Страница:
Жители острова Ниас к западу от Суматры рассказывают на тот же сюжет такую историю. Некогда врагами был взят в плен вождь, и все их попытки лишить его жизни ни к чему на привели. В воде он не тонул, в огне не горел, и железо его не брало. В конце концов жена выдала его тайну. На голове вождя был жесткий, как медная проволока, волосок, он-то и заключал в себе его жизнь. Этот волос выдернули, а вместе с ним из тела вылетел дух вождя.
В одной южнонигерийской сказке (Западная Африка) говорится о том, как царь хранил свою душу в маленькой коричневой птичке, которая сидела на высоком дереве рядом с дворцовыми воротами. Жизнь царя находилась с жизнью этой птички в столь тесной связи, что всякий, кому удалось бы ее убить, лишил бы царя жизни и унаследовал его трон. Царица выдала эту тайну своему возлюбленному, тот убил птичку из лука и занял освободившийся трон.
Из сказки баронга (Южная Африка) мы узнаем, как от одной кошки может зависеть жизнь целого семейства. Когда Титишан, девушка из этой семьи, вышла замуж, она стала упрашивать родителей позволить ей забрать с собой в новую семью эту драгоценную кошку. Родители не соглашались и говорили: «Ты же ведь знаешь, что в этой кошке — наша жизнь» — и предлагали вместо кошки дать ей антилопу и даже слона. Но у девушки на уме была только кошка. В конце концов она тайком унесла ее с собой и заперла в таком месте, где ее никто не видел. Даже ее муж ничего не знал об этой кошке. И вот однажды, когда девушка ушла на полевые работы, кошка убежала из своего жилища, забралась в хижину, надела на себя доспехи мужа девушки и принялась петь и плясать. Дети, привлеченные шумом, застали кошку выделывающей замысловатые прыжки, а когда они выразили по этому поводу свое удивление, она стала выкидывать еще более замысловатые коленца да к тому же осыпала детей грубой бранью. Тогда дети пошли к владельцу хижины и сказали ему: «В вашем доме кто-то танцует и он оскорбил нас». — «Поприкусите язык, — отвечал им мужчина, вот я пойду и докажу, что вы все выдумываете». Он подошел к хижине и украдкой заглянул в нее из-за двери — кот важной походкой расхаживал по комнате и пел. Мужчина выстрелил в него из ружья, и животное повалилось замертво на землю. И в то же самое мгновение в поле рухнула на землю его жена. Палая, она прошептала: «Меня убили в моем доме». У нее достало сил попросить мужа отправиться с ней в селение, где жили ее родители, и захватить с собой завернутый в циновку труп кота. Там вся ее родня собралась и стала горько упрекать девушку за то, что она настояла-таки на своем и взяла кота с собой. Как только циновку развернули и взорам собравшихся предстал труп кота, они один за другим замертво повалились на землю. Так прекратил свое существование клан кошки. Понесший тяжкую утрату муж закрыл ворота селения веткой, возвратился к своим и поведал друзьям о том, как. убив одного кота, невольно истребил целый клан, потому что жизнь его членов зависела от жизни этого кота.
С такими же представлениями мы сталкиваемся в сказках североамериканских индейцев. Так, навахо рассказывают о иском мифическом существе по прозвищу Девушка, Ставшая Медведем, то есть о девушке, научившейся от койота искусству превращаться в медведя. И была эта девушка великой воительницей, совершенно неуязвимой. Убить ее никто не мог, потому что перед тем, как отправиться на войну, она вынимала и прятала свои внутренние органы, и по окончании сражения возвращала их на свои места. У индейцев-квакиютль из Британской Колумбии есть сказка о людоедке, которую нельзя было убить потому, что жизнь ее была заключена в ветке болиголова. Храбрый юноша повстречался с ней в лесу, размозжил ей камнем голову, раскидал ее мозг во все стороны, переломал ей кости и выбросил их в воду. Затем его взорам предстала вросшая в пол женщина, которая обратилась к нему с таким предостережением: «Не задерживайся здесь надолго. Я знаю, ты пытался убить великаншу людоедку. Ты уже четвертый, кто на это решился. Но она бессмертна. И она вот-вот оживет. Жизнь ее заключена в той припрятанной ветке болиголова. Поспеши туда и, как только ее увидишь, стреляй в эту ветку из лука. Вот тогда она действительно умрет». Не успела она закончить свою речь, как в дом, напевая песенку, вошла живая и невредимая людоедка. Но тут юноша выстрелил в ветку, заключавшую в себе ее жизнь, и людоедка замертво свалилась на пол.
Глава LXVII
В одной южнонигерийской сказке (Западная Африка) говорится о том, как царь хранил свою душу в маленькой коричневой птичке, которая сидела на высоком дереве рядом с дворцовыми воротами. Жизнь царя находилась с жизнью этой птички в столь тесной связи, что всякий, кому удалось бы ее убить, лишил бы царя жизни и унаследовал его трон. Царица выдала эту тайну своему возлюбленному, тот убил птичку из лука и занял освободившийся трон.
Из сказки баронга (Южная Африка) мы узнаем, как от одной кошки может зависеть жизнь целого семейства. Когда Титишан, девушка из этой семьи, вышла замуж, она стала упрашивать родителей позволить ей забрать с собой в новую семью эту драгоценную кошку. Родители не соглашались и говорили: «Ты же ведь знаешь, что в этой кошке — наша жизнь» — и предлагали вместо кошки дать ей антилопу и даже слона. Но у девушки на уме была только кошка. В конце концов она тайком унесла ее с собой и заперла в таком месте, где ее никто не видел. Даже ее муж ничего не знал об этой кошке. И вот однажды, когда девушка ушла на полевые работы, кошка убежала из своего жилища, забралась в хижину, надела на себя доспехи мужа девушки и принялась петь и плясать. Дети, привлеченные шумом, застали кошку выделывающей замысловатые прыжки, а когда они выразили по этому поводу свое удивление, она стала выкидывать еще более замысловатые коленца да к тому же осыпала детей грубой бранью. Тогда дети пошли к владельцу хижины и сказали ему: «В вашем доме кто-то танцует и он оскорбил нас». — «Поприкусите язык, — отвечал им мужчина, вот я пойду и докажу, что вы все выдумываете». Он подошел к хижине и украдкой заглянул в нее из-за двери — кот важной походкой расхаживал по комнате и пел. Мужчина выстрелил в него из ружья, и животное повалилось замертво на землю. И в то же самое мгновение в поле рухнула на землю его жена. Палая, она прошептала: «Меня убили в моем доме». У нее достало сил попросить мужа отправиться с ней в селение, где жили ее родители, и захватить с собой завернутый в циновку труп кота. Там вся ее родня собралась и стала горько упрекать девушку за то, что она настояла-таки на своем и взяла кота с собой. Как только циновку развернули и взорам собравшихся предстал труп кота, они один за другим замертво повалились на землю. Так прекратил свое существование клан кошки. Понесший тяжкую утрату муж закрыл ворота селения веткой, возвратился к своим и поведал друзьям о том, как. убив одного кота, невольно истребил целый клан, потому что жизнь его членов зависела от жизни этого кота.
С такими же представлениями мы сталкиваемся в сказках североамериканских индейцев. Так, навахо рассказывают о иском мифическом существе по прозвищу Девушка, Ставшая Медведем, то есть о девушке, научившейся от койота искусству превращаться в медведя. И была эта девушка великой воительницей, совершенно неуязвимой. Убить ее никто не мог, потому что перед тем, как отправиться на войну, она вынимала и прятала свои внутренние органы, и по окончании сражения возвращала их на свои места. У индейцев-квакиютль из Британской Колумбии есть сказка о людоедке, которую нельзя было убить потому, что жизнь ее была заключена в ветке болиголова. Храбрый юноша повстречался с ней в лесу, размозжил ей камнем голову, раскидал ее мозг во все стороны, переломал ей кости и выбросил их в воду. Затем его взорам предстала вросшая в пол женщина, которая обратилась к нему с таким предостережением: «Не задерживайся здесь надолго. Я знаю, ты пытался убить великаншу людоедку. Ты уже четвертый, кто на это решился. Но она бессмертна. И она вот-вот оживет. Жизнь ее заключена в той припрятанной ветке болиголова. Поспеши туда и, как только ее увидишь, стреляй в эту ветку из лука. Вот тогда она действительно умрет». Не успела она закончить свою речь, как в дом, напевая песенку, вошла живая и невредимая людоедка. Но тут юноша выстрелил в ветку, заключавшую в себе ее жизнь, и людоедка замертво свалилась на пол.
Глава LXVII
БЕСТЕЛЕСНАЯ ДУША В НАРОДНЫХ ОБЫЧАЯХ
Душа, пребывающая в неодушевленных предметах. Итак, мы проследили представление о том. что душу можно извлечь из тела и поместить на более или менее длительный период в безопасное место (таким местом на крайний случай могут быть волосы самого человека), на материале сказок многих народов. Остается продемонстрировать, что данное представление является не простым порождением фантазии, цель которого — придать сказке более красочный характер, а подлинным догматом первобытной веры, породившим большое число обычаев.
Мы убедились, что иногда, готовясь к битве, герой этих сказок вынимает из своего тела душу, чтобы стать непобедимым и неуязвимым. С тем же намерением и в других случаях, когда существует воображаемая или реальная опасность, первобытный человек извлекает свою душу из тела. Так, когда в Минагассе на острове Целебес семья переселяется в новый дом, жрец собирает души всех членов этой семьи в мешок, ибо считается, что с первым временем пребывания в новом доме сопряжена необычайная опасность. Позднее он возвращает души владельцам. Когда женщине в южной части острова Целебес приходит время рожать, человек, которого посылают за знахарем или повитухой, должен постоянно иметь при себе что-нибудь железное, например тесак, который он передает знахарю. Этот предмет должен пробыть в доме знахаря до окончания родов, после чего тот возвращает его прежним владельцам, получая за это установленную сумму денег. Тесак или другой железный предмет олицетворяет душу женщины — считается, что в столь критический момент ее душа, находясь вне тела, будет в большей безопасности. По той же причине знахарь обязан проявлять максимум заботы о сданном ему на хранение предмете: ведь если он потеряется, вместе с ним конечно же пропадет и душа женщины.
Когда у даяков из Пиноэ, области на юго-востоке острова Борнео, рождается ребенок, они посылают за знахарем, который с помощью заклинаний загоняет душу младенца в половинку кокосового ореха. Орех этот он накрывает тряпкой и кладет на большое плоское блюдо квадратной формы, подвешенное на веревках к крыше дома. В течение года он повторяет этот ритуал во время каждого новолуния. Сообщающий об этом автор не разъясняет смысла данного ритуала, но мы можем предположить, что заключался он в том, чтобы поместить душу новорожденного в сосуд более прочный, чем его собственное хрупкое тельце. В пользу такой догадки говорит и то, как понимают аналогичный обычай жители другой части Индийского архипелага. Когда в доме имеется младенец, жители островов Кай расщепляют кокосовый орех, вынимают его содержимое, а затем вновь склеивают половинки; такой орех нередко можно видеть по соседству с грубым деревянным изображением какого-нибудь предка. Исходят при этом из того, что душа младенца, чтобы быть застрахованной от нападений злых духов, на время перемещается в кокосовый орех. Как только ребенок повзрослеет и окрепнет, душа возвратится на постоянное жительство в его тело. Равным образом, когда у эскимосов Аляски заболевает ребенок, иногда местный шаман извлекает его душу из тела и помещает в амулет, который для вящей безопасности кладет в особую сумку. Не исключено, что в качестве вместилищ душ — как бы сейфов, в которые для безопасности помещены души их владельцев, — одновременно использовались многие такие амулеты. Одна старуха из племени мангандже в Британской Центральной Африке носила на шее полое украшение из слоновой кости длиной около 7 сантиметров, которое она именовала своей жизнью или душой. Ни при каких обстоятельствах она с ним, естественно, не расставалась. Один местный плантатор пытался уговорить ее продать ему это украшение, но тщетно. Когда однажды Джеймс Макдональд сидел в доме вождя Хлуби в ожидании выхода сего великого человека, который в это время занимался своим туалетом, один туземец, указав на пару великолепных бычьих рогов, заметил: «В этих рогах жизнь нтаме». Это были рога жертвенного животного, поэтому они считались священными. Местный шаман прикрепил их к крыше, чтобы они предохраняли дом и его обитателей от ударов молнии. «Это представление, — добавляет Макдональд, — не чуждо и другим южноафриканским племенам. По их понятиям, человеческая душа может угнездиться на крыше дома, в дерезе, на берегу источника и на утесе». У туземных обитателей полуострова Газель в Новой Британии имеется тайное общество, известное под названием ингниет или ингиет. При вступлении в его ряды каждый получает камень в форме человека или животного. Предполагается, что его душа с этого момента каким-то образом связана с этим камнем. Если камень треснет, это дурной знак для его владельца. Это, по словам местных жителей, в камень угодила молния, и, значит, его владельца ждет скорая смерть. Если такой человек тем не менее остается жив и после того, как камень его души раскололся, считается, что это был ненастоящий камень, и вместо пего человек получает другой. Один астроном сообщил императору Лекапену, что жизнь наследника болгарского престола Симеона заключена в колонне в Константинополе и, если с этой колонны снять капитель, Симеон тут же умрет. Император так и сделал и ему тотчас же донесли, что в Болгарии от болезни сердца скончался Симеон.
В сказках, как мы видели, дело представляется так, что душа или сила того или иного человека пребывает в его волосах и, когда их обрезают, человек умирает или теряет силу. Так, туземные обитатели Амбонны полагали, что их сила заключена в волосах и, если волосы остричь, то она покинет их. Один преступник, подвергнутый на этом острове пыткам в голландском суде, упорно отрицал свою причастность к преступлению до тех пор, пока ему не остригли волосы. Тут он незамедлительно признал свою вину. Некий человек, обвиняемый в убийстве, не дрогнув, переносил самые изощренные пытки, которым подвергали его мучители, пока не появился врач с ножницами в руках. Узнав, что этими ножницами ему собираются остричь волосы, подозреваемый, попросил этого не делать и откровенно во всем признался. И в других случаях, когда голландским властям не удавалось вырвать признание у обвиняемого, они прибегали к остриганию у них волос.
В Европе также когда-то бытовало мнение, что злые чары ведьм и колдунов заключены в волосах и, пока они не острижены, на эту нечисть нет никакой управы. Так, во Франции существовал обычай остригать на теле волосы подозреваемых в колдовстве людей, прежде чем предать их в руки палача. Миллей присутствовал при пытке в Тулузе людей, у которых не удавалось вырвать признание до тех пор, пока их не раздевали донага и не обривали; зато после этого они переставали запираться и признавались в содеянном. Одну женщину, которая вроде бы вела благочестивый образ жизни, подвергли пытке по подозрению в колдовстве; она переносила страдания с прямо-таки стоической твердостью до тех пор, пока на ее теле не остригли все волосы. Тут она не выдержала и признала свою вину. Знаменитый инквизитор Шпренгер143 ограничивался тем, что приказывал обрить голову подозреваемого в колдовстве мужчины или женщины. Зато его более ретивый коллега Куман, прежде чем послать на костер 47 женщин, сбрил все волосы на их теле. На это расследование он имел высшую санкцию, ибо «сам Сатана в проповеди, произнесенной с кафедры церкви в Норт-Беруике, утешил своих многочисленных последователей, заверив их в том, что с ними не приключится никакого несчастья, пока их волосы целы, а из глаз не катятся слезы». Равным образом в индийской провинции Бастар «толпа побивает человека, признанного виновным в колдовстве, а его волосы сбривают, так как считается, что в них заключены его злые чары; чтобы лишить его возможности бормотать свои заклинания, ему также выбивают передний зуб... Такое же тяжкое испытание ждет подозреваемых в колдовстве женщин. Их присуждают к тому же наказанию, а обритые волосы прикрепляют к дереву где-нибудь в публичном месте». Когда одна женщина у бхилов (Индия) была обвинена в колдовстве и прошла через различные формы «убеждения», ее подвесили и дерево за ноги и сыпали в глаза перец, с головы ее срезали и зарыли в землю прядь волос, «чтобы разорвать между ней и ее прошлыми бесовскими силами последнюю связь». Когда у ацтеков «наступало время расправиться» с ведьмами и колдунами «за все их черные дела и положить конец их омерзительной жизни, их хватали и выстригали у них на макушке волосы, что напрочь лишало их колдовских чар, после чего их предавали смерти».
Душа, пребывающая в растениях. Мы показали, что в сказках жизнь человека связывается с жизнью растения настолько тесно, что либо за увяданием растения сразу же следует смерть человека, либо, напротив, за смертью человека увядание растения. У народности мбенга, живущей неподалеку от Габона (Западная Африка), существует такой обычай: если двое детей рождаются в один день, то сажают два дерева одной породы и танцуют вокруг них. Считается, что с этих пор жизнь детей неразрывными узами связана с жизнью этих деревьев. Если дерево засохнет или его повалит ураган, для мбенга ясно как день, что и ребенка ждет скорая смерть. В Камеруне также существует поверье, что жизнь человека находится в симпатической связи с жизнью дерева. Так, вождь старого города в Калабаре хранил свою душу неподалеку от источника в священной роще. Когда европейцы по неведению или для забавы вырубили часть этой рощи, дух, по словам вождя, пришел в великий гнев и угрожал виновникам преступления всеми возможными карами.
Некоторые папуасы ставят жизнь новорожденного в симпатическую связь с жизнью дерева тем, что вгоняют в кору дерева камешек. С этого момента между деревом и ребенком завязывается якобы неразрывная связь, и, если срубить это дерево, умрет и ребенок. Маори придерживались обыкновения зарывать на священном месте пуповину новорожденного и сажать там молодое дерево. Если деревце росло, это служило для ребенка знамением жизни; если оно цвело, это означало, что и ребенка ждет процветание; зато, если оно засыхало и погибало, у родителей были веские основания ждать для своего малыша худшей доли. Кое-где на островах Фиджи пуповину ребенка мужского пола зарывают в землю с кокосовым орехом или саженцем хлебного дерева и считают, что жизнь ребенка полностью зависит от жизни дерева. Даяки из областей Ландак и Тайан в голландской части острова Борнео по случаю рождения ребенка имеют обыкновение сажать в землю плодовое дерево, с которым неразрывно связывают его судьбу. Если дерево растет хорошо, ребенку нечего бояться: но если оно задерживается в росте или усыхает, это сулит его побратиму неисчислимые беды.
Насколько нам известно, и поныне еще в России, Германии, Англии, Франции и Италии имеются семьи, которые отмечают рождение ребенка посадкой дерева. При этом они рассчитывают, что дерево будет расти вместе с ребенком, и ухаживают за ним с особой заботой. Довольно широко этот обычай распространен в кантоне Аарау в Швейцарии, где жители по случаю рождения мальчика сажают яблоню, а по случаю рождения девочки — грушу; с судьбой такого дерева тесно связывается судьба его побратима. Мекленбуржцы зарывают послед у подножия молодого дерева, после чего рост ребенка ставится в полную зависимость от роста этого дерева. Близ замка Дельгузи, неподалеку от города Эдинбург, растет дуб, прозываемый деревом Эджуэллов. По народному поверью, это дерево таинственными узами связано с судьбой данного семейства. Когда кто-нибудь из Эджуэллов находится на смертном одре или умирает, этот дуб роняет на землю ветвь. Так, когда тихим июльским днем 1874 года старый лесник увидел, как с дуба упала огромная ветвь, он воскликнул: «Господин умер!» Вскоре пришло известие о смерти Фокса Молла — одиннадцатого графа Дельгузи.
Иногда, чтобы вылечить ребенка от перелома или от рахита, его проводят через расщепленный ствол ясеня, после чего между этим деревом и ребенком устанавливается якобы некая симпатическая связь. Одно такое дерево растет по дороге из Хокли-Хауса в Бирмингем. «Томаса Чиллингуорта, сына владельца близлежащей фермы, годовалым ребенком провели через расщелину этого дерева (оно, впрочем, и поныне находится в отличном состоянии). Это дерево он опекает так заботливо, что не позволяет даже прикоснуться к его ветвям, ибо, по местному поверью, жизнь больного зависит от жизни дерева. На каком бы расстоянии от дерева он ни находился, как только к нему прикоснется топор, перелом тут же даст о себе знать, начнется гангрена, и дело кончится смертью». Обычный способ лечения заключается в том, что на молодом ясене делается длинный продольный разрез, и через него на рассвете три (или девять) раз проводят нагого ребенка. Вести его, если верить жителям Западной Англии, следует «против солнца». По совершении этого обряда разрез замазывают грязью или глиной и дерево накрепко перевязывают. Предполагается, что как зарастает трещина на дереве, так срастется и перелом у ребенка. Если же трещина не зарастет, то не срастется и перелом; в случае, если дерево погибнет, вслед за ним наверняка умрет и ребенок.
Аналогичные методы лечения разных болезней, прежде всего переломов и рахита, были обычным делом и в других частях Европы: в Германии, Франции, Дании и Швеции. Впрочем, в этих странах в указанных целях применялся не ясень, а дуб (иногда вместо него в ход шла ива). Мекленбуржцы, как и англичане, считают, что образовавшаяся в результате симпатическая связь между ребенком и деревом является столь тесной, что стоит срубить дерево — и ребенок умирает.
Душа, пребывающая в животных. Как в сказках, так и в обрядах время от времени симпатические узы связывают человека не только с неодушевленными предметами и растениями. Аналогичная связь, как предполагается, имеет место между человеком и животным, так что благополучие одного находится в зависимости от благополучия другого и смерть животного влечет за собой смерть человека. Считается, что привилегией извлекать душу из тела человека и помещать ее в тело животного пользуются, как правило, колдуны и ведьмы. Например, якуты верят, что душа — или одна из душ — каждого шамана или колдуна пребывает в неком животном, заботливо припрятанном от всего остального мира. «Никому не удастся найти мою внешнюю душу, — уверял один знаменитый шаман, — она находится далеко отсюда, в каменистых горах Эдзиганска».144 «Только один раз в году, когда сходит последний снег и вновь чернеет земля, внешние души шаманов в облике животных посещают человеческие жилища. Расхаживают эти животные повсюду, но способностью видеть их одарены исключительно шаманы. Сильные души величаво выступают с громким ревом, а слабые крадутся тихо и робко. Нередко они вступают между собой в схватку, после которой шаманы, чьи души потерпели поражение, заболевают или умирают. Души слабейших и трусливых шаманов воплощаются в облике собак: это животное никогда не оставляет своего человеческого двойника в покое, но постоянно гложет его сердце и рвет на части его тело. Внешние души самых могучих шаманов принимают облик жеребцов, лосей, черных медведей, орлов и кабанов. По мнению самоедов из Туруханской области, у каждого шамана есть свой дух-хранитель в образе кабана, которого он повсюду водит за собой на магическом ремне. Гибель этого кабана влечет за собой смерть шамана. Самоеды рассказывают предания о поединках между шаманами, которые, прежде чем сойтись в единоборстве друг с другом, посылали на бой своих духов. Малайцы полагают, что душа человека может перейти к другому человеку или к животному; вернее, между ними может образоваться мистическая связь, и судьба одного из них оказывается в полной зависимости от судьбы другого».
У меланезийцев одного из Ново-Гебридских островов представление о внешней душе находит приложение в повседневной жизни. Слово таманиу означает на местном наречии «одушевленный или неодушевленный предмет, от которого, по убеждению человека, в тесной зависимости находится его собственное существование... Не каждый островитянин имел свой собственный таманиу. Только некоторым из них приходило в голову, что между ними и ящерицей, змеей, а иногда и камнем существует такого рода отношение. В иных случаях, чтобы найти таманиу, пили настой из определенного рода листьев. Оставшуюся на дне гущу сливали, и таманиу считалось первое живое существо, которое замечали на этой куче или внутри ее. За этим существом присматривали, но его не кормили и ему не поклонялись. Туземцы полагали, что оно являлось по зову и жизнь человека была тесно связана с жизнью таманиу (если это живое существо) или с его безопасностью. Стоит такому существу умереть, а если это неодушевленный предмет — поломаться, потеряться, и человек обязательно умрет. Поэтому в случае болезни они посылали взглянуть, в каком состоянии находится таманиу больного».
Весьма широкое распространение представление о внешней душе, помещенной в животное, получило в Западной Африке, в особенности в Нигерии, Камеруне и Габоне. Фаны из Габона полагали, что совершаемый при инициации каждого шамана обряд побратимства связывает его жизнь с жизнью того или иного дикого животного. Шаман берет кровь из уха животного и из своей руки и прививает свою кровь животному, а кровь животного — себе. С этих пор между ними устанавливается столь тесная связь, что смерть одного влечет за собой смерть другого. Предполагается, что в результате заключения этого союза сила шамана или колдуна в огромной мере возрастает, из чего он может извлечь многочисленные преимущества. Во-первых, с этих пор шаман фанов, подобно сказочному волшебнику, который спрятал свою жизнь в надежном месте, мнит себя неуязвимым. Более того, животное, с которым он обменялся кровью, стало его верным другом и готово выполнить любой его приказ; к его услугам он прибегает для того, чтобы нанести ущерб своим врагам или навлечь на них гибель. По этой причине шаман никогда не делает своим побратимом прирученное животное, напротив, эта роль неизменно выпадает опасному и свирепому животному, например леопарду, черной змее, крокодилу, гиппопотаму, кабану или коршуну. Наиболее популярным животным-побратимом является у фанских шаманов леопард, на втором месте стоит черная змея, а замыкает список коршун. Есть животные-побратимы и у местных колдуний. Впрочем, животные, которым отдают на хранение свои души женщины, как правило, отличаются от животных, которых используют в тех же случаях мужчины. Так, побратимом колдуньи ни в коем случае не может быть пантера, зато эта роль часто выпадает ядовитым змеям, к примеру рогатой гадюке, черной змее, иногда зеленой змее, обитающей среди банановых деревьев, а также коршуну, сове или другой ночной птице. Животное или птица, с которыми шаман или колдунья заключили таинственный союз, играет эту роль не в качестве представителя вида, а как особь. Когда данная особь умирает, союзу, естественно, наступает конец, так как считается, что за смертью животного-побратима последует смерть человека.
Сходных верований придерживаются племена, расселенные в долине Крестовой реки в Камеруне. Отдельные группы людей — как правило, это обитатели одного селения — останавливают свои выбор на различных животных, с которыми они, как им кажется, связаны узами теской дружбы пли родства. В число таких животных входят гиппопотамы, слоны, леопарды, крокодилы, гориллы, рыбы, змеи и т.д. Все эти существа либо наделены большой силой, либо обладают способностью с молниеносной быстротой скрываться в чаще леса или под водой. Это умение скрываться, по имеющимся сведениям, является необходимым условием при выборе животных-побратимов. Ведь от того животного ожидают, что оно будет исподтишка вредить врагу, например неожиданно вынырнет из воды и перевернет каноэ врага, если это гиппопотам. Предполагается, что между такими животными и их друзьями и родственниками-людьми существует такой силы симпатическая связь, что, как только умирает животное, умирает и человек и, наоборот, со смертью человека испускает дух и животное. Из этого следует, что в животное-побратима нельзя стрелять или вообще причинять ему какой-либо вред из опасения повредить или убить людей, жизнь которых неразрывными узами связана с жизнью такого животного. Это, впрочем, не мешает жителям деревни, связанной узами дружбы со слонами, охотиться на них. Ведь их благоговение относится к отдельным особям, которые тесно связаны с конкретными мужчинами и женщинами, и не распространяется на вид в целом. Они воображают, что могут безошибочно отличить слонов-родичей от обычных слонов. Более того, и слоны якобы обладают способностью узнавать своих сородичей. Когда охотник встречает слона, который находится в дружеских отношениях с человеком, благородное животное поднимает свой хобот на уровень его лица, как бы говоря: «Не стреляй в меня!» Если охотник окажется настолько неосмотрительным, бесчеловечным, что выстрелит и ранит животное, несмотря на предупреждение, человек, чья жизнь находится в зависимости от жизни животного, заболеет.
Мы убедились, что иногда, готовясь к битве, герой этих сказок вынимает из своего тела душу, чтобы стать непобедимым и неуязвимым. С тем же намерением и в других случаях, когда существует воображаемая или реальная опасность, первобытный человек извлекает свою душу из тела. Так, когда в Минагассе на острове Целебес семья переселяется в новый дом, жрец собирает души всех членов этой семьи в мешок, ибо считается, что с первым временем пребывания в новом доме сопряжена необычайная опасность. Позднее он возвращает души владельцам. Когда женщине в южной части острова Целебес приходит время рожать, человек, которого посылают за знахарем или повитухой, должен постоянно иметь при себе что-нибудь железное, например тесак, который он передает знахарю. Этот предмет должен пробыть в доме знахаря до окончания родов, после чего тот возвращает его прежним владельцам, получая за это установленную сумму денег. Тесак или другой железный предмет олицетворяет душу женщины — считается, что в столь критический момент ее душа, находясь вне тела, будет в большей безопасности. По той же причине знахарь обязан проявлять максимум заботы о сданном ему на хранение предмете: ведь если он потеряется, вместе с ним конечно же пропадет и душа женщины.
Когда у даяков из Пиноэ, области на юго-востоке острова Борнео, рождается ребенок, они посылают за знахарем, который с помощью заклинаний загоняет душу младенца в половинку кокосового ореха. Орех этот он накрывает тряпкой и кладет на большое плоское блюдо квадратной формы, подвешенное на веревках к крыше дома. В течение года он повторяет этот ритуал во время каждого новолуния. Сообщающий об этом автор не разъясняет смысла данного ритуала, но мы можем предположить, что заключался он в том, чтобы поместить душу новорожденного в сосуд более прочный, чем его собственное хрупкое тельце. В пользу такой догадки говорит и то, как понимают аналогичный обычай жители другой части Индийского архипелага. Когда в доме имеется младенец, жители островов Кай расщепляют кокосовый орех, вынимают его содержимое, а затем вновь склеивают половинки; такой орех нередко можно видеть по соседству с грубым деревянным изображением какого-нибудь предка. Исходят при этом из того, что душа младенца, чтобы быть застрахованной от нападений злых духов, на время перемещается в кокосовый орех. Как только ребенок повзрослеет и окрепнет, душа возвратится на постоянное жительство в его тело. Равным образом, когда у эскимосов Аляски заболевает ребенок, иногда местный шаман извлекает его душу из тела и помещает в амулет, который для вящей безопасности кладет в особую сумку. Не исключено, что в качестве вместилищ душ — как бы сейфов, в которые для безопасности помещены души их владельцев, — одновременно использовались многие такие амулеты. Одна старуха из племени мангандже в Британской Центральной Африке носила на шее полое украшение из слоновой кости длиной около 7 сантиметров, которое она именовала своей жизнью или душой. Ни при каких обстоятельствах она с ним, естественно, не расставалась. Один местный плантатор пытался уговорить ее продать ему это украшение, но тщетно. Когда однажды Джеймс Макдональд сидел в доме вождя Хлуби в ожидании выхода сего великого человека, который в это время занимался своим туалетом, один туземец, указав на пару великолепных бычьих рогов, заметил: «В этих рогах жизнь нтаме». Это были рога жертвенного животного, поэтому они считались священными. Местный шаман прикрепил их к крыше, чтобы они предохраняли дом и его обитателей от ударов молнии. «Это представление, — добавляет Макдональд, — не чуждо и другим южноафриканским племенам. По их понятиям, человеческая душа может угнездиться на крыше дома, в дерезе, на берегу источника и на утесе». У туземных обитателей полуострова Газель в Новой Британии имеется тайное общество, известное под названием ингниет или ингиет. При вступлении в его ряды каждый получает камень в форме человека или животного. Предполагается, что его душа с этого момента каким-то образом связана с этим камнем. Если камень треснет, это дурной знак для его владельца. Это, по словам местных жителей, в камень угодила молния, и, значит, его владельца ждет скорая смерть. Если такой человек тем не менее остается жив и после того, как камень его души раскололся, считается, что это был ненастоящий камень, и вместо пего человек получает другой. Один астроном сообщил императору Лекапену, что жизнь наследника болгарского престола Симеона заключена в колонне в Константинополе и, если с этой колонны снять капитель, Симеон тут же умрет. Император так и сделал и ему тотчас же донесли, что в Болгарии от болезни сердца скончался Симеон.
В сказках, как мы видели, дело представляется так, что душа или сила того или иного человека пребывает в его волосах и, когда их обрезают, человек умирает или теряет силу. Так, туземные обитатели Амбонны полагали, что их сила заключена в волосах и, если волосы остричь, то она покинет их. Один преступник, подвергнутый на этом острове пыткам в голландском суде, упорно отрицал свою причастность к преступлению до тех пор, пока ему не остригли волосы. Тут он незамедлительно признал свою вину. Некий человек, обвиняемый в убийстве, не дрогнув, переносил самые изощренные пытки, которым подвергали его мучители, пока не появился врач с ножницами в руках. Узнав, что этими ножницами ему собираются остричь волосы, подозреваемый, попросил этого не делать и откровенно во всем признался. И в других случаях, когда голландским властям не удавалось вырвать признание у обвиняемого, они прибегали к остриганию у них волос.
В Европе также когда-то бытовало мнение, что злые чары ведьм и колдунов заключены в волосах и, пока они не острижены, на эту нечисть нет никакой управы. Так, во Франции существовал обычай остригать на теле волосы подозреваемых в колдовстве людей, прежде чем предать их в руки палача. Миллей присутствовал при пытке в Тулузе людей, у которых не удавалось вырвать признание до тех пор, пока их не раздевали донага и не обривали; зато после этого они переставали запираться и признавались в содеянном. Одну женщину, которая вроде бы вела благочестивый образ жизни, подвергли пытке по подозрению в колдовстве; она переносила страдания с прямо-таки стоической твердостью до тех пор, пока на ее теле не остригли все волосы. Тут она не выдержала и признала свою вину. Знаменитый инквизитор Шпренгер143 ограничивался тем, что приказывал обрить голову подозреваемого в колдовстве мужчины или женщины. Зато его более ретивый коллега Куман, прежде чем послать на костер 47 женщин, сбрил все волосы на их теле. На это расследование он имел высшую санкцию, ибо «сам Сатана в проповеди, произнесенной с кафедры церкви в Норт-Беруике, утешил своих многочисленных последователей, заверив их в том, что с ними не приключится никакого несчастья, пока их волосы целы, а из глаз не катятся слезы». Равным образом в индийской провинции Бастар «толпа побивает человека, признанного виновным в колдовстве, а его волосы сбривают, так как считается, что в них заключены его злые чары; чтобы лишить его возможности бормотать свои заклинания, ему также выбивают передний зуб... Такое же тяжкое испытание ждет подозреваемых в колдовстве женщин. Их присуждают к тому же наказанию, а обритые волосы прикрепляют к дереву где-нибудь в публичном месте». Когда одна женщина у бхилов (Индия) была обвинена в колдовстве и прошла через различные формы «убеждения», ее подвесили и дерево за ноги и сыпали в глаза перец, с головы ее срезали и зарыли в землю прядь волос, «чтобы разорвать между ней и ее прошлыми бесовскими силами последнюю связь». Когда у ацтеков «наступало время расправиться» с ведьмами и колдунами «за все их черные дела и положить конец их омерзительной жизни, их хватали и выстригали у них на макушке волосы, что напрочь лишало их колдовских чар, после чего их предавали смерти».
Душа, пребывающая в растениях. Мы показали, что в сказках жизнь человека связывается с жизнью растения настолько тесно, что либо за увяданием растения сразу же следует смерть человека, либо, напротив, за смертью человека увядание растения. У народности мбенга, живущей неподалеку от Габона (Западная Африка), существует такой обычай: если двое детей рождаются в один день, то сажают два дерева одной породы и танцуют вокруг них. Считается, что с этих пор жизнь детей неразрывными узами связана с жизнью этих деревьев. Если дерево засохнет или его повалит ураган, для мбенга ясно как день, что и ребенка ждет скорая смерть. В Камеруне также существует поверье, что жизнь человека находится в симпатической связи с жизнью дерева. Так, вождь старого города в Калабаре хранил свою душу неподалеку от источника в священной роще. Когда европейцы по неведению или для забавы вырубили часть этой рощи, дух, по словам вождя, пришел в великий гнев и угрожал виновникам преступления всеми возможными карами.
Некоторые папуасы ставят жизнь новорожденного в симпатическую связь с жизнью дерева тем, что вгоняют в кору дерева камешек. С этого момента между деревом и ребенком завязывается якобы неразрывная связь, и, если срубить это дерево, умрет и ребенок. Маори придерживались обыкновения зарывать на священном месте пуповину новорожденного и сажать там молодое дерево. Если деревце росло, это служило для ребенка знамением жизни; если оно цвело, это означало, что и ребенка ждет процветание; зато, если оно засыхало и погибало, у родителей были веские основания ждать для своего малыша худшей доли. Кое-где на островах Фиджи пуповину ребенка мужского пола зарывают в землю с кокосовым орехом или саженцем хлебного дерева и считают, что жизнь ребенка полностью зависит от жизни дерева. Даяки из областей Ландак и Тайан в голландской части острова Борнео по случаю рождения ребенка имеют обыкновение сажать в землю плодовое дерево, с которым неразрывно связывают его судьбу. Если дерево растет хорошо, ребенку нечего бояться: но если оно задерживается в росте или усыхает, это сулит его побратиму неисчислимые беды.
Насколько нам известно, и поныне еще в России, Германии, Англии, Франции и Италии имеются семьи, которые отмечают рождение ребенка посадкой дерева. При этом они рассчитывают, что дерево будет расти вместе с ребенком, и ухаживают за ним с особой заботой. Довольно широко этот обычай распространен в кантоне Аарау в Швейцарии, где жители по случаю рождения мальчика сажают яблоню, а по случаю рождения девочки — грушу; с судьбой такого дерева тесно связывается судьба его побратима. Мекленбуржцы зарывают послед у подножия молодого дерева, после чего рост ребенка ставится в полную зависимость от роста этого дерева. Близ замка Дельгузи, неподалеку от города Эдинбург, растет дуб, прозываемый деревом Эджуэллов. По народному поверью, это дерево таинственными узами связано с судьбой данного семейства. Когда кто-нибудь из Эджуэллов находится на смертном одре или умирает, этот дуб роняет на землю ветвь. Так, когда тихим июльским днем 1874 года старый лесник увидел, как с дуба упала огромная ветвь, он воскликнул: «Господин умер!» Вскоре пришло известие о смерти Фокса Молла — одиннадцатого графа Дельгузи.
Иногда, чтобы вылечить ребенка от перелома или от рахита, его проводят через расщепленный ствол ясеня, после чего между этим деревом и ребенком устанавливается якобы некая симпатическая связь. Одно такое дерево растет по дороге из Хокли-Хауса в Бирмингем. «Томаса Чиллингуорта, сына владельца близлежащей фермы, годовалым ребенком провели через расщелину этого дерева (оно, впрочем, и поныне находится в отличном состоянии). Это дерево он опекает так заботливо, что не позволяет даже прикоснуться к его ветвям, ибо, по местному поверью, жизнь больного зависит от жизни дерева. На каком бы расстоянии от дерева он ни находился, как только к нему прикоснется топор, перелом тут же даст о себе знать, начнется гангрена, и дело кончится смертью». Обычный способ лечения заключается в том, что на молодом ясене делается длинный продольный разрез, и через него на рассвете три (или девять) раз проводят нагого ребенка. Вести его, если верить жителям Западной Англии, следует «против солнца». По совершении этого обряда разрез замазывают грязью или глиной и дерево накрепко перевязывают. Предполагается, что как зарастает трещина на дереве, так срастется и перелом у ребенка. Если же трещина не зарастет, то не срастется и перелом; в случае, если дерево погибнет, вслед за ним наверняка умрет и ребенок.
Аналогичные методы лечения разных болезней, прежде всего переломов и рахита, были обычным делом и в других частях Европы: в Германии, Франции, Дании и Швеции. Впрочем, в этих странах в указанных целях применялся не ясень, а дуб (иногда вместо него в ход шла ива). Мекленбуржцы, как и англичане, считают, что образовавшаяся в результате симпатическая связь между ребенком и деревом является столь тесной, что стоит срубить дерево — и ребенок умирает.
Душа, пребывающая в животных. Как в сказках, так и в обрядах время от времени симпатические узы связывают человека не только с неодушевленными предметами и растениями. Аналогичная связь, как предполагается, имеет место между человеком и животным, так что благополучие одного находится в зависимости от благополучия другого и смерть животного влечет за собой смерть человека. Считается, что привилегией извлекать душу из тела человека и помещать ее в тело животного пользуются, как правило, колдуны и ведьмы. Например, якуты верят, что душа — или одна из душ — каждого шамана или колдуна пребывает в неком животном, заботливо припрятанном от всего остального мира. «Никому не удастся найти мою внешнюю душу, — уверял один знаменитый шаман, — она находится далеко отсюда, в каменистых горах Эдзиганска».144 «Только один раз в году, когда сходит последний снег и вновь чернеет земля, внешние души шаманов в облике животных посещают человеческие жилища. Расхаживают эти животные повсюду, но способностью видеть их одарены исключительно шаманы. Сильные души величаво выступают с громким ревом, а слабые крадутся тихо и робко. Нередко они вступают между собой в схватку, после которой шаманы, чьи души потерпели поражение, заболевают или умирают. Души слабейших и трусливых шаманов воплощаются в облике собак: это животное никогда не оставляет своего человеческого двойника в покое, но постоянно гложет его сердце и рвет на части его тело. Внешние души самых могучих шаманов принимают облик жеребцов, лосей, черных медведей, орлов и кабанов. По мнению самоедов из Туруханской области, у каждого шамана есть свой дух-хранитель в образе кабана, которого он повсюду водит за собой на магическом ремне. Гибель этого кабана влечет за собой смерть шамана. Самоеды рассказывают предания о поединках между шаманами, которые, прежде чем сойтись в единоборстве друг с другом, посылали на бой своих духов. Малайцы полагают, что душа человека может перейти к другому человеку или к животному; вернее, между ними может образоваться мистическая связь, и судьба одного из них оказывается в полной зависимости от судьбы другого».
У меланезийцев одного из Ново-Гебридских островов представление о внешней душе находит приложение в повседневной жизни. Слово таманиу означает на местном наречии «одушевленный или неодушевленный предмет, от которого, по убеждению человека, в тесной зависимости находится его собственное существование... Не каждый островитянин имел свой собственный таманиу. Только некоторым из них приходило в голову, что между ними и ящерицей, змеей, а иногда и камнем существует такого рода отношение. В иных случаях, чтобы найти таманиу, пили настой из определенного рода листьев. Оставшуюся на дне гущу сливали, и таманиу считалось первое живое существо, которое замечали на этой куче или внутри ее. За этим существом присматривали, но его не кормили и ему не поклонялись. Туземцы полагали, что оно являлось по зову и жизнь человека была тесно связана с жизнью таманиу (если это живое существо) или с его безопасностью. Стоит такому существу умереть, а если это неодушевленный предмет — поломаться, потеряться, и человек обязательно умрет. Поэтому в случае болезни они посылали взглянуть, в каком состоянии находится таманиу больного».
Весьма широкое распространение представление о внешней душе, помещенной в животное, получило в Западной Африке, в особенности в Нигерии, Камеруне и Габоне. Фаны из Габона полагали, что совершаемый при инициации каждого шамана обряд побратимства связывает его жизнь с жизнью того или иного дикого животного. Шаман берет кровь из уха животного и из своей руки и прививает свою кровь животному, а кровь животного — себе. С этих пор между ними устанавливается столь тесная связь, что смерть одного влечет за собой смерть другого. Предполагается, что в результате заключения этого союза сила шамана или колдуна в огромной мере возрастает, из чего он может извлечь многочисленные преимущества. Во-первых, с этих пор шаман фанов, подобно сказочному волшебнику, который спрятал свою жизнь в надежном месте, мнит себя неуязвимым. Более того, животное, с которым он обменялся кровью, стало его верным другом и готово выполнить любой его приказ; к его услугам он прибегает для того, чтобы нанести ущерб своим врагам или навлечь на них гибель. По этой причине шаман никогда не делает своим побратимом прирученное животное, напротив, эта роль неизменно выпадает опасному и свирепому животному, например леопарду, черной змее, крокодилу, гиппопотаму, кабану или коршуну. Наиболее популярным животным-побратимом является у фанских шаманов леопард, на втором месте стоит черная змея, а замыкает список коршун. Есть животные-побратимы и у местных колдуний. Впрочем, животные, которым отдают на хранение свои души женщины, как правило, отличаются от животных, которых используют в тех же случаях мужчины. Так, побратимом колдуньи ни в коем случае не может быть пантера, зато эта роль часто выпадает ядовитым змеям, к примеру рогатой гадюке, черной змее, иногда зеленой змее, обитающей среди банановых деревьев, а также коршуну, сове или другой ночной птице. Животное или птица, с которыми шаман или колдунья заключили таинственный союз, играет эту роль не в качестве представителя вида, а как особь. Когда данная особь умирает, союзу, естественно, наступает конец, так как считается, что за смертью животного-побратима последует смерть человека.
Сходных верований придерживаются племена, расселенные в долине Крестовой реки в Камеруне. Отдельные группы людей — как правило, это обитатели одного селения — останавливают свои выбор на различных животных, с которыми они, как им кажется, связаны узами теской дружбы пли родства. В число таких животных входят гиппопотамы, слоны, леопарды, крокодилы, гориллы, рыбы, змеи и т.д. Все эти существа либо наделены большой силой, либо обладают способностью с молниеносной быстротой скрываться в чаще леса или под водой. Это умение скрываться, по имеющимся сведениям, является необходимым условием при выборе животных-побратимов. Ведь от того животного ожидают, что оно будет исподтишка вредить врагу, например неожиданно вынырнет из воды и перевернет каноэ врага, если это гиппопотам. Предполагается, что между такими животными и их друзьями и родственниками-людьми существует такой силы симпатическая связь, что, как только умирает животное, умирает и человек и, наоборот, со смертью человека испускает дух и животное. Из этого следует, что в животное-побратима нельзя стрелять или вообще причинять ему какой-либо вред из опасения повредить или убить людей, жизнь которых неразрывными узами связана с жизнью такого животного. Это, впрочем, не мешает жителям деревни, связанной узами дружбы со слонами, охотиться на них. Ведь их благоговение относится к отдельным особям, которые тесно связаны с конкретными мужчинами и женщинами, и не распространяется на вид в целом. Они воображают, что могут безошибочно отличить слонов-родичей от обычных слонов. Более того, и слоны якобы обладают способностью узнавать своих сородичей. Когда охотник встречает слона, который находится в дружеских отношениях с человеком, благородное животное поднимает свой хобот на уровень его лица, как бы говоря: «Не стреляй в меня!» Если охотник окажется настолько неосмотрительным, бесчеловечным, что выстрелит и ранит животное, несмотря на предупреждение, человек, чья жизнь находится в зависимости от жизни животного, заболеет.