Страница:
Я рухнул на бабушкин диван, точно меня ударили в солнечное сплетение.
— Э-э? — бессмысленно проблеял я.
— Лучевая болезнь! — с отвращением повторила Белл. — Они говорят, что у кобылки еще очень легкая форма, если она вообще бывает легкая. И что ее, по-видимому, облучили радием или чем-то таким. Нет, ну откуда на конюшне радий? Папа просто в бешенстве. Крис сказал, что ты мог знать, где взять радий. Он говорил, что ты и в уране с плутонием должен разбираться, потому что ты не только метеоролог, но еще и физик.
— Хм… — сказал я. — Ну что я могу сказать? Добыть радий очень сложно, но все же возможно. Мария Кюри выделила его из уранита сто или больше лет тому назад в Париже. Но остальные… — Я осекся. — Постой-ка. Крис говорил обо мне, как о мертвом?
— Да, Перри. Ты извини, мы все так думали…
Я сказал, чтобы она не беспокоилась на этот счет, разузнал, где и когда можно будет застать Криса, передал наилучшие пожелания ее папе. Потом уселся в кресло рядом с инвалидной коляской бабушки и рассказал ей обо всем мало-мальски важном, что повидал, перечувствовал и передумал со дня ленча у Каспара Гарви в Ньюмаркете.
Бабушка слушала так, как будто побывала всюду вместе со мной, как будто ее глаза и уши дублировали мои собственные.
Под конец бабушка в большой тревоге сказала:
— Перри, тебе следует раздобыть информацию и заручиться помощью.
— Это понятно, — согласился я, — но у кого и чьей?
Разумеется, первой вылезла замшелая фраза «обратиться к властям». Ну, и кто у нас власти? Предположим, я зайду в ближайший полицейский участок и расскажу все как было. И кто мне поверит?
Я поразмыслил.
— Возможно, мне стоит обратиться в Комитет по здоровью и безопасности.
— А это кто такие?
— Они следят за фабриками.
Бабушка покачала головой, но я все же разыскал телефон этого комитета в справочнике, в разделе «Государственные учреждения», позвонил им и договорился, что через час подъеду. Иногда полезно быть Перри Стюартом, метеорологом, который чуть ли не каждый день появляется на экране.
Джет ван Эльц вернулась минута в минуту. В ее карих глазах светилась теплота Евы, а на щеках горел ноябрьский холодок. Через мою жизнь прошло немало сиделок, исполненных щедрости и душевного тепла, которых хватало ровно до конца рабочей недели. Но на этот раз, пока Джет готовила кофе на кухне, моя всевидящая прародительница неожиданно предупредила меня, чтобы я не заваривал каши, которую не смогу расхлебать. Я усмехнулся и дал обещание, а про себя подумал, что там видно будет.
— Я серьезно! — сказала бабушка. — Ты можешь быть очень убедительным, когда этого хочешь. Даже чересчур.
Впрочем, на первую встреченную мною «власть», почтенную матрону лет пятидесяти, я особого впечатления не произвел. Для начала она указала на тот факт, что я — не фабрика.
— Мне нужно поговорить о торговой компании, — возразил я.
Матрона поджала губы.
— Это имеет какое-то отношение к погоде?
— Нет.
Она некоторое время бесцельно смотрела в пространство, затем вздохнула, нацарапала несколько слов на листке бумаги и вручила листок мне.
— Попробуйте обратиться туда, — сказала она. — Кто его знает!
По указанному адресу обнаружился офис, расположенный под крышей издательства, выпускавшего учебную и научно-популярную литературу.
Следуя указаниям сидевшего внизу охранника, я поднялся на лифте. Когда дверь открылась, меня встретила молоденькая секретарша с длинными сальными неопределенно-русыми волосами и в длинной мятой неопределенно-коричневой юбке.
— Здравствуйте, меня зовут Мелани, — начала она и осеклась. — Ой! Вы, случайно, не Перри Стюарт? Господи, помилуй! Сюда, пожалуйста.
Кабинет, куда она меня проводила, был невелик, а его хозяин, напротив, очень велик. Четыре голых стены с мансардным окном вмещали стол, два стула — не особенно удобных — и серый металлический шкаф с папками. Высокий мужчина, который приподнялся, чтобы коротко пожать мне руку, представился как Джон Руперт. На вид он вполне мог сойти за одного из издателей, которые сидели на нижних этажах. Джон Руперт сразу взял быка за рога.
— Моя коллега из Комитета по здоровью и безопасности сообщает, что вы хотите мне что-то рассказать об «Объединенной торговой компании». И пока речь еще не дошла до сути — вам не кажется, что ваша внешность в данном случае является помехой?
— Кажется, — согласился я. — Вот, к примеру, я никак не мог попасть в ваш кабинет, не будучи узнанным.
— Например, Мелани?
— Боюсь, что да.
— Хмм…
Он ненадолго задумался — судя по всему, он уже успел поразмыслить на эту тему до моего прихода.
— Доктор Стюарт, если бы вам предложили написать научно-популярную книгу по вашей специальности, какую тему вы бы выбрали?
«Ветер и дождь», — машинально подумал я, но ответил уклончиво:
— «Депрессия»[5].
Глаза Руперта сузились. Он коротко кивнул. И сказал:
— Меня предупреждали, что вы можете оказаться игроком.
На этот раз он размышлял дольше. Наконец сказал:
— По всей видимости, где-то существует пакет информации чрезвычайно деликатного свойства. Я, со своей стороны, полагаю, что вряд ли вы могли его видеть, но мне говорили, что, если вы его видели, вы могли догадаться, что у вас в руках.
Он сделал еще одну длительную паузу.
— Ну как, вы можете нам помочь? Интересно, кому это «нам»? Я пришел к выводу, что «мы» — это те самые «власти», которые я разыскиваю. Так что им, пожалуй, стоит довериться… на данный момент.
— А где может находиться эта деликатная информация? — поинтересовался я.
— В любой точке земного шара.
Джон Руперт ущипнул себя за тонкую переносицу.
— У нас был человек в Мексике, неподалеку от северной границы. Эти документы попались ему на глаза, он сообщил об их существовании, он слышал, что они продаются и сейчас находятся на пути в Майами. Он спрашивал, следует ли ему их купить или украсть, если получится.
Джон Руперт поморщился.
— Но он дал понять, что видел эти документы, тем, кому не следует. Через некоторое время его выловили из знаменитых флоридских болот Эверглейдс с пулей в голове и с ногами, отъеденными аллигаторами.
«Вот влип!» — подумал я. И сообщать кому-то что-то означало нарываться на новые неприятности, если не на пулю. Я не знал, стоят ли сведения, которые я получил, того, чтобы умирать за них, но что-то — возможно, некая смутная врожденная тяга к справедливости и порядку — не позволяло мне просто развернуться, уйти и забыть об этом.
— Ну, предположим, — сказал я наконец, — что об этой деликатной информации заботилось слишком много нянек, и в результате эти документы оказались чересчур хорошо спрятаны на необитаемом острове. Для того чтобы их использовать, их надо было сперва добыть оттуда. Потому что в противном случае от них никому никакого проку не было.
Я остановился.
— Продолжайте, продолжайте! — подбодрил меня Джон Руперт.
— Имелся в наличии подходящий легкомоторный самолет, но не было пилота. Наконец нашелся некий метеоролог, летчик-любитель, которому втемяшилось в голову во что бы то ни стало пролететь через «глаз» урагана. За то, что ему организовали этот полет, пилот согласился завернуть по дороге на остров и забрать документы.
Джон Руперт понимающе кивнул.
— Этот простой план провалился, — продолжал я. — Ураган утопил самолетик в море. А папку забрать было все-таки надо. Во второй раз на волю случая ничего не оставили. Погода была хорошая, новый самолет был куда больше, и на нем была более многочисленная команда, вооруженная — на случай, если придется драться.
— За документы?
— Скорее за то, чтобы вернуть себе весь остров, право на владение которым оспаривается. Полагаю, командой были члены «Объединенной торговой компании», которые владели островом до того, как распугали местных жителей тем, что выращивали экзотические грибы в радиоактивных контейнерах…
Я снова остановился. На лице Руперта постепенно проступало недоверие.
— До свидания, — коротко сказал я и встал. — Между прочим, любой школьник может заставить что угодно испускать радиоактивные альфа-частицы. Для этого достаточно рассыпать немного толченой урановой руды.
Я протянул ему карточку с бабушкиным телефоном.
— Если понадоблюсь, позвоните по этому телефону.
— Погодите-погодите! — остановил меня Руперт.
Ему уже стало интересно.
— Люди не напрасно перепугались, — сказал я от двери. — Если вы проглотите источник альфа-частиц величиной с горошину, это вас убьет. При этом вы можете длительное время носить его в обычном бумажном пакете без особого вреда для себя. Впрочем, это вы, наверно, и сами знаете.
— И все равно, подождите.
— Мне еще нужно отнести дурные вести из Ахена в Гент.
Джон Руперт рассмеялся.
Найти Криса в конце концов оказалось не так уж трудно: он сидел в метеоцентре Би-би-си на Вуд-лейн и готовился вместе со мной сообщить дурные вести о погоде в ночь Порохового заговора.
Крис встретил меня радостным воплем и крепкими объятиями. Следом за Крисом меня бросился обнимать весь офис. Все ахали по поводу того, как я осунулся и похудел. Впрочем, ахи и охи длились недолго. Метеоролог, которому предстояло огорчить детишек вестью о том, что их хлопушки промокнут под дождем, был особенно доволен, что старина Стюарт вовремя воскрес из мертвых и явился на работу.
Сам Крис покрылся великолепным бронзовым загаром, волосы и усы у него выгорели на солнце, и настроение его взлетело из глубин отчаяния в стратосферу так же быстро, как ракеты в его стихах.
— Просто не верится! — его голос, должно быть, был слышен по всей Вуд-лейн. — Как же ты выбрался? А мы-то думали, твоя бабуся малость спятила, когда говорила, что, если бы ты потонул, ты бы ей об этом сообщил!
Мы шли по тихому коридору к комнате, где мы все отдыхали между выходами в эфир — все, кроме нашего старейшины, у него был свой отдельный закуток. Крис, подпрыгивая, как пацан, рассказывал, что его с его плотиком в течение нескольких дней мотало вдоль западного края Одина, пока наконец спасатели с нанятого Робином вертолета не засекли и не выловили его. Рассказ о собственном спасении хлестал из Криса, точно шампанское из откупоренной бутылки, словно бы затем, чтобы не дать перевести разговор на другие темы. Но в конце концов я ухватил его под локоть, чтобы заставить постоять смирно, и поздравил с помолвкой.
— Только папаше ее не говори! — испуганно предупредил Крис. — Старый Каспар вовсе не огорчился бы, если бы я утоп и его зятем сделался кто-нибудь другой.
В этой шутке была слишком большая доля правды, чтобы она могла быть смешной. Поэтому я спросил:
— Что сказал Робин Дарси по поводу гибели своего самолета?
— А я с ним еще не разговаривал с тех самых пор, как мы отправились в полет. Сколько раз ни звонил к нему домой, на Сэнд-Доллар-Бич, каждый раз натыкаюсь на автоответчик с голосом Эвелин. Бедняга Робин… Ну что он мог сказать? В конце концов, он же сам уговаривал нас лететь.
— Ладно… — я нахмурился. — Послушай, а что ты на самом деле должен был сделать на том острове?
— На Троксе?
— На Троксе, а где же еще?
— Откуда я знаю? — рассеянно пожал плечами Крис, потом вдруг насторожился.
— Ну, может, он тебе сам сказал? — невинно предположил я.
Крис замедлил шаг и остановился, словно только теперь вспомнил, что уже дал мне два разных ответа на этот вопрос.
— Я так счастлив! — экспансивно воскликнул он. — Я действительно рад, что ты жив!
— Я тоже рад, что ты жив.
Мы широко улыбнулись друг другу. Это, по крайней мере, была правда.
Мы одновременно протиснулись сквозь вращающуюся дверь в нашу раздевалку-гримерную, где двадцатитрехлетняя драконица-визажистка припудривала наши блестящие лбы и носы. Эта девица была настолько добросовестна, что готова была влезть в кадр следом за тобой со своей пуховкой. Крис завел с ней игривую беседу. Временами он стрелял глазами в мою сторону, как будто немного надеялся, что я все-таки исчезну.
Но я не исчез. Вместо этого я спросил, небрежно, как бы в шутку:
— Ну, и что сказал Робин про наши смертельные трюки на Троксе?
— Ничего. Я с ним не разговаривал. Я же тебе говорил.
Драконица подкрашивала его почти белые брови. Крис, раздраженный моей бестактностью — как я вообще смею напоминать ему о его ошибках! — оттолкнул ее руку, обернулся ко мне и резко заявил, что никто из нас не совершенен. Я решил, что сейчас не самое удачное время сообщать ему, что правый мотор, скорее всего, заглох только потому, что пилот забыл переключить подачу топлива с пустого бака на полный.
Полет сквозь ураган — достаточно суровое испытание. Крис забыл переключить подачу топлива, пока не стало слишком поздно, а выровнять машину при неработающем моторе было выше его сил.
Кайманова впадина — одна из самых глубоких в Мировом океане, и, если Робин не возьмется за дорогостоящее предприятие поисков и поднятия на поверхность утонувшего самолета, что маловероятно, Крисова паника и забывчивость навеки останутся его личной тайной.
Однако я хотел, чтобы он рассказал мне правду о том, зачем мы летали на Трокс. Наконец Крис отчаялся и угрюмо сдался.
— Да пустяк на самом-то деле, — сказал он. — Робин хотел всего-навсего, чтобы я забрал с острова какую-то папку, которую там случайно забыли, и привез эту папку ему, только чтобы ты в нее не заглядывал. И не спрашивай, почему он не хотел, чтобы ты ее видел, — этого я не знаю. Но, как я уже говорил, мы с тобой были ему многим обязаны, так что я согласился. Он сказал, что его папка лежит в столе в одном из бетонных строений, и ее надо забрать, пока не унесло ураганом. Но когда мы туда прилетели, я даже стола не нашел. Всю мебель уже увезли.
— А… хм… — Я поразмыслил. — Ты не сказал Робину…
— Не сказал. Видимо, когда мы не вернулись согласно плану полета, из диспетчерской на Большом Каймане позвонили Эвелин на автоответчик, и это Эвелин, старая клуша с жемчугами, наняла спасательный вертолет, чтобы разыскать нас с тобой, как только погода позволила.
— А счет она нам пришлет? — сухо поинтересовался я.
— Что тебе дороже, кошелек или жизнь? — ответил Крис вопросом на вопрос.
Весь день я бродил по метеоцентру, разузнавая новости о погоде и сплетни за последние две недели. Дважды, в восемнадцать тридцать и двадцать один тридцать, я выходил в эфир с рассказом о погоде на ближайшие дни.
Завтрашний день, пятница, пятое ноября, день Порохового заговора, не сулил ничего хорошего отцам и детям. От обеда до полуночи над всем британским регионом пройдет полоса дождя. Начнется он на западе Шотландии и будет продвигаться на юг, против часовой стрелки. Ближе к вечеру циклон принесет облака и мелкий дождь в Южную Англию и потушит все огненные колеса в Эссексе. Попробуй подпалить отсыревшую хлопушку и ступай спать.
Вечер я провел в спокойном обществе бабушки и Джет ван Эльц. Я отдыхал душой и телом, пребывая в блаженной дреме. Отдых мой прервался лишь дважды. В первый раз — в двадцать два тридцать, когда на экране появился Крис с длинным рассказом о ноябрьских туманах.
Во второй раз меня разбудил телефон. Джет только-только взялась за нелегкую работу: перенести мою бабушку с кресла на кровать, — когда раздался звонок. Джет сердито схватила трубку, но вместо ответа на типичный журнальный вопрос вроде: «Как красить ногти на ногах, если не чувствуешь ног?» — мы услышали деловитое:
— Да, я спрошу, когда он сможет подойти. А кто его спрашивает? Джон Руперт?
Она театрально вскинула брови. Я протянул руку к трубке и сказал:
— Алло?
Руперт сказал, что нашел для меня так называемого «призрака» — литературного негра, который будет писать мою книгу. Я согласился встретиться с «призраком» утром, между двумя выходами в эфир.
Потом, когда моя бабушка забылась неверным стариковским сном в своей просторной комнате, мы с Джет взяли пару подушек, закутались в меховые чехлы с автомобильных сидений и уселись рядышком на каменной скамье на двоих, на застекленном крылечке, устроенном для того, чтобы приехавшие в гости дамы не промокли по дороге от кареты к двери дома.
Свежий ночной ветер нес запах морского ила. Мы сидели, прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть, и почти не разговаривали. «Если бы вся жизнь была так проста, — думал я, — между чайками царил бы мир, и ураганы бы никому не угрожали». Я поцеловал Джет ван Эльц вопреки бабушкиным предостережениям. Она радостно ответила на мой поцелуй, и многое сделалось понятно без слов. В центре урагана всегда есть островок тишины. Но проходит немного времени — и налетает вторая волна ветра.
Рано поутру я вскочил с уютного бабушкиного диванчика, чтобы успеть появиться на ее экране к завтраку. Я сделал все возможное, чтобы подсластить пилюлю. Увы, вечер праздника в память об отважном предателе и его провалившемся заговоре все равно будет дождливым и пасмурным, что бы я ни говорил.
Между унылыми выступлениями, больше похожими на извинения, я доехал на автобусе до Кенсингтона и поднялся на лифте на седьмой этаж, чтобы обсудить с «призраком» будущую книгу.
Я уселся на предложенный стул, согласился выпить кофе с имбирным печеньем, и Джон Руперт принялся излагать планы насчет книги. Он посоветовал написать не о депрессии, а о бурях — сказал, что это должно пойти лучше.
— Так вы это что, серьезно говорили насчет книги? — удивился я.
Он вежливо ответил: а почему бы и нет? Люди издают книги о чем угодно, даже об акульих зубах.
— А кстати, — промурлыкал он, взяв печенье с моей тарелки, — вести приносят не из Ахена в Гент, а наоборот, и не дурные, а добрые.
— А не все равно? — спросил я.
— Это Роберт Браунинг, — добавил он.
Дверь бесшумно отворилась, и на пороге появился человек, в котором я безошибочно опознал своего «призрака», — дедуля—божий одуванчик, с жидкими седыми волосенками и набухшими венами на трясущихся руках. Как есть призрак.
Его буднично представили мне как «Призрака» — «Нет, не „мистер Призрак“, просто „Призрак“. И Джон Руперт спокойно попросил меня повторить то, что я рассказал ему накануне.
— Что, все сначала? — возмутился я.
— Все сначала, но по-другому. Пусть Призрак обдумает то, что услышит в первый раз, а мне станет понятнее положение вещей.
Я тяжело вздохнул.
— Ну что ж… Скажем так: некая папка с бумагами была по ошибке забыта на острове в Карибском море. На острове нет ни радио, ни телефона, ни почты, ни людей, но зато есть довольно приличная взлетно-посадочная полоса.
Я рассказывал, изредка прерываясь, чтобы собраться с мыслями и дать Призраку время переварить услышанное.
— Скажем так: вам очень важно получить папку обратно.
Пауза.
— Скажем, у вас есть подходящий самолет, но нет пилота, на которого можно положиться, поскольку ваш пилот погиб в автокатастрофе.
Еще пауза.
— А потом на званом обеде в Англии вы встречаетесь с летчиком, который мечтает пролететь сквозь «глаз» урагана. Летчик — метеоролог, а в Карибском море как раз зародился подходящий тайфун — Никки, — и вообще, сейчас как раз сезон тайфунов. И вы предлагаете ему пролететь сквозь ураган, а взамен просите всего-навсего забрать папку с бумагами.
— Справедливо, — заметил Призрак.
— Угу. Летчик берет с собой еще одного приятеля-метеоролога в качестве штурмана и помощника…
— И это были вы? — уточнил Джон Руперт.
Я кивнул.
— Наш полет сквозь ураган завершился в морских волнах. Пилота подобрал вертолет, а меня занесло течением обратно на остров. Я нашел эту папку — случайно, — но не догадался, насколько важны эти бумаги, по крайней мере, поначалу. Они были составлены на разных языках и написаны разными алфавитами.
— И они у вас?
Призрак сильно занервничал и принялся дергаться и ерзать на стуле, почти как Оливер Квигли. Мне пришлось его разочаровать.
— Нет. Я пытался их прочесть, как мог, но я не знаю ни одного из этих языков.
Я рассеянно повертел пальцами и уверенно добавил:
— Один из языков был русский.
Джон Руперт, который сидел на краю стола, болтая ногой, с интересом спросил:
— А почему именно русский? И вообще, откуда вы знаете?
— В бумагах постоянно встречалось сочетание буквы с тремя цифрами, которое сразу бросается в глаза любому, кто хоть немного разбирается в физике. U-235. А на одной странице это сочетание было написано «У-235». «У» — это русское обозначение урана.
Я написал на бумажке «У-235», показал им и продолжал:
— Этот изотоп урана получают из урана-238 путем обогащения с помощью процесса, который называется газовой диффузией. А плутоний-239 — это обогащенный Pu-240. Они являются сырьем для изготовления ядерного оружия. Руперт и Призрак нахмурились.
— Ну так вот, — я чуть заметно улыбнулся, — оба этих сочетания, либо U-235, либо Ри-239, встречаются на каждой странице в той папке. Я бы рискнул предположить, что те бумаги, которые я поначалу принял за письма, тоже были списками. На греческом, на немецком, на арабском, на русском, возможно, также на иврите. Что же до прочих… я могу только догадываться, но там очень много цифр. Возможно, это даты либо цены.
— И как вы думаете, что это за списки?
— Списки ингредиентов ядерных взрывных устройств. Не та ли это деликатная информация, о которой вы упоминали?
Но они не спешили раскрывать передо мной свои тайны.
— Насколько я понял, — сказал я, — эти бумаги — что-то вроде списка товаров. В части из них сказано, где и какие расщепляющиеся материалы можно приобрести. А в других записано, что требуется. Если эти бумаги представляют собой списки необходимых товаров и товаров на продажу, это означает, что «Объединенная торговая компания» в основном посредник.
Я умолк, ожидая реакции. Ни Призрак, ни Джон Руперт не высказали никаких возражений против моей версии, так что я продолжил:
— Мир испытывает нужду в разнообразных расщепляющихся материалах — то есть в сырье для ядерных бомб. Существует множество суверенных государств и просто сумасшедших террористов, которые знают, как изготовить ядерную бомбу. Это ведь на самом деле не так уж сложно. Только, слава богу, в мире слишком мало обогащенного урана и плутония. А потому спрос очень велик. И бумаги в той папке — я в этом практически уверен — это сведения о том, что сейчас имеется на рынке. До конца холодной войны немалая часть соответствующих материалов находилась в России. Бывшим Советам не больше нашего хочется, чтобы кто попало изготовлял ядерные бомбы, и потому они стерегут эти материалы пуще глаза, но воры и мошенники есть везде. Я подозреваю, что, если кому-то вроде вас удастся вывести из игры «Объединенную торговую компанию», их место очень скоро займет кто-то еще.
— Одной меньше — и то хлеб, — с достоинством возразил Призрак.
У него были бесцветные серые глаза, в которых отражались угрюмые серые тучи, плывущие в окне. Я подумал, что вряд ли ему хватит энергии написать захватывающую книгу о бурях.
— То есть вы полагаете, что нелегальных фирм вроде этой «Объединенной компании» очень много и все они работают как посредники и, видимо, получают немалые проценты со сделок? — поинтересовался Джон Руперт.
— Не знаю, — ответил я. — Мое дело — предсказывать погоду. Я впутался в эту историю с ураном совершенно случайно и хочу как можно скорее из нее выпутаться.
Мой протест упал на каменистую почву и сгинул незамеченным.
— Все эти бумаги в папке скоро устареют, — добавил я. — Если это действительно списки, если они предназначены для того, чтобы свести людей, имеющих доступ к урану-235, с теми, кто хочет и может его приобрести… Каких-нибудь полгода, и все переменится.
Призрак тонко улыбнулся.
— Мы довольны уже тем, что вы держали в руках свежие списки… э-э… скажем так, товаров, имеющихся в продаже. Обычно мы действуем по принципу: «Это все, что вам следует знать» — и иногда не сообщаем людям того, что для них действительно жизненно важно. Однако в вашем случае то, о чем я спрошу, и, быть может, то, что я сообщу, может вам пригодиться, а может и нет. Это ясно?
«Яснее некуда», — угрюмо подумал я. И посмотрел на часы. По утрам автобусы ходят не слишком-то регулярно, а на улице дождь… «Бегом бежать придется, — подумал я. — Бедные мои ноги!»
— Насчет времени не беспокойтесь, — отреагировал на мой жест Джон Руперт. — Я распоряжусь, чтобы вас доставили на машине.
— Подумайте, — сказал Призрак. — Постарайтесь вспомнить. Из сведений, содержащихся в папке, нам важнее всего знать имена покупателей и продавцов. Вы не могли бы вспомнить хоть одно из них?
Я сказал, что, увы, не могу — только часть одного из имен.
— Хоть что-нибудь, что угодно.
— Ну, — сказал я, — в одной из рубрик мне встретилось слово «hippostat».
Я написал это слово на бумажке.
— Возможно, это значит «ипподром». А может, я и ошибаюсь.
— Возможно, — кивнул Призрак. — У вас есть какие-нибудь соображения относительно того, где может находиться папка в настоящее время?
— Э-э? — бессмысленно проблеял я.
— Лучевая болезнь! — с отвращением повторила Белл. — Они говорят, что у кобылки еще очень легкая форма, если она вообще бывает легкая. И что ее, по-видимому, облучили радием или чем-то таким. Нет, ну откуда на конюшне радий? Папа просто в бешенстве. Крис сказал, что ты мог знать, где взять радий. Он говорил, что ты и в уране с плутонием должен разбираться, потому что ты не только метеоролог, но еще и физик.
— Хм… — сказал я. — Ну что я могу сказать? Добыть радий очень сложно, но все же возможно. Мария Кюри выделила его из уранита сто или больше лет тому назад в Париже. Но остальные… — Я осекся. — Постой-ка. Крис говорил обо мне, как о мертвом?
— Да, Перри. Ты извини, мы все так думали…
Я сказал, чтобы она не беспокоилась на этот счет, разузнал, где и когда можно будет застать Криса, передал наилучшие пожелания ее папе. Потом уселся в кресло рядом с инвалидной коляской бабушки и рассказал ей обо всем мало-мальски важном, что повидал, перечувствовал и передумал со дня ленча у Каспара Гарви в Ньюмаркете.
Бабушка слушала так, как будто побывала всюду вместе со мной, как будто ее глаза и уши дублировали мои собственные.
Под конец бабушка в большой тревоге сказала:
— Перри, тебе следует раздобыть информацию и заручиться помощью.
— Это понятно, — согласился я, — но у кого и чьей?
Разумеется, первой вылезла замшелая фраза «обратиться к властям». Ну, и кто у нас власти? Предположим, я зайду в ближайший полицейский участок и расскажу все как было. И кто мне поверит?
Я поразмыслил.
— Возможно, мне стоит обратиться в Комитет по здоровью и безопасности.
— А это кто такие?
— Они следят за фабриками.
Бабушка покачала головой, но я все же разыскал телефон этого комитета в справочнике, в разделе «Государственные учреждения», позвонил им и договорился, что через час подъеду. Иногда полезно быть Перри Стюартом, метеорологом, который чуть ли не каждый день появляется на экране.
Джет ван Эльц вернулась минута в минуту. В ее карих глазах светилась теплота Евы, а на щеках горел ноябрьский холодок. Через мою жизнь прошло немало сиделок, исполненных щедрости и душевного тепла, которых хватало ровно до конца рабочей недели. Но на этот раз, пока Джет готовила кофе на кухне, моя всевидящая прародительница неожиданно предупредила меня, чтобы я не заваривал каши, которую не смогу расхлебать. Я усмехнулся и дал обещание, а про себя подумал, что там видно будет.
— Я серьезно! — сказала бабушка. — Ты можешь быть очень убедительным, когда этого хочешь. Даже чересчур.
Впрочем, на первую встреченную мною «власть», почтенную матрону лет пятидесяти, я особого впечатления не произвел. Для начала она указала на тот факт, что я — не фабрика.
— Мне нужно поговорить о торговой компании, — возразил я.
Матрона поджала губы.
— Это имеет какое-то отношение к погоде?
— Нет.
Она некоторое время бесцельно смотрела в пространство, затем вздохнула, нацарапала несколько слов на листке бумаги и вручила листок мне.
— Попробуйте обратиться туда, — сказала она. — Кто его знает!
По указанному адресу обнаружился офис, расположенный под крышей издательства, выпускавшего учебную и научно-популярную литературу.
Следуя указаниям сидевшего внизу охранника, я поднялся на лифте. Когда дверь открылась, меня встретила молоденькая секретарша с длинными сальными неопределенно-русыми волосами и в длинной мятой неопределенно-коричневой юбке.
— Здравствуйте, меня зовут Мелани, — начала она и осеклась. — Ой! Вы, случайно, не Перри Стюарт? Господи, помилуй! Сюда, пожалуйста.
Кабинет, куда она меня проводила, был невелик, а его хозяин, напротив, очень велик. Четыре голых стены с мансардным окном вмещали стол, два стула — не особенно удобных — и серый металлический шкаф с папками. Высокий мужчина, который приподнялся, чтобы коротко пожать мне руку, представился как Джон Руперт. На вид он вполне мог сойти за одного из издателей, которые сидели на нижних этажах. Джон Руперт сразу взял быка за рога.
— Моя коллега из Комитета по здоровью и безопасности сообщает, что вы хотите мне что-то рассказать об «Объединенной торговой компании». И пока речь еще не дошла до сути — вам не кажется, что ваша внешность в данном случае является помехой?
— Кажется, — согласился я. — Вот, к примеру, я никак не мог попасть в ваш кабинет, не будучи узнанным.
— Например, Мелани?
— Боюсь, что да.
— Хмм…
Он ненадолго задумался — судя по всему, он уже успел поразмыслить на эту тему до моего прихода.
— Доктор Стюарт, если бы вам предложили написать научно-популярную книгу по вашей специальности, какую тему вы бы выбрали?
«Ветер и дождь», — машинально подумал я, но ответил уклончиво:
— «Депрессия»[5].
Глаза Руперта сузились. Он коротко кивнул. И сказал:
— Меня предупреждали, что вы можете оказаться игроком.
На этот раз он размышлял дольше. Наконец сказал:
— По всей видимости, где-то существует пакет информации чрезвычайно деликатного свойства. Я, со своей стороны, полагаю, что вряд ли вы могли его видеть, но мне говорили, что, если вы его видели, вы могли догадаться, что у вас в руках.
Он сделал еще одну длительную паузу.
— Ну как, вы можете нам помочь? Интересно, кому это «нам»? Я пришел к выводу, что «мы» — это те самые «власти», которые я разыскиваю. Так что им, пожалуй, стоит довериться… на данный момент.
— А где может находиться эта деликатная информация? — поинтересовался я.
— В любой точке земного шара.
Джон Руперт ущипнул себя за тонкую переносицу.
— У нас был человек в Мексике, неподалеку от северной границы. Эти документы попались ему на глаза, он сообщил об их существовании, он слышал, что они продаются и сейчас находятся на пути в Майами. Он спрашивал, следует ли ему их купить или украсть, если получится.
Джон Руперт поморщился.
— Но он дал понять, что видел эти документы, тем, кому не следует. Через некоторое время его выловили из знаменитых флоридских болот Эверглейдс с пулей в голове и с ногами, отъеденными аллигаторами.
«Вот влип!» — подумал я. И сообщать кому-то что-то означало нарываться на новые неприятности, если не на пулю. Я не знал, стоят ли сведения, которые я получил, того, чтобы умирать за них, но что-то — возможно, некая смутная врожденная тяга к справедливости и порядку — не позволяло мне просто развернуться, уйти и забыть об этом.
— Ну, предположим, — сказал я наконец, — что об этой деликатной информации заботилось слишком много нянек, и в результате эти документы оказались чересчур хорошо спрятаны на необитаемом острове. Для того чтобы их использовать, их надо было сперва добыть оттуда. Потому что в противном случае от них никому никакого проку не было.
Я остановился.
— Продолжайте, продолжайте! — подбодрил меня Джон Руперт.
— Имелся в наличии подходящий легкомоторный самолет, но не было пилота. Наконец нашелся некий метеоролог, летчик-любитель, которому втемяшилось в голову во что бы то ни стало пролететь через «глаз» урагана. За то, что ему организовали этот полет, пилот согласился завернуть по дороге на остров и забрать документы.
Джон Руперт понимающе кивнул.
— Этот простой план провалился, — продолжал я. — Ураган утопил самолетик в море. А папку забрать было все-таки надо. Во второй раз на волю случая ничего не оставили. Погода была хорошая, новый самолет был куда больше, и на нем была более многочисленная команда, вооруженная — на случай, если придется драться.
— За документы?
— Скорее за то, чтобы вернуть себе весь остров, право на владение которым оспаривается. Полагаю, командой были члены «Объединенной торговой компании», которые владели островом до того, как распугали местных жителей тем, что выращивали экзотические грибы в радиоактивных контейнерах…
Я снова остановился. На лице Руперта постепенно проступало недоверие.
— До свидания, — коротко сказал я и встал. — Между прочим, любой школьник может заставить что угодно испускать радиоактивные альфа-частицы. Для этого достаточно рассыпать немного толченой урановой руды.
Я протянул ему карточку с бабушкиным телефоном.
— Если понадоблюсь, позвоните по этому телефону.
— Погодите-погодите! — остановил меня Руперт.
Ему уже стало интересно.
— Люди не напрасно перепугались, — сказал я от двери. — Если вы проглотите источник альфа-частиц величиной с горошину, это вас убьет. При этом вы можете длительное время носить его в обычном бумажном пакете без особого вреда для себя. Впрочем, это вы, наверно, и сами знаете.
— И все равно, подождите.
— Мне еще нужно отнести дурные вести из Ахена в Гент.
Джон Руперт рассмеялся.
Найти Криса в конце концов оказалось не так уж трудно: он сидел в метеоцентре Би-би-си на Вуд-лейн и готовился вместе со мной сообщить дурные вести о погоде в ночь Порохового заговора.
Крис встретил меня радостным воплем и крепкими объятиями. Следом за Крисом меня бросился обнимать весь офис. Все ахали по поводу того, как я осунулся и похудел. Впрочем, ахи и охи длились недолго. Метеоролог, которому предстояло огорчить детишек вестью о том, что их хлопушки промокнут под дождем, был особенно доволен, что старина Стюарт вовремя воскрес из мертвых и явился на работу.
Сам Крис покрылся великолепным бронзовым загаром, волосы и усы у него выгорели на солнце, и настроение его взлетело из глубин отчаяния в стратосферу так же быстро, как ракеты в его стихах.
— Просто не верится! — его голос, должно быть, был слышен по всей Вуд-лейн. — Как же ты выбрался? А мы-то думали, твоя бабуся малость спятила, когда говорила, что, если бы ты потонул, ты бы ей об этом сообщил!
Мы шли по тихому коридору к комнате, где мы все отдыхали между выходами в эфир — все, кроме нашего старейшины, у него был свой отдельный закуток. Крис, подпрыгивая, как пацан, рассказывал, что его с его плотиком в течение нескольких дней мотало вдоль западного края Одина, пока наконец спасатели с нанятого Робином вертолета не засекли и не выловили его. Рассказ о собственном спасении хлестал из Криса, точно шампанское из откупоренной бутылки, словно бы затем, чтобы не дать перевести разговор на другие темы. Но в конце концов я ухватил его под локоть, чтобы заставить постоять смирно, и поздравил с помолвкой.
— Только папаше ее не говори! — испуганно предупредил Крис. — Старый Каспар вовсе не огорчился бы, если бы я утоп и его зятем сделался кто-нибудь другой.
В этой шутке была слишком большая доля правды, чтобы она могла быть смешной. Поэтому я спросил:
— Что сказал Робин Дарси по поводу гибели своего самолета?
— А я с ним еще не разговаривал с тех самых пор, как мы отправились в полет. Сколько раз ни звонил к нему домой, на Сэнд-Доллар-Бич, каждый раз натыкаюсь на автоответчик с голосом Эвелин. Бедняга Робин… Ну что он мог сказать? В конце концов, он же сам уговаривал нас лететь.
— Ладно… — я нахмурился. — Послушай, а что ты на самом деле должен был сделать на том острове?
— На Троксе?
— На Троксе, а где же еще?
— Откуда я знаю? — рассеянно пожал плечами Крис, потом вдруг насторожился.
— Ну, может, он тебе сам сказал? — невинно предположил я.
Крис замедлил шаг и остановился, словно только теперь вспомнил, что уже дал мне два разных ответа на этот вопрос.
— Я так счастлив! — экспансивно воскликнул он. — Я действительно рад, что ты жив!
— Я тоже рад, что ты жив.
Мы широко улыбнулись друг другу. Это, по крайней мере, была правда.
Мы одновременно протиснулись сквозь вращающуюся дверь в нашу раздевалку-гримерную, где двадцатитрехлетняя драконица-визажистка припудривала наши блестящие лбы и носы. Эта девица была настолько добросовестна, что готова была влезть в кадр следом за тобой со своей пуховкой. Крис завел с ней игривую беседу. Временами он стрелял глазами в мою сторону, как будто немного надеялся, что я все-таки исчезну.
Но я не исчез. Вместо этого я спросил, небрежно, как бы в шутку:
— Ну, и что сказал Робин про наши смертельные трюки на Троксе?
— Ничего. Я с ним не разговаривал. Я же тебе говорил.
Драконица подкрашивала его почти белые брови. Крис, раздраженный моей бестактностью — как я вообще смею напоминать ему о его ошибках! — оттолкнул ее руку, обернулся ко мне и резко заявил, что никто из нас не совершенен. Я решил, что сейчас не самое удачное время сообщать ему, что правый мотор, скорее всего, заглох только потому, что пилот забыл переключить подачу топлива с пустого бака на полный.
Полет сквозь ураган — достаточно суровое испытание. Крис забыл переключить подачу топлива, пока не стало слишком поздно, а выровнять машину при неработающем моторе было выше его сил.
Кайманова впадина — одна из самых глубоких в Мировом океане, и, если Робин не возьмется за дорогостоящее предприятие поисков и поднятия на поверхность утонувшего самолета, что маловероятно, Крисова паника и забывчивость навеки останутся его личной тайной.
Однако я хотел, чтобы он рассказал мне правду о том, зачем мы летали на Трокс. Наконец Крис отчаялся и угрюмо сдался.
— Да пустяк на самом-то деле, — сказал он. — Робин хотел всего-навсего, чтобы я забрал с острова какую-то папку, которую там случайно забыли, и привез эту папку ему, только чтобы ты в нее не заглядывал. И не спрашивай, почему он не хотел, чтобы ты ее видел, — этого я не знаю. Но, как я уже говорил, мы с тобой были ему многим обязаны, так что я согласился. Он сказал, что его папка лежит в столе в одном из бетонных строений, и ее надо забрать, пока не унесло ураганом. Но когда мы туда прилетели, я даже стола не нашел. Всю мебель уже увезли.
— А… хм… — Я поразмыслил. — Ты не сказал Робину…
— Не сказал. Видимо, когда мы не вернулись согласно плану полета, из диспетчерской на Большом Каймане позвонили Эвелин на автоответчик, и это Эвелин, старая клуша с жемчугами, наняла спасательный вертолет, чтобы разыскать нас с тобой, как только погода позволила.
— А счет она нам пришлет? — сухо поинтересовался я.
— Что тебе дороже, кошелек или жизнь? — ответил Крис вопросом на вопрос.
Весь день я бродил по метеоцентру, разузнавая новости о погоде и сплетни за последние две недели. Дважды, в восемнадцать тридцать и двадцать один тридцать, я выходил в эфир с рассказом о погоде на ближайшие дни.
Завтрашний день, пятница, пятое ноября, день Порохового заговора, не сулил ничего хорошего отцам и детям. От обеда до полуночи над всем британским регионом пройдет полоса дождя. Начнется он на западе Шотландии и будет продвигаться на юг, против часовой стрелки. Ближе к вечеру циклон принесет облака и мелкий дождь в Южную Англию и потушит все огненные колеса в Эссексе. Попробуй подпалить отсыревшую хлопушку и ступай спать.
Вечер я провел в спокойном обществе бабушки и Джет ван Эльц. Я отдыхал душой и телом, пребывая в блаженной дреме. Отдых мой прервался лишь дважды. В первый раз — в двадцать два тридцать, когда на экране появился Крис с длинным рассказом о ноябрьских туманах.
Во второй раз меня разбудил телефон. Джет только-только взялась за нелегкую работу: перенести мою бабушку с кресла на кровать, — когда раздался звонок. Джет сердито схватила трубку, но вместо ответа на типичный журнальный вопрос вроде: «Как красить ногти на ногах, если не чувствуешь ног?» — мы услышали деловитое:
— Да, я спрошу, когда он сможет подойти. А кто его спрашивает? Джон Руперт?
Она театрально вскинула брови. Я протянул руку к трубке и сказал:
— Алло?
Руперт сказал, что нашел для меня так называемого «призрака» — литературного негра, который будет писать мою книгу. Я согласился встретиться с «призраком» утром, между двумя выходами в эфир.
Потом, когда моя бабушка забылась неверным стариковским сном в своей просторной комнате, мы с Джет взяли пару подушек, закутались в меховые чехлы с автомобильных сидений и уселись рядышком на каменной скамье на двоих, на застекленном крылечке, устроенном для того, чтобы приехавшие в гости дамы не промокли по дороге от кареты к двери дома.
Свежий ночной ветер нес запах морского ила. Мы сидели, прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть, и почти не разговаривали. «Если бы вся жизнь была так проста, — думал я, — между чайками царил бы мир, и ураганы бы никому не угрожали». Я поцеловал Джет ван Эльц вопреки бабушкиным предостережениям. Она радостно ответила на мой поцелуй, и многое сделалось понятно без слов. В центре урагана всегда есть островок тишины. Но проходит немного времени — и налетает вторая волна ветра.
Рано поутру я вскочил с уютного бабушкиного диванчика, чтобы успеть появиться на ее экране к завтраку. Я сделал все возможное, чтобы подсластить пилюлю. Увы, вечер праздника в память об отважном предателе и его провалившемся заговоре все равно будет дождливым и пасмурным, что бы я ни говорил.
Между унылыми выступлениями, больше похожими на извинения, я доехал на автобусе до Кенсингтона и поднялся на лифте на седьмой этаж, чтобы обсудить с «призраком» будущую книгу.
Я уселся на предложенный стул, согласился выпить кофе с имбирным печеньем, и Джон Руперт принялся излагать планы насчет книги. Он посоветовал написать не о депрессии, а о бурях — сказал, что это должно пойти лучше.
— Так вы это что, серьезно говорили насчет книги? — удивился я.
Он вежливо ответил: а почему бы и нет? Люди издают книги о чем угодно, даже об акульих зубах.
— А кстати, — промурлыкал он, взяв печенье с моей тарелки, — вести приносят не из Ахена в Гент, а наоборот, и не дурные, а добрые.
— А не все равно? — спросил я.
— Это Роберт Браунинг, — добавил он.
Дверь бесшумно отворилась, и на пороге появился человек, в котором я безошибочно опознал своего «призрака», — дедуля—божий одуванчик, с жидкими седыми волосенками и набухшими венами на трясущихся руках. Как есть призрак.
Его буднично представили мне как «Призрака» — «Нет, не „мистер Призрак“, просто „Призрак“. И Джон Руперт спокойно попросил меня повторить то, что я рассказал ему накануне.
— Что, все сначала? — возмутился я.
— Все сначала, но по-другому. Пусть Призрак обдумает то, что услышит в первый раз, а мне станет понятнее положение вещей.
Я тяжело вздохнул.
— Ну что ж… Скажем так: некая папка с бумагами была по ошибке забыта на острове в Карибском море. На острове нет ни радио, ни телефона, ни почты, ни людей, но зато есть довольно приличная взлетно-посадочная полоса.
Я рассказывал, изредка прерываясь, чтобы собраться с мыслями и дать Призраку время переварить услышанное.
— Скажем так: вам очень важно получить папку обратно.
Пауза.
— Скажем, у вас есть подходящий самолет, но нет пилота, на которого можно положиться, поскольку ваш пилот погиб в автокатастрофе.
Еще пауза.
— А потом на званом обеде в Англии вы встречаетесь с летчиком, который мечтает пролететь сквозь «глаз» урагана. Летчик — метеоролог, а в Карибском море как раз зародился подходящий тайфун — Никки, — и вообще, сейчас как раз сезон тайфунов. И вы предлагаете ему пролететь сквозь ураган, а взамен просите всего-навсего забрать папку с бумагами.
— Справедливо, — заметил Призрак.
— Угу. Летчик берет с собой еще одного приятеля-метеоролога в качестве штурмана и помощника…
— И это были вы? — уточнил Джон Руперт.
Я кивнул.
— Наш полет сквозь ураган завершился в морских волнах. Пилота подобрал вертолет, а меня занесло течением обратно на остров. Я нашел эту папку — случайно, — но не догадался, насколько важны эти бумаги, по крайней мере, поначалу. Они были составлены на разных языках и написаны разными алфавитами.
— И они у вас?
Призрак сильно занервничал и принялся дергаться и ерзать на стуле, почти как Оливер Квигли. Мне пришлось его разочаровать.
— Нет. Я пытался их прочесть, как мог, но я не знаю ни одного из этих языков.
Я рассеянно повертел пальцами и уверенно добавил:
— Один из языков был русский.
Джон Руперт, который сидел на краю стола, болтая ногой, с интересом спросил:
— А почему именно русский? И вообще, откуда вы знаете?
— В бумагах постоянно встречалось сочетание буквы с тремя цифрами, которое сразу бросается в глаза любому, кто хоть немного разбирается в физике. U-235. А на одной странице это сочетание было написано «У-235». «У» — это русское обозначение урана.
Я написал на бумажке «У-235», показал им и продолжал:
— Этот изотоп урана получают из урана-238 путем обогащения с помощью процесса, который называется газовой диффузией. А плутоний-239 — это обогащенный Pu-240. Они являются сырьем для изготовления ядерного оружия. Руперт и Призрак нахмурились.
— Ну так вот, — я чуть заметно улыбнулся, — оба этих сочетания, либо U-235, либо Ри-239, встречаются на каждой странице в той папке. Я бы рискнул предположить, что те бумаги, которые я поначалу принял за письма, тоже были списками. На греческом, на немецком, на арабском, на русском, возможно, также на иврите. Что же до прочих… я могу только догадываться, но там очень много цифр. Возможно, это даты либо цены.
— И как вы думаете, что это за списки?
— Списки ингредиентов ядерных взрывных устройств. Не та ли это деликатная информация, о которой вы упоминали?
Но они не спешили раскрывать передо мной свои тайны.
— Насколько я понял, — сказал я, — эти бумаги — что-то вроде списка товаров. В части из них сказано, где и какие расщепляющиеся материалы можно приобрести. А в других записано, что требуется. Если эти бумаги представляют собой списки необходимых товаров и товаров на продажу, это означает, что «Объединенная торговая компания» в основном посредник.
Я умолк, ожидая реакции. Ни Призрак, ни Джон Руперт не высказали никаких возражений против моей версии, так что я продолжил:
— Мир испытывает нужду в разнообразных расщепляющихся материалах — то есть в сырье для ядерных бомб. Существует множество суверенных государств и просто сумасшедших террористов, которые знают, как изготовить ядерную бомбу. Это ведь на самом деле не так уж сложно. Только, слава богу, в мире слишком мало обогащенного урана и плутония. А потому спрос очень велик. И бумаги в той папке — я в этом практически уверен — это сведения о том, что сейчас имеется на рынке. До конца холодной войны немалая часть соответствующих материалов находилась в России. Бывшим Советам не больше нашего хочется, чтобы кто попало изготовлял ядерные бомбы, и потому они стерегут эти материалы пуще глаза, но воры и мошенники есть везде. Я подозреваю, что, если кому-то вроде вас удастся вывести из игры «Объединенную торговую компанию», их место очень скоро займет кто-то еще.
— Одной меньше — и то хлеб, — с достоинством возразил Призрак.
У него были бесцветные серые глаза, в которых отражались угрюмые серые тучи, плывущие в окне. Я подумал, что вряд ли ему хватит энергии написать захватывающую книгу о бурях.
— То есть вы полагаете, что нелегальных фирм вроде этой «Объединенной компании» очень много и все они работают как посредники и, видимо, получают немалые проценты со сделок? — поинтересовался Джон Руперт.
— Не знаю, — ответил я. — Мое дело — предсказывать погоду. Я впутался в эту историю с ураном совершенно случайно и хочу как можно скорее из нее выпутаться.
Мой протест упал на каменистую почву и сгинул незамеченным.
— Все эти бумаги в папке скоро устареют, — добавил я. — Если это действительно списки, если они предназначены для того, чтобы свести людей, имеющих доступ к урану-235, с теми, кто хочет и может его приобрести… Каких-нибудь полгода, и все переменится.
Призрак тонко улыбнулся.
— Мы довольны уже тем, что вы держали в руках свежие списки… э-э… скажем так, товаров, имеющихся в продаже. Обычно мы действуем по принципу: «Это все, что вам следует знать» — и иногда не сообщаем людям того, что для них действительно жизненно важно. Однако в вашем случае то, о чем я спрошу, и, быть может, то, что я сообщу, может вам пригодиться, а может и нет. Это ясно?
«Яснее некуда», — угрюмо подумал я. И посмотрел на часы. По утрам автобусы ходят не слишком-то регулярно, а на улице дождь… «Бегом бежать придется, — подумал я. — Бедные мои ноги!»
— Насчет времени не беспокойтесь, — отреагировал на мой жест Джон Руперт. — Я распоряжусь, чтобы вас доставили на машине.
— Подумайте, — сказал Призрак. — Постарайтесь вспомнить. Из сведений, содержащихся в папке, нам важнее всего знать имена покупателей и продавцов. Вы не могли бы вспомнить хоть одно из них?
Я сказал, что, увы, не могу — только часть одного из имен.
— Хоть что-нибудь, что угодно.
— Ну, — сказал я, — в одной из рубрик мне встретилось слово «hippostat».
Я написал это слово на бумажке.
— Возможно, это значит «ипподром». А может, я и ошибаюсь.
— Возможно, — кивнул Призрак. — У вас есть какие-нибудь соображения относительно того, где может находиться папка в настоящее время?