– Ага. Ну и хитрецы!
– Может быть, это и неплохая идея, – заметил Кенни.
Машина, нанятая Колином, как обычно, примчалась на высокой скорости и резко остановилась у самолета. Он устало забрался на сиденье, застегнул ремень и попросил:
– Разбуди меня в Кембридже.
– Как прошло? – спросил Кенни.
– На бровях довел этого проклятого Экспорта до финиша... А что до Аптайпа... – Колин зевнул. – С таким же успехом можно отправить его на живодерню. Вялый, сонный... зачем только заявляют на скачки таких хиляков?
Мы разбудили его в Кембридже. Вообще-то, когда мы сели, мне пришлось будить их всех. Они выбрались из самолета и пошли по гудрону летного поля в расстегнутых рубашках с расслабленными галстуками, перекинув через руку куртки. У Колина не было ни куртки, ни галстука – обычные потертые джинсы, мятая рубашка. Неприметный человек, один из толпы, ничем не выделяющаяся личность.
Нэнси и Мидж приехали на "Астон-Мартине", чтобы забрать нас.
– Устроим пикник, – объявила Нэнси. – Такой прекрасный вечер, и мы нашли место у реки.
Девушки все предусмотрели, они привезли плавки для Колина и его плавки для меня. Нэнси плавала с нами, но Мидж решила, что слишком холодно. Она расположилась на берегу, подставив солнцу длинные голые ноги и надев на левую руку наши часы.
От реки веяло прохладой, покоем и тишиной. Шум мотора, непрестанно пульсировавший у меня в голове, постепенно слабел, а потом и совсем пропал. Я наблюдал за болотной курочкой, мелькавшей в прибрежном тростнике. Она изогнула шею и уставилась на меня сверкающим глазом, потом с опаской повернулась к Колину и Нэнси, плывшим впереди. Рукой я погнал волну в ее сторону, и она закачалась на ней, словно поплавок. Легко быть болотной курочкой... Хотя в общем-то это не так. Природа так устроена, что всегда где-то кто-то кого-то клюет.
Нэнси и Колин плыли к берегу. Дружеский взгляд, улыбающиеся лица. "Не привыкай, – подумал я. – Ни к кому. Пока".
Мидж и Нэнси достали цыплят и хрустящие нежные листья салата. Они захватили и острый соус, чтобы макать в него салат. Мы уселись на большой голубой подстилке и с завидным аппетитом набросились на еду, запивая ее холодным шабли и бросая кости в реку подплывшим к берегу рыбам, а потом смотрели, как садится солнце. Мидж легла на подстилку и провожала взглядом угасавшие лучи.
– Хорошо бы так было всегда, – мечтательно проговорила она. – Я имею в виду лето. Теплые вечера. У нас они так редки.
– Если хочешь, мы можем переехать и жить на юге Франции, – сказала Нэнси.
– Не говори глупости... А кто будет смотреть за Колином?
Они улыбнулись. Все трое. В этих репликах скрывалось невысказанное. Трагическое. О чем все постоянно помнили.
Заходящее солнце перекрасило все вокруг в серый цвет. Расслабившись, пожевывая стебельки трав, мы смотрели, как носилась над водой мошкара, и лениво перебрасывались фразами, и голоса в этот теплый летний вечер звучали мягко и воркующе.
– Когда мы летали с Колином в Японию, мы обе похудели на стон...
– Но скорей из-за еды, а не из-за жары.
– Я так и не привыкла к их кухне...
– Вы бывали в Японии, Мэтт?
– Часто, когда работал в Британской авиационной компании трансокеанских воздушных сообщений.
– Ого! – удивился Колин. – А почему ты ушел оттуда?
– Чтобы угодить жене. Правда, это было очень давно.
– Теперь понятно, почему ты так здорово летаешь.
– Да уж...
– А мне больше понравилась Америка, – сказала Мидж. – Помнишь мистера Круппа в Лореле, где тебе сшили за один день жокейские сапоги?
– Угу...
– Помните, как мы ездили вокруг торгового центра и заблудились в улицах с односторонним движением?..
– Прекрасная была неделя...
– Мне бы хотелось поехать туда еще раз...
Они замолчали, вспоминая. Потом Нэнси, вздрогнув, села и хлопнула рукой по ноге.
– Проклятые комары.
Колин лениво почесался и предложил:
– Пора ехать домой.
Мы влезли в "Астон-Мартин", Колин сел за руль, а двойняшки устроились у меня на коленях, прислонившись к моей груди и сплетя руки за моей шеей. Неплохо, совсем неплохо. Они обе засмеялись, глядя на выражение моего лица.
– Слишком много для одного, – заметила Нэнси.
Когда мы пошли спать, они обе пожелали мне спокойной ночи и поцеловали в щеку одинаковыми нежными губами.
Завтрак был по-деловому кратким и сопровождался телефонными звонками. Позвонила и Энни Вилларс, чтобы спросить, есть ли в "Чероки" свободное место.
– Для кого? – осторожно стал выяснять Колин. Он повернулся к нам и состроил гримасу, потом, закрыв рукой трубку, прошептал: – Проклятая Финелла. Нет, Энни. Мне очень жаль, но я обещал Нэнси...
– Обещал? – удивилась Нэнси. – Первый раз слышу.
– Я спасал тебя от Чантера, – объяснил он, положив трубку, – теперь твоя очередь.
– А кто будет меня спасать? Ты весь день будешь мотаться туда-сюда.
– Ты не хочешь ехать?
– Возьми Мидж, – предложила Нэнси. – Сегодня ее очередь.
– Нет, поезжай ты, – возразила Мидж. – Для меня это утомительно. Честно. Особенно в те дня, когда приходится летать с ипподрома на ипподром. Я поеду на следующей неделе, когда скачки будут здесь. Тогда я не устаю.
– А тебе одной не будет скучно?
– Конечно, нет. Я буду лежать в саду на солнце и жалеть вас, пока вы там изнемогаете в своих перелетах.
Когда выяснилось, что в самолете есть два свободных места, хотя Нэнси летела с нами, Энни Вилларс с упреком посмотрела на Колина, скрывая досаду. Она объяснила, что, если бы полетела Финелла, рейс обошелся бы им дешевле. Разве Колин не понял, почему она это предложила?
– Я, должно быть, просчитался, – счастливым голосом оправдывался Колин. – Но теперь уже поздно искать ее.
Мы без приключений долетели до Бата. Нэнси сидела справа рядом со мной и выполняла роль второго пилота. Я видел, как радуется она возможности хотя бы так управлять самолетом, да и мне это не доставляло лишних хлопот. Теперь я понимал, что имел в виду Ларри, когда советовал потренироваться в посадке на короткую посадочную полосу. В Бате посадочная полоса была чересчур короткой.
Но мы сели, как при показательных полетах, и припарковались напротив "Сессны" "Полиплейн".
– Запри самолет и пошли на скачки, – почти приказал Колин. – Нельзя же вечно сторожить его.
Пилота "Полиплейн" не было видно, и, надеясь на лучшее, я запер самолет и пошел вслед за пассажирами на ипподром.
Первым, кого мы встретили, оказался Эйси Джонс. Он балансировал на костылях, подставив солнцу бесцветную голову, которая при ярком свете еще больше поражала бледностью.
– Ах да, Колин, – вдруг воскликнула Нэнси, – ты, кажется, хотел, чтобы я послала пять фунтов в Фонд зашиты от несчастных случаев. Помнишь листовку Фонда, которая пришла вчера? Этот человек напомнил мне... Он получил тысячу фунтов стерлингов за то, что сломал лодыжку. Я слышала, как он рассказывал в Хейдоке.
– Посылай, если хочешь, – согласился Колин. – Пять фунтов не разорят банк. А могут и пригодиться.
– Спонсор фонда Бобби Уэссекс, – заметила Энни Вилларс.
– Да, – кивнула Нэнси, – так и было написано и листовке.
– А вы заметили строчку о бомбе? – спросил я.
Энни и Нэнси засмеялись.
– У кого-то в этом фонде хорошее чувство юмора.
Энни заспешила в весовую, потому что ее лошадь участвовала в первом заезде, а Колин пошел за ней, чтобы переодеться.
– Лимонад? – предложил я Нэнси.
– Выпью целую пинту. Сегодня ужасно жарко.
Мы отошли в тень и пили лимонад, а в десяти ярдах от нас громко и четко ругались Кенни Бейст и Эрик Голденберг.
– И не думайте, приятель, что вы будете натравливать на меня бандитов, а я после этого стану оказывать вам любезности. Если вы так думаете, то придется вам передумать.
– Каких бандитов? – не слишком убедительно запротестовал Голденберг.
– Бросьте, а то вы не знаете! Послали их искалечить меня...
– Это должно быть, букмекеры, которых вы надули, старательно обманывая нас.
– Вас я никогда не обманывал!
– Не вешайте мне лапшу на уши, – грубо перебил его Голденберг. – Сами, черт возьми, знаете, что обманывали, маленький лживый подонок!
– Если вы так считаете, так какого дьявола просите продолжать это?
– Кто прошлое помянет, тому глаз вон.
– Черт вас подери, это совсем не прошлое.
Кенни сплюнул к ногам Голденберга и направился к весовой. Голденберг, мстительно скривив рот, смотрел ему вслед сузившимися от ненависти глазами. Когда я в следующий раз увидел его, Голденберг держал полный бокал виски, который должен был увеличить и без того большое брюхо. Он что-то воинственно втолковывал здоровенному типу, у которого все мозги ушли в мускулы. Спутник Голденберга не был из тех бандитов, что били Кенни. Мне показалось, что Голденберг организует вторую попытку.
– Какого вы мнения о Кенни Бейсте? – спросил я Нэнси.
– Самонадеянный малыш, выбившийся из низов. Но сейчас он стал лучше, чем был. Когда Кенни приехал сюда, он воображал, что осчастливил английский мир скачек, потому что он у себя в Австралии добился больших успехов.
– Может ли он намеренно проиграть заезд?
– По-моему, может.
– А может ли он согласиться проиграть заезд, взять деньги, поставить на себя и попытаться выиграть?
– Вы быстро учитесь, – ухмыльнулась Нэнси.
Мы посмотрели, как Колин выиграл первый заезд. Лошадь Энни Вилларс пришла предпоследней. Энни мрачно смотрела по сторонам, пока заменивший Кенни жокей оправдывался, объясняя, почему он так плохо прошел дистанцию.
– Энни следовало бы сохранить Кенни, – заметила Нэнси.
– Он сам хотел уйти.
– Так же, как Колин не хотел работать с ней, – кивнула Нэнси. – Энни в этом сезоне наделала много глупостей.
Перед третьим заездом мы вернулись к самолету. Возле него стоял пилот "Полиплейн" и заглядывал через окна внутрь. Это был не тот тип, который смотрел, как избивают Кенни, а его коллега, который в Хейдоке спросил у меня, где Ларри.
– Добрый день, – сказала Нэнси.
– Добрый день, мисс Росс.
Он говорил вежливо, но таким тоном, что это звучало более нагло, чем явная грубость. Не лучший способ переманить пассажиров у "Дерридаун"... Он пошел к своей "Сессне", а я дюйм за дюймом осмотрел "Чероки". Насколько я мог заметить, все было в порядке. Мы с Нэнси сели в самолет, и я стал разогревать мотор, чтобы взлететь, как только придут пассажиры.
Колин и Энни почти бегом подошли к самолету, быстро влезли, и мы тотчас направились на юг Англии в Шорхем. Там Колин и Энни прыгнули в ждавшее их такси и моментально скрылись с глаз. Нэнси осталась со мной возле "Чероки". Мы сидели на теплой траве и наблюдали, как взлетали и садились маленькие самолеты, и говорили обо всем и ни о чем, о скачках, полетах, о жизни вообще. Она спросила:
– Вы собираетесь всю жизнь быть пилотом воздушного такси?
– Не знаю. Я больше не загадываю так далеко вперед.
– Я тоже, – согласилась она.
– Правда?
– Последние несколько недель мы были счастливы, потому что Мидж лучше себя чувствовала. Как бы я хотела, чтобы так все и продолжалось.
– Вы будете помнить эти несколько недель.
– Но это совсем другое.
– Прошедшие недели вам кажутся особенными, потому что вы ждете того, что должно произойти, – сказал я.
Она долго молчала, обдумывая мои слова, и наконец недоверчиво спросила:
– Вы имеете в виду, что мы теперь так счастливы, потому что Мидж умирает?
– Что-то вроде этого.
– Скажите мне что-нибудь еще. – Она повернулась ко мне и посмотрела в глаза.
– Успокаивающее?
– Если хотите.
– Вы, все трое, прожили последние два года по классической нарастающей. Вы все, не только Мидж. Шок, неверие, обида и в конце концов принятие... – Я вздохнул и помолчал. – Вы прошли через темный туннель и теперь вышли на свет на другом его конце. Вы уже пережили самую сильную горечь предстоящей потери. У вас исключительно сильная семья. Вы запомните это лето, потому что в нем останется то, что стоит помнить.
– Мэтт...
Слезы стояли у нее в глазах. Я смотрел, как взлетали и исчезали вдали маленькие яркие самолеты, похожие на стрекоз. Семья Росс могла бы вылечить меня. Их сила могла бы вылечить меня. Если бы это лечение ничего у них не отнимало. Если бы я был уверен, что не отнимает.
– Что представляла собой жена Колина? – спросил я немного спустя.
– О-о... – Нэнси засмеялась и фыркнула. – Она очень похожа на Финеллу. Он был совсем мальчик и не сумел увернуться от ее сетей. Она властная богатая женщина тридцати трех лет. Ему тогда было двадцать, и она произвела на него невероятное впечатление. Если быть честной, то Мидж и я тоже считали ее сказочной принцессой. Нам было семнадцать, еще молоко на губах не обсохло. Эта женщина думала, как чудесно быть женой гения: поклонение, шампанское, слава. И ей совсем не понравилось, когда выяснилось, что тяжелой работы больше, чем славы, что это постоянное недоедание и усталость... Поэтому она бросила Колина и ушла к молодому актеру, который как раз наслаждался успехом своего первого фильма. Колину понадобились долгие месяцы, чтобы прийти в себя от травмы, какую она нанесла ему.
– Бедный Колин.
Или счастливый Колин. Сильный Колин. Месяцы... Мне понадобились годы.
– Ага... – Она ухмыльнулась. – Он справится. Теперь он завел в Лондоне какую-то птичку. Он часто исчезает, чтобы навестить ее, думая, что мы с Мидж не замечаем.
– Мне тоже нужно завести птичку, – лениво протянул я. – Когда-нибудь.
– А у вас еще нет?
Я покачал головой и взглянул на нее. Прямые брови, прямой взгляд, четкий рот. Она ответила мне таким же взглядом. Мне захотелось поцеловать ее. Наверно, она бы не рассердилась.
– Нет, – рассеянно ответил я. – Птички нет.
Ничего не отнимать у них. Ничего не отнимать у Мидж.
– Я еще подожду, – сказал я.
Отчасти после собственных размышлений, но главным образом после слов Нэнси о том, что террорист с бомбой все еще вертится вокруг нас и мотивы, по которым он подложил бомбу в первый раз, все еще бурлят в нем, я наконец отбросил мысль, будто заниматься расследованием – не мое дело и не стоит отбивать хлеб у профессионалов. Теперь я считал, что если могу каким-нибудь наблюдением помочь родиться полезной идее, то должен это сделать.
Все свободное время мысли крутились в лабиринте предположений. Я искал доводы "за" и "против" и отбрасывал те варианты, которые не выдерживали критического разбора.
К примеру, Ларри. Что я могу сказать о нем? У него были все возможности подложить на борт бомбу за два часа до того, как я взял пассажиров в Уайт-Уолтеме. Но, какие бы сильные мотивы убить Колина или разорить "Дерридаун" ни владели им, вряд ли он зашел бы так далеко – взорвать самолет ради того, чтобы скрыть несколько мелких мошенничеств. Если правда, что это была радиобомба, а не бомба с часовым механизмом, то он не мог бы ее взорвать. Потому что, когда бомба взорвалась, Ларри был уже в Турции. Если бы это был Ларри, он бы использовал самый простой и практичный способ – бомбу с часовым механизмом.
Рассмотрим Сьюзен... Смешно, но когда я подумал о ней, то вспомнил слова следователя из комиссии, что она как раз теперь встречается со специалистом по взрывам. Ну, дай Бог ей удачи. Чем скорее она выйдет замуж, тем лучше для меня. Плохо то, что последние разрушительные шесть месяцев отвратили от семейной жизни не только меня, но и ее.
Трудно представить, что найдется серьезный специалист, который, будучи в здравом уме, ради страховой премии в шесть тысяч фунтов стерлингов согласится взорвать бывшего мужа своей подружки. Да еще притом, что, чем дольше я проживу, тем большую сумму она получит. Три года назад я перестал платить взносы, но все равно сумма страховки автоматически каждый год возрастала.
И к тому же, прекрасно зная, что она не способна на продуманное хладнокровное убийство, я уважал ее финансовые инстинкты. Чем дольше я проживу, тем легче ей будет оплачивать счета. Это так просто.
Хони Харли сказала, что готова на все ради сохранения "Дерридаун" на плаву, и что взрыв "Чероки" облегчил финансовое положение. Нельзя продать вещи, купленные в рассрочку. А так страховка вернула им большую часть затраченных на покупку самолета денег.
Но, с другой стороны, гибель Колина Росса полностью разорила бы "Дерридаун". Хони никогда не пошла бы на убийство любого клиента, не говоря уж о Колине Россе. То же самое относится и к Харли. Они не стали бы таким путем вредить своему бизнесу.
Тогда пилоты "Полиплейн"? Всегда рядом, всегда агрессивны, всегда готовы на любую пакость, лишь бы смять конкурента и вернуть себе такого пассажира, как Колин Росс. Допустим... Бомба достигла бы первой цели, но раз и навсегда ликвидировала вторую. А даже самый безумный пилот "Полиплейн" не стал бы убивать золотого гуся.
Кенни Бейст... Он был зол на Эрика Голденберга, майора Тайдермена и Энни Вилларс. Но, как я говорил Колину, где бы он нашел бомбу за такое короткое время? И разве стал бы Кенни за компанию убивать Колина и меня? Я считал невозможным ни первое, ни второе. Значит, Кенни Бейст отпадает.
Тогда кто же?
Кто?
Больше я никого не мог представить, поэтому снова вернулся к ним. Ларри, Сьюзен, Хони, Харли, пилоты "Полиплейн", Кенни Бейст... Я перебирал все возможности, рассматривал их сверху, снизу и с боков. Никаких результатов. Тогда я сварил кофе и пошел спать.
В четыре утра я проснулся потому, что луна светила прямо в лицо. И один факт застучал в голове, будто маленький молоток. Рассмотрим его сверху, снизу и с боков. Переберем все возможности снова. Начнем с самого низа.
Я начал с низа. И ответ рос как на дрожжах. Я не верил сам себе. Это было так чертовски просто.
Утром я заказал разговор с давно потерянным из виду кузеном и два часа спустя поговорил с ним. Затем, ожидая, что меня пошлют подальше, все-таки позвонил в следственную комиссию.
Высокого вежливого следователя не было. Они сказали, что он перезвонит мне позже.
Когда он позвонил, Харли летал с учеником, а Хони на своей башне отвечала на звонки. Она пулей влетела в комнату для команды, где я писал отчет о вчерашних полетах.
– Вас вызывает следственная комиссия. Что вы опять натворили?
– Это всего лишь старая бомба, – успокоил я ее.
– Ух!
Когда я взял трубку, она слушала наш разговор у себя на башне.
– Хони, – сказал я, – отключитесь.
– Простите? – не понял следователь.
Хони хихикнула, но трубку положила. Я слышал щелчок.
– Капитан Шор? – Голос звучал укоризненно.
– Да.
– Вы хотели поговорить со мной?
– Вы сказали... если я что-нибудь надумаю о бомбе...
– Да, да. – Голос заметно потеплел.
– Я подумал о передатчике, который может привести ее в действие.
– Да?
– Какой величины должна быть бомба? – спросил я. – Взрывчатое вещество, порох, приемник, соленоид, провода?
– По-моему, очень небольшой. Бомбу можно упаковать в плоскую коробку дюймов семь на четыре и дюйма два высотой. Вероятно, даже меньше. Чем плотнее все упаковано, тем сильнее будет взрыв.
– И какой величины должен быть передатчик, чтобы послать, допустим, три разных сигнала?
– В наши дни совсем маленьким. Если размер имеет значение, то... наверно, с колоду карт. Но в данном случае передатчик мог быть и больше. Вы, конечно, знаете, чтобы удвоить силу сигнала, надо вчетверо увеличить силу передатчика.
– Да... Приношу извинение, что подхожу к делу издалека, но я хотел убедиться и проверить себя. Потому что, хотя и не знаю, почему, но достаточно уверен в том, когда и кто.
– Что вы сказали? – У него перехватило дыхание.
– Я сказал...
– Да, да, – перебил он меня, – я слышал. Когда... так когда?
– Бомбу принесли на борт в Уайт-Уолтеме. В Хейдоке забрали. И подложили снова в Хейдоке.
– Что вы имеете в виду?
– Бомба появлялась на борту вместе с одним из пассажиров.
– С кем?
– Кстати, – заметил я, – сколько такая бомба может стоить?
– О-о... фунтов восемьдесят, – нетерпеливо ответил он. – Кто?..
– И нужно быть хорошим специалистом, чтобы сделать ее?
– Если человек привык иметь дело со взрывчатыми веществами и кое-что знает о радиотехнике... этого достаточно.
– Да, я тоже так подумал.
– Послушайте, – взорвался он, – послушайте, перестаньте, прошу вас, играть в кошки-мышки! По-моему, вам нравится дразнить следственную комиссию... Не могу сказать, чтобы я хотел упрекнуть вас в этом, но не будете ли вы любезны наконец сказать мне, у кого из пассажиров была бомба?
– У майора Тайдермена.
– У майора... – Я услышал, как он громко втянул воздух. – То есть вы хотите сказать, что бомба не опустилась на приводы руля высоты и не создала трение, которое и заставило вас приземлиться? Вы хотите сказать, что майор Тайдермен, сам, того не зная, весь день носил ее на себе? Я правильно вас понял?
– Нет.
– Ради Бога... – Он пришел в страшное возбуждение. – Не могли бы вы объяснить это попроще и сказать мне, кто именно подложил майору бомбу? У кого было намерение взорвать его?
– Если хотите...
Он скрипнул зубами. Я улыбнулся грязной стене в комнате для команды.
– Так кто?
– Майор Тайдермен.
Молчание. Затем протест:
– Вы подразумеваете самоубийство? Этого не может быть. Бомба взорвалась, когда самолет был на земле.
– Вот именно.
– Что?
– Если в самолете взрывается бомба, все автоматически полагают, что ее подложили для того, чтобы самолет взорвался в воздухе, и все люди на борту погибли.
– Безусловно.
– Предположим, что настоящей целью взрыва были не люди, а сам самолет?
– Но почему?
– Я говорил вам, что не знаю почему.
– Хорошо. Все в порядке. – Он вдохнул воздух и потом медленно выдохнул. – Давайте вернемся к самому началу. Вы говорите, что майор Тайдермен по неизвестным причинам решил взорвать самолет и для этого взял с собой на скачки бомбу.
– Да.
– Какие у вас основания так думать?
– Я вспоминаю тот день... Майор был страшно напряжен и ни на минуту не расставался с футляром от бинокля, в котором вполне могла уместиться бомба того размера, как вы описали.
– Это всего лишь домыслы, – возразил он.
– Конечно, – согласился я. – Но именно майор попросил у меня ключи, чтобы пойти к самолету и взять "Спортинг лайф", которую он сам бросил на пол. Он не позволил мне пойти самому или сопровождать его, хотя я предлагал. Он вернулся, сказав, что запер самолет, и отдал мне ключи. На самом деле он, конечно же, не запер его, потому что хотел создать определенные обстоятельства. Подойдя к самолету, он отогнул панель заднего багажника и прижал бомбу к фюзеляжу. Думаю, на присоске. Как я уже говорил, по-видимому, во время полета она отклеилась из-за воздушных ям.
– Он не мог предугадать, что вы приземлитесь в Ист-Мидлендс...
– Для него не имело значения, где мы приземлимся. Он собирался взорвать самолет, как только все выйдут из него.
– Совершенно невероятное предположение.
– Он сделал это на моих глазах в Ист-Мидлендс: оглянулся, нет ли кого поблизости от самолета, потом покопался в футляре от бинокля... посылая сигналы. Они могли быть очень низкой или сверхвысокой частоты. Они не были рассчитаны на большое расстояние. И еще важнее, передатчик не имел большой мощности... и был очень маленьким.
– Но все засвидетельствовали... и вы тоже... что после взрыва он выглядел страшно потрясенным.
– Конечно, потрясенным. Он ведь увидел, какие разрушения вызвала бомба, которую он целый день носил с собой. Ну и, конечно, он немного актерствовал.
Следователь задумался и долго молчал. Потом он сказал:
– А если бы кто-нибудь заметил, что майор не пользуется биноклем, хотя носит футляр?
– Он мог объяснить, что уронил его и разбил стекла... И кроме того, у него в футляре была фляжка, что совершенно нормально... Многие так же, как и я, наверно, видели, как он прикладывается к ней... Никому это не показалось странным... Люди могли подумать, что он взял фляжку, но забыл бинокль.
Я легко представил, как следователь качает головой.
– Фантастическая версия. И никаких доказательств. Только догадки. – Он помолчал. – Простите, мистер Шор, я уверен, что вы приложили все усилия, но...
Я заметил, что он понизил меня в должности, опустив "капитан", и саркастически улыбнулся.
– Есть еще одна крошечная деталь, – ласково перебил я следователя.
– Да? – Он чуть-чуть, совсем капельку встревожился, словно ожидая очередную фантастическую версию.
– Я связался со своим кузеном, который служит в армии, и он посмотрел старые отчеты. Вторую мировую войну майор Тайдермен провел в инженерных войсках, в подразделении, которое почти все время находилось в Англии...
– Не вижу...
– Они имели дело, – продолжал я, – с невзорвавшимися бомбами.
Глава 9
– Может быть, это и неплохая идея, – заметил Кенни.
Машина, нанятая Колином, как обычно, примчалась на высокой скорости и резко остановилась у самолета. Он устало забрался на сиденье, застегнул ремень и попросил:
– Разбуди меня в Кембридже.
– Как прошло? – спросил Кенни.
– На бровях довел этого проклятого Экспорта до финиша... А что до Аптайпа... – Колин зевнул. – С таким же успехом можно отправить его на живодерню. Вялый, сонный... зачем только заявляют на скачки таких хиляков?
Мы разбудили его в Кембридже. Вообще-то, когда мы сели, мне пришлось будить их всех. Они выбрались из самолета и пошли по гудрону летного поля в расстегнутых рубашках с расслабленными галстуками, перекинув через руку куртки. У Колина не было ни куртки, ни галстука – обычные потертые джинсы, мятая рубашка. Неприметный человек, один из толпы, ничем не выделяющаяся личность.
Нэнси и Мидж приехали на "Астон-Мартине", чтобы забрать нас.
– Устроим пикник, – объявила Нэнси. – Такой прекрасный вечер, и мы нашли место у реки.
Девушки все предусмотрели, они привезли плавки для Колина и его плавки для меня. Нэнси плавала с нами, но Мидж решила, что слишком холодно. Она расположилась на берегу, подставив солнцу длинные голые ноги и надев на левую руку наши часы.
От реки веяло прохладой, покоем и тишиной. Шум мотора, непрестанно пульсировавший у меня в голове, постепенно слабел, а потом и совсем пропал. Я наблюдал за болотной курочкой, мелькавшей в прибрежном тростнике. Она изогнула шею и уставилась на меня сверкающим глазом, потом с опаской повернулась к Колину и Нэнси, плывшим впереди. Рукой я погнал волну в ее сторону, и она закачалась на ней, словно поплавок. Легко быть болотной курочкой... Хотя в общем-то это не так. Природа так устроена, что всегда где-то кто-то кого-то клюет.
Нэнси и Колин плыли к берегу. Дружеский взгляд, улыбающиеся лица. "Не привыкай, – подумал я. – Ни к кому. Пока".
Мидж и Нэнси достали цыплят и хрустящие нежные листья салата. Они захватили и острый соус, чтобы макать в него салат. Мы уселись на большой голубой подстилке и с завидным аппетитом набросились на еду, запивая ее холодным шабли и бросая кости в реку подплывшим к берегу рыбам, а потом смотрели, как садится солнце. Мидж легла на подстилку и провожала взглядом угасавшие лучи.
– Хорошо бы так было всегда, – мечтательно проговорила она. – Я имею в виду лето. Теплые вечера. У нас они так редки.
– Если хочешь, мы можем переехать и жить на юге Франции, – сказала Нэнси.
– Не говори глупости... А кто будет смотреть за Колином?
Они улыбнулись. Все трое. В этих репликах скрывалось невысказанное. Трагическое. О чем все постоянно помнили.
Заходящее солнце перекрасило все вокруг в серый цвет. Расслабившись, пожевывая стебельки трав, мы смотрели, как носилась над водой мошкара, и лениво перебрасывались фразами, и голоса в этот теплый летний вечер звучали мягко и воркующе.
– Когда мы летали с Колином в Японию, мы обе похудели на стон...
– Но скорей из-за еды, а не из-за жары.
– Я так и не привыкла к их кухне...
– Вы бывали в Японии, Мэтт?
– Часто, когда работал в Британской авиационной компании трансокеанских воздушных сообщений.
– Ого! – удивился Колин. – А почему ты ушел оттуда?
– Чтобы угодить жене. Правда, это было очень давно.
– Теперь понятно, почему ты так здорово летаешь.
– Да уж...
– А мне больше понравилась Америка, – сказала Мидж. – Помнишь мистера Круппа в Лореле, где тебе сшили за один день жокейские сапоги?
– Угу...
– Помните, как мы ездили вокруг торгового центра и заблудились в улицах с односторонним движением?..
– Прекрасная была неделя...
– Мне бы хотелось поехать туда еще раз...
Они замолчали, вспоминая. Потом Нэнси, вздрогнув, села и хлопнула рукой по ноге.
– Проклятые комары.
Колин лениво почесался и предложил:
– Пора ехать домой.
Мы влезли в "Астон-Мартин", Колин сел за руль, а двойняшки устроились у меня на коленях, прислонившись к моей груди и сплетя руки за моей шеей. Неплохо, совсем неплохо. Они обе засмеялись, глядя на выражение моего лица.
– Слишком много для одного, – заметила Нэнси.
Когда мы пошли спать, они обе пожелали мне спокойной ночи и поцеловали в щеку одинаковыми нежными губами.
Завтрак был по-деловому кратким и сопровождался телефонными звонками. Позвонила и Энни Вилларс, чтобы спросить, есть ли в "Чероки" свободное место.
– Для кого? – осторожно стал выяснять Колин. Он повернулся к нам и состроил гримасу, потом, закрыв рукой трубку, прошептал: – Проклятая Финелла. Нет, Энни. Мне очень жаль, но я обещал Нэнси...
– Обещал? – удивилась Нэнси. – Первый раз слышу.
– Я спасал тебя от Чантера, – объяснил он, положив трубку, – теперь твоя очередь.
– А кто будет меня спасать? Ты весь день будешь мотаться туда-сюда.
– Ты не хочешь ехать?
– Возьми Мидж, – предложила Нэнси. – Сегодня ее очередь.
– Нет, поезжай ты, – возразила Мидж. – Для меня это утомительно. Честно. Особенно в те дня, когда приходится летать с ипподрома на ипподром. Я поеду на следующей неделе, когда скачки будут здесь. Тогда я не устаю.
– А тебе одной не будет скучно?
– Конечно, нет. Я буду лежать в саду на солнце и жалеть вас, пока вы там изнемогаете в своих перелетах.
Когда выяснилось, что в самолете есть два свободных места, хотя Нэнси летела с нами, Энни Вилларс с упреком посмотрела на Колина, скрывая досаду. Она объяснила, что, если бы полетела Финелла, рейс обошелся бы им дешевле. Разве Колин не понял, почему она это предложила?
– Я, должно быть, просчитался, – счастливым голосом оправдывался Колин. – Но теперь уже поздно искать ее.
Мы без приключений долетели до Бата. Нэнси сидела справа рядом со мной и выполняла роль второго пилота. Я видел, как радуется она возможности хотя бы так управлять самолетом, да и мне это не доставляло лишних хлопот. Теперь я понимал, что имел в виду Ларри, когда советовал потренироваться в посадке на короткую посадочную полосу. В Бате посадочная полоса была чересчур короткой.
Но мы сели, как при показательных полетах, и припарковались напротив "Сессны" "Полиплейн".
– Запри самолет и пошли на скачки, – почти приказал Колин. – Нельзя же вечно сторожить его.
Пилота "Полиплейн" не было видно, и, надеясь на лучшее, я запер самолет и пошел вслед за пассажирами на ипподром.
Первым, кого мы встретили, оказался Эйси Джонс. Он балансировал на костылях, подставив солнцу бесцветную голову, которая при ярком свете еще больше поражала бледностью.
– Ах да, Колин, – вдруг воскликнула Нэнси, – ты, кажется, хотел, чтобы я послала пять фунтов в Фонд зашиты от несчастных случаев. Помнишь листовку Фонда, которая пришла вчера? Этот человек напомнил мне... Он получил тысячу фунтов стерлингов за то, что сломал лодыжку. Я слышала, как он рассказывал в Хейдоке.
– Посылай, если хочешь, – согласился Колин. – Пять фунтов не разорят банк. А могут и пригодиться.
– Спонсор фонда Бобби Уэссекс, – заметила Энни Вилларс.
– Да, – кивнула Нэнси, – так и было написано и листовке.
– А вы заметили строчку о бомбе? – спросил я.
Энни и Нэнси засмеялись.
– У кого-то в этом фонде хорошее чувство юмора.
Энни заспешила в весовую, потому что ее лошадь участвовала в первом заезде, а Колин пошел за ней, чтобы переодеться.
– Лимонад? – предложил я Нэнси.
– Выпью целую пинту. Сегодня ужасно жарко.
Мы отошли в тень и пили лимонад, а в десяти ярдах от нас громко и четко ругались Кенни Бейст и Эрик Голденберг.
– И не думайте, приятель, что вы будете натравливать на меня бандитов, а я после этого стану оказывать вам любезности. Если вы так думаете, то придется вам передумать.
– Каких бандитов? – не слишком убедительно запротестовал Голденберг.
– Бросьте, а то вы не знаете! Послали их искалечить меня...
– Это должно быть, букмекеры, которых вы надули, старательно обманывая нас.
– Вас я никогда не обманывал!
– Не вешайте мне лапшу на уши, – грубо перебил его Голденберг. – Сами, черт возьми, знаете, что обманывали, маленький лживый подонок!
– Если вы так считаете, так какого дьявола просите продолжать это?
– Кто прошлое помянет, тому глаз вон.
– Черт вас подери, это совсем не прошлое.
Кенни сплюнул к ногам Голденберга и направился к весовой. Голденберг, мстительно скривив рот, смотрел ему вслед сузившимися от ненависти глазами. Когда я в следующий раз увидел его, Голденберг держал полный бокал виски, который должен был увеличить и без того большое брюхо. Он что-то воинственно втолковывал здоровенному типу, у которого все мозги ушли в мускулы. Спутник Голденберга не был из тех бандитов, что били Кенни. Мне показалось, что Голденберг организует вторую попытку.
– Какого вы мнения о Кенни Бейсте? – спросил я Нэнси.
– Самонадеянный малыш, выбившийся из низов. Но сейчас он стал лучше, чем был. Когда Кенни приехал сюда, он воображал, что осчастливил английский мир скачек, потому что он у себя в Австралии добился больших успехов.
– Может ли он намеренно проиграть заезд?
– По-моему, может.
– А может ли он согласиться проиграть заезд, взять деньги, поставить на себя и попытаться выиграть?
– Вы быстро учитесь, – ухмыльнулась Нэнси.
Мы посмотрели, как Колин выиграл первый заезд. Лошадь Энни Вилларс пришла предпоследней. Энни мрачно смотрела по сторонам, пока заменивший Кенни жокей оправдывался, объясняя, почему он так плохо прошел дистанцию.
– Энни следовало бы сохранить Кенни, – заметила Нэнси.
– Он сам хотел уйти.
– Так же, как Колин не хотел работать с ней, – кивнула Нэнси. – Энни в этом сезоне наделала много глупостей.
Перед третьим заездом мы вернулись к самолету. Возле него стоял пилот "Полиплейн" и заглядывал через окна внутрь. Это был не тот тип, который смотрел, как избивают Кенни, а его коллега, который в Хейдоке спросил у меня, где Ларри.
– Добрый день, – сказала Нэнси.
– Добрый день, мисс Росс.
Он говорил вежливо, но таким тоном, что это звучало более нагло, чем явная грубость. Не лучший способ переманить пассажиров у "Дерридаун"... Он пошел к своей "Сессне", а я дюйм за дюймом осмотрел "Чероки". Насколько я мог заметить, все было в порядке. Мы с Нэнси сели в самолет, и я стал разогревать мотор, чтобы взлететь, как только придут пассажиры.
Колин и Энни почти бегом подошли к самолету, быстро влезли, и мы тотчас направились на юг Англии в Шорхем. Там Колин и Энни прыгнули в ждавшее их такси и моментально скрылись с глаз. Нэнси осталась со мной возле "Чероки". Мы сидели на теплой траве и наблюдали, как взлетали и садились маленькие самолеты, и говорили обо всем и ни о чем, о скачках, полетах, о жизни вообще. Она спросила:
– Вы собираетесь всю жизнь быть пилотом воздушного такси?
– Не знаю. Я больше не загадываю так далеко вперед.
– Я тоже, – согласилась она.
– Правда?
– Последние несколько недель мы были счастливы, потому что Мидж лучше себя чувствовала. Как бы я хотела, чтобы так все и продолжалось.
– Вы будете помнить эти несколько недель.
– Но это совсем другое.
– Прошедшие недели вам кажутся особенными, потому что вы ждете того, что должно произойти, – сказал я.
Она долго молчала, обдумывая мои слова, и наконец недоверчиво спросила:
– Вы имеете в виду, что мы теперь так счастливы, потому что Мидж умирает?
– Что-то вроде этого.
– Скажите мне что-нибудь еще. – Она повернулась ко мне и посмотрела в глаза.
– Успокаивающее?
– Если хотите.
– Вы, все трое, прожили последние два года по классической нарастающей. Вы все, не только Мидж. Шок, неверие, обида и в конце концов принятие... – Я вздохнул и помолчал. – Вы прошли через темный туннель и теперь вышли на свет на другом его конце. Вы уже пережили самую сильную горечь предстоящей потери. У вас исключительно сильная семья. Вы запомните это лето, потому что в нем останется то, что стоит помнить.
– Мэтт...
Слезы стояли у нее в глазах. Я смотрел, как взлетали и исчезали вдали маленькие яркие самолеты, похожие на стрекоз. Семья Росс могла бы вылечить меня. Их сила могла бы вылечить меня. Если бы это лечение ничего у них не отнимало. Если бы я был уверен, что не отнимает.
– Что представляла собой жена Колина? – спросил я немного спустя.
– О-о... – Нэнси засмеялась и фыркнула. – Она очень похожа на Финеллу. Он был совсем мальчик и не сумел увернуться от ее сетей. Она властная богатая женщина тридцати трех лет. Ему тогда было двадцать, и она произвела на него невероятное впечатление. Если быть честной, то Мидж и я тоже считали ее сказочной принцессой. Нам было семнадцать, еще молоко на губах не обсохло. Эта женщина думала, как чудесно быть женой гения: поклонение, шампанское, слава. И ей совсем не понравилось, когда выяснилось, что тяжелой работы больше, чем славы, что это постоянное недоедание и усталость... Поэтому она бросила Колина и ушла к молодому актеру, который как раз наслаждался успехом своего первого фильма. Колину понадобились долгие месяцы, чтобы прийти в себя от травмы, какую она нанесла ему.
– Бедный Колин.
Или счастливый Колин. Сильный Колин. Месяцы... Мне понадобились годы.
– Ага... – Она ухмыльнулась. – Он справится. Теперь он завел в Лондоне какую-то птичку. Он часто исчезает, чтобы навестить ее, думая, что мы с Мидж не замечаем.
– Мне тоже нужно завести птичку, – лениво протянул я. – Когда-нибудь.
– А у вас еще нет?
Я покачал головой и взглянул на нее. Прямые брови, прямой взгляд, четкий рот. Она ответила мне таким же взглядом. Мне захотелось поцеловать ее. Наверно, она бы не рассердилась.
– Нет, – рассеянно ответил я. – Птички нет.
Ничего не отнимать у них. Ничего не отнимать у Мидж.
– Я еще подожду, – сказал я.
* * *
Прошло несколько дней, заполненных полетами, и я позвонил в следственную комиссию. Неуверенно. Сердясь на себя за попытку выполнить их работу. Почему я решил, что могу придумать что-то, чего они сами не сообразили? Но все-таки с бомбой на борту летел я, а не они. Я видел, слышал и чувствовал то, чего они не пережили.Отчасти после собственных размышлений, но главным образом после слов Нэнси о том, что террорист с бомбой все еще вертится вокруг нас и мотивы, по которым он подложил бомбу в первый раз, все еще бурлят в нем, я наконец отбросил мысль, будто заниматься расследованием – не мое дело и не стоит отбивать хлеб у профессионалов. Теперь я считал, что если могу каким-нибудь наблюдением помочь родиться полезной идее, то должен это сделать.
Все свободное время мысли крутились в лабиринте предположений. Я искал доводы "за" и "против" и отбрасывал те варианты, которые не выдерживали критического разбора.
К примеру, Ларри. Что я могу сказать о нем? У него были все возможности подложить на борт бомбу за два часа до того, как я взял пассажиров в Уайт-Уолтеме. Но, какие бы сильные мотивы убить Колина или разорить "Дерридаун" ни владели им, вряд ли он зашел бы так далеко – взорвать самолет ради того, чтобы скрыть несколько мелких мошенничеств. Если правда, что это была радиобомба, а не бомба с часовым механизмом, то он не мог бы ее взорвать. Потому что, когда бомба взорвалась, Ларри был уже в Турции. Если бы это был Ларри, он бы использовал самый простой и практичный способ – бомбу с часовым механизмом.
Рассмотрим Сьюзен... Смешно, но когда я подумал о ней, то вспомнил слова следователя из комиссии, что она как раз теперь встречается со специалистом по взрывам. Ну, дай Бог ей удачи. Чем скорее она выйдет замуж, тем лучше для меня. Плохо то, что последние разрушительные шесть месяцев отвратили от семейной жизни не только меня, но и ее.
Трудно представить, что найдется серьезный специалист, который, будучи в здравом уме, ради страховой премии в шесть тысяч фунтов стерлингов согласится взорвать бывшего мужа своей подружки. Да еще притом, что, чем дольше я проживу, тем большую сумму она получит. Три года назад я перестал платить взносы, но все равно сумма страховки автоматически каждый год возрастала.
И к тому же, прекрасно зная, что она не способна на продуманное хладнокровное убийство, я уважал ее финансовые инстинкты. Чем дольше я проживу, тем легче ей будет оплачивать счета. Это так просто.
Хони Харли сказала, что готова на все ради сохранения "Дерридаун" на плаву, и что взрыв "Чероки" облегчил финансовое положение. Нельзя продать вещи, купленные в рассрочку. А так страховка вернула им большую часть затраченных на покупку самолета денег.
Но, с другой стороны, гибель Колина Росса полностью разорила бы "Дерридаун". Хони никогда не пошла бы на убийство любого клиента, не говоря уж о Колине Россе. То же самое относится и к Харли. Они не стали бы таким путем вредить своему бизнесу.
Тогда пилоты "Полиплейн"? Всегда рядом, всегда агрессивны, всегда готовы на любую пакость, лишь бы смять конкурента и вернуть себе такого пассажира, как Колин Росс. Допустим... Бомба достигла бы первой цели, но раз и навсегда ликвидировала вторую. А даже самый безумный пилот "Полиплейн" не стал бы убивать золотого гуся.
Кенни Бейст... Он был зол на Эрика Голденберга, майора Тайдермена и Энни Вилларс. Но, как я говорил Колину, где бы он нашел бомбу за такое короткое время? И разве стал бы Кенни за компанию убивать Колина и меня? Я считал невозможным ни первое, ни второе. Значит, Кенни Бейст отпадает.
Тогда кто же?
Кто?
Больше я никого не мог представить, поэтому снова вернулся к ним. Ларри, Сьюзен, Хони, Харли, пилоты "Полиплейн", Кенни Бейст... Я перебирал все возможности, рассматривал их сверху, снизу и с боков. Никаких результатов. Тогда я сварил кофе и пошел спать.
В четыре утра я проснулся потому, что луна светила прямо в лицо. И один факт застучал в голове, будто маленький молоток. Рассмотрим его сверху, снизу и с боков. Переберем все возможности снова. Начнем с самого низа.
Я начал с низа. И ответ рос как на дрожжах. Я не верил сам себе. Это было так чертовски просто.
Утром я заказал разговор с давно потерянным из виду кузеном и два часа спустя поговорил с ним. Затем, ожидая, что меня пошлют подальше, все-таки позвонил в следственную комиссию.
Высокого вежливого следователя не было. Они сказали, что он перезвонит мне позже.
Когда он позвонил, Харли летал с учеником, а Хони на своей башне отвечала на звонки. Она пулей влетела в комнату для команды, где я писал отчет о вчерашних полетах.
– Вас вызывает следственная комиссия. Что вы опять натворили?
– Это всего лишь старая бомба, – успокоил я ее.
– Ух!
Когда я взял трубку, она слушала наш разговор у себя на башне.
– Хони, – сказал я, – отключитесь.
– Простите? – не понял следователь.
Хони хихикнула, но трубку положила. Я слышал щелчок.
– Капитан Шор? – Голос звучал укоризненно.
– Да.
– Вы хотели поговорить со мной?
– Вы сказали... если я что-нибудь надумаю о бомбе...
– Да, да. – Голос заметно потеплел.
– Я подумал о передатчике, который может привести ее в действие.
– Да?
– Какой величины должна быть бомба? – спросил я. – Взрывчатое вещество, порох, приемник, соленоид, провода?
– По-моему, очень небольшой. Бомбу можно упаковать в плоскую коробку дюймов семь на четыре и дюйма два высотой. Вероятно, даже меньше. Чем плотнее все упаковано, тем сильнее будет взрыв.
– И какой величины должен быть передатчик, чтобы послать, допустим, три разных сигнала?
– В наши дни совсем маленьким. Если размер имеет значение, то... наверно, с колоду карт. Но в данном случае передатчик мог быть и больше. Вы, конечно, знаете, чтобы удвоить силу сигнала, надо вчетверо увеличить силу передатчика.
– Да... Приношу извинение, что подхожу к делу издалека, но я хотел убедиться и проверить себя. Потому что, хотя и не знаю, почему, но достаточно уверен в том, когда и кто.
– Что вы сказали? – У него перехватило дыхание.
– Я сказал...
– Да, да, – перебил он меня, – я слышал. Когда... так когда?
– Бомбу принесли на борт в Уайт-Уолтеме. В Хейдоке забрали. И подложили снова в Хейдоке.
– Что вы имеете в виду?
– Бомба появлялась на борту вместе с одним из пассажиров.
– С кем?
– Кстати, – заметил я, – сколько такая бомба может стоить?
– О-о... фунтов восемьдесят, – нетерпеливо ответил он. – Кто?..
– И нужно быть хорошим специалистом, чтобы сделать ее?
– Если человек привык иметь дело со взрывчатыми веществами и кое-что знает о радиотехнике... этого достаточно.
– Да, я тоже так подумал.
– Послушайте, – взорвался он, – послушайте, перестаньте, прошу вас, играть в кошки-мышки! По-моему, вам нравится дразнить следственную комиссию... Не могу сказать, чтобы я хотел упрекнуть вас в этом, но не будете ли вы любезны наконец сказать мне, у кого из пассажиров была бомба?
– У майора Тайдермена.
– У майора... – Я услышал, как он громко втянул воздух. – То есть вы хотите сказать, что бомба не опустилась на приводы руля высоты и не создала трение, которое и заставило вас приземлиться? Вы хотите сказать, что майор Тайдермен, сам, того не зная, весь день носил ее на себе? Я правильно вас понял?
– Нет.
– Ради Бога... – Он пришел в страшное возбуждение. – Не могли бы вы объяснить это попроще и сказать мне, кто именно подложил майору бомбу? У кого было намерение взорвать его?
– Если хотите...
Он скрипнул зубами. Я улыбнулся грязной стене в комнате для команды.
– Так кто?
– Майор Тайдермен.
Молчание. Затем протест:
– Вы подразумеваете самоубийство? Этого не может быть. Бомба взорвалась, когда самолет был на земле.
– Вот именно.
– Что?
– Если в самолете взрывается бомба, все автоматически полагают, что ее подложили для того, чтобы самолет взорвался в воздухе, и все люди на борту погибли.
– Безусловно.
– Предположим, что настоящей целью взрыва были не люди, а сам самолет?
– Но почему?
– Я говорил вам, что не знаю почему.
– Хорошо. Все в порядке. – Он вдохнул воздух и потом медленно выдохнул. – Давайте вернемся к самому началу. Вы говорите, что майор Тайдермен по неизвестным причинам решил взорвать самолет и для этого взял с собой на скачки бомбу.
– Да.
– Какие у вас основания так думать?
– Я вспоминаю тот день... Майор был страшно напряжен и ни на минуту не расставался с футляром от бинокля, в котором вполне могла уместиться бомба того размера, как вы описали.
– Это всего лишь домыслы, – возразил он.
– Конечно, – согласился я. – Но именно майор попросил у меня ключи, чтобы пойти к самолету и взять "Спортинг лайф", которую он сам бросил на пол. Он не позволил мне пойти самому или сопровождать его, хотя я предлагал. Он вернулся, сказав, что запер самолет, и отдал мне ключи. На самом деле он, конечно же, не запер его, потому что хотел создать определенные обстоятельства. Подойдя к самолету, он отогнул панель заднего багажника и прижал бомбу к фюзеляжу. Думаю, на присоске. Как я уже говорил, по-видимому, во время полета она отклеилась из-за воздушных ям.
– Он не мог предугадать, что вы приземлитесь в Ист-Мидлендс...
– Для него не имело значения, где мы приземлимся. Он собирался взорвать самолет, как только все выйдут из него.
– Совершенно невероятное предположение.
– Он сделал это на моих глазах в Ист-Мидлендс: оглянулся, нет ли кого поблизости от самолета, потом покопался в футляре от бинокля... посылая сигналы. Они могли быть очень низкой или сверхвысокой частоты. Они не были рассчитаны на большое расстояние. И еще важнее, передатчик не имел большой мощности... и был очень маленьким.
– Но все засвидетельствовали... и вы тоже... что после взрыва он выглядел страшно потрясенным.
– Конечно, потрясенным. Он ведь увидел, какие разрушения вызвала бомба, которую он целый день носил с собой. Ну и, конечно, он немного актерствовал.
Следователь задумался и долго молчал. Потом он сказал:
– А если бы кто-нибудь заметил, что майор не пользуется биноклем, хотя носит футляр?
– Он мог объяснить, что уронил его и разбил стекла... И кроме того, у него в футляре была фляжка, что совершенно нормально... Многие так же, как и я, наверно, видели, как он прикладывается к ней... Никому это не показалось странным... Люди могли подумать, что он взял фляжку, но забыл бинокль.
Я легко представил, как следователь качает головой.
– Фантастическая версия. И никаких доказательств. Только догадки. – Он помолчал. – Простите, мистер Шор, я уверен, что вы приложили все усилия, но...
Я заметил, что он понизил меня в должности, опустив "капитан", и саркастически улыбнулся.
– Есть еще одна крошечная деталь, – ласково перебил я следователя.
– Да? – Он чуть-чуть, совсем капельку встревожился, словно ожидая очередную фантастическую версию.
– Я связался со своим кузеном, который служит в армии, и он посмотрел старые отчеты. Вторую мировую войну майор Тайдермен провел в инженерных войсках, в подразделении, которое почти все время находилось в Англии...
– Не вижу...
– Они имели дело, – продолжал я, – с невзорвавшимися бомбами.
Глава 9
На следующий день Нэнси собиралась сама везти Колина в Хейдок. Они арендовали маленький четырехместный самолет в сто сорок лошадиных сил, одну из модификаций "Чероки". Нэнси всегда брала эту машину в своем клубе для учебных полетов и для практики. Мы детально проработали с ней план полета. Я рассказал о правилах и сложностях, которые могут встретиться в контрольной зоне Манчестера с очень оживленным воздушным движением. Прогноз погоды обещал до вечера ясное небо. Радар поможет ей, если она собьется с пути, а я буду лететь следом и помогать ей по радио.