Страница:
Язур пошел по следам. У ручья он нахмурился, восстановив происшедшее, и нахмурился еще больше, увидев на другом берегу неуверенные отпечатки копыт лошади, передвигающейся на трех ногах.
Он без труда обнаружил убежище Искальды и, боясь ее напугать, зашел с подветренной стороны. Лошадь была в плачевном состоянии. Передняя нога, распухшая, торчала под неестественным углом, морду пересекала длинная рваная рана, едва не задевающая левый глаз, грива была спутана, шкура исцарапана. Глядя на нее сквозь ветки, юноша задумался, как лучше помочь несчастной, и в этот момент Искальда подняла голову, увидела его и радостно заржала. Язур с облегчением улыбнулся. Значит, человеческой части своего разума она не утратила. Он подошел ближе и вдруг заметил волчонка, который доверчиво прижимался к теплому боку лошади. Во имя Жнеца, на что Искальде волк?! Язур склонился над зверенышем, чтобы разглядеть его лучше, и сначала оцепенел, не веря своим глазам, а потом пришел в ужас. Вульф едва не умирает от слабости, а он стоит тут как дурак, вместо того, чтобы сейчас же отнести его в безопасное место! Ух, Ориэлла спустит с него шкуру, если узнает!
Язур поднял волчонка, сунул себе за пазуху, а потом помог Искальде подняться.
- Прости, - сказал он, - но нужно как можно скорее вернуть Вульфа Эйлин.
***
Волшебница спустилась к берегу и присела на большой камень, торчащий у самой кромки воды По бирюзовой поверхности озера пробегали серебристые солнечные блики, шептал в кронах ветер, пересвистывались в рощице птицы и нежно, едва различимо, плескались о берег волны. Эйлин долго сидела так, упиваясь долгожданным одиночеством. Раздражение и злоба постепенно улеглись, и, поскольку рядом не было никого, кто мог бы отвлечь волшебницу, мысли ее снова и снова возвращались к тем самым вещам, о которых ей пока еще не хотелось задумываться. Вздохнув, она посмотрела на развалины башни. Хватит! Нечего рассиживаться тут и страдать. Надо работать. Надо возвести временное укрытие на островке, надо собрать уцелевших коз, о которых говорила Дульсина, надо разобрать обломки, надо подумать о новом саде... Одним словом, надо строить новую жизнь из осколков старой. Жаль только, что спустя столько лет опять приходится начинать все сначала... Эйлин закрыла лицо руками и потерла усталые глаза, Она еще не принялась за работу, но уже чувствовала, что задача слишком сложна для одного человека.
***
Подходя к острову, Язур увидел Фею в тоске и печали. Ну уж теперь-то госпожа не откажется от его помощи! Она выглядела такой одинокой - как же тут не обрадоваться человеческому обществу? Впрочем, думая так-, Язур скорее подбадривал себя. На примере Ориэллы он знал, что маги не принимают в расчет никакие соображения, когда речь заходит об их гордости. Эйлин и в таком состоянии может запросто вышвырнуть его из Долины - только ради того, чтобы назло всем замкнуться в своем одиночестве. Тогда она получит возможность, не скрываясь, плакать, сколько душе угодно, и гордость ее не пострадает.
"Но это же глупо!" - в очередной раз сказал самому себе Язур. Она же сама от этого мучается! Ради ее же блага он должен ее уломать. А Искальде нужна помощь, и если волшебнице спокойно все объяснить, она же не выгонит раненого? И кроме того... Он посмотрел на волчонка, которого держал на руках. Она должна по крайней мере поблагодарить его за то, что он нашел ее внука. Он посмотрел на Искальду, которая терпеливо ждала рядом. Они шли очень долго, но кобыла наотрез отказалась остаться в укрытии, пока Язур не вернется за ней вместе с Эйлин. В общем, тянуть дальше нельзя. Маленький Вульф нуждается в тепле и пище.
- Я рассчитываю на твою помощь, - сказал Язур Искальде. - Хотя одному Жнецу известно, чем ты мне можешь помочь, - добавил он себе под нос и, набрав в грудь побольше воздуха, крепче прижал волчонка к груди и вышел из тени.
Увидев Язура, Эйлин мгновенно пришла в бешенство:
- Ты! Что тебе надо?! О боги, почему ты не ушел вместе со всеми!
Речь, которую Язур так старательно подготовил, тут же выветрилась у него из головы.
- Я... - Он прокашлялся и поднял повыше волчонка. - Госпожа, я нашел твоего внука.
- Что?! Этот волк - мой внук? Как смеешь ты надо мной насмехаться, смертный?
Язур почувствовал, что в нем самом растет гнев, вызванный несправедливыми обвинениями.
- Я не насмехаюсь! - заорал он в ответ. - Во имя Ориэллы, я никогда бы себе этого не позволил! Но посмотри! - Он снова поднял волчонка выше. - Ты только посмотри на него, упрямая ты колдунья! Его заколдовал враг Ориэллы, могущественный волшебник, но все же это твоя плоть и кровь! Ради него, ради свой дочери, попробуй взглянуть сердцем - и ты увидишь, кто он на самом деле!
Эйлин открыла рот, потом снова закрыла. Она медленно подошла и взяла малыша на руки. Язур увидел, как затуманился ее взгляд и слезы потекли по щекам.
- Это мой внук, - прошептала она. - Это он... - Фея внезапно оживилась и принялась хлопотать:
- О боги, так же нельзя! Язур, скорее набери хворосту и разведи костер. И нам нужен навес - бедный ребенок уже достаточно ночей провел под открытым небом. А ты, бедная моя, - сказала она Искальде так, словно та по-прежнему была человеком, - прости, но тебе придется еще немножко подождать, пока я смогу тобой заняться...
Что она говорила дальше, Язур уже не слышал: он торопился исполнить ее поручение, радуясь в душе, что нашелся повод исчезнуть, прежде чем Фея успела заметить улыбку у него на лице.
Глава 3
КОРОЛЬ У ПОДНОЖИЯ ХОЛМОВ
Удивительно, думала Эйлин, как внезапно, в одночасье, может измениться жизнь человека. Новые обязанности не оставляли ей времени предаваться скорби. Язур расчистил прежний очаг в том месте, где когда-то была кухня, и теперь сооружал подобие хижины, используя единственный уцелевший участок стены. Эйлин разослала во все стороны мысленные приказы, но волков, пришедших вместе с Ориэллой из южных гор, не обнаружила: вероятнее всего, они погибли в огне пожара. Тогда Фея призвала волчью семью из Долины - это были потомки тех, с которыми Ориэлла в детстве играла, а у волков долгая память на такие вещи, поэтому они были счастливы принять участие в воспитании ее сына и внука своей госпожи.
Искальда выглядела уже гораздо лучше. Правда, у Эйлин никогда не было особых способностей к исцелению, но что могла, она сделала: промыла ранки от шипов, сняла боль, заживила ссадины. У Искальды, к счастью, оказался не перелом, а всего лишь вывих, правда, довольно серьезный, и Эйлин, послушавшись совета Язура, прибегла к средствам лечения, принятым у смертных, сделав Искальде припарки из мха и лечебных трав.
Когда Язур впервые сообщил ей, что решил остаться, Эйлин дала ему краткий и, конечно же, отрицательный ответ, но по зрелом размышлении передумала, и, как оказалось, это было лучшее решение, какое она приняла на своем веку. Волшебница с удовольствием втянула дразнящий аромат оленины, которую Язур жарил на костре. "Он не только ловкий охотник и следопыт, не только может построить навес так же легко, как машет мечом, он еще и стряпать умеет, - подумала она с улыбкой. - Когда я снова увижу дочь - а я должна верить, что снова ее увижу, - надо не забыть похвалить ее за то, что она так хорошо научилась выбирать друзей".
Итак, Фея больше не собиралась выгонять юношу, тем более что с появлением Вульфа хлопот у нее прибавилось. Форрал в свое время научил ее одному: нет ничего плохого в том, чтобы принять честно предложенную помощь, равно как и в том, чтобы признать, что невозможно сделать все в одиночку. Эйлин понимала, что, потакая своей гордости, она повредит прежде всего Вульфу, а бедный мальчик и так уже порядочно натерпелся. Эйлин не собиралась повторять ошибку, которую она допустила, воспитывая Ориэллу.
***
Несмотря на то что Эйлин публично его унизила, Хеллорин больше не находил в своем сердце злости. Когда он думал о том, что она осталась одна в Долине, лишившись дочери, так же, как он - сына, ему становилось ее жалко. Тем не менее в отличие от нее у него есть целая орава разъяренных фаэри, за которых он в ответе. Нельзя позволять даже Эйлин перечить Владыке Леса. Поразмыслив, он решил явиться перед ней со словами: "Видишь? Ты уже скучаешь по роскоши, которую я мог бы тебе дать", - а потом предложить взаимовыгодный обмен.
Перед этим, правда, Хеллорин произвел небольшую разведку и теперь скрежетал зубами, наблюдая идиллические сцены домашних хлопот на островке. Что здесь произошло, пока его не было? Кто этот проклятущий смертный? Хеллорин ожидал застать Эйлин одну-одинешеньку, убитую горем, - и вот, пожалуйста! Он собирался торговаться, предложить ей помощь при условии, что она разрешит фаэри поселиться в Долине, и когда увидел, что она вся в делах и заботах, а главное - больше не одинока, сердце его неровно забилось.
Повелитель фаэри продолжал наблюдение до тех пор, пока длинные синие тени не протянули руки, чтобы обнять Долину. Впервые он задал себе вопрос, зачем преследует эту женщину, - и, к своему удивлению, обнаружил, что просто-напросто скучает по требовательной и острой на язычок волшебнице. Она напомнила ему Адрину, мать Д'Арвана, до сей поры его единственную любовь. Кроме того, ему нравились их постоянные стычки, и он не хотел, чтобы они переросли в банальную вражду, тем более что эта вражда была бы поистине смертельной - зная Эйлин, Хеллорин ни минуты в этом не сомневался.
И наконец, хотя такие понятия, как раскаяние и совесть, были чужды Владыке Лесов, он сознавал, что его вчерашний поступок потряс Фею и вызвал у нее отвращение - и у него не было ни малейшего желания, чтобы она укрепилась в этих чувствах.
Впервые в жизни Хеллорин был вынужден признать горькую правду: как бы ни была велика его власть, ему не избежать ответственности за свои поступки. Если бы он не пропустил мимо ушей отчаянные просьбы Эйлин, она не отвергла бы его - и, быть может, в эту минуту Д'Арван был бы здесь. Возвращение скакунов слишком дорого обошлось Повелителю фаэри, и на данный момент они - единственное, что он может предъявить миру, в который вернулся.
Ну что ж, значит, так тому и быть. Хеллорин распрямил затекшую спину. Придется проглотить эту горькую пилюлю и попытаться исправить ошибки. Угрожать Эйлин силой бесполезно, но рано или поздно ей понадобится его помощь, а до тех пор можно и потерпеть. И вообще, кому нужна ее драгоценная Долина? Не лучше ли возвести прекрасный величественный город - и пусть он станет домом для вернувшихся фаэри?
Надо сказать, что эта идея родилась у него еще прошлой ночью, на негостеприимных вересковых пустошах, и с тех пор не давала ему покоя. Сердце его стучало от волнения, когда он начинал ее обдумывать. Хеллорин вспомнил, что далеко на севере, в высоких горах, где гуляют холодные ветры и редко встречаются люди, есть глубокое озеро с крутыми берегами, поросшими сосной. Это озеро, над которым в любую погоду висит туман, в древности называлось Озером Летящей Лошади, и кому, кроме фаэри с их волшебными табунами, может оно предназначаться? У кромки озера возвышается зеленый холм - Холм Летящей Лошади, великолепное место для будущего города.
Губы Хеллорина сами собой растянулись в улыбке. Даже с помощью магии возвести город непросто - понадобится много рабов, и брать их в Нексисе и других человеческих поселениях будет замечательным развлечением. Совсем как в старые добрые времена!
На мгновение у него мелькнула мысль, что Эйлин это не понравится, но он от нее отмахнулся. Не хватало еще Повелителю фаэри жить с оглядкой на какую-то капризную бабу!
Кроме того, она сама виновата: не прощала бы его, он и не затевал бы никаких строительств, а спокойно бы расселил своих подданных в Долине. Хеллорин пошел обратно, по пути созывая фаэрн и отдавая приказы седлать скакунов. Пусть Эйлин пока воображает", что она победила Он даже готов пожертвовать белой кобылой, чтобы она побольше уверилась в этом, но скоро, очень скоро, Эйлин поймет, что она натворила.
Хеллорин заулыбался еще шире, представив себе панику, которую посеет в твердыне ненавистных ему чародеев. Впрочем, за исключением Эйлин, в мире больше нет чародеев, неожиданно подумал он. Не проще ли в таком случае захватить Нексис и сэкономить усилия и время? Нет, жить среди бывших врагов не пристало фаэри, во всяком случае, сразу после освобождения. А вот когда его сын вернется в этот мир - в чем Хеллорин был твердо уверен, - тогда он подарит ему Нексис.
Улыбка Повелителя фаэри стала мечтательной. Два великих города, один на севере, другой на юге - и вся земля между ними принадлежит фаэри! Он решил, что, построив свой город, первым делом создаст там новое магическое окно, специально настроенное на Д'Арвана, чтобы, как только тот вернется, отправить ему на подмогу воинов. Правда, их расставание было не особенно теплым, но Владыка Лесов не терял уверенности, что мальчишка еще образумится. А чтобы ускорить этот процесс, существует немало способов, и когда Д'Арван примкнет к когорте своего отца, мечта Повелителя фаэри исполнится.
Будь Хеллорин в эту минуту способен заглянуть в Нексис, он, возможно, поумерил бы свой пыл. С уходом Элизеф город лишился правителей-магов, и незримые силы, не сдерживаемые более древними заклинаниями, зашевелились в земных глубинах.
***
Было время, когда он расхаживал по земле в образе великана. Было время, когда он представлял собой нечто большее, чем поверженная, обезумевшая тварь, заключенная в каменную гробницу. Сознание сжималось за долгие годы, его становилось все меньше... Все меньше... Скованный цепью чужого разума, ослепительного и прочного, как алмаз, острого и безжалостного, словно сталь, он ждал - ждал целую вечность, беспомощный, лишенный надежды. И вот впервые возникло тревожное ощущение - неуловимое, словно тоненький лучик, мелькнувший в ночной темноте: незримая трещинка в монолите гробницы.
Ненависть его зашевелилась и начала расти - и одновременно с нею возвращалась и крепла мысль. Сдерживающие заклинания обветшали - и бесконечная ночь его заточения приближалась к концу. И спустя столько лет оказалось, что в нем еще не угасла жажда мщения.
Медленно, постепенно Габал принялся распространять вокруг свою ожившую волю, пытаясь раздвинуть безжизненный камень, окружающий его со всех сторон. Усилием мысли он нащупал в скале слабину, трещинку не толще человеческого волоса, и расширил ее до размеров щелочки.
Потом молдан отдыхал. Скала протестующе скрипела, древняя пыль просачивалась сквозь новые трещинки, разбежавшиеся от первоначальной. Восстановив силы, Габал снова налег на щель, стремясь сделать ее еще больше. Затем он опять остановился передохнуть. Долгожданная свобода была настолько близка, что не спешить было очень трудно, но молдан знал, что если он сейчас надорвется, то останется здесь навсегда.
Усилие - отдых, усилие - отдых. Мысли молдана потонули в дремотном однообразии; он заставил себя забыть даже о надежде - она лишь отвлекала его от основной задачи. Главное - освободиться, а тогда уж придет черед строить планы. Тогда он найдет какую-нибудь пешку, какого-нибудь мозгляка, который переправит его дух через море домой, к любимой горе, где он снова сможет стать прежним и обрести былое могущество.
Габал был готов трудиться до бесконечности - и потому испытал потрясение, внезапно наткнувшись на пустоту. Свободен! Он наконец свободен! Эта мысль пронзила Габала подобно ослепительному лучу, и его сознание вновь обрело четкость. Молдан осмотрелся.
Ничего себе! Пока он сидел взаперти, здесь многое переменилось. Габал осторожно заглянул в хитросплетение тоннелей, коридоров и закоулков, пронизывающих землю под обиталищем магов. Невероятно! Чародеи, должно быть, трудились немало столетий, чтобы создать эту махину. Молдан наткнулся на место, где подземные коридоры пересекались с канализационной системой Нексиса, и злорадно захихикал: стоит только обрушить парочку тоннелей, проходящих под городом...
Но, увы, он уже не тот, что прежде. Чародеи лишили его былой мощи, и пройдет много времени, пока силы самой земли не излечат и не обновят его. Обрушив город сейчас, он лишится остатков энергии, так что лучше повременить. Все равно чародеев уже не осталось, и то, что ему удалось освободиться, - лучшее тому подтверждение. Но что, однако, с ними случилось? Габал всей душой надеялся, что угасание Волшебного Народа сопровождалось величайшими мучениями и страданиями.
Снедаемый любопытством, молдан заглянул в катакомбы, что находились непосредственно под Академией, но, к своему разочарованию, не обнаружил там зашифрованных в камне посланий - молдан пользовались именно такой письменностью, - а необъятное собрание свитков и фолиантов было для него всего лишь кучками высохших растений и кожи животных. Габал терялся в догадках, зачем чародеям понадобилось хранить этот хлам.
Потом мысль его дотянулась до комнаты с Нихилим - и в ужасе бежала оттуда, втянувшись в ядро сознания молдана подобно щупальцу морского животного. Заклинание времени было ему слишком хорошо знакомо, ибо именно с его помощью чародеи тысячелетия назад поработили Габала. О Призраках Смерти он не имел ни малейшего понятия, но от них за версту несло ужасной магией, и молдан подумал, что если чародеи осмелились забраться в такие жуткие дебри, то нет ничего удивительного в том, что они вымерли.
Немного передохнув, он снова начал осторожно ощупывать пространство, готовый к очередным неприятным открытиям. Новые и новые комнаты, новые и новые горы мусора. Внезапно Габал почуял знакомый металлический холодок заклинания времени - и остановился как вкопанный. Здесь был чародей! Один из тех, кого молдан ненавидел больше всего на свете. Будь у Габала голос, он бы взвыл от ярости - и город содрогнулся бы от этого крика.
Потом Габал успокоился. Стало быть, один из этого нечистого племени выжил, хотя бы одному не удастся избежать мести. Молдан с опаской подобрался к заклинанию и принялся искать способ обратить его во что-нибудь более ужасное. Он был предельно внимателен: при попытке изменить магическое поле, созданное не тобой, жертва может случайно освободиться и...
Поздно! Магический засов раскалился и начал прожигать дорожку по мысленной ниточке, выпущенной Габалом.
Внезапно молдан оказался полностью парализован и перестал воспринимать внешний мир.
- Попался! - проскрипел старческий голос, грозно вклинившийся в темное, изолированное ядро сознания Габала.
- У тебя ничего нет, чародей! - выпалил молдан, сам понимая, что эти слова не более чем блеф. Произнося их, он сделал попытку освободиться из тисков чужой воли, но неприятель только усилил хватку, не давая ему уйти, и начал кромсать его разум стальными когтями, обнажая самые сокровенные мысли Габала. Молдан забился в агонии и беззвучно закричал, когда все его существо, все его тайные надежды и страхи открылись обжигающему взору ужасного чародея.
Казалось, эти мучения длятся вечно. Но наконец истерзанный молдан, всхлипывая, скорчился перед своим мучителем, пытаясь собрать жалкие остатки мыслей, словно лохмотья изорванного одеяния.
- Прекрасно, - мрачно проскрипел голос. - Просто прекрасно. Да это, никак, молдан - один из древних стихийных духов земли, прибывший к нам из-за океана? - Голос вдруг стал мягким и вкрадчивым. - Ну что ж, молдан, я уверен, что мы с тобой можем достичь взаимопонимания.
Миафан самодовольно улыбнулся, туже затягивая петлю своей воли на сознании молдана. Ему повезло: он захватил духа врасплох, и теперь его жизнь зависит от того, сумеет ли он и дальше держать Габала в повиновении, так как, похоже, ему суждено стать основным орудием мага. Теперь Миафан знал, чего молдан желает больше всего: найти того, кто доставит его домой. И по закону своего племени он окажется в неоплатном долгу перед тем, кто сделает это.
Значит, Элизеф осмелилась его предать? Ну что ж, судя по мыслям молдана, боги заставили ее поплатиться за это жизнью. Ветхость заклинаний, которые сковывали и Габала, и Миафана, свидетельствовала о том, что в Нексисе не осталось волшебников, кроме него самого. Но несмотря на то что Миафан мог с легкостью вернуться в Академию и взять бразды правления в свои руки, осторожность подсказывала, что не стоит спешить подбирать город на том месте, где его бросили. Элизеф могла погибнуть только в единоборстве с Ориэллой - и кто знает, сколько Талисманов сейчас в руках у победительницы?
И даже если Ориэлла проиграла, это ничего не меняет. Оставаясь в Нексисе, он будет представлять собой слишком удобную мишень. Надо скрыться где-нибудь в совершенно неожиданном месте, где его никто не будет искать, как следует осмотреться и только потом принимать решение. Нелишне также заиметь могущественного союзника. Миафану пришло в голову, что, заручившись поддержкой молдана и проявив изобретательность, он сможет подстроить смертельную ловушку тому, кто сейчас владеет Талисманами Власти, - буде таковой посмеет вернуться в Нексис.
Разрушительные способности народа молдан давно вошли в легенду - а главное, чтобы ими воспользоваться, присутствие Габала вовсе не обязательно. Достаточно уговорить его заключить свою волю в камень в виде заклинания, которое сработает в определенных условиях - когда в Нексисе появятся Талисманы.
Верховный Маг перестал хмурить брови и улыбнулся холодной, расчетливой улыбкой.
- Ну, молдан, - спросил он с фальшивым участием, - как именно ты хотел бы вернуться домой?
Глава 4
БЕЗМОЛВИЕ ЛЕТ
Пламенеющий Меч развернулся, царапнув по белому камню. Почерневший кубок, чей облик приняла Чаша Жизни, со звоном покатился по полу и, описав дугу, остановился. Элизеф упала на колени, потеряв равновесие, коснулась руками поверхности камня - и вскрикнула от боли в обожженных Мечом ладонях. Волшебница Погоды инстинктивно блокировала боль, но дальнейшее лечение проводить не стала: сейчас это был предел ее возможностей.
Когда успела наступить ночь? Головокружение постепенно прошло, и Элизеф начала осматриваться, ожидая различить в темноте очертания Долины, которую она покинула, казалось, минуту назад. Но вместо этого ее взгляд наткнулся на низкую белую стену из перламутрового мрамора, еще хранящего собственное слабое сияние. Пораженная, Элизеф неуверенно поднялась на ноги и выглянула за парапет. Ее взору предстал Нексис - она различила даже силуэты холмов на фоне черного неба, но сам город, очертания его зданий и улиц казались иными, не такими, какими она их помнила. Впрочем, радуясь тому, что увидела, Элизеф не придала этому значения. Тихий крик торжества вырвался у нее из груди: каким-то чудом кубок перенес ее в Академию, прямо на площадку, венчающую Башню Магов. Она не обращалась к богам, но, похоже, ее невысказанные молитвы были ими услышаны. Она не просто осталась жива, проскользнув сквозь дыру в реальности, - она оказалась дома и в безопасности.
Слегка поеживаясь от прохладного ветерка, Волшебница Погоды прислонилась к мраморному парапету и глубоко вдохнула благословенный воздух Нексиса, чуть отдающий дымком. Чудесное спасение привело ее в прекрасное расположение духа. Элизеф была чрезвычайно довольна собой, будто именно себе она была обязана таким везением. Правда, Ориэллу победить не вышло, но то, что ей удалось выжить при столь драматических обстоятельствах, это уже неплохо. Элизеф попыталась подробнее припомнить эти обстоятельства, но в памяти осталась лишь ослепительная многоцветная вспышка и ощущение, будто ее засасывает черный вихрь. Элизеф припомнила, как отчаянно кричала, что хочет назад, в Академию, - и улыбнулась. Кто бы мог подумать, что Талисманы так буквально воспримут ее пожелание? Значит, ее спасла лишь сильная воля, заставившая их это сделать.
От созерцания Нексиса ее оторвал шорох за спиной и смутное движение, которое она уловила краем глаза. Элизеф обернулась, испуганно выругавшись. Какая-то темная фигура медленно подбиралась к Мечу, бледная рука уже тянулась к рукоятке. Анвар! Элизеф не произнесла, а выплюнула ненавистное имя. Сначала от страха, а потом от радости она позабыла, что любовник Ориэллы был тоже подхвачен вихрем.
Волшебница Погоды увидела, как вздрогнул Анвар, поняв, что обнаружен. Их взгляды на мгновение встретились, и в его глазах Элизеф прочла испуг, смешанный с решимостью, а еще - стальной холод непреодолимого отвращения. Внезапно он с необычайным проворством наклонился и схватил Меч, но Элизеф действовала незамедлительно: собрав свою магическую силу, она направила ее на Анвара, придав ей форму черного клубка, перевитого ослепительно серебристо-голубой нитью.
Анвар конвульсивно дернулся, когда чары накрыли его подобно извивающимся клубам дыма, - и сразу же замер, бездыханный и неподвижный, выключенный из потока времени до тех пор, пока Элизеф не пожелает его освободить.
Громко расхохотавшись, Волшебница Погоды подошла ближе. Как легко оказалось вывести его из игры! Впрочем, после пленения Миафана сковать заклинанием времени любого мага не составляло для нее труда, не говоря уж о бывшем рабе, который без поддержки Ориэллы - меньше чем ничто. А кстати, где же она сама? Похоже, побоялась лезть сюда следом за своим так называемым возлюбленным. Но рано или поздно она появится, и тогда... Элизеф холодно улыбнулась. Трогательная любовь к этому полукровке станет роковой для Ориэллы. Используя Анвара в качестве приманки, она, Элизеф, сможет навсегда избавиться от своего врага.
Она повернулась и пошла прочь, оставив Анвара лежать на холодных камнях. Элизеф не сомневалась в надежности своего заклинания. Подойдя к двери, ведущей внутрь башни, она потянула за щеколду, недоуменно подняла бровь, потянула сильнее - и нахмурилась. Заперто? Но ведь эта дверь никогда не запиралась! При ближайшем рассмотрении выяснилось, что засов просто зарос ржавчиной.
Он без труда обнаружил убежище Искальды и, боясь ее напугать, зашел с подветренной стороны. Лошадь была в плачевном состоянии. Передняя нога, распухшая, торчала под неестественным углом, морду пересекала длинная рваная рана, едва не задевающая левый глаз, грива была спутана, шкура исцарапана. Глядя на нее сквозь ветки, юноша задумался, как лучше помочь несчастной, и в этот момент Искальда подняла голову, увидела его и радостно заржала. Язур с облегчением улыбнулся. Значит, человеческой части своего разума она не утратила. Он подошел ближе и вдруг заметил волчонка, который доверчиво прижимался к теплому боку лошади. Во имя Жнеца, на что Искальде волк?! Язур склонился над зверенышем, чтобы разглядеть его лучше, и сначала оцепенел, не веря своим глазам, а потом пришел в ужас. Вульф едва не умирает от слабости, а он стоит тут как дурак, вместо того, чтобы сейчас же отнести его в безопасное место! Ух, Ориэлла спустит с него шкуру, если узнает!
Язур поднял волчонка, сунул себе за пазуху, а потом помог Искальде подняться.
- Прости, - сказал он, - но нужно как можно скорее вернуть Вульфа Эйлин.
***
Волшебница спустилась к берегу и присела на большой камень, торчащий у самой кромки воды По бирюзовой поверхности озера пробегали серебристые солнечные блики, шептал в кронах ветер, пересвистывались в рощице птицы и нежно, едва различимо, плескались о берег волны. Эйлин долго сидела так, упиваясь долгожданным одиночеством. Раздражение и злоба постепенно улеглись, и, поскольку рядом не было никого, кто мог бы отвлечь волшебницу, мысли ее снова и снова возвращались к тем самым вещам, о которых ей пока еще не хотелось задумываться. Вздохнув, она посмотрела на развалины башни. Хватит! Нечего рассиживаться тут и страдать. Надо работать. Надо возвести временное укрытие на островке, надо собрать уцелевших коз, о которых говорила Дульсина, надо разобрать обломки, надо подумать о новом саде... Одним словом, надо строить новую жизнь из осколков старой. Жаль только, что спустя столько лет опять приходится начинать все сначала... Эйлин закрыла лицо руками и потерла усталые глаза, Она еще не принялась за работу, но уже чувствовала, что задача слишком сложна для одного человека.
***
Подходя к острову, Язур увидел Фею в тоске и печали. Ну уж теперь-то госпожа не откажется от его помощи! Она выглядела такой одинокой - как же тут не обрадоваться человеческому обществу? Впрочем, думая так-, Язур скорее подбадривал себя. На примере Ориэллы он знал, что маги не принимают в расчет никакие соображения, когда речь заходит об их гордости. Эйлин и в таком состоянии может запросто вышвырнуть его из Долины - только ради того, чтобы назло всем замкнуться в своем одиночестве. Тогда она получит возможность, не скрываясь, плакать, сколько душе угодно, и гордость ее не пострадает.
"Но это же глупо!" - в очередной раз сказал самому себе Язур. Она же сама от этого мучается! Ради ее же блага он должен ее уломать. А Искальде нужна помощь, и если волшебнице спокойно все объяснить, она же не выгонит раненого? И кроме того... Он посмотрел на волчонка, которого держал на руках. Она должна по крайней мере поблагодарить его за то, что он нашел ее внука. Он посмотрел на Искальду, которая терпеливо ждала рядом. Они шли очень долго, но кобыла наотрез отказалась остаться в укрытии, пока Язур не вернется за ней вместе с Эйлин. В общем, тянуть дальше нельзя. Маленький Вульф нуждается в тепле и пище.
- Я рассчитываю на твою помощь, - сказал Язур Искальде. - Хотя одному Жнецу известно, чем ты мне можешь помочь, - добавил он себе под нос и, набрав в грудь побольше воздуха, крепче прижал волчонка к груди и вышел из тени.
Увидев Язура, Эйлин мгновенно пришла в бешенство:
- Ты! Что тебе надо?! О боги, почему ты не ушел вместе со всеми!
Речь, которую Язур так старательно подготовил, тут же выветрилась у него из головы.
- Я... - Он прокашлялся и поднял повыше волчонка. - Госпожа, я нашел твоего внука.
- Что?! Этот волк - мой внук? Как смеешь ты надо мной насмехаться, смертный?
Язур почувствовал, что в нем самом растет гнев, вызванный несправедливыми обвинениями.
- Я не насмехаюсь! - заорал он в ответ. - Во имя Ориэллы, я никогда бы себе этого не позволил! Но посмотри! - Он снова поднял волчонка выше. - Ты только посмотри на него, упрямая ты колдунья! Его заколдовал враг Ориэллы, могущественный волшебник, но все же это твоя плоть и кровь! Ради него, ради свой дочери, попробуй взглянуть сердцем - и ты увидишь, кто он на самом деле!
Эйлин открыла рот, потом снова закрыла. Она медленно подошла и взяла малыша на руки. Язур увидел, как затуманился ее взгляд и слезы потекли по щекам.
- Это мой внук, - прошептала она. - Это он... - Фея внезапно оживилась и принялась хлопотать:
- О боги, так же нельзя! Язур, скорее набери хворосту и разведи костер. И нам нужен навес - бедный ребенок уже достаточно ночей провел под открытым небом. А ты, бедная моя, - сказала она Искальде так, словно та по-прежнему была человеком, - прости, но тебе придется еще немножко подождать, пока я смогу тобой заняться...
Что она говорила дальше, Язур уже не слышал: он торопился исполнить ее поручение, радуясь в душе, что нашелся повод исчезнуть, прежде чем Фея успела заметить улыбку у него на лице.
Глава 3
КОРОЛЬ У ПОДНОЖИЯ ХОЛМОВ
Удивительно, думала Эйлин, как внезапно, в одночасье, может измениться жизнь человека. Новые обязанности не оставляли ей времени предаваться скорби. Язур расчистил прежний очаг в том месте, где когда-то была кухня, и теперь сооружал подобие хижины, используя единственный уцелевший участок стены. Эйлин разослала во все стороны мысленные приказы, но волков, пришедших вместе с Ориэллой из южных гор, не обнаружила: вероятнее всего, они погибли в огне пожара. Тогда Фея призвала волчью семью из Долины - это были потомки тех, с которыми Ориэлла в детстве играла, а у волков долгая память на такие вещи, поэтому они были счастливы принять участие в воспитании ее сына и внука своей госпожи.
Искальда выглядела уже гораздо лучше. Правда, у Эйлин никогда не было особых способностей к исцелению, но что могла, она сделала: промыла ранки от шипов, сняла боль, заживила ссадины. У Искальды, к счастью, оказался не перелом, а всего лишь вывих, правда, довольно серьезный, и Эйлин, послушавшись совета Язура, прибегла к средствам лечения, принятым у смертных, сделав Искальде припарки из мха и лечебных трав.
Когда Язур впервые сообщил ей, что решил остаться, Эйлин дала ему краткий и, конечно же, отрицательный ответ, но по зрелом размышлении передумала, и, как оказалось, это было лучшее решение, какое она приняла на своем веку. Волшебница с удовольствием втянула дразнящий аромат оленины, которую Язур жарил на костре. "Он не только ловкий охотник и следопыт, не только может построить навес так же легко, как машет мечом, он еще и стряпать умеет, - подумала она с улыбкой. - Когда я снова увижу дочь - а я должна верить, что снова ее увижу, - надо не забыть похвалить ее за то, что она так хорошо научилась выбирать друзей".
Итак, Фея больше не собиралась выгонять юношу, тем более что с появлением Вульфа хлопот у нее прибавилось. Форрал в свое время научил ее одному: нет ничего плохого в том, чтобы принять честно предложенную помощь, равно как и в том, чтобы признать, что невозможно сделать все в одиночку. Эйлин понимала, что, потакая своей гордости, она повредит прежде всего Вульфу, а бедный мальчик и так уже порядочно натерпелся. Эйлин не собиралась повторять ошибку, которую она допустила, воспитывая Ориэллу.
***
Несмотря на то что Эйлин публично его унизила, Хеллорин больше не находил в своем сердце злости. Когда он думал о том, что она осталась одна в Долине, лишившись дочери, так же, как он - сына, ему становилось ее жалко. Тем не менее в отличие от нее у него есть целая орава разъяренных фаэри, за которых он в ответе. Нельзя позволять даже Эйлин перечить Владыке Леса. Поразмыслив, он решил явиться перед ней со словами: "Видишь? Ты уже скучаешь по роскоши, которую я мог бы тебе дать", - а потом предложить взаимовыгодный обмен.
Перед этим, правда, Хеллорин произвел небольшую разведку и теперь скрежетал зубами, наблюдая идиллические сцены домашних хлопот на островке. Что здесь произошло, пока его не было? Кто этот проклятущий смертный? Хеллорин ожидал застать Эйлин одну-одинешеньку, убитую горем, - и вот, пожалуйста! Он собирался торговаться, предложить ей помощь при условии, что она разрешит фаэри поселиться в Долине, и когда увидел, что она вся в делах и заботах, а главное - больше не одинока, сердце его неровно забилось.
Повелитель фаэри продолжал наблюдение до тех пор, пока длинные синие тени не протянули руки, чтобы обнять Долину. Впервые он задал себе вопрос, зачем преследует эту женщину, - и, к своему удивлению, обнаружил, что просто-напросто скучает по требовательной и острой на язычок волшебнице. Она напомнила ему Адрину, мать Д'Арвана, до сей поры его единственную любовь. Кроме того, ему нравились их постоянные стычки, и он не хотел, чтобы они переросли в банальную вражду, тем более что эта вражда была бы поистине смертельной - зная Эйлин, Хеллорин ни минуты в этом не сомневался.
И наконец, хотя такие понятия, как раскаяние и совесть, были чужды Владыке Лесов, он сознавал, что его вчерашний поступок потряс Фею и вызвал у нее отвращение - и у него не было ни малейшего желания, чтобы она укрепилась в этих чувствах.
Впервые в жизни Хеллорин был вынужден признать горькую правду: как бы ни была велика его власть, ему не избежать ответственности за свои поступки. Если бы он не пропустил мимо ушей отчаянные просьбы Эйлин, она не отвергла бы его - и, быть может, в эту минуту Д'Арван был бы здесь. Возвращение скакунов слишком дорого обошлось Повелителю фаэри, и на данный момент они - единственное, что он может предъявить миру, в который вернулся.
Ну что ж, значит, так тому и быть. Хеллорин распрямил затекшую спину. Придется проглотить эту горькую пилюлю и попытаться исправить ошибки. Угрожать Эйлин силой бесполезно, но рано или поздно ей понадобится его помощь, а до тех пор можно и потерпеть. И вообще, кому нужна ее драгоценная Долина? Не лучше ли возвести прекрасный величественный город - и пусть он станет домом для вернувшихся фаэри?
Надо сказать, что эта идея родилась у него еще прошлой ночью, на негостеприимных вересковых пустошах, и с тех пор не давала ему покоя. Сердце его стучало от волнения, когда он начинал ее обдумывать. Хеллорин вспомнил, что далеко на севере, в высоких горах, где гуляют холодные ветры и редко встречаются люди, есть глубокое озеро с крутыми берегами, поросшими сосной. Это озеро, над которым в любую погоду висит туман, в древности называлось Озером Летящей Лошади, и кому, кроме фаэри с их волшебными табунами, может оно предназначаться? У кромки озера возвышается зеленый холм - Холм Летящей Лошади, великолепное место для будущего города.
Губы Хеллорина сами собой растянулись в улыбке. Даже с помощью магии возвести город непросто - понадобится много рабов, и брать их в Нексисе и других человеческих поселениях будет замечательным развлечением. Совсем как в старые добрые времена!
На мгновение у него мелькнула мысль, что Эйлин это не понравится, но он от нее отмахнулся. Не хватало еще Повелителю фаэри жить с оглядкой на какую-то капризную бабу!
Кроме того, она сама виновата: не прощала бы его, он и не затевал бы никаких строительств, а спокойно бы расселил своих подданных в Долине. Хеллорин пошел обратно, по пути созывая фаэрн и отдавая приказы седлать скакунов. Пусть Эйлин пока воображает", что она победила Он даже готов пожертвовать белой кобылой, чтобы она побольше уверилась в этом, но скоро, очень скоро, Эйлин поймет, что она натворила.
Хеллорин заулыбался еще шире, представив себе панику, которую посеет в твердыне ненавистных ему чародеев. Впрочем, за исключением Эйлин, в мире больше нет чародеев, неожиданно подумал он. Не проще ли в таком случае захватить Нексис и сэкономить усилия и время? Нет, жить среди бывших врагов не пристало фаэри, во всяком случае, сразу после освобождения. А вот когда его сын вернется в этот мир - в чем Хеллорин был твердо уверен, - тогда он подарит ему Нексис.
Улыбка Повелителя фаэри стала мечтательной. Два великих города, один на севере, другой на юге - и вся земля между ними принадлежит фаэри! Он решил, что, построив свой город, первым делом создаст там новое магическое окно, специально настроенное на Д'Арвана, чтобы, как только тот вернется, отправить ему на подмогу воинов. Правда, их расставание было не особенно теплым, но Владыка Лесов не терял уверенности, что мальчишка еще образумится. А чтобы ускорить этот процесс, существует немало способов, и когда Д'Арван примкнет к когорте своего отца, мечта Повелителя фаэри исполнится.
Будь Хеллорин в эту минуту способен заглянуть в Нексис, он, возможно, поумерил бы свой пыл. С уходом Элизеф город лишился правителей-магов, и незримые силы, не сдерживаемые более древними заклинаниями, зашевелились в земных глубинах.
***
Было время, когда он расхаживал по земле в образе великана. Было время, когда он представлял собой нечто большее, чем поверженная, обезумевшая тварь, заключенная в каменную гробницу. Сознание сжималось за долгие годы, его становилось все меньше... Все меньше... Скованный цепью чужого разума, ослепительного и прочного, как алмаз, острого и безжалостного, словно сталь, он ждал - ждал целую вечность, беспомощный, лишенный надежды. И вот впервые возникло тревожное ощущение - неуловимое, словно тоненький лучик, мелькнувший в ночной темноте: незримая трещинка в монолите гробницы.
Ненависть его зашевелилась и начала расти - и одновременно с нею возвращалась и крепла мысль. Сдерживающие заклинания обветшали - и бесконечная ночь его заточения приближалась к концу. И спустя столько лет оказалось, что в нем еще не угасла жажда мщения.
Медленно, постепенно Габал принялся распространять вокруг свою ожившую волю, пытаясь раздвинуть безжизненный камень, окружающий его со всех сторон. Усилием мысли он нащупал в скале слабину, трещинку не толще человеческого волоса, и расширил ее до размеров щелочки.
Потом молдан отдыхал. Скала протестующе скрипела, древняя пыль просачивалась сквозь новые трещинки, разбежавшиеся от первоначальной. Восстановив силы, Габал снова налег на щель, стремясь сделать ее еще больше. Затем он опять остановился передохнуть. Долгожданная свобода была настолько близка, что не спешить было очень трудно, но молдан знал, что если он сейчас надорвется, то останется здесь навсегда.
Усилие - отдых, усилие - отдых. Мысли молдана потонули в дремотном однообразии; он заставил себя забыть даже о надежде - она лишь отвлекала его от основной задачи. Главное - освободиться, а тогда уж придет черед строить планы. Тогда он найдет какую-нибудь пешку, какого-нибудь мозгляка, который переправит его дух через море домой, к любимой горе, где он снова сможет стать прежним и обрести былое могущество.
Габал был готов трудиться до бесконечности - и потому испытал потрясение, внезапно наткнувшись на пустоту. Свободен! Он наконец свободен! Эта мысль пронзила Габала подобно ослепительному лучу, и его сознание вновь обрело четкость. Молдан осмотрелся.
Ничего себе! Пока он сидел взаперти, здесь многое переменилось. Габал осторожно заглянул в хитросплетение тоннелей, коридоров и закоулков, пронизывающих землю под обиталищем магов. Невероятно! Чародеи, должно быть, трудились немало столетий, чтобы создать эту махину. Молдан наткнулся на место, где подземные коридоры пересекались с канализационной системой Нексиса, и злорадно захихикал: стоит только обрушить парочку тоннелей, проходящих под городом...
Но, увы, он уже не тот, что прежде. Чародеи лишили его былой мощи, и пройдет много времени, пока силы самой земли не излечат и не обновят его. Обрушив город сейчас, он лишится остатков энергии, так что лучше повременить. Все равно чародеев уже не осталось, и то, что ему удалось освободиться, - лучшее тому подтверждение. Но что, однако, с ними случилось? Габал всей душой надеялся, что угасание Волшебного Народа сопровождалось величайшими мучениями и страданиями.
Снедаемый любопытством, молдан заглянул в катакомбы, что находились непосредственно под Академией, но, к своему разочарованию, не обнаружил там зашифрованных в камне посланий - молдан пользовались именно такой письменностью, - а необъятное собрание свитков и фолиантов было для него всего лишь кучками высохших растений и кожи животных. Габал терялся в догадках, зачем чародеям понадобилось хранить этот хлам.
Потом мысль его дотянулась до комнаты с Нихилим - и в ужасе бежала оттуда, втянувшись в ядро сознания молдана подобно щупальцу морского животного. Заклинание времени было ему слишком хорошо знакомо, ибо именно с его помощью чародеи тысячелетия назад поработили Габала. О Призраках Смерти он не имел ни малейшего понятия, но от них за версту несло ужасной магией, и молдан подумал, что если чародеи осмелились забраться в такие жуткие дебри, то нет ничего удивительного в том, что они вымерли.
Немного передохнув, он снова начал осторожно ощупывать пространство, готовый к очередным неприятным открытиям. Новые и новые комнаты, новые и новые горы мусора. Внезапно Габал почуял знакомый металлический холодок заклинания времени - и остановился как вкопанный. Здесь был чародей! Один из тех, кого молдан ненавидел больше всего на свете. Будь у Габала голос, он бы взвыл от ярости - и город содрогнулся бы от этого крика.
Потом Габал успокоился. Стало быть, один из этого нечистого племени выжил, хотя бы одному не удастся избежать мести. Молдан с опаской подобрался к заклинанию и принялся искать способ обратить его во что-нибудь более ужасное. Он был предельно внимателен: при попытке изменить магическое поле, созданное не тобой, жертва может случайно освободиться и...
Поздно! Магический засов раскалился и начал прожигать дорожку по мысленной ниточке, выпущенной Габалом.
Внезапно молдан оказался полностью парализован и перестал воспринимать внешний мир.
- Попался! - проскрипел старческий голос, грозно вклинившийся в темное, изолированное ядро сознания Габала.
- У тебя ничего нет, чародей! - выпалил молдан, сам понимая, что эти слова не более чем блеф. Произнося их, он сделал попытку освободиться из тисков чужой воли, но неприятель только усилил хватку, не давая ему уйти, и начал кромсать его разум стальными когтями, обнажая самые сокровенные мысли Габала. Молдан забился в агонии и беззвучно закричал, когда все его существо, все его тайные надежды и страхи открылись обжигающему взору ужасного чародея.
Казалось, эти мучения длятся вечно. Но наконец истерзанный молдан, всхлипывая, скорчился перед своим мучителем, пытаясь собрать жалкие остатки мыслей, словно лохмотья изорванного одеяния.
- Прекрасно, - мрачно проскрипел голос. - Просто прекрасно. Да это, никак, молдан - один из древних стихийных духов земли, прибывший к нам из-за океана? - Голос вдруг стал мягким и вкрадчивым. - Ну что ж, молдан, я уверен, что мы с тобой можем достичь взаимопонимания.
Миафан самодовольно улыбнулся, туже затягивая петлю своей воли на сознании молдана. Ему повезло: он захватил духа врасплох, и теперь его жизнь зависит от того, сумеет ли он и дальше держать Габала в повиновении, так как, похоже, ему суждено стать основным орудием мага. Теперь Миафан знал, чего молдан желает больше всего: найти того, кто доставит его домой. И по закону своего племени он окажется в неоплатном долгу перед тем, кто сделает это.
Значит, Элизеф осмелилась его предать? Ну что ж, судя по мыслям молдана, боги заставили ее поплатиться за это жизнью. Ветхость заклинаний, которые сковывали и Габала, и Миафана, свидетельствовала о том, что в Нексисе не осталось волшебников, кроме него самого. Но несмотря на то что Миафан мог с легкостью вернуться в Академию и взять бразды правления в свои руки, осторожность подсказывала, что не стоит спешить подбирать город на том месте, где его бросили. Элизеф могла погибнуть только в единоборстве с Ориэллой - и кто знает, сколько Талисманов сейчас в руках у победительницы?
И даже если Ориэлла проиграла, это ничего не меняет. Оставаясь в Нексисе, он будет представлять собой слишком удобную мишень. Надо скрыться где-нибудь в совершенно неожиданном месте, где его никто не будет искать, как следует осмотреться и только потом принимать решение. Нелишне также заиметь могущественного союзника. Миафану пришло в голову, что, заручившись поддержкой молдана и проявив изобретательность, он сможет подстроить смертельную ловушку тому, кто сейчас владеет Талисманами Власти, - буде таковой посмеет вернуться в Нексис.
Разрушительные способности народа молдан давно вошли в легенду - а главное, чтобы ими воспользоваться, присутствие Габала вовсе не обязательно. Достаточно уговорить его заключить свою волю в камень в виде заклинания, которое сработает в определенных условиях - когда в Нексисе появятся Талисманы.
Верховный Маг перестал хмурить брови и улыбнулся холодной, расчетливой улыбкой.
- Ну, молдан, - спросил он с фальшивым участием, - как именно ты хотел бы вернуться домой?
Глава 4
БЕЗМОЛВИЕ ЛЕТ
Пламенеющий Меч развернулся, царапнув по белому камню. Почерневший кубок, чей облик приняла Чаша Жизни, со звоном покатился по полу и, описав дугу, остановился. Элизеф упала на колени, потеряв равновесие, коснулась руками поверхности камня - и вскрикнула от боли в обожженных Мечом ладонях. Волшебница Погоды инстинктивно блокировала боль, но дальнейшее лечение проводить не стала: сейчас это был предел ее возможностей.
Когда успела наступить ночь? Головокружение постепенно прошло, и Элизеф начала осматриваться, ожидая различить в темноте очертания Долины, которую она покинула, казалось, минуту назад. Но вместо этого ее взгляд наткнулся на низкую белую стену из перламутрового мрамора, еще хранящего собственное слабое сияние. Пораженная, Элизеф неуверенно поднялась на ноги и выглянула за парапет. Ее взору предстал Нексис - она различила даже силуэты холмов на фоне черного неба, но сам город, очертания его зданий и улиц казались иными, не такими, какими она их помнила. Впрочем, радуясь тому, что увидела, Элизеф не придала этому значения. Тихий крик торжества вырвался у нее из груди: каким-то чудом кубок перенес ее в Академию, прямо на площадку, венчающую Башню Магов. Она не обращалась к богам, но, похоже, ее невысказанные молитвы были ими услышаны. Она не просто осталась жива, проскользнув сквозь дыру в реальности, - она оказалась дома и в безопасности.
Слегка поеживаясь от прохладного ветерка, Волшебница Погоды прислонилась к мраморному парапету и глубоко вдохнула благословенный воздух Нексиса, чуть отдающий дымком. Чудесное спасение привело ее в прекрасное расположение духа. Элизеф была чрезвычайно довольна собой, будто именно себе она была обязана таким везением. Правда, Ориэллу победить не вышло, но то, что ей удалось выжить при столь драматических обстоятельствах, это уже неплохо. Элизеф попыталась подробнее припомнить эти обстоятельства, но в памяти осталась лишь ослепительная многоцветная вспышка и ощущение, будто ее засасывает черный вихрь. Элизеф припомнила, как отчаянно кричала, что хочет назад, в Академию, - и улыбнулась. Кто бы мог подумать, что Талисманы так буквально воспримут ее пожелание? Значит, ее спасла лишь сильная воля, заставившая их это сделать.
От созерцания Нексиса ее оторвал шорох за спиной и смутное движение, которое она уловила краем глаза. Элизеф обернулась, испуганно выругавшись. Какая-то темная фигура медленно подбиралась к Мечу, бледная рука уже тянулась к рукоятке. Анвар! Элизеф не произнесла, а выплюнула ненавистное имя. Сначала от страха, а потом от радости она позабыла, что любовник Ориэллы был тоже подхвачен вихрем.
Волшебница Погоды увидела, как вздрогнул Анвар, поняв, что обнаружен. Их взгляды на мгновение встретились, и в его глазах Элизеф прочла испуг, смешанный с решимостью, а еще - стальной холод непреодолимого отвращения. Внезапно он с необычайным проворством наклонился и схватил Меч, но Элизеф действовала незамедлительно: собрав свою магическую силу, она направила ее на Анвара, придав ей форму черного клубка, перевитого ослепительно серебристо-голубой нитью.
Анвар конвульсивно дернулся, когда чары накрыли его подобно извивающимся клубам дыма, - и сразу же замер, бездыханный и неподвижный, выключенный из потока времени до тех пор, пока Элизеф не пожелает его освободить.
Громко расхохотавшись, Волшебница Погоды подошла ближе. Как легко оказалось вывести его из игры! Впрочем, после пленения Миафана сковать заклинанием времени любого мага не составляло для нее труда, не говоря уж о бывшем рабе, который без поддержки Ориэллы - меньше чем ничто. А кстати, где же она сама? Похоже, побоялась лезть сюда следом за своим так называемым возлюбленным. Но рано или поздно она появится, и тогда... Элизеф холодно улыбнулась. Трогательная любовь к этому полукровке станет роковой для Ориэллы. Используя Анвара в качестве приманки, она, Элизеф, сможет навсегда избавиться от своего врага.
Она повернулась и пошла прочь, оставив Анвара лежать на холодных камнях. Элизеф не сомневалась в надежности своего заклинания. Подойдя к двери, ведущей внутрь башни, она потянула за щеколду, недоуменно подняла бровь, потянула сильнее - и нахмурилась. Заперто? Но ведь эта дверь никогда не запиралась! При ближайшем рассмотрении выяснилось, что засов просто зарос ржавчиной.