезли в открытых машинах. У них был отвратительный вид — неопрятные, покрытые слизью. Можно было представить себе, как они потели и как неприятно пахли. Они прыгали на землю — мужчины, женщины, дети — и расползались как муравьи по склонам холмов.
Тогда горожане соорудили особые занавеси, стены, загородки, по которым был пропущен ток, позаботились о том, чтобы все, что однажды попало внутрь, внутри и оставалось. По огромным каналам-трубам, в которых поддерживался постоянный, направленный только внутрь вихрь, туда подавали всякого рода отбросы — остатки пищи, мятые кузова машин, домашний мусор, отходы с фабрик, дезинфекционных станций и больниц, старую одежду, падаль. В трубы сливали использованную воду из жилых районов, химических предприятий — «бульон», полный зловонного ила, мышьяковистых соединений, антимонидов, солей свинца и ртути, радиоактивных отходов, синтетических очистителей. Все это всасывалось, поглощалось, словно ненасытным зверем, и каким-то образом переваривалось.
Биологи и врачи предсказали быстрый конец тем людям, которые добровольно направились во враждебную для жизни среду, а некоторые медики даже протестовали против этого. Однако в конечном счете они пришли к выводу, что проблему перенаселенности иначе не решить, и перестали сопротивляться. И все-таки, как нередко бывает, мрачные прогнозы специалистов не оправдались. Люди приспособились к новой среде, они были здоровы и процветали. Более того, они выполняли задачи, которые поставили перед собой: привнесли порядок в хаос, расширяли пространство для вновь поступающих отходов, помогали целесообразно использовать имеющуюся площадь. Они строили дороги, жилые здания, разводили водоросли и грибы, плавили металлы… Об этом сообщали комиссии, временами отважившиеся проникать внутрь.
Да, они процветали — и размножались. Никто бы не осмелился предположить, что такое возможно, но это происходило. Их плодовитость вылилась в новую, жгучую проблему: людей становилось все больше, им уже не хватало прежней территории. И вот настало время, когда они потребовали увеличить пригодное для них пространство, они требовали больше мусора!
Пришлось им уступить, тем более что они были в самом начале эволюционного пути. В итоге площади, отводимые под свалку мусора, все больше расширялись, тогда как пригодное для жилья незагрязненное пространство уменьшалось, и наконец появился закон, запрещавший дальнейшее отделение от площадей мусорного складирования…
… Откуда-то издали раздается крик. Над серыми блоками компостных установок поднимаются коричневые испарения. В воздухе разлит тошнотворный, гнилостный запах. Дальше так продолжаться не может…
Политические деятели, к которым обратился посол, отодвинулись от него настолько, насколько позволяли приличия. Хотя внешне посол мало чем отличался от собеседников, все знали об особенностях народа, который он представлял и к которому он в конечном счете принадлежал. Присутствие кого-либо из этих людей вызывало тошноту, и это не скрывалось, когда случаю было угодно устроить одну из таких редких встреч. Правда, сейчас ситуация была несколько иной. Предложение посла звучало заманчиво, так что им просто не оставалось ничего другого, как принять его: продать за большие деньги территорию, не представлявшую ценности, и к тому же получить существенные выгоды! Справедливости ради надо сказать, что другая сторона поступала так не от хорошей жизни: их маленькая перенаселенная страна трещала по всем швам, и людям некуда было выехать за ее пределы.
И вот теперь появилась эта идея с анклавами. Никто не знал, кому она собственно принадлежала. Но она была заманчива. Более того, в ней был заложен и глубокий политический смысл: согласись они на предложение посла — и исчезнет очаг беспокойства в свободном мире, а это в свою очередь уменьшит опасность военной экспансии…
После короткого совещания предложение было принято.
С места вскочил седовласый мужчина с расплывшейся фигурой:
— Господа, здоровье важнее денег! Мы не имеем права допустить, чтобы наша вода стала отравленной, наш воздух — загрязненным…
— Но это означает трату миллионов!
Премьер-министр сделал умиротворяющий жест:
— Прошу вас, успокойтесь! Как нам стало известно, комитет специалистов по энвиронтологии представил совершенно удивительный результат анализа — и не только потому, что одним махом решаются все наши проблемы. Я предлагаю получить информацию об этом из первых рук. Если вы согласны, встретимся после обеда в биологическом институте университета.
Правительственную комиссию принимало руководство института. Объяснения давал один из сотрудников.
— Начало нашим исследованиям положили работы по выведению дерева, которое должно было приспособиться к экстремальным условиям загрязненной городской среды: к соленой почве и прежде всего к соли, рассыпаемой для подтаивания снега, выносить выхлопные газы, пыль и сажу, искусственный свет и вибрации, вплоть до ультразвуков. Результат превзошел все наши ожидания. Взгляните! — Биолог с гордостью показал на большой цветочный горшок в углу помещения, который до сих пор гости оставили без внимания. Из серой заскорузлой земли тянулся узловатый стебель, вверху расходившийся на несколько ветвей, на которых висели мясистые, мохнатые листья. — Вот он, наш новорожденный, наше чудесное дерево! Мы подвергли его тяжелейшим испытаниям: оно не только безболезненно переносит выхлопные газы — оно нуждается в них! В воздухе, свободном от окиси углерода и двуокиси серы, оно погибает.
Ученый встал.
— А теперь я прошу вас следовать за мной.
Пока группа шествовала по коридорам института, он продолжал:
— Наши рассуждения основываются на старом познании: человек тоже является адаптирующимся существом, в еще большей степени, чем дерево. Но почему-то именно этим обстоятельством энвиронтологи до сих пор пренебрегали. Они пытались приспособить среду обитания к человеку — а это и трудно, и дорого — и терпели поражения. А почему нам не пойти обратным путем: почему бы не приспособить человека к среде? Прежде мы со страхом встречали любое изменение в составе воздуха, любое обогащение воды чужеродными субстанциями. А что если положительно отнестись к таким изменениям и переложить на человека обязанность соответствия среде? Прошу вас, входите!
Он открыл дверь в лабораторию, министры последовали за ним. Их взору открылись стеклянные чаны, наполненные мутными растворами. Вверху клубились тяжелые испарения. Смутно можно было разглядеть какое-то бурление, рябь…
Ученый обратился к собравшимся.
— Мы вырастили эмбрионы в питательной среде и затем продолжили их эволюцию в инкубаторах. В этом, собственно говоря, ничего необычного нет. Особыми являются лишь условия обитания организмов, которые мы поддерживаем постоянными: в воздухе содержится большой процент окиси углерода и двуокиси серы; кроме того, он искусственно обогащен канцерогенными веществами из выхлопных газов. Воду мы используем из фильтров очистных установок. Она содержит все обычные загрязнения, но в сверхвысокой концентрации; особенно богат выбор патогенных бактерий, имеется также несколько исключительно токсичных субстанций, уровень содержания которых мы постепенно повышаем. Все эти ингредиенты, как вы понимаете, должны вызывать смертельный исход. А на деле? Организмы приспособились к ядовитой среде. Вы можете сами убедиться: младенцы живут, чувствуют себя хорошо, со временем из них вырастут веселые дети. Они будут здоровее нас!
Министры молчали, внимательно всматривались, удивлялись. На их лицах было заметно отвращение. Но они не могли отрицать очевидного: люди, приспособившиеся к повышенному уровню загрязненности, не нуждались в дорогостоящих приспособлениях, позволяющих содержать жизненное пространство в чистоте.
Первым нарушил молчание министр финансов:
— Очень впечатляюще… Но я не понимаю одного: каким образом это поможет решить наши финансовые проблемы?
— Очень просто. — Премьер-министр положил ему руку на плечо. — Мы сэкономим не только на расходах по охране окружающей среды, но и обретем дополнительно чрезвычайно важный источник доходов: объявим, что готовы принять все отходы у соседних государств. За хорошую плату, разумеется.
— Но это означает полнейший отказ от старых испытанных принципов, — возразил министр здравоохранения.
— Зато гарантирует решение наших проблем, — веско сказал глава правительства. — Господа, я полагаю, мы нашли путь в будущее.
— Они и вправду люди, как мы? — спрашивала маленькая девочка, теребя отца за рукав.
— Да, конечно, это люди. Скорее, они были людьми. Они происходят от тех же предков, что и мы. Раньше между нами было больше сходства, много поколений сменилось, прежде чем различия стали так велики. В общем-то никто не знает, как это произошло.
Они замолчали, вглядываясь внутрь. Порой одно из созданий, которое скорее выглядело карикатурой на людей, подходило к стеклянной стене и смотрело им в лицо… Стоящие снаружи невольно делали шаг назад. Лица этих существ с трудом поддавались описанию — они были одновременно и человеческие, и иные. Кожа казалась уязвимой, прозрачной. В глазных яблоках виднелись белки. Были ли эти существа разумными? А может быть, они опасны?
Девочка спряталась за родителей и вышла снова лишь тогда, когда вблизи не было никого из этих жутких созданий.
— А почему их держат взаперти? Что будет, если они вырвутся на свободу?
— Они не могут вырваться, — пояснил отец. — Они дышат другим воздухом. Все, что они едят, требует особой обработки. Все, в чем они нуждаются, стерилизуется; им подают необходимое через герметичные шлюзы. Они могут жить только внутри. Здесь они бы погибли.
По толпе зевак прошло движение: отряд чужеродных созданий прошел через заповедник и скрылся в одном из зданий, выстроенных на его территории. В них было так тесно, что обитатели не могли долго там находиться, и все же нередко они пытались как можно дольше задержаться внутри, забившись в уголок, — чтобы избежать взглядов посетителей.
— Идемте! Зрелище не из приятных!
Отец увлек за собой ребенка. Уходя, он оглянулся и еще раз посмотрел сквозь стекло — за кустами, наполовину спрятавшись, стоял мальчик и корчил рожу.
400 лет назад
И вот наступило то, чего опасались уже многие поколения. Постоянно обновляемые договоры, жесткие предписания, дополнительные статьи, строгое размежевание и даже угрожающие санкции, — все это отныне потеряло свою значимость. Полиции, армии, охранным частям нечего было больше предписывать. Достаточно открыть люк-другой — и воздух будет отравлен. Несколько сорванных плотин — и вода навсегда будет заражена. Будь то доброволец или солдат — кто бы захотел сопротивляться врагу, чья нечувствительность защищала его лучше любого герметически закупоренного танка?Сначала все это было приятно. Свободные обитатели города приветствовали решение Ответственных продать участки территории. На них появились зловещие фигуры, пена человечества. Местные жители украдкой подглядывали сквозь жалюзи за чужаками, которых привезли в открытых машинах. У них был отвратительный вид — неопрятные, покрытые слизью. Можно было представить себе, как они потели и как неприятно пахли. Они прыгали на землю — мужчины, женщины, дети — и расползались как муравьи по склонам холмов.
Тогда горожане соорудили особые занавеси, стены, загородки, по которым был пропущен ток, позаботились о том, чтобы все, что однажды попало внутрь, внутри и оставалось. По огромным каналам-трубам, в которых поддерживался постоянный, направленный только внутрь вихрь, туда подавали всякого рода отбросы — остатки пищи, мятые кузова машин, домашний мусор, отходы с фабрик, дезинфекционных станций и больниц, старую одежду, падаль. В трубы сливали использованную воду из жилых районов, химических предприятий — «бульон», полный зловонного ила, мышьяковистых соединений, антимонидов, солей свинца и ртути, радиоактивных отходов, синтетических очистителей. Все это всасывалось, поглощалось, словно ненасытным зверем, и каким-то образом переваривалось.
Биологи и врачи предсказали быстрый конец тем людям, которые добровольно направились во враждебную для жизни среду, а некоторые медики даже протестовали против этого. Однако в конечном счете они пришли к выводу, что проблему перенаселенности иначе не решить, и перестали сопротивляться. И все-таки, как нередко бывает, мрачные прогнозы специалистов не оправдались. Люди приспособились к новой среде, они были здоровы и процветали. Более того, они выполняли задачи, которые поставили перед собой: привнесли порядок в хаос, расширяли пространство для вновь поступающих отходов, помогали целесообразно использовать имеющуюся площадь. Они строили дороги, жилые здания, разводили водоросли и грибы, плавили металлы… Об этом сообщали комиссии, временами отважившиеся проникать внутрь.
Да, они процветали — и размножались. Никто бы не осмелился предположить, что такое возможно, но это происходило. Их плодовитость вылилась в новую, жгучую проблему: людей становилось все больше, им уже не хватало прежней территории. И вот настало время, когда они потребовали увеличить пригодное для них пространство, они требовали больше мусора!
Пришлось им уступить, тем более что они были в самом начале эволюционного пути. В итоге площади, отводимые под свалку мусора, все больше расширялись, тогда как пригодное для жилья незагрязненное пространство уменьшалось, и наконец появился закон, запрещавший дальнейшее отделение от площадей мусорного складирования…
… Откуда-то издали раздается крик. Над серыми блоками компостных установок поднимаются коричневые испарения. В воздухе разлит тошнотворный, гнилостный запах. Дальше так продолжаться не может…
300 лет назад
— Мы обращаемся к вам с честным предложением, — заявил посол. — Мы покупаем все проблемные площади. Наша ставка невысока, но территории эти и без того для вас бесполезны. Мы даем вам право по-прежнему размещать там отходы, взамен же берем на себя обязательство проводить все работы, необходимые, для этих регионов. Это предложение весьма выгодно для вас: подумайте о вреде для здоровья ваших людей, которые там находятся! По крайней мере от этой заботы вы были бы избавлены.Политические деятели, к которым обратился посол, отодвинулись от него настолько, насколько позволяли приличия. Хотя внешне посол мало чем отличался от собеседников, все знали об особенностях народа, который он представлял и к которому он в конечном счете принадлежал. Присутствие кого-либо из этих людей вызывало тошноту, и это не скрывалось, когда случаю было угодно устроить одну из таких редких встреч. Правда, сейчас ситуация была несколько иной. Предложение посла звучало заманчиво, так что им просто не оставалось ничего другого, как принять его: продать за большие деньги территорию, не представлявшую ценности, и к тому же получить существенные выгоды! Справедливости ради надо сказать, что другая сторона поступала так не от хорошей жизни: их маленькая перенаселенная страна трещала по всем швам, и людям некуда было выехать за ее пределы.
И вот теперь появилась эта идея с анклавами. Никто не знал, кому она собственно принадлежала. Но она была заманчива. Более того, в ней был заложен и глубокий политический смысл: согласись они на предложение посла — и исчезнет очаг беспокойства в свободном мире, а это в свою очередь уменьшит опасность военной экспансии…
После короткого совещания предложение было принято.
200 лет назад
— Я не вижу выхода, — сказал министр экономики. — Страна вроде нашей — до смешного малый клочок земли, зажатый между великими соседями — не может долго оставаться независимой. Я не вижу пути, ведущего к спасению наших финансов, тем более что именно сегодня господин министр здравоохранения выступил с поистине утопическими требованиями относительно финансирования охраны окружающей среды…С места вскочил седовласый мужчина с расплывшейся фигурой:
— Господа, здоровье важнее денег! Мы не имеем права допустить, чтобы наша вода стала отравленной, наш воздух — загрязненным…
— Но это означает трату миллионов!
Премьер-министр сделал умиротворяющий жест:
— Прошу вас, успокойтесь! Как нам стало известно, комитет специалистов по энвиронтологии представил совершенно удивительный результат анализа — и не только потому, что одним махом решаются все наши проблемы. Я предлагаю получить информацию об этом из первых рук. Если вы согласны, встретимся после обеда в биологическом институте университета.
Правительственную комиссию принимало руководство института. Объяснения давал один из сотрудников.
— Начало нашим исследованиям положили работы по выведению дерева, которое должно было приспособиться к экстремальным условиям загрязненной городской среды: к соленой почве и прежде всего к соли, рассыпаемой для подтаивания снега, выносить выхлопные газы, пыль и сажу, искусственный свет и вибрации, вплоть до ультразвуков. Результат превзошел все наши ожидания. Взгляните! — Биолог с гордостью показал на большой цветочный горшок в углу помещения, который до сих пор гости оставили без внимания. Из серой заскорузлой земли тянулся узловатый стебель, вверху расходившийся на несколько ветвей, на которых висели мясистые, мохнатые листья. — Вот он, наш новорожденный, наше чудесное дерево! Мы подвергли его тяжелейшим испытаниям: оно не только безболезненно переносит выхлопные газы — оно нуждается в них! В воздухе, свободном от окиси углерода и двуокиси серы, оно погибает.
Ученый встал.
— А теперь я прошу вас следовать за мной.
Пока группа шествовала по коридорам института, он продолжал:
— Наши рассуждения основываются на старом познании: человек тоже является адаптирующимся существом, в еще большей степени, чем дерево. Но почему-то именно этим обстоятельством энвиронтологи до сих пор пренебрегали. Они пытались приспособить среду обитания к человеку — а это и трудно, и дорого — и терпели поражения. А почему нам не пойти обратным путем: почему бы не приспособить человека к среде? Прежде мы со страхом встречали любое изменение в составе воздуха, любое обогащение воды чужеродными субстанциями. А что если положительно отнестись к таким изменениям и переложить на человека обязанность соответствия среде? Прошу вас, входите!
Он открыл дверь в лабораторию, министры последовали за ним. Их взору открылись стеклянные чаны, наполненные мутными растворами. Вверху клубились тяжелые испарения. Смутно можно было разглядеть какое-то бурление, рябь…
Ученый обратился к собравшимся.
— Мы вырастили эмбрионы в питательной среде и затем продолжили их эволюцию в инкубаторах. В этом, собственно говоря, ничего необычного нет. Особыми являются лишь условия обитания организмов, которые мы поддерживаем постоянными: в воздухе содержится большой процент окиси углерода и двуокиси серы; кроме того, он искусственно обогащен канцерогенными веществами из выхлопных газов. Воду мы используем из фильтров очистных установок. Она содержит все обычные загрязнения, но в сверхвысокой концентрации; особенно богат выбор патогенных бактерий, имеется также несколько исключительно токсичных субстанций, уровень содержания которых мы постепенно повышаем. Все эти ингредиенты, как вы понимаете, должны вызывать смертельный исход. А на деле? Организмы приспособились к ядовитой среде. Вы можете сами убедиться: младенцы живут, чувствуют себя хорошо, со временем из них вырастут веселые дети. Они будут здоровее нас!
Министры молчали, внимательно всматривались, удивлялись. На их лицах было заметно отвращение. Но они не могли отрицать очевидного: люди, приспособившиеся к повышенному уровню загрязненности, не нуждались в дорогостоящих приспособлениях, позволяющих содержать жизненное пространство в чистоте.
Первым нарушил молчание министр финансов:
— Очень впечатляюще… Но я не понимаю одного: каким образом это поможет решить наши финансовые проблемы?
— Очень просто. — Премьер-министр положил ему руку на плечо. — Мы сэкономим не только на расходах по охране окружающей среды, но и обретем дополнительно чрезвычайно важный источник доходов: объявим, что готовы принять все отходы у соседних государств. За хорошую плату, разумеется.
— Но это означает полнейший отказ от старых испытанных принципов, — возразил министр здравоохранения.
— Зато гарантирует решение наших проблем, — веско сказал глава правительства. — Господа, я полагаю, мы нашли путь в будущее.
Координаторша
[24]
(перевод Е. Факторовича)
Чем это было вызвано? Предчувствием или всего лишь ее сверхвпечатлительностью? Во всяком случае, когда на видеоэкране появилось удлиненное лицо Эстер, Пиа-Катарина ощутила дыхание близящейся беды.
— Мы намерены начать проверку, — сказал Эстер. — Желаешь присутствовать? Или можно начинать?
— О нет! — ответила Пиа-Катарина. — Ты ведь знаешь, меня это не интересует. Разве… — она замялась, — …речь идет о чем-то особенном?
Лицо Эстер на экране никаких эмоций не выражало.
— Я подумала только… Раз дело касается Регины… Или ты запамятовала?
Пиа-Катарина упустила это из виду и от огорчения даже похолодела. Всем известно, что списков она не просматривает. Она не из тех, кто каждую пятницу после обеда прижимается носом к застекленным стенкам лаборатории проверки, чтобы не упустить ничего из происходящего. И вот теперь они взялись за Регину…
— Да нет же, — сказала она. — Просто я забыла. Вы начинайте, я немного задержусь.
Выключая видеофон, она улыбнулась, ни на секунду, однако, не допуская, что ей удалось провести Эстер.
Дело вовсе не в Эстер, а в системе контроля. Она не знала, подключены ли анализаторы, которые малейший знак неудовольствия зафиксировали бы как симптом агрессивности.
Ее так и подмывало сейчас же поспешить туда, но она взяла себя в руки. За почти сорокалетнюю службу государству в качестве координаторши Пиа-Катарина научилась владеть собой в любых обстоятельствах. Напечатав несколько кодовых слов на клавиатуре вводного печатного устройства, она затребовала личное дело Регины. На светящемся табло появилась надпись:
На видеоэкране появились и медленно поплыли вверх строчки:
— Мы намерены начать проверку, — сказал Эстер. — Желаешь присутствовать? Или можно начинать?
— О нет! — ответила Пиа-Катарина. — Ты ведь знаешь, меня это не интересует. Разве… — она замялась, — …речь идет о чем-то особенном?
Лицо Эстер на экране никаких эмоций не выражало.
— Я подумала только… Раз дело касается Регины… Или ты запамятовала?
Пиа-Катарина упустила это из виду и от огорчения даже похолодела. Всем известно, что списков она не просматривает. Она не из тех, кто каждую пятницу после обеда прижимается носом к застекленным стенкам лаборатории проверки, чтобы не упустить ничего из происходящего. И вот теперь они взялись за Регину…
— Да нет же, — сказала она. — Просто я забыла. Вы начинайте, я немного задержусь.
Выключая видеофон, она улыбнулась, ни на секунду, однако, не допуская, что ей удалось провести Эстер.
Дело вовсе не в Эстер, а в системе контроля. Она не знала, подключены ли анализаторы, которые малейший знак неудовольствия зафиксировали бы как симптом агрессивности.
Ее так и подмывало сейчас же поспешить туда, но она взяла себя в руки. За почти сорокалетнюю службу государству в качестве координаторши Пиа-Катарина научилась владеть собой в любых обстоятельствах. Напечатав несколько кодовых слов на клавиатуре вводного печатного устройства, она затребовала личное дело Регины. На светящемся табло появилась надпись:
Пиа-Катарина с удовлетворением отметила, что ее сердце бьется не чаще обычного, хотя и понимала, что, сейчас коса нашла на камень. Если Эстер осмелилась занести руку на Регину, значит, корпус безопасности достаточно уверен в успехе предстоящего! Внутренний голос говорил Пиа-Катарине: «Но ведь ты сама настояла на том, чтобы ни для кого, включая членов координационного комитета, и даже для тебя самой не делалось исключений. Тем самым ты дала им в руки оружие, с которым теперь они выступили против тебя. Ты проявила недальновидность, действовала вопреки здравому смыслу…» Но она заглушила в себе этот шепоток, исходивший, казалось, от чужого человека, с которым у нее не было ничего общего, и сама себе ответила: «Но только так было возможно исключить на все времена любого рода злоупотребления, устроить все так, чтобы не повторилось то, что некогда было присуще миру, где правили мужчины: корыстолюбие, угнетение, борьба за власть…»
«Пожалуйста, подождите».
На видеоэкране появились и медленно поплыли вверх строчки:
Пиа-Катарина нажала на клавишу — строки побежали вверх быстрее, но когда должны были появиться последние по времени записи (в них она рассчитывала найти точку опоры для оценки неожиданной ситуации, сейчас предельно обострившейся), появилась пометка:
Регина Цезарелло /выдана: 17.6.20811 Монако
Сертификат № 228730032
Мать: Гелиана Цезарелло/урожденная…
В открытом регистре стерто — материал закодирован/ограничение 4А.