Страница:
Зевс опять-таки управлял не только дождем, но громом и молнией. В Олимпин и других местах поклонялись Зевсу Громовержцу, а в Афинах на городской стене имелся жертвенный очаг Зевса Молниеносца, где в определенное время года должностные лица жреческого звания следили за молниями над горой Парнасом. Греки, как правило, обносили пораженные молнией места оградой и посвящали их Зевсу Низвергателю, ни сходящему с небес во вспышке молнии. В этих огражденных местах устанавливались алтари, и на них приносились жертвы. Из надписей явствует, что в Афинах существовало несколько таких мест.
Если уж древнегреческие цари претендовали на то, чтобы быть потомками Зевса и даже носить его имя, можно с основанием допустить, что они также пытались осуществлять божественные функции, то есть вызывать молнию и дождь на благо своего народа или для устрашения врагов. В этом смысле предание о Салмонее, возможно, отражает притязания целого класса царьков, каждый из которых в старину правил небольшой областью в покрытых дубравами горах Греции. От них, как и от ирландских королей, ожидали плодородия почвы и плодовитости скота. А могли ли они отвечать этим ожиданиям лучше, нежели исполняя роль Зевса, великого бога дуба, грома и дождя? Они олицетворяли Зевса так же, как италийские цари олицетворяли Юпитера.
В древней Италии все дубы были посвящены Юпитеру италийскому, двойнику Зевса, а в Риме на Капитолии ему поклонялись как божеству не только дуба, но дождя и грома. Один римский писатель, противопоставляя добрые старые времена веку, когда «никто не почитает небо за небо и ни во что не ставит Юпитера», рассказывает нам, как во время оно благородные матроны босиком, с распущенными волосами, но с чистыми помыслами поднимались по склону Капитолийского холма и молили Юпитера о дожде. И тут же, продолжает он, дождь начинал лить как из ведра, и все возвращались промокшими до нитки. «Но ныне, — восклицает он, — мы уже не религиозны. Поэтому и сохнут поля».
Переходя из Южной Европы в Центральную, мы сталкиваемся с великим богом дуба и грома у варварских народов арийской расы, которые жили в обширных дремучих лесах. Так, у кельтов Галии друиды считали более всего священной омелу и дуб, на котором она произрастает. Для совершения торжественных служб они выбирали дубовые рощи и ни одного обряда не справляли без дубовых листьев. «Кельты, — пишет греческий автор, — поклоняются Зевсу, а кельтским символом Зевса является высокий дуб». Кельтские завоеватели, которые поселились в Азии в III веке до нашей эры, видимо, принесли с собой на новую родину культ дуба. В самом сердце Малой Азии галатский сенат собирался в местечке, которое носило типично кельтское название «священная дубовая роща» или «храм из дубового дерева». Специалисты считают, что само слово «друиды» означает «люди дуба».
Почитание священных рощ, как видно, имело первостепенное значение в религии древних германцев; главным священным деревом у них, согласно Гримму, был дуб. Он, вероятно, был посвящен богу грома Донару или Тунару, равнозначному норвежскому Тору. Священный дуб неподалеку от Гейсмара в Гессене, который Бонифаций52 срубил в VIII веке, носил среди язычников имя дуба Юпитера, что по-старонемецки читалось: Donares eih — «дуб Донара». Что тевтонский бог грома Донар, Тунар, Тор отождествлялся с италийским богом грома Юпитером, явствует из английского слова Thursday (четверг), «день Тунара», что является простым переводом латинского выражения «dies Iovis». Итак, у древних тевтонцев, так же как у греков и италийцев, бог дуба был также богом грома. Более того, в нем видели великую оплодотворяющую силу, которая посылает дождь и заставляет землю приносить плоды. Так, Адам Бременский53 рассказывает нам, что «Тор царит в воздухе: это он управляет громом и молнией, ветром и дождем, хорошей погодой и урожаем». В этом тевтонский бог грома опять-таки похож на своих южных собратьев Зевса и Юпитера.
У славян дуб, видимо, также был священным деревом бога грома Перуна, подобия Зевса и Юпитера. Известно, что в Новгороде когда-то стояла статуя Перуна в виде человека с громовым камнем в руке. В его честь день и ночь горел костер из дубовых поленьев, а если он угасал, то служители за недосмотр обрекались на смерть. Подобно Зевсу и Юпитеру, Перун, кажется, был главным божеством своего народа. Прокопий рассказывает, что славяне «верили, что единый бог, создатель молнии, был владыкой всех вещей, и приносили ему в жертву быков и другую живность».
Главным божеством литовцев был бог грома и молнии Перкунас или Перкунс, сходство которого с Зевсом и Юпитером часто отмечалось. Ему были посвящены дубовые деревья, и, когда христианские миссионеры вырубали их, местные жители открыто выражали недовольство тем, что подвергаются разрушению их лесные божества. В честь Перкунаса горели вечные огни, поддерживаемые древесиной определенных дубовых деревьев; если такой огонь угасал, его вновь зажигали путем трения кусков священного дерева. Чтобы урожай был хорошим, мужчины приносили жертвы дубам, а женщины — липам. Из этого можно заключить, что в дубах они видели существа мужского пола, а в липах — женского. Когда во время засухи литовцы нуждались в дожде, в лесной чаще богу молнии обычно приносили в жертву черную телку, черного козла и черного петуха. В таких случаях огромные толпы людей собирались со всей округи, пили, ели и взывали к Перкунасу. Они трижды обносили кубок с пивом вокруг огня, а затем выливали жидкость в пламя, молясь богу о ниспослании ливней. Так что главный бог литовцев, бог дуба, грома и дождя, очень схож с Зевсом и Юпитером.
Из этого обзора следует, что богу дуба, грома и дождя в старину поклонялись все основные ответвления арийской расы в Европе и что он был главным божеством их пантеона.
Глава XVI
Глава ХVII
Если уж древнегреческие цари претендовали на то, чтобы быть потомками Зевса и даже носить его имя, можно с основанием допустить, что они также пытались осуществлять божественные функции, то есть вызывать молнию и дождь на благо своего народа или для устрашения врагов. В этом смысле предание о Салмонее, возможно, отражает притязания целого класса царьков, каждый из которых в старину правил небольшой областью в покрытых дубравами горах Греции. От них, как и от ирландских королей, ожидали плодородия почвы и плодовитости скота. А могли ли они отвечать этим ожиданиям лучше, нежели исполняя роль Зевса, великого бога дуба, грома и дождя? Они олицетворяли Зевса так же, как италийские цари олицетворяли Юпитера.
В древней Италии все дубы были посвящены Юпитеру италийскому, двойнику Зевса, а в Риме на Капитолии ему поклонялись как божеству не только дуба, но дождя и грома. Один римский писатель, противопоставляя добрые старые времена веку, когда «никто не почитает небо за небо и ни во что не ставит Юпитера», рассказывает нам, как во время оно благородные матроны босиком, с распущенными волосами, но с чистыми помыслами поднимались по склону Капитолийского холма и молили Юпитера о дожде. И тут же, продолжает он, дождь начинал лить как из ведра, и все возвращались промокшими до нитки. «Но ныне, — восклицает он, — мы уже не религиозны. Поэтому и сохнут поля».
Переходя из Южной Европы в Центральную, мы сталкиваемся с великим богом дуба и грома у варварских народов арийской расы, которые жили в обширных дремучих лесах. Так, у кельтов Галии друиды считали более всего священной омелу и дуб, на котором она произрастает. Для совершения торжественных служб они выбирали дубовые рощи и ни одного обряда не справляли без дубовых листьев. «Кельты, — пишет греческий автор, — поклоняются Зевсу, а кельтским символом Зевса является высокий дуб». Кельтские завоеватели, которые поселились в Азии в III веке до нашей эры, видимо, принесли с собой на новую родину культ дуба. В самом сердце Малой Азии галатский сенат собирался в местечке, которое носило типично кельтское название «священная дубовая роща» или «храм из дубового дерева». Специалисты считают, что само слово «друиды» означает «люди дуба».
Почитание священных рощ, как видно, имело первостепенное значение в религии древних германцев; главным священным деревом у них, согласно Гримму, был дуб. Он, вероятно, был посвящен богу грома Донару или Тунару, равнозначному норвежскому Тору. Священный дуб неподалеку от Гейсмара в Гессене, который Бонифаций52 срубил в VIII веке, носил среди язычников имя дуба Юпитера, что по-старонемецки читалось: Donares eih — «дуб Донара». Что тевтонский бог грома Донар, Тунар, Тор отождествлялся с италийским богом грома Юпитером, явствует из английского слова Thursday (четверг), «день Тунара», что является простым переводом латинского выражения «dies Iovis». Итак, у древних тевтонцев, так же как у греков и италийцев, бог дуба был также богом грома. Более того, в нем видели великую оплодотворяющую силу, которая посылает дождь и заставляет землю приносить плоды. Так, Адам Бременский53 рассказывает нам, что «Тор царит в воздухе: это он управляет громом и молнией, ветром и дождем, хорошей погодой и урожаем». В этом тевтонский бог грома опять-таки похож на своих южных собратьев Зевса и Юпитера.
У славян дуб, видимо, также был священным деревом бога грома Перуна, подобия Зевса и Юпитера. Известно, что в Новгороде когда-то стояла статуя Перуна в виде человека с громовым камнем в руке. В его честь день и ночь горел костер из дубовых поленьев, а если он угасал, то служители за недосмотр обрекались на смерть. Подобно Зевсу и Юпитеру, Перун, кажется, был главным божеством своего народа. Прокопий рассказывает, что славяне «верили, что единый бог, создатель молнии, был владыкой всех вещей, и приносили ему в жертву быков и другую живность».
Главным божеством литовцев был бог грома и молнии Перкунас или Перкунс, сходство которого с Зевсом и Юпитером часто отмечалось. Ему были посвящены дубовые деревья, и, когда христианские миссионеры вырубали их, местные жители открыто выражали недовольство тем, что подвергаются разрушению их лесные божества. В честь Перкунаса горели вечные огни, поддерживаемые древесиной определенных дубовых деревьев; если такой огонь угасал, его вновь зажигали путем трения кусков священного дерева. Чтобы урожай был хорошим, мужчины приносили жертвы дубам, а женщины — липам. Из этого можно заключить, что в дубах они видели существа мужского пола, а в липах — женского. Когда во время засухи литовцы нуждались в дожде, в лесной чаще богу молнии обычно приносили в жертву черную телку, черного козла и черного петуха. В таких случаях огромные толпы людей собирались со всей округи, пили, ели и взывали к Перкунасу. Они трижды обносили кубок с пивом вокруг огня, а затем выливали жидкость в пламя, молясь богу о ниспослании ливней. Так что главный бог литовцев, бог дуба, грома и дождя, очень схож с Зевсом и Юпитером.
Из этого обзора следует, что богу дуба, грома и дождя в старину поклонялись все основные ответвления арийской расы в Европе и что он был главным божеством их пантеона.
Глава XVI
ДИАНУС И ДИАНА
В этой главе мы предполагаем резюмировать выводы, к которым мы пришли в процессе проведенного исследования, и, соединив рассеянные лучи света воедино, направить их на темную фигуру Немийского жреца.
Мы обнаружили, что на ранних ступенях общественного развития люди, не зная скрытых природных процессов и тех узких пределов, в которых мы способны их контролировать и направлять, как правило, присваивали себе такие функции, которые ныне представляются сверхъестественными или божественными. Поддержанию этой иллюзии способствовали те же самые причины, которые ее породили: удивительный порядок и единообразие в протекании природных процессов. Колеса великой машины вращаются так плавно и так точно, что дают терпеливому наблюдателю возможность предсказать время года, если не день, когда они приведут к исполнению его надежд или страхов. Регулярное повторение великого цикла, вернее, серии циклов природных явлений запечатляется даже в неразвитом уме дикаря. Он предвидит это повторение и, предвидя, принимает желаемое за результат вмешательства своей воли, а нежелательное — за действие воли врага. Нам кажется, что пружины, приводящие в действие огромную машину, лежат далеко за пределами нашего знания, завернуты в покрывало тайны, проникнуть за которое мы не можем и надеяться. Но невежественному человеку они представляются лежащими в пределах его досягаемости; он воображает, что может к ним прикоснуться и с помощью магии употребить их на благо себе и во зло своим врагам. Со временем ложность этого убеждения становится для него очевидной: он обнаруживает, что есть вещи, которых он не может сделать, удовольствия, которых не может получить, страдания, которых не может избегнуть и самый искусный маг. Это недостижимое благо и это неизбежное зло он отныне приписывает воздействию невидимых сил, благосклонность которых несет с собой жизнь и радость, а гнев — смерть и страдания. Так на смену магии приходит религия, а на смену магу — жрец. На этой стадии развития мышления последней причиной вещей признается личность высших существ. Эти многочисленные и часто враждующие между собой существа похожи на человека по своей природе и даже по своим слабостям, хотя значительно превосходят его в силе и продолжительности жизни. Еще не пришло время, когда под мощным воздействием философии их резко очерченные индивидуальности растворились и слились в непознаваемый субстрат явлений, который наше воображение наделяет теми или иными качествами и в зависимости от этого нарекает его различными именами — их человеческий ум изобрел для сокрытия своего невежества. Люди, пока они видят в богах существа сродни им самим, а не возносят их на недосягаемую высоту, полагают, что тот, кто выделяется способностями среди своих собратьев, может после смерти, а иногда даже при жизни достичь божественности. Воплотившиеся в образах людей божества этого типа опосредствуют переход от века магии к веку религии. Считается, что они хотя и носят имена богов и окружаются божественной пышностью, наделены магическими способностями. От них, как и от колдунов, ждут защиты от враждебных заклинаний, излечения от болезней, дарования потомства, регуляции погоды и исполнения других обрядов, которые считаются необходимыми для плодородия почвы и размножения животных; они должны обеспечивать изобилие своему народу. Люди со столь выдающимися и обширными способностями, естественно, занимали в стране высочайшее положение и, пока разделение духовной и светской власти не зашло слишком далеко, являлись высшими авторитетами в гражданских и религиозных вопросах. Одним словом, они являются и царями и богами. Окружающий царя ореол божественности уходит своими корнями в глубины истории; и прошли многие века, прежде чем познание природы и человека эти корни подточило.
В классический период греко-римской древности правление царей было большей частью делом прошлого; но предания об их родословной, титулах и притязаниях содержат объяснение их царствования по божественному праву и их сверхчеловеческих способностей. Поэтому не будет излишне смелым предположить, что, хотя позднее Царь Леса в Неми лишился своей славы и был предан забвению, он был представителем длинной линии священных царей, которые в обмен на многочисленные блага, от них ожидаемые, не только принимали от своих подданных знаки уважения, но становились объектом культа. То немногое, что известно нам о функциях Дианы Арицийской, доказывает, что в ней видели богиню плодородия, в частности богиню деторождения. В исполнении этих важных обязанностей Диане, возможно, помогал ее жрец; они выступали в роли Царя и Царицы на торжественном бракосочетании, целью которого было весной и осенью украсить землю цветами и плодами и благословить людей здоровым потомством.
Если Немийский жрец выступал в роли не просто царя, но и бога рощи, возникает вопрос: персонификацией какого божества он являлся? Древние авторы отвечали, что он был Вирбием, супругом и возлюбленным Дианы. Но это нам мало что дает, потому что о Вирбии нам почти ничего не известно. Ключом к этой загадке, возможно, послужит тот факт, что в роще горел огонь, поддерживаемый весталками. Ведь у арийских народов Европы вечные священные огни разжигались и поддерживались дубовыми поленьями, а неподалеку от Неми, в самом Риме, топливом для огня Весты служили древесина и ветви дуба. Это показал анализ обугленных головней огня Весты, обнаруженных Д.Бони54 во время известных раскопок на римском Форуме в конце XIX века. Ритуал священного огня отличался большим единообразием во всех латинских городах. Отсюда можно заключить, что огонь Весты, в каком бы месте Лациума он ни поддерживался, питался, как и в Риме, древесиной священного дуба. Если так же обстояли дела в Неми, то тамошняя культовая роща была, вероятно, естественной дубравой, а деревом, которое Царь Леса должен был охранять с риском для жизни, был дуб. Действительно, Эней, согласно Виргилию, срезал Золотую ветвь с вечнозеленого дуба Но дуб был священным деревом верховного бога латинян Юпитера, Отсюда следует, что Царь Леса, чья жизнь была некоторым образом связана с дубом, олицетворял ни более ни менее как самого Юпитера. По крайней мере на это указывают имеющиеся в нашем распоряжении скудные сведения. Представители древней альбанской династии Сильвиев (или Лесовиков), нося на голове корону из дубовых листьев, явно подражали Юпитеру Лацийскому, который обитал на вершине Альбанской горы, и соперничали с ним в силе. Не исключено, что Царь Леса, который охранял священный дуб на склоне той же горы, был законным наследником и представителем династии Сильвиев. Во всяком случае, если он действительно слыл Юпитером в человеческом облике, то Вирбий, с которым его ассоциировало предание, оказывается не кем иным, как местным вариантом Юпитера, бога зеленого леса.
Гипотезу, согласно которой Царь Леса — во всяком случае в позднейшую эпоху — выступал в роли бога дуба Юпитера, подтверждает анализ образа Дианы, его божественной спутницы. Две линии аргументации сходятся в доказательстве того, что Диана была богиней лесов вообще, а в Неми была богиней дуба в частности. Во-первых, она носила титул Весты и заботилась о вечном огне, который, согласно нашему предположению, растапливался древесиной дуба. Но богиня огня и богиня топлива, с помощью которого его поддерживают, — вещи довольно близкие: примитивное мышление, возможно, вообще не проводило четкой разграничительной линии между пламенем и тем, что в нем горит. Во-вторых, немийская нимфа Эгерия является не более как двойником Дианы, а относительно Эгерии нам положительно известно, что она была нимфой дуба, дриадой. Обиталищем этой богини были покрытые лесом горы всей Италии. Так, гора Алгид, ответвление Альбанских гор, была в древности покрыта дремучими дубравами, как вечнозелеными, так и опадающими. На этих холодных горах зимой долго лежал снег, и считалось, что эти угрюмые дубовые леса были любимым убежищем Дианы, равно как и разбойников в новое время. На длинном крутом горном кряже Апеннин, с которого открывается вид на Кампанскую долину, гора Тифата за городом Капуей в старину точно так же была покрыта вечнозелеными дубами, среди которых возвышался храм Дианы. Здесь Сулла55 благодарил богиню за победу над сторонниками Мария56 в прилежащей долине: свою благодарность он выразил в надписях, которые долгое время можно было видеть в храме. Таким образом, мы пришли к общему заключению: Царь Леса в Неми олицетворял бога дуба Юпитера и в священной роще сочетался браком с богиней дуба Дианой. Эхо этого мистического союза докатилось до нас в преданий о любви Нумы и Эгерии, местом свиданий которых, по некоторым сведениям, были эти священные леса.
На эту теорию можно, конечно, возразить, что божественной супругой Юпитера была не Диана, а Юнона и что, если Дина вообще имела спутника, то звался он не Юпитером, а Дианусом или Янусом (последнее слово является искаженной формой слова Дианус). Все это так. Но это возражение можно парировать указанием на то, что Юпитер и Юнона, с одной стороны, и Дианус и Диана, или Янус и Яна, — с другой, являются всего лишь двойниками, выполняющими сходные по сути и по происхождению функции. Все четыре имени происходят от арийского корня ди, значащего «яркий»; тот же корень встречается в обозначении соответствующих греческих божеств: Зевса и его древней спутницы Дионы. Юнона и Диана были богинями плодородия и деторождения и раньше или позже отождествлялись с луной. Относительно же истинной природы и назначения Януса в затруднении пребывали сами древние, и не наше дело самонадеянно решать те вопросы, в которых колебались даже они. Варрон приводит мнение, согласно которому Янус был небесным богом. Оно подтверждается не только этимологической тождественностью его имени с именем небесного бога Юпитера, но и отношениями, в которых он находился с двумя подругами Юпитера — Юноной и Ютурной. Присвоенный Янусу эпитет Юнонийский указывает на брак между этими двумя божествами. Согласно другому сообщению, Янус был мужем водной нимфы Ютурны, в которую, по некоторым сведениям, был влюблен Юпитер. Кроме того, постоянной формой обращения к Янусу и к Юпитеру было слово «отец». Его отождествлял с Юпитером не только образованный святой Августин57но и благочестивые язычники, посвящавшие подношения Юпитеру-Дианусу. Следы его отношения к дубу можно обнаружить в дубовых лесах Яникула, холма на правом берегу Тибра где в отдаленнейшую эпоху италийской истории, по преданию, царствовал Янус.
В случае правильности нашей гипотезы одна и та же божественная пара была известна у греков и италийцев под именами Зевса и Дионы, Юпитера и Юноны, или Диануса (Януса) и Дианы (Яны). Имена этих божеств в основе своей тождественны хотя и меняются по форме в зависимости от диалекта племени, которое им поклонялось. Когда в глубокой древности народы жили в непосредственной близости друг от друга, божества эти различались разве что по названию. Но постепенное рассеивание племен с их последующей изоляцией друг от друга благоприятствовало развитию различного понимания богов, которых они принесли со своей бывшей родины, и их культа, так что со временем противоречия между мифом и ритуалом стали возрастать и превратили номинальное различие между богами в реальное. А когда с постепенным прогрессом культуры длительный период варварства и изоляции стал клониться к закату и растущая политическая мощь одной общины стала стягивать более слабых соседей в единую нацию, вместе со своими диалектами народы внесли в пантеон и своих богов. При этом могло получиться так, что те же самые древние божества настолько изменились под воздействием диалектных и религиозных различий, что их первоначальная идентичность, вероятно, уже не просматривалась, и они заняли свои места в национальном пантеоне в качестве независимых божеств.
Как следствие окончательного слияния родственных племен, которые долгое время жили раздельно, это удвоение богов объясняет появление в римской религии Януса рядом с Юпитером, а Дианы, или Яны, рядом с Юноной. Это по крайней мере более вероятная теория, чем та, которая находит благосклонный прием у некоторых современных ученых; согласно ей, Янус изначально был не более как богом дверных проемов. Крайне маловероятно, чтобы бог такого ранга и значения — которого римляне почитали как бога богов и отца народа — начал свою жизнь в качестве скромного, хоть и почтенного привратника. Столь триумфальный конец как-то не вяжется со столь заурядным началом. Более вероятно, что дверной (janua) бог получил свое наименование от бога Януса. Такое мнение подкрепляет анализ слова janua. Обычное обозначение дверей — одно и то же во всех языках арийских народов от Индии до Ирландии: dur на санскрите, thura на греческом языке, Tur на немецком, door на английском, dorus на древнеирландском и foris на латыни. Но кроме обычного слова «дверь», которое латиняне разделяли со своими арийскими собратьями, у них было слово janua, которое не имеет аналога в индоевропейских языках. Слово это является прилагательным от существительного Янус. Думается, обычным делом было ставить статую или символ Януса рядом с главной дверью дома, чтобы вход в него находился под покровительством великого бога. Охраняемая таким образом дверь могла быть известна как janua foris, то есть «дверь Януса», а со временем это словосочетание могло сократиться до janua (слово же foris подразумевалось). А отсюда легко перейти к обозначению словом janua двери вообще, охранялась она Янусом или нет.
С помощью этой догадки — если признать за ней долю истины — очень просто объясняется происхождение двойного лика Януса, предмета, на который специалисты по мифологии потратили столько остроумия. Когда устанавливать статую Януса для охраны входа в дома и города стало обычаем, люди могли счесть необходимым заставить бога-часового смотреть одновременно в обе стороны (вперед и назад), чтобы ничто не ускользнуло от его зоркого взгляда. Ведь если бы божественный страж все время смотрел в одну сторону, легко вообразить, сколько злодеяний могло быть безнаказанно совершено за его спиной. Такое истолкование двуликого Януса подтверждается существованием двуглавого идола, которого «лесные негры» Суринама как часового устанавливают при входе в деревню. Этот идол представляет собой деревянный чурбан с грубо высеченными с двух сторон человеческими головами. Стоит он у ворот, состоящих из двух вертикальных столбов и поперечной балки. Рядом с идолом обычно лежит тряпка белого цвета, чтобы сюда не приблизился злой дух, а иногда и палка в качестве оружия, С поперечной балки, кроме того, свешивается небольшое полено; оно предназначено упасть на голову всякого злого духа, который попытается проникнуть за ворота. Этот двуликий фетиш, выставляемый у ворот негритянских деревень в Суринаме, очень напоминает изображения двуликого Януса, который с палкой в одной руке и с ключом в другой стоял на страже ворот и дверей в Риме. Несомненно, что смотрящие в обоих направлениях лики имеют в том и в другом случае сходное объяснение: они символизируют бдительность бога-хранителя, который не спускает глаз с враждебных духов впереди и сзади и готов в миг оглушить их ударом дубины. Это дает нам возможность обойтись без скучных и неудовлетворительных объяснений, с помощью которых, если верить Овидию, сам лукавый Янус морочил однажды некоего любознательного римлянина.
Эти выводы применимы и к жрецу в Неми. В качестве спутника Дианы он первоначально был не Юпитером, а Дианусом или Янусом. Но в старину различие между ними было чисто внешним и не шло дальше имен, действительно же существенные функции этого бога — бога неба, грома и дуба — оставались практически незатронутыми. Отсюда мы заключили, что подходящим местом обитания Немийского жреца была дубовая роща. На лесной характер божества, которому он служил, явно указывает и его титул (Царь Леса); а так как напасть на его мог только тот, кто срезал в роще ветвь определенною депева. можно утверждать, что сама его жизнь была связана с жизнью священного дерева. Итак, он не просто служил великому арийскому богу дуба, но воплощал его и в качестве бога дубя сочетался браком с богиней дуба, выступала ли та под именем Эгерии или под именем Дианы. Заключение такого союза считалось важным для плодородия земли и плодовитости людей и зверей. А раз бог дуба являлся также богом неба, грома и дождя, его представитель в человеческом образе, подобно многим другим божественным царям, должен был собирать в нужное время тучи, вызывать громыханье грома и дождь, чтобы поля и сады могли плодоносить, а пастбища покрываться роскошным зеленым ковром. Предполагаемый обладатель столь возвышенных способностей был, должно быть, фигурой очень значительной. Остатки строений и приношений, найденные на месте святилища, вкупе со свидетельствами античных писателей, показывают, что и в более позднюю эпоху роща в Неми была одним из важнейших и популярнейших святых мест Италии. Даже в древности, когда окрестные поля были поделены между множеством мелких племен, входивших в Латинский Союз, священная роща, как известно, была предметом их общего почитания и заботы. Подобно тому как короли Камбоджи посылали Царям Огня и Воды пожертвования в темную чащу тропического леса, италийские паломники со всех сторон широкой Латинской долины устремляли свои взоры и шаги туда, где, резко выделяясь на фоне нежно-голубой линии Апеннинских гор перед ними возвышалась Альбанская гора — обиталище таинственного Немийского жреца, Царя Леса. Там среди зеленых лесов, одиноких гор и тихих вод древний арийский культ бога дуба, грома и дождевого неба веками сохранялся в своей первоначальной, почти друидической форме, после того как из-за революций политического и интеллектуального характера центр латинской религии переместился из Немийского леса в Рим.
Мы обнаружили, что на ранних ступенях общественного развития люди, не зная скрытых природных процессов и тех узких пределов, в которых мы способны их контролировать и направлять, как правило, присваивали себе такие функции, которые ныне представляются сверхъестественными или божественными. Поддержанию этой иллюзии способствовали те же самые причины, которые ее породили: удивительный порядок и единообразие в протекании природных процессов. Колеса великой машины вращаются так плавно и так точно, что дают терпеливому наблюдателю возможность предсказать время года, если не день, когда они приведут к исполнению его надежд или страхов. Регулярное повторение великого цикла, вернее, серии циклов природных явлений запечатляется даже в неразвитом уме дикаря. Он предвидит это повторение и, предвидя, принимает желаемое за результат вмешательства своей воли, а нежелательное — за действие воли врага. Нам кажется, что пружины, приводящие в действие огромную машину, лежат далеко за пределами нашего знания, завернуты в покрывало тайны, проникнуть за которое мы не можем и надеяться. Но невежественному человеку они представляются лежащими в пределах его досягаемости; он воображает, что может к ним прикоснуться и с помощью магии употребить их на благо себе и во зло своим врагам. Со временем ложность этого убеждения становится для него очевидной: он обнаруживает, что есть вещи, которых он не может сделать, удовольствия, которых не может получить, страдания, которых не может избегнуть и самый искусный маг. Это недостижимое благо и это неизбежное зло он отныне приписывает воздействию невидимых сил, благосклонность которых несет с собой жизнь и радость, а гнев — смерть и страдания. Так на смену магии приходит религия, а на смену магу — жрец. На этой стадии развития мышления последней причиной вещей признается личность высших существ. Эти многочисленные и часто враждующие между собой существа похожи на человека по своей природе и даже по своим слабостям, хотя значительно превосходят его в силе и продолжительности жизни. Еще не пришло время, когда под мощным воздействием философии их резко очерченные индивидуальности растворились и слились в непознаваемый субстрат явлений, который наше воображение наделяет теми или иными качествами и в зависимости от этого нарекает его различными именами — их человеческий ум изобрел для сокрытия своего невежества. Люди, пока они видят в богах существа сродни им самим, а не возносят их на недосягаемую высоту, полагают, что тот, кто выделяется способностями среди своих собратьев, может после смерти, а иногда даже при жизни достичь божественности. Воплотившиеся в образах людей божества этого типа опосредствуют переход от века магии к веку религии. Считается, что они хотя и носят имена богов и окружаются божественной пышностью, наделены магическими способностями. От них, как и от колдунов, ждут защиты от враждебных заклинаний, излечения от болезней, дарования потомства, регуляции погоды и исполнения других обрядов, которые считаются необходимыми для плодородия почвы и размножения животных; они должны обеспечивать изобилие своему народу. Люди со столь выдающимися и обширными способностями, естественно, занимали в стране высочайшее положение и, пока разделение духовной и светской власти не зашло слишком далеко, являлись высшими авторитетами в гражданских и религиозных вопросах. Одним словом, они являются и царями и богами. Окружающий царя ореол божественности уходит своими корнями в глубины истории; и прошли многие века, прежде чем познание природы и человека эти корни подточило.
В классический период греко-римской древности правление царей было большей частью делом прошлого; но предания об их родословной, титулах и притязаниях содержат объяснение их царствования по божественному праву и их сверхчеловеческих способностей. Поэтому не будет излишне смелым предположить, что, хотя позднее Царь Леса в Неми лишился своей славы и был предан забвению, он был представителем длинной линии священных царей, которые в обмен на многочисленные блага, от них ожидаемые, не только принимали от своих подданных знаки уважения, но становились объектом культа. То немногое, что известно нам о функциях Дианы Арицийской, доказывает, что в ней видели богиню плодородия, в частности богиню деторождения. В исполнении этих важных обязанностей Диане, возможно, помогал ее жрец; они выступали в роли Царя и Царицы на торжественном бракосочетании, целью которого было весной и осенью украсить землю цветами и плодами и благословить людей здоровым потомством.
Если Немийский жрец выступал в роли не просто царя, но и бога рощи, возникает вопрос: персонификацией какого божества он являлся? Древние авторы отвечали, что он был Вирбием, супругом и возлюбленным Дианы. Но это нам мало что дает, потому что о Вирбии нам почти ничего не известно. Ключом к этой загадке, возможно, послужит тот факт, что в роще горел огонь, поддерживаемый весталками. Ведь у арийских народов Европы вечные священные огни разжигались и поддерживались дубовыми поленьями, а неподалеку от Неми, в самом Риме, топливом для огня Весты служили древесина и ветви дуба. Это показал анализ обугленных головней огня Весты, обнаруженных Д.Бони54 во время известных раскопок на римском Форуме в конце XIX века. Ритуал священного огня отличался большим единообразием во всех латинских городах. Отсюда можно заключить, что огонь Весты, в каком бы месте Лациума он ни поддерживался, питался, как и в Риме, древесиной священного дуба. Если так же обстояли дела в Неми, то тамошняя культовая роща была, вероятно, естественной дубравой, а деревом, которое Царь Леса должен был охранять с риском для жизни, был дуб. Действительно, Эней, согласно Виргилию, срезал Золотую ветвь с вечнозеленого дуба Но дуб был священным деревом верховного бога латинян Юпитера, Отсюда следует, что Царь Леса, чья жизнь была некоторым образом связана с дубом, олицетворял ни более ни менее как самого Юпитера. По крайней мере на это указывают имеющиеся в нашем распоряжении скудные сведения. Представители древней альбанской династии Сильвиев (или Лесовиков), нося на голове корону из дубовых листьев, явно подражали Юпитеру Лацийскому, который обитал на вершине Альбанской горы, и соперничали с ним в силе. Не исключено, что Царь Леса, который охранял священный дуб на склоне той же горы, был законным наследником и представителем династии Сильвиев. Во всяком случае, если он действительно слыл Юпитером в человеческом облике, то Вирбий, с которым его ассоциировало предание, оказывается не кем иным, как местным вариантом Юпитера, бога зеленого леса.
Гипотезу, согласно которой Царь Леса — во всяком случае в позднейшую эпоху — выступал в роли бога дуба Юпитера, подтверждает анализ образа Дианы, его божественной спутницы. Две линии аргументации сходятся в доказательстве того, что Диана была богиней лесов вообще, а в Неми была богиней дуба в частности. Во-первых, она носила титул Весты и заботилась о вечном огне, который, согласно нашему предположению, растапливался древесиной дуба. Но богиня огня и богиня топлива, с помощью которого его поддерживают, — вещи довольно близкие: примитивное мышление, возможно, вообще не проводило четкой разграничительной линии между пламенем и тем, что в нем горит. Во-вторых, немийская нимфа Эгерия является не более как двойником Дианы, а относительно Эгерии нам положительно известно, что она была нимфой дуба, дриадой. Обиталищем этой богини были покрытые лесом горы всей Италии. Так, гора Алгид, ответвление Альбанских гор, была в древности покрыта дремучими дубравами, как вечнозелеными, так и опадающими. На этих холодных горах зимой долго лежал снег, и считалось, что эти угрюмые дубовые леса были любимым убежищем Дианы, равно как и разбойников в новое время. На длинном крутом горном кряже Апеннин, с которого открывается вид на Кампанскую долину, гора Тифата за городом Капуей в старину точно так же была покрыта вечнозелеными дубами, среди которых возвышался храм Дианы. Здесь Сулла55 благодарил богиню за победу над сторонниками Мария56 в прилежащей долине: свою благодарность он выразил в надписях, которые долгое время можно было видеть в храме. Таким образом, мы пришли к общему заключению: Царь Леса в Неми олицетворял бога дуба Юпитера и в священной роще сочетался браком с богиней дуба Дианой. Эхо этого мистического союза докатилось до нас в преданий о любви Нумы и Эгерии, местом свиданий которых, по некоторым сведениям, были эти священные леса.
На эту теорию можно, конечно, возразить, что божественной супругой Юпитера была не Диана, а Юнона и что, если Дина вообще имела спутника, то звался он не Юпитером, а Дианусом или Янусом (последнее слово является искаженной формой слова Дианус). Все это так. Но это возражение можно парировать указанием на то, что Юпитер и Юнона, с одной стороны, и Дианус и Диана, или Янус и Яна, — с другой, являются всего лишь двойниками, выполняющими сходные по сути и по происхождению функции. Все четыре имени происходят от арийского корня ди, значащего «яркий»; тот же корень встречается в обозначении соответствующих греческих божеств: Зевса и его древней спутницы Дионы. Юнона и Диана были богинями плодородия и деторождения и раньше или позже отождествлялись с луной. Относительно же истинной природы и назначения Януса в затруднении пребывали сами древние, и не наше дело самонадеянно решать те вопросы, в которых колебались даже они. Варрон приводит мнение, согласно которому Янус был небесным богом. Оно подтверждается не только этимологической тождественностью его имени с именем небесного бога Юпитера, но и отношениями, в которых он находился с двумя подругами Юпитера — Юноной и Ютурной. Присвоенный Янусу эпитет Юнонийский указывает на брак между этими двумя божествами. Согласно другому сообщению, Янус был мужем водной нимфы Ютурны, в которую, по некоторым сведениям, был влюблен Юпитер. Кроме того, постоянной формой обращения к Янусу и к Юпитеру было слово «отец». Его отождествлял с Юпитером не только образованный святой Августин57но и благочестивые язычники, посвящавшие подношения Юпитеру-Дианусу. Следы его отношения к дубу можно обнаружить в дубовых лесах Яникула, холма на правом берегу Тибра где в отдаленнейшую эпоху италийской истории, по преданию, царствовал Янус.
В случае правильности нашей гипотезы одна и та же божественная пара была известна у греков и италийцев под именами Зевса и Дионы, Юпитера и Юноны, или Диануса (Януса) и Дианы (Яны). Имена этих божеств в основе своей тождественны хотя и меняются по форме в зависимости от диалекта племени, которое им поклонялось. Когда в глубокой древности народы жили в непосредственной близости друг от друга, божества эти различались разве что по названию. Но постепенное рассеивание племен с их последующей изоляцией друг от друга благоприятствовало развитию различного понимания богов, которых они принесли со своей бывшей родины, и их культа, так что со временем противоречия между мифом и ритуалом стали возрастать и превратили номинальное различие между богами в реальное. А когда с постепенным прогрессом культуры длительный период варварства и изоляции стал клониться к закату и растущая политическая мощь одной общины стала стягивать более слабых соседей в единую нацию, вместе со своими диалектами народы внесли в пантеон и своих богов. При этом могло получиться так, что те же самые древние божества настолько изменились под воздействием диалектных и религиозных различий, что их первоначальная идентичность, вероятно, уже не просматривалась, и они заняли свои места в национальном пантеоне в качестве независимых божеств.
Как следствие окончательного слияния родственных племен, которые долгое время жили раздельно, это удвоение богов объясняет появление в римской религии Януса рядом с Юпитером, а Дианы, или Яны, рядом с Юноной. Это по крайней мере более вероятная теория, чем та, которая находит благосклонный прием у некоторых современных ученых; согласно ей, Янус изначально был не более как богом дверных проемов. Крайне маловероятно, чтобы бог такого ранга и значения — которого римляне почитали как бога богов и отца народа — начал свою жизнь в качестве скромного, хоть и почтенного привратника. Столь триумфальный конец как-то не вяжется со столь заурядным началом. Более вероятно, что дверной (janua) бог получил свое наименование от бога Януса. Такое мнение подкрепляет анализ слова janua. Обычное обозначение дверей — одно и то же во всех языках арийских народов от Индии до Ирландии: dur на санскрите, thura на греческом языке, Tur на немецком, door на английском, dorus на древнеирландском и foris на латыни. Но кроме обычного слова «дверь», которое латиняне разделяли со своими арийскими собратьями, у них было слово janua, которое не имеет аналога в индоевропейских языках. Слово это является прилагательным от существительного Янус. Думается, обычным делом было ставить статую или символ Януса рядом с главной дверью дома, чтобы вход в него находился под покровительством великого бога. Охраняемая таким образом дверь могла быть известна как janua foris, то есть «дверь Януса», а со временем это словосочетание могло сократиться до janua (слово же foris подразумевалось). А отсюда легко перейти к обозначению словом janua двери вообще, охранялась она Янусом или нет.
С помощью этой догадки — если признать за ней долю истины — очень просто объясняется происхождение двойного лика Януса, предмета, на который специалисты по мифологии потратили столько остроумия. Когда устанавливать статую Януса для охраны входа в дома и города стало обычаем, люди могли счесть необходимым заставить бога-часового смотреть одновременно в обе стороны (вперед и назад), чтобы ничто не ускользнуло от его зоркого взгляда. Ведь если бы божественный страж все время смотрел в одну сторону, легко вообразить, сколько злодеяний могло быть безнаказанно совершено за его спиной. Такое истолкование двуликого Януса подтверждается существованием двуглавого идола, которого «лесные негры» Суринама как часового устанавливают при входе в деревню. Этот идол представляет собой деревянный чурбан с грубо высеченными с двух сторон человеческими головами. Стоит он у ворот, состоящих из двух вертикальных столбов и поперечной балки. Рядом с идолом обычно лежит тряпка белого цвета, чтобы сюда не приблизился злой дух, а иногда и палка в качестве оружия, С поперечной балки, кроме того, свешивается небольшое полено; оно предназначено упасть на голову всякого злого духа, который попытается проникнуть за ворота. Этот двуликий фетиш, выставляемый у ворот негритянских деревень в Суринаме, очень напоминает изображения двуликого Януса, который с палкой в одной руке и с ключом в другой стоял на страже ворот и дверей в Риме. Несомненно, что смотрящие в обоих направлениях лики имеют в том и в другом случае сходное объяснение: они символизируют бдительность бога-хранителя, который не спускает глаз с враждебных духов впереди и сзади и готов в миг оглушить их ударом дубины. Это дает нам возможность обойтись без скучных и неудовлетворительных объяснений, с помощью которых, если верить Овидию, сам лукавый Янус морочил однажды некоего любознательного римлянина.
Эти выводы применимы и к жрецу в Неми. В качестве спутника Дианы он первоначально был не Юпитером, а Дианусом или Янусом. Но в старину различие между ними было чисто внешним и не шло дальше имен, действительно же существенные функции этого бога — бога неба, грома и дуба — оставались практически незатронутыми. Отсюда мы заключили, что подходящим местом обитания Немийского жреца была дубовая роща. На лесной характер божества, которому он служил, явно указывает и его титул (Царь Леса); а так как напасть на его мог только тот, кто срезал в роще ветвь определенною депева. можно утверждать, что сама его жизнь была связана с жизнью священного дерева. Итак, он не просто служил великому арийскому богу дуба, но воплощал его и в качестве бога дубя сочетался браком с богиней дуба, выступала ли та под именем Эгерии или под именем Дианы. Заключение такого союза считалось важным для плодородия земли и плодовитости людей и зверей. А раз бог дуба являлся также богом неба, грома и дождя, его представитель в человеческом образе, подобно многим другим божественным царям, должен был собирать в нужное время тучи, вызывать громыханье грома и дождь, чтобы поля и сады могли плодоносить, а пастбища покрываться роскошным зеленым ковром. Предполагаемый обладатель столь возвышенных способностей был, должно быть, фигурой очень значительной. Остатки строений и приношений, найденные на месте святилища, вкупе со свидетельствами античных писателей, показывают, что и в более позднюю эпоху роща в Неми была одним из важнейших и популярнейших святых мест Италии. Даже в древности, когда окрестные поля были поделены между множеством мелких племен, входивших в Латинский Союз, священная роща, как известно, была предметом их общего почитания и заботы. Подобно тому как короли Камбоджи посылали Царям Огня и Воды пожертвования в темную чащу тропического леса, италийские паломники со всех сторон широкой Латинской долины устремляли свои взоры и шаги туда, где, резко выделяясь на фоне нежно-голубой линии Апеннинских гор перед ними возвышалась Альбанская гора — обиталище таинственного Немийского жреца, Царя Леса. Там среди зеленых лесов, одиноких гор и тихих вод древний арийский культ бога дуба, грома и дождевого неба веками сохранялся в своей первоначальной, почти друидической форме, после того как из-за революций политического и интеллектуального характера центр латинской религии переместился из Немийского леса в Рим.
Глава ХVII
БРЕМЯ ВЕРХОВНОЙ ВЛАСТИ
Табу, относящиеся к царям и жрецам. На определенной стадии развития общества нередко считается, что царь или жрец наделен сверхъестественными способностями или является воплощением божества, и в соответствии с этим верованием предполагается, что ход природных явлений в большей или меньшей мере находится под его контролем. На него возлагают ответственность за плохую погоду, плохой урожай и другие стихийные бедствия. При этом исходят из того, что власть царя над природой, как и его власть над подданными и рабами, осуществляется посредством волевых актов: поэтому, если имеют место засухи, голод, эпидемии, бури, народ приписывает эти напасти небрежности или преступному поведению своего властителя. За это его наказывают розгами и заковывают в кандалы, а если он продолжает упорствовать, его либо свергают, либо убивают. Правда, в некоторых случаях ход природных явлений считается отчасти независимым от воли верховного правителя. Личность этого последнего рассматривается, так сказать, как динамический центр вселенной, от которого во все стороны расходятся силовые линии, так что всякое его движение, поворот головы, поднятие руки и т.д. незамедлительно оказывают серьезное воздействие на природу. Царь является точкой опоры, поддерживающей равновесие мира; малейшая неточность с его стороны может это равновесие нарушить. Поэтому он должен принимать величайшие предосторожности, и вся его жизнь до мельчайших деталей должна быть отрегулирована таким образом, чтобы никакое его действие, произвольное или невольное, не расстроило и не перевернуло установленный природный порядок. Типичным примером такого рода монархов являлся микадо, или даири, духовный повелитель Японии. Он есть воплощение богини солнца, правящей над всей вселенной, включая богов и людей. Один раз в год все боги делают ему визит и проводят месяц при его дворе. В течение этого месяца, который называется обязательным, никто не посещает храмы, потому что все пребывают в убеждении, что они пусты. Микадо получает от народа и использует в официальных воззваниях титул «воплощенного божества»; он претендует управлять всеми богами Японии. Например, в официальном декрете от 646 года император именуется «воплощением богов, который правит миром».