Страница:
Еще до рассвета Вис закончил приготовления и посадил в лодку всех упомянутых животных. Потом он стал грести по направлению к рысям и, укрыв лодку за мысом, высадился, обернулся колодой и в таком преображенном виде стал дожидаться появления водяных рысей. Вскоре выползла из реки черная рысь и легла на песок, за ней серая и, наконец, белая рысь, убившая волчонка, высунула голову из воды, но, заметив колоду, насторожилась и крикнула сестрам, что никогда раньше не видала на этом месте колоды. Те отвечали беззаботно, что колода, вероятно, всегда здесь лежала; однако осторожная белая рысь, чуя недоброе, послала лягушек и змей убрать колоду. Вису пришлось выдержать упорную борьбу, чтобы удержаться неподвижно на месте, но он преуспел в этом; белая рысь оставила всякие подозрения и улеглась наконец спать на песке. Подождав немного, чародей принял свой обыкновенный вид, достал свое копье и тихонько подполз к белой рыси. Зимородок заранее предупредил его, чтобы он нанес удар по тени животного, иначе он наверняка промахнется, однако Вис сгоряча забыл об этом и, ударив рысь прямо по телу, промахнулся. Животное бросилось в воду, но Вис, прицелившись на этот раз в тень, тяжело ранил рысь. Однако животному удалось скрыться в воде, другие две рыси последовали за ним. В одно мгновение вода вспенилась и начала подниматься, а Вис изо всех сил бросился бежать к лодке. Вода продолжала прибывать, пока не затопила всю страну с деревьями и холмами. Лодка поплыла по воде, и Вис стал подбирать животных, которые из последних сил держались на воде.
Но во время своих колдовских действий по случаю предстоящей великой катастрофы Вис упустил из виду одно условие, необходимое для восстановления мира после потопа. У него не было ни одного комка земли, которым он мог бы воспользоваться как ядром, чтобы вновь создать сушу среди водной пустыни. И теперь Вис стал искать кусочек земли. Он привязал веревку к ноге нырка, велел ему спуститься в пучину вод и во что бы то ни стало достать до дна, хотя бы для этого тому пришлось погибнуть. «Потому что, – сказал он птице, – если ты даже утонешь, не велика беда: мне нетрудно будет вернуть тебя к жизни». Ободренная таким обещанием, птица ринулась в воду, точно брошенный камень, потянув за собою веревку. Когда веревка перестала опускаться, Вис вытащил ее из воды, привязанная птица оказалась мертвой. Возвращенный надлежащим образом к жизни, нырок рассказал Вису, что не нашел дна. Потом Вис послал выдру с тем же поручением, но выдру постигла та же участь, что и нырка. Тогда Вис отправил бобра, который тоже утонул, но был колдуном оживлен известным ему способом и сообщил, что видел верхушки деревьев, но глубже спуститься не мог. Наконец, Вис пустил в воду крысу, привязанную к камню. Крыса и камень погрузились в воду, но веревка скоро ослабла. Вис вытащил веревку и на конце ее увидел мертвую крысу, сжимающую в когтях горсть земли. Теперь Вис имел все, что ему нужно было. Он оживил крысу и, размяв и высушив принесенную ею землю, стал дуть на нее до тех пор, пока она не разрослась до больших размеров. Полагая, что теперь имеется достаточно суши, Вис послал на разведку волка, который скоро вернулся и доложил, что мир еще невелик. Вис опять дул на землю долгое время и потом послал ворону. Видя, что ворона не возвращается, Вис понял, что земля теперь стала обширна и места хватит всем. Тогда он вместе с животными высадился из лодки.
Другая, более краткая версия того же предания – с незначительными вариациями – была записана среди индейцев оджибве на юго-востоке Онтарио. Версия эта такова. Некий Ненебоджо жил со своим братом в лесу. Ежедневно он уходил на охоту, а брат оставался дома. Возвратившись однажды вечером с охоты, он не застал брата и пошел искать его, но нигде не мог найти. На следующее утро он снова отправился на розыски. Проходя по берегу озера, он вдруг увидел зимородка, который сидел на свесившейся над водой ветке дерева и внимательно глядел в воду под веткой. «Почему ты так пристально смотришь?» – спросил Ненебоджо. Но птица притворилась, что не слышит. Тогда Ненебоджо снова сказал: «Если ты поведаешь мне, на что ты смотришь, то я сделаю тебя красивой птицей; я раскрашу твои перья». Зимородок охотно согласился на это предложение и, лишь только Ненебоджо раскрасил ему перья, сказал: «Я смотрю на брата Ненебоджо, которого водяные духи убили, а из кожи его сделали завесу для дверей». Ненебоджо спросил: «Где эти водяные духи выходят на берег, чтобы погреться на солнце?» Птица ответила: «Они всегда греются на солнце вон там у бухты, где песок бывает совершенно сухой».
Ненебоджо решил отправиться к бухте и там при первом удобном случае убить водяных духов. Прежде всего он задумался над тем, какой ему следует принять образ, чтобы застигнуть их врасплох. Он решил: «Лучше всего мне обернуться старой гнилой колодой». Сказано – сделано. Ненебоджо всегда имел при себе длинный посох; посредством этого посоха он и преобразился. Когда духи вышли из воды погреться на солнце, то один из них, заметив колоду, сказал своему товарищу: «Я раньше никогда не видел колоды на этом месте; не думаю, чтобы это был Ненебоджо». Тот отозвался: «Конечно, я и раньше видел здесь эту колоду». Тогда третий дух подошел к колоде, чтобы посмотреть, в чем дело. Он отломал кусок колоды и увидел, что она гнилая. Тут все духи успокоились и легли спать. Когда Ненебоджо показалось, что все они спят крепким сном, он ударил их палицей по голове. И вдруг видит: вода в озере поднимается. Он пустился бежать, но волны преследовали его. Зеленый дятел, попавшийся навстречу, показал ему дорогу к горе, где росла большая сосна. Ненебоджо взобрался на дерево и стал делать плот. Когда плот был готов, то вода дошла Ненебоджо до шеи. Тогда он взял с собой на плот по паре животных от всех пород, какие тогда существовали, и поплыл с ними.
Проплыв некоторое время по течению, Ненебоджо подумал про себя: «Наверное, вода уже никогда не спадет, так не лучше ли мне создать землю вновь». И вот он велел выдре нырнуть в воду и достать со дна немного земли; но выдра вернулась ни с чем. Затем он послал с той же целью бобра, но опять понапрасну. После этого он дал такое же поручение выхухоли, которая вернулась на поверхность воды с крепко сжатыми когтями. Разжав когти у зверя, Ненебоджо нашел в них несколько песчинок, да еще немного их оказалось в пасти выхухоли. Тогда он собрал вместе все найденные песчинки, высушил их и сдул в воду с помощью рога, которым обыкновенно созывал животных. И песчинки образовали остров. Ненебоджо увеличил остров и выслал ворона посмотреть, каковы его размеры. Но ворон больше не вернулся, и Ненебоджо решил послать сокола, самую быстрокрылую из всех птиц. Скоро сокол вернулся и на вопрос, не встретил ли он где-нибудь ворона, ответил, что видел его на берегу пожирающим трупы. Тогда Ненебоджо сказал: «Отныне у ворона не будет иной пищи, кроме той, что он украдет». Еще через некоторое время Ненебоджо отправил северного оленя узнать, велик ли остров. Олень вскоре вернулся и рассказал, что остров еще недостаточно велик. И Ненебоджо снова стал сдувать песок в воду, пока не сотворил всю землю.
«Черноногие» индейцы, другое алгонкинское племя, кочевавшее по восточным склонам Скалистых гор и в прериях у их подножия, сохранили аналогичное предание о доисторическом великом потопе. «В начале веков, – говорят они, – вся земля была покрыта водой и Старец плыл по ее поверхности на большом плоту со всеми животными. Однажды Старец приказал бобру нырнуть в воду и достать немного ила. Бобр опустился в бездну и долго искал, но не мог найти дна. Такие же попытки сделали нырок и выдра, но и для них вода оказалась слишком глубока. Наконец, выхухоль нырнула и так долго оставалась под водой, что ее уже считали утонувшей, но она полуживой выплыла на поверхность. Когда ее втащили на плот, то на одной из ее лапок оказалось немного ила, с помощью которого Старец создал мир, после чего сотворил людей».
Подобные предания широко распространены среди индейских племен Северо-Западной Канады, и притом не только тех, которые относятся к алгонкинской ветви. Так, индейцы алгонкинского племени кри рассказывают, что в начале мира жил старый колдун, по имени Виссакетчак, творивший чудеса. Но некое морское чудовище ненавидело старца и искало средство погубить его. Однажды, когда колдун плыл в своем челноке, чудовище своим хвостом взбаламутило море, так что поднявшиеся волны поглотили всю страну. Виссакетчак сделал большой плот и собрал туда по паре от всех животных и птиц и таким образом спас жизнь себе и другим созданиям. Но гигантская рыба продолжала хлестать море своим хвостом, и вода поднималась все выше и выше, пока не покрыла не только землю, но и высочайшие горы, и нигде не было видно ни одного клочка суши. Тогда Виссакетчак послал нырка достать земли с морского дна, но птица не могла дойти до дна и утонула. Виссакетчак послал выхухоль, которая долго оставалась под водой и вернулась с глоткой, полной морской тины. Виссакетчак взял тину, вылепил из нее небольшой круг, положил его на воду, и он поплыл. Круг был похож на гнездо, которое выхухоль строит себе на льду. Мало-помалу он разросся в холмик. Тогда Виссакетчак стал дуть на холмик, и, чем дольше он дул, тем больше разрастался холмик и, высушенный солнцем, превратился в плотную массу. Когда холмик достаточно разросся и отвердел, Виссакетчак высадил на него животных и сам поселился на созданной им таким образом суше, которая стала землей, где живут теперь люди.
Такой же рассказ передают дегрибы и индейцы-«невольники», два племени из группы тинне, принадлежащей к другой великой ветви индейских племен – атапаскской. Разница состоит лишь в том, что спасшегося от великого потопа они называют Чаневи. Плывя на плоту вместе с парами спасенных им животных всех пород, он заставил всех животных, умеющих плавать, в том числе и выдру и бобра, нырнуть в воду. Но никто из них не мог достать дна, кроме выхухоли, которая наконец вынырнула на поверхность с комком ила в когтях. Этот кусочек ила Чаневи своим дыханием увеличил и превратил в ту самую землю, какую мы видим теперь. Чаневи вновь поселил животных на земле, где они и стали жить по-прежнему; он также дал земле крепкую подпору, сделав ее тем самым прочной и неподвижной.
У другого индейского племени – гарскин («заячья шкурка»), из той же группы тинне, существует предание, что некий Куниан, что значит «мудрец», решил однажды сделать большой плот. На вопрос его сестры, которая была также и его женой, для чего он хочет строить плот, он ответил: «Когда наступит потоп, который я предвижу, то мы спасемся на плоту». Он сообщил о своем намерении другим людям на земле, но те его высмеяли, говоря: «Если будет потоп, то мы спасемся на деревьях». Тем не менее мудрец сделал большой плот, связав его веревками из древесных корней. И вот разразился потоп невиданной до тех пор силы. По всей земле хлынули потоки воды. Люди взбирались на деревья, однако вода их всюду настигала, и все они потонули. Но мудрец спокойно плыл на своем крепком и прочно связанном плоту. Во время плавания он заботился о будущем и собирал по паре от всех травоядных животных, от всех птиц и даже от всех хищных зверей, какие только ему попадались навстречу. «Ступайте сюда на мой плот, – говорил он им, – ибо скоро ничего не останется на земле». И действительно, вскоре все исчезло под водой, долгое время нельзя было и думать о том, чтобы поискать где-нибудь землю. Первой в пучину бросилась выхухоль, но не смогла найти дна и с трудом, еле живая, выбралась на поверхность. «Земли нигде нет», – сообщила она. Во второй раз она нырнула в воду и, вернувшись, сказала: «Я почуяла запах земли, но дойти до нее не могла». Когда дошла очередь до бобра, он также нырнул, долго оставался под водой и наконец выплыл наружу, задыхаясь и потеряв сознание, но сжимая в когтях кусочек ила.
Мудрец взял в руки ил, положил его на воду и, подув на него, сказал: «Я хочу, чтобы вновь появилась земля». После этого он стал дуть на комок ила, и вот комок начал расти. Мудрец посадил на ил птичку, и комок еще больше разросся. Он все дул и дул на комок, и комок все рос да рос, пока не превратился в плавучий остров. Тогда человек пустил на остров лисицу, которая в один день обошла весь остров кругом. Лисица ходила вокруг острова, и остров становился все больше и больше. Шесть раз лисица обежала вокруг острова, а когда она сделала седьмой круг, то земля стала так же велика, как была до потопа. Тогда мудрец высадил с плота всех животных на сушу, а затем и сам высадился с женой и сыном, говоря: «Теперь нам нужно, чтобы эта земля вновь заселилась». И она действительно заселилась. Но мудрецу оставалось преодолеть еще одно затруднение. Вода все еще не вошла в берега, и необходимо было спустить ее. Тут выпь пришла на помощь человеку. Она проглотила всю воду и, как бревно, лежала на берегу с огромным вздутым животом. Мудрец получил больше чем хотел: прежде воды было слишком много, а теперь ее стало чересчур мало. И он обратился к зуйку с просьбой помочь беде. «Выпь, – сказал он, – лежит вон там на солнце с брюхом, полным воды, проткни-ка ей брюхо». Хитрый зуек подошел к ничего не подозревавшей выпи и сказал ей: «Что, бабушка, у тебя, видно, живот болит?» – и провел тихонько лапой по больному месту выпи, как бы желая успокоить боль, но вдруг выпустил когти и вонзил их ей в живот. Ну и царапнул же он ее! Вода с бульканьем, пузырясь и пенясь, хлынула из брюха и потекла обратно в реки и озера. Так земля сделалась вновь обитаемой.
По мнению некоторых индейцев из группы тинне, потоп был вызван обильным выпадением снега в сентябре. Один старик предвидел катастрофу и предупреждал о ней своих близких, но безрезультатно. «Мы спасемся в горах», – отвечали они ему, но все потонули. Старик же построил себе лодку и, когда начался потоп, поплыл в ней, спасая всех попадавшихся по пути животных. Будучи не в состоянии переносить так долго жизнь на воде, он пустил в воду бобра, выдру, выхухоль и северную утку, велев им отыскать затопленную землю. Только северная утка вернулась назад с комочком тины. Человек положил комочек на воду и стал дуть на него, отчего комочек разросся в целый остров. В течение шести дней старик выпускал животных на растущий остров, а затем и сам ступил на берег. Другие индейцы группы тинне утверждают, что старик выпустил сперва ворона, который принялся жадно клевать плавающие на воде трупы и не вернулся назад. Тогда старик послал горлицу, которая дважды облетела вокруг земли, а в третий раз прилетела обратно, усталая, с еловой веткой в клюве. Эта последняя версия легенды носит на себе явные следы христианского влияния.
Сарси, другое индейское племя из той же обширной группы тинне, сохранили предание о потопе, которое мало отличается от преданий оджибве, кри и других канадских племен.
Когда мир был затоплен водой, остались в живых лишь два человека – мужчина и женщина; они спаслись на плоту, на котором собрали также животных и птиц всех пород. Мужчина велел бобру спуститься на дно, и животное принесло оттуда кусочек ила; из этого кусочка человек создал новый мир. Вначале мир был так мал, что даже маленькая птичка могла облететь его кругом, но он разрастался все больше и больше. «Сперва, – говорит рассказчик-индеец, – наш отец поселился в этом мире, потом появились мужчины, за ними женщины, а после них животные и, наконец, птицы. После этого наш отец сотворил реки, горы, деревья и все прочее, что мы видим теперь на свете». Когда индеец окончил свой рассказ, то белый, записавший с его слов это предание, заметил окружившим его индейцам-сарси, что у оджибве существует весьма сходное сказание, но с той лишь разницей, что не бобр, а выхухоль достала из-под воды комок земли. Замечание вызвало крики одобрения со стороны пяти или шести индейцев, сидевших кругом на корточках в шатре. «Да, да! – кричали они в один голос. – Человек неправильно рассказал тебе. То была выхухоль, именно выхухоль!»
В религии и мифологии тлинкитов, крупного индейского племени на Аляске, большую роль играет ворон, по туземному – Йел. Он был не только родоначальником клана воронов, но и творцом людей. Йел вызвал к жизни растения и поставил солнце, луну и звезды на их места. Но у него был злой дядя, который убил десять старших братьев Йела, утопив их или, по словам других индейцев, отрезав им головы ножом. К таким жестоким поступкам его побудила ревность, ибо у него была молодая жена, которую он очень любил, а по законам племени тлинкитов его племянники, сыновья его сестры, получили бы в наследство вдову, когда ему бы пришло время уйти из этой жизни. И как только Йел возмужал, ревнивый дядя попытался отделаться и от него тем же способом, каким он раньше отделался от его десяти старших братьев, но безуспешно. Ибо Йел не был обыкновенным сыном человеческим: мать зачала его от проглоченного ею круглого булыжника, который она нашла на морском берегу во время отлива; посредством другого камня ей удалось сделать ребенка неуязвимым. Поэтому когда дядя попытался отрезать голову племяннику обычным способом, то нож не причинил Йелу ни малейшего вреда. Однако неудача не обескуражила злодея, и он прибегнул к другому средству, чтобы погубить доблестного племянника. В бешенстве он воскликнул: «Да будет потоп!» И разразился потоп, отчего все горы покрылись водой. Тогда Йел облекся в свои крылья и перья, которые он по желанию мог снимать и надевать, и полетел к небу. Прикрепившись клювом к небесному своду, он висел десять дней, пока вода не поднялась так высоко, что стала лизать его крылья. Когда вода схлынула, он разжал свой клюв и сорвался с неба, упав в море на мягкие прибрежные водоросли. Морская выдра помогла ему выйти из опасного положения, в котором он очутился, и перенесла его на сушу. О том, что произошло с человечеством во время потопа, эта версия легенды не говорит ни слова.
По другой тлинкитской легенде, история великого потопа выглядит иначе. Потоп был причинен вороном, который поместил в преисподней женщину, поручив ей следить за приливом и отливом. Однажды он пожелал узнать, что делается на дне морском, и, чтобы пройти туда по суше, приказал женщине поднять морскую воду. При этом он предусмотрительно распорядился действовать медленно, дабы люди при наступлении потопа имели достаточно времени погрузить необходимые припасы и сесть в лодки. И вот море начало постепенно вздыматься, унося лодки с сидевшими в них людьми все выше и выше по склонам гор, где на вершинах, еще не затопленных водой, бродили медведи и другие дикие звери. Многие медведи подплывали к лодкам и старались вскарабкаться на борт, но собаки, которых люди взяли с собой на всякий случай, отгоняли медведей. Некоторые люди высадились на горных вершинах и здесь для защиты от воды построили стены, привязав к ним свои лодки с внутренней стороны. Они не могли захватить из дома много дров за недостатком места в лодках. Положение их было тяжелым и опасным. Они видели, как вырванные с корнем деревья неслись по бурному течению воды; огромные чудовищные рыбы и другие невиданные твари мчались мимо них, увлекаемые потопом. Наконец вода пошла на убыль, и люди стали спускаться с гор. Но все деревья были снесены потопом, и, оставшись без топлива, люди погибали от холода.
Когда ворон вернулся с морского дна и увидел, что рыбы лежат на суше, в горах и по речным берегам, то сказал им: «Оставайтесь здесь и превратитесь в камни». И рыбы превратились в камни. А когда он встречал спускающихся с гор людей, то говорил им также: «Превращайтесь в камни тут же на месте». И люди превращались в камни. Истребив таким образом весь людской род, ворон снова сотворил его из древесных листьев. Из того, что ворону пришлось создать заново нынешнее человечество из листьев, само собой вытекает, что он превратил в камни всех без исключения людей, переживших великий потоп. Вот почему до сих пор так много людей умирает осенью во время листопада: когда вянут и опадают цветы и листья, мы также, подобно им, расстаемся с жизнью.
Тлинкиты, или колоши, как их называли русские, передают и другое предание о всемирном потопе, во время которого люди спаслись в большом плавучем ковчеге; когда вода пошла на убыль, ковчег разбился о скалу пополам, отчего произошло разделение языков. Тлинкиты – это одна половина всего населения, укрывшегося в ковчеге, а остальные народы – другая. Легенда эта, по-видимому, христианского происхождения, так как содержит в себе смешение двух сказаний – о Ноевом ковчеге и о вавилонской башне.
Индейское племя хайда, живущее на островах Королевы Шарлотты, хранит предание о том, что «когда-то в давние времена был великий потоп, от которого погибли все люди и животные, кроме одного лишь ворона. Но ворон тот не был обыкновенной птицей, а обладал в значительной степени, как и все другие животные в древнеиндейских сказаниях, человеческими свойствами. Свой убор из перьев, например, он мог по желанию снимать с себя и вновь надевать, как одежду. По одной версии предания, он был даже рожден от женщины, которая не имела мужа. Она сделала для ворона лук и стрелы. Когда ворон вырос, он этими стрелами убивал птиц, и из их шкурок мать сшила ему плащ или покрывало. Имя ворона было Не-кил-стлас. После потопа ворон нигде не мог найти ни товарища, ни подруги и стал очень тяготиться одиночеством. Наконец он достал на взморье гребенчатую раковину (Cardium nuttalli) и женился на ней, но и после того мысль о товарище все еще не покидала его. Скоро он услышал в раковине слабый крик, как у новорожденного ребенка; постепенно крик становился все громче, пока не показался младенец женского пола. Когда девочка со временем выросла, ворон взял ее себе в жены, и от них пошли все индейцы, заселившие страну».
Индейцы, живущие в долине реки Томсон в Британской Колумбии, рассказывают о бывшем некогда великом потопе, наводнившем всю страну, за исключением вершин нескольких высочайших гор. Индейцы полагают, хотя и не вполне в том уверены, что потоп был вызван тремя братьями, по имени Коаклкал; они исходили всю страну из конца в конец, творя чудеса и превращая одни вещи в другие, пока сами не были превращены в камни. Но как бы то ни было, от потопа погибло все живое, за исключением степного волка и трех человек. Степной волк остался в живых потому, что обернулся поленом и в таком виде поплыл по воде, а люди спаслись в лодке, которую унесло течением к горам Нзукески. Впоследствии они вместе с лодкой были обращены в камни, и до сих пор их можно видеть сидящими все там же в виде камней. А волк, когда потоп миновал, остался лежать на сухом побережье поленом, образ которого он так ловко принял в нужный момент. Наконец он принял свое естественное обличье, стал оглядываться вокруг и увидел, что находится в долине реки Томсон. Он взял себе в жены деревья, и от этого союза произошли теперешние индейцы. До потопа в горах не было ни рек, ни озер и никакой рыбы. Когда же воды потопа стали спадать, то они оставили озера в горных пещерах, а реки потекли от них к морю. Поэтому-то мы теперь встречаем озера в горах, а в озерах находим рыбу. Таким образом, мы видим, что легенда томсонских индейцев была придумана, вероятно, для того, чтобы объяснить происхождение горных озер. Первобытный мыслитель полагал, что они появились как следствие великого потопа, во время спада воды, т. е. так же, как те скопления воды, которые образуются на морском берегу после отлива в углублениях скал.
Легенды о великом потопе имелись, по-видимому, и у индейских племен штата Вашингтон. Так, по словам индейцев из племени твана, живущих у бухты Педжетсунд, во время оно народ за свои грехи был наказан великим потопом, вся страна была залита водой, кроме одной горы. Люди сперва спасались в лодках у высочайшей вершины Олимпа, горной цепи в штате, а когда вода поднялась выше этой горы, они привязали свои лодки длинными веревками к самому высокому дереву. Но вода затопила и дерево. Тогда некоторые лодки оторвались от дерева и были унесены течением на запад. И теперь там еще живут потомки тех спасшихся в лодках людей – племя, говорящее на языке, сходном с тем, на котором говорит тванское племя. Вот почему это последнее теперь так малочисленно. Саму гору, к которой люди привязали тогда свои лодки, индейцы называют «прикрепой». В предании фигурирует еще голубь, вылетевший, чтобы посмотреть на погибших в потопе.
Но во время своих колдовских действий по случаю предстоящей великой катастрофы Вис упустил из виду одно условие, необходимое для восстановления мира после потопа. У него не было ни одного комка земли, которым он мог бы воспользоваться как ядром, чтобы вновь создать сушу среди водной пустыни. И теперь Вис стал искать кусочек земли. Он привязал веревку к ноге нырка, велел ему спуститься в пучину вод и во что бы то ни стало достать до дна, хотя бы для этого тому пришлось погибнуть. «Потому что, – сказал он птице, – если ты даже утонешь, не велика беда: мне нетрудно будет вернуть тебя к жизни». Ободренная таким обещанием, птица ринулась в воду, точно брошенный камень, потянув за собою веревку. Когда веревка перестала опускаться, Вис вытащил ее из воды, привязанная птица оказалась мертвой. Возвращенный надлежащим образом к жизни, нырок рассказал Вису, что не нашел дна. Потом Вис послал выдру с тем же поручением, но выдру постигла та же участь, что и нырка. Тогда Вис отправил бобра, который тоже утонул, но был колдуном оживлен известным ему способом и сообщил, что видел верхушки деревьев, но глубже спуститься не мог. Наконец, Вис пустил в воду крысу, привязанную к камню. Крыса и камень погрузились в воду, но веревка скоро ослабла. Вис вытащил веревку и на конце ее увидел мертвую крысу, сжимающую в когтях горсть земли. Теперь Вис имел все, что ему нужно было. Он оживил крысу и, размяв и высушив принесенную ею землю, стал дуть на нее до тех пор, пока она не разрослась до больших размеров. Полагая, что теперь имеется достаточно суши, Вис послал на разведку волка, который скоро вернулся и доложил, что мир еще невелик. Вис опять дул на землю долгое время и потом послал ворону. Видя, что ворона не возвращается, Вис понял, что земля теперь стала обширна и места хватит всем. Тогда он вместе с животными высадился из лодки.
Другая, более краткая версия того же предания – с незначительными вариациями – была записана среди индейцев оджибве на юго-востоке Онтарио. Версия эта такова. Некий Ненебоджо жил со своим братом в лесу. Ежедневно он уходил на охоту, а брат оставался дома. Возвратившись однажды вечером с охоты, он не застал брата и пошел искать его, но нигде не мог найти. На следующее утро он снова отправился на розыски. Проходя по берегу озера, он вдруг увидел зимородка, который сидел на свесившейся над водой ветке дерева и внимательно глядел в воду под веткой. «Почему ты так пристально смотришь?» – спросил Ненебоджо. Но птица притворилась, что не слышит. Тогда Ненебоджо снова сказал: «Если ты поведаешь мне, на что ты смотришь, то я сделаю тебя красивой птицей; я раскрашу твои перья». Зимородок охотно согласился на это предложение и, лишь только Ненебоджо раскрасил ему перья, сказал: «Я смотрю на брата Ненебоджо, которого водяные духи убили, а из кожи его сделали завесу для дверей». Ненебоджо спросил: «Где эти водяные духи выходят на берег, чтобы погреться на солнце?» Птица ответила: «Они всегда греются на солнце вон там у бухты, где песок бывает совершенно сухой».
Ненебоджо решил отправиться к бухте и там при первом удобном случае убить водяных духов. Прежде всего он задумался над тем, какой ему следует принять образ, чтобы застигнуть их врасплох. Он решил: «Лучше всего мне обернуться старой гнилой колодой». Сказано – сделано. Ненебоджо всегда имел при себе длинный посох; посредством этого посоха он и преобразился. Когда духи вышли из воды погреться на солнце, то один из них, заметив колоду, сказал своему товарищу: «Я раньше никогда не видел колоды на этом месте; не думаю, чтобы это был Ненебоджо». Тот отозвался: «Конечно, я и раньше видел здесь эту колоду». Тогда третий дух подошел к колоде, чтобы посмотреть, в чем дело. Он отломал кусок колоды и увидел, что она гнилая. Тут все духи успокоились и легли спать. Когда Ненебоджо показалось, что все они спят крепким сном, он ударил их палицей по голове. И вдруг видит: вода в озере поднимается. Он пустился бежать, но волны преследовали его. Зеленый дятел, попавшийся навстречу, показал ему дорогу к горе, где росла большая сосна. Ненебоджо взобрался на дерево и стал делать плот. Когда плот был готов, то вода дошла Ненебоджо до шеи. Тогда он взял с собой на плот по паре животных от всех пород, какие тогда существовали, и поплыл с ними.
Проплыв некоторое время по течению, Ненебоджо подумал про себя: «Наверное, вода уже никогда не спадет, так не лучше ли мне создать землю вновь». И вот он велел выдре нырнуть в воду и достать со дна немного земли; но выдра вернулась ни с чем. Затем он послал с той же целью бобра, но опять понапрасну. После этого он дал такое же поручение выхухоли, которая вернулась на поверхность воды с крепко сжатыми когтями. Разжав когти у зверя, Ненебоджо нашел в них несколько песчинок, да еще немного их оказалось в пасти выхухоли. Тогда он собрал вместе все найденные песчинки, высушил их и сдул в воду с помощью рога, которым обыкновенно созывал животных. И песчинки образовали остров. Ненебоджо увеличил остров и выслал ворона посмотреть, каковы его размеры. Но ворон больше не вернулся, и Ненебоджо решил послать сокола, самую быстрокрылую из всех птиц. Скоро сокол вернулся и на вопрос, не встретил ли он где-нибудь ворона, ответил, что видел его на берегу пожирающим трупы. Тогда Ненебоджо сказал: «Отныне у ворона не будет иной пищи, кроме той, что он украдет». Еще через некоторое время Ненебоджо отправил северного оленя узнать, велик ли остров. Олень вскоре вернулся и рассказал, что остров еще недостаточно велик. И Ненебоджо снова стал сдувать песок в воду, пока не сотворил всю землю.
«Черноногие» индейцы, другое алгонкинское племя, кочевавшее по восточным склонам Скалистых гор и в прериях у их подножия, сохранили аналогичное предание о доисторическом великом потопе. «В начале веков, – говорят они, – вся земля была покрыта водой и Старец плыл по ее поверхности на большом плоту со всеми животными. Однажды Старец приказал бобру нырнуть в воду и достать немного ила. Бобр опустился в бездну и долго искал, но не мог найти дна. Такие же попытки сделали нырок и выдра, но и для них вода оказалась слишком глубока. Наконец, выхухоль нырнула и так долго оставалась под водой, что ее уже считали утонувшей, но она полуживой выплыла на поверхность. Когда ее втащили на плот, то на одной из ее лапок оказалось немного ила, с помощью которого Старец создал мир, после чего сотворил людей».
Подобные предания широко распространены среди индейских племен Северо-Западной Канады, и притом не только тех, которые относятся к алгонкинской ветви. Так, индейцы алгонкинского племени кри рассказывают, что в начале мира жил старый колдун, по имени Виссакетчак, творивший чудеса. Но некое морское чудовище ненавидело старца и искало средство погубить его. Однажды, когда колдун плыл в своем челноке, чудовище своим хвостом взбаламутило море, так что поднявшиеся волны поглотили всю страну. Виссакетчак сделал большой плот и собрал туда по паре от всех животных и птиц и таким образом спас жизнь себе и другим созданиям. Но гигантская рыба продолжала хлестать море своим хвостом, и вода поднималась все выше и выше, пока не покрыла не только землю, но и высочайшие горы, и нигде не было видно ни одного клочка суши. Тогда Виссакетчак послал нырка достать земли с морского дна, но птица не могла дойти до дна и утонула. Виссакетчак послал выхухоль, которая долго оставалась под водой и вернулась с глоткой, полной морской тины. Виссакетчак взял тину, вылепил из нее небольшой круг, положил его на воду, и он поплыл. Круг был похож на гнездо, которое выхухоль строит себе на льду. Мало-помалу он разросся в холмик. Тогда Виссакетчак стал дуть на холмик, и, чем дольше он дул, тем больше разрастался холмик и, высушенный солнцем, превратился в плотную массу. Когда холмик достаточно разросся и отвердел, Виссакетчак высадил на него животных и сам поселился на созданной им таким образом суше, которая стала землей, где живут теперь люди.
Такой же рассказ передают дегрибы и индейцы-«невольники», два племени из группы тинне, принадлежащей к другой великой ветви индейских племен – атапаскской. Разница состоит лишь в том, что спасшегося от великого потопа они называют Чаневи. Плывя на плоту вместе с парами спасенных им животных всех пород, он заставил всех животных, умеющих плавать, в том числе и выдру и бобра, нырнуть в воду. Но никто из них не мог достать дна, кроме выхухоли, которая наконец вынырнула на поверхность с комком ила в когтях. Этот кусочек ила Чаневи своим дыханием увеличил и превратил в ту самую землю, какую мы видим теперь. Чаневи вновь поселил животных на земле, где они и стали жить по-прежнему; он также дал земле крепкую подпору, сделав ее тем самым прочной и неподвижной.
У другого индейского племени – гарскин («заячья шкурка»), из той же группы тинне, существует предание, что некий Куниан, что значит «мудрец», решил однажды сделать большой плот. На вопрос его сестры, которая была также и его женой, для чего он хочет строить плот, он ответил: «Когда наступит потоп, который я предвижу, то мы спасемся на плоту». Он сообщил о своем намерении другим людям на земле, но те его высмеяли, говоря: «Если будет потоп, то мы спасемся на деревьях». Тем не менее мудрец сделал большой плот, связав его веревками из древесных корней. И вот разразился потоп невиданной до тех пор силы. По всей земле хлынули потоки воды. Люди взбирались на деревья, однако вода их всюду настигала, и все они потонули. Но мудрец спокойно плыл на своем крепком и прочно связанном плоту. Во время плавания он заботился о будущем и собирал по паре от всех травоядных животных, от всех птиц и даже от всех хищных зверей, какие только ему попадались навстречу. «Ступайте сюда на мой плот, – говорил он им, – ибо скоро ничего не останется на земле». И действительно, вскоре все исчезло под водой, долгое время нельзя было и думать о том, чтобы поискать где-нибудь землю. Первой в пучину бросилась выхухоль, но не смогла найти дна и с трудом, еле живая, выбралась на поверхность. «Земли нигде нет», – сообщила она. Во второй раз она нырнула в воду и, вернувшись, сказала: «Я почуяла запах земли, но дойти до нее не могла». Когда дошла очередь до бобра, он также нырнул, долго оставался под водой и наконец выплыл наружу, задыхаясь и потеряв сознание, но сжимая в когтях кусочек ила.
Мудрец взял в руки ил, положил его на воду и, подув на него, сказал: «Я хочу, чтобы вновь появилась земля». После этого он стал дуть на комок ила, и вот комок начал расти. Мудрец посадил на ил птичку, и комок еще больше разросся. Он все дул и дул на комок, и комок все рос да рос, пока не превратился в плавучий остров. Тогда человек пустил на остров лисицу, которая в один день обошла весь остров кругом. Лисица ходила вокруг острова, и остров становился все больше и больше. Шесть раз лисица обежала вокруг острова, а когда она сделала седьмой круг, то земля стала так же велика, как была до потопа. Тогда мудрец высадил с плота всех животных на сушу, а затем и сам высадился с женой и сыном, говоря: «Теперь нам нужно, чтобы эта земля вновь заселилась». И она действительно заселилась. Но мудрецу оставалось преодолеть еще одно затруднение. Вода все еще не вошла в берега, и необходимо было спустить ее. Тут выпь пришла на помощь человеку. Она проглотила всю воду и, как бревно, лежала на берегу с огромным вздутым животом. Мудрец получил больше чем хотел: прежде воды было слишком много, а теперь ее стало чересчур мало. И он обратился к зуйку с просьбой помочь беде. «Выпь, – сказал он, – лежит вон там на солнце с брюхом, полным воды, проткни-ка ей брюхо». Хитрый зуек подошел к ничего не подозревавшей выпи и сказал ей: «Что, бабушка, у тебя, видно, живот болит?» – и провел тихонько лапой по больному месту выпи, как бы желая успокоить боль, но вдруг выпустил когти и вонзил их ей в живот. Ну и царапнул же он ее! Вода с бульканьем, пузырясь и пенясь, хлынула из брюха и потекла обратно в реки и озера. Так земля сделалась вновь обитаемой.
По мнению некоторых индейцев из группы тинне, потоп был вызван обильным выпадением снега в сентябре. Один старик предвидел катастрофу и предупреждал о ней своих близких, но безрезультатно. «Мы спасемся в горах», – отвечали они ему, но все потонули. Старик же построил себе лодку и, когда начался потоп, поплыл в ней, спасая всех попадавшихся по пути животных. Будучи не в состоянии переносить так долго жизнь на воде, он пустил в воду бобра, выдру, выхухоль и северную утку, велев им отыскать затопленную землю. Только северная утка вернулась назад с комочком тины. Человек положил комочек на воду и стал дуть на него, отчего комочек разросся в целый остров. В течение шести дней старик выпускал животных на растущий остров, а затем и сам ступил на берег. Другие индейцы группы тинне утверждают, что старик выпустил сперва ворона, который принялся жадно клевать плавающие на воде трупы и не вернулся назад. Тогда старик послал горлицу, которая дважды облетела вокруг земли, а в третий раз прилетела обратно, усталая, с еловой веткой в клюве. Эта последняя версия легенды носит на себе явные следы христианского влияния.
Сарси, другое индейское племя из той же обширной группы тинне, сохранили предание о потопе, которое мало отличается от преданий оджибве, кри и других канадских племен.
Когда мир был затоплен водой, остались в живых лишь два человека – мужчина и женщина; они спаслись на плоту, на котором собрали также животных и птиц всех пород. Мужчина велел бобру спуститься на дно, и животное принесло оттуда кусочек ила; из этого кусочка человек создал новый мир. Вначале мир был так мал, что даже маленькая птичка могла облететь его кругом, но он разрастался все больше и больше. «Сперва, – говорит рассказчик-индеец, – наш отец поселился в этом мире, потом появились мужчины, за ними женщины, а после них животные и, наконец, птицы. После этого наш отец сотворил реки, горы, деревья и все прочее, что мы видим теперь на свете». Когда индеец окончил свой рассказ, то белый, записавший с его слов это предание, заметил окружившим его индейцам-сарси, что у оджибве существует весьма сходное сказание, но с той лишь разницей, что не бобр, а выхухоль достала из-под воды комок земли. Замечание вызвало крики одобрения со стороны пяти или шести индейцев, сидевших кругом на корточках в шатре. «Да, да! – кричали они в один голос. – Человек неправильно рассказал тебе. То была выхухоль, именно выхухоль!»
В религии и мифологии тлинкитов, крупного индейского племени на Аляске, большую роль играет ворон, по туземному – Йел. Он был не только родоначальником клана воронов, но и творцом людей. Йел вызвал к жизни растения и поставил солнце, луну и звезды на их места. Но у него был злой дядя, который убил десять старших братьев Йела, утопив их или, по словам других индейцев, отрезав им головы ножом. К таким жестоким поступкам его побудила ревность, ибо у него была молодая жена, которую он очень любил, а по законам племени тлинкитов его племянники, сыновья его сестры, получили бы в наследство вдову, когда ему бы пришло время уйти из этой жизни. И как только Йел возмужал, ревнивый дядя попытался отделаться и от него тем же способом, каким он раньше отделался от его десяти старших братьев, но безуспешно. Ибо Йел не был обыкновенным сыном человеческим: мать зачала его от проглоченного ею круглого булыжника, который она нашла на морском берегу во время отлива; посредством другого камня ей удалось сделать ребенка неуязвимым. Поэтому когда дядя попытался отрезать голову племяннику обычным способом, то нож не причинил Йелу ни малейшего вреда. Однако неудача не обескуражила злодея, и он прибегнул к другому средству, чтобы погубить доблестного племянника. В бешенстве он воскликнул: «Да будет потоп!» И разразился потоп, отчего все горы покрылись водой. Тогда Йел облекся в свои крылья и перья, которые он по желанию мог снимать и надевать, и полетел к небу. Прикрепившись клювом к небесному своду, он висел десять дней, пока вода не поднялась так высоко, что стала лизать его крылья. Когда вода схлынула, он разжал свой клюв и сорвался с неба, упав в море на мягкие прибрежные водоросли. Морская выдра помогла ему выйти из опасного положения, в котором он очутился, и перенесла его на сушу. О том, что произошло с человечеством во время потопа, эта версия легенды не говорит ни слова.
По другой тлинкитской легенде, история великого потопа выглядит иначе. Потоп был причинен вороном, который поместил в преисподней женщину, поручив ей следить за приливом и отливом. Однажды он пожелал узнать, что делается на дне морском, и, чтобы пройти туда по суше, приказал женщине поднять морскую воду. При этом он предусмотрительно распорядился действовать медленно, дабы люди при наступлении потопа имели достаточно времени погрузить необходимые припасы и сесть в лодки. И вот море начало постепенно вздыматься, унося лодки с сидевшими в них людьми все выше и выше по склонам гор, где на вершинах, еще не затопленных водой, бродили медведи и другие дикие звери. Многие медведи подплывали к лодкам и старались вскарабкаться на борт, но собаки, которых люди взяли с собой на всякий случай, отгоняли медведей. Некоторые люди высадились на горных вершинах и здесь для защиты от воды построили стены, привязав к ним свои лодки с внутренней стороны. Они не могли захватить из дома много дров за недостатком места в лодках. Положение их было тяжелым и опасным. Они видели, как вырванные с корнем деревья неслись по бурному течению воды; огромные чудовищные рыбы и другие невиданные твари мчались мимо них, увлекаемые потопом. Наконец вода пошла на убыль, и люди стали спускаться с гор. Но все деревья были снесены потопом, и, оставшись без топлива, люди погибали от холода.
Когда ворон вернулся с морского дна и увидел, что рыбы лежат на суше, в горах и по речным берегам, то сказал им: «Оставайтесь здесь и превратитесь в камни». И рыбы превратились в камни. А когда он встречал спускающихся с гор людей, то говорил им также: «Превращайтесь в камни тут же на месте». И люди превращались в камни. Истребив таким образом весь людской род, ворон снова сотворил его из древесных листьев. Из того, что ворону пришлось создать заново нынешнее человечество из листьев, само собой вытекает, что он превратил в камни всех без исключения людей, переживших великий потоп. Вот почему до сих пор так много людей умирает осенью во время листопада: когда вянут и опадают цветы и листья, мы также, подобно им, расстаемся с жизнью.
Тлинкиты, или колоши, как их называли русские, передают и другое предание о всемирном потопе, во время которого люди спаслись в большом плавучем ковчеге; когда вода пошла на убыль, ковчег разбился о скалу пополам, отчего произошло разделение языков. Тлинкиты – это одна половина всего населения, укрывшегося в ковчеге, а остальные народы – другая. Легенда эта, по-видимому, христианского происхождения, так как содержит в себе смешение двух сказаний – о Ноевом ковчеге и о вавилонской башне.
Индейское племя хайда, живущее на островах Королевы Шарлотты, хранит предание о том, что «когда-то в давние времена был великий потоп, от которого погибли все люди и животные, кроме одного лишь ворона. Но ворон тот не был обыкновенной птицей, а обладал в значительной степени, как и все другие животные в древнеиндейских сказаниях, человеческими свойствами. Свой убор из перьев, например, он мог по желанию снимать с себя и вновь надевать, как одежду. По одной версии предания, он был даже рожден от женщины, которая не имела мужа. Она сделала для ворона лук и стрелы. Когда ворон вырос, он этими стрелами убивал птиц, и из их шкурок мать сшила ему плащ или покрывало. Имя ворона было Не-кил-стлас. После потопа ворон нигде не мог найти ни товарища, ни подруги и стал очень тяготиться одиночеством. Наконец он достал на взморье гребенчатую раковину (Cardium nuttalli) и женился на ней, но и после того мысль о товарище все еще не покидала его. Скоро он услышал в раковине слабый крик, как у новорожденного ребенка; постепенно крик становился все громче, пока не показался младенец женского пола. Когда девочка со временем выросла, ворон взял ее себе в жены, и от них пошли все индейцы, заселившие страну».
Индейцы, живущие в долине реки Томсон в Британской Колумбии, рассказывают о бывшем некогда великом потопе, наводнившем всю страну, за исключением вершин нескольких высочайших гор. Индейцы полагают, хотя и не вполне в том уверены, что потоп был вызван тремя братьями, по имени Коаклкал; они исходили всю страну из конца в конец, творя чудеса и превращая одни вещи в другие, пока сами не были превращены в камни. Но как бы то ни было, от потопа погибло все живое, за исключением степного волка и трех человек. Степной волк остался в живых потому, что обернулся поленом и в таком виде поплыл по воде, а люди спаслись в лодке, которую унесло течением к горам Нзукески. Впоследствии они вместе с лодкой были обращены в камни, и до сих пор их можно видеть сидящими все там же в виде камней. А волк, когда потоп миновал, остался лежать на сухом побережье поленом, образ которого он так ловко принял в нужный момент. Наконец он принял свое естественное обличье, стал оглядываться вокруг и увидел, что находится в долине реки Томсон. Он взял себе в жены деревья, и от этого союза произошли теперешние индейцы. До потопа в горах не было ни рек, ни озер и никакой рыбы. Когда же воды потопа стали спадать, то они оставили озера в горных пещерах, а реки потекли от них к морю. Поэтому-то мы теперь встречаем озера в горах, а в озерах находим рыбу. Таким образом, мы видим, что легенда томсонских индейцев была придумана, вероятно, для того, чтобы объяснить происхождение горных озер. Первобытный мыслитель полагал, что они появились как следствие великого потопа, во время спада воды, т. е. так же, как те скопления воды, которые образуются на морском берегу после отлива в углублениях скал.
Легенды о великом потопе имелись, по-видимому, и у индейских племен штата Вашингтон. Так, по словам индейцев из племени твана, живущих у бухты Педжетсунд, во время оно народ за свои грехи был наказан великим потопом, вся страна была залита водой, кроме одной горы. Люди сперва спасались в лодках у высочайшей вершины Олимпа, горной цепи в штате, а когда вода поднялась выше этой горы, они привязали свои лодки длинными веревками к самому высокому дереву. Но вода затопила и дерево. Тогда некоторые лодки оторвались от дерева и были унесены течением на запад. И теперь там еще живут потомки тех спасшихся в лодках людей – племя, говорящее на языке, сходном с тем, на котором говорит тванское племя. Вот почему это последнее теперь так малочисленно. Саму гору, к которой люди привязали тогда свои лодки, индейцы называют «прикрепой». В предании фигурирует еще голубь, вылетевший, чтобы посмотреть на погибших в потопе.