Страница:
Бесс украдкой взглянула на Кинкейда. Он стоял во весь рост и смотрел на бушующую стихию. Казалось, он не замечает ни ветра, ни дождя, ни холода. Сверкнула молния — и во вспышке Бесс увидела, что глаза его закрыты, а рот сжат в тонкую жесткую линию.
Боже всемогущий! Что сделает с ней Кинкейд, когда, добравшись до Панамы, она сообщит ему, что никакой карты никогда не было? Что она все время рассчитывала только на помощь бесплотного призрака?
— Буруны по курсу! — раздался крик Руди. — Прямо по ветру!
Шлюп вздымало и бросало в бездну снова и снова. Внезапно удар свалил Бесс лицом вниз. Суденышко накренилось. Отчаянно заскрипели мачты… и вдруг надломились, как две спички. Откуда-то доносился крик Руди, но и он оборвался.
Оглушенная резким падением, Бесс не смогла сразу встать. Она только скользила руками по палубе. На нее неслись потоки бурлящей воды. Казалось, море и небо поменялись местами. Вдруг девушку обвила сильная рука; она услышала голос Кинкейда. «Бесс! Бесс!» — кричал он. Не успела она прийти в себя, как налетел следующий вал. И снова вода, тьма, вой, грохот. Когда Бесс посмотрела на корму, где только что стоял капитан, там не было никого — только кипела черная вода.
— Надо прыгать! — орал Кинкейд.
Она попыталась подняться, но с ужасом обнаружила, что ноги ее запутались в тросах и канатах.
— Не могу! — в отчаянии закричала Бесс. — Я в ловушке!
Что-то тяжелое накатилось ей на спину и плечи, но боли она не чувствовала. Тело онемело. Мир превратился в потоки воды. Вода заполняла рот, нос, уши, заглушала раскаты грома, ослепляла, одуряла.
Бесс уже поняла, что случилось. Она поняла, что шторм поглотил суденышко. Она поняла, что и сама идет ко дну. Никогда ей уже не увидеть ни солнца, ни травы, ни неба… И вдруг произошло невероятное. Шлюп вынырнул из воды. Бесс судорожно хватала ртом воздух. С притоком кислорода голова у нее прояснилась, и она поняла, что не одна. Рядом был Кинкейд. Он крепко держал девушку одной рукой, другой разрезал толстый канат, обвившийся вокруг ее ног.
Наконец Кинкейд освободил Бесс из капкана и потащил через палубу. Они прыгнули в пучину. Кинкейд во время прыжка не отпускал руку Бесс, но стихия оказалась сильнее и разлучила их. Не прошло и секунды, как Бесс увлекло вниз, в бушующую черноту. Она еще пыталась вынырнуть на поверхность, но тяжелые юбки и зашитые в одежду драгоценности тянули ее на дно. Внезапно ее вытолкнуло наверх, и в лицо ударил ветер.
Совершенно не представляя, в какую сторону плыть, Бесс старалась успокоиться, наладить дыхание. Надо непременно найти какую-нибудь доску или бочонок, твердила она себе, как неожиданно руки ее наткнулись на какой-то плотный предмет. Бесс сжала пальцы, пытаясь ухватиться покрепче. Предмет на ощупь напоминал… да это же мертвое тело, пронзила ее кошмарная мысль. Она отпрянула, в отчаянии крича, тут же захлебнулась очередной нахлынувшей волной, закашлялась… и услышала Знакомый голос.
— Не бойся. Твое время еще не пришло.
Бесс заморгала, смахивая с глаз едкую влагу, и увидела совсем близко Кьюти. Индеец стоял по грудь в воде, протягивая к ней руки.
— Я не могу больше плыть, — выдохнула девушка.
— Можешь.
— Не могу. Я выбилась из сил.
— Ты? В твоих жилах кровь Женщины Звезд. Без тебя мой народ будет предан забвению.
— Дай мне сил выжить.
— Плыви, дитя. Плыви ко мне. Я тебя понесу. Бесс следовало бы удивиться тому, что индеец может стоять на такой глубине, да еще в самом сердце шторма. Ей следовало бы удивиться тому, как искрятся над ним голубые огоньки, но она даже не думала об этом. Она думала только о том, как теплы и надежны его руки, с силой поднявшие ее над волнами. И Бесс с благодарностью и облегчением закрыла глаза.
Когда она снова открыла их, Кьюти уже не было. Буквально у нее под носом покачивался большой деревянный обломок. Бесс сделала несколько взмахов руками и крепко обхватила промокшие скользкие доски. И чернота небытия, так давно угрожавшая ей, поглотила разум. Девушка погрузилась в глубокий беспробудный сон.
День был в разгаре, когда Кинкейд очнулся и, тяжело перевернувшись, начал откашливаться. Морская вода разъедала рот, нос, глаза. Веки жгло огнем. Наконец Кинкейд смог сесть и оглядеться.
Пологий песчаный берег, море, с другой стороны жалкие деревца. Шелковистая пена мягко набегала на пляж, вдалеке еще виднелись кудрявые белые шапки волн — единственное, что напоминало о вчерашнем яростном шквале. Над прибоем шныряли чайки, издавая протяжные пронзительные крики. Береговая полоса была испещрена мелкими воронками — это вгрызались в песок морские моллюски. Волна оставляла после себя множество маленьких лужиц, вода в них быстро нагревалась на солнце, и туда спешили крабы. Жизнь кипела, но признаков человека не было и в помине.
Кинкейд на коленях подполз к кромке воды, стал промывать от песка глаза. Кашель разрывал грудь. Горло першило. С трудом он поднялся на ноги, сделал несколько неуверенных шагов. Насколько можно было видеть, тянулся пустынный ровный пляж.
— Бесс! — закричал он, складывая у рта ладони. — Бесс! Где ты?
Ответом был только хриплый надсадный крик чайки.
Кинкейд сорвал с себя лохмотья, в которые превратилась его рубаха, зашел по колено в море, намочил лоскутки, чтобы протереть ими, как губкой, лицо, плечи, грудь. Соленая вода щипала глаза, саднила кожу, но он стойко перенес эту процедуру. Покончив с умыванием, Кинкейд сполоснул волосы и отбросил их назад. Прикрыв ладонью глаза, он стал вглядываться в морскую даль — ни клочка суши, лишь ровная серовато-синяя водная гладь.
— Бесс! — снова прокричал Кинкейд.
И вдруг мурашки пробежали у него по спине, горло будто железным кольцом сдавило.
— Бесс! — холодея, кричал он.
Под ложечкой разгоралась боль, но не от едкой морской воды, а от горькой мысли, что рыжеволосой Бесс, может, уже и нет на свете, что ее тело, разбитое и изувеченное, лежит на дне, как останки потонувшего корабля.
Отчаяние и стыд охватили Кинкейда. Ведь он держал ее руку, когда они прыгали с борта. Держал, но потом потерял. Впервые в жизни сила и ловкость изменили ему.
Пресвятая Дева Мария! Если Бесс погибла… Что это с ним? Неужели он будет плакать из-за женщины? В конце концов, она для него никто. Досадуя на собственное мягкосердечие, он выругался, повернулся и двинулся вдоль берега.
Но не прошло и двух минут, как сиянием восходящего солнца его ослепила правда, правда, которую отогнать от себя он уже был не в силах. Впервые за много лет, сам того не желая, он позволил женщине проникнуть ему в сердце. Если он потеряет ее сейчас, то уже никогда не избавится от боли в душе. Другой такой женщины не будет никогда.
Снова и снова он звал ее, но в ответ слышал только шум моря и ветра.
Кинкейд твердо решил искать Бесс насколько хватит сил. Он уже давно шел вдоль кромки моря. Оружия у него не было. Пропал даже висевший у пояса кинжал, не говоря уж о пистолете. Из одежды остались только ремень и бриджи, которые, кстати, побывали не в одной переделке, но так ни разу и не порвались.
Его мучила жажда, но он и внимания на это не обращал. Будет еще время поискать воды. Вспомнив старые солдатские навыки, Кинкейд пососал мелкие мокрые голыши, и сухость во рту стала не такой изнуряющей.
Минут через десять он, наконец, набрел на выброшенные обломки мачт. Чуть поодаль в прибое болтались останки корабельного корпуса, тяжело хлопали сорванные паруса. Все это Кинкейд вытащил на песок, чтобы подсохло на ветру и солнце. Как знать, может, пригодится.
Еще ярдов через сто его внимание привлек темный округлый предмет — бочонок с вещами Бесс! Плотно закатанная крышка почти не пропустила внутрь влагу. Здесь и оружие, и пороховница, и одежда. Старинный кинжал Кинкейд сунул в ножны, бочонок взял на плечо и продолжил поиски. Еще сотня-другая шагов, и он увидел, что берег резко уходит на запад. За поворотом ему открылся широкий пролив, вдали виднелись деревья — там был другой островок.
— Бесс! Бесс! — закричал он.
И вновь только эхо было ответом. С каждой минутой все слабее становилась надежда, что он найдет Бесс живой. Даже если ей удалось добраться до берега, зной, безжалостное солнце и жажда быстро сделают свое черное дело. Какой бы смелой и решительной она ни была, она всего лишь слабая женщина.
. Женщина, за которую он ответственен… Женщина, которая доверилась ему. О Господи! Сейчас он готов был отдать свою руку на отсечение, лишь бы найти Бесс. Он готов был отправиться в преисподнюю ради спасения девушки.
Камнем упала с неба огромная птица, молниеносно выхватила из воды рыбу и исчезла в бескрайней синеве. Он не поверит, что Бесс погибла, пока сам не увидит ее остывшее тело.
Пока он не найдет ее…
И вдруг, как вспышка, на фоне белой пены мелькнуло ярко-зеленое пятно. Со словами мольбы и проклятий Кинкейд отшвырнул бочонок и рванулся вперед. С каждым шагом расстояние сокращалось, и он все яснее видел, как плещется прибой вокруг копны пышных каштановых волос.
— Бесс! Бесс! — хрипло выкрикнул он. Сердце его неистово колотилось, когда он обхватил тело девушки. Глаза ее были закрыты, густые темные ресницы только подчеркивали неестественную бледность лица. Кожа была прозрачной и холодной.
Зеленое платье, белые нижние юбки море, превратило в лохмотья, шнур корсета разорвался, и округлые полные груди девушки были обнажены почти до сосков. Как ни старался, Кинкейд не мог обнаружить никаких признаков дыхания.
В отчаянии он прижал ее к себе.
— Бесс! — простонал он. — Бесс, очнись. Услышь меня, Бесс!
Голова ее мягко легла ему на плечо, будто она крепко спала. Струящимся бархатом волосы покрывали белые плечи. Мягкие розовые губы чуть приоткрылись, но ни вздоха, ни стона Кинкейд не услышал. Одна рука безвольно откинулась в сторону.
— Девочка моя, — прошептал Кинкейд. — Как же так? Ну не молчи, очнись…
Вытащив девушку из полосы прибоя, Кинкейд уложил ее на песок и опустился рядом на колени, все еще не отнимая рук от ее тела.
— Бесс, — выдохнул он и, сам не зная почему, вдруг припал к ее губам…
И Бесс тихо вздохнула. Кинкейд встрепенулся.
— Бесс! — снова позвал он, но она не отзывалась. — Бесс, не оставляй меня… Бесс…
От мучительной боли в сердце плечи его содрогались. Надежда меркла.
Но именно в этот момент Кинкейд отчетливо услышал тихий полувздох-полустон. Ресницы ее задрожали, и вот, наконец, приоткрылись хрустально-голубые глаза. Взгляд их сначала был непонимающим и отрешенным, но потом очи ее будто вспыхнули. Бесс узнала его.
— Кинкейд… — со слабой улыбкой прошептала она. — Где же ты был?..
Кинкейд вновь поцеловал ее, прижал к себе; он впивался в губы девушки, распаленный осуществившейся надеждой. А Бесс, к великому изумлению, обвила руками его шею, прильнула к нему и ответила на поцелуй с жаром, отнюдь не присущим еле живой женщине.
11
Боже всемогущий! Что сделает с ней Кинкейд, когда, добравшись до Панамы, она сообщит ему, что никакой карты никогда не было? Что она все время рассчитывала только на помощь бесплотного призрака?
— Буруны по курсу! — раздался крик Руди. — Прямо по ветру!
Шлюп вздымало и бросало в бездну снова и снова. Внезапно удар свалил Бесс лицом вниз. Суденышко накренилось. Отчаянно заскрипели мачты… и вдруг надломились, как две спички. Откуда-то доносился крик Руди, но и он оборвался.
Оглушенная резким падением, Бесс не смогла сразу встать. Она только скользила руками по палубе. На нее неслись потоки бурлящей воды. Казалось, море и небо поменялись местами. Вдруг девушку обвила сильная рука; она услышала голос Кинкейда. «Бесс! Бесс!» — кричал он. Не успела она прийти в себя, как налетел следующий вал. И снова вода, тьма, вой, грохот. Когда Бесс посмотрела на корму, где только что стоял капитан, там не было никого — только кипела черная вода.
— Надо прыгать! — орал Кинкейд.
Она попыталась подняться, но с ужасом обнаружила, что ноги ее запутались в тросах и канатах.
— Не могу! — в отчаянии закричала Бесс. — Я в ловушке!
Что-то тяжелое накатилось ей на спину и плечи, но боли она не чувствовала. Тело онемело. Мир превратился в потоки воды. Вода заполняла рот, нос, уши, заглушала раскаты грома, ослепляла, одуряла.
Бесс уже поняла, что случилось. Она поняла, что шторм поглотил суденышко. Она поняла, что и сама идет ко дну. Никогда ей уже не увидеть ни солнца, ни травы, ни неба… И вдруг произошло невероятное. Шлюп вынырнул из воды. Бесс судорожно хватала ртом воздух. С притоком кислорода голова у нее прояснилась, и она поняла, что не одна. Рядом был Кинкейд. Он крепко держал девушку одной рукой, другой разрезал толстый канат, обвившийся вокруг ее ног.
Наконец Кинкейд освободил Бесс из капкана и потащил через палубу. Они прыгнули в пучину. Кинкейд во время прыжка не отпускал руку Бесс, но стихия оказалась сильнее и разлучила их. Не прошло и секунды, как Бесс увлекло вниз, в бушующую черноту. Она еще пыталась вынырнуть на поверхность, но тяжелые юбки и зашитые в одежду драгоценности тянули ее на дно. Внезапно ее вытолкнуло наверх, и в лицо ударил ветер.
Совершенно не представляя, в какую сторону плыть, Бесс старалась успокоиться, наладить дыхание. Надо непременно найти какую-нибудь доску или бочонок, твердила она себе, как неожиданно руки ее наткнулись на какой-то плотный предмет. Бесс сжала пальцы, пытаясь ухватиться покрепче. Предмет на ощупь напоминал… да это же мертвое тело, пронзила ее кошмарная мысль. Она отпрянула, в отчаянии крича, тут же захлебнулась очередной нахлынувшей волной, закашлялась… и услышала Знакомый голос.
— Не бойся. Твое время еще не пришло.
Бесс заморгала, смахивая с глаз едкую влагу, и увидела совсем близко Кьюти. Индеец стоял по грудь в воде, протягивая к ней руки.
— Я не могу больше плыть, — выдохнула девушка.
— Можешь.
— Не могу. Я выбилась из сил.
— Ты? В твоих жилах кровь Женщины Звезд. Без тебя мой народ будет предан забвению.
— Дай мне сил выжить.
— Плыви, дитя. Плыви ко мне. Я тебя понесу. Бесс следовало бы удивиться тому, что индеец может стоять на такой глубине, да еще в самом сердце шторма. Ей следовало бы удивиться тому, как искрятся над ним голубые огоньки, но она даже не думала об этом. Она думала только о том, как теплы и надежны его руки, с силой поднявшие ее над волнами. И Бесс с благодарностью и облегчением закрыла глаза.
Когда она снова открыла их, Кьюти уже не было. Буквально у нее под носом покачивался большой деревянный обломок. Бесс сделала несколько взмахов руками и крепко обхватила промокшие скользкие доски. И чернота небытия, так давно угрожавшая ей, поглотила разум. Девушка погрузилась в глубокий беспробудный сон.
День был в разгаре, когда Кинкейд очнулся и, тяжело перевернувшись, начал откашливаться. Морская вода разъедала рот, нос, глаза. Веки жгло огнем. Наконец Кинкейд смог сесть и оглядеться.
Пологий песчаный берег, море, с другой стороны жалкие деревца. Шелковистая пена мягко набегала на пляж, вдалеке еще виднелись кудрявые белые шапки волн — единственное, что напоминало о вчерашнем яростном шквале. Над прибоем шныряли чайки, издавая протяжные пронзительные крики. Береговая полоса была испещрена мелкими воронками — это вгрызались в песок морские моллюски. Волна оставляла после себя множество маленьких лужиц, вода в них быстро нагревалась на солнце, и туда спешили крабы. Жизнь кипела, но признаков человека не было и в помине.
Кинкейд на коленях подполз к кромке воды, стал промывать от песка глаза. Кашель разрывал грудь. Горло першило. С трудом он поднялся на ноги, сделал несколько неуверенных шагов. Насколько можно было видеть, тянулся пустынный ровный пляж.
— Бесс! — закричал он, складывая у рта ладони. — Бесс! Где ты?
Ответом был только хриплый надсадный крик чайки.
Кинкейд сорвал с себя лохмотья, в которые превратилась его рубаха, зашел по колено в море, намочил лоскутки, чтобы протереть ими, как губкой, лицо, плечи, грудь. Соленая вода щипала глаза, саднила кожу, но он стойко перенес эту процедуру. Покончив с умыванием, Кинкейд сполоснул волосы и отбросил их назад. Прикрыв ладонью глаза, он стал вглядываться в морскую даль — ни клочка суши, лишь ровная серовато-синяя водная гладь.
— Бесс! — снова прокричал Кинкейд.
И вдруг мурашки пробежали у него по спине, горло будто железным кольцом сдавило.
— Бесс! — холодея, кричал он.
Под ложечкой разгоралась боль, но не от едкой морской воды, а от горькой мысли, что рыжеволосой Бесс, может, уже и нет на свете, что ее тело, разбитое и изувеченное, лежит на дне, как останки потонувшего корабля.
Отчаяние и стыд охватили Кинкейда. Ведь он держал ее руку, когда они прыгали с борта. Держал, но потом потерял. Впервые в жизни сила и ловкость изменили ему.
Пресвятая Дева Мария! Если Бесс погибла… Что это с ним? Неужели он будет плакать из-за женщины? В конце концов, она для него никто. Досадуя на собственное мягкосердечие, он выругался, повернулся и двинулся вдоль берега.
Но не прошло и двух минут, как сиянием восходящего солнца его ослепила правда, правда, которую отогнать от себя он уже был не в силах. Впервые за много лет, сам того не желая, он позволил женщине проникнуть ему в сердце. Если он потеряет ее сейчас, то уже никогда не избавится от боли в душе. Другой такой женщины не будет никогда.
Снова и снова он звал ее, но в ответ слышал только шум моря и ветра.
Кинкейд твердо решил искать Бесс насколько хватит сил. Он уже давно шел вдоль кромки моря. Оружия у него не было. Пропал даже висевший у пояса кинжал, не говоря уж о пистолете. Из одежды остались только ремень и бриджи, которые, кстати, побывали не в одной переделке, но так ни разу и не порвались.
Его мучила жажда, но он и внимания на это не обращал. Будет еще время поискать воды. Вспомнив старые солдатские навыки, Кинкейд пососал мелкие мокрые голыши, и сухость во рту стала не такой изнуряющей.
Минут через десять он, наконец, набрел на выброшенные обломки мачт. Чуть поодаль в прибое болтались останки корабельного корпуса, тяжело хлопали сорванные паруса. Все это Кинкейд вытащил на песок, чтобы подсохло на ветру и солнце. Как знать, может, пригодится.
Еще ярдов через сто его внимание привлек темный округлый предмет — бочонок с вещами Бесс! Плотно закатанная крышка почти не пропустила внутрь влагу. Здесь и оружие, и пороховница, и одежда. Старинный кинжал Кинкейд сунул в ножны, бочонок взял на плечо и продолжил поиски. Еще сотня-другая шагов, и он увидел, что берег резко уходит на запад. За поворотом ему открылся широкий пролив, вдали виднелись деревья — там был другой островок.
— Бесс! Бесс! — закричал он.
И вновь только эхо было ответом. С каждой минутой все слабее становилась надежда, что он найдет Бесс живой. Даже если ей удалось добраться до берега, зной, безжалостное солнце и жажда быстро сделают свое черное дело. Какой бы смелой и решительной она ни была, она всего лишь слабая женщина.
. Женщина, за которую он ответственен… Женщина, которая доверилась ему. О Господи! Сейчас он готов был отдать свою руку на отсечение, лишь бы найти Бесс. Он готов был отправиться в преисподнюю ради спасения девушки.
Камнем упала с неба огромная птица, молниеносно выхватила из воды рыбу и исчезла в бескрайней синеве. Он не поверит, что Бесс погибла, пока сам не увидит ее остывшее тело.
Пока он не найдет ее…
И вдруг, как вспышка, на фоне белой пены мелькнуло ярко-зеленое пятно. Со словами мольбы и проклятий Кинкейд отшвырнул бочонок и рванулся вперед. С каждым шагом расстояние сокращалось, и он все яснее видел, как плещется прибой вокруг копны пышных каштановых волос.
— Бесс! Бесс! — хрипло выкрикнул он. Сердце его неистово колотилось, когда он обхватил тело девушки. Глаза ее были закрыты, густые темные ресницы только подчеркивали неестественную бледность лица. Кожа была прозрачной и холодной.
Зеленое платье, белые нижние юбки море, превратило в лохмотья, шнур корсета разорвался, и округлые полные груди девушки были обнажены почти до сосков. Как ни старался, Кинкейд не мог обнаружить никаких признаков дыхания.
В отчаянии он прижал ее к себе.
— Бесс! — простонал он. — Бесс, очнись. Услышь меня, Бесс!
Голова ее мягко легла ему на плечо, будто она крепко спала. Струящимся бархатом волосы покрывали белые плечи. Мягкие розовые губы чуть приоткрылись, но ни вздоха, ни стона Кинкейд не услышал. Одна рука безвольно откинулась в сторону.
— Девочка моя, — прошептал Кинкейд. — Как же так? Ну не молчи, очнись…
Вытащив девушку из полосы прибоя, Кинкейд уложил ее на песок и опустился рядом на колени, все еще не отнимая рук от ее тела.
— Бесс, — выдохнул он и, сам не зная почему, вдруг припал к ее губам…
И Бесс тихо вздохнула. Кинкейд встрепенулся.
— Бесс! — снова позвал он, но она не отзывалась. — Бесс, не оставляй меня… Бесс…
От мучительной боли в сердце плечи его содрогались. Надежда меркла.
Но именно в этот момент Кинкейд отчетливо услышал тихий полувздох-полустон. Ресницы ее задрожали, и вот, наконец, приоткрылись хрустально-голубые глаза. Взгляд их сначала был непонимающим и отрешенным, но потом очи ее будто вспыхнули. Бесс узнала его.
— Кинкейд… — со слабой улыбкой прошептала она. — Где же ты был?..
Кинкейд вновь поцеловал ее, прижал к себе; он впивался в губы девушки, распаленный осуществившейся надеждой. А Бесс, к великому изумлению, обвила руками его шею, прильнула к нему и ответила на поцелуй с жаром, отнюдь не присущим еле живой женщине.
11
Щеки ее порозовели, она прерывисто и тихо вздохнула, поглядывая на Кинкейда из-под полуопущенных ресниц. Девушка медленно провела влажным языком по пересохшим припухлым губам.
— Тебе говорили, какой ты красивый? — хрипловато проговорила она.
Кинкейд судорожно сглотнул. Соленая морская вода изменила голос Бесс, и теперь он стал соблазнительно низким. Волна чувственного возбуждения охватила Кинкейда. Он все держал девушку в объятиях, наслаждаясь ласковым солнцем, теплым песком, шелковистым ветерком, сознанием того, что она живая. А губы его жгла сладость ее губ.
— Бесс… Бесс… — повторил Кинкейд, не понимая толком, наяву это все или в грезах. — Бесс… Ты это? Или призрак? — выдавил он, и вдруг сердце его дрогнуло: девушка обмякла у него в руках, закрыла глаза.
— Бесс! — судорожно сжал он ее.
— Спать… — пролепетала она.
Кинкейд держал едва живую женщину, он понимал, что она уцелела только чудом, он понимал, что жизнь едва теплится в ней, понимал… и не мог оторвать глаз от ее роскошной груди, которая едва заметно вздымалась при вздохе. Кожа была безупречно гладкой, затвердевшие от прохлады соски угадывались под тонкой мокрой тканью лифа. Он все смотрел на эту грудь, эти плечи, эту молочно-белую шею, нежный изгиб которой мог свести с ума любого мужчину. Тело девушки будто было создано для любви…
— Спать сейчас нельзя! — резко сказал Кинкейд, отгоняя наваждение, силой заставляя себя вспомнить, кто он, а кто она, где они и что сейчас происходит. Да, он целовал ее, да, она отвечала его губам, но оба они, скорее всего, просто были в плену эмоций: радость, что живы, облегчение, что нашли друг друга, надежда, что все будет хорошо…
За спиной у Кинкейда осталось немало такого, о чем он сожалел и даже чего стыдился, но чтобы воспользоваться прелестями едва живой девушки… Нет, это не в его правилах.
— Кинкейд… — прерывисто выдохнула Бесс и со стоном прильнула к его плечу.
Дрожь восторга и желания охватила Кинкейда. Он сжал зубы, чтобы не дать волю чувствам, губам, рукам. В жизни он имел множество случайных подруг, была у него и жена, было несколько любовниц, но никогда ни одна женщина не произносила так его имя.
Лоб его покрылся каплями холодного пота. Да, Кинкейд хотел эту женщину, он страждал ее, алчно желал сорвать с нее оставшуюся одежду. Он хотел ладонями ощутить прохладу и мягкость ее стана, испить губами сладость этой женщины, хотел довести ее до самого пика вожделения, когда она, влажная и жаркая, кинется ему навстречу.
Фантазии разжигали страсть, кровь неумолимо закипала. Никогда еще его так не захватывало желание обладать женщиной. Она будет — полностью и окончательно! — будет принадлежать ему! Но в его власти она должна остаться! Ему нужно не просто удовлетворить свою похоть, ему нужна эта женщина. Нужна навсегда. Навечно.
Бесс устала. Она так обессилела, что ее клонило в сон. Но после кошмара кораблекрушения, после многочасовой борьбы со стихией ей не хотелось расставаться с этими сильными мужскими руками, которые несли уверенность и покой.
Бесс провела языком по сухим губам. Соль, горечь и… еще что-то — незнакомое и приятное. Это «что-то» — он. Кинкейд.
Девушка еще теснее прильнула к своему спасителю. Кожа ее была обласкана теплым солнцем и прохладным ветром, но не это подсказывало, что жизнь не оставила ее. Главное, рядом был сильный мужчина, чьи крепкие руки так нежно держали ее.
Кинкейд целовал ее. И от этого в душе загорелся огонек счастья и безмятежности. Они выжили оба. Мужчина и женщина, они остались одни на свете, где нет ничего, кроме сияния солнца, шуршания прибоя и горячего белого песка. Этот удивительный островок не ведал ни законов, ни правил. Все ошибки прошлого превращались здесь в дым. Здесь не было времени — здесь растворялась реальность и оставались только ощущения — неведомые и сладкие.
Она в его объятиях. Она жива. Все остальное не имеет значения…
— Кинкейд… — позвала она.
— Да, девочка, я здесь, — раздалось в ответ. Бесс слышала его голос совсем близко.
— Я знала…
Бесс не договорила. Для пирата у него слишком красивые глаза. Цвет их не карий, а ореховый, а в глубине поблескивают золотые звездочки, точь-в-точь как светятся на солнце его пшеничные волосы. И такой пронзительный, ясный взгляд.
Бесс разомкнула руки и провела пальцем по загорелому мужскому лицу, и будто золотистые мягкие кисточки защекотали ладонь.
— Женщина, — глухо пророкотал Кинкейд, — ты не знаешь, на что идешь, женщина.
Он отстранился от нее. Но Бесс поднялась, села коленями на сыпучий песок и взглянула ему прямо в глаза, обхватила ладонями его лицо.
— Ты целовал меня, — проговорила она.
— Да.
Кожа его была загорелой и обветренной, рот сжат, резко обозначены скулы. Бездонные глаза смотрели не мигая.
— Так поцелуй еще.
— Ты хочешь? Хочешь, да?
Сначала только взглядом он ответил на ее чувственный вызов. Потом нарочито медленно поднес ко рту руку, лизнул большой палец и провел им по сухим губам девушки.
Улыбка мелькнула на лице Бесс. Влажная полоса, оставленная мужскими пальцами, будто сотни огней зажгла в ее теле, и она зубами легко сжала кожу на его ладони, сжала совсем не больно, но дразняще и обещающе, так что Кинкейд застонал от удовольствия.
— Вот, значит, как ты хочешь играть? — спросил он тихо, осторожно оттянул назад ее голову, чтобы поцеловать.
Он припал к нежным губам девушки страстно и жадно, но она встретила его с радостью. Казалось, нет ничего естественнее на свете, чем раскрыть свои уста и коснуться языком языка. И вся она подалась навстречу его ласкам, изнемогая от сладкой истомы.
Как же силен этот мужчина! Широкая грудь, могучие плечи лучше всякой крепости защитят ее от всех невзгод. Его голос, движения, руки, губы одурманивали, как волшебная музыка. Бесс терялась в мыслях, ей хотелось только одного: чтобы поцелуй этот длился вечно. Но через мгновение, когда его мощная ладонь накрыла ей грудь, появилось желание завернуться в этого человека, пропитаться насквозь его запахами, его силой, его страстью. Разбуженные мужскими руками, груди подняли в теле Бесс бурю чувственных ощущений.
— Ты моя девочка, — выдохнул Кинкейд, влажно скользнув губами к мочке уха. — Я не встречал еще такой нежной женщины.
Он опустил Бесс на спину и вытянулся рядом, наслаждаясь изгибами ее стана.
Его следует избегать, бояться, смутил ее на мгновение включившийся рассудок. Но страха не было. Не было недоверия. Не было смущения. Этот человек никогда не обидит ее. Она знала эту простую истину, как с рождения знала, что земля под ногами твердая. Разве он может причинить ей боль, вред, нанести обиду, если они оба — единое целое… И ничего естественнее для них нет, чем близость физическая и духовная.
И так было всегда… И всегда будет…
Кинкейд все целовал ее, шершавыми ладонями ласкал шею, груди. Оторвавшись от жарких девичьих губ, он склонил голову ниже, следуя языком за прикосновениями своих рук. Бесс не открывала глаз, наслаждаясь неведомым доселе чувственным восторгом.
Одна его ладонь скользнула по обнаженному бедру. От прикосновений мужских рук разгоралась кровь, прокатывались по телу судорожные сладкие волны. Бесс ахнула и грациозно изогнулась навстречу его ласкам.
— Сладкая моя, — хрипловато выговорил он, касаясь влажным языком ее соска.
Девушка затрепетала и прижалась к нему еще крепче. А Кинкейд, облизнув нежный розовый кружок, вдруг сжал его зубами. Бесс задохнулась. Он тихо засмеялся, поднял голову и глянул в ее затуманившиеся глаза.
— Тебе нравится?
— Да… о… да.
Пальцы Бесс зарылись в песок, из горла вырвался протяжный тихий стон. Возбуждение от ласк достигло высот, на каких еще не бывала Бесс.
Испариной покрылась ее кожа, дыхание стало быстрым и прерывистым. А Кинкейд опять целовал ее, и вкус его страсти дурманил голову. Бесс слышала только, как колотится сердце и как мчится по жилам горячая кровь.
Кинкейд влажно дохнул ей в ухо.
— Ты хочешь?.. — одними губами шепнул он. Она не могла ответить, голос изменил ей. Кинкейд чуть отстранился от девушки, но она жадно потянулась к нему… Ей не хотелось отрываться от этих жарких рук, ей не хотелось расставаться с дивным сладостным чувством…
— Я никогда не беру женщину силой, — отрывисто произнес Кинкейд, поднимаясь на ноги. — Пока ты еще можешь остановить меня…
Он одним движением скинул тугие бриджи. Бесс застыла в удивленном восторге. Ее внутренний голос взорвался криком: «Иди к нему. Это Он. Это твоя судьба, это тот самый мужчина, встречу с которым тебе предсказали в детстве!»
Бесс дрожала. И вдруг — обвал. Волшебная пелена рассеялась. Она увидела перед собой шотландца, совершенно нагого. Он смотрел на нее с вызывающей страстью. И увидела себя — растрепанную и полуодетую.
Что я наделала? Рассудок возвращался к жизни и брал свое.
— Нет. Нет, не могу. Я… не должна. Сжавшись в комок, она отвернулась. Кинкейд сквозь зубы процедил слова проклятия. Тянулись мучительные секунды.
— Прости, — чуть слышно молвила Бесс. — Это моя вина. Мне не следовало…
Не проронив более ни звука, Кинкейд поверился прочь, как был обнаженный бросился в волны прибоя и быстро поплыл от берега.
Бесс встала. Ее трясло так, что постукивали зубы. Дурнота подступала к горлу. Боль сжала виски. Глаза затуманились.
— Что я наделала! Что же я наделала! — повторяла она. Потом бессильно опустилась на песок и спрятала в ладонях лицо.
Она сама бесстыдно бросилась на мужика, терзалась Бесс. Она позволяла ему трогать ее везде, даже там, где сама себя не трогает. Она подставляла ему груди, чтобы он целовал их, она ласкала его, она была почти готова сдаться ему… Но почему?! Почему?! Что на нее накатило?
Бесс глянула на океан. Далеко в волнах мелькала его светлая грива. Что же он теперь думает о ней? Не успела выбраться из смертельной опасности, как дала волю своей похоти, будто она… будто она… Бесс подыскивала сравнение.
— Будто продажная шлюха, — пробормотала наконец девушка.
Злясь и досадуя на себя, Бесс ударила кулачками по песку. Она сама предлагала ему себя! А не распластана сейчас под ним только потому, что Кинкейд имеет о чести лучшее представление, чем она о скромности и морали.
Все как в первый раз.
Нет!
Бесс вскочила на ноги и бросилась бегом вдоль берега. Нет, совсем не так. Тогда Ричард просто изнасиловал ее. Она не хотела его ласк. Да, доверяла. Да, была влюблена. Но не собиралась поддаваться на его похоть. А с этим шотландцем все иначе…
Бесс бежала. Ее волосы развевались на ветру. Ноги утопали в сухом песке. Она жадно глотала прохладный сырой воздух и бежала, бежала все быстрее. Бежала от себя, от Кинкейда, от страшной мысли, что, скорее всего, она безвозвратно потеряла рассудок.
Наконец ноги отказали, а боль, острой иглой пронизывающая голову, стала нестерпимой. Бесс, еле двигаясь, забрела по колено в море. Место, где Кинкейд нашел ее, было уже далеко. Здесь нечего опасаться его горящих глаз. Здесь пусто. Только шумит океан да изредка кричат птицы.
Пусто. Птицы… …И Кьюти.
Бронзовая фигура индейца прямо на глазах выкристаллизовалась над сияющим океаном. С каждой секундой он становился все реальнее, бесплотная пелена исчезала. Сначала обозначилось лицо с черными глазами, через мгновение — иссиня-черные волосы, разбросанные по плечам. Невзирая на зной, Бесс поежилась. Сколько раз уже являлось ей это видение, но она все равно не могла избавиться от тревожно-благоговейного чувства, от которого мурашки бежали по коже.
На точеном лице индейца выделялся гордый прямой нос, под резко очерченными бровями сверкали глаза. Острые скулы были расписаны боевым орнаментом.
Кьюти нельзя было назвать великаном, но в сравнении с тонкой гибкой талией плечи его казались мощными и широкими. Длинные руки и ноги были мускулистыми и жилистыми, а кожа гладкой.
Костюм его был по-язычески пышным. Бесс сморщила нос. Ребенком она не понимала, что Кьюти был тщеславен, как лондонский денди, что он имел слабость к внешним эффектам, особенно если ему хотелось произвести впечатление. Теперь-то ее не проведешь…
В ремешки его сандалий были вплетены блестящие шнуры, унизанные драгоценными камнями. Набедренную повязку украшали разноцветные перья, пояс был скреплен огромной золотой пряжкой. Роскошное сине-зелено-красное оперение венчало голову. На шее висели ритуальные серебряные и золотые украшения. Круглые щитки на груди ослепительно блестели на солнце. В мочках ушей болтались на длинных цепочках золотые фигуры хищников. Запястья оплетали серебряные браслеты с изумрудами. В одной руке Кьюти держал серебряный томагавк, на рукоятке которого ощерился золотой ягуар, на запястье другой руки сидел желто-зеленый попугай.
— Я не расположена наслаждаться пышными зрелищами! — крикнула ему Бесс.
Она уже знала, что, являясь ей в таком великолепном одеянии, он непременно хочет добиться от нее повиновения.
Кьюти хранил молчание. На губах его играла улыбка. Он выжидал с чисто индейским терпением. Бесс, может, и хотела улыбнуться ему в ответ, но была настолько расстроена и раздосадована, что не нашла в себе сил.
— Ничего не поможет! Что бы ты ни задумал, я на это не пойду. Тебя вообще нет — ни здесь, ни где-либо. Ты существуешь только в моем буйном воображении. Я сумасшедшая, понял? И я…
В ноги девушке толкнулась волна. Она наклонилась, ополоснула водой лицо.
— Я едва не утонула, — сказала Бесс, зажмурив глаза и подставляя солнцу лицо. — С этим шотландцем я оказалась на необитаемом острове. И вместо того чтобы бороться за жизнь, я похотливо бросилась в его объятия… Так что с меня достаточно — и приключений, и призраков. Уходи!
Она перевела дух и начала медленно считать до десяти. Когда она откроет глаза, видение исчезнет. Никакого индейца нет и быть не может. Он просто персонаж из легенд, которые бесконечно рассказывала ей бабушка.
А Бесс была очень впечатлительным ребенком. Сегодня она сама себе хозяйка.
— Десять… — сказала девушка и огляделась.
Ни в брызгах прибоя, ни на белом песке Кьюти не было, только чернели ворохи морских водорослей.
Бесс вздохнула с облегчением. Значит, она права. Значит, она безукоризненно владеет своим даром. Стоило ей пожелать, чтобы видение исчезло — и все: его нет. Может, она еще не совсем сошла с ума. Может…
— Бесс.
Девушка вздрогнула и резко обернулась. Кьюти стоял у нее за спиной. Совсем близко. Он будто парил над бурлящей пеной.
— Тебе говорили, какой ты красивый? — хрипловато проговорила она.
Кинкейд судорожно сглотнул. Соленая морская вода изменила голос Бесс, и теперь он стал соблазнительно низким. Волна чувственного возбуждения охватила Кинкейда. Он все держал девушку в объятиях, наслаждаясь ласковым солнцем, теплым песком, шелковистым ветерком, сознанием того, что она живая. А губы его жгла сладость ее губ.
— Бесс… Бесс… — повторил Кинкейд, не понимая толком, наяву это все или в грезах. — Бесс… Ты это? Или призрак? — выдавил он, и вдруг сердце его дрогнуло: девушка обмякла у него в руках, закрыла глаза.
— Бесс! — судорожно сжал он ее.
— Спать… — пролепетала она.
Кинкейд держал едва живую женщину, он понимал, что она уцелела только чудом, он понимал, что жизнь едва теплится в ней, понимал… и не мог оторвать глаз от ее роскошной груди, которая едва заметно вздымалась при вздохе. Кожа была безупречно гладкой, затвердевшие от прохлады соски угадывались под тонкой мокрой тканью лифа. Он все смотрел на эту грудь, эти плечи, эту молочно-белую шею, нежный изгиб которой мог свести с ума любого мужчину. Тело девушки будто было создано для любви…
— Спать сейчас нельзя! — резко сказал Кинкейд, отгоняя наваждение, силой заставляя себя вспомнить, кто он, а кто она, где они и что сейчас происходит. Да, он целовал ее, да, она отвечала его губам, но оба они, скорее всего, просто были в плену эмоций: радость, что живы, облегчение, что нашли друг друга, надежда, что все будет хорошо…
За спиной у Кинкейда осталось немало такого, о чем он сожалел и даже чего стыдился, но чтобы воспользоваться прелестями едва живой девушки… Нет, это не в его правилах.
— Кинкейд… — прерывисто выдохнула Бесс и со стоном прильнула к его плечу.
Дрожь восторга и желания охватила Кинкейда. Он сжал зубы, чтобы не дать волю чувствам, губам, рукам. В жизни он имел множество случайных подруг, была у него и жена, было несколько любовниц, но никогда ни одна женщина не произносила так его имя.
Лоб его покрылся каплями холодного пота. Да, Кинкейд хотел эту женщину, он страждал ее, алчно желал сорвать с нее оставшуюся одежду. Он хотел ладонями ощутить прохладу и мягкость ее стана, испить губами сладость этой женщины, хотел довести ее до самого пика вожделения, когда она, влажная и жаркая, кинется ему навстречу.
Фантазии разжигали страсть, кровь неумолимо закипала. Никогда еще его так не захватывало желание обладать женщиной. Она будет — полностью и окончательно! — будет принадлежать ему! Но в его власти она должна остаться! Ему нужно не просто удовлетворить свою похоть, ему нужна эта женщина. Нужна навсегда. Навечно.
Бесс устала. Она так обессилела, что ее клонило в сон. Но после кошмара кораблекрушения, после многочасовой борьбы со стихией ей не хотелось расставаться с этими сильными мужскими руками, которые несли уверенность и покой.
Бесс провела языком по сухим губам. Соль, горечь и… еще что-то — незнакомое и приятное. Это «что-то» — он. Кинкейд.
Девушка еще теснее прильнула к своему спасителю. Кожа ее была обласкана теплым солнцем и прохладным ветром, но не это подсказывало, что жизнь не оставила ее. Главное, рядом был сильный мужчина, чьи крепкие руки так нежно держали ее.
Кинкейд целовал ее. И от этого в душе загорелся огонек счастья и безмятежности. Они выжили оба. Мужчина и женщина, они остались одни на свете, где нет ничего, кроме сияния солнца, шуршания прибоя и горячего белого песка. Этот удивительный островок не ведал ни законов, ни правил. Все ошибки прошлого превращались здесь в дым. Здесь не было времени — здесь растворялась реальность и оставались только ощущения — неведомые и сладкие.
Она в его объятиях. Она жива. Все остальное не имеет значения…
— Кинкейд… — позвала она.
— Да, девочка, я здесь, — раздалось в ответ. Бесс слышала его голос совсем близко.
— Я знала…
Бесс не договорила. Для пирата у него слишком красивые глаза. Цвет их не карий, а ореховый, а в глубине поблескивают золотые звездочки, точь-в-точь как светятся на солнце его пшеничные волосы. И такой пронзительный, ясный взгляд.
Бесс разомкнула руки и провела пальцем по загорелому мужскому лицу, и будто золотистые мягкие кисточки защекотали ладонь.
— Женщина, — глухо пророкотал Кинкейд, — ты не знаешь, на что идешь, женщина.
Он отстранился от нее. Но Бесс поднялась, села коленями на сыпучий песок и взглянула ему прямо в глаза, обхватила ладонями его лицо.
— Ты целовал меня, — проговорила она.
— Да.
Кожа его была загорелой и обветренной, рот сжат, резко обозначены скулы. Бездонные глаза смотрели не мигая.
— Так поцелуй еще.
— Ты хочешь? Хочешь, да?
Сначала только взглядом он ответил на ее чувственный вызов. Потом нарочито медленно поднес ко рту руку, лизнул большой палец и провел им по сухим губам девушки.
Улыбка мелькнула на лице Бесс. Влажная полоса, оставленная мужскими пальцами, будто сотни огней зажгла в ее теле, и она зубами легко сжала кожу на его ладони, сжала совсем не больно, но дразняще и обещающе, так что Кинкейд застонал от удовольствия.
— Вот, значит, как ты хочешь играть? — спросил он тихо, осторожно оттянул назад ее голову, чтобы поцеловать.
Он припал к нежным губам девушки страстно и жадно, но она встретила его с радостью. Казалось, нет ничего естественнее на свете, чем раскрыть свои уста и коснуться языком языка. И вся она подалась навстречу его ласкам, изнемогая от сладкой истомы.
Как же силен этот мужчина! Широкая грудь, могучие плечи лучше всякой крепости защитят ее от всех невзгод. Его голос, движения, руки, губы одурманивали, как волшебная музыка. Бесс терялась в мыслях, ей хотелось только одного: чтобы поцелуй этот длился вечно. Но через мгновение, когда его мощная ладонь накрыла ей грудь, появилось желание завернуться в этого человека, пропитаться насквозь его запахами, его силой, его страстью. Разбуженные мужскими руками, груди подняли в теле Бесс бурю чувственных ощущений.
— Ты моя девочка, — выдохнул Кинкейд, влажно скользнув губами к мочке уха. — Я не встречал еще такой нежной женщины.
Он опустил Бесс на спину и вытянулся рядом, наслаждаясь изгибами ее стана.
Его следует избегать, бояться, смутил ее на мгновение включившийся рассудок. Но страха не было. Не было недоверия. Не было смущения. Этот человек никогда не обидит ее. Она знала эту простую истину, как с рождения знала, что земля под ногами твердая. Разве он может причинить ей боль, вред, нанести обиду, если они оба — единое целое… И ничего естественнее для них нет, чем близость физическая и духовная.
И так было всегда… И всегда будет…
Кинкейд все целовал ее, шершавыми ладонями ласкал шею, груди. Оторвавшись от жарких девичьих губ, он склонил голову ниже, следуя языком за прикосновениями своих рук. Бесс не открывала глаз, наслаждаясь неведомым доселе чувственным восторгом.
Одна его ладонь скользнула по обнаженному бедру. От прикосновений мужских рук разгоралась кровь, прокатывались по телу судорожные сладкие волны. Бесс ахнула и грациозно изогнулась навстречу его ласкам.
— Сладкая моя, — хрипловато выговорил он, касаясь влажным языком ее соска.
Девушка затрепетала и прижалась к нему еще крепче. А Кинкейд, облизнув нежный розовый кружок, вдруг сжал его зубами. Бесс задохнулась. Он тихо засмеялся, поднял голову и глянул в ее затуманившиеся глаза.
— Тебе нравится?
— Да… о… да.
Пальцы Бесс зарылись в песок, из горла вырвался протяжный тихий стон. Возбуждение от ласк достигло высот, на каких еще не бывала Бесс.
Испариной покрылась ее кожа, дыхание стало быстрым и прерывистым. А Кинкейд опять целовал ее, и вкус его страсти дурманил голову. Бесс слышала только, как колотится сердце и как мчится по жилам горячая кровь.
Кинкейд влажно дохнул ей в ухо.
— Ты хочешь?.. — одними губами шепнул он. Она не могла ответить, голос изменил ей. Кинкейд чуть отстранился от девушки, но она жадно потянулась к нему… Ей не хотелось отрываться от этих жарких рук, ей не хотелось расставаться с дивным сладостным чувством…
— Я никогда не беру женщину силой, — отрывисто произнес Кинкейд, поднимаясь на ноги. — Пока ты еще можешь остановить меня…
Он одним движением скинул тугие бриджи. Бесс застыла в удивленном восторге. Ее внутренний голос взорвался криком: «Иди к нему. Это Он. Это твоя судьба, это тот самый мужчина, встречу с которым тебе предсказали в детстве!»
Бесс дрожала. И вдруг — обвал. Волшебная пелена рассеялась. Она увидела перед собой шотландца, совершенно нагого. Он смотрел на нее с вызывающей страстью. И увидела себя — растрепанную и полуодетую.
Что я наделала? Рассудок возвращался к жизни и брал свое.
— Нет. Нет, не могу. Я… не должна. Сжавшись в комок, она отвернулась. Кинкейд сквозь зубы процедил слова проклятия. Тянулись мучительные секунды.
— Прости, — чуть слышно молвила Бесс. — Это моя вина. Мне не следовало…
Не проронив более ни звука, Кинкейд поверился прочь, как был обнаженный бросился в волны прибоя и быстро поплыл от берега.
Бесс встала. Ее трясло так, что постукивали зубы. Дурнота подступала к горлу. Боль сжала виски. Глаза затуманились.
— Что я наделала! Что же я наделала! — повторяла она. Потом бессильно опустилась на песок и спрятала в ладонях лицо.
Она сама бесстыдно бросилась на мужика, терзалась Бесс. Она позволяла ему трогать ее везде, даже там, где сама себя не трогает. Она подставляла ему груди, чтобы он целовал их, она ласкала его, она была почти готова сдаться ему… Но почему?! Почему?! Что на нее накатило?
Бесс глянула на океан. Далеко в волнах мелькала его светлая грива. Что же он теперь думает о ней? Не успела выбраться из смертельной опасности, как дала волю своей похоти, будто она… будто она… Бесс подыскивала сравнение.
— Будто продажная шлюха, — пробормотала наконец девушка.
Злясь и досадуя на себя, Бесс ударила кулачками по песку. Она сама предлагала ему себя! А не распластана сейчас под ним только потому, что Кинкейд имеет о чести лучшее представление, чем она о скромности и морали.
Все как в первый раз.
Нет!
Бесс вскочила на ноги и бросилась бегом вдоль берега. Нет, совсем не так. Тогда Ричард просто изнасиловал ее. Она не хотела его ласк. Да, доверяла. Да, была влюблена. Но не собиралась поддаваться на его похоть. А с этим шотландцем все иначе…
Бесс бежала. Ее волосы развевались на ветру. Ноги утопали в сухом песке. Она жадно глотала прохладный сырой воздух и бежала, бежала все быстрее. Бежала от себя, от Кинкейда, от страшной мысли, что, скорее всего, она безвозвратно потеряла рассудок.
Наконец ноги отказали, а боль, острой иглой пронизывающая голову, стала нестерпимой. Бесс, еле двигаясь, забрела по колено в море. Место, где Кинкейд нашел ее, было уже далеко. Здесь нечего опасаться его горящих глаз. Здесь пусто. Только шумит океан да изредка кричат птицы.
Пусто. Птицы… …И Кьюти.
Бронзовая фигура индейца прямо на глазах выкристаллизовалась над сияющим океаном. С каждой секундой он становился все реальнее, бесплотная пелена исчезала. Сначала обозначилось лицо с черными глазами, через мгновение — иссиня-черные волосы, разбросанные по плечам. Невзирая на зной, Бесс поежилась. Сколько раз уже являлось ей это видение, но она все равно не могла избавиться от тревожно-благоговейного чувства, от которого мурашки бежали по коже.
На точеном лице индейца выделялся гордый прямой нос, под резко очерченными бровями сверкали глаза. Острые скулы были расписаны боевым орнаментом.
Кьюти нельзя было назвать великаном, но в сравнении с тонкой гибкой талией плечи его казались мощными и широкими. Длинные руки и ноги были мускулистыми и жилистыми, а кожа гладкой.
Костюм его был по-язычески пышным. Бесс сморщила нос. Ребенком она не понимала, что Кьюти был тщеславен, как лондонский денди, что он имел слабость к внешним эффектам, особенно если ему хотелось произвести впечатление. Теперь-то ее не проведешь…
В ремешки его сандалий были вплетены блестящие шнуры, унизанные драгоценными камнями. Набедренную повязку украшали разноцветные перья, пояс был скреплен огромной золотой пряжкой. Роскошное сине-зелено-красное оперение венчало голову. На шее висели ритуальные серебряные и золотые украшения. Круглые щитки на груди ослепительно блестели на солнце. В мочках ушей болтались на длинных цепочках золотые фигуры хищников. Запястья оплетали серебряные браслеты с изумрудами. В одной руке Кьюти держал серебряный томагавк, на рукоятке которого ощерился золотой ягуар, на запястье другой руки сидел желто-зеленый попугай.
— Я не расположена наслаждаться пышными зрелищами! — крикнула ему Бесс.
Она уже знала, что, являясь ей в таком великолепном одеянии, он непременно хочет добиться от нее повиновения.
Кьюти хранил молчание. На губах его играла улыбка. Он выжидал с чисто индейским терпением. Бесс, может, и хотела улыбнуться ему в ответ, но была настолько расстроена и раздосадована, что не нашла в себе сил.
— Ничего не поможет! Что бы ты ни задумал, я на это не пойду. Тебя вообще нет — ни здесь, ни где-либо. Ты существуешь только в моем буйном воображении. Я сумасшедшая, понял? И я…
В ноги девушке толкнулась волна. Она наклонилась, ополоснула водой лицо.
— Я едва не утонула, — сказала Бесс, зажмурив глаза и подставляя солнцу лицо. — С этим шотландцем я оказалась на необитаемом острове. И вместо того чтобы бороться за жизнь, я похотливо бросилась в его объятия… Так что с меня достаточно — и приключений, и призраков. Уходи!
Она перевела дух и начала медленно считать до десяти. Когда она откроет глаза, видение исчезнет. Никакого индейца нет и быть не может. Он просто персонаж из легенд, которые бесконечно рассказывала ей бабушка.
А Бесс была очень впечатлительным ребенком. Сегодня она сама себе хозяйка.
— Десять… — сказала девушка и огляделась.
Ни в брызгах прибоя, ни на белом песке Кьюти не было, только чернели ворохи морских водорослей.
Бесс вздохнула с облегчением. Значит, она права. Значит, она безукоризненно владеет своим даром. Стоило ей пожелать, чтобы видение исчезло — и все: его нет. Может, она еще не совсем сошла с ума. Может…
— Бесс.
Девушка вздрогнула и резко обернулась. Кьюти стоял у нее за спиной. Совсем близко. Он будто парил над бурлящей пеной.